Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
В «бешеных железках» меня покорило именно то, что они «бешеные железки»: не люди, хотя до странности похожи. Поэтому я не особо увлекаюсь хуманизациями, режимами органики или голографическими аватарами ТФ. Но иногда цепляет образ или просто очень нравится, как кто-то рисует! У breakdownsbuttlights с Тумблера — два-в-одном.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
С первого на второе: Иду домой с работы. Вернее, идём вдвоём с Сепией, которая перед этим зашла ко мне в офис, но эту часть сна я помню вскользь. Заходим в подъезд, поднимаемся на этаж — вижу, что наружная дверь в квартиру приоткрыта. А я вот прям чётко знаю, что, уходя на работу, я её заперла! Мурашки по хребту, нажимаю на ручку внутренней двери, которую мы не запираем, а только захлопываем. По жизни она открывается внутрь квартиры, но я тяну её на себя, и она подаётся, отворяется... Только за ней точно такая же дверь! Тяну её, и снова под ней такая же. Снова, снова — двери перелистываются, как страницы книги. Среди плотненько-обыденно-реалистичного всего остального эти сюрные двери выносят... Толкаю от себя очередную, пятую или шестую — она отворяется в квартиру. Свет в коридоре не горит, и кошки не встречают, но лампа могла перегореть, а кошки — проспать, с ними бывает. Коридор выглядит обычно. Только в конце, перед кухней, кто-то наставил кучку незнакомых стульев: светлого дерева с красной обивкой. Озираюсь и вслушиваюсь, есть ли кто в комнатах? Вроде, тихо, но... Зову Сепию — понимаю, что её больше нет ни за спиной, ни на площадке. Просыпаюсь от жути жуткой, с мыслью, что, да, я могла стать жертвой розыгрыша или газлайтинга, и это были бы очень оптимистичные варианты! Но двери, двери книжкой, выворачивающееся пространство — полная шиза или Лавкравтофщина...
С третьего на четвёртое: Еду в гости к шапочно-сетевой знакомой, которая недавно купила квартиру. В реалиях сна мы с ней общаемся не только в сети, но и по жизни. Нахожу её новый дом: трёхэтажку серого кирпича: не хрущёвскую, а более ранней постройки. Захожу в подъезд, а первый пролёт лестницы разбит, нужно карабкаться по арматуре. Лезу: на грани моих акробатических способностей. Дальше нормальная лестница, поднимаюсь на верхний этаж. Звоню, захожу, здороваюсь с хозяйкой. Она показывает комнаты, и я отмечаю уютную планировку. В прихожей — целая, красивая метлахская плитка на полу, в комнатах — серенький, не ухоженный, но и не рассыпающийся паркет. — Ну и что ты говорила, что квартира убитая? Заходим во вторую из двух комнат: большую, светлую, три окна на двух стенах. Но там, и правда, протечка во весь потолок. Такая, что возникает мысль, как бы чердак на голову не рухнул. — Это, — говорю, — Ладно. А что у вас с лестницей в подъезде? Как вы там ходите? С сумками, например? Я налегке-то еле влезла! — Извини, забыла тебя предупредить, мы ходим с другой стороны. А с другой стороны — та-да-да-дам! — в серую трёхэтажку под косым углом врезано очень старое, древнее здание. Палаты XII (двенадцатого, прописью) века. Остатки хазарского рынка, а ныне — музей. И когда музей не закрыт, можно ходить через него. Кстати, к этому всему прилагается фрагмент изразцов и три крошечных смешных окошечка в коридоре квартиры. А так же история, как древнее здание по проекту застройки должны были снести, но кто-то отстоял. Однако же новый дом к нему пристроили, воткнули на запланированное место. А теперь, скорее, речь пойдёт о сносе обветшалого жилья. Но мы, мол, не Москва, пока доживём до реновации... А музей — клёвый. Там шикарная коллекция скульптур из белого камня и мрамора в скифском зверином стиле. В нашей реальности я такого не видела, тем более — не трогала руками. И не менее шикарная коллекция этюдов кого-то из передвижников, кто основал этот музей. А также мелкой пластики модерна. Плюс обычный краеведческий набор, но до него я не дошла, зависла возле прилавка с книгами. Спрашивала, есть ли каталог всей местной красоты? — Нету. Пока не издавали. Музей много лет существовал на птичьих правах и общественных началах. Верны себе: вход бесплатный. Но вы приезжайте ещё и друзей приводите...
С четвёртого на пятое: Я просто строила снежную пещеру с друзьями-туристами где-то под Колвицей. То есть, мы наши снежный обрыв и копали в нём нору. По ходу обсуждали, можно ли сделать окошки из прозрачного льда, или будет холодно? Друзья приехали покататься на горных лыжах, я — на обычных. Был какой-то странный обоснуй, почему туда, а не в Хибины, но я его не помню.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Фотки из поселкового чата.
Мозг: Мы что-нибудь сделали на этих выходных? Я: Нет. Мозг: Получается, мы отдохнули. Я: Да как бы тоже нет.
Второго мая мы с Seppia собирались в Кимры: погулять с фотиками над Волгой, полюбоваться остатками прежней роскоши — деревянного купеческого модерна. Мы давно туда собираемся...
Первое мая я провела в ожидаемой прострации и прокрастинации апосля трудовых подвигов на работе. Одним глазком в экран, на виртуальные Кимры, вторым в окно, на ухудшающуюся погоду, третьим... Ну, то есть, обоими в неутешительный прогноз. К вечеру: ой, нет, кажется, мы опять никуда не едем! Ладно, я и в парке погуляю.
Второго утром, слушая, как проливной дождь лупит по подоконнику: не-е-ет, что-то и в парк не тянет. Потом маменька позвонила с дачи и сказала, что у них не дождь, а снег. Много снега! Очень много снега! Деревья легли на провода, и отрубился свет. Я собиралась к ней на третье-четвёртое, а раз уж не поехала в Кимры, почему бы не раньше? Но стала кормить кошек — обнаружила у Марысца раздутую щеку. Посадила зверька в переноску, довезла до вета: «А вот и он, больной зуб!» Плюс антибиотик: уколы — раз в день в течение недели, мирамистин и холисал в кошачью пасть — два раза в день. Вечер — котиньке под хвост! Холисал ещё надо было купить, но, дойдя до аптеки, я потеряла [в собственной сумке] бумажку с назначением и не вспомнила, как это называется. Порулила домой, от греха. Бумажка, конечно, нашлась, а силы на пробежку до круглосуточной аптеки — уже нет.
Утро третьего я начала с аптеки. Купила назначенное. Намазала, куда велели. Марысец — идеальная и гениальная кошка, почти не вырывалась. Я оставила её на попечении Seppia, а себя взяла за шкирку, усадила в машину и порулила к маменьке. Приехала: на участке сугробы, света всё ещё нет. Вечер при походных фонариках и масляной лампе — ничё так. Но холодильник растаял, а со стратегическими запасами из морозилки надо уже что-то решать. Снег-то лежит, но не настолько холодно, чтобы ныкать заморозку в сугроб.
Утром четвёртого стало ясно, что света в ближайшие дни в посёлке не будет. Мужички нашли, где обрыв, но неизвестно, у кого на балансе эти провода, и за чей счёт их чинить? «Россети» говорят, что не их, а СНТ. А потому что кто-то когда-то с кем-то не заключил договор... Сейчас умные люди советуют сдать всю нашу электрику на баланс «Россетям», но пока вопрос открыт... Мы с маменькой съездили в город, купили кое-каких продуктов в расчёте на неработающий холодильник. Вечером сварили часть стратегических запасов, остальное — в Москву. Натаскала в дом дров, сбегала к соседям с генератором, чтобы зарядить телефоны.... Уже собиралась уезжать к Марысцу, когда маменька начала жаловаться на головокружение и попыталась лечь в обморок... Кор-р-осты с подчёсом! Осталась до утра.
Утром пятого, то есть, сегодня, убедилась, что маменька встала и не сшибает углы. Поехала на работу.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
От того же художника, что Дрифт с Рэтчетом. Ник автора на Тумблере: breakdownsbuttlights Мне нравится не буквальная перерисовка, не полное соответствие обликов. Заматерел, запсовел, солиден, грузен и грозен? Способен устроить такую «мирную тиранию», что Мегзу останется только фейспалмить? Да...
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
...каким его редко и недолго можно было увидеть. Почему-то мне грустно оттого, что он навсегда спрятал эти странно-красивые штуковины — антенны? — под шлем-ведро.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
В первый из двух можно всласть отоспаться и поваляться с планшетиком с текстом, на второй — погулять с фотиком. Можно и совместить, но сегодня победили сон и текст (и немножко домашние дела). А завтра уже обратно на работу, в авралище...
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Тоже мрачно и глючно.
08.02.2025 — Дамус, искорка, просыпайся! — Дамус, искорка, просыпайся! Джойнтер будит воспитанника, как давным-давно. Старается звучать ласково и бодро, только эм-поля свернуты наглухо... У обоих! Дамус на самом деле онлайн. Просто не хочет ни шевелиться, ни активировать оптику. Если верить логам и ощущениям, новые детали успешно встроились в корпус. Дамус чувствует руку Джойнтера на своей правой клешне, как чувствовал бы на руке. Ощущает тепло и лёгкую дрожь чужих пальцев. То, что у него теперь вместо рук и глаз, само по себе в порядке. Не в порядке блок трансформации. Шестерню удалили, все связанные узлы должны отключиться, но что-то там до сих пор коротит и дергает. Система раз за разом обращается к оборудованию, выдаёт ошибку, пытается запустить саморемонт, выдаёт ошибку, и так по циклу. Поломка не из тех, что заживёт, надо бы к медикам, но он сыт кибермедициной по шеврон и выше. Нудная, терпимая боль напоминает о нестерпимой: как разбирали наживую, как тонул в кислоте чужой ненависти... Вспомнил — не удержал эм-поля. — Дамус, искорка, что же они с тобой сделали, — тихо шепчет Джойнтер, тоже не сдержав горя, ужаса и смятения. — Как же ты теперь... — А никак! — почти кричит Дамус, садясь на платформе. — Бес-по-ле-зен! Ни в торговый зал, ни заказы возить. Бесполезный шлак! Зачем меня к вам притащили? Голос — чужой из-за новой конфигурации резонаторов, но это поддаётся калибровке... — Как зачем? Здесь твой дом, Дамус. Твой дом здесь, искорка. Куда ещё тебе возвращаться в беде? Мы обязательно что-нибудь придумаем, найдём тебе дело. Дамус желал бы слышать больше уверенности от наставника. Прошлый-то раз они придумали. Когда обнаружили, что взяли в дом ходячую катастрофу, а не подмастерье. Вроде бы, умненький, бойкий, старательный, а любая работа из рук валится, вокруг постоянно что-то выходит из строя, и чем больше он из-за этого расстраивается, тем хуже. Трепан вытянул из архивов то его спаркское отчаяние, которое опекуны помогли нечувствительно перерасти, найти себя в разговорах с покупателями, потом в музыке... И прийти к полному краху и шлаку! Порченый, проклятый, Юникронова искра... Взгляд волей-неволей липнет к новым манипуляторам. Ну это ж надо! Хоть плачь, хоть смейся! Сейчас видно: его «наградили» не самым уродливым вариантом, а «позаботились», сделали позорные клешни соразмерным корпусу, своего рода изящными штучками. И Дамус слышал анекдоты про спонтанную мутацию цветовой схемы — вот она, пожалуйста. Предплечья сохранили изначальный темно-золотой окрас, клешни — будто поверх того же золота застыла плёнка энергона. Активная краска сама так взялась, логи подтверждают. Богатый, щегольской оттенок — нарочно не подберёшь! Видимые части шлема отблескивают подобным, и вставки на корпусе... Он встаёт, подходит к зеркалу, в комнате есть: большое, аналоговое, проекторы слишком часто ломались... Джойнтер пытается заступить дорогу, продолжает что-то бубнить — Дамус не слушает. Смотрит в зеркало — видит там каонского интера. Вызывающий окрас поверх намеренного увечья, мод для особых извращенцев! Мысль, будто не вполне своя. Как следы и росписи погромщиков в разорённой лавке, мерещится издевательская лыба Трепана. Будто квинтов доктор всё ещё в голове... — Представляешь, Дамус? Файн и твой сенатор передрались из-за тебя. Тебя же привезли в стазис-капсуле и запретили будить до полной интеграции апгрейдов. Вот на слове «апгрейды» Файна сорвало! Я его таким давно не ви... Ремонтники удрали. А сенатор тоже был злющий, как шарк, вот они и сцепились, Крус их еле раскидал. — Было бы, за кого драться. Кому я теперь такой нужен? Джойнтер молча обнимает воспитанника, укутывает ласковой заботой, но боль и отчаяние аутлаера — острые шипы. Опекун отшатывается, будто, правда, напоролся. Смотрит удивлённо-растеряно. Дамус зло ухмыляется ему — ухмыльнулся бы, если б мог... Эм-полей и наклона шлема достаточно, чтобы не лез с утешениями! — Дамус, я... Шоквейв снова здесь и хочет говорить с тобой. Дал понять, не снимает ответственности... Готов оказать помощь. Файн — против, а я решил спросить тебя. Ты — хочешь его видеть? — А пожалуй, хочу! — золотой с фиолетовым мех упирает руки в боки, дерзко вскидывает безликую голову. — Зови его сюда, пусть любуется.
27.04.2025 Сенатор Шоквейв: угрюмый прищур из-под шлема, губы в линию. Излучает гнев и решимость, это хорошо!*** Сенатор Шоквейв: угрюмый прищур из-под шлема, губы в линию. Излучает гнев и решимость, это хорошо! Мерит быстрым взглядом, еле заметно морщится, «зеркалит» позу... Нет, если он сейчас начнёт жалеть и утешать, Дамус точно опробует когти на чьей-то лицевой! — Дамус, с тобой сотворили недолжное, а я не смог ни предотвратить, ни отбить тебя у них, — прямой взгляд в оптику, предельно сухая констатация факта. Дамус молчит, держит взгляд, чуть склонив шлем. Не дождавшись ответа, сенатор продолжает. — Но я по-прежнему на твоей стороне, друг. Я помогу тебе исправить... Всё, что поддаётся исправлению. Дамус молчит. По корпусу гуляет мерзкая вибрация, отзывается резонансами в системах — до слышимого гула и дребезга, будто у развинченного мусорного дрона. — Ты намерен добиваться обжалования, отмены приговора и реконструкции? — спрашивает Шоквейв. Дамус молчит. Ноет Искра, коротит блок трансформации, сводит челюсти — фантомно. — Или, хочешь, я отправлю тебя на Парадрон, оплачу клинику и чистые документы? Чтобы ты начал жизнь в колониях заново? Даже так? Дамус отвлекается от унылой самодиагностики на щедрое и неожиданное — в процессор такое не приходило — предложение. Молчит, думает. Сенатор не торопит. — Я бы хотел, — проклятие, дальше его речь льётся мимо воли, тем самым голосом, что уже стоил Дамусу — почти всего. — Я намерен остаться собой, на Кибертроне. Ну, да, это правда: чего Искра просит. И очередь Шоквейва молча склонять шлем, а что ему остаётся? Дамуса отпускает, он уже не вещает — спрашивает с робкой надеждой. — Как ты думашь, Шоквейв, отмена приговора возможна? Ты вообще-то знаешь восстановленных после эмпураты? Сенатор морщится. — Да, я видел такие отмены и восстановления. Давно. А получится ли у нас с тобой? Не попробуем, не узнаем. Предвижу сложности, поэтому насчёт Парадрона — по-любому остаётся в силе. — Спасибо, но... После Трепана во всём видится подвох, и Дамус не сдерживает горечь. — Зачем тебе это, Шоквейв? Я был нужен тебе как часть твоей агитационной программы. Все эти концерты по городам, чтения... И что ещё группа поддержки мутила за моей спиной? А теперь мне запретили публичные выступления, запретили говорить и петь — и зачем я тебе? Сенатор впервые за разговор позволяет себе улыбнуться, чуть смягчает тон: — Да мало ли, зачем? Пригодишься! — тихо смеётся. — Станем ли мы чинить тебя законным путём или не совсем законным, а это потребует времени. Предлагаю провести его с пользой и в безопасном месте. Да, я уже понял, что с Кибертрона мне тебя не услать... Двери Академии имени Джиаксуса открыты для тебя. Запишу по квоте на подготовительные курсы. Согласен? Шоквейв уже звал его в свою Академию, но не настойчиво, вскользь. Все понимали: с концертной деятельностью учёба там не сочетаестя. Теперь — другое дело. И это, наверное, правильно: освободить Джойнтера и Файна от заботы о себе? От изобретения работ, посильных для эмпуратника? От неудобного, а то и опасного соседства с глючным аутлаером? Дамус обводит взглядом комнату, где прожил большую часть спаркства. Эти стены давно ему тесны, и даже после ошеломительного краха он не желает замыкаться в них. Но есть одно «но». Он не желает — а согласно приговору и права не имеет — объяснять поклонникам айаконского музыканта, за что приговорили. Почему он больше не поёт... Сенатор только что подал одну хорошую идею. — Шоквейв, ты можешь записать меня в Академию под псевдонимом? — Ты хочешь именно псевдоним, а не полную смену личности? — Да, псевдоним. Я всё-таки хочу оправдаться по суду. — Устав Академии позволяет учиться инкогнито. Ты уже придумал, как тебя будут звать? — Глитч... Глитч из Тарна! — Глитч? Дамус, ты уверен, что это хорошая.., — надлинзовые щитки сенатора ползут под шлем. Да, было время, Дамус лез в драку за прозвище-обзывалку! Но когда его ломали, от тех, кто ломал, ругательное словечко звучало внезапной отрадой. Когда у Трепана и Лоуба один за другим горели ремонтные дроны... — Да, я уверен. — А почему из Тарна? Ты же совсем не похож на тарнийца? — Подальше от Айакона... Ну не из Каона же? — Дамус жеманно изворачивается, подносит кончики когтей к несуществующим губам, смотрит через плечико. Ого! Сенатору хватило выдержки не очень сильно от этого шарахнуться. — Дамус... — Глитч. Зови меня так, иначе запутаемся. — Друг мой! Я знаю, в чьих руках ты побывал, и мне намекали, что они могут. Но... Я уверен, твоей искре хватит жара, чтобы перековать этот металл, как нужно тебе. Тебе, Дамус... Глитч... Как тебе нужно, а не оплавкам, кто напихал тебе скраплетов под шлем. Всё-таки Шоквейв — мастер формулировок. Трепан именно что «напихал скраплетов под шлем», и паразиты не остановят свою разрушительную работу, пока не... — Глитч! Мало ли на Кибертроне городов? Почему ты выбираешь именноТарн? Вот же зануда, докопался! — Ах, да, ты сам оттуда. И ты, кстати, тоже не похож на типичного... Но я — не поэтому, — встает опять руки в бока, прогоняет цикл усиленной вентиляции. — А потому что Дамуса, которого ты знал, в Тарне убили. Запытали насмерть, чтобы выведать твои, Шоки, грязные секретики! Казнили и растворили в кислоте, так что ни болтика от него не осталось... Его убили, а меня выковали. И ни ты, ни я ни квинта не знаем пока этого меха. А перекраситься-то — перекраситься ерунда, это ты сам знаешь. Как думаешь, тарнийские ржавчина и пепел пойдут мне больше золота с энергоном? На словах про пытки и секреты оптика Шоквейва расширяется. Но он даёт собеседнику договорить, не перебивая. Кажется, ни разу Дамус не видал сенатора таким сдержанным и в таком гневе одновременно. — Значит, не только эмпурата? Я сотру их в порошок! Дамус ухмыльнулся бы, Глитчу — нечем. — Не тронь Трепана и Лоуба, они мои должники. Займись Советом, Шоквейв. Я не знаю, как, но лиши их права судить от лица Праймаса! А если оплавкам это право дороже жизни... Глитч не договаривает: «Убей их всех!» Для законопослушного музыканта, каким он был вчера, это за гранью. Для будущего студента Академии... Шоквейв медленно кивает: услышал, понял недосказанное, согласен. А сможет ли? Трепан посеял сомнения в силе и влиянии сенатора. Сеял — в искренности, но в ней-то Дамус-Глитч не сомневается. Он с активации обострённо чувствовал ложь, фальшь. Тоже одно из его проклятых аутлаерских свойств. Полуосознанно избегал тех, чья сокровенная музыка лажала — вероятно, уклонился от многих неприятностей. Пока не влетел, как в стену, в невыносимо прекрасного, кристальной цельности фанатика — Девятого... А с Шоквейвом хорошо: его ноты пронзительно чисты. То есть, не то, чтобы Шоквейв Дамусу никогда не врал, не крутил, не умалчивал о важном! Трепан поднял из архивов всё. Но по большому счёту музыка Искры, высказанные намерения и дела сенатора Шоквейва не расходятся друг с другом. А ещё только сейчас дошло: сенатор и Совет лютые враги уже давно. Суд, эмпурата, все издевательства над протеже Шоквейва — удар, который сенатор пропустил. Оттого он в бешенстве, но сдерживатся при пострадавшем... Шоквейв осторожно, будто может обжечь или обжечься, кладёт ему руку на плечо: — Глитч, мне потребуется несколько циклов, чтобы соблюсти все формальности и заселить тебя в кампус Академии. Файн и Джойнтер приглядят за тобой. Пожалуйста, не создавай лишних проблем ни себе, ни им. А если тебе понадобится медик... Медик нужен, но Глитч решил пока на это забить. — Я очень благодарен тебе, сенатор Шоквейв. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне надо побыть одному, — голосом, и сенатор выходит вон, оптикой не мигнув! Глитч тупо пялится ему в спину и ещё несколько кликов — на закрывшуюся дверь. Потом садится на платформу и хохочет, как безумный, навзрыд, заливая новенький фейсплейт ручьями омывателя. Сила, живущая в нём... Инквизитор жаждет прибрать её к рукам, а как? Если Дамус сам ею не владеет, скорее, она — им? Он пытается сжать кулаки — команда не проходит, эмпуратные клешни так не складываются. Он встаёт, подходит к зеркалу и раскрывает грудной отсек. У него, дурацкого Юникронова уродца, не было и не будет ни конджанкса, ни амика эндура. Но он достаточно любопытный, чтобы давным-давно проверить, как запускаются эти протоколы, как выглядит и ощущается раскрытие камеры Искры. Тогда-то у него не было острых когтей и пояснения от Трепана: зачем они. Медленно, плавно расходятся слои металла, обнажая сокровенный зеленоватый свет. Слепит! Сквозь непросохшие потеки омывателя на единственной оптике... Когтями в это сияние, и всё? Нет. Он боится последней вспышки боли и того, что за гранью? Нет. Ему трудно преодолеть базовую директиву самосохранения? Нет. Он не хочет умереть так легко, глупо и бессмысленно? Да. Он кое-что пообещал доктору Трепану — и не сольётся, не солжёт. Наверное, чтобы исполнить обещанное, ему придётся обуздать проклятые аутлаерские способности, а не как сейчас. Надо — он сделает, а Шоквейв со своей Академией, наверное, ему в этом поможет. Но чтобы не забыть, не замотать обещание, не свихнуться с намеченного себе пути... Увидеть — вспомнить, если кто опять залезет в мозги и что-нибудь там, например, сотрёт или перепишет... Глитч сворачивает нежные лепестки сентио металлико, смыкает их вокруг Искры, и сияние немного меркнет. Примеряется к лепесткам-створкам кончиком когтя. Маловато места для имён должников, но два глифа... Цифра 9 и два глифа — поместятся. Царапнул на пробу — Праймас с Юникроном, как же больно-то! Поустойчивее расставил ноги, локтем упёрся в стену с зеркалом, шлемом — в предплечье. И рабочую руку тоже зафиксировал, чтобы не дрожала. Вот так, теперь один лишь коготь двигается: глубоко, отчётливо гравируя штрих за штрихом. «Ауч! Ауч-ауч-ауч!» — вентиляция истошно гудит, оптику снова заливает омываетелем... Но вот и всё. Несколько нетвердых шагов от зеркала, и Глитч валится спиной на платформу. Плачет, смеётся и будто кому приказывает, голосом: — Да не изгладится начертанное, пока этот металл обнимает мою Искру!
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Погода такая, что даже не очень жалко сидеть в офисе. 0 после +25 — жёстко. Лапы ломит и хвост отваливается. Спала, обложившись кошками: то ли помогло, то ли нет...
А Большой Ксерокс гадски полосит. Позавчера начал, подпортил ответственный тираж: заказчики то ли примут, то ли нет. Шеф вызвал мастера. Вчера с утра я запустила пробник — не полосит. Типа, само прошло. Напечатала ещё кучку всякого. В обед пришёл мастер: ковырялся часа три, нашёл и устранил пару неисправностей, ушёл, оставив прекрасно работающую машину. Через час после его ухода полоса возникла снова. Почти (но не совсем) на том же месте. Соринка в бункере с краской, которая даёт этот гадский дефект, то явится, то растворится. Р-Р-Р!
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
То, что в ноябре и даже феврале ощущалось уютной берлогой, в апреле начинает напоминать зиндан... Но если летом настанет пекло, то мне в моём подвальчике снова захорошеет)