Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Быть глотком воды из крана, Чёрствой булкой в целлофане, Одноразовой посудой Да помятым воробьём, Что клюёт сухие крошки, А вчера сбежал от кошки: Дикой, пыльной полосатой, С безнадёжными глазами Цвета злого янтаря. Быть той кошкой — ведь не зря Увернулась от собаки. Быть бездомною собакой, Что не верит никому и не воет на луну, Только смотрит и тоскует, Но отравленной приманки Избегает за версту...
Быть апрельскою метелью и июльским суховеем, Под залатанным асфальтом — обескровленной землёй, Блёклым солнцем в мутном небе, Серым городом, что видит по ночам цветные сны От сумы, тюрьмы, войны в двух шагах, а может, ближе, Но не выше и не ниже...
Быть фузою* на палитре всемогущего Творца, Всеблагого Всеотца.
* фуза — остаток красочной смеси, который не пригодился для картины. Цвет фузы, как правило, тусклый и грязный. Некоторые художники это просто выбрасывают, некоторые используют для грунтовки новых холстов.[/MORE]
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Искала по работе обоснование выбора формата издания. Нашла на сайте некой Белгородской типографии «Книга» много букв на эту тему. Часть — по делу и не вызывает вопросов, хотя понятно, что источник не нов. Начала ходить дальше по разделам и набрела на фрагментик: Припасть Вопросами оформления издатели и полиграфисты стали интересоваться довольно давно. Именно поэтому в России еще до революции появились зачатки теоретических предпосылок оформления, не говоря уже о США, Англии и других странах, где в то время культура буржуазной книги стояла значительно выше, чем в России. В капиталистических странах книгоиздательское дело—это одно из классовых орудий буржуазной культуры и наряду с этим коммерческое предприятие. Улучшить оформление книги — значит дать своей продукции несколько больше возможностей для ее распространения. И здесь на помощь пришло буржуазное книговедение, давшее теоретические предпосылки оформления книги. Если учесть все основные моменты исторического развития книговедческих установок в области оформления книги, можно целиком понять и проанализировать существовавшие еще до последнего времени взгляды в области оформления книги, понять, наконец, то, почему эти взгляды вражд.бны советскому книгоиздательскому делу и ни в какой степени не применимы к практике оформления советской книги. В данном издании не рассматриваются в отдельности различные существующие направления и «оттенки» в области теоретических предпосылок оформления буржуазной книги, начиная с пресловутой «библиономии» и кончая эклектикой Л. И. Гессена. Анализ этих теорий читатель найдет (как указывается в примечании на стр. 4) в соответствующих работах по оформлению книги. Здесь же приводятся данные только об основных, характерных чертах, свойственных всем разновидностям теории оформления книги в капиталистических странах. Книга и печать в целом в капиталистическом обществе являются прежде всего орудием борьбы за укрепление господства буржуазии, средством дезорганизации трудящихся, средством отвлечения их от задач классовой борьбы Утверждая господство капиталистического строя, рассматривая последний как единственно возможный и незыблемый строй, буржуазная печать, выполняя социальный заказ господствующего класса, стремится всеми средствами переманить трудящихся в лагерь буржуазии. Начиная от «заумных» философских сочинений и кончая художественной и так называемой «народной литературой», везде в конечном счете в той или иной степени проводится буржуазная точка зрения, говорящая об «естественности» и незыблемости существующего порядка. Это делается в самых разнообразных, подчас в очень тонких и ловко завуалированных формах, но все это в итоге направлено к единой цели — «уловить» как можно больше читателей. Следует также учесть, что громадное большинство книжной продукции в капиталистических странах рассчитано на сравнительно узкие круги буржуазных читателей, буржуазной интеллигенции и отнюдь не является массовой продукцией. В своей основной массе книга в капиталистических странах является также недоступной широким слоям трудящихся по своей цене, за исключением тех изданий, которые по своему содержанию и установке предназначены к тому, чтобы отвлечь внимание пролетариата от очередных задач классовой борьбы либо направить активность масс по неправильному пути. Оформление книги должно не только привлекать читателя, но также искусно маскировать классовую сущность содержания буржуазной книги красивой и изящной ее внешностью, отвлекающей внимание читателя от классовой направленности книги. Наряду с этим внешность книги, ее коммерческая декоративность, «спасающая» в ряде случаев более чем сомнительного качества содержание, несомненно играла и играет чрезвычайно актуальную роль в практике капиталистической издательской деятельности. Таким образом, основная масса буржуазной книжной продукции в капиталистических странах рассчитана прежде всего на определенные и в достаточной степени изолированные круги буржуазного квалифицированного читателя. Именно на эту солидную книгу и ориентировались, главным образом, буржуазные идеологи оформления, создавая всевозможные правила «искусства книги» (или, иначе, «библиономию»). Эти правила, или «библиономия», и составляют теорию оформления буржуазной книги, предназначенной в основном для узкого круга квалифицированного читателя, часто для читателя-»сноба». То обстоятельство, что эта книга может иногда выйти за пределы намеченного основного контингента читателей, во внимание не принималось.
Заинтересовалась библиономией (никогда раньше не встречала термин!), погуглила и нашла, откуда взята вся эта дивная копипаста: Ну ни фига себе древность! И ведь кому-то не лень было отсканировать старую книжку, распознать и аккуратно залить на сайт типографии! Но первоисточник, что характерно, не указали... XXI век на дворе!
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Оригинал взят в Тень, знай своё место Доктор: Все эти дни я рылся в старинных трудах о людях, потерявших тень. В одном исследовании автор, солидный профессор, рекомендует такое средство: хозяин тени должен крикнуть ей: "Тень, знай свое место"... Е.Шварц.Тень 1. Когда я пытаюсь вспомнить, когда в моей жизни появился страх, мне кажется, что я боялась всегда. Вот я еду в метро с бабушкой, поезд тормозит в тоннеле, я рыдаю: "почему мы стоим?!" Мне страшно, когда на станции двери медлят закрыться (хотя что в этом страшного?) Мы играем, я залезаю в шкаф и панически боюсь, что будет не выбраться. Я боюсь незнакомых людей (спрашиваю у мужа дачной хозяйки, добродушного дяди Лёши, не разбойник ли он). Боюсь оставаться одна дома (этот страх отчасти прошел лишь когда я стала взрослой). Поздним вечером (зима) в панике выбегаю босиком на улицу, высматривая родителей, которые ушли гулять с собакой. Мы с сестрой залезаем на крышу беседки, я боюсь лезть дальше и громко реву. Я боюсь заплывать на глубину. Боюсь кататься на колесе обозрения и подниматься на Исаакиевский собор. Боюсь лазать в "страшные" места вместе с сестрой и её подругой, умоляю их не ходить. Залезаю под одеяло с настольной лампой и до утра читаю, борясь со сном, потому что боюсь заснуть в своей кровати и проснуться в другом месте. Например, в заброшенном доме или на кладбище. Если рассматривать все эти страхи по отдельности - ничего особенного, обычные детские страхи. Но вместе их было слишком много...Но вместе их было слишком много...
А главное, я не осознавала, что со мной что-то не так. Что это болезнь, которую можно вылечить. Я знала, что бояться стыдно, и что смелые люди не слушаются своего страха. Я своего страха слушалась на каждом шагу, а значит, была трусом. Родители не знали и о половине моих страхов, потому что мне было стыдно об этом рассказывать. В какой-то момент (мне было, наверное, лет тринадцать) я решила начать что-то делать со своими страхами. Я устала бояться и чувствовала, что не смогу себя уважать, если так и продолжится. Интуитивно я понимала, что единственный способ справиться со страхом - идти прямо на него. Сказка Астрид Линдгрен "Братья Львиное Сердце" стала для меня руководством к действию. "Но это ведь не мы должны были прыгнуть. Это должен был сделать я. Юнатан сказал, что трудное дело добраться в Нангилиму, и теперь я впервые понял почему. Как мне решиться и когда я смогу решиться на это? «Да, если я не решусь, — подумал я, — то я всего лишь маленькая кучка дерьма, и никогда ничем другим не буду». Я вернулся к Юнатану. - Да, я решаюсь. - сказал я".
Я забиралась на подъёмный кран, и лазала в заброшенные дома, и училась кувыркаться через стул, и плавала по озеру на хлипком плоту. Это прекрасное, опьяняющее чувство: страх можно победить. Всегда ли? До каких пределов может дойти преодоление страха? – я часто думала об этом. Помню, как-то в Новгороде, стоя на крутом горбе моста через Волхов, пыталась представить - смогла бы я прыгнуть отсюда в воду? Не самоубийство, конечно. Проверка. Прыгнуть – и выплыть. Мы с подругой прогуливали школу в Приморском парке победы, и прыгали в снег с ворот стадиона. Было страшно, но потрясающе. Это была настоящая свобода. Мы снимали куртки, валялись в снегу и орали: "я свободеееен! Я забыл, что значит страаах!"
2. — У меня мелькнула мысль о Волан–де–Морте, — признался Гарри. — Но я тут же вспомнил дементора... — Так вот оно что! — вслух рассуждал Люпин. — Поразительно! — Заметив недоумение в лице Гарри, Люпин улыбнулся и прибавил: — Выходит, больше всего на свете ты боишься страха. Это похвально! Гарри Поттер и узник Азкабана
Сейчас я понимаю: это была отважная битва, но битва вслепую. Он отступил на время, но потом вернулся. Мне было тогда шестнадцать. Начались панические атаки в метро, страх, что поезд остановится в тоннеле. Колотится сердце, потеют ладони, виски сдавливает как будто обручем, хочется метаться, орать и биться об стену. На станции выходишь из поезда на подгибающихся ногах и пытаешься привести в порядок дыхание. Не буду описывать свои ощущения подробнее: кто их испытывал, меня поймёт, а кто не испытывал - вряд ли сможет представить. Тебя спрашивают: ну что страшного-то? что может случиться? паника может случиться, этого вполне достаточно. В детстве панические атаки тоже случались, но - это очень важно - тогда у меня не было возможности выйти из пугающей ситуации. Когда я была маленькой, мне не приходило в голову, что я могу избегать метро. Все едут - мама, сестра, бабушка - и я, конечно, с ними. В шестнадцать лет я начала самостоятельно передвигаться по городу. Не помню, когда мне в первый раз пришла в голову идея выйти из метро и поехать на автобусе. Поехала - и почувствовала облегчение. Именно в этот момент я попала в замкнутый круг. Я избегаю пугающей ситуации - чувствую облегчение - мозг это запоминает - делает вывод, что избегаемая ситуация опасна - воспринимает избегание как выход... И вот это - большая ошибка мозга, потому что избегать - это не выход. И вообще, это - иллюзия, что можно чего-то избегать. Я не обо всех страхах, конечно. Моя подруга Саша, например, говорила: "мне повезло - я боюсь крокодилов. Этот страх никак не влияет на мою жизнь".
Я с большой нежностью отношусь к наземному транспорту. За шесть лет без метро я изучила до тонкостей все возможные маршруты. У меня даже появились для них нежные названия. Например, способ добраться от Финляндского вокзала до Проспекта Просвещения я называла "Путём истины". А когда меня спрашивали, почему, объясняла: потому что через ж..." Но сказать, что эти ограничения не влияют на мою жизнь, я не могла. Я ездила в метро только вместе с кем-то и всё равно тряслась от страха. На то, чтобы куда-то добраться, тратилось слишком уж много сил, денег и времени. А если я не могла придумать наземный маршрут, чтобы попасть в нужное место, это превращалось в проблему. Огромным неудобством стал для меня ремонт Троицкого моста. Я жила на Невском и училась на Горьковской (одна остановка на метро) и ходила в институт пешком через Дворцовый мост и Заячий остров. Но дело было даже не в этом: мой страх начал расти. Ну и что, что я не ездила на метро, он всё равно остался. Он почувствовал себя хозяином и стремился занять у меня внутри всё больше места. Я не могу войти в лифт. Ненавижу новые дома, где есть только чёрная лестница, на которую не попасть без ключа. Я караулю внизу жильцов и прошу: не могли бы вы открыть мне чёрную лестницу?" Они смотрели подозрительно, но открывали. И я поднималась на 12-й этаж, трясясь от страха (чёрных лестниц я тоже боялась, но меньше, чем лифта). Я боюсь ездить в переполненном автобусе, хотя раньше никогда не боялась. Я боюсь запираться в туалете - вдруг не смогу открыть замок. Это как раз было время терактов, и мой страх подпитывался страшной информацией из телевизора. Я стала бояться ходить в кино (вдруг захватят) и ходить по людным улицам (вдруг взорвут). Самый пик страха - поездка в Москву на втором курсе института. Я тревожилась, садясь в поезд, хотя всегда очень любила поезда. Москва пугала меня всем: огромными домами, толпами народу, незнакомостью... В Москве невозможно было обходиться без метро (с некоторых пор любой город, где есть метро, начал восприниматься мною как опасное место). У меня начались непонятные, ни к чему конкретно не относящиеся страхи. Я просыпалась в два часа ночи (говорят, у страха это любимое время) и не могла заснуть. Иногда мне становилось невыносимо страшно среди бела дня. Сижу в комнате – и страшно. Хочется выйти. И не понимаешь, почему, что страшно-то? Однажды сидела вот так во дворе, ждала, когда схлынет страх, чтобы вернуться домой. Как-то раз - это было летом - мы с подругой поехали за город. Мы шли через лес, и я чувствовала, что виски по-знакомому сдавливает. Я боялась метро. Шла по лесной дороге - и не видела неба и деревьев, а видела тёмный тоннель. Ну и что, что я вышла из этого страха - он-то из меня не вышел. Я всё время носила его с собой.
Я тогда ещё не знала, что страх умеет заполнять любые формы, и не понимала, что со мной что-то не так. «Доктор, что делать – сюда пальцем ткну – болит, сюда ткну – болит, сюда - болит». И не оказалось рядом доктора, чтобы сказать: да у вас палец сломан! Конечно, я чувствовала, что мне плохо. Но я думала, что мне плохо из-за реальной опасности, и что жить - правда СТРАШНО.
3. И все же он наконец понял, что пытается втолковать ему Дамблдор. «Разницу, — думал Гарри, — между тем, что тебя выволакивают на арену, где ты должен лицом к лицу сразиться со смертью, и тем, что ты сам, с высоко поднятой головой, выходишь на эту арену. Кое-кто, возможно, сказал бы, что выбор тут невелик, но Дамблдор знал, а теперь, — думал Гарри, ощущая прилив гордости, — знаю и я: в этой разнице вся суть и состоит". Гарри Поттер и Принц-Полукровка
Я стала инвалидом. Слишком уж много у меня было ограничений, продиктованных страхом, и они всё росли. Я тогда писала в живом журнале: "Как мне каждый раз неудобно отвечать на "это 15 минут на метро" - "скажите, а какой наземный транспорт к вам ходит?" А ещё паршивее договариваться с хозяином квартиры, чтобы он спустился с 12 этажа, чтобы открыть мне чёрную лестницу. А у хозяина ноги болят и малыша не с кем оставить. "Так пересиль себя и поезжай на лифте!" А я не могу, НЕ МОГУ пересилить". (Не могла. Входила в лифт – и выходила, прежде чем закроются двери) В комментариях мне писали: "Но я правда не понимаю, почему бы Вам не сходить к психотерапевту и не вылечить эти штучки, мешающие Вам жить. Обычные ж ведь фобии, делов-то на пару приёмов. Может, всё-таки соберётесь как-нибудь?" я: Да давно надо сходить. А я всё тяну, т.к. жалко денег.( ну, это отговорка) Значит, всё-таки не так меня всё это напрягает. - Последняя фраза - тоже отговорка. Сходите, не тяните". Я не сходила. Почему? Не верила в психотерапию? Боялась по-настоящему осознать, насколько далёко всё зашло? Не помню. Да и какая разница. Сначала я ещё пыталась бороться, главным образом - при помощи смеха. Смех ведь отлично побеждает страх. Например, я сочиняла стихи про метро. Или переделывала известные песни, чтобы было про метро. И всячески подтрунивала над собой и своими страхами. «О да! На двенадцатый этаж без лифта!» Смех действительно побеждает страх – «Я теперь обожаю встречать мышей, И в грозу я просто влюблён, Потому что нет ничего смешней, Чем опасность со всех сторон.»
– Написала Ксюша Букша, и это совершенная правда, но только не тогда, когда человек страхом болен. Если болен, то опасность со всех сторон – это не смешно. Это постоянная реальность, это твоя родина, сынок, и это уже сильнее смеха, сильнее логики, сильнее литературы, сильнее музыки, сильнее дружеской поддержки. Да что там, это сильнее тебя.
Иногда я мечтала: вот бы взять и перестать бояться метро. Я бы тогда стала свободной. Мечтала как о подарке и как о волшебстве, потому что не верила, что смогу что-то сделать с этим сама. Это продолжалось долгих шесть лет, а потом я начала работать в Приозерском детском доме. Новая работа давалась мне нелегко. На самом деле, это был очень сильный стресс. Причины разбирать не буду, не об этом речь, но ближе к зиме со мной стало происходить что-то по-новому неладное. Наверное, это была депрессия, а может – переутомление, в общем, мне было хреново и ни на что не было сил. В том числе и на то, чтобы ездить «путём истины». В один прекрасный день я почувствовала себя хреново настолько, что решила проехать в метро пару остановок. Потому что мне уже было всё равно. А может, это было такое символическое самоубийство? Результат меня ошеломил: стало как-то лучше. Радостнее, что ли. Что-то во всём этом было такое… Тонизирующее. Я записала в дневнике. «Возможно, я скоро смогу посмеяться над бездной, которая сегодня посмеялась над страхом». Через некоторое время я решилась повторить эксперимент. У меня получилось. Было, конечно, тревожно, но я смогла ездить одна. Сперва две остановки. Потом дольше, но в полупустом вагоне. А потом – всюду. Это было невероятно. Это было такое чувство… Наверное, что-то подобное испытывают люди после тяжелой болезни, делая первые шаги по комнате. «Я снова могу ходить!» И самое главное – это было не чудо, не подарок. Это была моя победа.
Дальше было по-разному: то лучше, то хуже. Главное, что я поняла основополагающее правило: из пугающей ситуации выходить нельзя. Нужно дождаться самой верхней точки страха, пережить её – а потом будет легче. Иногда мне очень сильно хотелось (и сейчас, бывает, хочется) выйти из поезда, но я не выхожу. Особой доблести в этом нет: я просто знаю, что если выйду, будет хуже. И что бежать, по сути, некуда. Страха нельзя избегать, потому что это невозможно. Это звучит мрачновато, но хорошая новость заключается в том, что страх можно победить. Цитата есть такая, из фильма «Джуманджи»: смотри в глаза страху и иди вперёд». Если идти прямо на страх, он отступает. Тревога нарастает, охватывает со всех сторон, давит, выталкивает, а ты стоишь. Стоишь. Стоишь. Тревога растёт - растёт – и всё. Кольцо разомкнуто. Волна уходит обратно в море, ты ждёшь страха, но его нет. Страх не может разрушить.
Сейчас мне гораздо лучше. Просто не сравнить с тем, что было пять лет назад. Теперь нужно взять ещё один рубеж – страх полётов. Через месяц мне предстоит перелёт через Атлантику, и в последние две недели я чувствую, что старый добрый страх пытается вернуться. Да, мне страшно. Но фиг ему. Он как та тень – только попроси один раз сходить вместо тебя к принцессе, так ему сразу захочется и принцессу, и твоего места в жизни. А ты чтобы стал его тенью. Нашла в интернете дистанционный курс Алексея Герваша «Летаем без страха» и буду его заказывать. Прочитала материалы на сайте, отзывы… Далеко не только о полётах, о страхе вообще. Такие противоречивые чувства и мысли у меня возникли. «Боже мой, как много людей, которые мучаются так же, как и я». «Но всё-таки это лечится, нам помогают. И мы сами многое можем» «Если б я прочитала всё это раньше…» На сайте много о панических атаках, о фобиях и тревожности. Я читала и, с одной стороны, испытывала облегчение – картинка сложилась, я наконец поняла, в чём суть моего состояния. Всё-таки сидела у меня в углу сознания мысль, что у меня всё это так, дурь одна… А ещё мне было грустно: почему только сейчас я начала что-то понимать? Столько лет потрачено на избегание страха, подчинение страху, борьбу со страхом. Зато у меня есть основания гордиться собой. Пусть это нескромно прозвучит, но всё равно. Я победила и буду побеждать. Конечно, одной мне было бы не справиться. Если б кто знал, как я благодарна людям, которые держали меня за руку в метро, ездили вместе со мной «путём истины» и не ворчали, обнимали, когда ужас сдавливал мне голову, переделывали вместе со мной песни, «чтобы было про метро», не давали выйти из вагона, когда я просила не давать, да просто не говорили, что это всё блажь и ерунда. Друзья, спасибо вам!
Мне очень понравилась мысль – тоже на этом сайте прочитала. Не помню дословно, но суть такая: «Дело не в том, что страх полётов мешает нам добраться в точку Б из точки А. Дело в том, что он лишает нас свободы. А свобода – главная человеческая ценность». Не знаю, главная или не главная, но одна из главных, это точно. Так что – смотри в глаза страху и иди вперёд.
P.S. А может, когда-нибудь я перестану воспринимать отношения со страхом как войну. Всё-таки столько лет вместе. Иногда хочется поприветствовать его, как старого знакомого: ну что, привет, заходи. Чай будешь? Наверное, он зачем-то мне нужен, этот страх. Но всё-таки пусть знает своё место.
С месяц назад в мои руки попала удивительная книга. Давали мне ее на время, лишь посмотреть, но она произвела на меня такое впечатление, что я не поленилась обыскать книжные магазины и в конце концов приобрела ее.
Сегодня я хочу поделиться с вами этим бесценным произведением.
На мой взгляд, это как раз та литература, которая должна быть в любом доме. Невозможно передать, сколько радости приносит в среднестатистическую семью совершенно прикладная (казалось бы!) книга «Вкусные фантазии из помидоров».
«Простая техника - удивительный результат!» - обещают авторы. И они не обманывают!И они не обманывают!
Я пыталась сфотографировать страницы полноценным фотоаппаратом, но он трижды выпадал из моих слабеющих пальцев. Пришлось ограничиться айфоном. Конечно, его камера не передает всего ошеломляющего воздействия иллюстраций. Но вы сможете составить краткое впечатление и убедиться, насколько вам необходима эта книга.
Начинается она мягко, чтобы не шокировать неподготовленного читателя. С цветов.
Вот - кувшинка:
А это - просто абстрактный цветок:
Читатель светло улыбается, читатель следует дальше, еще не зная, что ждет его за поворотом.
И тогда-то его, расслабленного и беззащитного, встречает
Ацкий Заяц!
Хо-хо-хо! - как бы говорит нам эта тварь. - Не ждали, суки? Щас я изображу вам ламбаду в одно заячье рыло!
Танцуй, пока молодой, мальчик!
Выдохни, дорогой читатель! Уйми сердцебиение. Хряпни коньяку, в конце концов. Потому что тебя ждет новая встреча с прекрасным.
Щенок! - назвали его создатели. Да, он под веществами, но вам что, жалко бутирата?
Мальчик ярко выраженной национальности. Судя по всему, хозяин щенка.
Над ними летает Стрекоза, напевая «Каннабис! Каннабис!» "А не мусорок ли ты часом?" Сколько искры, сколько мысли в ее глазах!
И на все это дело, офигев, смотрит Бульдог с трепанацией черепной коробки.
Но покинем пределы нашей страны и перенесемся в джунгли. Тигр, о тигр, светло горящий в глубине полночной чащи! - написал классик. И вот он - Тигр!
Вы удивлены. Вы сомневаетесь. Вы смеете утверждать, что это африканская мышь, по традиции своего племени украсившая себя тарелкой в нижней губе.
Скептики будут посрамлены. Ибо если сказано вам - Тигр, значит, Тигр! Нет, не чебурашка, располовиненный бензопилой «Дружба» вдоль продольной оси, как обманчиво подсказывает нам картинка номер три. А гордый хищник!
Двигаемся дальше. Кто еще обитает в наших широтах? Правильно, свинья. Судя по выражению лица, это поросенок Петр, добравшийся куда хотел.
А вот и Полноценная Козлина Козлик. Оцените богатство мимики! В принципе, с таким лицом я третий день смотрю в окно. Думаю, многие из вас узнают в Козлике себя и умилятся.
Следом за козликом идет Брюхатая Мышка.
Нет, она не рожает, у нее не запор, она не лопнет и харя у нее тоже не треснет, как предполагают некоторые читатели. Просто она смотрит на Оленя:
Олень сдох. С ними это случается. Он катался на катке, у него разъехались ножки - бац! - и все. Вот посмертный портрет:
Издохнув, олень придавил собой Сороконожку:
А вот Зебра еще жива. Хотя, судя по ее лицу, ее не очень радует этот факт.
Зато кого он, несомненно, радует, так это венца творения - Человека! Непринужденная поза, скептическая ухмылка, каннабис для стрекозы руккола в голове - все это изобличает в нем настоящего Хипстера!
В правом нижнем углу - Хипстер-зомби.
Крайне актуален в свете выпавшего снега - Лыжник! Стоит на асфальте, в лыжи обутый.
Да, его немножко раздуло и у него гепатит, но взгляните, как он твердо смотрит в будущее!
И наконец, заключительные иллюстрации. Срущий Котик!
И Котик, подсматривающий за Срущим:
На этом, мои дорогие друзья, я заканчиваю обзор уникальной книги. Надеюсь, каждый из вас убедился, что самые простые продукты плюс немного бутирата воображения творят чудеса!
Заодно поздравляю всех с Первым Апреля! Ура тем, кто родился в этот день, а также всем остальным .
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
... и сегодня самый подходящий день, чтобы их написать. И не отвечать потом на вопросы, что правда, что вымысел (-:
1. Рассказывать самой себе сказки я начала намного раньше, чем научилась читать и писать. 2. Первую коробку акварели «Ленинград» родители подарили мне в 6 лет, потому что замучились точить цветные карандаши. 3. Несколькими годами позже мы с двоюродной сестрой собирали белые грибы прямо на улицах старого дачного посёлка «Некрасовский», катаясь вдвоём на одном велосипеде «Орлёнок». 4. Там же родители посылали нас одних в магазин за несколько километров: за хлебом, молоком, сметаной и прочим. Иногда мы ходили пешком, иногда ездили на велосипедах. Велосипедов тогда уже было два, а цепочек для пристёгивания к заборам ещё не придумали. Однажды мы обе неосторожно зашли в магазин, и велосипеды у нас угнали. Потом у меня лет двадцать не было своего велосипеда. 3. Там же я впервые покусилась на чужую собственность и некоторое время грешила садово-огородными кражами. 4. Там же на меня 10-летнюю напал парень лет 18. Напугал до полусмерти, избил, облапал за все места и отпустил. Родители об этом неприятном эпизоде так и не узнали. Побоялась, что если скажу, достанется ещё больше. 5. После окончания школы мечтала учиться на художника-мультипликатора, а выучилась на инженера-конструктора одежды. Не работала по специальности ни дня, но шить умею. 6. Из компьютерного класса всегда уходила последней, даже от тупых зелёных терминалов ЕС-1033. 7. Первый раз всерьёз влюбилась в 21, любовь была как бы взаимной, но несчастной. Парень никак не мог определиться, кого из своих 4 или 5 пассий он любит и приглашает в замуж, а с кем просто спит. 8. Нашла утешение в религии и чуть не ушла в монастырь. 9. Передумала насчёт монастыря и вышла замуж. За другого человека, естественно. 10. Десять лет спустя выгнала мужа, чтобы ненароком не прибить его сковородкой.
Салить никого не буду, однако продолжение банкета всячески приветствую)
Не смешивайте меня с ВАШЕЙ "нравственностью"! Некий Тимур Гудков решил, похоже, покрасоваться перед камерами. А чтобы камеры понабежали, взял тему погорячее - и протестует против зала эротики на выставке "Самураи. 47 ронинов" в Петербургском Музее артиллерии, где участвует и наша коллекция. Я бы промолчала, зачем делать ему лишнюю рекламу. Но. В своей статье он ссылается на мое интервью МК, сделанное в связи с открытием на нашей выставке этого зала. Интервью крайне рекомендую почитать, журналистка со мной беседовала аж полтора часа и смонтировала текст очень, очень качественно. И про гейш, и чем они от жриц любви отличаются (всем!), и про японских жен, и про интимность - настоящую, а не цензурированное обозначение секса. Что же делает этот наш борец за нравственность? Он читает мое интервью весьма своеобразно. Например, фраза "дома гейш — своего рода артистические школы, где девочек учили музыке, танцам, пению, искусству беседы" проскакивает мимо его глаз. Подробное объяснение "В нашем сознании укрепилась мысль, что представительницы этой профессии — попросту дорогие элитные проститутки. Откуда такое взялось? Представьте себе Японию после Второй мировой войны. Страна в руинах. Надо как-то выживать. И вот энное количество девушек одевают мало-мальски красивое кимоно, называют себя гейшами и начинают заниматься уличной проституцией самым непрофессиональным образом. Их клиентами зачастую становятся американские солдаты. Они-то и увозят в США термин «гейша» в значении «проститутка»" - зачем это ему? Нет, он показывает расписание выставки на 14 февраля, подчеркивает слова "гейша" в программе... Воистину, в стакан можно влить не больше стакана, хоть из моря наливай... Если человек, как бы это поделикатнее, раб стереотипов - объясняй ему, не объясняй...
о русских офицерах, японских самураях, эротике и нравственности. 18+ Ну, раз уж мы стали читать его пламенные призывы - почитаем внимательно. Вот, например. Эта мысль там несколько раз повторяется: Мы сильны не выставлением эротики напоказ, мы сильны любовью, воинским духом, памятью о своих победах, нашим оружием, наконец. Всё-таки по диплому я специалист отнюдь не по Японии, а вовсе даже по русской литературе. Так что я о ней, о родной. "Войну и мир" помните? Долохова помните? Любовник Элен, дуэль с Пьером... и да, он герой 1812-го года, вместе с Денисовым. Анатоля Курагина помните? Он еще Наташу Ростову чуть не соблазнил. Помните сцену, когда мы его видим последний раз в романе? Лазарет на Бородинском поле, ему только что ногу отняли. Ловелас-ловеласом, а тоже - не в тылу прятался... Чехова еще могу напомнить, "Три сестры". Полковник Вершинин, говорящая фамилия, благороднейший образ. Что же? - изменяет жене с Машей, средней из сестер и замужней женщиной. Это воинский дух. Тот самый великий русский воинский дух, которым - да, всё так, гордится и сильна Россия. Вот такими были наши офицеры. Я совершенно серьезно, без иронии, ухмылок и подобного. Такова жизнь. Таковы герои - настоящие, не картонные. Так что не надо мне говорить "эротика направо, воинский дух - налево". И если Анатоль Толстого - персонаж отрицательный, Долохов - сложный, то Вершинин уж однозначно положительный. Хочется спросить пламенного борца за нравственность: постановка "Трех сестер" тоже должна быть запрещена? Как пьеса, порочащая облик русского офицера? А?
Еще почитаем. Эротика, по его словам "...с оружием и доспехами не сочетается никак. Разве на гравюрах японцы в доспехах? Разве они там размахивают катанами или заряжают пушки?" Ох, ну я даже промолчу, что катанами слегка не "размахивают" . Ладно. Ну, не сведущ человек в фехтовании (судя по употребленному глаголу - в любом: европейском, японском, мечевом, шпажном и т.д.) - ну, не всем разбираться. У меня вот под окном мальчишки как раз по весне палками размахивают, небось в джедаев играют. Я о другом. Итак, по его мнению, если музей оружия - то в экспозиции должны быть только предметы военные. ОК, мысль ясна. Но тогда почему же он не выступает пламенно против зала дворцовых интерьеров, который есть на выставке? Почему его не приводит в праведную ярость, что мои помощницы одевают посетительниц в кимоно? Нет, в самом деле, продолжая мысль нашего борца "как он может сочетать её /эротику - А.Б./ с русскими пушками и танками, стоящими на входе в музей?" А как с ними сочетаются девушки в кимоно? Ничуть не больше! А статуэтки из слоновой кости? А музыкальные инструменты? А мастер-классы по оригами, по рисованию манги... и так далее? Почему же, борясь за чистоту экспозиции, он не протестует против облачения посетительниц в женские кимоно? Потому на этом рекламу себе не сделать, засмеют? А так - он за типа-нравственность?
Так вот о зале эротики и нравственности. Экспозиция посвящена сорока семи ронинам - самураям, отомстившим за гибель своего князя. Любитель нравственности, видимо, не счел для себя необходимым поинтересоваться их историей поглубже. А то бы знал, что глава заговора, Оиси Кураносуке, чтобы усыпить бдительность врага, долгие месяцы просто жил в веселом доме среди куртизанок. Это к вопросу о воинской доблести и эротике. Причем я замечу, что в сегодняшней Японии, в Киото, парады в честь 47-ми - ежегодное дело, и этих героев изображают не только взрослые, но и дети. И то, как именно Оиси обманывал врага, никого не смущает. Так что вот облачение в женское кимоно на выставке про 47 - явно не по теме. А зал эротики - извините, из песни слова не выкинешь.
Но всё же к теме нравственности как таковой. Вот у меня завтра будет лекция про японскую эротическую гравюру. Ей поставили рейтинг 18+, хотя я б предложила 21+. Оно совсем... взрослое. И я знаю, кто у меня завтра будет на ней. Половина зала - постоянные посетители моих лекций, наша интеллигенция в возрасте от 60-ти с лишним до студенчества, которые глубоко интересуются сравнением японской и русской культур. А вторая половина придет - новые люди, однократные, именно на эту лекцию. Знаете, кто это будет? Влюбленные пары. И придут они - информации набраться. Ибо запросы самураев по части эротического обслуживания были весьма высоки, и на гравюрах всё это рисовали, гм, весьма подробно. Ситуация такова: в нашем современном обществе любовь и секс занимают сейчас много, много больше места, чем двадцать лет назад. Такова наша данность. И культура секса - это таки культура. Она нужна. Черт побери, она способствует прочности брака! Я так и не посмотрела наш нынешний зал эротики, поэтому не знаю, есть там "свиток невесты" или нет. На каких-то экспозициях он бывает, на каких-то ему места не находится. Что за свиток? Девушку из хорошей семьи выдают замуж. И поскольку она сексуального опыта не имеет, а мужа удовлетворять должна, то ей и нарисовали... пособие. Где, как и в какой позе. Длиииииинный такой... Это порнуха - или руководство к семейному счастью? А вот знаете, каждый по своему видит. Я вижу в этом заботу о девушке и ее благополучном браке.
Автор негодует на шибари, эротическое связывание. Я не поняла, какое отношение это имеет к безнравственности. Кое-кого из шибаристов я знаю. Вполне семейные люди. Ну, нравится им это. Ненаказуемо
Я вот о чем думаю. Вот есть у нас в коллекции кимоно, я его назвала "Мадонна веселых кварталов". превью кликабельны Что вы видите? Куртизанку "на работе", выражаясь цензурно? Кошмар-ужас-уберитепорнуху? Я вот вижу любящую мать, у которой сын одет аж в два кимоно (а такого младенца могли б и голым держать; то есть мама очень заботится о ребенке). О ком она думает - о клиенте или о сыне? А? Нравственна она - или нет? Между прочим, рисунок этого кимоно (полагаю, оно сейчас висит в зале эротики) был опубликован в моей статье "Жизнь как произведение искусства: японские куртизанки" в журнале Академии наук РФ. И почему-то не был запрещен "борцами за нравственность".
Я хочу сказать очень простую вещь. Нравственность - в глазах смотрящего. Если десяток гравюр может совратить юного строителя коммунизма высоконравственного гражданина великой России, то, может, не в гравюрах дело? И может быть, кто-то так боится своих комплексов, что не стесняется кричать об этом на весь Интернет с прилегающим телевиденьем? Я вот этих гравюр видела-перевидела... чтобы завтра их примерно сотню показать, мне пришлось отсмотреть раз в десять больше. И что? Ну, гравюры. Ну, вон на той любовники росписной ширмой любуются. Не прекращая секса, да. Наслаждение - и наслаждение. А на той они любуются сакурой. То же не прерывая процесса. А на той - луной... Как эти картинки могут повлиять на мою нравственность?
Буду признательна за перепост, Александра Баркова профессор, владелец коллекции "Тысяча и одно кимоно"
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Особенно любопытно, что когда автор писал статью, стиля «гранж» ещё не было. Сейчас есть. Ещё любопытно наблюдать, как люди отстраиваются от среднего уровня порядка-хаоса окружающего пространства в своём индивидуальном бытии.
Леонид Невлер -- КУЛЬТУРА ХАМСТВА Автор: Флегматик - 26 Апреля 2007 18:10:07 Эта статья, написанная в 1968 году, тогда же была принята к публикации, но из-за вмешательства бывшего оргсекретаря Союза художников ей пришлось пролежать в портфеле редакции до наших дней [до 1987 года - Ф.].
"Летом 1956 года на главной площади города Переславля появился маленький цементный слон с поднятым хоботом. Говорят, он сразу стал поливать себя водой, словно призывая переславцев несмотря ни на что следовать его примеру. Скоро городские власти решили, что держать такого несознательного слона в административном центре вроде как неудобно, симпатичный фонтанчик снесли к реке, а площадь оставили пустой: так приличнее.
Я серьезно советую начинать осмотр города именно с этого слона. Не потому, что он представляет собой шедевр монументального искусства (вовсе нет), а потому что со временем он приобрел способность выражать настроение и мысли тех, кто на него смотрит. Мне, например, показалось, что слон поднял хобот, чтобы призывно затрубить, что-то возвестить людям, но так и остановился, внезапно осознав бессмысленность этого занятия.
Еще мне про переславского слона хочется сказать вот что: от времени он пострадал, но как-то не до конца. У него отбит зад, обломаны клыки, выщерблен хобот.
Конечно, мысль, что кто-то не успокоился бы, не доведи он слона до такого состояния, а потом уже перестал его трогать, решив, что все в порядке,– такая мысль может показаться дикой. И все же, оглядевшись вокруг, вы замечаете, что именно в этом виде произведение монументального искусства как нельзя лучше вписывается в окружающий пейзаж. читать дальшеОдна скамейка перевернута, другая стоит. Не исключено, что если бы и вторую перевернули, кто-нибудь поставил бы ее обратно на ножки, потому что это уже воспринималось бы как беспорядок. Не только на берегу Трубежа, а и во всем городе по-осеннему грязно. Но приглядевшись, вы замечаете, что как-то не совсем грязно, но ровно настолько, чтобы были испачканы ботинки. С этой целью, например, шоссе заасфальтировано, а боковые дорожки лишь кое-где присыпаны камешками. Потом, погуляв по городу, вы убеждаетесь, что тут не увидишь прямого забора, гладкой стены, ровной крыши; что все, что вас окружает, носит на себе какой-то ровный налет морально-физического износа (заглянув в магазин, я убедился, что и новые вещи сделаны с таким расчетом, чтобы не разрушать этого впечатления); что всюду непостижимым образом поддерживается общий среднестатистический уровень отклонения от идеального образца. Так что если бы какой-нибудь архитектор решил во что бы то ни стало построить здесь первоклассное «европейское» кафе и даже протащил свой проект через все инстанции, каждый строитель и маляр невольно постарались бы снизить чуждый их сердцу идеал до того же среднего уровня. А если бы наш мифический архитектор проследил буквально за всем, сам доставал краски и составлял колеры,– то и в этом случае обслуживающий персонал и посетители общими усилиями, хотя, конечно, неосознанно, привели бы интерьер в соответствие со своими представлениями о культурной норме и тогда уже стали бы поддерживать его в нужном качестве.
Ничего противоестественного в этом, разумеется, нет, и ничего специфически переславского тоже. Переславль отличается от других городов республики тем, что на его территории оказались неповторимые памятники архитектуры, да еще озером и историческим прошлым – почему мы о нем и пишем, но об этом после. Сейчас мне хотелось бы только сказать, что если в местной столовой подносы моют так, чтобы под пальцами ощущались следы кем-то пролитого борща, и я говорю, что иначе в этом городе быть не может,– речь идет лишь о том, что работники столовой именно таким образом себе меня и других посетителей представляют. И это вовсе не значит, что они к работе плохо относятся: они так живут и в их головах содержится такая модель человека, которой все это соответствует.
Иными словами, в каждом подобном случае, как только вы с ним практически сталкиваетесь, вас естественно тянет обвинить людей в отсутствии культуры, а это неверно. И чтобы понять, что речь идет об особой культурной норме, надо обращать внимание на нюансы, которыми определяются ее границы. Забор не повален, а покосился, сидение в автобусе сдвинуто, но не сломано, жижа на дорожках не до колен, а лишь чуть выше подошв.
И точно так же: хотя мы возмущаемся как вандализмом случаями разрушения церквей, ни в Переславле, ни в других подобных городах (кроме, кажется, Архангельска) – нигде не было, чтобы разрушили все церкви, хотя это было бы “логичнее”. А всегда лишь какую-то инстинктивно отмеренную часть.
В 1960 году около валов был поставлен гранитный обелиск павшим переславцам. Привожу рассказ архитектора. – Первое время я отгонял мальчишек. Довольно, впрочем, взрослые ребята садились и откалывали гранит: кто больше отколет. – Прекратилось? – Прекратилось через какое-то время...
Таких фактов можно набрать без числа. Но чем определяется норма, выполнив которую ребята теряют интерес к памятнику? Мы про все эти отколы говорим «разрушения времени», не замечая, что “время” в разных городах действует по-разному.
Возьмем несколько случаев из обыденной жизни переславского музея. На часовне «Крест» была установлена новая доска-указатель. Через неделю кто-то выстрелил в нее крупной дробью.
На шоссе (улица Кардовского) поставили щит с указанием направления в усадьбу «Ботик». Через пять дней кто-то соскоблил краску лопатой. Не всю, конечно. Возле самого «Ботика» информационные щиты уже сделали железными, приварили их к толстым трубам, а трубы врыли в землю и забутили. Скоро все они были наклонены и свернуты и могли бы долго стоять в таком виде, если бы работники музея их не сняли.
И так далее.
– Пришлось заложить новую cтенку, – показывает сотрудник музея, поднявшись на открытую для посетителей звонницу, – все время разрушают. И кирпич разбирают, и камень. В Даниловском опять дыра в колокольне. В Петра-Митрополита бесполезно стекла вставлять. Вставляют для того, чтобы били. Теперь там только решетки.
И тому подобное... Я сознательно не привожу факты, которые могут быть объяснены практическими нуждами, например, мазок свежей масляной краски на иконе XVI века (художник снимал копию, и ему нужно было проверить, совпадает ли тон) или мгновенное исчезновение водометов сточных труб после окончания реставрации Спасо-Преображенского собора.
Нет: меня интересуют пределы обязательных бесполезных разрушений. Именно пределы, а не сам их факт. Потому что, не выяснив этой мелкой детали, мы никогда, как мне кажется, не сможем судить о неуловимых границах тончайших переходов привычного хамства в культуру и, главное, наоборот.
* * * Хаметь (владимирский диалект) – понимать, разуметь. В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка
Художник листает красочные журналы (теперь это называется «сбор информации») и проектирует пластиковый киоск. Прямые линии, козырек, стекло – а здесь этот киоск смотрится алой вороной, пока его не попортят чисто физически. И чем случайней, тем, конечно, вернее.
Представьте себе, что вы привыкли жить в добротном старом городе, где можно не стесняясь ходить в мятом ватнике и забрызганных сапогах и вообще необязательно соблюдать условности цивилизации, против которых бунтует сегодня европейская молодежь. И вдруг среди привычной, чуть потертой обстановки попадается этот необжитый киоск, какой-то геометрически-чистый, – не почувствуете ли вы, что он выбивает из-под вас почву для самоуважения? В его форме заключено какое-то совсем другое представление о том, как должен выглядеть достойный человек; он вас джентльменски своим пластиком отрицает, черт его подери. Но если у него разбито с одной стороны стекло да сбоку приколочена какая-то доска (я сейчас описываю киоск возле столовой на Ростоцкой), тогда уже пусть себе стоит.
В общем, надо бы, конечно, спросить специалистов по эстетическому воспитанию – но мне представляется, что во всех подобных случаях вещь варварским способом приспосабливается к человеку. Если учесть, что когда мой коллега вышел на улицу в поисках клея, каждый из спрошенных, где магазин, живо интересовался: «А чего тебе клеить?» - можно предположить, что вдохновлявший автора киоска отчужденный рационалистический идеал не так уж близок сердцу рядового переславца. И если бы художник считал своим долгом понимать прежде всего тех людей, для кого он проектирует, а не каких-то других, которых, может, вовсе и нет, он, наверное, постарался бы вникнуть в их мироощущение, хотя бы погуляв по городу.
И оказалось бы, что город до последней мелочи скроен вовсе не по тем законам, какие господствуют там, где он собирал информацию, а каждая улица и изба сделаны со смыслом и со значением, выражая свой идеал бытия и быта, основанный не на расчетливом комфорте, а на трудовой устойчивости, и сработаны так, словно хитрая деятельность времени учтена тут заранее, чтобы становились они от этого роднее и симпатичнее.
Обнаружилось бы, что разного рода покосы, подтеки, трещины, пятна и прочие отклонения от прямой линии и чистой плоскости выполняют тут ту же интегрирующую стилистическую функцию, что завитки в барокко, создавая особый аромат старого города, который не очень разбирается в том, что мы называем стилем, а запросто ставит пластиковый киоск рядом с дощатым, крашенным коричневым маслом, и уравнивает их на свой особый манер.
Нет, в самом деле: сегодня неловко говорить о красоте старого города, потому что в ответ получаешь – “попробовали бы сами без канализации!” Но Переславль нас всех к себе привязал вовсе не только монастырями, а как раз тем, что его жители сумели оборудовать такую обстановку для человеческого общежития, в которой оказался эстетически узаконенным реальный образ жизни. Меня, помню, поразила крыша, на которую хозяин грубо наколотил три жестяные заплаты без всякого желания их скрывать. Где-нибудь в Прибалтике такая крыша выглядела бы уродливо, а тут дивно, потому что такое свободное выражение быта – больше, чем рядовая картинка: хороший художник увидел бы здесь предпосылку целого стиля.
Когда мы созерцаем шедевр музейной культуры, нам ясно, что надо присматриваться к неуловимым нюансам, случайным оттенкам формы, мы стараемся очистить восприятие от предвзятых схем и эстетических нормативов, чтобы вникнуть в уникальное, неповторимое. Но как только речь заходит о быте, да еще городском, наше зрение становится нормативным: мы напрягаемся, чтобы уловить не то, что есть, а как должно быть (или «как было», что практически одно и то же. И тогда мы видим домики новехонькими, церквушки отреставрированными, мужичков с иголочки). Реальный быт нам не интересен, символического смысла всех этих пятен-трещин-выбоин мы не замечаем, а потом удивляемся, что та же культура, которую мы постарались не увидеть, сказалась и в реставрации. И реставрация вышла не такой, как мы себе ее мыслили, когда замышляли. Потому что хотя известка и напоминает белый камень, но все-таки гораздо больше она напоминает известку.
Между тем реальная бытовая культура выражается не столько в тех деталях, какие мы привыкли схематически схватывать, сколько в совершенно особом характере заполнения целого разнообразными случайностями, которые нам мысленно трудно привести в порядок, потому что их ритм не соответствует структуре нашего мышления. Но если в результате всех нарушений и бессознательных коррективов (ведь вбитый столбик или нестесанный сучок можно оставить, а можно и убрать, как опять же сделали бы в Прибалтике) – если, говорю, рыбацкая слобода наполняет нас интимным чувством умиротворения, это означает, что характер ее ландшафта выразил вовне запутанную архитектуру человеческой души или как там это теперь называется. Урботерапия, то есть лечение усталости путешествиями по старым городам, построена как раз на том, что, оказавшись в таком вот Переславле, современный человек ощущает внутренний и внешний миры в состоянии зеркального равновесия. Обычно мы вынуждены фильтровать бессознательное в соответствии с принятыми нормами и представлениями – тут у человека появляется возможность побродить внутри самого себя и убедиться, что все в его личности священно и пусть так и будет. А поскольку город, в отличие от пейзажа, создан в результате долгой коллективной жизни, человек получает высшую социальную санкцию на право быть таким, каков есть, и это вызывает то удивительное чувство умиротворения, какого уже не сможет дать специально перепроектированный Суздаль.
Жители старого города гораздо свободнее приспосабливают его к себе, чем мы, живущие в новых районах. Когда нам что-то не нравится, мы смиренно проходим мимо, а Переславль как бы выдает своим людям доверенность на включение каждой новой вещи в ансамбль; так что человек, которого раздражает неопробованная доска-указатель, действует словно не от своего собственного имени, а движимый какой-то смутной волей.
В действии этой воли сказываются и коллективные представления о времени, которое обновляет или разрушает и которому надо или не надо противостоять. В действии этой воли сказываются и коллективные представления о человеке и той обстановке, в которой он не чувствовал бы себя стесненно.
Я не знаю, как это вдруг оказался защитником современных потомков библейского Хама. Могу лишь сказать, что в их действиях все еще есть человеческий, скромный масштаб.
* * * В этом-то все несчастье. Нельзя найти спокойного, тихого места – нет его на свете. Иногда подумаешь – а может, есть, но пока туда доберешься, кто-нибудь прокрадется перед тобой и напишет похабщину прямо перед твоим носом. Дж. Д. Селинджер. «Над пропастью во ржи» * * *
Странная эта профессия – критика. Другие возводят дома, вешают транспаранты, украшают мозаикой автобусные остановки, а ты гуляй себе да смотри. Но если общество выдумало такую профессию и даже решило создать профсоюз, значит оно хочет знать о себе правду, выразившуюся в художественной форме.
Не всегда, между тем, эта правда бывает доступна посредством накопленных методов. Потребности практики упираются в наш аппарат. Критиков учат искусствоведению; технику описания и анализа отрабатывают на капелле Роншан. Когда же выходишь с дипломом на улицу и видишь, что за «капеллы» взывают к твоей профессиональной оценке, то нередко стоишь, как щедринский герой, с опущенными руками и разинутым ртом, не зная, как взяться за дело.
Именно так я стоял, увидев на бровке над озером около Горицкого монастыря типовые дома.
Слева изящный монастырь, справа два тупых дома. Вся композиция выглядит теперь по типу «было – стало».
Казалось бы, не надо кончать институт, чтобы увидеть, что было дивно, стало дико; что эти дома запроектированы без учета масштаба, силуэта (кстати сказать, и без разрешения); что их следовало бы поскорее разобрать и собрать где-нибудь в другом месте, где бы их совсем не было видно.
На совещании в горкоме, правда, высказывалось предложение срезать два этажа. Если учесть, что дома четырехэтажные, такое решение вопроса выглядит явно половинчатым.
Но мы должны сейчас проанализировать эти произведения архитектурной мысли во всем их объеме. Не только потому, что подобная композиция может считаться теперь типовой, а для Переславля символичной. Главное – она имеет прямое отношение к заявленной выше теме.
Издали. Дома стоят мощно, весомо, грубо; стоят на поверхности, а не вырастают из земли, и царят над миром, а не сливаются с ним, как это делал старый город. Прямая линия и прямой угол говорят о прочной вере в разум, успокоившийся на четырех правилах арифметики. Один бесконечно повторенный оконный переплет наводит на мысль, что из всего Маркса авторы поняли только «про архитектора», который отличается от пчелы тем, что последняя решает жилищную проблему без типового проекта. Наконец, все вместе символизирует победу массового комфорта над природой, которая теперь тоже понимается как комфорт -- по крайней мере вид на озеро из окон этого дома.
Подойдем вплотную. Стена, которая издали казалась чистой математической плоскостью, грубо сработана из мертвенно-серых кирпичей всех оттенков вперемежку, заляпанных засохшим раствором. Ни эта стена, ни красный оконный переплет, ни отделка ни у кого не вызовут хулиганского инстинкта: уровень культуры учтен тут с самого начала. Строго выдержанная норма небрежности создает представление о человеке, для которого все это выстроено. Рассматривая здание с точки зрения жителя, мы видим, что это тот самый горожанин, кому полагались липкие подносы и грязь на дорожках.
Сравнивая теперь оба впечатления, можно заметить, что они не совсем друг на друга накладываются. Издали архитектура казалась строго рационалистической – вблизи обнаружились лишь случайности и огрехи, иррационализм непредвиденного. Если бы такое несовпадение было намеренным, его следовало бы проанализировать как художественную идею. Но поговорите сегодня с любым архитектором, и вы поймете, что никакой такой идеи заложено не было. Вы услышите жалобы на нормы, лимиты, материалы; вы увидите перед собой человека, который все понимает не хуже вас, с той лишь разницей, что твердо уверен: ничего изменить нельзя.
И снова возникнет смутное чувство, будто действует какая-то необоримая сила, которая заставляет людей с высшим архитектурным образованием делать совсем не то, что выражало бы их представления о должном и допустимом, а приводит любую идею в соответствие с мистической нормой порчи – так, чтобы именно в этом виде типовые коробки соревновались с лучшими творениями русского зодчества и подавляли их масштабом и мощью.
Нет, я серьезно: ведь все даваемые нам объяснения кажутся резонными лишь до тех пор, пока мы соглашаемся вместе с архитектором исходить из убеждения, что убогий рационализм типовых зданий – результат лишь технологического стандарта, а не определенной психологии. Между тем, есть ли у нас к тому необходимые основания? Типовое проектирование появилось двенадцать лет назад для исправления ошибок и борьбы с трудностями – но скоро мы увидели, как архитектурная мысль, привыкшая работать с кубиками на макетах, начинает все, что есть, воспринимать как ошибки и материал для исправления. Срыть бульдозером старый, сложившийся район, сравнять ландшафт, чтобы выстроить на плацу мерный марш блочных зданий, стало нормой градостроительной практики. Взгромоздить на высокий берег типовой примитивный дом, словно это кремль или храм неизвестному богу, – решение, превосходящее возможности традиционной искусствоведческой интерпретации.
Обыкновенно при анализе типовой застройки пользуются негативными суждениями типа: «разрушен масштаб», «не учтен силуэт»,– но это неверно. Ведь не совсем нарушается масштаб старого города, а каким-то особым образом. Да и если бы архитекторы ставили новые дома без всякого чувства масштаба – разве могло бы так случиться, что в разных городах, друг с другом не связанных, градостроители, не сговариваясь, нарушают масштаб как-то совершенно одинаково, словно пользуются единым коэффициентом нарушения масштаба?
* * *
Вероятно, в ближайшие годы мы будем свидетелями развития точных методов в искусствознании (семиотика, искусствометрия, машинный анализ). Тогда, поверяя дисгармонию алгеброй, ученые смогут сравнить норму сколов на памятнике и этот загадочный коэффициент. В результате такой скрупулезной работы они, надо думать, получат возможность вполне доказательно судить о том, какую из местных традиций развивает профессионал-архитектор, работая с целостным городом, как непрофессионал с памятником. А поскольку, как нас уверяют, изменить уже ничего нельзя, наука смогла бы, познав суть явления, оправдать и вполне узаконить его.
В этом случае радость познания омрачалась бы только одним обстоятельством, выходящим за рамки предмета науки, но смущающим критика, то есть меня. Ведь, как говорил незабвенный Щедрин, “оправдать явление это одно, а жить под его давлением – совсем другое...”
СловаОткуда начинается река?.. Как возникает первая строка, Когда перо берет твоя рука И пишет слово? Тогда, когда дорога нелегка, Когда бегут по небу облака, Звезда мерцает в чаше родника - Ты счастлив снова.
Я жадным не был в жизни никогда, Друзьями беден не был никогда, А годы, как весёлая вода, Бегут сквозь руки. Но, если жизнь мне повторить опять, Я ничего не стану в ней менять, Ни одного мгновения, ни дня, Ни горечь, ни разлуки.
Я снова бы бродяжил по стране, Когда снежок растает по весне, И так же мало нужно было б мне - Совсем немного : Я песни пел бы тем, кого любил, И воду из ручьев хрустальных пил, А радости терял и находил На всех дорогах.
Кораблики ныряют по волне, Плывут по речке Северной Двине, Вдруг детская рука протянет мне Листочек белый. Я напишу на память по строке Друзьям моим в далеком далеке... И уплывет кораблик по реке, Как будто не был.
Откуда начинается река? Как возникает первая строка, Когда перо берет твоя рука И пишет слово? Тогда, когда дорога нелегка, Когда бегут по небу облака, Звезда мерцает в чаше родника - Ты счастлив снова.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Писала как бы для ЗФБ, но кэп сказал: «неформат». Ну, да: Ингерники, которую мы знаем и любим, ещё нет. Один мир умирает, другой рождается: грязно и страшно. Долго думала, выкладывать ли этот мрачный глюк или спрятать в дальнюю папку и никому не показывать, однако не выдержала. Буду благодарна за любые отзывы, критику и обоснуйство. Думаю о том, чтобы расширить и углубить, прояснить разные непонятки, но сначала хочу послушать других любителей Ингернийской «травы».
Название: Любовь, смерть и техномагия Автор: chorgorr Размер: 10523 слова Персонажи: ОМП/ОЖП Категория: джен Жанр: драма, ангст Рейтинг: R Канон: "Житие мое" Краткое содержание: История создания Шороха. Сюжет навеян мини «Мировая ось», но пока я записывала историю, сильно ушёл в сторону. Персонажи вели себя и отчаянно не желали упихиваться ни в какие рамки. Предупреждение: Гибель персонажей, AU.
17 и 27 Девочка с галёрки исподлобья смотрит на лектора, пишет что-то на листе бумаги, складывает «самолётик»… Её смышлёное личико скрасило Эрни полтора часа безответственного трёпа. Молодой учёный давно проклял тот день, когда согласился перемежать свою основную (и архиважную!) работу этим балаганом. Собирать умных детишек и рассказывать им, как всё плохо. Пугать, но не до паники, а чтобы захотели встать в ряды спасителей человечества. По хорошему, задача для психологов. Но психолог сидит в углу аудитории, наблюдает, а говорит физик. Чтобы уловить смысл речи, нужно внимательно слушать, уметь думать, да ещё знать термины. Девочка с галёрки понимает, как ни странно. Кажется, поняла даже больше, чем учёный планировал: глаза-вишни расширились от страха, но тут же она упрямо сощурила их, закаменела лицом. Слушает, затаив дыхание. Последние полчаса Эрни словно бы для неё одной вещал. Не мог оторвать взгляда – хотя неприлично так пялиться, в самом-то деле! Но пигалица здорово его вдохновила. Лекция вышла, как никогда, экспрессивной и убедительной. Внимали даже те, кто давно потерял нить. Молчали как зачарованные. После лекции, традиционно, вопросы из зала. Юные дарования, лауреаты междисциплинарной научной олимпиады для старшеклассников, отмерли. Зашушукались и зашуршали, передавая по рядам записки… К чему такие сложности? Взмах руки – «самолётик» взвился под потолок и без промаха спикировал на стол перед лектором. Эрни завистливо поморщился: в школьные годы он лишь мечтал о подобной меткости. А тут какая-то девчонка… Аккуратно развернул хитро сложенную записку. Прочитал крупное, размашистое: «Всё равно я буду жить вечно!», потом увидел продолжение: «А вам – удачно сдохнуть». Чёткий красивый почерк, твёрдая рука, и бьёт без промаха, даже на расстоянии. Ярость накатила жаркой волной. В таком состоянии Эрни способен был убивать и калечить, случались прецеденты. Причём жертвы до последнего не догадывались, чем рискуют, так как внешне он оставался невозмутимым. Эрни холодно улыбнулся, поднимая взгляд на нахальную мелочь, которая посмела бросить ему вызов. Мерзавка смотрела в глаза и ухмылялась, довольная. Был бы её ровесником, поколотил бы, не взирая на пол. Скорее всего, огрёб бы в ответ. Не важно! Глупости какие! Разница в возрасте – десяток лет или около – сделала простейшее выяснение отношений невозможным. Но из поединка взглядов учёный всё-таки вышел победителем: несколько долгих секунд, и пигалица уступила, потупилась. Аудитория, между тем, гудела как растревоженный улей. Эрни отложил в сторону злосчастный «самолётик» и стал просматривать другие записки. Некоторые зачитывал вслух, скупо отвечал на вопросы. Он был зол, потому говорил откровеннее, чем обычно. О том, какие трудные времена ожидают человечество: мало кто переживёт их. Но грядущий апокалипсис – не первый, и на этот раз мы будем готовы к нему, как никогда прежде… Рик настойчиво подавал знаки, что пора закругляться. Добрый приятель Рик: психолог, напарник по таким вот разъездным лекциям. Иногда он замечал и комментировал больше, чем надо, но Эрни до поры ему всё прощал. Простил и на этот раз, когда по дороге на базу Рик подсунул физику свой планшет и предложил ознакомиться с личным делом одной многообещающей юной особы. Сказал, что готов рекомендовать талантливую девушку для поступления в Университет, со стипендией от Корпорации. С планшета смотрела, чуть улыбаясь, та самая пигалица. Эрни прочитал имя под фотографией: Дебора Крейг. Заглянул в табель оценок – высших баллов больше половины. Пролистал отзывы педагогов, убедился, что смысл отзывов можно свести к двум словам: «гениальна» и «несносна». Спросил Рика: «Ты, правда, думаешь, что Проекту нужна эта чума? Или просто меня дразнишь?» Рик ответил вопросом на вопрос: «Что она тебе написала?» Эрни фыркнул, чувствуя, что злость прошла, а эпизод на лекции кажется забавным: «Ничего особенного – пожелала удачно сдохнуть». Психолог рассмеялся: «Спорим, при следующей встрече она признается тебе в любви?» Физик флегматично пожал плечами: «А оно мне надо?» «Но ты зачем-то сохранил записку?» «Рик, я тебе говорил, куда тебе следует засунуть твою наблюдательность? Лучше, если ты сделаешь это сам. А то помогу!» Угроза – почти всерьёз. Любому другому собеседнику Эрни уже врезал бы в морду, но Рик умел ходить по грани допустимого, будто кот по краю крыши. В очередной раз вывернулся. Виновато улыбнулся, замолчал. А планшет, между прочим, так и оставил Эрни. Усталость от лекции чувствовалась – умные мысли в голову не шли. От нечего делать физик изучил досье от корки до корки. Длинновато для такой маленькой жизни. Мелкое (и не очень) хулиганство, немотивированная жестокость, помноженная на извращённый исследовательский интерес, затейливые и совершенно безжалостные розыгрыши, эпизоды то ли удачных предсказаний, то ли действенных проклятий… Почему его это не удивило? Удивили несколько случаев, когда юная Дебора вступалась за несправедливо, на её взгляд, обиженных. Действовала в своей обычной манере – обидчиков следовало, вероятно, пожалеть… А нефиг! Эрни читал и испытывал дежавю. Его собственное досье, которое Рик как-то раз показывал, было заметно толще, так у Эрни и фора – десять лет… Физик довольно ухмыльнулся: «Да, Рик, ты прав, подпишусь под твоей рекомендацией. Если от девчонки будет какой-нибудь толк, то только в Проекте. Но я рад, что сфера её зарождающихся научных интересов не слишком пересекается с моей». Психолог кивнул: «Понимаю! Как я тебя понимаю!» А записка-самолётик, аккуратно разглаженная и сложенная вчетверо, лежала во внутреннем кармане пиджака, странным образом грела.
19 и 29 Просторная аудитория-амфитеатр. На этот раз девушка удобно расположилась в третьем ряду. Со всех сторон пустые места, будто небрежно очерченный круг отчуждения, Эрни это не удивляет. Дебора подросла и похорошела. Да что там, она выросла настоящей красавицей! Высокий чистый лоб в обрамлении чёрных кудряшек, тёмные глаза стали ещё бездоннее, пикантно вздёрнутый носик... А резко очерченные губы тонковаты, и сейчас их кривит-уродует такая улыбочка, что вся прелесть пропадает. Кажется, студенты стараются лишний раз не смотреть в сторону сокурсницы. А лектор смотрит, ему не страшно… Нет, упаси, Создатель, постоянно тут преподавать! Это у Эрни с Риком очередная выездная лекция. Обрадовался ли физик, увидев знакомое лицо? Да. Помнил, как летал на крыльях вдохновения после прошлой встречи: вал свежих идей тогда буквально обрушился на него. Теперь Эрни заметил девушку, узнал её с первого взгляда, и волей-неволей ждал повторения. Она тоже узнала: одарила кривой улыбочкой, а дальше всю лекцию не поднимала глаз – старательно чертила что-то на листе бумаги. Быстро, сноровисто орудовала линейкой, циркулем, лекалами. Надо бы узнать, какая у неё в итоге специализация – послушать заезжего лектора собрались студенты с разных факультетов. Трудно сказать, слушала ли Дебора рассуждения физика, или слишком увлеклась и отвлеклась. Чертёж свой закончила минут за десять до окончания лекции. Старательно сложила… Ещё один «самолётик»? Это становится традицией? Эрни закруглился с лекцией и, как обычно, предложил задавать вопросы. Кто-то передавал записки, кто-то тянул руку… «Самолётик» мелькнул в воздухе – на этот раз мерзавка метила точно в лицо. На реакцию физик не жаловался, изловил подарочек в воздухе. Развернул. На первый взгляд, рисунок можно было принять за схему взаимодействия полей… Нет, эти потоки так идти не могут, бессмысленная абстракция. Но если приглядеться, в паутине линий угадывался вензель из двух сердечек. Фу, как пОшло, не ожидал! Эрни скривился, но продолжал скользить взглядом по листу. В награду за внимательность тут же высмотрел оскаленный череп. А следом, до кучи, философский символ вечности. Любовь, смерть и вечность в оболочке того, что учёные уже почти официально называют техномагией? Забавное художество, любопытный ребус, но физика вдруг пробрала дрожь. Он отложил бумажку и поднял тяжёлый взгляд на автора рисунка. Дебора смотрела Эрни в глаза и улыбалась. Не нахально, как прошлый раз, а вроде бы смущённо, и румянец красил щёки. Физик всегда был туповат в понимании человеческих эмоций, но сейчас словно в зеркало заглянул. Вызов и призыв, жажда сближения, опаска перед слишком сильным и слишком похожим другим – кажется, это было у них общее не двоих. Девушка сделала шаг навстречу и ждала следующего шага от мужчины. А Эрни оказался не готов. Первым отвёл взгляд, отступил, ни капли даже не стыдясь.
Вечером физик напился вместе с Риком и парой коллег. Обсуждали свежие новости, слухи и сплетни. Последние десять лет ситуация ухудшалась, опережая самые скверные прогнозы. «Та Сторона» наступала. Счёт жертв среди населения шёл уже на миллионы. Ущерб экономике и экологии исчислению не поддавался. Государственные структуры и силы безопасности отчаянными, жестокими мерами сдерживали наступление социального хаоса. Чудо, что в таких условиях Проект не заглох от недостатка ресурсов. Чудо – или харизма и великий организаторский дар Босса? Этот человек начинал как руководитель небольшой научной группы. Ныне ОН стоял во главе почти всемогущей транснациональной корпорации с собственной финансовой системой, высокотехнологичными производствами, армией… Всё у них было, кроме способа борьбы с порождениями «Той Стороны», но над этим они отчаянно работали. Во всяком случае, Эрни всегда понимал свою задачу именно так. Однако сегодня Рика неожиданно понесло: «Помните, ребята? Чем больше тьмы и беспорядка вокруг, тем ярче светят наши звёзды, тем шире мы распахнём наши крылья. Мы – надежда человечества! Мы – будущее человечества! Так говорил Босс на пятнадцатилетии Проекта. И что это значит, как вы думаете, а?» «Как, что значит?» - опешил Влад и тут же ответил за всех. - «Если не будем бороться, от планеты останется голый огрызок. Хорошо, если часть наземной флоры и фауны уцелеет, и горстка сапиенсов начнёт заново с каменных топоров». Психолог помотал головой: «Нет, не туда думаете. То есть, это верно, тоже. Но шеф-то сказал другое. Чем хуже, тем лучше, вот что он сказал! Помяните моё слово, ОН использует волну хаоса, чтобы прийти к власти». Эрни сжал кулаки: «Скажи ещё, ОН сам призвал «Ту Сторону»! Душу продал за власть, и т.п. Какая муха тебя укусила, Рик?» Психолог истерично расхохотался: «Призвать волну нельзя, она приходит сама. Если ваши выводы верны, ага… А вы уверены, что они верны? Точно?» «Да что на тебя нашло, придурок!?» «Что нашло, спрашиваешь? Эплстоун! У меня там родители и вся родня… Были!» Эрни знал: «Та Сторона» накрыла полумиллионный город этой ночью. Рекомендованные меры защиты не помогли. Выживших, как обычно, жалкая горстка. Родичам Рика не повезло. Эрни почти не умел сочувствовать, но щедро плеснул приятелю в бокал огненного пойла из бутыли. Хлопнул по плечу: «Мои соболезнования, Рик. Но я бы, на твоём месте, душу вытряс из уцелевших. Почему они выжили, а твои – нет?» Из глаз психолога текли пьяные слёзы, губы дрожали: «Почему? О, это очень, очень интересный вопрос! Мы обсудим его непременно… Завтра…» Назавтра Рик уехал в штаб-квартиру, и Эрни очень долго его не встречал.
21 и 31 Практиканты – милейшие существа. Конечно, если вы сумеете правильно оценить их потенциал, озадачить и загрузить по уши, чтобы не страдали ерундой и занятым людям работать не мешали. Помогали – если сильно-сильно повезёт. Так было всегда, и даже чрезвычайное положение вряд ли что-то изменит… Эрни смотрел на троих практикантов, стипендиатов Фонда, но видел, по настоящему, одну-единственную студентку. Красотка Дебора определилась с научной специализацией, да! Месяц практики это стихийное бедствие будет под его началом, и ничего не поделаешь. Заведующий лаборатории титаническим усилием настроился на рабочий лад. Переговорил по очереди с каждым студентом. Строго проэкзаменовал, особенно, на знание техники безопасности. Двоих парней с чистой совестью отрядил в помощь техническому персоналу, таскать тяжести. Девушку решил откомандировать в архив. Работа чистая, не тяжёлая, и так она меньше будет мозолить ему глаза. «А можно задавать вам вопросы по теме диплома?» Прежняя хулиганка была ныне сама вежливость, даже не верилось. Эрни тяжело вздохнул: «Расскажите поподробнее, что за тема?» Тема оказалась интересной, актуальной, и копала девушка довольно глубоко. Специальных знаний ей не хватало – их нет в открытых публикациях. В итоге Эрни не просто направил её в архив, а набросал список, что именно посмотреть, и контрольные вопросы. Как ни странно, Дебора оказалась образцовой практиканткой. То есть, кому-то она нагрубила, кого-то довела до слёз, одному придурку сломала руку за то, что полез лапать… Последнему Эрни пообещал ещё добавить от себя… Однако все поручения начальника лаборатории девушка выполняла быстро, чётко и по уму. И каждый раз, отчитываясь, всем своим видом демонстрировала, что она – вот такая, как есть, умная, сильная, своенравная – искренне признаёт его главенство. Неожиданно это оказалось таким бальзамом на душу! Хотя, вроде бы, все сотрудники Эрни уважали, ценили и слушались его беспрекословно, иначе в лаборатории попросту не задерживались. Диплом Дебора защищала не в «альма матер», а по месту практики. Не только потому, что работа вышла под грифом «секретно» - город охватили беспорядки, возвращаться туда не стоило. Через три месяца после защиты диплома истёк испытательный срок, и молодая сотрудница окончательно влилась в рабочий коллектив. На следующий день Эрни пригласил её в гости, к себе домой. Опасался вспышки и скандала, но чувство своевременности не подвело: девушка приняла приглашение, потом очень легко и естественно задержалась на ночь, и ещё на много ночей. Третьей, не лишней, повсюду была с ними их наука. Дурная смерть ходила рядом, порой приближаясь к бесстрашным исследователям на расстояние вытянутой руки, но они были счастливы, чувствовали себя всемогущими и верили, что так будет всегда.
23 и 33 «Представляешь, мне предложили сформировать и возглавить собственную лабораторию!» Эрни смотрит на свою заместительницу и жену, и чувства у него – смешанные. Дебора растёт слишком быстро, уже наступает ему на пятки, не взирая на разницу в возрасте. Он воспитал себе очень сильную соперницу, и характер не позволит ей остаться на вторых ролях. Как только девчонка осознает, насколько крута, их соперничество может принять самые замысловатые и не мирные формы, дорого обойдется всем. Отдельная лаборатория – выход. Так двое амбициозных и склочных молодых учёных смогут соревноваться на пользу общему делу. Наблюдатели и администрация не зря едят свой хлеб… Эрни спросил тоном строгого экзаменатора: «Тебе уже поставили задачу?» Девушка фыркнула: «А вот это – самое интересное!» Как он сразу не обратил внимания: Дебора совсем не рада. Она зла и напряжена так, что сверхчуткие детекторы для обнаружения гостей с «Той Стороны» - новейшая разработка – подмигивают жёлтыми предупреждающими огнями… Как все ржали, когда выяснили, что в коллективе, оказывается, есть две потусторонние твари: завлаб и его зам. То есть, потом ржали, когда разобрались, что это «баг», издержка повышенной чуткости приборов и чрезмерной экспансивности двух ценных сотрудников… Сейчас Дебора готова рвать и метать: «Меня познакомили с задачей, и я тут же дала подписку о неразглашении. Представляешь, я даже с тобой не могу ничего обсудить! Эрни, я понять не могу! От кого мы ТАК секретимся?!» Вопрос не праздный. Когда разбирались с «багом» детекторов, Эрни запросил кое-какие данные у медиков и биофизиков. Его сначала вообще отшили, потом пришлось дотошно обосновывать, зачем ему эта информация. Эрни получил просимое, но со скрипом и не всё. Чего ему стоило унять любопытство и возмущение, не устроить грандиозный скандал – знает только он сам и робот-охранник, дисциплинированно изобразивший боксёрскую грушу в дальнем углу складов. Завлаб тоже был очень дисциплинированным человеком. Он когда-то выбрал себе лидеров, которых уважал, и шёл за ними, отбрасывая в сторону сомнения… «Эрни, послушай! Наши ноу-хау нафиг никому не сдались вне Корпорации. У нас не осталось конкурентов. Мы – лучшие! Всем, кроме нас, давно не до науки, выжить бы в хаосе… Даже если кто-то и пытается по-своему противостоять «Той Стороне» - разве нам не на руку?» Эрни упрямо мотнул головой: «Большинство наших разработок действуют на людей эффективнее, чем на тварей. Экстремисты и фанатики…» «Экстремистам и фанатикам нужна не информация – оружие. Готовое! У них не осталось производств. Ты сам-то сможешь повторить на коленке что-нибудь из наших изделий? С твоим пониманием теории, гениальным чутьём, опытом экспериментатора и золотыми руками!» Эрни пробрало морозом по хребту. Его женщина смотрела на него широко раскрытыми глазами и превозносила до звёзд. Но она же задала вопрос, на который учёный не мог дать ответа. Вернее, ответ, который приходил в голову, был ему сильно не по душе. Эрни нахмурился: «Короче, к чему ты клонишь, Дебора?» Она глубоко вздохнула, будто перед прыжком в воду, поджала губы, отвела взгляд: «Эрни, я практически уверена, что секретность – не от внешних. Секретность от нас, от сотрудников Проекта. Каждый выполняет свой кусок работы, не видя и не представляя целого. В какую картинку всё сложится, знают только наверху. Это нормально для военных разработок. Этим легко объяснить всё. Одно «но»: сейчас логично ослаблять узы секретности, а их, наоборот, затягивают… Потому я уверена: в общей картине что-то сильно не так. Либо цель не соответствует декларируемой. Либо средства таковы, что отвратили бы слишком многих». Эрни вспомнил пьяный бред Рика... Где сейчас тот Рик? Пропал психолог, как провалился… Что он нёс тогда? Босс использует волну потустороннего, чтобы захватить власть над миром? В некотором смысле, уже захватил. Корпорация на данный момент – единственная организованная сила в океане хаоса. Контролируемые ею территории – последние островки цивилизации. Большинство политических лидеров человечества признали главенство Совета Директоров, вручили ему невиданные полномочия. Но без контроля над проявлениями потустороннего цена всему этому – прошлогодний снег. Контроля, что бы это ни значило… Дебора молчит, не мешает Эрни думать. Смотрит на подмигивающий жёлтым индикатор, подносит ладонь – мигание становится чаще – нервно кривит рот. Открывает рабочий дневник и начинает что-то быстро строчить туда. Она привычно успокоилась работой, и огонёк гаснет, тоже знакомо. Завлаб больше не хочет ломать голову над глобальными вопросами, задаёт один, узкий и конкретный. Щёлкает ногтём по детектору: «Давай, угадаю, Дебора, чем займётся твоя новая лаборатория?» Женщина заинтересованно приподнимает бровь, но молчит. «Тебе поручили досконально разобраться вот с этим?» Она едва заметно кивает: она не нарушила подписку, ни-ни! Эрни подпускает в голос металла: «Ты согласишься и будешь разбираться. И разберёшься, со свойственной тебе гениальностью! Интуиция подсказывает мне, что это архиважно». Дебора хмурит брови: «Я уже согласилась. Нарушила давний принцип моей семьи – не участвовать в делах, конечной цели которых не понимаю. Любопытство сильнее принципов, правда, Эрни?» Завлаб пожимает плечами: «У меня нет такого принципа. А если бы был… Если мы, то есть Корпорация, не возьмём под контроль «Ту Сторону», больше просто некому». Дебора смотрит пристально: «Под контроль, говоришь? Раньше я слышала про победу над тварями, про защиту от них…» «Думаю, в нашем случае это одно и тоже. Вообще, чем выше мы с тобой поднимемся по служебной лестнице, тем большую часть картины увидим и поймём. Однако заметь: большая часть того, что мы делали до сих пор, было именно защитой от тварей». «Недостаточно эффективной. И Корпорация не спешит внедрять наши разработки. Даже простые рекомендации – что стоило бы распечатать элементарные методички и раздавать населению?» «А ты уверена, что этого не делают? Когда ты последний раз выходила за периметр?» Она вздыхает: «Письмо от отца было месяц назад. Он много ругался на наших именно за это. Спасатель-профи, он в курсе». «Про соль и ультрафиолет давно знают все. Детекторы – вот они. Чем быстрее доведём до ума, тем быстрее пойдут в массовое производство. Защитные периметры нестабильны, сделать универсальные мы пока не смогли…»
24 и 34 Эрни просыпается от холода и пустоты рядом, смотрит на несмятую половину постели – жена сегодня не ложилась. Она сидит у стола под лампой и что-то пишет в тетрадь. Губы сжаты, между бровей залегла складка, которая теперь почти никогда не разглаживается. Потеряв мысль, Дебора устало трёт глаза, грызёт ручку. Чувствует взгляд мужчины – поднимает голову. Смотрит угрюмо, будто зверь из западни. Судорожно вздыхает, когда он подходит и кладёт руки ей на плечи. Шепчет, уткнувшись в него лицом: «Знаешь, Эрни, стыдно признаться, мне ОЧЕНЬ не по себе». Что должно произойти, чтобы у гордой и бесстрашной Деборы ТАК задрожал голос?! Бывало, дрожал от ярости. Но сейчас дрожит от нестерпимого внутреннего напряга – если не от отчаяния. «Милая, что случилось?» - спрашивает Эрни как можно мягче. «Я не хочу больше в этом участвовать. Это преступно, что делают наши боссы. Я не имею права разглашать подробности, но…» «Скажи без подробностей. Что такого они делают? Отгоняют голодных бродяг от наших периметров? Грабят руины, не разбираясь, где чья собственность, и живы ли владельцы?» «Хуже! Что-то мутят с «Той Стороной» и занимаются евгеникой. Я собрала и свела данные, посчитала… Это не по моей теме, а по твоей. Значит, я могу рассказать… Наша великая стройка – не то, что задекларировано. Не щит от потустороннего, а постоянно открытый канал. Заходите, гости дорогие!». «То есть, как?!» - Эрни, мягко говоря, опешил. - «Я сам проектирую ключевой элемент, генератор поля. Мы перекрываем…» «А если направить вектор в обратную сторону?» «С чего ты взяла? Какому дебилу это может прийти в голову?» «Попался на глаза кусок документации... Не один кусок». «Ты уверена, что ничего не перепутала?» Кивок и подозрительная, невозможная сырость в её глазах: «Эрни, я боюсь… Представляешь, медики отказались обновлять мне контрацептивный имплант. Сказали, что Проекту нужны такие как мы, за нами будущее. А будущего нет – тьма и ужас. Я вижу впереди только тьму и ужас!» Эрни отстранился от женщины, будто от кого-то чужого и незнакомого. Его Дебора просто не могла выть навзрыд, закусив пальцы, маятником раскачиваясь на стуле. Физик тупо ворочал в голове ставшие неподъёмными мысли… Истерика? Лучшее средство от истерики – оплеуха. Применил. Помогло. «А теперь вмажь мне в ответ, чтобы я убедился, что с тобой всё в порядке». Она ухмыльнулась сквозь слёзы и заехала ему кулаком под дых. «Вру, не в порядке. Удержаться не смогла», - ушла и вернулась с двумя стаканами воды. Сидели друг против друга, медленно приходя в себя. Дебора заговорила первой: «Плевать на подписку. Покажу тебе все данные, все выкладки. Расскажу всё, что слышала. Надеюсь, ты придумаешь, как быть с этим дальше». Он кивнул, собираясь с мыслями по делу, отбрасывая лишние. Дебора зашуршал листами тетради, раскрыла планшет… Надо признать, его женщина проделала колоссальную работу по сбору и систематизации информации. Пока он обсчитывал генератор поля, не думая ни о чём другом, она занималась… Ладно, не шпионажем – аналитической работой. Сложила большой кусок паззла, и теперь двое учёных до хрипоты спорили, что не так в этой картинке. К утру они сошлись во мнении, как именно будет работать генератор в текущей конфигурации питающих контуров и регулирующих систем. Мало того, Эрни с Деборой разобрались, почему он должен работать именно так и никак иначе. Заодно выявили несколько слабых мест и неразрешимых на данном этапе технических проблем... Да, по всему выходило: Корпорация строит не щит – шлюз. Простейший аналог: плотина на реке, регулирующая паводки. Новое знание навалилось на Эрни неожиданно тяжёлым грузом. Он силился представить себе будущее, где твари с «Той Стороны» - часть обыденного пейзажа. Хищная квазижизнь, искажающая и убивающая всё, к чему прикоснётся. Он достаточно наблюдал их. Он чуял их присутствие острее большинства коллег и знакомых. Отвратительное ощущение: будто пилой по нервам, никаких детекторов не надо. Но как ни странно, при такой обострённой чувствительности, Эрни переносил близкое присутствие потустороннего относительно легко и безвредно для себя. Не терял сознания и не шёл в разнос, как многие другие люди. Холодный разум учёного даже находил гостей с «Той Стороны» захватывающе интересным объектом для изучения. Но сосуществовать с ними в одной реальности?! Как это возможно - хотя бы технически? Допустим, если прорывается не слишком много за раз, и растут не слишком быстро... Маленькие они уязвимы... Дебора снова что-то строчила в тетради, и складка между её бровей стала только глубже. Двое учёных сегодня превзошли сами себя в искусстве «мозгового штурма», потому, вопреки усталости и общим мрачным перспективам, Эрни был доволен. А Дебора – нет. Ещё он заметил: женщина старательно избегает прикосновений, не смотрит прямо – закрылась. Будто не жена, будто не поломали они пару кроватей к полному взаимному удовлетворению! Эрни заревновал и разозлился бы, кабы не вспомнил одну короткую фразу-оговорку. «Дебора, а что ты сказала про свой контрацептивный имплант?» Женщина сердито захлопнула тетрадь, бросила ручку на стол: «У меня его больше нет. Мне настоятельно рекомендовали сразу, на отмене, зачать от тебя ребёнка. Наше руководство теряет края! Я не желаю быть подопытным кроликом. Тем более, крольчихой-производительницей в виварии. Пусть сами жертвуют ради будущего! Чем хотят, тем пусть и жертвуют. Не за мой счёт!» Эрни ловил её взгляд, а Дебора упрямо смотрела куда-то в стену. Он спросил, начиная уже закипать: «Ты не хочешь детей? Или конкретно от меня?» Она мотнула головой: «Очень хочу. От тебя. Мы же договорились: когда обстановка чуточку улучшится. Но не принудительно! Не для этих!» В отличие от жены, Эрни не умел виртуозно собирать отовсюду крупицы информации. И даже слухами последнее время мало интересовался. А что Корпорация не гнушается опытами на людях, попросту знал. Наблюдал лично. Нет, тех уголовников, скормленных потусторонним тварям, ему не жаль. Но готов ли он пожертвовать женой и будущим ребёнком? Ради чего? Ладно, по максимуму, за что он готов отдать собственную жизнь? Эрни впервые задался таким вопросом, и не нашёл его слишком сложным для себя. Он не считал свидетельства мистиков достаточно достоверными, потому не надеялся на сохранение личности после смерти и не опасался воздаяния за грехи. Знал три надёжных способа оставить после себя след – почти вечный. Дети. Память. Творения. Эрни был в курсе, что его геном содержит несколько довольно редких генов, но ни одной уникальной мутации. Значит, независимо от наличия прямых потомков, похожая комбинация когда-нибудь сложится вновь. Было бы время тасовать… Кто будет помнить его, особенно, поминать добром? Таких людей мало. Род занятий и внутренний распорядок Корпорации превратил учёного в затворника и мизантропа, и нет, лично его это не тяготит – отвечает склонностям. На полевых испытаниях он не раз и не два лез в опасные места вперёд всех, но не ради благодарности и памяти – был уверен в себе больше, чем в других. А Дебору от ходячего трупа заслонил на голых рефлексах, не прикидывая степени риска… Творения… Имена людей, приручивших огонь или придумавших колесо, затерялись в бездне тысячелетий, но творцы в каком-то смысле продолжают жить, пока плоды их ума служат человечеству. Укротители потустороннего (если получится!) останутся в вечности на таких же правах. Интуиция подсказывала Эрни: они с Деборой, как никогда, близки к прорыву на новый уровень решения проблемы. Будущее с тварями под боком – жуткое и неприглядное, но лучше такое, чем вовсе никакого будущего! Короче, всё очень просто: Эрни готов был пожертвовать своей жизнью за то же самое, на что он сейчас её вдохновенно и с удовольствием тратит. За свою науку. За гигантский Проект, последнюю и единственную надежду человечества... Но неужели для Деборы это как-то иначе?! «Ты говоришь, «не для этих»… Кто-то был недостаточно корректен с тобой? Только скажи, я не дам тебя в обиду!» Женщина устало вздохнула: «Эрни, я давно опасаюсь за нашу личную неприкосновенность: твою и мою. Реакция на потустороннее, тип «2-Б» - большая редкость и лакомый кусок для некоторых очень секретных… вивисекторов. Я иначе не могу их назвать. Столкнулась по делам своей лабы… Пока твой и мой интеллект для Корпорации ценнее, чем другие свойства организмов, всё хорошо. Но у нашего сына или дочери такой защиты не будет, только прОклятая кровь». «Какая ещё кровь?» - Эрни посмотрел на жену с недоумением. Начала заговариваться от усталости? Он сколько-то спал ночью, а она… «Ну как бы тебе покороче… Это древнее предание моей семьи. Когда я проявила определённые свойства и достаточно подросла, отец рассказал мне. Будто давным-давно «Та Сторона» коснулась некоторых людей, но не убила, не превратила в очевидных монстров, а незаметно изменила. Вручила дар – особое чутьё и способность взаимодействовать со своими порождениями, призывать и изгонять их. Помнишь сказки про колдунов и ведьм?» «Сказки меня не интересуют – давай лучше про тип «2-Б», подробнее!» «Это за пределами моих компетенций, но что поняла, я расскажу. Гори уже эта подписка!» К тому моменту, как Дебора закончила рассказ, Эрни очень многое осознал, в том числе, про себя лично. И картину будущего сложил почти до конца, прикидывая, как превратить проблемы в задачи, и намечая пути решения... «Ну, чего ты боишься, глупенькая? Это будет мир для таких, как мы. По крайней мере, от людей типа «2-Б» будет зависеть выживание всех остальных. Нас и наших детей ждёт великое будущее». Эрни рассчитывал, что ему прилетит от жены за «глупенькую», нарочно провоцировал. Но не получил ожидаемой реакции, Дебора лишь устало потёрла переносицу: «В самом деле, очень глупо, Эрни. Умом я понимаю, что ты прав. Но не знаю, куда деваться от дурных предчувствий». «Давай подумаем об этом на свежую голову. Спать!!!» Подхватывая жену на руки и утаскивая к постели, Эрни ждал возмущения и сопротивления, но вместо привычной, возбуждающей чувства игры, Дебора на миг крепко прижалась к нему, потом замерла, притихла. Снова плачет? Да что ж за наваждение такое! Эрни устал и мог бы сегодня просто уснуть рядом. Но молчаливая покорность женщины заводила сильнее их обычной возни. Даже в самую первую ночь невинная девица Дебора такой не была. Вкус её слёз на губах, дрожь возбуждения, а может, страха… Нет, устоять невозможно! Теперь Эрни ожидал просьбы остановиться. Чем дальше, тем труднее затормозить, но он послушался бы. Еще не хватает: брать силой мать своего будущего ребёнка! Но Дебора не открывала глаз, не отвечала на ласки и не произнесла ни слова – лежала расслаблено, ко всему безучастная. Эрни превзошёл себя, и всё-таки заставил это бесчувственное тело сладострастно извиваться, стонать сквозь стиснутые зубы, вцепиться острыми коготками ему в бока. Шептал: «Люблю! Моя навсегда! Никому тебя не отдам!» Сделав своё дело, откатился от женщины в счастливом изнеможении, и вдруг поймал её взгляд. Нет, сначала царапнуло по нервам мерзкое ощущение потустороннего, заставило мгновенно собраться: «Что?» Дебора молчала и смотрела на мужа так, что ему вдруг захотелось оказаться с ней по разные стороны крепкого щита. Миг – женщина опустила ресницы. Чувство близкой опасности прошло, осталась тревога и недоумение. Эрни очень хотел спать, но всё-таки спросил ещё раз: «Дебора, да объясни же, наконец, что С ТОБОЙ происходит!?» Она тяжело вздохнула: «Всё дело в прОклятой крови, Эрни. Как ни называй это красиво по-научному, суть не изменится. Мы жестокие, кровожадные твари без капли сострадания, твари с «Той стороны». Нас и запугать почти невозможно – мы бесстрашные. Можно выдрессировать человеческую часть до относительной социальной адекватности. Компенсировать отсутствие естественных сдерживающих начал этическими принципами. Отец сумел. Понимаешь, у меня нет ничего, кроме моих принципов и злобной твари внутри. Я – это мои принципы. Работая на Корпорацию, я преступаю их, один за другим. Я теряю края, теряю себя, понимаешь, Эрни? Тварь скоро вырвется на свободу. Всё, что мы прикидывали про будущее – это вообще. Но сама я пропаду раньше и разнесу всё, до чего смогу дотянуться. Просто чувствую, так будет». Эрни не нашёлся, что ответить по существу. Хищную тварь в себе он знал и держал в повиновении без особого труда. При том привык ориентироваться не на умозрительные абстракции, а на иерархию, силу и авторитет вышестоящих. Наверное, если принципы так важны, можно корректировать и дополнять их, подобно научной теории. Но давать советы, не имея подобного в личном опыте? «Сходила бы ты к медикам, Дебора, попросила успокоительного. Или от паранойи чего-нибудь. Или к психологам…» Она вздохнула обречённо: «Пробовала – не помогает. Ладно, давай спать, Эрни. Знал бы ты, как я устала!» Дебора отключилась мгновенно, а Эрни ещё некоторое время лежал и размышлял. Жена заразила его своей тревогой, но открывающиеся перспективы слишком влекли и завораживали. Эрни переставил будильник, который должен был вот-вот прозвонить, отправил сообщение, чтобы на работе до обеда не ждали ни его, ни Дебору, и уснул. Проснулся первым и долго смотрел на спящую жену. Бледное лицо в обрамлении тёмных кудрей было прекрасно, век бы на него любовался. А морщинка между бровей не разгладилась даже во сне, и тёмные круги вокруг глаз, и сухие потрескавшиеся губы… «Спи, милая!» - Эрни тихонько выскользнул из-под одеяла, женщина заворочалась, но не проснулась.
Вечером того же дня Эрни прибыл в штаб-квартиру на аудиенцию к высокому начальству. Тему, над которой трудилась его лаборатория, учёный считал закрытой и спешил доложить об этом. Интуиция нещадно подгоняла его. Вместо того, чтобы написать отчёт и отправить по инстанциям, Эрни впервые в жизни затребовал личного разговора со всемогущим Боссом. Завлаб имел на это право, ожидаемо не встретил отказа, но удивился скорости, с которой его приняли. С разгону ворвался в кабинет – налетел на взгляд человека за большим столом, будто на щит. Резко затормозил, проглотил заранее заготовленное приветствие… Поймал себя на противоестественном желании преклонить колено перед некоронованным владыкой мира… Нет, это уже ни в какие ворота! Эрни почтительно склонил голову и встал чуть боком, чтобы казаться меньше. «Добрый вечер, коллега. Присаживайтесь. Я вас внимательно слушаю», - голос Босса звучал обыденно, немного устало. Приятный баритон, ничего особенного. Да и внешность, если приглядеться, более чем рядовая. Таких неопределённого возраста умников – десять на дюжину среди околонаучных клерков. Аккуратная стрижка, костюм, очочки… Всё бы ничего, только взгляд из-за стёкол останавливает на лету и раздевает до костей, и знакомое ощущение дерёт нервы… «Я вас слушаю, господин Мак-Гейм», - человек за столом тонко улыбнулся. Кажется, его позабавило замешательство учёного. Эрни отмер, буркнул: «Добрый вечер!» - и решительно плюхнулся в кресло для посетителей. Быстро собрал разбегающиеся мысли и начал докладывать результаты многомесячной работы, а также их последнего с Деборой «мозгового штурма». Босс не прерывал, не задавал наводящих вопросов – внимательно слушал, в нужных местах проявляя заинтересованность кивками и междометиями. Заведующий лабораторией говорил об очень сложных вещах, сложным профессиональным языком, иначе просто не получалось. Но был уверен – его понимают, и это само по себе дорогого стоило! Эрни закончил с выводами и предложениями по решению актуальных задач, перевёл дыхание. Рискнул прямо посмотреть на Босса – Босс лучился довольством: «Отлично, господин Мак-Гейм. Из всех рабочих групп, занимающихся данной проблемой, вы смогли продвинуться дальше всех. После консультации с экспертами я рассмотрю вопрос о вашем повышении в должности и переводе на основной объект. В ближайшее время вы зафиксируете всё, что рассказали мне сейчас, в письменном виде и отдадите моему секретарю. Апартаменты с охраной и всеми условиями для работы вам уже предоставлены. А подписку о неразглашении мы с вас брать не станем. Сами знаете, этот метод плоховато работает», - сердце Эрни неприятно ёкнуло. - «Просто имейте в виду. Будущее, о котором мы говорили, которого вы желаете, для многих людей категорически неприемлемо. Внутри Корпорации – в том числе. Я мирюсь с этим, так как деятельность ваших потенциальных оппонентов входит в мои планы. Но вы, если не хотите ставить под удар себя и своё дело, храните тайну, господин Мак-Гейм. Мы строим щит от потустороннего, и точка. Понимаете? Тот, кому хватает ума и квалификации разобраться в деталях, как разобрались вы, заслуживает отдельного разговора». Эрни догадывался, что за словами Босса кроется куча жизненно важных нюансов и подтекстов, но расшифровывать их никогда не умел, хоть тресни: «Разрешите спросить?» «Спрашивайте». «При переводе на новое место работы, найдётся ли там должность для моей жены? Дебора очень талантлива, наша совместная работа всегда была плодотворнее, чем поодиночке». Босс кивнул: «Должность для вашей супруги, госпожи Крейг, мы найдём, будьте спокойны».
Отчёт, а также дополнения и уточнения по отчёту, вылились в неделю затворничества, чтобы не сказать – одиночного заключения. Эрни непременно напрягся бы, если бы в этой тишине ему так хорошо не работалось. Он не видел никого живого, кроме пресловутого секретаря Босса, зато получил в распоряжение увесистую стопку чужих отчётов. Коллеги, большинство которых Эрни знал, но не общался уже несколько лет, «заходили на цель» под разными углами, с разной степенью успешности, сильно дублируя друг друга. Учёный искренне восхитился мастерством тех, кто всё это координировал и направлял. Приводя в систему результаты своего и Деборы совместного озарения, плюс много-много дополнительной информации, он походу решил ещё несколько непростых задач. Генератор фокусирующего поля обретал реальность, отдельные блоки можно было уже передавать инженерам. Эрни чувствовал бы себя замечательно, кабы не смутная тревога, которая росла с каждым днём. Нет, никакой личной угрозы! Но он исчез из своей лаборатории – и из дому – внезапно и бесследно. Помнится, несколько лет назад так же уехал в штаб-квартиру и пропал психолог Рик. Эрни с Риком были всего лишь приятелями, но Эрни не слишком порадовало его исчезновение. Дебора… Дебора на нервах… Отдавая секретарю очередную порцию схем и расчетов, Эрни спросил, можно ли связаться с женой? «Вопрос о вашем новом назначении уже решён. Завтра вернётесь в свою лабораторию за вещами, пообщаетесь со всеми, с кем захотите». Секретарь был спокоен, как слон, благодушен, улыбчив и неспешен. Редчайшие качества в текущей обстановке: смотреть и учиться. Эрни засмотрелся – и не стал настаивать на немедленном сеансе связи. Назавтра он узнал, что всё равно было уже поздно. Ему рассказали, что на второй день отсутствия мужа Дебора подхватилась и уехала вслед за ним в штаб-квартиру. Через сутки вернулась, передала дела заму, собрала вещи и снова куда-то уехала. Вид при этом имела такой, что никто не рискнул лезть с расспросами. От Эрни тоже вовсю мигали детекторы, он пожалел коллег и пошёл домой. Если эта … женщина соизволила как-то пояснить свои действия, послание должно было ждать Эрни в их семейном гнёздышке… Бывшем?! Мысль сдуру возникла, но в голове не укладывалось, да он и не хотел. Учёные привыкли жить аскетично, не обрастая барахлом. Но когда из апартаментов на двоих человек один вдруг забирает все свои вещи, в помещении становится непривычно пусто. Зато бросаются в глаза нарочно оставленные на виду мелочи. Эрни вздрогнул как от удара, заметив над рабочим столом жены качающийся на нитке бумажный самолётик. Несколько секунд заворожено следил, как мечутся тени на стене, потом оборвал нитку, развернул лист.
«Я люблю тебя, Эрни!» - писала Дебора аккуратным, убористым почерком. – «Меня учили, что прОклятая кровь не умеет любить, тем более долго и взаимно. Когда-то я легкомысленно сочла наши чувства и отношения чудом, щедрым подарком судьбы. Теперь я вижу: это кредит. Процентная ставка пугает, а перспективы основного платёжа приводят меня в ужас. Что с меня запросят? Жизнь? Рассудок? Человеческую природу? Я почти решила уже сесть ровно и ждать неизбежного, но вдруг наметилось неотложное дело. Пока я его не сделаю, мне нельзя ни умирать, ни уходить на «Ту Сторону». Остаться с тобой и работать над Проектом я тоже, к сожалению, не могу. Вчера меня принял Босс и подписал заявление по собственному желанию. Первое за пять или шесть лет, как он сказал. Все просятся в Корпорацию, никто не увольняется. Босс – без сомнения великий человек. Мне искренне жаль, что наши цели и ценности на данном этапе разошлись. Но я поклялась не болтать лишнего и не стоять на пути Корпорации. Придурков-энтузиастов хватит без меня. Почему я так думаю? Вчера состоялся ещё один разговор. Этот человек – из близкого окружения Босса. Имени его я не знаю, но он носит на лацкане эмблему Небесных Рыцарей. Ты сам знаешь, я тяжело сближаюсь с людьми. Поразительно, как быстро сей господин, толком даже не представившись, втёрся в доверие, показался лучшим исповедником из возможных. В считанные минуты раскрутил на разговор о том, что меня гнетёт и лишает покоя. Он читал мои чувства, как раскрытую книгу, а я, вместо того, чтобы дать отпор, будто в сладкий сон погружалась. Но ровно до того момента, пока он не завёл разговор про «Ту Сторону». Таких махровых благоглупостей я не слышала даже в детстве! Общая идея: чтобы закрыть тварям путь в наш мир, нужно всем-всем-всем стать светлыми и чистыми аки ангелы небесные. А если не получается само, людишки-то слабы и удобопреклонны ко греху, нужно им, бедненьким, помочь техническими средствами. Знаешь, тут я протрезвела в один миг, к огромному неудовольствию этого типа. Попыталась объяснить, что позитивная реморализация – эффектная, но крайне вредная для психики штука, и к настоящей праведности отношения не имеет. А главное, потусторонним тварям без разницы, кого жрать: грешников или праведников. Статистического материала на эту тему уже предостаточно. Представляешь, Эрни, с таким я ещё не сталкивалась. Только что был умный, тонкий, понимающий собеседник – хлоп – все мои слова и аргументы, как об стенку! Я вспомнила, что обещала Боссу не болтать, и свернула разговор. Мой тебе совет, Эрни, опасайся этих Рыцарей. Мутная организация, и люди мутные, сколько я их ни встречала…»
Аккуратно исписанный листок подрагивал в руке, сердце пропускало такты и неприятно щемило. Эрни постарался отгородиться от слишком драматичного начала письма размышлениями о Небесных Рыцарях. Скрытная, могущественная и очень древняя организация стояла у истоков Проекта. Вложила, по слухам, громадные деньги в Корпорацию. Раньше Босс любил красиво поминать в своих выступлениях крылья и звёзды, официальные символы Рыцарей. Однако в личной беседе Эрни не слышал от него ни полслова подобной риторики. И значка с эмблемой Босс не носил. Зато предупредил Эрни о разногласиях в Корпорации, о возможных оппонентах… Была ли крылатая эмблема на секретаре? Нет, тоже не было. Любопытно! Но эти гады ничего не сказали Эрни про Дебору! И не проводили её к нему, когда она приезжала в штаб-квартиру. Или она сама не захотела? Решила уйти от мужа тихо, без неизбежных тяжёлых сцен? Взгляд тупо скользил взад-вперёд по строчкам, цепляясь за «люблю» и «остаться с тобой не могу». Эрни ощущал себя так, будто от него заживо отодрали что-то жизненно важное. Настоящая боль не догнала, но в глазах уже темно, и земля уходит из-под ног. Скрипнув зубами, Эрни опустился на стул: «Дебора, сучка, что же ты наделала!» Злость парадоксальным образом помогла взять себя в руки. Несколько глубоких вдохов и медленных выдохов – буквы уже не двоились в глазах, он мог читать дальше.
«По себе знаю, Эрни, тебе будет больно. Ты ничем не заслужил такого внезапного разрыва, ты был прекрасным, гениальным мужем. Наверное, тебе станет легче, если ты возненавидишь меня так же сильно, как любил. Хотя если шлюха судьба намерена когда-нибудь свести нас снова… Не знаю, как будет лучше. Главное, сбереги ясный рассудок и способность действовать, остальное не важно. Верю в твою силу и твой гений. Сердцем всё равно навеки твоя, Дебора.»
Эрни уронил голову на сжатые кулаки. Горло перехватило, глаза жгло, по щекам ползла гнусная сырость. «Не подарок судьбы – кредит с процентами!» - кажется, он прочувствовал, что жена имела в виду. Вероятно, это были худшие минуты его жизни, но они всё-таки прошли. Внутри медленно, неукротимо разгорался тёмный огонь, переплавляя боль в ярость. А ещё шевельнулась интуиция и подсказала, что в данный момент Дебора действует наилучшим образом из возможных. И враг у них по-прежнему общий: «Та Сторона». А также любой из живых, кто по недомыслию или злому умыслу способствует её глобальному прорыву.
27 и 37
Лёгкая фигурка по-обезьяньи стремительно взлетает под потолок цеха. Какая-то возня наверху, грохот, лязг, и на преследователя выплёскивается центнер пылающего топлива. Достаточно, чтобы уничтожить десяток-другой ходячих трупов. А для рукотворной твари, создания Корпорации – отряхнуться и протереть рецепторы. Женщина, больше похожая на мальчишку-подростка, матерится сквозь зубы, быстро перебегая по балкам на головокружительной высоте. Соскальзывает вниз в другом углу цеха, ныряет в технологический люк. Она здорово рискует наскочить на что-нибудь потустороннее, но доверяет чутью. Ползёт по трубам в коллекторе и тихо надеется, что «охотника» пустили не по её душу. «Ну, пожалуйста, пусть это будет зачистка после посещения «Той Стороны»! Мы не просили помощи у Корпорации. Но где падаль, там стервятники, это закон…» «Та Сторона» накрыла Сихельм неделю назад. Прорыв был не слишком сильный. Благодаря слаженным действиям сил самообороны и горожан, жилые кварталы не превратились в кладбище, можно этим гордиться. Но во что превратилась промзона… Четверо бойцов самообороны имели чёткую цель – добраться до энергоподстанции и привести её в порядок. От успеха миссии зависело дальнейшее выживание городка. Но всё пошло не так. Женщина, последняя из группы, третий день плутала по руинам, превратившимся в смертельный лабиринт. Она успела изучить окрестности этого цеха, даже создать оборонительные рубежи и ловушки для тварей. Но вернуться в город или продвинуться дальше, увы, не могла. А теперь ещё эти … мародёры! Она ползла по-пластунски, подсвечивая фонариком, ход становился всё уже и неудобнее. Впереди забрезжило пятнышко солнечного света, открытый люк. Ещё чуть-чуть, и она выберется! Но что-то вроде гибкого корня обвило ногу, сдавило до хруста костей. Женщина вскрикнула от боли, но не позволила себе впасть в панику. Заклинилась враспор, нож в руке. Нечто тяжёлое и холодное оплело обе ноги и поползло выше. А потустороннего рядом нет, точно! Луч фонарика натолкнулся на тускло-серый, с металлическим отблеском тяж, женщина разразилась чудовищной руганью. «Охотник» захватил добычу. Осталось узнать у его хозяев, нафига им понадобилась Дара Сандерс, боец местной самообороны? Мало кругом нежити? Тварь спеленала женщину на манер кокона и протащила-протолкнула до солнечного пятна, потом выдернула из открытого люка. Метод транспортировки никто не назвал бы комфортным, помятая и обездвиженная добыча отчаянно бранилась всю дорогу. В конце концов «охотник» транслировал недовольный голос оператора: «Умерьте своё сквернословие, барышня! Мы вас спасаем!» Услышав живого человека, Дара мигом прекратила ругаться. Быстро, чётко сообщила, кто она такая и зачем здесь оказалась. Запросила помощи. Оператор ответил, что проблемы жителей Сихельма уже решены, а её сейчас переправят в убежище. Возражений никто слушать не стал.
«Пробные пуски показали: генератор фокусирующего поля работает. Для формирования шлюза осталось решить две задачи: выход на основной режим и контроль за устойчивостью канала. Все попытки решить эти задачи аппаратными методами к успеху не привели, о чём свидетельствуют отчёты за номерами..,» - Эрни сверился с рабочим дневником и назвал номера нескольких предыдущих отчётов. – «Считаю необходимым действовать по варианту «жертва». Характеристики необходимого объекта были изложены в отчёте номер…» Босс недовольно поморщился и прервал доклад учёного: «Времени на словоблудие и бюрократию не осталось, коллега. Разрешаю. Переходите. Но прежде напомните мне содержание тех отчётов. Кратко, без лишних подробностей. И пожалуйста, называйте вещи своими именами». Эрни вздохнул. С тех пор, как его перевели на центральный объект, он видел Босса по нескольку раз в месяц и отчитывался ему лично. Глава Корпорации умел мастерски задавать наводящие вопросы. Сейчас Эрни мысленно поблагодарил начальство за возможность ещё раз проговорить вслух самую «горячую» тему Проекта. Их творение вышло за рамки сложности, которую способен был контролировать искусственный квазиразум. Преодолеть ограничение не смогли. Сколько ни билась над проблемой рабочая группа, которая создала Корпорации непобедимых охранников и «охотников», а не смогли. Дополнить машину живыми операторами? Поначалу идея казалась здравой. Люди со сродством потустороннему (тот самый тип «2-Б») могли безболезненно переносить вредный фон от работы шлюза. Но как мотивировать живых людей, чтобы они веками и тысячелетиями, из поколения в поколение сидели за пультом? После раскола в Совете Директоров и самого натурального бунта Небесных Рыцарей Босс не надеялся на чью-то сознательность и добросовестность. Он решал проблему потустороннего раз и навсегда, потому требовал автономной работы всех устройств. Походя бросил: «Я согласен на бессменного оператора, подключённого напрямую к машине. И чтобы качество работы не зависело от мотивации. Пусть контролирует рабочий процесс, как живёт и дышит». Разработчики, услышав такое ТЗ, только и придумали – с горя напиться. Швырялись идеями в порядке бреда. Вспомнили концепцию «крысиных волков» и предложили захомутать на роль оператора потустороннюю тварь. Прикинули способы реализации, взвесили «за» и «против». Плюнули. А потом Феликс Кроу, лучший спец по квазиразуму, сочинил, как превратить живого оператора в заказанное Боссом. Живое в квазиживое, то есть не-мёртвое. Они делали так с подопытными зверушками, когда моделировали «охотников». Но для воплощения новой идеи нужен был человек, и не какой попало, а «2-Б». Кстати, он же мог дать пусковой импульс для выхода шлюза в основной режим. Две задачи разом! Эрни, уловив идею, стал хорохориться: «Я сам - «2-Б». Лягу на алтарь, стану частью собственного творения. Это же бессмертие, настоящее!». «Эрни, друг мой», - возразил Феликс, - «Ты не представляешь, о чём говоришь. Я врагу такого не пожелаю - навеки застрять между жизнью и смертью, между миром и «Той Стороной»! Уверен, для сознающего себя индивида это мучительное и противоестественное состояние. Человеческое сознание лучше погасить, оставить инстинкт самосохранения и рефлексы». «Но как же тогда со сложностью?»
Босс деликатно кашлянул, отвлекая Эрни от воспоминаний. Говорить не хотелось и ещё меньше хотелось действовать, но они слишком далеко зашли, чтобы повернуть назад. В Корпорации – гражданская война со стрельбой, погромами и расправами. До сих пор никто не взял на себя ответственность за уничтожение целого посёлка строителей. Звёздные Рыцари пышут гневом и жаждут крови. Люди сцепились, будто крабы на мелководье, забыв, что над ними нависает гребень чудовищной волны. Ещё немного, и «Та Сторона» слизнёт с планеты всех. Эрни прокашлялся в тон начальству и заговорил, как просили: коротко и чётко, называя вещи своими именами. Сообщил, что вечного стажа для шлюза можно попытаться создать хоть завтра. Жертвы отобраны, исполнители тренируются, установка смонтирована. «Но предупреждаю: у нас нет уверенности в успехе. Мы не смогли просчитать характеристики квазиразума, который получим. Прогнозируем практически вечную квазижизнь и контроль за рабочим процессом на уровне физиологической функции. А будет ли у стража сознание, унаследует ли он личность жертвы, как отнесётся к создателям – это мы выясним только опытным путём. Подчёркиваю: я не удивлюсь, если тварь нас просто сожрёт. С учётом способа жертвоприношения… Я бы сам за такое сожрал, точно!». На последнюю фразу Босс странно фыркнул. Эрни поднял взгляд – смеётся. «Спасибо, коллега, что предупредили. А то ведь лезли добровольцем!» Учёный залился краской стыда: «Если я пойду добровольцем, буду сдерживать нездоровые порывы. В меру сил. Я имел в виду наших подопытных. Спрашивать у них согласия никто не станет, слишком сложно объяснить этим…», - Эрни скривился, вспомнив своё впечатление от разношерстной толпы «2-Б», которых наловили по всему миру «охотники». «Придуркам? Плебеям? Висельникам?» - услужливо подсказал Босс, – «По-моему, вы думаете о наших подопечных хуже, чем они того заслуживают. А могли бы предложить этим людям интереснейшее приключение. Натянуть нос «Той Стороне», и целую вечность в придачу». «Ну у вас и формулировочки!» - только и смог выдохнуть Эрни, – «Хорошо, я подумаю, что и как сказать жертвам».
Два досье на столе – выборка из шестисот с лишним кандидатов. Эрни включил себя в список, но его отсеяли по здоровью. Прошли отбор двое, молодой парень и женщина. У женщины показатели чуть лучше, но Эрни откладывает её досье в сторону. Казённое фото в профиль и в фас слишком напоминает ту, кого он лишний раз старается не вспоминать. Это вроде болезни: беглая жена мерещится ему в каждом третьем женском лице. Эрни дважды терял терпение, наводил справки в службе безопасности Корпорации. Но после увольнения Дебора Крейг будто на «Ту Сторону» провалилась. А может, в самом деле провалилась, кто сейчас разберёт… Эрни всё-таки читает на папке имя: Дара Сандерс из Сихельма, и снова откладывает. Пододвигает другую папку: «Ну-с, молодой человек, что у нас тут?» Читает, просматривает и без долгих раздумий ставит свою резолюцию: «Годен!». Возможно, Эрни побеседует с жертвой, как советовал Босс, но выбора не даст. Таких шакалят он уже пускал на опыты, без разговоров. Чуть позже Эрни наблюдает на мониторе слежения, как парня уводят из жилого блока в лазарет. Будущая жертва отвратительно скандалит, качает права и пытается драться, подтверждая впечатление из досье. Впрочем, парнишка «2-Б», значит интуиция должна отчаянно сигналить ему: дело не чисто. Эрни сам растопырился бы на его месте. После того, как медики вкололи скандалисту изрядную дозу успокоительного, он сидит на кушетке, смотрит волком. Эрни заходит в палату, тоже смотрит и понимает, что разговора не будет. Оставляет жертву медикам и отправляется к основному месту действия. Там всё готово, оборудование настроено, бригада медиков и техников ждёт. Парня привозят на каталке: его до бровей накачали миорелаксантами, но оставили в сознании, так надо. Он с трудом ворочает глазами по сторонам, а зрачки уже во всю радужку. Наверняка «2-Б» ощутил близость генератора на холостом ходу, эдакий ветерок с «Той Стороны». Эрни недовольно кривится, когда по нервам пробирает более сильная волна потусторонней дрожи. Смотрит на мигающие индикаторы: «Рано!» Жертву перекладывают на стол, закрепляют электроды и датчики, проверяют аппарат искусственного дыхания. Ещё ничего не произошло, но у парня то ли слабые нервы, то ли богатое воображение. Драться или бежать он не может – просто идёт в разнос, и «Та сторона» впервые прорывается в мир сквозь живого человека. Шквал ветра из ниоткуда разметал всех, кто находился рядом. Индикаторы уже не мигают – светятся багровым. Генератор глотает пусковой импульс и почти выходит на основной режим. Но рано, слишком рано! Тело жертвы мгновенно сгорает, исходит смрадным дымом, рассыпается пеплом. Мерзко, монотонно вопит сирена. Эрни кашляет и ругается, поднимаясь с пола. Это ещё он достаточно далеко стоял! Слышит, как кто-то стонет, кого-то рвёт. Два тела в белых халатах вообще не шевелятся и в кровище… Топот по лестнице – Феликс с квадратными глазами, с горестной констатацией: «Стража не получилось». Эрни размазывает юшку под носом: «А то я не понял, тля! Где запасная бригада медиков? Быстро сюда!»
Прозрачная жидкость льётся в стаканы, вокруг стола пятеро очень мрачных мужчин. «Помянем мелкого гадёныша, «Та Сторона» ему мамка!» - пьяно мычит Феликс. «Да уж! Чуть не забрал с собой, паскуда!» - передёргивается всем телом Дик. Эрни смотрит на коллег чуть свысока: «Заругали спирт, что горит. Я уверен, эту энергию можно использовать во благо. Пока мы не умеем, но…». Фрэнк, хирург, подозрительно косится на Эрни: «Всё время забываю, что ты тоже из этих. Ой! Получается, ты тоже мог присоединиться к фейрверку?» Эрни качает головой: «Я был далеко от точки фокуса. И у меня всё хорошо с самоконтролем». Фрэнк грозит пальцем: «В следующий раз будешь наблюдать с балкона». Эрни сжимает кулаки: «Следующего раза не будет, пока мы не обработаем данные и не поправим настройки!». А ещё, кажется, нельзя пренебрегать советами Босса. Со следующей жертвой Эрни побеседует, во что бы то ни стало. Как её там, Дара Сандерс?
или про тех, кто приходит и благородно учит вас жить
Мне кажется уместным, если кто-то выставил некое свое произведение напоказ, написать, что оно мне нравится. Или написать, что не нравится. Я обычно, если не нравится, прохожу молча мимо. Но это - мое личное дело. Я считаю вполне нормальным написать, что нет, не мое, не нравится. "Не будет это моей любимой работой из твоих" или "Не прониклась я" или что-то еще такое.
А вот что я считаю неуместным, это тоном преподавателя/наставника/гуру начинать "разбор полетов", о котором тут никто не просил. Даже если сформулировано оно, как "конструктивная критика". все эти: Нууу... неплохая работа, но над композицией поработать бы, и цвета мельтешат, и анатомию бы подучить" - вот это я считаю невежливым. Автор работы - он взрослый человек, который создал нечто и выставил. Он, значит, принял для себя решение, что оно его устраивает настолько, что можно и хочется показать. Я исхожу из того, что он - адекватен, работает над собой и над своими произведениями, и знает, почему он делает вещи тем или иным способом. Если он руку недорисовал, или ногу нарисовал кривовато - значит он так посчитал нужным! Ради идеи, или ради выразительности, или просто ему так захотелось и понравилось. И если он не разобрал все еще больше в цвете или в тоне - значит так он решил. И если он не идет на уроки анатомии и композиции, значит он считает, что ему знаний этих предметов хватает.
Когда автору хочется посоветоваться с публикой, узнать мнение коллег, сверить свою оценку с оценками других людей, он выставляет работу и пишет: "Что думаете?" или "Что скажете?" или "Ну как вам эта работа" или даже "Прошу конструктивной критики" или еще конкретнее: "Я вот тут сомневаюсь в цветах - не мрачновато ли?". Вот если такое у аудитории просят - тогда да, каждому спасибо за его мнение и советы. А если человек просто что-то показал - не надо его начинать учить.
Так же мне кажется заносчивым писать авторам фразы вроде "не хватает глубины" или "Тебе не удалось передать ... ..." Потому что мы не знаем, сколько глубины автору хотелось, и что он хотел передать. Может быть ему просто форма кляксы понравилась. Или он увидел кошечку и "схватил" движение, и радуется своей кошечке из двух линий. И глядя на вот эту фигуру, ему открылась вся красота мира. А нам это кажется простоватой линией, и что глубины не хватает, и тема не раскрыта. Откуда нам знать, кто там что хотел раскрыть? И почему мы не можем "разрешить" автору сделать и выставить произведение, которое может быть вообще никакой глубины не имеет и не собиралось иметь?
В общем - я не предлагаю говорить авторам, выставляющим свои работы в общественных местах, только комплименты. Так же не предлагаю им врать, если работа не нравится. И осознаю, что выставляя свои вещи на публику, каждый должен быть готов получить от этой публики разные отзывы, не только приятные. Но я считаю невежливым бросаться учить чему-то человека, который ни о каком обучении не просил.
А то так, знаете, пригласили меня в гости. Приду я, и начну: "Ой, убираться вы не умеете, и занавески подобрали так себе, и суп варить я вас сейчас научу как надо!" Тут вот никто не сомневается, что это неуместно? В гости звали - всех учить как у себя дома жить? Вот и не учат воспитанные люди, если их не спрашивали. :-)