Ненавижу ханжей!

Вы видите тут порнографию? Я — нет, а говорят, она там есть.
Автор фото Джок Стёджерс, Jock Sturges. Очень жалею, что узнала о его выставке в Москве только по связанному с ней скандалу(((

@темы: жисть, маразмы

---

Июнь: снег и вода

Scan 006Flamber.ru

Scan 007Flamber.ru

@темы: Север, Хибины

---

Гиперборейская ностальгия

Scan 004Flamber.ru

Scan 005Flamber.ru

@темы: Север, Хибины

---

Идеи носятся в воздухе, как обычно)

Кто читал третью часть «Истории с фотографией», возможно, помнит сцену, где навы играли в некую игру:

Кто не читал или не помнит, цитата

Два нава, молодой и старый, неторопливо кружили возле замысловатой конструкции из множества деталек, удерживаемых на месте лишь равновесием сил, подобно картам в карточном домике. Резкое движение, колебание воздуха, и всё рухнет. Но сооружение, похожее на сросток кристаллов, уже второй час утончалось и вытягивалось ввысь. Древняя игра-головоломка могла быть медитацией, тренировкой, фоном для беседы, всем понемногу одновременно. Ромига и Шага, геомант и мастер ментальных воздействий, играли и беседовали. Предмет разговора был деликатный и болезненный: подробности атаки, которой подвергся геомант. Однако и сама по себе игра, и темп обсуждения, заданный Шагой, Ромигой охотно поддержанный, настраивали на безмятежно-сосредоточенный лад.
Ромига смог пробудить воспоминания о кошмарах, с которых началась атака неизвестного врага. Поставил надёжный заслон сопровождавшим их ярости и панике. Теперь спокойно делился с Шагой образами там, где не хватало слов. А не хватало часто, таким странным оказался пережитый навом опыт. Увы, облик врага он так и не вспомнил.
– В той бесконечной пустоте у меня не было даже иллюзорного подобия тела. Нечем увидеть лицо, заговорить с ним. И сам он не обращался ко мне никогда. Таскал за собой, и всё, – Ромига скользящим, стремительным движением вынул деталь из основания конструкции и водрузил на вершину. Плавно отступил, передавая ход и слово старшему сородичу.
Время высушило Шагу до птичьей лёгкости, лишь прибавив его движениям свободы, уму – остроты. А память мастера была бесценным кладезем информации, не попавшей ни в какие отчёты.
– Очень давно я сталкивался с чем-то, похожим на твой случай. К сожалению, тогда мы так и не разобрались до конца, – плавный глубокий наклон, и Шага обеими руками выхватил две детали разом. Одну поставил сверху на Ромигину, вторую пристроил на выступавшее в сторону «плечо» конструкции.
– Расскажи? – Ромига задал вопрос и сделал ответный ход, не особо задумываясь.
– То было в Эпоху Непрерывных Войн, когда на Землю ринулись десятки новых рас. Ходили слухи, будто шаманы каких-то очередных дикарей умеют путешествовать сквозь Пустошь, не открывая порталы Большой Дороги. Говорили, лучшим из них не нужно для этого ничего, кроме собственного дара, а худшие крадут силу у других разумных, проникая в их сны, – Шага переставил очередную деталь всего на ладонь от пола. Правила позволяли: вниз и на одном уровне – нельзя, только вверх, но не обязательно на вершину.
Ромига обошёл головоломку кругом, что-то прикидывая.
– Красть силу у кого попало – обычная практика слабых и недоученных колдунов. Но убыль магической энергии я заметил бы сразу. Убыли не было, – молодой нав ещё раз примерился и переставил сразу две детали. Конструкция опасно пошатнулась, но устояла.
– Спешишь, – невозмутимо констатировал Шага. – Однажды ко мне обратился шас, чей сын заснул и больше не просыпался. Эрлийцы не смогли разбудить ребёнка, тогда отчаявшийся отец пришёл к нам. Он не верил, что это просто непонятная неизлечимая болезнь. Он торговал с теми дикарями, видел шамана, верил слухам и умолял помочь сыну или хотя бы отомстить, – мастер аккуратно переставил одну детальку из середины на самый верх.
– Да, сила – не обязательно магическая энергия. Масаны черпают её из крови разумных. Гиперборейцы из… Шага, что это была за семья? – в этот раз расчёт и движение Ромиги были безукоризненно точны. Сооружение не дрогнуло, когда он ловко извлёк и переставил сразу три детали.
– Спешишь, – повторил мастер, – Я обследовал ребёнка и понял, что его не отпускает кошмар, подобный твоим. Сейчас ты показал, я вспомнил. Ужас и одиночество духа, затерянного в бесконечной пустоте, очень яркое ощущение, – ещё одна аккуратная перестановка.
Ромига задумался: он, в самом деле, поспешил. Правила древней игры теперь позволяли ему выиграть партию в один ход. Достаточно добыть из основания и водрузить на вершину матово-чёрный кубик, не обрушив конструкцию. Нав мог это сделать, или следующим ходом закончит мастер. Беседа завершится до следующей встречи вместе с игрой, в этом Шага непреклонен. Геомант улыбнулся. Он сейчас намеренно не пользовался своим даром, как оба нава не применяли обычную магию. «Но до чего логика любимой игры Шаги похожа на логику магии мира!» Ромига придумал, как растянуть партию ещё на несколько ходов. Хотел услышать конец истории сегодня. «Или Шага её только начал? С него станется». Прокомментировал:
– Я, как ни странно, быстро привык к ужасу пустоты. Больше бесился от плена, от невозможности освободиться, – очередной перестановкой Ромига намеренно привёл конструкцию на грань обрушения. Пусть Шага, прежде чем тянуться за кубиком, позаботится об устойчивости.
– Мы тогда ещё толком не зализали раны после ухода в Тайный Город. Однако князь разрешил мне разыскать дикарей и задать вопросы их шаману. Безутешный отец вызвался проводником, комиссар отправил с нами двоих гарок. Мы быстро и без лишних хлопот нашли, что искали. Шаман был в таком же состоянии, как маленький шас. У нас не было причин жалеть дикаря, и мы принялись будить его самыми жёсткими методами. Быстро поняли, что он умрёт, но не проснётся, – Шага сделал ход, совсем не такой, как ожидал Ромига. Неожиданным манёвром мастер уравновесил конструкцию и снова открыл доступ к чёрному кубику.
Однако Ромиге история была интереснее выигрыша. Снова не тронул кубик сам, заблокировал его для Шаги и спросил:
– А почему ты не построил «Иглу инквизитора»?
– Я был тогда моложе тебя, и мне это было не слишком просто. Однако я построил «иглу». Самый неудачный опыт за всю практику. Пробовал сканировать сумасшедших? В тяжёлых случаях отделить реальность от бреда почти невозможно. Тогда я не стал ломать себе голову: взял дикарский язык и ещё кое-что, по мелочи. Шаман умер. Мальчику повезло немногим больше: через три дня он проснулся совершенно безумным, – мастер уравновесил головоломку, снова открывая Ромиге путь к выигрышу.
– Шага, а что другие дикари? Вы у них тоже ничего не узнали? – Тянуть дальше геомант не стал, завершил игру победным ходом, поклонился Шаге.
Старый нав ответил поклоном на поклон. В качестве приза ответил на последний вопрос.
– Простые дикари не знали ничего, полезного нам. А шаманы этой семьи больше не приходили на Землю, – магическим пассом Шага заставил все детали игры рассыпаться и сложиться в идеальный куб. – Ещё одну партию?
– Нет, давай в следующий раз. Шага, можно ещё вопрос?
– Задавай.
– Зачем ты мне всё время подыгрываешь?
Шага улыбнулся, подпустил в голос каплю добродушного ехидства:
– Заметил у тебя ученическую привычку поддаваться и пропускать старших вперёд. А по-моему, пора привыкать к выигрышам. До встречи.
Ромига не стал отшучиваться, извиняться или объяснять, зачем ломал игру. Независимо от того, кто как выиграл-проиграл, оба нава потратили полтора часа не только с удовольствием, но и с немалой пользой.
– До встречи.

А сегодня мне на глаза попалась картинка и название игры «Дженга». Спросила у Гугла, нашла описание и правила. Ну, как бы, да, упрощённая версия навской игры, которая мне приглючилась)

@темы: Тайный Город, в порядке бреда, ссылки, навы, челы

---

Уже баян, но актуальный, мля!

Кота заводят, чтобы кот
Был маяком во тьме невзгод...

Оригинал взят в Всем ориковладельцам и вообще

Кота заводят, чтобы кот
Был маяком во тьме невзгод -
Ты, например, забыл ключи,
Сын в школе двойку получил,
Прогнило у авто нутро,
Украли кошелек в метро,
А на работе вновь аврал,
Начальник матом наорал
И из-за кризиса в стране
Зарплату сократил вдвойне.

И ты пришел домой, а там
Припал больной душой к котам!!!

Кот нужен, чтобы вдохновлял
И биополем исцелял,
Мурлыкал громко под рукой,
Грел бок, гнал мышь, дарил покой,
Чтоб ты, кота погладив раз,
Лучился счастьем целый час!

На деле кот в ночи орет,
И будит, прыгнув на живот.
Прощайте, шторы и диван,
И тапки, если кот поган!
А если кот ваш волосат
То волосато все подряд!
Чуть отвернись - с тарелки гад
Всосет селедку и салат,
И будет маяться потом
Всенепременно животом.
Дешевый корм - на почках крест,
А дорогой корм кот не ест,
А если ест, опять вопрос:
То золотуха, то понос,
То ожиренье, то тошнит,
То блекнет шерсть, то хмурый вид.
Порой, для пущей лепоты,
В коте заводятся глисты,
И из лотка, как штурмотряд
С надеждой на тебя глядят!
Иль гость погладит дорогой
Кота немытою рукой,
И даже если кот привит -
Привет, лишай и энтерит!
Привет, леченья маета
Во все отверстия кота!
А кот свиреп, когтист, зубаст,
И хворь без боя не отдаст!

Когда приходит Новый Год
Кот валит ель и дождик жрет
И в лучшем случае потом
Им развевает под хвостом,
А если вам не повезет
Совсем испортит Новый Год!
(Ведь мало у кого мечта -
Долбить могилу для кота).

Все нитки, иглы и шнурки
Закрыты крепко на замки,
Но, как ни прячь их, все равно,
Коту найти их суждено!
На раскаленную плиту
Никак нельзя не влезть коту,
А то и прыгнуть прямо в суп,
О стул с разбегу выбить зуб,
С буфета рухнув, поломать
Конечность или вашу мать!

Короче. Если кот ваш вдруг
Здоров сегодня и упруг,
Не бил хрусталь, не драл пальто,
Посрал чем надо и в лоток,
Все остальное - суета!
Погладь кота.
ПОГЛАДЬ КОТА!!!

(с) Volha

Коты — вдохновители стиха

@темы: ссылки, жисть, коты

---

Из-под снега, ещё одна сентябрьская прода

Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.

Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm
chorgorr.diary.ru/p210017766.htm
chorgorr.diary.ru/p210336103.htm

Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm

07.09.16

Обрадовался незваный гость ярко, искренне, вопрос только, для чего он искал мудрую? Воскликнул и лишь после этого обратил внимание на нава, как на нечто мелкое и несущественное.
— Эй, а ты кто?
— Да в общем, никто, — Ромига улыбнулся, снизу вверх разглядывая новое лицо. — Случайный путник.
— Не тебя ли в доме кузнеца прозвали Нимрином? — раскатистый бас легко перекрывал ветер, да и пурга с появлением гостя заметно поутихла.
— Всё может быть. А сам-то ты кто?
Охотник Ромиге не понравился. Огромный, с ног до головы в наимохнатейшем белом мехе без единого украшения, внешне он являл собою живой эталон своей расы, эдакое суровое и прекрасное снежное божество, которое хочется изваять в мраморе, написать маслом на холсте или хотя бы заснять для обложки глянцевого журнала. На Голкья так не делают, но сами мысли показательны: уж насколько наву чужда была идея обожествления кого бы то ни было, а при виде могучего красавца сразу вспомнились этого человские заморочки! Незваный гость был очень сильным колдуном и под завязку полон энергией: такой мощной ауры Ромига не наблюдал даже у двух знакомых мудрых, или она не так давила. Но главное, сквозь первую радость от встречи с Вильярой всё отчётливее проступала старательно сдерживаемая неприязнь, спасибо ещё, не прямая угроза.
— Я — мудрый, — незнакомец подошёл вплотную, навис над сидящим навом и лежащей пластом колдуньей. — Тебя, Нимрин, я тоже хотел увидеть, мне про тебя рассказывали много любопытного.
Гарку учили, что неудобных позиций для атаки не бывает. Ромига готов был внезапно атаковать и, вероятно, убить этого типа. Вероятно, потому что у мудрого могут оказаться свои хитрости. Главный вопрос, враг ли это? Тот ли враг, которого позволительно уничтожать на месте, без разговоров? В случае ошибки, нав рисковал пополнить собой ряды беззаконников, а их тут и так развелось, не протолкнёшься. Да и Вильяру он мог подставить под обвинение, а то и сразу под ответный удар. Ромига решил тянуть время, пока мудрая не очнётся, не заговорит, не подаст хоть какой-то знак.
— Любопытно, кто рассказывал? И всё-таки, как мне к тебе обращаться, о мудрый без имени?
— Так и обращайся: «мудрый». Моё имя — имя моего клана. Не вежливо поминать имена других кланов в благословенных угодьях Вилья, пока их хранительница временно пребывает в обителях щуров.
Ловко выкрутился! Милостью Вильяры, Ромиге знаком был сей странноватый выверт местного этикета. Знакомо было и наплевательское отношение колдуньи к этикету, когда он встаёт поперёк безопасности и здравого смысла. Но другой мудрый имел право на иную позицию по вопросам вежливости, тут уж не подкопаешься.
Мудрый аноним склонился над Вильярой, впрочем, не слишком низко, и трогать её не стал. Сказал наву:
— Моя сестра по служению изнурила себя непосильной ворожбой, а теперь нуждается в тепле и покое. Властью мудрого, повелеваю тебе, Нимрин: возьми её на руки и пойдём отсюда.
Ромига не двинулся с места: за Вильярой и Лембой он признал право собою командовать, Тунью, Рыньи, Зуни готов был слушаться — анонимный хрен с горы пока обойдётся.
— Мудрый, она тяжёлая, далеко я её не утащу.
— Далеко и не надо, — осклабился аноним. — Вы с ней так надоели этому кругу, что он с удовольствием спровадит вас, и меня заодно, куда я укажу.
Нав подобрал ноги, будто готовясь встать, но подниматься и идти неведомо куда не спешил.
— Мудрый, скажи, Вильяре удалось усмирить стихии?
Анонимный мудрец, определённо, начал раздражаться:
— Ты всё равно не слышишь их зова, чужак, тебя это не должно заботить.
— Раньше я слышал, и мне не понравилось. Мудрый, разве ты не обязан довести до конца дело, начатое твоей сестрой по служению? Защитить клан Вилья от страшного, беззаконного колдовства?
— А с чего ты взял, что она не закончила? Тебя-то, я вижу, она очень надёжно защитила.
— Мне показалось, у неё что-то пошло не так.
— Тебе показалось. Но если ты не желаешь ещё раз испытать нечто подобное, скорее бери Вильяру, и прочь из этого круга. Или я сейчас ухожу один и бросаю вас здесь. Это не мои угодья, я здесь тоже случайный путник и обязан беречь себя для своего клана.
Ромига не знал, чем именно ему грозят, насколько серьёзна угроза, но очевидно, аноним всё сильнее нервничал и сам спешил убраться подальше. Нав сгрёб колдунью в охапку, медленно встал. Тяжёлое вялое тело безвольно повисло у него на руках, неприятно напоминая труп. Да нет, жива, конечно… Ромига поцеловал, тихонько позвал колдунью по имени — никакой реакции. Аноним, не теряя времени, властным жестом возложил свою тяжкую длань наву на плечо, вцепился, будто когтями, и затянул незнакомую заунывную песнь. Полыхнуло фиолетово-синим, ослепило, нав сморгнул — увидел вокруг совсем другие камни, огромный незнакомый круг. А мгновением позже всё тело вдруг скрутила боль, да так, что не продохнуть. Ноги подкосились, Ромига осел на колени, из последних сил прижимая к груди свой драгоценный груз. Не терял сознания: после некоторых тренировок в Цитадели было кое-как терпимо. Аноним попытался уволочь его за шиворот, вместе с Вильярой в охапке, но за комбинезон — поди, ухвати. Мог бы забрать и унести одну колдунью, однако не стал. Просто скомандовал:
— Нимрин, за мной! Прочь из круга, иначе умрёшь!
На этот раз нав не нашёл ни единого повода для спора и проволочек. Тяжело встал и, шатаясь, потащился следом. Боль подгоняла, а мысль о том, куда их с колдуньей ведут, и нужно ли им туда, замедляла шаги. Круг сжался до пяти камней, значит, выход уже близко, а что делать дальше, не ясно.
— Вильяра, очнись, пожалуйста! — ноль реакции. — Вильяра!
Ромига подкинул её, перехватывая поудобнее, и вдруг его ноша полегчала, туманом утекла из рук. От неожиданности он потерял равновесие, чуть не завалился назад, потом с удвоенной скоростью рванул за анонимом. Нагнал его в каменных воротах, выскочил из круга первым, встретил лицом к лицу.
— О мудрый, теперь, когда хранительница клана Вилья по собственной воле нас покинула, у тебя не осталось ни единого повода скрывать своё имя.
Ромига не был уверен, что Вильяра ушла сама, а не затянуло её куда-то. Зато аноним не усомнился и пришёл в ярость.
— Проклятая девчонка! Да сколько ж я буду за ней гоняться! Развела полные угодья беззаконников, а у самой — одни забавы на уме! — искреннее возмущение, что добыча сбежала, и нотки фальши на фразе о беззаконниках заставили Ромигу разом позабыть недавнюю боль и собраться.
— Мудрый, имя!
— Да кто ты такой, чтобы требовать, безродный приблуда! Повелеваю, молчи и следуй за мной.
Наву Ромиге из Великого Дома Навь было, что возразить на безродного, и совершенно не хотелось подчиняться абы кому. Однако если анонимный мудрец упорно не желал представляться, то и Ромиге совершенно ни с руки было выдавать лишнюю информацию о себе. Интересно ещё, кто и что наплёл анониму про Нимрина?
Идти на прямую конфронтацию нав поостерёгся. Уж если мудрая Вильяра, со всей своей силой и выучкой, почла за благо тихо слинять, бросив его тут… Точного хода Вильяриной мысли Ромига угадать не мог, но предполагал, что в первую очередь мудрая станет решать неотложные проблемы своего клана, оберегая, по возможности, собственную жизнь, а затем уже постарается вызволить чужака, которому обещала покровительство и защиту. Значит, его дело — выкарабкаться самому или дожить до подмоги: с минимальными потерями, а лучше, с каким-нибудь прибытком. Ромига чуть склонил голову и посторонился, пропуская анонима вперёд.
— Следую за тобою, о мудрый!
А кстати! Превосходящего противника гораздо удобнее бить исподтишка в спину. Мысль мелькнула и тут же отразилась на лице бедовой улыбкой, сверкнула искорками в глазах. Мудрый аноним скривился, будто от кислятины:
— Следуй впереди, Нимрин!
Ой, как ожидаемо и быстро!
— А куда?
Аноним указал — плавным, отточенным жестом, исполненным величия. Краткая песнь проложила чистый и будто бы даже немного подсвеченный коридор в снегопаде. Эффектно! Нав ещё раз поклонился — на сотую дюйма ниже прежнего — и будто человский турист на экскурсии, заинтересованно глазея по сторонам, зашагал по тропе между скальных клыков, серпантином — вниз по склону. Идти было легко, радужно искрящийся снег не проваливался и не скользил. А ещё он противоестественным образом не скрипел, не хрустел под ногами, оттого нав не слышал шагов анонима за спиной, и это слегка нервировало. Колдун поспешил сквитаться, или в этом месте так принято? Впрочем, магу достаточно ауры другого мага, воину — шума дыхания: шорох одежды, звук шагов — необязательные дополнения.
Спуск стал круче, волшебная тропа подстелила под ноги удобную лесенку. Впереди и внизу смутно замаячили какие-то огни. Резкий поворот, и нав упёрся в дверь в скале, ярко освещённую двумя горящими плошками. Деревянная створка сама собой отворилась с тихим мелодичным скрипом, будто пропела: «Добро пожаловать!». У входа в дом Ромига старательно отряхнул с себя снег. Аноним тоже встряхнулся по-звериному: озарённый трепещущими на веру огнями, он ещё сильнее напоминал грозное божество. Свет снизу превратил крупное, угловатое лицо в гротескную маску, глаза мерцали и вспыхивали своим собственным холодным пламенем. Наву не часто доводилось запрокидывать голову, чтобы встретить чей-то взгляд, и это был тот самый случай.
Ещё один величавый, исполненный самолюбования приглашающий жест:
— Добро пожаловать в дом у фиорда, Нимрин! Проходи смелее, не бойся, не стой на пороге.
Ромига не боялся, но ощущение захлопнувшейся ловушки неприятно сжало сердце, когда дверь ещё раз пропела, затворяясь за спиной.
Коридоры здесь были такие же, как в доме Лембы: длинные, извилистые, скупо подсвеченные склянками со светлячками. И комната, куда анонимный мудрец привёл Ромигу, походила на гостевые покои, где нав познакомился с колдуньей и кузнецом. Каменные стены и свод, пол, застланный шкурами, куча шкур, побелее и попушистее, на низкой лежанке, жаровня для тепла, масляные лампы для света. Аноним снял и небрежно зашвырнул в угол свою роскошную меховую куртку, будто бы нарочно красуясь литыми мышцами; вальяжно развалился на куче шкур и указал наву на свободное место рядом с собой. Ромига прикинул доступные варианты: примоститься на самом краю лежанки или сесть вплотную, тело к телу? Нет, пока ни то, ни другое. Прошёлся по комнате, изучая обстановку в той же манере праздного, но любопытного туриста, исподволь ловя на себе жадные взгляды, в которых исследовательский интерес спорил с откровенно сексуальным и как бы не кулинарным.
Две молчаливые женщины, насторожённо косясь на чужака и с явным страхом — на мудрого, внесли столик со снедью и тут же вышли. Ромига утянул с лежанки шкуру, свернул и уселся по другую сторону стола: так и есть будет удобно, и смотреть в бесстыжие, прозрачно-льдистые глаза анонима. Тот протянул руку к одному из блюд, ловко подцепил толстыми пальцами тончайший ломтик копчёного мяса, свернул в трубочку, надкусил, смакуя. Улыбнулся.
— Угощайся, Нимрин, в доме у фиорда дивно готовят!
По старой шасской пословице, мясо наву дважды не предлагают. Ромига попробовал — вкусно и не отравлено, однако набрасываться на угощение не стал. Ел медленно, церемонно, словно на приёме у важной особы, да собственно, так оно и было. Через некоторое время важная особа соблаговолила поинтересоваться:
— Нравится?
Ромига честно ответил:
— Да.
— А знаешь ли ты, что мы сейчас едим?
Нав светски улыбнулся:
— Я не силён в кулинарии Голкья. Но судя по твоему вопросу, мудрый, мы едим либо что-то особенно изысканное и редкое, либо что-то запретное для большинства охотников. Рискну предположить, что при жизни оно ходило на двух ногах и умерло не само, а его добыли в пищу намеренно? Я угадал?
Слишком густые и широкие, даже для уроженца Голкья, белые брови удивлённо поползли верх.
— Да, Нимрин, ты угадал. И я вижу, тебя совершенно не смущает участие в такой беззаконной трапезе.
— Странно, что оно не смущает тебя, о мудрый.
Аноним горделиво расправил необъятные плечи:
— Мудрому дозволено всё, что не вредит его клану. Это — закон! Моему клану сия трапеза не вредит и даже приносит некоторое благо. Потому мне нечего смущаться и стыдиться, в отличие от тебя.
— А я — не охотник, если ты ещё не заметил, мудрый. Я существо иной крови. Себе подобных я не ем ни под каким соусом, но уверен, этого ты мне и не предложишь. Сам я воздержался бы убивать на еду любого разумного, пока в снегах полно белянок и прочей дичи, но это ваши дела. Я здесь недавно, и многого не понимаю. Может, хоть ты разъяснишь мне, что за история с беззаконниками? Что и откуда вдруг взялось?
Мудрый аноним издал нечто среднее между коротким смешком и сытой отрыжкой:
— Такова, Нимрин, участь любого ничтожества: сражаться на войне, меняющей лик мира, не понимая её сути. Ныне в муках рождается новая Голкья, старая в муках умирает. Мы следуем по пути всех обитаемых миров, как бы ни противились слепые стихии и закосневшие в древних предрассудках разумные. Лучшие из охотников неизбежно достигнут блага и процветания…
А худших, видимо, съедят, во славу прогресса! Ромига иронично изломил бровь.
— О мудрый, неужели ты так низко пал, что усадил с собою за стол ничтожество?
Анонимный мудрец расхохотался:
— Забавно сказано, но не верно! Я стою высоко, ибо непреклонна моя воля, неисчерпаема сила и непреложна власть. Захотел, усадил ничтожество с собою за стол, — толстый палец уставился наву в грудь. — Захотел, выставил его на стол, — широкий жест над блюдами. — Захотел, спустил в навозный колодец, познавать низость падения. Но это, конечно, далеко не сразу, а если не захочу, так и никогда. Ты ведь желаешь длить свою ничтожную жить, Нимрин, значит, неизбежно покоришься. Кстати, я велел тебе сесть вот сюда, рядом, ты что, не понял? И сними с себя эту странную шкуру, мне любопытно, что нашла в тебе блудливая девчонка.
Нав, не двигаясь с места, смерил анонима долгим оценивающим взглядом. Скорчил разочарованную гримаску:
— Прости, мудрый, ничего не получится. Мне доводилось брать мужчин как женщин, однако твоя мохнатая белая задница совершенно не в моём вкусе.
Аноним ковырнул ногтём мясо из зубов, приподнявшись, вытянул ручищу через стол — Ромига уклонился от попытки взять себя за подбородок и тут же разъяснил, подпустив в голос толику угрозы:
— Не твоё, не лапай!
Сытая, довольная улыбка, с которой аноним неторопливо убрал руку, отозвалась в груди нава мерзким холодком. Ромига знавал разных маньяков, с одним даже дружил, потому досконально изучил правила подобных игрищ. Кажется, сейчас это знание работало против него: роль заведомо обречённой жертвы навязчиво липла к шкуре, сковывая воображение и разум, лишая свободы манёвра. Вопреки первоначальному замыслу — исследовать ещё одного представителя элиты Голькья и потянуть время — Ромига всё настойчивее нарывался на агрессию, чтобы подороже продать свою жизнь и побыстрее отмучиться. Самое поганое, вероятность победы он ощущал близкой к нулю. Худшего настроя что для беседы, что для драки, пожалуй, не придумаешь. На счастье или на беду, аноним был сыт, благодушен и лениво игнорировал Ромигины провокации. Вот и сейчас он покачал крупной головой в роскошной белой гриве и задумчиво протянул:
— Я тоже пока не решил, в моём ли ты вкусе, Нимрин. Ты слишком тощий, злой и некрасивый. Пожалуй, я возьму тебя в круг, там любая подстилка кажется мягкой. А Камням — чем диковина чуднее, тем лучше. Но всё-таки я желаю рассмотреть тебя прямо сейчас. Встань и разденься!
Приказ был подкреплён чем-то, вроде лёгкого «заговора Слуа», который нав без особых усилий отразил и ответил:
— Ну, хоть кому-то здесь любопытны диковины. Скажи, мудрый, почему охотники так равнодушны к появлению чужаков, которые валятся на Голкья, не пойми откуда, и совершенно на вас на всех не похожи?
— Да потому, что любой мало-мальски одарённый сызмальства бродит дорогою сна по иным обитаемым мирам. Каких только удивительных уродцев там ни встретишь! Чужих одарённых тоже иногда заносит на Голкья. Во плоти, как тебя, не слишком часто, да и не заживаетесь вы у нас…
На этот раз Ромига даже не ощутил прикосновения магии — просто вдруг обнаружил себя голым посреди комнаты. Аноним стоял за спиной и, крепко придерживая нава за плечо, другой рукой ощупывал его левую лопатку. Кожу холодило и покалывало, смутно напоминая какой-то не слишком приятный и напрочь позабытый эпизод. Дёргаться было глупо, да кажется, и бесполезно, оставалось поинтересоваться.
— Эй, мудрый, чего ты там нашёл?
— Занятные у тебя шрамы, Нимрин. Тень зачарованного узора, который наложил один сильный колдун, а другой, ещё сильнее, выдрал с мясом. И колдуны были с разных миров. Пожалуй, любопытная девчонка могла польститься на твою историю, а не на твои мослы, — аноним брезгливо потыкал нава пальцем в рёбра, ущипнул за мышцы возле хребта, потом за ягодицу. — Да уж, такое сгодится только в круге.
Вопреки собственным словам, он сграбастал Ромигу за плечи, прижал к себе всей спиной и пару раз лениво толкнулся бёдрами, словно примериваясь. Сквозь мех штанов ничего особо не выпирало, но жару от огромного, мощного тела — будто от печки. Обычного тепла разгорячённой кожи — и того самого, живительного, которым щедро делилась с навом Вильяра. Ромига поймал себя на желании притиснуться плотнее и греться, греться… Тут же зарычал:
— А ну, пусти!
Аноним с коротким самодовольным смешком развернул его лицом к себе:
— Знаешь, ничтожный, почему я позволяю тебе дерзить и не беру силой? Ты ведь уже испытал мою власть и понимаешь, что я делаю с тобой всё, что захочу.
— А чего не хочешь, того не делаешь. Просто, как палец показать, — Ромига для наглядности подкрепил слова жестом.
Оттопыренный средний на Голкья не означал ничего, аноним согласно кивнул:
— Верно, но не полно. Я знаю, в чём ты нуждаешься, подранок. Я подожду, пока ты сам запросишься ко мне на шкуры или в круг. Вот тогда я подумаю, оказать ли тебе эту милость. А пока можешь одеться и доесть тут всё. Возможно, позже с тобой придёт побеседовать кто-то из обитателей дома у фиорда. Не обижай их, иначе я разгневаюсь и накажу тебя. До встречи, Нимрин… Если доживёшь.
Эффектным пассом аноним приманил сброшенную куртку. Каменная дверь сама собой, без привычного рокота, откатилась перед ним, и, выпустив из комнаты, так же бесшумно вернулась обратно.
Ромига остался один и тут же засадил в стену «эльфийскую стрелу». Как и ожидал, на чужой энергии получилось убого. Поспешно натянутый комбинезон не добавил ни тепла, ни уверенности в своих силах. Аноним легкомысленно оставил наву оружие, но даже верные катаны казались бесполезными подвесками к поясу. Ромига присел на лежанку, потом лёг, свернувшись клубком. Он чувствовал себя едва ли не хуже, чем в сугробе у тракта, хотя объективно, был гораздо целее. Попытался уснуть, но почему-то не смог, впал в странное полузабытье без эмоций и мыслей. Пребывал в нём несколько часов, пока не почуял голод. Поднялся и доел остатки бедолаги, которого угораздило после смерти достаться не белым зверям, как принято среди охотников, а пойти на закуску в доме у фиорда.
Кстати, не здесь ли когда-то родилась Вильяра? Дом у Синего фиорда, да. Конечно, аноним мог утащить Ромигу с колдуньей вовсе на другой континент, но наву показалось, что время суток и пурга у обоих Зачарованных Камней были одинаковые, значит, скорее всего, не слишком далеко.
Дожёвывая последний кусок, Ромига пронзительно-ярко вспомнил совет в доме кузнеца, обезумевшую от горя женщину с окровавленной головой в руках, выражение лица Лембы… Возможно, анонимному мудрецу и его гостю подали, красиво сервировав на нескольких блюдах, того самого охотника... Аппетит у нава от этой мысли не исчез, зато злость и воля к сопротивлению, наконец, пробудились.
Ромига встал и попробовал откатить дверь — тщетно. Заперто было каким-то заклятием, и запечатано надёжно: вся комната — внутри замкнутого контура. Делать было нечего, и нав принялся методично опробовать все взломщицкие приёмы, которым его учили. Начал с простого механического воздействия: навская сталь не пострадала, камень, к сожалению, тоже. Быстро дошёл до весьма изощрённых арканов и понял, что энергия закончится раньше, чем он испытает все. Решил приберечь силу до встречи с анонимом или другими визитёрами. Дверь-то они сами откроют, никуда не денутся…
Когда из коридора донеслись шаги, дыхание, шорох по камню и короткая песенка, нав насторожился. Шебуршали там, минимум, трое. По рокоту откатываемой двери Ромига сразу понял: пришёл не аноним, тот предпочитает обходиться без пошлых бытовых шумов. Неприятным сюрпризом стало то, что сторожевое заклятье не разомкнулось, а сжалось вокруг Ромиги, сковав движения едва ли не до полной неподвижности. Нав как встал настороже у притолоки, так и застыл столбом. И магия оказалась связана, будто кто-то предусмотрительно нацепил на пленника брошку с акулой, зря он только энергию берёг.
В комнату с опаской зашли две уже знакомые женщины. Сейчас ничто не мешало рассмотреть их во всех подробностях, и нав с интересом вглядывался в немолодые, угрюмые, напряжённые лица. Вероятно, зиму-другую назад они были, на местный вкус, весьма хороши. Разрез глаз, форма носа и губ, лёгкая рыжина по ости пышных белых грив отличали обеих охотниц ото всех виденных прежде, но не настолько, чтобы с уверенностью решить, племенные это черты, или яркие фамильные. А сёстрами эти две вполне могли оказаться, слишком много общего в облике и повадках.
Встречаться взглядами с чужаком женщины упорно избегали, даже искоса и мельком. Если переговаривались, то только безмолвной речью. Прибирая после трапезы, на ровном месте развели такую бестолковую суету, что аж смотреть противно. Скорее всего, женщины занимали в своём доме далеко не последнее место. Добротные меховые штаны на обеих были щедро изукрашены бисерными висюльками вдоль швов и у пояса — это не считая сложносочинённых ожерелий, тяжёлых серёг, забавно оттягивающих уши, браслетов на запястьях. Но подо всей богатой мишурой сами охотницы выглядели измотанными и зашуганными, у Лембы даже младшие служанки держались бодрее. Когда женщины уже подхватили столик и двинулись на выход, Ромига спросил:
— Хорошо ли живётся в доме у фиорда, красавицы? Не тревожат ли дурные сны?

17.09.16 Исправленный и дополненный эпизод с Арайей

Эффект вышел, как если бы вдруг заговорила посуда. Стол уронили — с грохотом и дребезгом разлетевшихся черепков — и остолбенели, вытаращив одинаковые изжелта-зелёные глаза, зажав себе ладонями рты. Потом одна женщина заполошно всплеснула руками и опрометью сбежала, вторая выскользнула в коридор с оглядкой, по стеночке. Там случился короткий разговор на повышенных тонах, после чего в комнату вразвалочку зашёл очень знакомый на рожу охотник. С прошлой встречи эта рожа украсилась двумя роскошными фингалами, перебитым носом и рассечённой, грубо зашитой бровью, однако не узнать Арайю было трудно. И как не заполировать красоту (даже любопытно, кто беззаконника так отделал?) парой «эльфийских стрел»: в лоб и в сердце?
Увы, затея пустая, даже не сверкнуло. Арайя криво ухмыльнулся, продемонстрировав дырку от недавно выбитого клыка. Выволок в коридор стол, вернулся, распинывая из-под ног черепки вместе с устилающими пол шкурами и недвусмысленно поддёргивая рукава обтрёпанной куртки:
— Вот ты и попался в силок, никчёмный колдунишка! Хорошо помнишь, погань, за что я тебе сейчас всыплю? Или опять всё забыл?
Ромига ничего не забыл, но убитых беззаконников ему было ничуточки не жаль: не полезли бы они обманом захватывать чужой дом, все жили бы! Он ответил широкой, нахальной улыбкой, глядя в заплывшие глазки беззаконника.
— Да неужто, за тарелки, разбитые двумя трусихами?
Хрясь! Нав попытался уклониться от прямого в челюсть и вмазать в ответ, но еле дёрнулся. Град ударов, стремительных, сильных, хлёстких, ни увернуться, ни заблокировать, только терпеть, изображая тренировочный манекен. Ромига быстро «поплыл», несмотря на высокий болевой порог, хвалёную навскую живучесть и то, что колотили его не смертным боем, а скорее, чесали кулаки. Наконец, Арайя выдохся, отступил, зализывая сбитые костяшки, отплёвываясь от чёрной и красной крови. С удовольствием осмотрел дело своих рук — незримая сеть так и держала избитого нава в вертикальном положении. Арайя ещё раз брезгливо сплюнул:
— Вот же погань! Жаль, мудрый запретил убивать тебя до смерти, а то выпустить бы тебе кишки, да ими же удавить, — пустая угроза, беззаконник боялся анонима куда сильнее, чем ненавидел нава.
— Как зовут-то твоего мудрого? Кому кланяться за спасение? — трудно говорить, губы разбиты, а говорить внятно — почти невозможно, однако Ромига старался изо всех сил. Он хотел знать имя, это казалось важным, важнее боли.
Арайя поморщился, передёрнул плечами:
— Его зовут мудрый, просто мудрый.
Вытянул из ножен чёрный в рыжую прожилку обсидиановый нож, подул на лезвие, примерился к неподвижному наву так и эдак, будто перед разделкой туши.
— У-у-у, каких же охотников ты загубил, навозный выползок! За единого из них всей твоей поганой жизни не хватит расплатиться, а уж за всех…
Сиплый голос Арайи дрогнул, и прорвалось вдруг наружу такое горе, такая дикая, невыносимая тоска и отчаяние, что Ромига позабыл даже о неприятном соседстве обсидиана. Нет, наву по-прежнему не жаль было ни убитых, ни выжившего, он с удовольствием воссоединил бы их… А нож мелькнул в опасной близости от лица, намечая удары в глаза, потом, ощутимо царапая, подпёр подбородок:
— Знай, погань! Когда мудрый позволит, я спрошу с тебя за них, как за весь мой дом. Дом Арайи, славный мастерами, дом каменных клинков! До сих пор вся Арха Голкья пользуется нашими изделиями, а дома — дома больше нет. Поганый сосунок Рийра гостил у нас полторы луны, жрал за четверых, валял женщин по шкурам. Он был там в ночь, когда всё рухнуло, и даже не вывел никого, выскочил один. Я потом поднял его на нож, но мудрые, погань, ужасно живучие. Он даже простил меня, не стал объявлять вне закона, когда выздоровел… Мои четверо были последние, понимаешь? Больше у меня никого и ничего не осталось в мире!
Возможно ли от всего сердца посочувствовать тому, кто бьёт, тычет в тебя ножиком и грозится убить? Да запросто, если приглушить одни эмоции, дать волю другим и чуть ослабить контроль рассудка. Можно ли обратить себе на пользу это вредное и опасное, разлагающее волю сочувствие к мучителю, сделать его обоюдоострым оружием? Ромига тяжело, горестно вздохнул, откашлялся, харкнув в сторону чёрными хлопьями крови. Магическая сеть не препятствовала.
— Арайя, я не в силах исправить содеянное, ты в праве мне отомстить. Но поверь, я сожалею, что так вышло с твоими друзьями, — нав скорбел сейчас вместе с беззаконником и сам себе почти верил. — Я здесь тоже один, как былинка на ветру. Когда мы с тобой встретились, я был не в себе и долго выбирал, на чью сторону встать. Тебе достаточно было сказать десяток слов, и я был бы с вами, а не с кузнецом.
Беззаконник глухо зарычал, муки запоздалых сожалений гримасой перековеркали лицо. Ловя его настроение, старательно подстраиваясь, Ромига не сразу заметил, что обсидиан больше не врезается в кожу, а потом Арайя вовсе спрятал клинок. Ромига продолжал говорить:
— Не знаю, что было бы дальше со всеми нами, и что ты собирался делать с захваченным домом…
Арайя яростно мотнул головой, будто пытался вытрясти оттуда какие-то нежеланные, назойливые мысли.
— Что-что! Взял бы под свою руку, встал бы вровень с поганцем Вильгрином! Нет, я встал бы выше, потому что клятый выскочка получил пустой дом из рук своего мудрого, а я взял бы сам. Веришь ли, эти чуровы Наритья с самого начала принимали нас только младшими слугами — или зимуйте в норах у ярмарки. Вилья мне хотя бы на макушку не плевали, даже когда посылали от порога в белые снега, один за другим.
Теперь охотника корёжил жгучий, из последних сил подавляемый стыд. Ромига напомнил:
— Ага! Лемба всего-навсего поставил нас грести навоз.
Нет, Арайе не полегчало, и он внятно объяснил, почему:
— Я в своём доме поступал с новичками ровно так же. Потом уже, если хорошо себя покажут, давал работу почище, ставил над другими работниками. А если кто на охоте отличится, тех принимал в старшие слуги. Иные мне потом любезнее кровной родни…
Заплывшие, обведённые синяками глазки Арайи затуманились, заблестели непрошенной слезой. Он люто тосковал по дому, по своим охотникам и не думал этого скрывать. Он уже почти не боролся с ужасом осознания, что беззаконная авантюра, попытка завоевать себе новый дом, стала фатальной ошибкой, которая отняла у него последнее. Он раскис от сочувствия собеседника и безоглядно выворачивал душу, напрочь позабыв, что перед ним недруг. Ромига вспомнил рассказ Лембы: с каким достоинством бездомный беженец Арайя просился в младшие слуги, какое впечатление произвёл тогда на умного и проницательного, хотя, местами, простоватого кузнеца. Сам нав запомнил младшего слугу Арайю хитрым, хватким и предельно собранным вожаком маленькой, но смертельно опасной стаи. Сейчас от прежнего остались какие-то жалкие руины: очередная неудача Арайю так подкосила, гибель последних из его дома, или что-то ещё? Кто и за что его бил: гораздо сильнее, чем он — нава? Ответов на вопросы пока не было, но Ромига надеялся их получить, а если особенно повезёт, так и завербовать себе в доме у фиорда какого-никакого союзника. Сказал:
— Мне говорили, Лемба принимает слуг так же, как ты принимал. Слушай, а зачем тогда было беззаконничать, бить в спину хозяевам дома? Ну, перетерпели бы луну-другую, зима длинная…
Арайя выщерил свои три клыка, но оскал получился страдальческий, а не грозный.
— Да затем, что всё равно все эти Вилья уже не хозяева своим домам и угодьям, а многие — не жильцы! Мудрый так сказал! Ну и зачем гнуть спину перед каким-то Рыньи, когда решалось, кто возьмёт дом кузнеца: я, или Чунк, или Вильгрин опять поставит кого-то своего, из Наритья? Мы и заключили между собою договор. Если я займу дом, мне им владеть, а Чунку с братом — трудиться старшими слугами в кузнице, они знают железо и сталь. Если же меня убьют, а другим повезёт больше… Ладно, чего уж теперь, оборачивать дни вспять не умеют даже мудрые, — беззаконник закончил фразу тихо и смертельно устало.
Ромига поддакнул:
— Правда, не умеют, но иногда так хочется! Помог бы я тебе в доме Лембы, может, не сидели бы мы с тобой сейчас оба в навозном колодце! Уж точно — не бросила бы меня Вильяра в зубы твоему мудрому, которого нельзя называть по имени. Кстати, а почему? Он что, покойник?
Арайя вяло мотнул головой:
— Нет, это мы с тобой покойники, Нимрин. В неведомом клане, в бездомном доме ошибок не прощают. А уж в доме у фиорда.., — беззаконник почесал шов на брови, поморщился.
Ромига нашёл повод уточнить:
— У Синего фиорда?
— Да, говорят, Вилья, которые жили тут раньше и все передохли, называли эту нору — дом углежогов у Синего фиорда.
Нав отметил, что история вымершего дома совсем не радует беззаконника, бередит боль его собственной потери. Кто бы мог подумать, что Арайя способен жалеть не только своих! Жалеет, и тут же сам на себя злится. Вообще никакой магии не нужно, чтобы его читать — всё на лице и в языке тела.
— Арайя, а от чего они передохли-то?
— Вильгрин хвастал, будто бы от проклятия, которое его папаша наложил на его мамашу, когда она сбежала, а после вышла замуж за главу углежогов. Мудрый услыхал — смеялся так, что стены тряслись. Потом вмазал Вильгрину по уху и велел не болтать ерунды. Сказал, что старый Поджа, конечно, одарён, но не настолько. А беглая знахарка сама уморила тут всех: нечаянно или по умыслу, кто её разберёт. Сама-то она выжила, хотя спятила и сгинула потом. И отродье её от углежога выжило. То самое, которое теперь — Вильяра мудрая.
Вот Ромига и услышал историю Вильяриного семейства с другой стороны. Интересно, как среагирует мудрая, узнав про такую свою родню? Единоутробный братец — беззаконник и живоед… Или Вильгрин добывает и готовит двуногих исключительно для анонима, а сам — ни-ни?
— Арайя, слушай, получается, Вильяра, как и ты, последняя из своего дома?
— Дурак ты, Нимрин! Она — мудрая. Поганая порода! Без них — пропадёшь, а с ними — тем более. Ты говорил, она кинула тебя нашему в зубы? Скажи-ка, а брала ли она тебя в круг Зачарованных Камней?
На последних словах беззаконника так перекорёжило ужасом и отвращением, что Ромига не усомнился: Арайю — брали, и лучше не спрашивать, в каких именно позах, и какие следы, помимо синяков от побоев, прячет он под курткой. Аноним же ясно сказал: «В круге — любая подстилка кажется мягкой!» Видать, немало разных успел перепробовать. Опасения насчёт собственного будущего Ромига заглушил приятными воспоминаниями, протянул с мечтательной улыбкой:
— Вильяра красивая, сладкая и горячая, с ней везде хорошо, а в круге — особенно. Плохо без неё!
Совсем было потухшие глазки Арайи полыхнули вдруг лютой ненавистью, он мигом собрался и закрылся. Всё-таки нав недостаточно хорошо знал охотников вообще и этого конкретного: как ни старался держаться с собеседником «на одной волне», а допустил ошибку. Однако, это не повод для прекращения разговора! Даже если беззаконник снова пустит в ход кулаки, попутно может выболтать ещё немало интересного.
— А как думаешь, Арайя, сможет Вильяра заломать этого вашего безымянного? Вот выгонит она его из своих угодий, а то и убьёт. И где окажется тогда вся ваша беззаконная стая?
Арайя расправил плечи, глянул свысока, как на дурного.
— Даже не надейся! Сеголетка не сдюжит против матёрого зверя, а уж против двоих — тем более. Я думаю, не увидишь ты её больше. Если только мудрый поймает её и захочет как-нибудь особенно проучить, с твоим участием. Он — может! Живоеды из сказок того не делали, что он делает и чему учит, а иных — заставляет.
Беззаконника передёрнуло, Ромигу — тоже. Арайя, заметив это, зло ухмыльнулся, Ромига ответил таким же оскалом:
— И что же он заставлял тебя делать, о глава вымершего дома каменных клинков?
— Ничего! — выкрикнул Арайя, побагровев лицом, и спешно сменил тему. — Ты всё допытываешься, чужак, как его зовут. Наш мудрый — он мудрый над всеми мудрыми, над всеми кланами. Назовёшь его Голкирой, не ошибёшься. Только он сам не велит, говорит, пока рано. Прежнего главу Совета никто не видел мёртвым, и сроки не вышли.
Нав фыркнул, не сдержав иронии:
— А мне казалось, быть скромным и соблюдать закон — это не про нашего мудрого. И какой же клан породил будущего великого Голкиру? Не твои ли горячо любимые Наритья? Небось, ради них он и старается, а прочие, вроде тебя, налипли им снегом на сапогах? Он — Наритьяра, да? Скажи, Арайя, который из трёх? Младший? Средний?..
Беззаконник ощерился, схватил нава за шею, встряхнул:
— Вот же ты болтливая, живучая чёрная зверина! Мало я тебе вломил? Ну, да, Сред…
Резкая судорога скрючила пальцы, сжатые на Ромигином горле, так что наву стало временно больше ни до чего. Гортань смята, ещё чуть-чуть, и захрустят позвонки. А беззаконник забился, дико выпучив глаза, пуская изо рта пену. Бросил Ромигу, вцепился обеими руками себе в голову, завертелся волчком и рухнул, содрогаясь в конвульсиях.
Когда Арайя, наконец, затих на сбитых шкурах, кто-то спешно закатил дверь, и сразу после этого магическая сеть отпустила нава, замкнув контур по границам комнаты. Ромига осел на пол: полуживой рядом с облёванным, обгадившимся трупом, и некоторое время собственное состояние заботило его гораздо сильнее зловонного соседства, а также всех чувств и мыслей по поводу разговора.
Но всё-таки, крепко же аноним — а если верить последним словам покойника, Наритьяра Средний — заклинает своих на молчание! Неужели, он ещё надеется утаить в мешке шило таких размеров, как претензия на мировое господство? Хотя, когда Арайя в доме кузнеца скрывал имя мудрого, стоящего за беззаконниками, это имело смысл. Да и сейчас… Ромига призадумался о своих шансах остаться живым свидетелем. Нет, от побоев и последней хватки Арайи он скоро оклемается, но как бы это ни наименьшая его неприятность в доме у фиорда. А всё равно проблемы следует решать по очереди! Побыстрее привести себя в порядок, обыскать труп — не найдётся ли чего полезного — и терпеливо, вдумчиво ковырять сторожевое заклятье. Пока рядом нет живых, оно слабеет, не блокирует магию наглухо, а значит, у пленника есть надежда. Тот не нав, кто в заточении просто садится ждать подмоги. Вильяре с Латирой Ромига, конечно, пожелает удачи, но рассчитывать, что мудрые придут и спасут его, не будет. Вот сейчас он ещё немного отдышится, и…

17.09.16

Вильяра выжгла себя едва не дотла, и всё же не смогла исполнить долг мудрой. Она не усмирила стихии. Она уступила беззаконному колдуну в магическом противостоянии. Она бросила Нимрина, которому обещала защиту и покровительство. Она сбежала от врага, не убившего её сразу, вероятно, лишь потому, что он понадеялся что-то с неё получить — или просто не захотел осквернять Зачарованные Камни. Она узнала поганого беззаконника и готова была обвинить его перед Советом Мудрых. Она была жива!
Она обещала Латире явиться в его убежище — и вывалилась ему под ноги с изнанки сна. Как висела, сомлевшая, у Нимрина на руках — всё вокруг сознавала, но не в силах даже пальцем шевельнуть — так битой тушкой и распласталась на полу пещерной залы. «Старый, я не справилась сама, мне нужна твоя помощь!» — небо поменялось местами с голкья, говорить безмолвно стало проще, чем вслух.
— Я знаю, мудрая Вильяра. Ты спела песнь, но стихии бушуют пуще прежнего. Потерпи, сейчас будет легче. А потом ты мне всё расскажешь, и мы вместе что-нибудь придумаем.
Пламя гудит в очаге, льётся в горло горячий пряный отвар. Вкус знаком по первому лету на ярмарке, и кажется, время повернуло вспять, вот-вот где-то рядом зазвучит мамин голос… Вмёрзшая в лёд фигура, рисунок на куртке, который ни с чем не перепутаешь… Знахаркина дочь чувствует, как бегут по щекам слёзы, и слишком слаба, чтобы остановить их… Нет, это тело сдало, а колдовская сила в избытке, значит, ничто не мешает мудрой Вильяре действовать в призрачном обличии. Великую песнь так не споёшь, а поговорить с Латирой — запросто. Она открывает глаза, садится прямо. Старик улыбается:
— Малая, не двоись или отойди в сторонку. Мешаешь.
Она легко встаёт и отступает на несколько шагов, глядит сама на себя со стороны: удручающее зрелище. Целительница молча наблюдает и одобряет всё, что Латира делает с её бесчувственным телом. Заодно, оценивает состояние самого старика: рана от стрелы почти затянулась и больше не угрожает жизни, похоже, древний Камень был щедр к нему. Мудрая озирается по сторонам: интересное логово, все стены расписаны, и даже потолок. Почитать бы рисунки, разгадать заметки собрата по служению, некогда жившего здесь. Жаль, времени не осталось совсем!
Вильяра начинает рассказ с того мгновения, как рассталась с Латирой, старик слушает и кивает.
— Значит, один отвлекал тебя безмолвной речью, пока второй будоражил стихии? Пересилил твою ворожбу, но понял, что ты выжила, и тут же явился за тобою во плоти?
— Именно так, старый.
— Ты говоришь, он наяву перетащил вас с Нимрином из одного круга в другой?
— Да, как в сказках. От наставника я даже не слышала про такую песнь.
— Твой наставник… Короче, есть такая песнь, очень удобная. Будет время, научу тебя. Между прочим, это куда проще, чем завершить Усмиряющую Стихии, когда тебе мешают два сильных и умелых колдуна… А знаешь, чему я больше всего рад, малая? Ты вовремя сбежала, и он не заклял тебя на молчание, ты спокойно называешь имена. Если позволишь дать тебе совет…
— Позволю, старый, за тем и пришла. Давай!
— Думаю, сейчас самое время оповестить всех мудрых, кого ты сможешь дозваться, начиная с хранителя знаний Нельмары и твоих ближайших соседей. Зови на помощь, но не удивляйся, если никто не придёт.
— То есть, как не придут? Почему?
— Обычаи дозволяют отказать в помощи мудрому, который не справляется с чем-то в своих угодьях. Каждый из нас отвечает за собственный клан, это закон. Ты скажешь им, малая, что беззаконники — угроза не только для Вилья, и будешь совершенно права. Но страх перед твоими врагами многим помешает признать твою правоту. Вспомни расклад в Совете Мудрых: глава Совета — неизвестно где уже третью зиму, Нельмара за него. Половина Совета — старейшие, и большинство из них так давно бродят по иным мирам, что их уже почти никто не помнит в лицо. А среди действующих хранителей кланов — много ли тех, кто обрёл опыт, но ещё не начал терять силу? И сама прикинь, сколько среди вас учеников твоего наставника и учеников его учеников? Я не к тому, что все такие непременно станут подпевать твоему врагу. Ты же не подпеваешь! Я к тому, что твой наставник скверно учил, и все вы недоучки, малая. Слыхала, за последнюю дюжину зим в пяти кланах Арха Голкья сменилось девять мудрых?
В иное время Вильяра разозлилась бы на старика за «недоучку». В иное, не сейчас. С неотвратимостью морского прилива на неё накатывало осознание всего происшедшего. Что она сделала, чего сделать не смогла, и какими последствиями — не для неё, тут всё ясно, смерть — а для хранимого ею клана грозила малейшая ошибка. Вильяра впервые в жизни ужаснулась собственной самонадеянности. Если держать в расчёте одну-единственную колдовскую пургу, лечение грозило стать хуже болезни, и едва не стало! Беззаконники могли строить свой план именно на этом: якобы, Латира растревожил стихии, Вильяра неудачно попыталась их усмирить, а совместными усилиями беззаконник и хранительница разнесли половину домов и угодий Вилья. А дальше закономерно: Средний Наритьяра является, милосердный и прекрасный (или суровый и грозный, как захочет!), героически спасает, кого успевает. Истерзанные Вилья уходят в зиму, а до весны доживают жалкие остатки. Селитесь, Наритья на землях своих далёких предков, наследуйте выморочное, плодитесь и размножайтесь! Просто, как умыться снегом, и этот поганый план ещё может осуществиться. Вильяра должна действовать предельно осторожно, как мама ей всегда говорила: «Не навреди!» Но как? Как действовать?
По первому разу Вильяра не боялась запевать Усмиряющую Стихии, крепко верила в свою силу и удачу. От мыслей о второй попытке ей жутко до одури. Её трясёт даже в призрачном обличьи, а телесная половинка стонет, плачет, мечется в тяжёлом сне. Мудрая и целительница с неумолимой ясностью понимает: раньше рассвета она никаким сверхусилием не соберёт себя, чтобы ещё раз начать и закончить великую песнь. Просто не сможет, и всё. Что же сейчас в её власти? Потратить время на размышления, на поиск выхода из ловушки, куда беззаконники загоняют её клан.
Она смотрит Латире в глаза и отвечает на заданный им вопрос:
— Я слышала, я думала и никак не могла понять, отчего мудрые на Арха Голкья всё время мрут, не успевая войти в силу. Отчего стихии там то и дело бушуют, охотники гибнут или разбегаются, как рогачи от пожара. Неужели, Наритья это нарочно устроили там, а теперь начали здесь?
Латира отводит взгляд, сокрушённо склоняет голову:
— Я опасаюсь преступить запрет и выболтать то, что меня убьёт, но ты догадлива, малая. Надеюсь, Рунира и Стира умеют думать и делать выводы не хуже тебя.
Вильяра вспоминает двух могучих, величественных старцев, которые помогали наставнику в обряде посвящения, и невольно ёжится. Именно Рунира и Стира провели знахаркину дочь сквозь огонь, воду, а потом оставили во льдах. Посвящённой ясна суть и смысл обряда, а всё равно не легче — она до сих пор побаивается этих двоих, не доверяет им. Наставник объяснял, у многих так бывает, и с годами пройдёт. Но, любопытно, почему самая неблагодарная роль в обряде досталась именно тем мудрым, с которыми ей жить и служить бок о бок? Почему наставник дал им именно такую роль, а они приняли? Раньше Вильяра об этом не задумывалась, а зря.
— Уж кого не назовёшь неопытными недоучками, так это моих соседей!
Латира кивает:
— Да, они из среднего поколения мудрых, ныне редкого и драгоценного. Но скажи, малая, они хоть раз помогли тебе, хотя бы советом?
— Я ни разу их ни о чём не просила. Понимаешь, старый, я до сих пор никак не прощу им боль и страх посвящения. Я думаю, мой наставник, чтоб его чуры драли, нарочно так задумал! Но сейчас я просто скажу Рунире и Стире, что если они понадеются отсидеться в стороне, пока беззаконники губят мой клан, то сами станут следующими.
Старик щурится, кривит губы:
— Имей в виду, они могут быть в сговоре с твоим врагом. Вспомни старые претензии Руни и Сти к Вилья. Старший Наритьяра поддерживал Руниру и Стиру, они вместе давили на твоего предшественника. Кстати, именно тогда твой материнский род лишился собственного дома.
Знахаркину дочь, как и всех детей Нари Голкья, учили: достойный охотник никогда не возводит напраслину на другого, не подозревает в поганых делах без очень веских на то оснований. У южан иначе, мысли и языки у них грязные, даже у лучших из них. Как же это иногда раздражает!
— Слушай, старый, зачем ты сейчас мне всё это говоришь? Сам-то ты собираешься помогать, или будешь только злословить всех и вся?
— Помогаю и буду помогать, малая. Я должен тебе и твоему предшественнику. Я должен твоей матери. Я должен Иули, а через него — твоему Нимрину. Я — враг твоих врагов. Но не жди от меня слишком многого. Станешь рассчитывать только на свои силы, точно не ошибёшься.
Вот же вывернул! Вильяре надоело это склизкое и зловонное, будто гнилые рыбьи потроха, словоблудие:
— Мудрый Латира, скажи, на рассвете ты пойдёшь со мною в круг усмирять стихии?
— Пойду, о мудрая Вильяра. Я стар для великих песен, но даже если круг возьмёт меня совсем, я всё равно спою с тобой. Только сперва ты вернёшься в себя, и мы поужинаем. Гляди-ка, похлёбка поспела. Потом ты пошлёшь зов всем, кому мы с тобой только что обговорили, и ты дашь им понять, что слаба, неуверенна в своих силах и очень боишься петь второй раз, — всё-то он про неё понимает, прошмыга серый! — Нет, а вдруг, я ошибся в наших братьях и сёстрах по служению? Вдруг, тебе дружно кинутся помогать? Знаешь, как я обрадуюсь, если ошибся в эту сторону, малая? А ну-ка, собирайся, вставай и ешь!
Ох! В призрачном обличьи хотя бы ничего не болело! Но что она за колдунья и что за потомственная знахарка, если не сумеет заговорить собственную боль?
А похлёбка оказалась навариста, вкусна и пахла всё теми же пряными, целебными травами. Вильяра хлебала её молча и быстро, ложка почти не дрожала в руке. Латира прав: подкрепиться — жизненно необходимо. Но время текло, и чтобы не тратить впустую драгоценных мгновений, Вильяра позвала Нельмару. В ответ — глухая, мёртвая тишина и холод.
— Старый, я тоже надеюсь ошибиться… Но как бы Совет Мудрых не остался без хранителя знаний!
Латира сосредоточился, посылая зов, отрицательно качнул головой.
— Возможно, малая. Но по моему опыту, мёртвые отзываются на зов чуть по-другому. Я почти уверен, что Нельмара жив и прячется. Или его спрятали. Может, против воли, заперли где-то. Сделать какое-то место мёртвым для мысленной речи очень не просто, но у нас и противники не простые… Что, тоже не слышала, что такое возможно? Однако если твой наставник учил твоего врага не как тебя, а как следует… Скажи, твой Иули владеет мысленной речью?
— Слышит, но сам пока не говорит.
— Это не важно. Если дозовёшься, ободришь его. Не дозовёшься, проверишь отклик.
Вильяра позвала — и снова упёрлась в ледяную пустоту. Мгновенный ужас, и сердце пропустило удар. Когда мудрая успела так привязаться к странному чужаку? Тогда ли, когда от скуки и от избытка сил залатала искалеченный дух частицей своего — или позже, в совместных приключениях? Но именно благодаря тому, что однажды Вильяра щедро поделилась собою с чужаком, теперь, сосредоточившись и успокоившись, она почуяла со всей определённостью: её Нимрин жив. И она готова была нащупать едва уловимую разницу откликов, о которой говорил Латира. Три зова подряд: безусловно мёртвый Дюран, пропавший Нельмара, безусловно живой Нимрин. Пусть голова раскалывается от боли, пусть холодеет и щемит сердце, но колдунья знает: двое из троих — живые. А мама, ну вдруг? Нет, увы. Наставник, на всякий случай? Нет, не воскрес, и пусть его чуры до жаркой и зелёной зимы гнилой рыбой кормят! А с главой Совета и не так, и не эдак, как-то иначе. Проверить бы по кому-нибудь, кто покинул Голкья, но таких знакомых у Вильяры нет.
— Малая, эй!
— Здесь я! Нимрин не слышит и не отзывается, но он жив. Нельмара, кажется тоже. Сейчас я ещё кое-что попробую.
Вильяра порылась в поясном кармашке, добыла оттуда крохотный свёрточек, а из него — несколько коротких чёрных волосков. Специально приберегла с того раза, когда Нимрин учил Вильяру с Лембой искать по-своему, вот они и пригодились. Прикинула расстояние от истоков Кривого ручья до Синего фиорда, набросила ещё половину сверх — силы-то хватит — и запела.
Силы хватило не только определить направление и расстояние, но и ясно увидеть. Комната — ой, какой знакомый скол камня над дверью, это точно её старый дом! Нимрин на лежанке: одетый, при всей своей воинской сбруе, спит поверх шкур. Или не спит? Глаза открыты, зрачки наполовину закатились под веки, а выражение лица как тогда, когда Вильяра только собиралась будить находку кузнеца — неприятно пустое. Послала зов –пустота и холод, а видение, между тем, начало таять. Вильяра невольно потянулась к Нимрину — её сдёрнуло в колдовской сон: резко, неодолимо...
— Куда?! — окрик и удар ложкой по лбу вернули в действительность.
Вильяра проследила, как с жалобным дребезгом катится по полу котелок из-под похлёбки — миг назад Латира доскребал гущу со дна. Сейчас старик шипел и кривился от боли в спине: рана хоть и подживала со свойственной мудрым быстротой, но дня три бы ещё воздержаться от резких движений… Однако успел! Вытащил!
— В чуров котёл, под чёрным солнцем, на холодном пламени, с сухою водой…
— Не ругайся, малая, расскажи, во что ты вляпалась. Судя по твоему лицу, ты начала проваливаться туда, куда совершенно не хотела попадать, иначе я бы не вмешался. Что там, ловушка? С наживкой?
— Да. Я зашла со стороны, где меня вряд ли могли ждать, и я всё равно попалась в неё…
Вильяра изложила подробности своего приключения, Латира только головой качал.
— Ну и мастера вырастил поганец, твой наставник! Умел же, когда хотел! Знаешь что, малая, давай-ка заканчивать со всякими выкрутасами, пока оба целы. Зовём и оповещаем мудрых: я — старейших, насколько смогу рассказать им с моею клятвой, ты — действующих хранителей…
Стира отозвался Вильяре сразу. Внимательно выслушал новости из соседнего клана и приглашение в круг — усмирять стихии. Ответил вежливым отказом и обещанием, если Вильяра погибнет, донести её свидетельство Совету. Вильяра кое-как упросила его не откладывать, сразу передать новости дальше, всем собратьям по служению.
Рунира сначала отказывался верить в беззаконие одного из самых могущественных и уважаемых мудрых, потребовал доказательств. Потом согласился, что кто бы на самом деле ни растревожил стихии, усмирить их нужно, и как можно скорее. Сказал, что постарается к полудню закончить дела в своих угодьях и придёт разбираться на месте.
Дальние соседи один за другим либо обещали помочь, но позже, либо наотрез отказывались рисковать ради чужого клана. После десятого по счёту зова Вильяра плакала, и даже слёз с лица не смахивала. После двадцатого сказала в сердцах:
— Хватит! Только время зря теряем!
Латира, сидевший с закрытыми глазами и тоже совершенно не радостным выражением лица, встрепенулся:
— Нет, не зря! Мы с тобой теперь не сгинем безвестно, а беззаконники не смогут творить свои дела тайком. Новость разлетается во все стороны. Двое из семи, кому я дозвался, уже знали, им уже сказали те, кого мы с тобой оповестили первыми.
— Из семи? Я поговорила с двумя десятками, и многие ещё мучили меня вопросами!
— Прости, малая! Я передал тайну, которую хранил, тому, кому смог её быстро объяснить. Мы с Альдирой учились у одного наставника и всегда пели в унисон. Альдира умён, осторожен и терпеть не может Наритья. Мы с ним давным-давно не друзья, но это уже не важно. Если выживем, малая, тебе я тоже обязательно всё расскажу. Если выживешь одна, растряси Альдиру… Ну, что, попробуем сами наполнить водой дырявый кувшин? Или подождём Руниру?
Вильяра поёжилась, вспомнив запредельное напряжение великой песни, и сколько давал ей круг, и как всё это проваливалось в никуда.
— Тебе тоже пришёл в голову дырявый кувшин? Как думаешь, старый, сможем мы справиться с невыполнимой задачей?
— Наплескать с верхом, больше, чем вытекает? Думаю, сможем. Здешние Камни истосковались по разумным, они так и сочатся силой. Не раскрывая круг, просто положив руки на Камень, я получил столько, сколько из Ярмарочного не вытянешь даже с ключом.
Колдунья нервно усмехнулась:
— Я не стану делать тебя ключом, мудрый Латира, и сама им становиться не желаю. Так и знай! Хотя, иногда Камни не спрашивают, и ради клана…
— Нет, малая. Ты, конечно, хороша, но я-то уже слишком стар для таких игрищ. Мы просто зайдём в круг, держась за руки, и споём песенку, которой тебя твой наставник совершенно точно не учил. А потом споём Усмиряющую Стихии… Если не придумаем к тому времени чего-нибудь получше! Скажи-ка, малая, как проще всего наполнить водой дырявый кувшин?
— Обычный кувшин? Сперва заткнуть и замазать дыру. Но наша дыра — беззаконный колдун. Вообще-то, если его убить, большинство заклятий быстро и без последствий рассеются. Лишь великие песни опасно прерывать на середине: сам понимаешь, старый, я не хочу обрушить свои первые Зачарованные Камни на дом у Синего фиорда, кто бы там сейчас ни жил. Да и всё побережье может тряхнуть.
— Малая, что бы он ни пел, он не поёт постоянно. Нашёл же он время ловить тебя. Судя по отголоскам, что я слышу, он бередит стихии, потом отдыхает, потом опять бередит. Через равные промежутки времени, будто раскачивает качели. Ты сбила его своею песнью, а дальше он опять держит ритм. Мне это очень не нравится! Для «проклятья пурги», «гласа моря», «ропота голкья» и всей подобной погани мудрому в круге достаточно спеть один раз. Так, как сейчас, накачивают силу слабые колдуны, но он-то — мудрый в круге! Что он накачает, я даже предполагать боюсь. Как бы падение Лати Голкья не показалось рядом с его задумкой мелким сезонным извержением!

Продолжение: chorgorr.diary.ru/p210511469.htm

запись создана: 07.09.2016 в 01:00

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья

---

Из-под снега, сентябрьская прода

Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.

Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm
chorgorr.diary.ru/p210017766.htm

Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm

06.09.16

— Осторожность? Это ты про кого-то другого, Латира. У меня её нет и не было, так все говорят.
— Значит, остаётся рассудок, и твои молодые лета сохранили твой ум гибким. Это важно!
Может, и важно, но Вильяру явно занимало иное. Напряжение расходилось от неё волнами, кажется, колдунья едва не теряла контроль над силой. Даже крепко спящий зверь засучил лапами и заскулил, а нав прикинул, на какое расстояние сможет построить портал на остатках энергии, и хватит ли, чтобы укрыться от буйства разъярённых стихий? Ой, вряд ли! Значит, лучше действовать по-другому…

Знахаркина дочь едва дышала от горя и леденела от гнева. Жуткое поветрие, которое осиротило её, уничтожило без малого три сотни двуногих, было, оказывается, не прихотью стихий — злодеянием беззаконной погани, посмевшей называть себя мудрым! Вильяра не усомнилась в словах Латиры, слишком хорошо помнила несвязные речи матери: «Он зацепил меня за мой дар и моё призвание и вверг в пучину», «Он ненавидит мой род, противостоящий смерти, он рад был поймать меня и погубить вместе с моими самыми дорогими», «Ради прихоти он опустошит сотню миров, ради могущества своего клана изведёт тысячи охотников, ради собственной власти — погубит Голкья». Мать бормотала подобное, не умолкая, в свои худшие дни. В хорошие — уверяла дочь, будто иногда просто бредит, и явно лгала при этом. Но ни в плохие, ни в хорошие дни несчастная знахарка так и не назвала дочери имя беззаконного колдуна, только безличное «он»!
Мудрая Вильяра изо всех сил сохраняла видимость спокойствия и способность соображать, слушала Латиру и задавала вопросы, но неуклонно зрела до того, чтобы убивать мыслью на расстоянии. Он — Наритьяра? Который? Или все трое замараны беззаконием? Латира даже из-под клятвы выдал очень примечательное: «их делишки». Так пусть хранимая стариком тайна подождёт, как бы велика и важна она ни была!
— Мудрый Латира, скажи, может, ты знаешь? Моя мама когда-либо ссорилась с кем-то из мудрых? — собственный голос вдруг показался Вильяре чужим.
Латира смотрел ей в глаза, не мог не видеть, что с ней творится, и щурился, будто от ветра. Нимрин вдруг накрыл её руку своей, переплёл пальцы, чуть сжал и почти беззвучно — скорее угадаешь, чем услышишь — затянул Зимнюю Песнь Умиротворения. Вильяра вдохнула и выдохнула, трудно, сквозь оскал стиснутых зубов, но всё-таки смогла дышать и жить дальше. И выслушать — щуровым трактом от луны до солнца, через горелый стланик, ледяные заторы и кишки гнилой рыбы — ответ Латиры.
— Мы с твоим предшественником тоже задались этим вопросом и спросили её. Если очистить знахаркин рассказ от пустых проклятий и свести вместе с тем, что знали мы сами… Тебе говорили, что у твоей матери была старшая сестра?
— Знаю, тётка умерла до моего рождения, и всё.
— Твоя тётка уродилась не такой одарённой колдуньей, как вы с матерью, но она была отличной повитухой. Мудрые пригласили её на Марахи Голкья, женщины там стали слишком часто умирать родами. Она отправилась в долгий путь и, достигнув угодий Наритья, поселилась в большом и богатом доме Поджи. Сначала её приняли как дорогую гостью и обеспечили всем необходимым для её ремесла, как с самого начала уговорились между собой мудрые кланов Вилья и Наритья. Когда в начале следующей весны Поджа назвал повитуху своей женой, этому никто не удивился, малая. Как и многие женщины твоего рода, повитуха была необычайно хороша собой. Свадьбу сыграли очень рано, задолго до первых ростков, и этому тоже никто не удивился. На юге высокое солнцестояние приходится на долгую и светлую весну, жизненные силы и страсти пробуждаются раньше, чем у нас. Молодая жена родила дочь до летнего равноденствия, так рано, что до тёмных лун успела зачать и родить вторую. Оба ребёнка выжили, но это были девочки, а Поджа хотел сына. Следующей весной женщина снова понесла, и снова очень рано. Она слабо владела мысленной речью, но всё-таки дозвалась сестры и пожаловалась, что всё идёт не так: её служение повитухи, её семейная жизнь, её очередная беременность. Она была вне себя от злости, отчаяния и страха, она опасалась за свою жизнь. Она жаждала исполнить брачный договор, родив мальчика, и поскорее уехать прочь с Марахи Голкья, домой. Твоя мать беспокоилась о сестре и обратилась к тогдашнему Вильяре, он попытался помочь, но по закону и обычаям уже не отвечал за повитуху: выйдя замуж в дом Поджи, она перешла из Вилья в Наритья. Моему другу на это довольно грубо указали и посоветовали заниматься делами своего клана, а не совать нос в соседские. А мне, как «позорищу мудрых, пережившему свой клан», запретили «шмыгать в угодьях Наритья» ещё давным-давно.
Вильяра глухо зарычала:
— Кто из Наритьяр тогда был?
— Их было уже трое. Рассказывать дальше?
Мудрая кивнула. История причиняла ей боль, сходную с болью нарыва: чем дальше, тем нестерпимее. Но может, если дослушать, гнойник прорвётся, и наступит облегчение?
— Плод рос быстрее предыдущих, и повитуха очень надеялась, что носит мальчика. Она успокоилась и не пугала сестру до последних недель, когда ребёнок вдруг встал поперёк. Она поняла, что сама вряд ли справится, и стала просить помощи у местных повитух. Но те одна за другой отказывались, мол, северянке родить, как по нужде сходить, а если не так, они и не знают, что делать. Роды начались, крупный ребёнок не развернулся правильно. Опытной повитухе не нужно было объяснять, к чему идёт, и она приготовилась взрезать себя, чтобы спасти хотя бы ребёнка, но прежде послала зов сестре — попрощаться.
Боль захлестнула Вильяру и вырвалась по-детски отчаянным шёпотом:
— Мама не могла её оставить!
Латира согласно склонил голову:
— Она и не оставила. Пришла в дом Поджи по изнанке сна, со всеми своими инструментами и снадобьями. Для непосвящённой это почти невозможно, но она это сделала. И второе невозможное совершила — вынула ребёнка из материнского чрева, сохранив жизнь обоим. Поджа прыгал от радости, увидев сына. То, что жена еле жива, его заботило мало, ведь рядом другая красавица, моложе и свежее. Знахарке совершенно не понравился ни ухажёр, ни обстоятельства ухаживания, она не стала этого скрывать. Не скрыла и желания забрать сестру домой вместе с племянницами, поскольку брачный договор выполнен: девочки — роду матери, мальчик — роду отца. Поджа стал настаивать, что мальчиков должно быть столько же, сколько девочек, но услышав, что детей у жены больше не будет, пообещал освободить её. А пока разрешил сёстрам пожить в доме, чтобы старшая оправилась перед дальней дорогой. Дали бы им уехать, неизвестно, но сын Поджи умер двенадцати дней от роду, и старшая сестра ушла ко щурам вскоре после него, как ни билась над обоими младшая. Тогда глава дома приступил к знахарке с одним из пунктов брачного договора, который на севере почти не вспоминают, а южане — редко забывают. Если замужняя женщина умерла, не родив сыновей, и у неё есть свободная сестра, она должна занять место умершей в доме её мужа. Знахарка возразила, что сын-то родился, отец принял его на руки и назвал имя. Тогда Поджа обвинил её, что она злокозненно уморила его жену и дитя, и если не восполнит ему эту убыль, то он, властью главы дома, объявит её вне закона, а мудрые клана Наритья подтвердят его решение, и три их голоса больше единственного голоса от клана Вилья. К тому же, вот они, трое мудрых, в его доме, а Вильяра — далеко.
Нестерпимо!
— Беззаконие — принуждать женщину к замужеству! — Вильярины слова падают камнями в пропасть.
— Увы, но законы можно толковать и так. Я не знаю, чем ещё там грозили, как давили, но твоя мать покорилась. Она осталась с Поджей, быстро забеременела и с первого раза родила сына. А когда минуло три луны после родов, и муж стал приступать к ней снова, не слушая, что она ещё кормит грудью, что договор выполнен, и пора освободить её — тогда она сбежала по изнанке сна в дом своих родителей. Наритья были в ярости: и мудрые, и главы домов, все требовали выдать беглянку назад. Старый Вильяра отказался наотрез и пригрозил, что если увидит или учует кого-то из Наритьяр в своих угодьях, то пусть пеняют на себя, и что купцам, мастерам и странникам Наритья в клане Вилья тоже больше не рады. Старший Наритьяра сгоряча созвал Совет, поперёк воли Вильяры — на здешней ярмарке, но почти никто из мудрых его не поддержал, ещё и попеняли за диковинные брачные обычаи его клана. Знахарка свидетельствовала против Наритья и для всех, способных слышать, очень внятно разъяснила, почему женщины Марахи Голкья живут мало и плохо, и чем тамошние порядки поперёк закона и обычаев Голкья, вкупе со здравым смыслом. Кое-кто из мудрых Наритья тогда прошипел, что зато его клан растёт, а не прозябает, как некоторые, и скоро Наритья установят на всей Голкья новый закон и обычаи, гораздо лучше прежних, а ведьма-свидетельница пожалеет о своих делах и словах ещё раньше. Его мало кто расслышал, да и чего не ляпнешь в перепалке? Склока из-за беглой жены побурлила и утихла с первым снегом, Наритья отступили, даже принесли извинения Вилья. Зимой твои мать и отец познакомились, весной поженились, летом родилась ты, на следующее лето — твой младший брат…
— А зимой пришло поветрие, и все умерли. И мой предшественник не обвинил Наритьяру в беззаконном колдовстве… Ни одного из них, — как бы спокойно подвела итог мудрая.
— У нас было невнятное свидетельство обезумевшей от горя женщины, которая так и не назвала никаких имён. Она говорила: «Я не знаю, кто это был. Я думаю, что я знаю, больше некому, но я не знаю наверняка». Она просила спеть над нею Песнь Познания, так как её рассудку хуже уже не будет, и в конце концов уговорила на это мудрого Вильяру, но доказательств вины кого-либо из Наритьяр он так и не добыл.
— Значит, я накажу их всех сама, безо всяких доказательств!
Нарыв лопнул, разом стало легко и совсем не больно. Вильяра улыбнулась и закрыла глаза, мгновенно уходя на изнанку сна. Даже Нимрин не успел в этот раз тяпнуть её за ухо. Она прыгнула в ледяной лабиринт, твёрдо зная, что превозможет ловушку, сыграет с её строителем по собственным правилам. И когда вокруг выросли знакомые ледяные стены, она не заскользила под уклон, а зашагала, будто по ровному, озираясь по сторонам, видя тут и там вмёрзшие в лёд тела, но пока особо не приглядываясь. Их было не меньше десятка, и все они умерли давно, однако откуда-то тянуло свежей, едва подмёрзшей кровью. Вильяра двинулась на запах, готовая к разным пакостям, но не к тому, что увидела. На ледяных шипах висело изувеченное тело Старшего Наритьяры. Она подошла вплотную, заглянула в безнадёжно мёртвое — ни малейших сомнений — лицо наставника. Мудрый расставался с жизнью очень мучительно, а больше ничего по его выпученным глазам и страдальческому оскалу было не понять. Чтобы колдун, не погибнув сразу, не попытался сняться с шипов — удивительное дело! Или его придержали так, или начал умирать не здесь... Вильяра почуяла опасность, и прежде, чем ледяные стены с гулом и грохотом обрушились, успела сделать две вещи: выдрала у мертвеца серьгу — знак мудрого — вместе с изрядным клоком шерсти и убралась, откуда пришла.
Первым делом проверила, что трофеи с собой, вторым — чмокнула в губы ошалевшего Нимрина, которому свалилась на руки, третьим — увернулась от подзатыльника Латиры. Вместо неё попало тому же Нимрину, но он перехватил руку мудрого и рявкнул, будто на упряжных зверей:
— Все — стой!
Все застыли, кроме Юни: тот подскочил, повалив остальных, испуганно взвыл и замер…
— А теперь, на место. Медленно, — в голосе воина было столько власти, что попробуй, ослушайся, — Все садимся, и ты, мудрая Вильяра, рассказываешь, куда ходила.
— Да уж, малая. С твоею прытью, — Латира растревожил рану и теперь с трудом переводил дыхание.
Убедившись, что старику не станет хуже, Вильяра начала с главного:
— Старший Наритьяра мёртв, и это не я его! Похоже, он погиб тогда же, когда пропал. Я нашла его в ледяном лабиринте. Я победила эту ловушку, но не успела осмотреться толком, как всё рухнуло. Там были ещё другие мертвецы, старые, в толще ледника, я их не опознала.
Вильяра старательно гнала мысль, что одна из фигур во льду страшно похожа на маму: хотя лица не было видно, узор на куртке — до боли знакомый.
— А теперь докажи-ка, мудная, что это не ты заманила в ловушку и убила своего наставника, — Нимрин подался вперёд и пронзил её неприятно пристальным взглядом.
— Что?! — Вильяра опешила. — Да как ты смеешь обвинять меня во лжи! Да это худшее…
Чужак примиряюще улыбнулся и сбавил тон:
— Положим, я-то вижу, что ты сказала правду. Но мы тут выслушали историю о любителях возводить несусветную напраслину. У тебя будет, что возразить на подобное обвинение?
Мудрая озадачено замолчала, потом медленно разжала кулак с трофеями. Она смотрела на серьгу с окровавленной дужкой, на белый пушистый клок.
— Я предложу обвинителю отыскать тело моего наставника наяву. Если там рядом найдутся тела погибших до моего посвящения, а то и до моего рождения…
— То это ещё ничего не докажет. Ты могла воспользоваться ловушкой, которую сделал кто-то другой. Но найти то место — хорошая мысль. Оно точно на Голкья?
— Да, я почти уверена, где-то в наших Небесных горах, — и пояснила для чужака, — Это в угодьях Вилья и Руни. Высокие горы, которые ты видел впереди весь день.
Латира задумчиво протянул:
— Я слышал, смолоду Наритьяра искал в Небесных горах ценные руды. Тогда он ещё не начал ссориться с твоим предшественником, малая, и они много путешествовали вместе.
Вильяра посмотрела на Нимрина:
— Вот сейчас я и опробую новую песенку, которой ты нас учил.
— Попробуй. Вдруг повезёт, и это достаточно близко.
Вспыхнули три белых волоска, свились прихотливым узором потоки силы — не повезло, впустую. Вильяра не смирилась, повторила заклятие, усилив его, и будто бы уловила дальний, едва слышный отклик, одно лишь направление.
— Щурова пропасть, похоже, и впрямь, в стороне гор! А мне теперь срочно нужны Зачарованные Камни. Вот досада: пережидать пургу, возвращаться к дому Лембы, потом — опять сюда… Мудрый Латира, а скажи-ка мне, куда ты шёл? С ярмарки, мимо моего прежнего дома и сюда, а дальше куда?
— Верно мыслишь, малая: тут неподалёку есть одна потаённая пещерка и Зачарованный Камень при ней. Такой древний, что я не знаю даже, одинцом он поставлен, или раскрывается в круг. Твой предшественник когда-то случайно нашёл отшельничье логово, показал мне, а больше, насколько я знаю, никому. Я надеялся там отлежаться, но видишь, не дошёл.
— И много ли ты не дошёл?
— Как четверть пути к дому Лембы, только вверх.
— Переждём непогоду, а ты отлежишься. Потом я отправлю охотников домой, и мы втроём отправимся туда. И время сбережём, и до гор ближе. Ты ведь покажешь мне это логово и Камень, мудрый Латира?
— Кому, как не тебе, знать все Камни в своих угодьях, мудрая Вильяра!
Нимрин нахмурил угольные чёрточки бровей:
— Будем надеяться, Вильяра, твой покойный наставник не обнаружил это место, пока хозяйничал в твоих угодьях, как у себя дома. Он — или тот, кто спровадил его в ледяную ловушку.
Колдунья свирепо выскалилась:
— Мы будем настороже, Нимрин. Кто бы нас ни встретил, ему же хуже! — рыкнула и тут же подумала, что грозить гораздо легче, чем ударить, особенно, когда опрометчиво растратила так много сил. — А правда, старый, расскажи про логово: кто там мог обитать, какие следы оставил?
Латира пожал плечами, поморщился от боли в ране:
— Сотни зим назад там жил кто-то из мудрых, но либо ушёл к щурам, либо затерялся по ту сторон звёзд и забыл дорогу на Голкья. Судя по рисункам на стенах, это был кто-то из старейших. Из тех, кого орбиты светил и закономерности круговорота стихий интересуют больше, чем дела двуногих. Ты же знаешь, малая, таких вечно отсутствующих — половина Совета.
— Кстати об орбитах светил и Совете Мудрых, — снова встрял Нимрин. — Вильяра, ты обещала мне ответить на вопросы о Голкья. Пока мы сидим тут в тишине…
Вильяра подавила зевок: слишком много навалилось на неё сегодня, и на смену горячечной жажде действия, жажде крови и мести пришла усталость.
— Нимрин, прости, но пока тихо, я отдохну. Вы оба спали, а я строила щиты вокруг нашего стана. Теперь — твоя очередь бодрствовать.
— Спрашивай меня, Иули, — улыбнулся Латира. — Я готов отвечать на твои вопросы.
— Нет, мудрый Латира, ты тоже должен отдохнуть, — возразила Вильяра. — Слушай слово целительницы! Ты и так болтал языком гораздо дольше, чем тебе полезно. Нимрин, ты сейчас самый бодрый из нас, и ты умеешь вовремя будить мудрых. Пожалуйста!
— Ладно, что делать, покараулю вас обоих, — вздохнул Нимрин, устраиваясь поудобнее.

Ромига остался сторожить сон двух мудрых и одного зверя. Ради экономии масла и воздуха, он задул светильник. В иглу воцарился уже не синий сумрак — ночная темнота, прозрачная для навских глаз. По другую сторону снежных стен шуршал позёмкой ветер, кружил, бил порывами наотмашь. Все чувства обострились, и было как-то очень нехорошо тревожно, дальше — хуже. Через некоторое время, измерив и взвесив свои ощущения, нав честно признался себе, что ему не просто тревожно — страшно до жутки, до отчётливого желания выскочить из иглу и рвануть, куда глаза глядят. Такое с ним бывало считанные разы в жизни, и ничем хорошим не кончалось, вызван ли страх воздействием враждебной магии или собственными дурными предчувствиями. Да что ж за пропасть?! Ромига почти уже в панике, вдруг не добудится, принялся срочно расталкивать Вильяру. Мудрая, не разлепляя глаз, пробормотала:
— Нимрин, что случилось?
— Мудрая, ты ничего не чувствуешь?
— А что я должна… О, щурово собрание в полнолуние тёмной луны!
Колдунья резко села, схватила нава за плечи, встряхнула и пропела несколько тактов незнакомой песни — слепой ужас, давящий на мозги, как отрезало. Вильяра затеплила светильник, зевнула – широко, до хруста; потёрла ладонями заспанное лицо.
— Мудрая, что это было?
— Зов стихий. Ты слышишь его не как охотники, тебя задело мимо всех моих щитов. Ты очень испугался?
Ромига, не видя смысла хорохориться, ответил честно:
— Испугался, — и тут же спросил. — А что будет с теми, кто вне щитов?
Вильяра, видимо, сама размышляла именно об этом — стала мрачнее тучи:
— Смотря, что напоёт пурга, и что внушит её голосом беззаконный колдун. Вот же погань! Именно тогда, когда я почти пустая, когда мне нечем это остановить!

Высшее благо для мудрого — благополучие клана, ни о чём другом Вильяра не способна была думать. Непогода, а вместе с ней — одно из самых наипоганейших запретных заклятий, наверняка накроет прибрежную полосу, угодья восьми из двадцати шести домов Вилья. В лучшем случае, безумие, тёмный ужас или бешеная ярость охватит лишь тех, кому не повезёт оказаться под небом и снегом. В худшем — всех. Бросить охотников без помощи мудрая попросту не могла и видела единственный способ защитить хотя бы часть попавших под удар. Срочно оказаться у Зачарованных Камней, зачерпнуть силы и спеть песнь, Усмиряющую Стихии! Поскольку пурга уже началась, путь к Камням — любым Камням — лежал по изнанке сна. Она прошла там один раз, но пройдёт ли второй, или ловушка во льдах прожевала и проглотила очередную жертву, а теперь поджидает следующую? Очень рискованно, и меньше всего Вильяре хотелось соваться сейчас к любимым Камням у дома кузнеца.
«Лемба, ты меня слышишь?» «Да, о пламя моего горна! Мне мерещится, или с гор идёт не простое ненастье?» «Увы, мой преемник, тебе не мерещится! Срочно созывай всех своих в дом и предупреди соседей!» «Уже! Созвал и предупредил. А после собрал одарённых в круг, и мы спели песнь, Ограждающую Разум. Надеюсь, наших объединённых сил будет достаточно. А вы как?» «Твои охотники здесь в безопасности, я тоже перебдела заранее. А ещё, Лемба, по слову мудрой, пусть никто не подходит сегодня близко к вашим Зачарованным Камням.» «Думаешь, их до сих пор тошнит от Нимрина?» Сквозь боль, раскалывающую виски, Вильяра улыбнулась грубоватой шутке Лембы и первый раз в жизни намеренно солгала безмолвной речью: «Я скоро приду туда и буду опасно ворожить». «Одна?» «Как получится. Береги дом, Лемба». «Храни клан, мудрая, и сама поберегись. До встречи под ясным небом!» «До встречи!»
Вильяра медленно вдохнула и выдохнула, посидела пару мгновений с закрытыми глазами. Нет, слать зов кому-либо из оставшихся Наритьяр она ещё немного обождёт. Нельмаре и хранителям сопредельных кланов — тоже.
— Мудрый Латира, просыпайся, пожалуйста! — знахаркиной дочери жаль было тревожить раненого старика, но как бы он не остался в её угодьях последним мудрым, чтущим закон и обычаи Голкья. Если она погибнет, сунувшись к Камням…
— Что случилось, малая?
Колдунья сказала — Латира охнул и схватился за голову:
— Зов стихий? Да они спятили! Запретной ворожбы им никто не простит! Не понимаю, как они собираются потом объяснять происшедшее Совету?
— Да легко! — задорно сверкнув мелкими острыми зубами, пояснил Нимрин. — Если предъявят ваши трупы и свалят все беззакония на одного или сразу на двоих.
Латира страдальчески зажмурился, замотал головой:
— Ну, как же я не догадался, дурень!? Если они такое замыслили, ясно, почему Марна не застрелил меня насмерть с пятидесяти шагов, а только подранил. Ловцы должны были спугнуть меня с насиженного места на ярмарке... Очень надеюсь, потом я всё-таки сбил их со следа по-настоящему. Но послушай, малая, моё общество может быть тебе опасно.
— А моё — тебе, квиты, старый! Властью мудрой Вилья в угодьях своего клана, я повелеваю тебе, о мудрый Латира: иди по изнанке сна в убежище, к которому ты стремился пешим. Если сможешь, напитайся силой от древнего Камня. Я постерегу твой путь и позже последую за тобой.
Вильяра резким толчком выставила вперёд правую ладонь, но Латира не приложил свою, медлил, глядел исподлобья:
— Малая, я так и не открыл тебе тайну, которую храню.
— Это значит, ты сейчас будешь очень острожен и останешься жив. Нет времени, мудрый. Хотя… Намекни-ка, что за тайна?
Старик склонился к уху колдуньи и шепнул несколько слов.
— Ты прав, это стоит сберечь. Но нам оно сейчас не поможет. Иди!
Теперь Латира решительно припечатал свою ладонь к ладони Вильяры, и на несколько мгновений они сплели пальцы в замок. Ни слова вслух, ни слова безмолвной речью, лишь пристальные, запоминающие взгляды — традиционное прощание напарников перед смертельно опасным делом. Мудрые одновременно смежили веки, рука в руке Вильяры захолодела и выскользнула зябким ветерком. Колдунья убедилась, что старый прошмыга миновал ловушку, ещё раньше, чем он прислал зов. Он сказал, что благополучно добрался до логова, там тихо и пусто, и он ждёт Вильяру. Голова уже почти не болела от безмолвной речи, может, правда, к этому можно привыкнуть.
— Мудрый Латира удачно проскочил , значит и мы с тобой пройдём, Нимрин. Только не за Латирой, а в другое место, где нас никто не ждёт.
— Мы? — удивлённо приподнял бровь Нимрин.
— Да, не сомневайся, я проведу тебя за собой.
— Мудрая Вильяра, я понимаю, что каждый миг на счету, но если ты потратишь десяток-другой, чтобы разъяснить мне свой план, я буду твоим напарником, а не грузом.
— Потерпи ещё чуть-чуть, Нимрин. Если мой расчёт верен, я сделаю всё сама, а ты просто постоишь рядом. При самом дурном раскладе, никто из нас ничего не сможет, и мы умрём. Если же вдруг мы встретим противника во плоти, и придётся драться, то не мне тебя учить твоему делу, воин.
— Если придётся драться, ты, мудрая, держись за спиной. Оружие — мне, тебе — ворожба, — на этих словах чужак как-то особенно криво ухмыльнулся. — Веди, колдунья!
— Дай мне руку и закрой глаза.
Вильяра улыбнулась, когда Нимрин в точности повторил её недавний жест… Бр-р, какая же ледяная ладонь и пальцы-сосульки! А чёрные от природы глаза — будто зрачки, разверстые тёмным ужасом… Нет, рука у него не дрожит, лицо спокойно-сосредоточенное. Улыбнулся в ответ, мол, давай уже, скорее, и опустил ресницы.

Идти ли с Вильярой в неизвестность? Ромига сделал выбор мгновенно, вернее, чётко осознал, что выбора у него нет. Если колдунья где-то убьётся, ему тоже не жить. Зависимость унизительная, противоестественная, избавиться от неё следует как можно скорее — но не сейчас.
Он уже привычно потянулся навстречу теплу Вильяры и доверчиво склонил голову колдунье на плечо, наслаждаясь тем, как она ерошит ему волосы, под новую песнь, уютную, будто урчание огромной кошки. Медленный вдох и выдох, сознание падает в сон, теряя ощущение тела… Воздух леденеет и застревает в глотке, ветер пополам со снегом наотмашь лупит в лицо! Глаз не открыть, не встать, и даже защиту построить нечем. Он попытался свернуться клубком, но его решительно вздёрнули на ноги, развернули спиною к ветру, лицом к огромной скале. Вильяра крикнула на ухо, едва перекрывая свист и вой пурги:
— Ромига, руки на Камень и подпой мне!
Услышав настоящее имя, он выполнил команду, не медля, как в бою. Обожгло, тряхнуло, будто от проводов под током: неприятно, но терпимо. А песня-то уже знакомая, чего бы не подпеть? И странно даже: голоса двоих разумных не утонули, не затерялись в какофонии стихий. И Камень услышал, раскрылся перед ними. И они вошли, держась за руки, будто в круглый зал со стенами и сводом из бушующих снежных вихрей — а внутри царила удивительная тишина, лишь хрустели под ногами огромные, с ладонь, кристаллы инея. Вильяра уверенно шагала вперёд, зал становился всё просторнее и выше. Ромига ступал опасливо, прошлая попытка знакомства с чужим Источником была слишком свежа в памяти.
Мудрая остановилась и запела приветствие каждому из двух дюжин Камней. Ромига снова подпел, запоминая новые имена — это был какой-то другой круг, не у дома Лембы, он и выглядел, и ощущался иначе.
Поцелуй колдуньи, горячий и требовательный, прервал раздумья нава о природе здешней магии. Возбуждение накатило мгновенно, внезапно, и вот уже обнажённая Вильяра — когда успела? — висит на нём, обхватив руками и ногами, и какое-то время его ещё заботит: не уронить бы её, тяжёлую, и самому не свалиться на этот колючий иней. Конечно, нав устоит, не уронит! Не отпустит, не остановится, никому никогда свою ведьму не отдаст! Он оттягивает финал, длит наслаждение, уже болезненное, из последних сил, пока мир не встаёт на дыбы, вышибая сперва опору из-под ног, потом —остатки сознания.
Он лежит навзничь, Вильра — на нём: водит подтаявшей льдинкой по лицу, зовёт его то по имени, то по прозвищу. Голос встревоженный, и это уже не ласка, а попытка привести его в чувство. Ситуация отдаёт пошлейшим анекдотом: «кончил и упал в обморок», но Ромиге не смешно и даже не стыдно. Способность ощущать и соображать вернулась раньше способности шевелиться, и наву ясно, что вырубился он не сам собой. Очередная шуточка Зачарованных Камней, или Вильяра снова перемудрила?
Ромига слизывает талую воду с губ, а с ресниц хочется поскорее её сморгнуть, пока не застыла обратно. Ещё застегнуться бы — холодно. Вильяра заглядывает в глаза, тормошит его всё настойчивее:
— Ромига, очнись, пожалуйста!
Ответить? Язык ворочается с трудом.
— Здесь я. Кто «я», и где «здесь», это отдельный вопрос.
— Нимрин, ты что, снова всё забыл?
— Нет, Вильяра. Мы с тобой всё ещё в круге Зачарованных Камней?
— Да, и нам пора идти дальше. Если ты сможешь.
— Слезь с меня, проверю.
Она стоит на коленях рядом, его белая колдунья, прекраснейшая в своей наготе, невыносимо желанная… Стоп! Зажмурить глаза, не смотреть, остановить это безумие.
— Вильяра, оденься, пожалуйста, а то мы никуда отсюда не уйдём!
Он садится спиной, чтобы не видеть, но всё равно глядит через плечо, как его женщина ступает босыми ногами по инею, и острые кристаллы не ранят дитя ледяного мира, не обжигают холодом. Как она изящно наклоняется за разбросанной одеждой… Он зажмурился и закусил кулак, нечувствительно — до крови, пришёл в себя лишь от мерзкого вкуса. Да что с ним такое! Хуже приворота зелёных ведьм! Прежде мысли, нав привычно потянулся за энергией для контрзаклинания и обнаружил, что круг таки расщедрился и дал чужаку ощутимую толику силы. Ромиге всегда было любопытно, какова разница между энергией родного Источника и кое-как подходящей чужой? Ну, вот она, во всей полноте ощущений. Если у других так, то понятно, почему челы — настолько хреновые колдуны, да и шасы с хванами не блещут! Он не рискнул проверять главное — свои боевые возможности — в круге. Встал, потянулся, встряхнулся. Голова уже не кружится, буйная тяга к Вильяриным прелестям отпустила, и ладно.
— Вильяра, ты получила, за чем пришла?
— Да, Нимрин, больше, чем рассчитывала! Ты стал мне ключом от силы, как я была ключом для моего наставника. Прости, я знаю, насколько это погано. Я не нарочно, правда! — искреннее раскаянье в голосе, но Ромига не усомнился, что при необходимости Вильяра повторит уже нарочно. Да и сам он, пожалуй, противиться не станет.
— Ладно, мудрая, не винись, мне на этот раз тоже кое-что перепало. Идём дальше?
— Погоди, сейчас я буду петь. А ты не вздумай подпевать, если хочешь остаться живым.
— Мудрая, а из круга нам выйти не надо?
— Пока нет. Встань рядом и ни в коем случае не мешай. Если вдруг кто-то заявится сюда, любой ценой не позволяй ему отвлечь меня от песни. Если собьюсь, здесь не то что нас двоих — единого стоячего камня не останется.

Вильяра пела Усмиряющую Стихии первый раз в жизни, но была уверена: силы ей хватит. Зря, что ли, они с Нимрином побаловали Зачарованные Камни любовной игрой? Теперь Камни станут подпитывать колдунью, пока она не выйдет из круга.
Силы-то хватит, а концентрации? Безмолвная речь Младшего Наритьяры настигла Вильяру, когда прерывать песнь уже смерти подобно. Стихии внимают, и если собьёшься, не пощадят ни саму мудрую, ни тех, кого она пытается защитить.
«Мудрая Вильяра, я на ярмарке в твоих угодьях, ищу Старшего и Среднего, они пропали. Прокятый беззаконник Латира! Мало ему было замести следы — он разбудил стихии. Я прикрыл от удара ярмарочное поселение, но на большее меня не хватит. Кто же знал, что у старого поганца столько силы! Где ты, почему ты молчишь? Ты жива?» Отвечать Вильяра не подумала, да и не смогла бы сейчас, однако панические безмолвные вопли мешали, а затыкаться, не получив отклика, этот кричавкин выкидыш, похоже, не собирался. «Латира собрал под свою руку отребье с Арха Голкья и лепит из него новых Лати. Вилья ему не нужны, он сметёт вас, как сор…» Не слушать, не вникать, не брать к сердцу! Она запомнит и обдумает слова Младшего позже...
А стихии ярятся, не подчиняются, и сила утекает, будто в прорву, и чем дальше, тем ясней: заклинательнице противостоит воля другого разумного, превосходящего её мастерством. Подавить злокозненную ворожбу не выходит, Вильяра не победит в этой схватке, но ещё может выжить: устоять на ногах, сохранить трезвый рассудок, допеть до конца. Кто-то рядом подставил плечо, оно твердо и надёжно. И песнь не бесконечна, по счастью.

С первых, пробирающих до нутра звуков, с первых лиловых сполохов в метельном мареве Ромига понял, почему Вильяра под страхом смерти запретила подпевать. Этого колдовства чужак не повторит никогда, даже не постигнет сути. Вильяра творила некий сложнейший аркан и накачивала энергией напрямую от Источника. По меркам Тайного Города, уровень иерархов… Хотя, мудрые Голкья и есть охотничьи иерархи… Задача Ромиги — находиться рядом и прикрыть мудрую. Обычная задача воина, и то, что мир начинает сходить с ума, гарке не помеха.
Вильяра выла и рычала, плавно кружилась на месте, молнии срывались с её вытянутых к небу рук, полыхали из глаз. Запрокинутое лицо было страшно: свирепый оскал, вздутые напряжением вены, пот — градом. И жутко смотреть, и не оторвёшься. Зачарованные Камни медленно налились призрачным синеватым светом, потом вдруг выметнули лучи ввысь, сквозь летящий снег и тучи. На несколько мгновений небо в зените расчистилось, замерцало звёздами — и снова погасло. Вильяра пошатнулась, слепо зашарила в воздухе рукой, ища опоры. Ромига подставил плечо. Даже если что-то пошло не так, это всё, чем он может ей помочь.
Мудрая продолжала петь и тогда, когда померкшие Камни перестали давать защиту от бури. На свирепом ветру, по щиколотку, потом по колено в снегу — Ромига мельком подумал, не выставить ли щит самому, но вокруг бушевали такие потоки силы, что он не рискнул колдовать, остался просто опорой. А Вильяра всё пела, жуткие звуки спорили с рёвом ветра и гулом колеблющееся под ногами земли. Спор — почти на равных, но опыт и чутьё подсказали Ромиге, что колдунья с боем отступает. Она всё-таки допела, завершение аркана подобной силы ни с чем не перепутаешь, и сразу обвисла на наве обморочным грузом. Ромига осторожно опустил тело на снег, сел рядом, прикрывая собой от метели. Приводить в чувство или дать отлежаться?
Рослый охотник возник в двух шагах, будто по волшебству («будто» здесь лишнее?). В первый миг показалось — Лемба. Но нет, выше, стройнее, и голос незнакомый:
— Мудрая Вильяра! Какое счастье, что я тебя нашёл!

Следующий кусок: chorgorr.diary.ru/p210340865.htm

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья

---

Найди котэ

Была такая целая серия фото, и вот, у меня прибавление:

IMG_0398-Flamber.ru

Крупнее

IMG_0398-Flamber.ru

@темы: жисть, коты

---

Поздравления с Днём рождения принимаю здесь)

Flamber.ru

@темы: жисть

---

Виш-лист

4 сентября меня стукнет очередная Днюха. Старые виш-листы затерялись в глубине дневников, поэтому пишу новый, очень короткий.

Хочу настольную игру «Имаджинариум»: edinorog.org/collection/boardgames/product/imag...
А также любые приложения к ней, кроме «Химеры».

Вариант для тех, кто далеко: Яндекс-кошель 41001202493381
Буду рада любому анонимному подарку, но лучше подпишите, от кого и на что. По умолчанию, потрачу на прибамбасы для фото и акварели.

запись создана: 02.09.2016 в 20:16

---

Попалось на глаза в куче неразобранных фото

Греция, Крит: панкрациум морской (Pancratium Maritimum), он же песчаная лилия. Фото с айпада.

Flamber.ru

@темы: цветы

---

Осень

Осень началась, лето закончилось, хнык(
Из хороших новостей: привезла из Греции кучу фоток, начала сортировать и обрабатывать. Самые интересные обязательно будут здесь.
Текст пишу, набрался уже довольно большой невыложенный кусок. Придерживаю только потому, что нужно хорошенечко разъяснить важный для дальнейшего развития сюжета эпизод со всеми подводными камнями.

@темы: жисть

---

Вечер, там же

@темы: Крит, жисть

---

Солнце, море, красота

Сижу на балкончике маленького отеля в Критском городе Ретимно. Вчера прибыли сюда из Афин. Впечатления о столице Греции — яркие, но противоречивые, зато Крит прекрасен, как и два, и три года назад. Купаться ещё не ходили, шторм.
Читаю в новостях, что Москву затопило? О.о Желаю всем хорошей погоды и отличного настроения. Прода, возможно, будет на днях)

@темы: Крит, фото, жисть

---

Из-под снега, очередная прода, новый пост

Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.

Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm

Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm

06.08.16

Колдунья взяла старика за руку, заодно проверила пульс:
— Латира, мы с другом пришли вместе, чтобы отвезти тебя в дом кузнеца и вылечить. Ты очень нужен нам — живой, а щуры подождут. Ты слышишь меня, мудрый? Заклинаю тебя всеми стихиями посвящения, живи!
Мудрый Латира болезненно поморщился и промолчал. Ему не только говорить, но и дышать было тяжело.
— Скажи мне, куда ты ранен?
Старик прикрыл глаза и затих. Пособирался с силами, всё-таки ответил:
— Наконечник стрелы в спине, застрял в рёбрах. Кровь в груди. Трудно дышать. Давит.
Вильяра сосредоточенно нахмурилась, прикусила губу — немного подумала и приняла решение.
— Латира, я сейчас уберу стрелу и дурную кровь, затворю жилы, ты немного отдохнёшь, а потом мы погрузим тебя на Юни и отвезём в дом.
Возражений со стороны пациента не последовало. Ромига тоже помалкивал. Он умел исцелять раны, но пока решил ограничиться ролью наблюдателя. А Вильяра, под тихий напев, утоляющий боль, осторожно вытащила Латиру из ямки в снегу, раздела до пояса и, подстелив куртку, уложила его на живот. Добыла из своей котомки замшевый чехол, развернула — внутри оказался набор простых, грубовато сделанных, но вполне годных хирургических инструментов. Достала ещё бутылочку тёмного стекла, выдернула зубами пробку — в морозном воздухе неожиданно знакомо, остро запахло спиртом — протёрла руки и кожу вокруг раны на спине старика. Только после этого колдунья внимательно прощупала рану. Латира расслабил мышцы, буквально растёкся, чтобы облегчить ей задачу, и не издал ни стона. То ли песня была хороша, то ли выдержка, то ли то и другое сразу…
По разумению нава, старику здорово повезло. Стрела ударила по касательной и не в полную силу: или на излёте, или пробивала магический щит, вошла в тело относительно неглубоко и застряла. Древко не отломили, а выдернули, плохо закреплённый наконечник остался внутри. Видимо, плевра повреждена остриём или надломом ребра, но лёгкое цело. Кровотечение не сильное, гемоторакс развивался постепенно и свалил раненого с ног далеко не сразу. Любопытно, откуда Латира пришёл: ни малейшего следа на снегу он не оставил. Понятно, что «морозную дымку» здесь умеет не одна Вильяра, и этот колдун тоже таился. Уходил от погони? Оторвался, или ещё догонят, и предстоит разбираться с «хвостом»? Запросто, даже с удовольствием, но давайте, в другой раз…
Вильяра оперировала быстро и умело. Эрли справился бы лучше, сам Ромига, без магии — точно, нет. А мудрой явно не в новинку было латать раны в походных условиях, на снегу. Как и обещала Латире, она извлекла наконечник стрелы — обсидиановый, между прочим — и зашила рану. Замазала шов чем-то густым и тёмным, налепила сверху полоску растрёпанных в мочало растительных волокон. После заклятием, вроде микропортала, вывела на снег кровь из плевральной полости. Юни и второй зверь, крутившиеся рядом, тут же вылизали красно-розовое пятно до белого. Вильяра проверила у пациента пульс, зрачки, и под ещё одну заклинательную песнь укрыла лежащего своей курткой, которую скинула безо всяких раздумий. Ладно, в доме, но в снегах-то — даже смотреть холодно! А колдунья, как ни в чём не бывало, мыла руки и умывалась снегом. Протёрла и убрала в котомку свой целительский инвентарь. Ещё раз проверила состояние старика: живой, дыхание стало глубже и ровнее. Тихо позвала:
— Мудрый Латира? Не спи, щуры уведут.
Тот нехотя приоткрыл один глаз:
— Да здесь я, малая. Сейчас ещё немножечко отдохну…
— Лежи, молчи и заживляй раны. Ждём. Нимрин, скажи, ты умеешь делать снежные убежища?
Ромига припомнил свой особенно неудачный экзерсис на тему иглу:
— Меня этому учили, но опыта мало. И не на склоне… Опасаюсь, что построенное моими руками в самый неподходящий момент рухнет нам на головы. Ты думаешь заночевать здесь?
Вильяра поёжилась: холод её всё-таки донимал. Встала, огляделась, понюхала воздух.
— Думаю. Ненастье идёт с гор. Налегке, под уклон мы успели бы добежать до дома Лембы. Но быстро везти Латиру сейчас нельзя. Я позову охотников, и будем делать стоянку.
— Зови их, а я тебя пока немножко погрею, — нав расстегнул комбинезон и прижал женщину к груди, кожа к коже, крепко обвил руками.
Вильяра тихонько рассмеялась:
— Скажи лучше, сам погреешься, мёрзлый уголёк Ромига. Хотела бы я увидеть мир, откуда ты родом. Любопытно, что за место, где разумный, взрослый, грозный воин — еле держится на лыжах и не умеет строить из снега?
— Ха, у нас есть места, где лето круглый год, и так жарко, что вода вообще не замерзает. Там тени исчезают в полдень, потому что солнце проходит точно над головой. А есть места, где вечные снега никогда не тают, слёживаются во льды, и ледяные реки текут в море. Там солнце ходит низко, полгода — день, полгода — ночь, и круглый год — зима. А в угодьях, где я жил дольше всего, есть и зима, и лето, но всё равно, по-вашему, очень тепло… Скажи, сейчас зима?
— Да, Нимрин, начало зимы.
— А почему такой длинный день, и солнце так высоко?
— Так скоро же высокое солнцестояние! После него день станет убывать, пока не сравняется с ночью. Около зимнего равноденствия будет самое маленькое солнце и самая тёмная луна. После солнце начнёт расти, луна светлеть, но день продолжит укорачиваться. От зимнего равноденствия до низкого солнцестояния — самая глухая и лютая зима, время снов. Потом день станет удлиняться, солнце — расти быстрее и греть сильнее. Придёт весна с паводками, высокими приливами и пробуждением вулканов. Позже большое солнце и светлая луна позовут к себе зелень, ростки пронзят снег, снег растает, и наступит лето. Макушка его — после равноденствия, когда жар великого солнца ещё не ослаб, а день растёт… Вот не думала, Нимрин, что буду кому-то это растолковывать!
— Почему?
— Обычно матери объясняют детям про солнце и луну.
В голосе колдуньи послышалась печаль, и Ромига не стал деликатничать, задал прямой вопрос.
— У тебя нет детей, мудрая?
Вильяра ответила сухо:
— Нет, и не будет. Когда меня выбрали, я ещё не знала мужа. А потом я отсекла и похоронила свою родовую ветвь. Стихии приняли её вместе с моим прежним именем, чтобы после посвящения в мудрые наделить меня колдовским даром, здоровьем и годами жизни всех моих нерождённых потомков.
Ромига присвистнул:
— Ты что же, бессмертная?
— Нет. Но мы, мудрые, стареем в десятки раз медленнее остальных охотников и очень трудно умираем.
Маловато радости в голосе! Нав даже отстранил женщину от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. В родном мире он встречал магов, готовых продать всё и вся за возможность продлить свою жизнь хотя бы вдвое. Не из навов, естественно.
— Скажи, Вильяра, оно того стоило?
Колдунья покачала головой:
— Чтобы хранить клан, да. Врождённого дара мало, чтобы превозмочь буйство стихий. Колдун без посвящения не усмирит паводок, не отведёт в сторону лавовую реку. И мудрые-то не справляются, гибнут. Так погиб прошлый хранитель клана Вилья.., — Вильяра мельком глянула на небо и осеклась, мягко отпихнула Ромигу от себя. — Прости, Нимрин, договорим потом. Я зову охотников и начинаю искать место для стоянки. А ты со зверями пока посторожи Латиру.
Мудрая сосредоточилась, посылая зов. Вернулась в реальность, болезненно поморщилась, потёрла виски.
— Щуровой тропой, через жерло вулкана, ледяной лабиринт и звериную задницу! Когда же это пройдёт, наконец!
Солнце нырнуло за отрог, и сразу стало темно и холодно. Лежавший пластом Латира завозился, начал осторожно приподниматься.
— Малая, забери куртку, я уже в состоянии натянуть свою, — старик встал на четвереньки, опустился на пятки, медленно, опираясь руками, выпрямил спину. Вильяра возмущённо шикнула, он ответил улыбкой, — Какая же ты выросла красавица! Прости, что я тогда не смог отстоять другой выбор, сохранить тебя для Лембы. Моя воля, посвятил бы Стиду из дома Муни.
Вильяра оскалила клыки:
— Стиду? Мудрый Латира, после трёхлетнего молчания твои речи звучат для меня неразрешимыми загадками. Я рада буду их поразгадывать, но позже, в безопасном месте. Давай уже сюда мою куртку. И одевайся сам скорее. Помочь?
— Нет, справлюсь.
Старик оделся и снова лёг. Оба зверя без команды устроились с двух сторон, охраняя его и грея. Вильяра надела лыжи, покатилась вниз. Приглядевшись, Ромига увидел две маленькие фигурки на дне долины, ещё три — на разных склонах. Рассредоточившаяся группа вновь собиралась.
Скорость, с которой охотники обустроили лагерь, впечатляла. Три иглу выросли, будто по волшебству. Отличий от эскимосских снежных домиков Ромига не заметил ни издали, ни когда спустился вниз вместе с Латирой и зверями. Раненый ехал на Юни: не на буксире и не сидя верхом, а лёжа вдоль хребта. Идти Латира вряд ли бы смог, и уж точно, это не добавило бы ему здоровья. Нав не стал надевать лыжи, шагал рядом, подстраховывая горе-ездока, чтоб не свалился, но старик даже в полубеспамятстве держался на звере, будто репей. Ромига видел, как ему больно и худо, и с трудом давил искушение — позадавать вопросы. Но не тот случай, когда выгодно пользоваться чьей-то слабостью: Вильяре этот тип, очевидно, дорог, да и самому Ромиге, скорее всего, пригодится живым-здоровым, и не в обиде на нава. Старик заговорил первым, пробормотал чуть слышно:
— Не мой Иули, другой. Жаль.
Тут уже можно было поддержать разговор:
— Мудрый Латира, ты уже встречал кого-то, похожего на меня?
Старик улыбнулся, не открывая глаз:
— Две чёрноягоды с одного куста, так похожи.
Ромига хотел уточнить, что он всё-таки Нимрин, а не Иули, но не стал: новое прозвище было созвучно слову «тёмный», от подобного именования навы не отказываются.
— А давно ты его встречал?
— Давно. Десятки зим тому назад. Пять десятков, десять десятков… Устал я их считать.
Ого! Этот серенький сморчок как бы не старше самого Ромиги. И похоже, говорит правду и про годы, и про знакомого тёмного.
— Скажи, а где ты встречал того Иули?
— Мы познакомились на изнанке сна, по другую сторону звёзд. Потом однажды я встретил его на Арха Голкья. Он жил там тайно. Долго, несколько зим.
— Жил? А сейчас?
— А потом ушёл.
— Куда?
— Не знаю. В дальние, неведомые миры. Или к своим тёмным щурам. Он был мне другом, я хотел его найти, искал — не нашёл.
— Может, он говорил тебе своё настоящее имя? Или тебе снилось, как его называли дома?
— Нет. Он не говорил, я не спрашивал. А ты пришёл по его следу? Разыскиваешь?
Ромига провалился в снег выше колена, отстал, надевая лыжи, которые тащил в руках, догнал и ответил:
— Ты ещё не слышал, мудрый Латира, но это не тайна. Я сам не знаю, как свалился на Голкья. С неба — в снега. С отбитой памятью, почти без колдовской силы. Если где-то в мире живёт мой сородич, я хотел бы с ним встретиться. Надеюсь, он поможет мне вернуться домой, или хоть чем-то поможет.
— Если другие тёмные живут на Голкья, я ничего о них не знаю. Жилище моего Иули стоит пустым.
Спускались на дно долины медленно и осторожно, зверь Юни буквально плыл по-над снегом, но раненого всё же растрясло. Латира не стонал, не корчил страдательные гримасы — просто прикрыл глаза, умолк и обвис тряпочкой. Ромига положил руку поверх судорожно вцепившихся в шлейку пальцев и — хуже не будет — запел одну из самых простых, «детских» заклинательных песен, из того же ряда, что Зимняя Песнь Умиротворения. Все жители Голкья знают, и Вильяра поделилась с Ромигой этим знанием: даже если не вкладывать колдовской силы, подобная песнь действует на любого охотника просто силой привычки. Латира с трудом повернул голову, заглянул наву в лицо:
— Иули, ты целитель?
Вопрос — неожиданный, и Ромига ответил довольно резко:
— С чего бы?
— Ты чувствуешь чужую боль, хочешь её утолить, ищешь способ, находишь.
Нав отрицательно мотнул головой:
— Я — воин. Лучше всего я умею убивать и причинять боль. А лечить — так, немножко… Помолчи-ка, мудрый, хочу довезти тебя живым хотя бы до стоянки.
Латира дёрнул уголком губ: то ли гримаса, то ли намёк на улыбку, и снова поник. Они уже почти пришли, Вильяра ждала у входа в иглу. Колдунья бережно сняла раненого со звериной спины, заглянула в глаза, проверила пульс и утащила Латиру внутрь жилища. Ромига забрался следом. Иглу, как иглу: крепкий, надёжный снежный купол, не то кособокое безобразие, из-под обломков которого пришлось выбираться посреди ночи, вопреки планам нава и его подружки на ту самую ночь…
Кто-то, пыхтя, полз следом, нав посторонился. Из узкого входного лаза показалась звериная башка, по рваному уху и размеру Ромига опознал Юни. Зверь виновато щурился, прижимал уши, однако упрямо полз внутрь. Вильяра глянула строго, но потом позвала:
— Ладно, Юни, иди сюда, будешь греть.
Получив разрешение, зверь неожиданно легко просочился в узкий лаз и сразу занял пол-иглу. Много-много лезущей в глаза и нос шерсти, пятидюймовые когтищи — Ромига вжался в стену, чтобы случайно не затоптали. Зверь шумно вздохнул и растянулся вдоль противоположной стены эдаким мохнатым диванчиком — снова стало просторно. Латира и Вильяра опёрлись на тёплый бок спинами, полусидя, полулёжа, наву тоже оставили место, но он устроился напротив мудрых, внимательно их разглядывая. Да, Латира здорово отличался от Вильяры и других знакомых Ромиге охотников. В полтора раза мельче, кожа не атласно-белая, а сероватая, черты лица более тонкие, по светлой подпуши меха — будто бы пеплом припорошенная ость. Приметы возраста и нездоровья бросались в глаза, и всё же не сильнее, чем у стариков дома Лембы. Дышать раненый старался пореже, поострожнее, но болезненная синева с губ уходила. Кажется, обошлось без нового кровотечения.
Вильяра тусклым от усталости голосом попросила:
— Нимрин, сходи, посмотри, еду готовят?
Ромига уловил в её тоне фальшь, фыркнул:
— Хочешь наедине побеседовать с мудрым Латирой, так и говори.
Колдунья сердито прищурилась:
— Да, хочу. И есть я тоже хочу. А ты — нет?
Нав выгреб из кармана остатки орехов и сунул ей в руку.
— Малая, не гони парня, — неожиданно вступился за него Латира. — Ужин нам охотники и так принесут, когда будет готово. Я должен многое тебе рассказать, и тёмный пусть послушает. Он ведь на твоей стороне?
Вильяра ухмыльнулась:
— Надеюсь, — и разделила орехи поровну на троих.
Пожевали молча, потом колдунья, тяжело вздохнув, засобиралсь на выход:
— Посидите пока тут, вернусь — буду слушать… Юни, лежи, грей!
За снежными стенами наступал вечер, и внутри иглу всё стало синим, будто под водой. Двуногие и зверь успели надышать немного тепла, Латира, кажется, задремал, да и нава разморило. Он перебрался под бок Юни, устроился поудобнее. Зверь чуть повёл ухом и больше никак не реагировал, мерно посапывая во сне. Появилась возможность для передышки — отдыхай, потом может стать не до отдыха: все присутствующие оказались верны этому правилу.

Мудрой клана Вилья было тревожно и муторно, скорая перемена погоды давила, но не только. Словно кто-то разбередил стихии, и назревало нечто, сверх обычного ненастья. Вильяра не могла одновременно петь «морозную дымку» и лечить. Защита от чужих взглядов рассеялась не сразу, и собираясь вместе, охотники почти не оставили следов. Однако три иглу и костерок, на котором готовили еду, следовало прикрыть понадёжнее. А ещё перекинуться парой слов с каждым участником рейда: вслух, пока голова не треснула от безмолвной речи.
Охотники бегло прочесали долину Кривого ручья и отроги над ней, заглянули в соседние долины. Смотрели в оба, но не заметили никого, кроме обычной в это время года и совершенно непуганой живности. Следов двуногих не обнаружили: старого прошмыги с ярмарки, кстати, тоже. Мало ли кто ещё умеет «морозную дымку»? Заклятие под силу не одним лишь мудрым, хотя не всякий доходит до тонкости, которую знахаркиной дочери давным-давно растолковал Латира: «Когда твой след пересекает другой, позаботься, чтобы стихии не изгладили оба». Но нет, подозрительных мест, где исчезают все следы, тоже не нашлось. Вероятно, в долину Кривого ручья беззаконники просто не заходили: обитаемых домов и пригодных для жизни пещер в этой стороне нет, так что, вроде, и незачем.
Колдунья дозвалась Лембы и сообщила, что решила переночевать в снегах. Убедилась, что в доме кузнеца и вокруг всё тихо, и у соседей тихо. Зато разведчики подтвердили, что её прежний дом у Синего фьёрда вновь заселён, и народу там сейчас не меньше, чем до морового поветрия. Похоже, у беззаконников два основных логова: там и на ярмарке. Оба невдалеке от моря, оба удобны, чтобы наглухо перекрыть тракт.
Вильяра в который раз подумала, не послать ли зов по очереди всем троим Наритьярам? Но после ледяной ловушки и беседы с наставником, тогда же, в круге, ей отчаянно не хотелось общаться ни с ним, ни с его присными. Посылая зов, во-первых, приоткрываешь двери разума, а во-вторых, очень ясно указываешь, где ты. Что может быть хуже? Даже столкнуться с враждебным колдуном нос к носу, во плоти — и то безопаснее.
Оставшееся время до ужина мудрая посвятила установке щита от всех неприятностей, какие только смогла измыслить. Небо быстро затягивало, но редкие снежинки и порывы ветра, первые предвестники бури, не помешали охотникам доварить походный суп и с удовольствием поесть горячее — пургу-то придётся пережидать на сухомятке. Вильяра перелила треть в котелок поменьше, взяла пузыри с растопленной водой и утащила в свой иглу. Там было темно, и все спали. Колдунья зажгла маленький масляный светильничек, тихо окликнула:
— Мудрый Латира, Нимрин, просыпайтесь, еда!
Нимрин распахнул вовсе не сонные глаза: умению воина мгновенно возвращаться в действительность позавидовал бы мудрый. Латира привстал и охнул, потревожив рану. Юни шевелил носом, принюхиваясь, но умный зверь давным-давно усвоил, что в снегах, вне дома, четвероногие сами добывают себе корм. Перед ненастьем и во время него ничего не наловишь, поэтому лучше поберечь силы на после пурги. Благо, двуногие пустили в тёплое логово. Может, и котелок за собой вылизать дадут…

В рейде — никаких отдельных мисок, никаких застольных ритуалов: черпали ложками прямо из котелка, спешили, пока не остыло. Густое варево оказалось вкусным, Ромига с удовольствием употребил бы его в одно лицо — ой, нет, не влезет! — ещё и невероятно сытным. Кажется, приправы слегка тонизировали, или нав словил неплановый эффект из-за разницы метаболизма?
Латира после недолгого сна выглядел заметно бодрее, а Вильяра за это время, наоборот, осунулась.
Облизнув ложку, старик спросил:
— Какие новости, малая?
— В доме моего отца — логово беззаконников.
— Да, я шёл мимо, видел, и как раз хотел сказать. Тебе известно, малая, что пришлый купец Вильгрин и его южане предали и убили кузена Лембы со всеми его обозными?
Вильяра сверкнула глазами, свирепо оскалила клыки:
— Знаю, а вот что творится, мудрый, на твоей ярмарке? Я была уверена, что ты крепко держишь свой сброд в руке. Потому и не лезла к тебе, когда ты закуклился, будто летний зверь в берлоге, и перестал отвечать на зов.
— А моего сброда на ярмарке уже почти не осталось. Кто в полынье утонул, кто в пургу заблудился и замёрз, кого шерстолап затоптал, кого звери порвали — чисто случайно. Я пытался разобраться, что происходит, пока один твой старый дружок-травник не всадил в меня стрелу, а десяток пришлых устроили загонную охоту. Тогда я решил уходить.
Ромига слушал очень внимательно и понимал, что старик не лжёт, но очень сильно недоговаривает. Скрытничает — или просто подогревает любопытство слушателей? Нав переглянулся с Вильярой: она, видимо, тоже почуяла умолчания и не желала бродить вокруг да около. Колдунья сурово нахмурилась, привстала, тень метнулась по снежным стенам:
— Мудрый Латира, по праву хранительницы клана Вилья, требую: расскажи мне всё, что ты скрывал со дня моего посвящения. Расскажи без утайки, по порядку, с самого начала.
Старик развёл руками, широко, искренне улыбнулся:
— Молодец, малая, так и надо! Только начну я не с твоего посвящения, а сильно раньше. Ты сама знаешь, Нари Голкья изобильна и обширна, а охотников здесь живёт не слишком много. В старых домах рождается мало детей, и даже когда все выживают, и взрослые зимуют без потерь, число двуногих с годами не растёт. Поэтому на Нари Голкья издревле с открытыми дверями принимали всех пришлых. В одну зиму младший слуга мог стать старшим или войти в число родичей. Так было, когда пришлых не набегало слишком много зараз. Зуни наверняка рассказывал, как в годы его молодости выходцы из кланов Руни и Сти потеснили Вилья на север, захватив несколько домов? Это была законная усобица, летняя, мудрые позволили охотникам помериться силой, а после — замирили. Следующие три лета старые и новые дома толкались боками, делили угодья. Драки чередовались с переговорами, место этих переговоров как раз постепенно и стало ярмаркой. Бухта, удобная для летних мореходов, лёгкие пути круглый год, много мелких пещер, в которых трудно зимовать, но хорошо жить в тёплое время года, мастерам — делать себе временные мастерские, а купцам — хранить товары. Многие мудрые гостили там. Меня старый Вильяра пригласил отдельно: обустроил одну из пещер, открыл ближайшие Зачарованные Камни, попросил постоянно приглядывать за порядком на ярмарке. Мне понравилось и место, и предложение, я его принял с благодарностью. Впервые после падения Лати Голкья другой мудрый доверил мне нечто существенное. Знаю, кое-кто из мудрых, частых гостей ярмарки, были против, но старый Вильяра распоряжался в своих угодьях с полным правом, по уму и по закону. Пока он был жив, никто его решение открыто не оспаривал.
Латира замолчал: начав свой рассказ, он увлёкся, а говорить-то пока было тяжело. Вильяра заботливо подала ему кружку с водой, подождала, пока отдышится, напьётся, и только после этого высказала недовольство:
— Ты пока не сообщил мне ничего нового, мудрый Латира. Живя на ярмарке, я не могла всего этого не знать.
— Однако же наберись терпения, малая. Ты-то знаешь, а твой тёмный — вряд ли, а это важно. Тем более, скоро я открою вам тайны, которых не открывал никому из ныне живущих. Может, и сам предпочёл бы оставаться в неведении… Вильяра, ты помнишь, с чего началось поветрие в вашем доме?
— Маму внезапно залихорадило, но она не могла знать, что это так заразно, и так смертельно. Иначе она затворилась бы в своих покоях наглухо и, возможно, уберегла дом…
— Значит, тебе она так ничего и не рассказала. Ну что ж, теперь ты — мудрая Вильяра, тебе по силам груз знания. Твоему предшественнику и мне твоя мать открыла, что заразилась этой болезнью на изнанке сна, по другую сторону звёзд. Из ночи в ночь её мучил один и тот же кошмар: поселения некого неведомого мира, охваченные смертельным поветрием. Умирающие звали на помощь, плакали и молили, но там было уже некому помогать им. Ты знаешь, как трудно целителю отвергнуть подобный призыв, а твоя мать была великой целительницей. С каждым новым кошмаром она уходила по дороге сна всё дальше, погружалась в материю чужого мира всё глубже, пока зараза не зацепила её.
Глаза Вильяры стали огромными, как плошки, налились слезами, она воскликнула:
— Так не бывает!
Латира печально покачал головой:
— К сожалению, бывает. К счастью, исключительно редко. К мудрым не липнет почти никакая зараза, а другим одарённым обычно не хватает сил зайти так далеко. Твоя мать была очень сильна, именно с ней беда могла приключиться сама собой. Целительницу мог призвать и притянуть обезумевший от горя и ужаса одарённый из того мира. Однако старый Вильяра утверждал, что её сбросил в этот кошмар и раз за разом толкал вглубь кто-то из уроженцев Голкья. Это жуткое беззаконие, а по силам оно лишь мудрому. Старый Вильяра поделился со мной своей догадкой, но доказательств у него не было, и он не решился созывать Совет Мудрых. Мы искали следы, я продолжил поиски и после исчезновения твоей матери, и после гибели моего друга в паводке. Теперь я знаю, что позже в том мире нашли лекарство от болезни, знаю, как она распространяется — дом твоего отца ныне безопасен. Нового поветрия на Голкья не будет, если кто-то снова не принесёт заразу. Только беззаконного колдуна я так и не поймал, зато он однажды едва не изловил меня. С тех пор на изнанке сна меня подстерегает смертельная западня — нутро ледника.
Вильяра переспросила:
— Ледяной лабиринт и сосульки-шипы?
— Именно так, малая. Ты тоже видела это место и ушла живой? Молодец!
Ромига задал свой вопрос:
— Мудрый Латира, как ты думаешь, старый Вильяра погиб сам, или его подстерегли и убили?
Спросил и почувствовал, что для старика боль потери ещё остра, хотя внешне тот не подаёт виду.
— Тёмный, ты хоть раз видел, как взламывают ледяные заторы на реках? Мой друг поступил рисково, выйдя на ту проклятую запруду, но с берега мы её разбить не смогли, а ждать, пока вода промоет путь сама, невозможно. Мудрый рискнул ради своего клана, как заповедано, и не сумел превозмочь стихию. А тела не нашли. Даже если он уходил изнанкой сна, когда рухнул затор, и если попался в ту же самую ловушку, я не могу знать этого наверняка. Я ответил на твой вопрос, тёмный?
Ромига кивнул, Вильяра еле слышно выдохнула:
— Мог бы выйти на лёд вместе с другом или вместо него.
Латира сжался, будто от боли.
— Мог бы! Знал бы наперёд, вышёл бы вместо него. Даже если пришлось бы этого упрямца связать. Но я никогда не был настолько силён в предсказаниях.
— А кто промышлял гаданием на ярмарке?
— А твой наставник не объяснил тебе, что гадания по стихиям — одно, а быстрые предсказания — совсем другое?
— Объяснял. Кстати, о моём наставнике. Как вышло, что им оказался не ты, а Наритьяра?
— Подай воды, малая, иначе я прямо сейчас тут помру от позора. Если кратко, так вышло потому, что я, дурак, сам себя перехитрил!
— А поподробнее?
— Когда старый Вильяра погиб, я взял заботу о клане на себя. Больше некому, а мне — едва по силам. Но я выстоял, вытянул всё, что мог, и чуточку сверх того. А потом Зачарованные Камни почти перестали питать меня силой, и я понял, что жизнь иссякает, щуры зовут. В любом случае, я не мог наследовать Вильяре, мудрые объявили сбор, чтобы посвятить кого-то молодого. Я уже потихоньку обучал Стиду — старый Вильяра при свидетелях не называл его преемником, но выделял. Стида — третий сын своего отца, и дом Муни вряд ли когда-либо перейдёт под его руку. У него никогда не ладилось их домашнее ремесло, но он удачливый охотник и не слабый колдун. Сама знаешь, купец из Стиды, в итоге, получился отменный, Муни теперь на него не нарадуется, а тогда мечтал сбыть с рук. Я уверен, в мудрых Стида был бы хорош. Но мне тогда почти единогласно возразили, что Стида слишком стар для посвящения и обучения, что у него есть дети, а значит, сила его родовой ветви поистрачена, могущества он не обретёт. Большинством голосов приняли решение выбирать из самых юных, из вчерашних подростков. Я много спорил, и однажды ляпнул сгоряча, что не стану обучать никого, кроме Стиды. Но выбрали не Стиду, а тебя, меня же поймали на слове: «Сказал, не станешь обучать, значит, и не будешь!» Вот тогда Старший Наритьяра неожиданно вызвался быть твоим наставником и временным хранителем клана Вилья. Многие удивились: он родом издалека, никогда не ладил с твоим предшественником и мало искусен в наставлении молодых. Но его личное могущество и мощь его клана заградили уста спорщиков. А я, при новом хранителе, который меня терпеть не может, разом оказался тут на прошмыгиных правах. Наритьяра милостиво позволил мне доживать остаток жизни при ярмарке, но строжайше запретил покидать её пределы. Закрыл от меня все Зачарованные Камни, кроме одних, с самым дурным норовом: того древнего щербатого круга на Ярмарочной горе. Пригрозил, что и эти закроет, если я в чём-то нарушу его волю в угодьях клана. Мало того, он взял с меня смертную клятву, что я не стану говорить с тобой ни устно, ни безмолвно, пока ты не закончишь обучение.
Голос старика звучал глухо, отрывисто, взгляд застыл в одной точке. Вильяра перебила:
— И ты согласился? Латира, я слышу, что ты не лжёшь, но зная тебя, мне трудно поверить твоим словам.
— Ты ещё не поняла, малая? Я сел в яму на колья. Мне было запрещено путешествовать угодьями клана, а на изнанке сна меня караулит смерть. Я до сих пор надеюсь и не оставляю усилий освободить свои сны, но пока не преуспел. Да, летом я мог напроситься на ладью к мореходам, но куда мне плыть? Зачем? Силы тают, дни сочтены, никто нигде меня не ждёт. Я — неудачник, потерявший свой клан, угодья, уважение большинства мудрых, друга — старого Вильяру… Ты скажешь, я поддался унынию, и будешь права, малая. Но Старший Наритьяра, правда, крепко меня обложил. Кстати, он не подтвердил полномочия, данные твоим предшественником. Ярмарка — никаким краем больше не моя. Очень скоро там стало не протолкнуться от бродячих Наритья и беженцев с Арха Голкья. Они до поры вели себя очень смирно, но под рукой их держал уже не я. Когда ты доучилась, мудрая Вильяра, я очень ждал, что ты посетишь эту часть своих угодий и наведёшь порядок.
— А почему ты не искал встречи сам? Почему не позвал, не передал весточку?
— Я боялся, не доверял никому, и я не могу об этом говорить.
— Ещё одна смертная клятва? — спросил нав. Что-то в Латириной истории его крепко царапнуло… Нет, даже не в самой истории, а нечто из его собственного, напрочь забытого прошлого. По ассоциации, старик и смертная клятва, и что?
Латира молча кивнул, Вильяра зарычала сквозь сжатые зубы.
— Я думала, ты смелый, Латира. Думала, тебе давно нечего терять, а потому — нечем грозить.
— Нет, малая, мне есть, что терять. Пока я не передам другому мудрому мою тайну… Вот пока я этого не сделаю, я не имею права уходить к щурам. Жизнь мне дорога, и угроза ей — не пустая угроза.
— Старший Наритьяра хотел вытрясти из тебя эту тайну?
— Нет, он добивался моего молчания и невмешательства в некоторые его делишки. О тайне он просто ничего не знает, и не должен узнать. Я десятки зим думал, не довериться ли Нельмаре, хранителю знаний, но даже ему — не решился. Почти собрался открыться твоему предшественнику, но не успел. Я готов рассказать тебе, мудрая Вильяра.
— Как любопытно: ты не видел меня три года, и ты мне вдруг доверяешь?
— Я вижу тебя, я слышу тебя, я знал тебя до посвящения и знаю твои нынешние дела в клане. Новости на ярмарку стекаются отовсюду, я умею их слушать. А главное, выгода, которую может принести новое знание, не так велика для мудрых Вилья, чтобы утратить рассудок и осторожность.
— Осторожность? Это ты про кого-то другого, Латира. У меня её нет и не было, так все говорят.
— Значит, остаётся рассудок, и твои молодые лета сохранили его гибким. Это важно!

Следующий кусок: chorgorr.diary.ru/p210336103.htm

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья

---

Злобно спросонок

Интересно, какая сука и за каким хреном обвалила Фикбук?

---

Из-под снега, новый кусок

Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.

Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm

Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm

12.07.16

Они миновали каменные ворота, и два менгира сомкнулись в несокрушимый монолит. Вильяра велела Ромиге подержать руки на Камне и спела заклятие-замок. Только после этого поймала взгляд чужака и веско сказала:
— Ромига, не отчаивайся! Зачарованные Камни капризны. Они даже мудрым не всегда дарят силу. Ты вошёл и вышел…
Он перебил чересчур ровным голосом:
— С тобой. Пустой.
— Это был твой первый раз. Неужели, ты не хочешь надеяться?
— Я не надеюсь и не отчаиваюсь. Я рассчитываю только на то, что при мне наверняка, — он протянул ей руки ладонями вверх, длинными, узкими, обманчиво хрупкими, но их железную хватку колдунья уже знала. — А всё остальное, — улыбка чуть тронула губы. — Пусть это будут приятные неожиданности.
Вильяра тепло улыбнулась в ответ, положила свои ладони поверх его.
— Когда Лемба притащил домой нечто не совсем живое, я подумала, что получится забавная игрушка, лекарство от зимней скуки. Как же я рада, что ошиблась, что очень сильно недооценила тебя тогда! Ты был тяжело ранен, но сберёг достаточно, чтобы выжить и жить. Теперь я хочу видеть тебя в единстве и полноте духа. Я сделаю для этого всё, что смогу. Я, Вильяра, сказала это в зачарованном кругу. Я повторяю это ещё раз в угодьях Вилья.
Он долго смотрел своими чёрными угольями, чуть склонив голову к плечу, потом сказал:
— Имей в виду, мудрая! Я, в единстве и полноте, наверняка захотел бы тебя сейчас прибить. И за игру в куклы в начале нашего знакомства. И за сегодняшнее приключение с Камнями. Мне кажется, ты там серьёзно напортачила. От неумения, от самонадеянности, не знаю. В общем, я, вероятно, поубивал бы тебя немного, потом стал жалеть и утешать. А такой, как сейчас, я просто буду выполнять наш договор и ждать, когда весна придёт. И задавать вопросы, много-много вопросов о Голкья. Ты готова отвечать, мудрая?
— Да, я буду отвечать на твои вопросы, Нимрин. Ты помнишь, что при всех тебе лучше отзываться на это прозвище?
— Помню. Не беспокойся, я не впервые называюсь разными именами и прозвищами. Дома это было моё любимое развлечение. Так что зови меня Нимрином наедине и при всех, я не обижусь, а ты не запутаешься.

Зачарованные Камни почти не дали наву подходящей магической энергии. Но после визита к ним с Ромигой всё же произошло нечто полезное: воспоминания начали проявляться стремительно, будто картинки на фотобумаге. Сотни имён, лиц, событий отнюдь не короткой, богатой приключениями жизни… Кое-где зияли лакуны, но перерывы в биографии неизмеримо лучше, чем полное её отсутствие. Правда, обвал ярких воспоминаний напрочь задавил и без того примороженные чувства. Ромига разговаривал с Вильярой, но был не вполне здесь и сейчас… Они с колдуньей шли куда-то, хорошо бы в дом. Хорошо бы поесть и побыть в покое, ещё раз пересобрать себя заново… А вон Лемба навстречу бежит… Кстати, работа в кузнице тоже очень хорошо ставит мозги на место… Нет, сначала всё-таки еда…
Лемба выкрикнул скороговоркой, подбегая:
— Вильяра, куда вы пропали? Младший Наритьяра не смог дозваться тебя и перед рассветом прислал зов мне. Сказал, Старший Наритьяра бесследно исчез этой ночью, то ли погиб, то ушёл за пределы мира. Средний просто упорно молчит. Младший знает, что твой наставник что-то собирался разузнать для тебя, и что ты сейчас в моём доме. Он сказал, что боится ходить по изнанке сна, но будет ждать твоего зова.
Вильяра сердито фыркнула:
— Подождёт! — пояснила. — Мы с Нимрином голодны, как стая кричавок. Зачарованные Камни хорошо пошутили над нами, я думала уже, застрянем там навеки. Может, и Наритьяра так же застрял.
Кузнец сердито прищурился, глаза вспыхнули, шерсть встала дыбом от возмущения:
— Я, твой назначенный преемник и второй по дару в угодьях Вилья. Я вопрошаю тебя, мудрая, зачем ты потащила Нимрина в круг? Камень даёт силу любому, кто просто прикоснётся к нему. Не много и медленно, зато безо всяких выкрутасов. Ты же просто хотела проверить, даст ли Камень что-то Нимрину?
— О, как ты заговорил, Лемба! Уже почувствовал себя на моём месте? — льду в голосе Вильяры мог позавидовать айсберг.
— Да мне вода в горне нужнее, чем твоё место! Я за тебя перепугался, сумасшедшая! — Лемба с размаху облапил колдунью, подхватил, закружил. — А ещё этот твой собрат по ученью… Мне показалось, он от страха трясётся, как студень.
Вильяра на миг приникла к широкой груди Лембы, потом с некоторым трудом высвободилась из объятий.
— Вероятно, Младшему Наритьяре есть, чего бояться, и он это знает.

Одинокий путник тайком пробирался вдоль тракта. Он держался мористее основной колеи и всех её ответвлений, шёл в обход самых длинных мысов, по снежной целине, между торосами. Четыре белых зверя провожали его, и не было на них ошейников, знака подчинения двуногим, но звери вели себя как домашние, сторожевые. Путник был стар и ранен: лёгкая добыча. Но песнь, которую он пел, не умолкая, отвращала от него внимание любого живого существа, кроме избранных и приручённых четвероногих стражей. Следы от лыж и от лап зверей исчезали, стоило сделать следующий шаг, а отзвуки ворожбы стихии забывали немногим позже. Старый колдун держал путь к надёжному убежищу и был уверен, что до рассвета доберётся туда, заляжет в берлогу, и его не найдут.
На траверзе Кривого мыса он свернул ближе к берегу. Обогнул Высокий мыс морем и вышел на колею, которая спускалась с перешейка на лёд и пересекала узкий, глубоко врезанный в сушу залив. Цель пути старика лежала в глубине этого залива — и туда же, на заброшенную дорогу, сворачивал с тракта широченный санный след, очень недавний. Старик склонился над заиндевелой кучей шерстолапьего помёта: большой обоз проехал здесь не более двух суток назад. Звери беспокоились: фыркали, принюхивались, рыли и лизали снег. Присмотревшись, старик заметил капельки крови, ровными строчками рассеянные по ходу саней. Кажется, с удалением от мыса их становилось меньше. Старик тяжко вздохнул, ссутулился, опёрся обеими руками на длинное копьё. Постоял так, отдыхая и собираясь с мыслями, потом встряхнулся и побрёл к мысу.
Звери убежали вперёд, и где-то за береговым взгорком вспугнули стаю ночных кричавок, не меньше дюжины. Самые умные крылатые, которые перезимуют удачно, давно попрятались по пещерам и впали в спячку, а припоздавшие уже не находят питательных корешков и плодов, потому обычно промышляют падалью. Откуда ей взяться на тракте, после недавно проехавшего обоза? Шерстолап околел? Только он достаточно велик, чтобы не увезти его с собою целиком.
Картина, открывшаяся старому колдуну за перегибом дороги, потрясла его, несмотря на долгую и очень непростую жизнь. Да, шерстолапы здесь тоже были, аж два остова. А с кольев, на которых обычно подвешивают над огнём котлы, скалились сильно погрызенные кричавками головы четырёх охотников. Ещё не совсем черепа, но узнать уже почти невозможно, если бы не приметный, с рыжиной, окрас меха одной из голов. Старик подошёл ближе, вглядываясь в изуродованное лицо, окончательно убедился, что видит знакомого, и хрипло, горестно взвыл. Всё было не просто плохо, а гораздо хуже, чем он опасался. Настолько хуже, что некогда предаваться сожалениям о содеянном и не содеянном.
Он осмотрел традиционное место ночёвки обозов, превращённое в бойню. Опытный следопыт быстро разобрал, что здесь произошло. Кого убили, понятно сразу. Кто убил, и как именно, тоже не вызывало сомнений: беззаконные убийцы напали на ничего не подозревающих попутчиков на ночлеге. Похоже, старик знал в лицо и по именам всех участников событий. Расслышал случайно, как заморский купец Вильгрин уговаривал Дюрана, подмастерье из дома Лембы, объединить обозы, и как торопил с отъездом. Позже колдун смотрел вслед уходящей веренице саней, дивился ледяной тяжести на сердце, не понимал, в чём причина, но погадать не мог, потому что сам уже прятался от убийц.
Не было смысла задерживаться здесь дольше, делать что-то с останками. Мёртвым уже всё равно. Живые, увидев, осознают опасность и встретят её во всеоружии. А старик не намерен был оставлять лишних следов на своём пути. Он позвал зверей, но те увлечённо глодали кости и делали вид, что не слышат. Подстёгивать их ворожбой старый колдун не стал. Догонят потом, или нет, ну и пусть. Одному даже лучше, когда нужна полная скрытность. Он снова запел песнь, заметающую все следы, и двинулся вглубь материка по едва заметной под снегом летней тропе.
Тропа петляла то по гребню, то по склону скалистого отрога, выдающегося в море Высоким мысом. И вела она почти к самому убежищу, наверняка уже занятому, но проверить, убедиться в этом старик посчитал необходимым. Конечно, потом он уже не доберётся без передышки до другой берлоги, но ещё одну холодную ночёвку выдержит.
Первые следы двуногих старик заметил скоро и сразу удвоил осторожность, а через некоторое время понял, что убежище не просто занято, а всерьёз обжито и густо населено. Полежал на краю обрыва, наблюдая хозяйственное копошение на подворье справного, по многим приметам, дома. Прежде это и был дом: большой, богатый, до того, как неизвестная зараза выкосила почти всех его обитателей. Новых вселенцев не испугала слава мёртвого места, или кто-то из них знал про загадочную болезнь то же самое, что недавно выяснил старый колдун. Та зараза убила двуногих и сразу же умерла сама, жить здесь безопасно, не считая дурных снов. Но когда зима метёт в глаза, некоторые охотники способны пренебречь таким неудобством, как дурные сны. А уж беззаконники и живоеды… След обоза от тракта через залив был прекрасно виден: он заканчивался именно здесь. Да и сани ещё до конца не разгрузили.
Спускаться вниз, проникать в дом — старик слишком устал и опасался быть пойманным. Жизнь была ему дорога, он хранил в себе слишком много тайн. Не для беззаконников, если вдруг сумеют вытрясти, не для щуров, если просто убьют. Однако по всему выходило, что пора разделить груз тайн с теми, кому он сам решит довериться. Насколько он знал, последняя из вымершего дома, а ныне мудрая клана Вилья, могла для этого подойти. В горле комом — горечь потерь, оскорблённая гордость и запоздалые сожаления, глаза защипало. Старый колдун заставил себя сосредоточиться и послал зов, очень надеясь, что посвящение не слишком сильно изменило знакомую бойкую девчонку, и она его услышит… Надеялся зря, не услышала.

27.07.16

Лемба проводил в дом Вильяру и Нимрина, приказал накрыть для них стол. Пока Грисма заменял мастера в кузнице, глава дома желал поскорее поделиться с мудрой всеми новостями. С тех пор, как Вильяра назвала Лембу своим преемником, под сердцем могучего охотника поселился неприятный холодок, а в мыслях — разброд. Дела дома виделись теперь лишь частью от общих дел клана, о которых Лемба знал постыдно мало: не любопытствовал, не задумывался. А ведь однажды он уже принимал власть и ответственность, превыше разумения. Когда внезапно, безвременно погибли отец и дядя, и Лемба брал дом в свои руки…
— Лемба, расскажи, что ещё у нас плохого? — прозвучало неразборчиво, Вильяра старательно жевала.
— Почему сразу плохого? Очнулась Ирими. Зуни и Му сменяли меня у Камня, я поговорил с ней. Главное, она пережила… Думаю, рано или поздно всё с ней будет хорошо, — Лемба отчаянно жалел и кузена, и несостоявшуюся невестку. Охотница ему самому нравилась, хотя он старательно сводил с ней холостого Дюрана и преуспел. Но теперь снова копошились мысли, не пригласить ли в дом третьей весной третью жену? К весне Ирими непременно оправится…
Вильяра ответила:
— Я сделала всё, что могла, и надеюсь, этого хватит. Ирими что-нибудь рассказала?
— Ну, как… Я побоялся её сильно расспрашивать. Она задержалась у матери, а когда доехала до ярмарки, кузена уже сорвал с места этот Вильгрин. Подруга Ирими, Скимпья из дома Крури хорошо слышала их разговор, я ей сам потом послал зов, переспросил. Кузен перед выездом рванул к Латире, чтобы тот послал мне зов, а Вильгрин его остановил, мол, некогда искать коптящий светоч ярмарочной премудрости, его никто не видал с вечера. Сказал кузену с важным видом, мол, я знаю Лембу. Мол, сам ему сейчас сообщу, что выезжаем. И лицо сделал, будто тужится по нужде, а потом пересказал кузену якобы мои слова. Кстати, мудрый Латира действительно пропал с ярмарки. И Скимпья говорит, там сейчас неспокойно. Мудрого нет, зато народу, будто в разгар осени. Откуда-то набежали пришлые охотники, которые ещё до первого снега отбыли восвояси. Все с серьёзным оружием, будто собираются на большую облаву. Даже длинный лук Скимпья у кого-то видела, обратила внимание на диковину. Спросила откуда? Ответили, с Арха Голкья. Я на всякий случай предупредил всех соседей, что по угодьям клана шныряют десятки, если не сотня-другая хорошо вооружённого сброда. Может, не все пришлые — беззаконники, но мало ли… А, ещё, Ирими рассказала, что кровавый след, по которому она не решилась идти, сворачивал к твоему бывшему дому, мудрая. Сама знаешь, это единственное годное для зимовки место в той стороне. Я велел разведчикам проверить и другие заброшенные норы. Где-то же вся эта погань живёт!
На словах о бывшем доме Вильяра чуть не поперхнулась куском мяса.
— Дом крепко-накрепко запечатан после морового поветрия!
— Колдун запечатал, колдун открыл. В моём доме до прапрадеда жил совсем другой род. За зиму они вымерли от вертячки, многие так и сгнили внутри. Два или три года дом стоял пустым, но уж больно место хорошее, чтобы запустеть. Дом твоего отца был не хуже.
— Одно дело, вертячка! Чтобы не заразиться, достаточно не есть рыбу, больных зверей и двуногих. Или хотя бы промораживать. Другое дело, зараза, которая разлетается по воздуху.
— После вас никто не заболел, а времени прошло много. Если бы у меня был выбор: зимовать в снегу или зимовать в доме, где то ли гнездится зараза, то ли нет, я выбрал бы дом. А если вспомнить Арайю, некоторые выбрали соседний дом, не заразный. Похоже, их набежало очень много, и это меня беспокоит.
— А меня больше беспокоит колдун. Оба мудрых, кого я подозревала, пропали, и непонятно, где их искать.
Нимрин, который неторопливо ел и помалкивал, вообще был задумчив и рассеян, встрепенулся:
— У меня на родине умеют найти любого. Нужна какая-нибудь частица тела: волосок, кровь, слюна, а также огонь и несложное заклятие. У вас так не делают?
Вильяра взглянула на чужака с интересом:
— У нас шлют зов или вопрошают стихии. Но если мудрый скрывается, то зов уйдёт в никуда, а стихии промолчат о нём. Не поймёшь даже, жив ли, мёртв ли? Нимрин, скажи, если у меня есть… Ну, например, клок шерсти моего наставника, ты мог бы показать, как ищут у вас?
Чужак отрицательно покачал головой:
— Я попытаюсь объяснить тебе, как это делается, но не хочу расходовать те крохи силы, что у меня остались. Давай, покажу на ком-нибудь вблизи, в пределах десятка шагов. Вот, хоть на мастере Лембе.
Лемба знал по мудрому Наритьяре: колдовская учёба — это долго, неприятно, и объяснения такие, что голову сломаешь. Спросил с досадой, почти с обидой:
— Воин Нимрин, в кузнице тебя сегодня не ждать?
Нимрин кривовато ухмыльнулся:
— Нет, мастер, чтоб не тратиться два раза, давай, я сразу научу вас обоих? А потом… Если ничего не случится, я пойду к тебе в кузницу.

Ромига всю жизнь, сколько смог вспомнить, обожал учиться и учить. По меркам Нави, он был молод и не достиг мастерства ни в одном деле, потому у сородичей, навов, пока только учился. А вот чужих… Кого и чему он только не учил! Например, челов — их же собственной истории. Но ещё ни разу Ромига не пробовал обучать магии на таких условиях: без возможности показать нормальную работу аркана, без общепринятой теоретической базы, на пальцах, буквально. В ином состоянии духа он бы, остерегаясь осрамиться, отступил перед сложностью задачи. Но нездоровое равнодушие и привычка ломиться сквозь препятствия дали поистине взрывоопасную смесь.
Генетический поиск — простой аркан, в Тайном Городе его изучают одним из первых. Ромига начал объяснять и показывать, как объясняли и показывали ему, попутно уточняя местные магические термины, которые Вильяра напихала ему в голову в составе языка. Да, оказывается, колдунья щедро поделилась с пришельцем не только речью и кое-какими бытовыми навыками, но и приёмами сложения заклинательных песен Голкья. Ромига «вспоминал» целые блоки, правила их комбинации и готовые связки на разные случаи жизни. Будь у нава побольше магической энергии, он бы непременно опробовал и попытался адаптировать всю эту экзотику под себя. А пока самозваный учитель и двое учеников решали противоположную задачу, приспосабливая Тайногородский аркан для охотников Голкья.
С учениками Ромиге, определённо, повезло! Без импровизаторских способностей и тонкой интуиции Вильяры, без въедливости, дотошности и основательности Лембы у них вряд ли бы что-то получилось. Но полдня не прошло, а охотники уже уверенно находили друг друга и нава в пределах ближайших коридоров и комнат. Дальше — разница чисто количественная: вдвое больше радиус охвата, в восемь раз больше магической энергии нужно закачать в аркан.
Как только Ромига объяснил эту пропорцию, энтузиазм учеников разом угас. Вильяра по-быстрому прикинула и сказала, что вероятно, предел её колдовской силы — накрыть поисковым заклятьем угодья Лембы и ближайших соседей. Лемба возразил, что пересчитывать десятки шагов в дни пути нужно аккуратнее. Но и ученикам, и учителю было ясно, что без ухищрений с Зачарованными Камнями или объединения сил многих колдунов искать по всей Голкья у них не выйдет. Да и генетический материал от пропавших мудрых ещё пойди раздобудь!
— Ну, и зачем мы столько времени потратили зря? — разочарованно выдохнула Вильяра. Поймала напряжённый взгляд нава, поспешила добавить. — Нимрин, ты был прекрасен в наставниках! Наритьяра никогда не учил меня так терпеливо и так понятно. Только мама, иногда, в хорошие дни. Я благодарю тебя за подаренное знание. Я чту слагателя новой заклинательной песни. Я обязательно найду ей применение.
— А я уже знаю, как её применить, — сказал Лемба. — На любого охотника в угодьях дома мне как раз хватит колдовской силы. На раненного, заплутавшего в пурге, попавшего под лавину, потрявшего сознание, не владеющего мысленной речью. Но обоих Наритьяр и Латиру мы сейчас так не найдём. Вильяра, слушай, а может, ты просто пошлёшь им зов? Мало ли, почему Старший и Средний не ответили Младшему Наритьяре?
Ромига не нашёлся сразу, что сказать на похвалу Вильяры: искреннюю, вот диво-то! Как же бедняжке не везло с прежними учителями, если косноязычный чужак ей прекрасен в наставниках! Нав промолчал и дальше не вмешивался в разговор, внимательно слушая кузнеца и колдунью, одновременно укладывая в голове всё, что успел понять о магии Голкья. Решил уточнить, спросил:
— Вильяра, скажи, ваша безмолвная речь ограничена расстоянием?
— Нет. Хранители знаний объясняют, что жилка силы связывает души знакомых охотников, тянется, растягивается, дрожит, но никогда не рвётся.
— А чтобы разговаривать с дальним собеседником нужно больше силы? Насколько?
— Ни насколько. Трудно докричаться лишь на другую сторону звёзд, на изнанку сна и в круг Камней, показавший норов. А посылаешь ли зов в соседнюю комнату или на Араха Голкья — не имеет значения, силы нужно чуть-чуть. Я обязательно научу тебя, Нимрин. Ты меня слышал, значит и сам сможешь говорить. А теперь погоди…
Вильяра прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Да, малышу Рыньи до мудрой далеко: никакой испарины, бледности, закушенных губ и судорожно стиснутых кулаков. Через миг лицо колдуньи озарилось торжествующей улыбкой, колдунья распахнула глаза:
— Латира нашёлся! Ответил мне! Я позвала его сюда, но он ранен и не дойдёт сам. Лемба, ты найдёшь, кого послать за ним? Он сейчас в верховьях Кривого ручья.
Кузнец заметно напрягся:
— Мудрая, ты уверена, что это не очередная ловушка?
Вильяра нахмурилась, и тут же упрямо покачала головой:
— Я не могу быть в этом уверена. Но он сказал, что он один, и вряд ли врал. Я пойду первой и буду готова ко всему. Твои охотники прикроют меня издали. А кстати… Нимрин, ты умеешь ходить на лыжах? Пойдёшь со мной?
Ромига собрался, было, заявить, что похода к Зачарованным Камням ему на сегодня хватит с избытком. Но воля колдуньи увлекала за собой: еле заметно, легче легчайшего «заговора Слуа». Осознанное воздействие со стороны мудрой, или собственные инстинкты не велят удаляться от источника живительного жара? Ответить себе на этот вопрос нав пока не смог. Вслух он сказал, что на лыжах умеет и пойдёт, но в снегах его одежда будет чересчур заметной. Тунья и Аю взялись перешивать на него охотничью, но на примерку-то он вчера вечером не пошёл…
— Не беспокойся об этом, я надёжно укрою нас всех от чужого взгляда.
Ромига вспомнил, как легко смотрели сквозь его морок дружки Арайи, а они были обычными охотниками.
— От взгляда мудрого — тоже укроешь?
— Наставник Наритьяра не мог пронзить мою «морозную дымку», вряд ли сможет и Латира.
Нав фыркнул:
— Знаешь, Вильяра, я всё меньше понимаю, как тебя учили! Твой наставник чего-то действительно не мог? Или делал вид, что не может? Например, чтобы ты была увереннее в своих силах?
Вильяра зло рассмеялась:
— Увереннее в своих силах? Да он через слово ругал меня бессильной бездарью, из которой никогда не получится мудрой. Он врал мне в этом, я чувствовала ложь. И когда он думал, что я не слышу, он ворчал совсем другое: «Сила есть, ума не надо. Ум есть, не надо осторожности. Убьёшься, и лёгкого пути к щурам!». Мне было обидно и так, и эдак, но наставник не обязан щадить самолюбие ученика. Какое самолюбие у того, кто отдал стихиям своё имя и похоронил свою родовую ветвь? Лемба тоже не спрашивает у своих заготовок, жарко ли им в горне и больно ли под молотом… А с «морозной дымкой» я сбегала и пряталась от наставника, когда он меня совсем донимал. Искал, но не поймал ни разу.
— Хороший кузнец железо не бьёт, а гладит. И не переводит добрый металл в окалину. Так отец говорил, а я повторю, — негромко, но веско вставил Лемба. — Ты, Нимрин, учил нас так, что даже я всё понял, и мне ни разу не захотелось треснуть тебя башкой об пол.
Ромига ответил с улыбкой:
— Да я, пока объяснял, сам почти разобрался, как работают ваши песни, и как их правильно слагать. А безмолвной речи вы меня научите, обязательно. Интересно, от неё всегда ощущения, будто головой об пол?
Охотники дружно скривились, Вильяра ответила за двоих:
— Поначалу, да. Чем больше говоришь и слушаешь, тем легче.
— Лемба, а Наритьяру тебе, значит, хотелось — того? Приложить об пол?
— Предки заповедали, что мудрый без спросу входит в любой дом и повелевает любым охотником. Два года Наритьяра делал всё, что надлежит делать мудрому клана, но смотрел на охотников Вилья, будто на гнилую рыбу. Я ненавидел, когда он бывал в этом доме…
Взгляд Вильяры затуманился, потом она резко сказала:
— Нимрин, нам пора за Латирой. А ты, Лемба, поскорее дашь нам сопровождающих и пойдёшь чинить ворота.

Четверть ночи, утро и половина дня минули с тех пор, как одинокий путник глядел с обрыва на занятое логово, на тайно воскресший дом. Давно пора было подыскать подходящий снежный наддув, выкопать к нём нору и до заката отдохнуть. Давно пора, но брести вперёд под монотонный заклинательный напев казалось легче, чем обустраивать стоянку. Правая лыжа, левая лыжа, оттолкнуться копьём, правая лыжа, левая лыжа… Боль в простреленных рёбрах, надёжно унятая заклятьем, вернулась и больше не пожелала уходить, туман в глазах и муть в голове, шатает из стороны в сторону, бросает то в жар, то в озноб...
Путник осел в снег, снегом умылся и попробовал поглубже вздохнуть, но воздух не шёл в лёгкие. Всё-таки он слишком стар для таких ран и переходов, дряхлое тело не выдерживает, силы иссякли: и колдовская, и обычная. Кажется, он околеет прямо здесь, и хорошо, если кричавки найдут его уже мёртвого, а не начнут пожирать заживо. И всё же он слишком упрям, чтобы посылать зов тому, кто его, возможно, разыскивает. А звать на помощь кого попало — стоит ли? Он снял лыжи, отстегнул от пояса лопатку, непослушными руками вырыл лунку в плотном снегу — защиту от ветра. Лёг туда, свернувшись клубком. Солнце высоко, мороз не слишком силён: здоровый, крепкий охотник мог бы подремать и так, ничего особенного, потом спокойно пошёл бы дальше. Раненый старик чувствовал, что поживёт ещё немного, но уже не встанет. Лежал и смотрел в глубоко-синее небо с бледными точками звёзд, упрямо не смеживал тяжелеющие веки. Ещё раз подумал, не позвать ли на помощь кого-то из мудрых? Не попытаться ли уйти изнанкой сна в безопасное место? Но кому доверять, и где безопасно, если наяву в спину стрелял охотник из его маленького подобия клана, двухзимний старожил ярмарки, а во сне… И если та, кого он решился позвать, не откликнулась. Старик вспоминал знахарку и знахаркину дочь, когда услышал зов…
«Мудрый Латира, ты меня слышишь? Я в доме Лембы, я жду тебя здесь», — интонацию безмолвной речи не подделать, не спутать, годы и посвящение её почти не изменили. Остатка колдовских сил хватит на короткий разговор: «Вильяра мудрая? Я звал тебя, я ранен и нуждаюсь в твоей помощи. Я лежу в снегу у истока Кривого ручья. Ты сейчас далеко?» «Повторяю, я в доме Лембы. Я успею к тебе до заката. Ты продержишься?» «Надеюсь. Только не ходи изнанкой сна, там стережёт убийца» «Благодарю за предупреждение. Ты один?» «Да.» «Жди.»

03.08.16

За порогом дома снег ослепительно сиял под маленьким, но не по зимнему высоким и ярким солнцем. Свет, белее белого, аж до боли в глазах, и глубокие, резкие тени. Ромига ругнулся про себя, заново учась складывать из контрастных пятен объёмную картинку. Вильяра рядом тоже щурилась, зрачки сошлись в точки, но ей и другим охотникам — в спасательный рейд собирались вдевятером — было нормально.
А лыжи здесь оказались презанятные: вместо деревянных дощечек — плетёнка из лозы, залитая бурой полупрозрачной смолой, и железная оковка по краям. Конструкция выглядела громоздкой, тяжёлой, но не слишком надёжной. Ромига попробовал лыжу на изгиб и, вопреки ожидаемому, остался доволен. А вот с креплениями возникла проблема: ременные петли наву были безнадёжно широки. Подгонять не стали, один из охотников убежал и вернулся с маленькими, вероятно, детскими лыжами, эти пришлись впору. А что они короче и уже, так и сам Ромига в полтора раза легче охотников. Проверил скольжение — сойдёт, попрыгал на месте, прокатился туда-сюда по просторному хозяйственному двору: навыки, полученные гаркой на тренировочной базе, не совсем простыли. Вильяра с интересом наблюдала за его эволюциями, занятые сборами охотники подозрительно косились, но комментировать не стали.
Колдунья обозрела свой маленький отряд.
— Готовы? Выходим, зовём зверей, встаём в круг, и я спою над нами всеми «морозную дымку». Нимрин, петь я буду всю дорогу, ты держись рядом со мной, но разговорами меня не отвлекай.
Вышли, миновав выгородки из камня и снежных кирпичей. Охотники тихим свистом позвали… Первый зверь встал из сугроба: здоровенная мохнатая тварь, белая на белом. Пышный, искристый мех сливался со снегом, размывая стремительно перетекающий силуэт. Из известных Ромиге созданий, зверь больше всего походил на росомаху, только крупнее, и белый. Зверь подбежал к Вильяре, поставил лапы ей на плечи, лизнул в лицо. Колдунья привычно отмахнулась, осадила его короткой командой, надела лёгкую упряжь, за которую удобно держаться, скользя за зверем на лыжах. Ромигу, тем временем, обступили пятеро тварей, не приближаясь вплотную, но и не давая свободного прохода. Насторожённо нюхали воздух блестящими чёрными носами, встопорщив шерсть на загривках, вытянув пышные хвосты параллельно земле. Нав остановился и медленным, плавным жестом показал раскрытые ладони. Вильяра скомандовала зверям:
— Свой! Знакомьтесь! — и тут же добавила для Ромиги. — Ты, Нимрин, не шевелись, дай им тебя обнюхать.
По команде колдуньи сбежалось уже не пять, а два десятка зверей, и тот первый, самый крупный, степенно подошёл. Ромига стоял столбом, как велено, чёрные носы теперь тыкались в него, маленькие тёмные глазки на хитрых, смышлёных мордах блестели любопытством. Потом звери сбились ещё плотнее, отираясь о нава и друг о друга пушистыми боками. Беспардонно топтались по лыжам, скрежеща когтями, кто-то лизнул в руку, кто-то чуть не подбил сзади под колени. Охотники спокойно наблюдали за этой толкучкой, потом, по жесту Вильяры, обступили её со всех сторон и взялись за руки.
Мудрая замкнула круг и запела, заклиная стихии скрыть двуногих и четвероногих ото всех, кроме друг друга. Ромига примерно понимал, что она делает, но повторить не взялся бы даже при наличии энергии. Чувствовал: существенная часть ворожбы ускользает от восприятия. Вроде бы ничего удивительного при столкновении с иномирной, чуждой магической традицией, из которой он только-только начал постигать азы. Но его почему-то охватила тоска и досада, будто наткнулся на прореху в самом себе. Будто когда-то что-то мог, а теперь — нет… Он ушёл так глубоко в себя, что не заметил, как разорвали круг охотники, как разбежались звери. Одна из группы, Унга, тряхнула его за плечо:
— Нимрин, ты идёшь? Или ты решил остаться дома?
Ромига мотнул головой:
— Иду.
Женщина сунула ему в руки ременную петлю:
— Вильяра сказала, что Юни, её зверь, повезёт тебя. Он умный и учёный, знает все слова движения в снегах: «правей», «левей», «прямо», «скорее», «тише», «стой»…
Ромига внимательно выслушал команды, запомнил и спросил:
— А как же сама Вильяра?
Охотница глянула, будто на несмышлёное дитя:
— Её любой повезёт, она же мудрая!
Ромига посмотрел — колдунья, правда, подгоняла по длине постромки другого зверя. Лицо мудрой было сосредоточено, и она пела, не переставая ни на миг. Убедилась, что все готовы, махнула рукой и подстегнула своего зверя, первой сорвалась с места. Юни без команды помчал нава следом, тому стоило изрядного труда удержаться на ногах.
Вильяра повела отряд по целине, прочь от моря и почти сразу на подъём. Юни тянул ровно и мощно, Ромиге осталось подруливать. Как и росомахи, белые звери не могли похвастать скоростью, забавно косолапили, но выглядели выносливыми бегунами на длинные дистанции. Нав довольно быстро приноровился держать равновесие и почти не тратил сил. Щурился, озирая пейзаж Голкья, прежде ни разу не виданный при свете дня. Море подо льдом, череда мысов и заливов, высокие горы на горизонте — вершинами в тучах. На Земле Ромига сказал бы, что облачные гряды чреваты скорым ненастьем. Впрочем, и охотники посматривали с опаской.
— Эй, Унга, скажи, пурга будет? — окликнул Ромига охотницу, которая держалась рядом, приглядывала, не свалится ли чужак с лыж. Остальные быстро рассредоточились, расходясь широким веером. Свободные звери разбежались ещё дальше.
— Завтра — непременно будет, но до утра не должна бы.
— Успеем вернуться?
Охотница фыркнула:
— Как путь ляжет, если гладко, можем успеть.
— А если нет?
— Переждём в снегах, запасы мы взяли.
Охотница начала отставать и уходить правее, разговаривать стало неудобно. Напутствовала напоследок:
— Держись за мудрой, Нимрин. Юни не бросит тебя, даже если упустишь ремень, упадёшь, сломаешь лыжи. В крайнем случае, ложись ему на спину и командуй: «домой». Но лучше держись за мудрой, как она велела.
Снежная гладь смялась складками застругов и полос рыхляка, внимание почти целиком ушло под ноги. Ромига отчаянно старался вернуть хотя бы половину в окружающее пространство. Сломать лыжи в начале пути нелепо, но ещё нелепее — забыть, что здесь не прогулка, не тренировка, а война, и влететь в какую-нибудь засаду. Впрочем, то ли никто их не подстерегал, то ли песня мудрой была хороша. А была она хороша весьма! Зверь Юни так уверено бежал за хозяйкой, что Ромига не сразу заметил: на снегу нет следов — ни лыжни, ни отпечатков звериных лап. Оглянулся через плечо, и за собою увидел ту же нетронутую целину.
Вильяра знала своё дело! И путь выбирала — явно не самый короткий, но удобный, с равномерным набором высоты и отличным обзором во все стороны. Разумно: раз уверена в своей невидимости, чего бы не пройти по гребню и не посмотреть, что делается вокруг? Помимо разведки, второй цели их рейда, белое безмолвие Голкья стоило того, чтобы просто им полюбоваться.
Горный хребет тянул к морю длинные, пологие, плавно понижающихся отроги, ручьи и реки проточили между ними глубокие долины. Безлесные гребни отрогов сияли под солнцем чистейшей белизной, лишь иногда из-под спрессованного ветрами снега торчало нечто вроде ползучего можжевельника, норовило запутаться в лыжах. Дно долин тоже было голым. Зато склоны щетинились таким густым криволесьем — захочешь, не продерёшься, и сквозь ветки ничего не видно. А ещё криволесье было пёстрым, будто лоскутное одеяло: разные растительные породы щеголяли золотисто-жёлтой, оранжевой, насыщенно-вишнёвой, оливково-зелёной, серебристо-голубоватой корой. Тёмно-изумрудные и сизые в синеву пятна хвойников дополняли картину.
Ромига рассудком отмечал красоту увиденного, помнил, как прежде радовали глаз и сердце незнакомые пейзажи, как любопытно было исследовать новые земли. Теперь вместо радости и любопытства — пустота… И ужас: внезапным осознанием, что, вероятно, пустота навсегда, неведомый враг искалечил непоправимо, и даже разыскать, чтобы отомстить не удастся… Ну уж, нет! Память-то возвращается. И Ромига умеет, целенаправленно учился вспоминать забытое. Кто, когда и зачем учил его такому? Ладно, это он тоже вспомнит, дело времени, вот прямо сейчас и начнёт, не переставая смотреть под ноги и по сторонам.
А солнце клонилось к закату, а лыжи слушались всё лучше, а зверь Юни устал: закосолапил сильнее, повесил хвост, который поначалу держал флагом по ветру. Вильяра впереди тоже заметно сбавила темп. Ромига не подгонял своего поводыря, бежал следом, лишь слегка придерживаясь за постромки. Легендарная навская выносливость, обратная сторона которой — непомерный навский аппетит. Ромига на ходу порылся в кармане, добывая лущёные орешки, вроде тех, что выиграл у Арайи.
Вот поймать бы беглого беззаконника да допросить с пристрастием! Ромига нарисовал в уме картинку-другую-третью, что именно сделает, если Арайя откажется отвечать на вопросы. А пусть молчит, пусть держится героем: нав, как никогда, желал чьей-нибудь боли и ужаса, и чтобы ломалась чужая воля и трепетала, угасая, чужая жизнь — целиком в его власти. Хочется погреть руки в крови: именно так говорил один из его наставников про другого. Ромига ухмыльнулся, криво и страшно, решив, что всё-таки не станет отыгрываться на первой случайной жертве, срывая злость за все свои неприятности. Нет, сам на изнанку вывернется, но выдаст каждому отдельной мерой, с доставкой — лично в руки! Арайе — Арайино, местному зловредному колдуну — колдуново, неведому супостату — супостатово…
А Вильяра резко свернула с гребня, нырнула в кулуар, скрылась за перегибом склона.
— Стой! — Ромига осадил Юни, быстро свернул постромки и закрепил их на холке зверя. Не хватало ещё наехать на него на спуске, навернуться вдвоём. — А теперь — следом!
Зверь глянул, кажется, с укоризной, и затрусил туда, где скрылась колдунья. Лыжи заскользили под уклон: лучше бы, конечно, по проторённой лыжне, но Вильяра продолжала заметать следы. Склон — длинный и крутой, фигурка охотницы мелькала уже далеко внизу, умело выписывала виражи между кустами. Вот на этом месте Ромига предпочёл бы доморощенной плетёнке и ременным петлям — человские горные лыжи с ботинками и жёсткими креплениями. Но раз нету — осталось положиться на реакцию, ловкость и крепкие кости, в крайнем случае — на магию. Глянул на вздёрнутый хвост Юни, чешущего вниз по склону, фыркнул:
— Вперёд, за белым кроликом! — и перестал подтормаживать, срываясь в стремительный, рискованный полёт.
Реакции и ловкости хватило, чтобы, обогнав Юни, проскочить между камнями, торчащими из-под снега в узком горле кулуара, между кустами ниже по склону и затормозить возле Вильяры, стоящей на коленях в снегу.
Да, она нашла, кого искала, но судя по выражению глаз, по трагически опущенным уголкам губ, как бы не запоздала с подмогой. Ромига сбросил лыжи, воткнул задниками в снег, чтобы не укатились — наст и без лыж держал достаточно хорошо. Подошёл вплотную, посмотрел: может, и опоздали, но не безнадёжно — крошечный, для охотника, сероволосый старик был пока жив. Выцветшие голубые глаза с трудом сфокусировались на лице нава, бледные губы шевельнулись:
— Иули! Ты за мной? Малая, отпустишь со старым другом?
Вильяра удивлённо переспросила:
— Нимрин, вы знакомы?
— Нет. Он меня с кем-то путает, и я очень хотел бы знать, с кем.

Продолжение: chorgorr.diary.ru/p210017766.htm

запись создана: 12.07.2016 в 03:15

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья

---

Плавлюсь %Ь

Все планы — коту под хвост, мозг перегрелся и взял отпуск. В квартире нечем дышать, сижу на улице, косплею приподъездную бабушку.

---

Портрет и длина фокуса объектива

Теоретически я давно знаю про этот эффект, но анимация эффектная и познавательная)

Большая гифка

Оригинал взят в Как Фокусное Расстояние Объектива Полнит На Несколько Килограммов

Крайне поучительная анимация.
Подробности тут supercoolpics.com/kak-fokusnoe-rasstoyanie-obek...
 

@темы: ссылки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра