Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Англоязычное: archiveofourown.org/series/1270508 Краткое содержание: Дрифт после смерти Рэтчета встречает его двойника, родом с Нового Кибертрона. Который тоже потерял своего Дрифта. Оба смотрят друг на друга как на приведения, а дальше... Ну, честно говоря, про их отношения мне не слишком-то зашло. На той веточке Древа Миров, где обитает Брокенчип, Рэтчет был ярче и решительнее. Ушёл в сопротивление почти с самого начала. Но, увы, не дожил до Великой Перезагрузки( Дрифт, который вынужденно(?) подался в функционеры и где-то там сложил буйну голову? Мне виделось, что он тихо сторчался в своём Тупике, но это не точно. Подумаю.
Авторский взгляд на центральных персонажей мне не очень, но кое-что — вот прям в «яблочко»! Приведу длинную цитату: Сокращённый и чуточку причёсанный гуглоперевод Одно дело — понимать истории двух параллельных вселенных, включая точку расхождения, и совсем другое — осознавать эмоциональные последствия. Рэтчет прекрасно знал, что точка разделения между его вселенной и вселенной Дрифта из Родиона произошла где-то чуть более четырех миллионов лет назад... Мегатрон был переломным моментом. В их вселенной... не было [создано] никакого Мегатрона и, как следствие, [не возникло] никакого движения десептиконов... В глубине души Рэтчет был благодарен за то, что он из своей временной линии. Он не мог представить себе четыре миллиона лет беспощадной войны. Восемьсот лет были гораздо более кровавыми, чем он хотел видеть. Конечно, он знал, что сам вышел из привилегированного положения. Ему никогда не приходилось бояться за свою жизнь так, как это было с первой волной холодно сконструированных ботов. За последние несколько столетий он встретил так много людей, которые никогда не рождались в его временной линии, потому что они были MTO. Но он также встретил так много людей, которые, несмотря на то, что были выкованы, просто отсутствовали в его временной линии. Людей, которые умерли за четыре миллионолетия контроля Функционалистов. Его временная линия была не менее жестокой. Ему просто не пришлось лично наблюдать насилие. Это могло быть проще для него, но это было хуже для общества в целом. Пока кто-то не стал считать, что «общество в целом» означает общества за пределами Кибертрона. Вселенная, которую он оставил позади, была заполнена людьми и культурами, которые отсутствовали в этой новой. Потому что Кибертронская война достигла и уничтожила их. Теперь эти две вселенные были настолько разными, что можно было легко забыть, что когда-то они были совершенно одинаковыми.
*** Рэтчет из Нью-Вапорекса никогда не мог смириться с мыслью, что Мегатрон из Тарна — плохой парень. Он слушал, как Дрифт рассказывал о десептиконах. Что это движение означало для обездоленных при зарождающемся правлении Функционалистов. Как Мегатрон завербовал Дрифта, потому что тот уже проявил талант к убийству, а затем, как он научил Дрифта делать это еще лучше. Это звучало совсем иначе, чем то, что Рэтчет знал о Мегатроне. Его Мегатрон даже не возьмет в руки оружие... Рэтчет хотел простить своего героя. Все совершали ошибки в юности, не так ли? Все начинали с узких взглядов на мир, сформированных обстоятельствами их рождения или создания. Люди учились и совершенствовались на протяжении всей своей жизни, если только они не позволяли себе достичь точки застоя и не закрепились в ней. Под жестоким гнетом функционализма Рэтчет не мог винить Мегатрона за то, что он сам стал немного жестоким. Функционалисты не понимали никакого языка, кроме языка силы. Хотя сам Рэтчет ненавидел насилие, он считал, что еще более неправильно стоять и смотреть, как совершаются зверства. Он посвятил свою жизнь сохранению жизней других. Иногда, чтобы сохранить невинных, он был вынужден отнимать жизни виновных. Но именно в этом и заключалась разница. Автоботы — уроженцы этой вселенной — рассказали жителям Нового Кибертрона, что Мегатрон, их освободитель, их герой, совершил ксеноцид в масштабах, которые все еще поражали разум Рэтчета. Действительно, эта галактика была намного более пустой, чем та, в которой Рэтчет жил до того дня, когда Функционалисты превратили Кибертрон в воина размером с мир и попытались очистить мультивселенную. Дрифт объяснил, что по ходу войны десептиконизм отклонился от своей первоначальной формы и превратился в тиранию, основанную на концепциях механического превосходства и выживания сильнейших. Это были вещи, которые Рэтчет не мог оправдать. Казалось неправильным прощать такие вещи. Если, конечно, обвинения были правдой. Рэтчет отчаянно хотел, чтобы они оказались ложью. Галактическому Совету было явно все равно, что Мегатрон был героем для народа Нового Кибертрона. Они настояли на том, чтобы судить его за его преступления, несмотря ни на что. Рэтчет хотел верить, что Мегатрон пошел на суд, чтобы спасти остальную часть Нового Кибертрона от галактической войны. Акт умиротворения. Последняя жертва во имя мира. Но Мегатрон признал себя виновным по всем пунктам обвинения. Он даже не пытался спорить в свою защиту. Рэтчету было больно думать, что Мегатрон признался во всем, в чем его обвинял Совет. Это было совсем не похоже на Мегатрона, вместе с которым Рэтчет сражался... Рэтчет чувствовал себя виноватым. Он не был уверен, почему. За то, что хотел помиловать того, кто признался в зверствах? Или за то, что не поддержал своего лидера? «Я надеюсь, Проул и остальные ваши лидеры готовы к негодованию, назревающему на Новом Кибертроне. Здесь много людей, готовых пойти войной на Галактический Совет в отместку за то, что они сделали с Мегатроном. И много людей, которые думают, что Автоботы могли что-то с этим сделать, но не сделали».
Типичнейший взгляд ново-кибертронца из тех, кто был рад Перезагрузке!
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Хуманформер Дрифт от breakdownsbuttlights и моя самая удачная попытка нарисовать нава-попаданца Ромигу. Не скажу, что совсем-совсем одно лицо, но один типаж: красивый, странный и стрёмный. Тёмная история, опасные связи и острые мечи прилагаются)
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
В «бешеных железках» меня покорило именно то, что они «бешеные железки»: не люди, хотя до странности похожи. Поэтому я не особо увлекаюсь хуманизациями, режимами органики или голографическими аватарами ТФ. Но иногда цепляет образ или просто очень нравится, как кто-то рисует! У breakdownsbuttlights с Тумблера — два-в-одном.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
С первого на второе: Иду домой с работы. Вернее, идём вдвоём с Сепией, которая перед этим зашла ко мне в офис, но эту часть сна я помню вскользь. Заходим в подъезд, поднимаемся на этаж — вижу, что наружная дверь в квартиру приоткрыта. А я вот прям чётко знаю, что, уходя на работу, я её заперла! Мурашки по хребту, нажимаю на ручку внутренней двери, которую мы не запираем, а только захлопываем. По жизни она открывается внутрь квартиры, но я тяну её на себя, и она подаётся, отворяется... Только за ней точно такая же дверь! Тяну её, и снова под ней такая же. Снова, снова — двери перелистываются, как страницы книги. Среди плотненько-обыденно-реалистичного всего остального эти сюрные двери выносят... Толкаю от себя очередную, пятую или шестую — она отворяется в квартиру. Свет в коридоре не горит, и кошки не встречают, но лампа могла перегореть, а кошки — проспать, с ними бывает. Коридор выглядит обычно. Только в конце, перед кухней, кто-то наставил кучку незнакомых стульев: светлого дерева с красной обивкой. Озираюсь и вслушиваюсь, есть ли кто в комнатах? Вроде, тихо, но... Зову Сепию — понимаю, что её больше нет ни за спиной, ни на площадке. Просыпаюсь от жути жуткой, с мыслью, что, да, я могла стать жертвой розыгрыша или газлайтинга, и это были бы очень оптимистичные варианты! Но двери, двери книжкой, выворачивающееся пространство — полная шиза или Лавкравтофщина...
С третьего на четвёртое: Еду в гости к шапочно-сетевой знакомой, которая недавно купила квартиру. В реалиях сна мы с ней общаемся не только в сети, но и по жизни. Нахожу её новый дом: трёхэтажку серого кирпича: не хрущёвскую, а более ранней постройки. Захожу в подъезд, а первый пролёт лестницы разбит, нужно карабкаться по арматуре. Лезу: на грани моих акробатических способностей. Дальше нормальная лестница, поднимаюсь на верхний этаж. Звоню, захожу, здороваюсь с хозяйкой. Она показывает комнаты, и я отмечаю уютную планировку. В прихожей — целая, красивая метлахская плитка на полу, в комнатах — серенький, не ухоженный, но и не рассыпающийся паркет. — Ну и что ты говорила, что квартира убитая? Заходим во вторую из двух комнат: большую, светлую, три окна на двух стенах. Но там, и правда, протечка во весь потолок. Такая, что возникает мысль, как бы чердак на голову не рухнул. — Это, — говорю, — Ладно. А что у вас с лестницей в подъезде? Как вы там ходите? С сумками, например? Я налегке-то еле влезла! — Извини, забыла тебя предупредить, мы ходим с другой стороны. А с другой стороны — та-да-да-дам! — в серую трёхэтажку под косым углом врезано очень старое, древнее здание. Палаты XII (двенадцатого, прописью) века. Остатки хазарского рынка, а ныне — музей. И когда музей не закрыт, можно ходить через него. Кстати, к этому всему прилагается фрагмент изразцов и три крошечных смешных окошечка в коридоре квартиры. А так же история, как древнее здание по проекту застройки должны были снести, но кто-то отстоял. Однако же новый дом к нему пристроили, воткнули на запланированное место. А теперь, скорее, речь пойдёт о сносе обветшалого жилья. Но мы, мол, не Москва, пока доживём до реновации... А музей — клёвый. Там шикарная коллекция скульптур из белого камня и мрамора в скифском зверином стиле. В нашей реальности я такого не видела, тем более — не трогала руками. И не менее шикарная коллекция этюдов кого-то из передвижников, кто основал этот музей. А также мелкой пластики модерна. Плюс обычный краеведческий набор, но до него я не дошла, зависла возле прилавка с книгами. Спрашивала, есть ли каталог всей местной красоты? — Нету. Пока не издавали. Музей много лет существовал на птичьих правах и общественных началах. Верны себе: вход бесплатный. Но вы приезжайте ещё и друзей приводите...
С четвёртого на пятое: Я просто строила снежную пещеру с друзьями-туристами где-то под Колвицей. То есть, мы наши снежный обрыв и копали в нём нору. По ходу обсуждали, можно ли сделать окошки из прозрачного льда, или будет холодно? Друзья приехали покататься на горных лыжах, я — на обычных. Был какой-то странный обоснуй, почему туда, а не в Хибины, но я его не помню.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Фотки из поселкового чата.
Мозг: Мы что-нибудь сделали на этих выходных? Я: Нет. Мозг: Получается, мы отдохнули. Я: Да как бы тоже нет.
Второго мая мы с Seppia собирались в Кимры: погулять с фотиками над Волгой, полюбоваться остатками прежней роскоши — деревянного купеческого модерна. Мы давно туда собираемся...
Первое мая я провела в ожидаемой прострации и прокрастинации апосля трудовых подвигов на работе. Одним глазком в экран, на виртуальные Кимры, вторым в окно, на ухудшающуюся погоду, третьим... Ну, то есть, обоими в неутешительный прогноз. К вечеру: ой, нет, кажется, мы опять никуда не едем! Ладно, я и в парке погуляю.
Второго утром, слушая, как проливной дождь лупит по подоконнику: не-е-ет, что-то и в парк не тянет. Потом маменька позвонила с дачи и сказала, что у них не дождь, а снег. Много снега! Очень много снега! Деревья легли на провода, и отрубился свет. Я собиралась к ней на третье-четвёртое, а раз уж не поехала в Кимры, почему бы не раньше? Но стала кормить кошек — обнаружила у Марысца раздутую щеку. Посадила зверька в переноску, довезла до вета: «А вот и он, больной зуб!» Плюс антибиотик: уколы — раз в день в течение недели, мирамистин и холисал в кошачью пасть — два раза в день. Вечер — котиньке под хвост! Холисал ещё надо было купить, но, дойдя до аптеки, я потеряла [в собственной сумке] бумажку с назначением и не вспомнила, как это называется. Порулила домой, от греха. Бумажка, конечно, нашлась, а силы на пробежку до круглосуточной аптеки — уже нет.
Утро третьего я начала с аптеки. Купила назначенное. Намазала, куда велели. Марысец — идеальная и гениальная кошка, почти не вырывалась. Я оставила её на попечении Seppia, а себя взяла за шкирку, усадила в машину и порулила к маменьке. Приехала: на участке сугробы, света всё ещё нет. Вечер при походных фонариках и масляной лампе — ничё так. Но холодильник растаял, а со стратегическими запасами из морозилки надо уже что-то решать. Снег-то лежит, но не настолько холодно, чтобы ныкать заморозку в сугроб.
Утром четвёртого стало ясно, что света в ближайшие дни в посёлке не будет. Мужички нашли, где обрыв, но неизвестно, у кого на балансе эти провода, и за чей счёт их чинить? «Россети» говорят, что не их, а СНТ. А потому что кто-то когда-то с кем-то не заключил договор... Сейчас умные люди советуют сдать всю нашу электрику на баланс «Россетям», но пока вопрос открыт... Мы с маменькой съездили в город, купили кое-каких продуктов в расчёте на неработающий холодильник. Вечером сварили часть стратегических запасов, остальное — в Москву. Натаскала в дом дров, сбегала к соседям с генератором, чтобы зарядить телефоны.... Уже собиралась уезжать к Марысцу, когда маменька начала жаловаться на головокружение и попыталась лечь в обморок... Кор-р-осты с подчёсом! Осталась до утра.
Утром пятого, то есть, сегодня, убедилась, что маменька встала и не сшибает углы. Поехала на работу.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
От того же художника, что Дрифт с Рэтчетом. Ник автора на Тумблере: breakdownsbuttlights Мне нравится не буквальная перерисовка, не полное соответствие обликов. Заматерел, запсовел, солиден, грузен и грозен? Способен устроить такую «мирную тиранию», что Мегзу останется только фейспалмить? Да...
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
...каким его редко и недолго можно было увидеть. Почему-то мне грустно оттого, что он навсегда спрятал эти странно-красивые штуковины — антенны? — под шлем-ведро.
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
В первый из двух можно всласть отоспаться и поваляться с планшетиком с текстом, на второй — погулять с фотиком. Можно и совместить, но сегодня победили сон и текст (и немножко домашние дела). А завтра уже обратно на работу, в авралище...
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Тоже мрачно и глючно.
08.02.2025 — Дамус, искорка, просыпайся! — Дамус, искорка, просыпайся! Джойнтер будит воспитанника, как давным-давно. Старается звучать ласково и бодро, только эм-поля свернуты наглухо... У обоих! Дамус на самом деле онлайн. Просто не хочет ни шевелиться, ни активировать оптику. Если верить логам и ощущениям, новые детали успешно встроились в корпус. Дамус чувствует руку Джойнтера на своей правой клешне, как чувствовал бы на руке. Ощущает тепло и лёгкую дрожь чужих пальцев. То, что у него теперь вместо рук и глаз, само по себе в порядке. Не в порядке блок трансформации. Шестерню удалили, все связанные узлы должны отключиться, но что-то там до сих пор коротит и дергает. Система раз за разом обращается к оборудованию, выдаёт ошибку, пытается запустить саморемонт, выдаёт ошибку, и так по циклу. Поломка не из тех, что заживёт, надо бы к медикам, но он сыт кибермедициной по шеврон и выше. Нудная, терпимая боль напоминает о нестерпимой: как разбирали наживую, как тонул в кислоте чужой ненависти... Вспомнил — не удержал эм-поля. — Дамус, искорка, что же они с тобой сделали, — тихо шепчет Джойнтер, тоже не сдержав горя, ужаса и смятения. — Как же ты теперь... — А никак! — почти кричит Дамус, садясь на платформе. — Бес-по-ле-зен! Ни в торговый зал, ни заказы возить. Бесполезный шлак! Зачем меня к вам притащили? Голос — чужой из-за новой конфигурации резонаторов, но это поддаётся калибровке... — Как зачем? Здесь твой дом, Дамус. Твой дом здесь, искорка. Куда ещё тебе возвращаться в беде? Мы обязательно что-нибудь придумаем, найдём тебе дело. Дамус желал бы слышать больше уверенности от наставника. Прошлый-то раз они придумали. Когда обнаружили, что взяли в дом ходячую катастрофу, а не подмастерье. Вроде бы, умненький, бойкий, старательный, а любая работа из рук валится, вокруг постоянно что-то выходит из строя, и чем больше он из-за этого расстраивается, тем хуже. Трепан вытянул из архивов то его спаркское отчаяние, которое опекуны помогли нечувствительно перерасти, найти себя в разговорах с покупателями, потом в музыке... И прийти к полному краху и шлаку! Порченый, проклятый, Юникронова искра... Взгляд волей-неволей липнет к новым манипуляторам. Ну это ж надо! Хоть плачь, хоть смейся! Сейчас видно: его «наградили» не самым уродливым вариантом, а «позаботились», сделали позорные клешни соразмерным корпусу, своего рода изящными штучками. И Дамус слышал анекдоты про спонтанную мутацию цветовой схемы — вот она, пожалуйста. Предплечья сохранили изначальный темно-золотой окрас, клешни — будто поверх того же золота застыла плёнка энергона. Активная краска сама так взялась, логи подтверждают. Богатый, щегольской оттенок — нарочно не подберёшь! Видимые части шлема отблескивают подобным, и вставки на корпусе... Он встаёт, подходит к зеркалу, в комнате есть: большое, аналоговое, проекторы слишком часто ломались... Джойнтер пытается заступить дорогу, продолжает что-то бубнить — Дамус не слушает. Смотрит в зеркало — видит там каонского интера. Вызывающий окрас поверх намеренного увечья, мод для особых извращенцев! Мысль, будто не вполне своя. Как следы и росписи погромщиков в разорённой лавке, мерещится издевательская лыба Трепана. Будто квинтов доктор всё ещё в голове... — Представляешь, Дамус? Файн и твой сенатор передрались из-за тебя. Тебя же привезли в стазис-капсуле и запретили будить до полной интеграции апгрейдов. Вот на слове «апгрейды» Файна сорвало! Я его таким давно не ви... Ремонтники удрали. А сенатор тоже был злющий, как шарк, вот они и сцепились, Крус их еле раскидал. — Было бы, за кого драться. Кому я теперь такой нужен? Джойнтер молча обнимает воспитанника, укутывает ласковой заботой, но боль и отчаяние аутлаера — острые шипы. Опекун отшатывается, будто, правда, напоролся. Смотрит удивлённо-растеряно. Дамус зло ухмыляется ему — ухмыльнулся бы, если б мог... Эм-полей и наклона шлема достаточно, чтобы не лез с утешениями! — Дамус, я... Шоквейв снова здесь и хочет говорить с тобой. Дал понять, не снимает ответственности... Готов оказать помощь. Файн — против, а я решил спросить тебя. Ты — хочешь его видеть? — А пожалуй, хочу! — золотой с фиолетовым мех упирает руки в боки, дерзко вскидывает безликую голову. — Зови его сюда, пусть любуется.
27.04.2025 Сенатор Шоквейв: угрюмый прищур из-под шлема, губы в линию. Излучает гнев и решимость, это хорошо!*** Сенатор Шоквейв: угрюмый прищур из-под шлема, губы в линию. Излучает гнев и решимость, это хорошо! Мерит быстрым взглядом, еле заметно морщится, «зеркалит» позу... Нет, если он сейчас начнёт жалеть и утешать, Дамус точно опробует когти на чьей-то лицевой! — Дамус, с тобой сотворили недолжное, а я не смог ни предотвратить, ни отбить тебя у них, — прямой взгляд в оптику, предельно сухая констатация факта. Дамус молчит, держит взгляд, чуть склонив шлем. Не дождавшись ответа, сенатор продолжает. — Но я по-прежнему на твоей стороне, друг. Я помогу тебе исправить... Всё, что поддаётся исправлению. Дамус молчит. По корпусу гуляет мерзкая вибрация, отзывается резонансами в системах — до слышимого гула и дребезга, будто у развинченного мусорного дрона. — Ты намерен добиваться обжалования, отмены приговора и реконструкции? — спрашивает Шоквейв. Дамус молчит. Ноет Искра, коротит блок трансформации, сводит челюсти — фантомно. — Или, хочешь, я отправлю тебя на Парадрон, оплачу клинику и чистые документы? Чтобы ты начал жизнь в колониях заново? Даже так? Дамус отвлекается от унылой самодиагностики на щедрое и неожиданное — в процессор такое не приходило — предложение. Молчит, думает. Сенатор не торопит. — Я бы хотел, — проклятие, дальше его речь льётся мимо воли, тем самым голосом, что уже стоил Дамусу — почти всего. — Я намерен остаться собой, на Кибертроне. Ну, да, это правда: чего Искра просит. И очередь Шоквейва молча склонять шлем, а что ему остаётся? Дамуса отпускает, он уже не вещает — спрашивает с робкой надеждой. — Как ты думашь, Шоквейв, отмена приговора возможна? Ты вообще-то знаешь восстановленных после эмпураты? Сенатор морщится. — Да, я видел такие отмены и восстановления. Давно. А получится ли у нас с тобой? Не попробуем, не узнаем. Предвижу сложности, поэтому насчёт Парадрона — по-любому остаётся в силе. — Спасибо, но... После Трепана во всём видится подвох, и Дамус не сдерживает горечь. — Зачем тебе это, Шоквейв? Я был нужен тебе как часть твоей агитационной программы. Все эти концерты по городам, чтения... И что ещё группа поддержки мутила за моей спиной? А теперь мне запретили публичные выступления, запретили говорить и петь — и зачем я тебе? Сенатор впервые за разговор позволяет себе улыбнуться, чуть смягчает тон: — Да мало ли, зачем? Пригодишься! — тихо смеётся. — Станем ли мы чинить тебя законным путём или не совсем законным, а это потребует времени. Предлагаю провести его с пользой и в безопасном месте. Да, я уже понял, что с Кибертрона мне тебя не услать... Двери Академии имени Джиаксуса открыты для тебя. Запишу по квоте на подготовительные курсы. Согласен? Шоквейв уже звал его в свою Академию, но не настойчиво, вскользь. Все понимали: с концертной деятельностью учёба там не сочетаестя. Теперь — другое дело. И это, наверное, правильно: освободить Джойнтера и Файна от заботы о себе? От изобретения работ, посильных для эмпуратника? От неудобного, а то и опасного соседства с глючным аутлаером? Дамус обводит взглядом комнату, где прожил большую часть спаркства. Эти стены давно ему тесны, и даже после ошеломительного краха он не желает замыкаться в них. Но есть одно «но». Он не желает — а согласно приговору и права не имеет — объяснять поклонникам айаконского музыканта, за что приговорили. Почему он больше не поёт... Сенатор только что подал одну хорошую идею. — Шоквейв, ты можешь записать меня в Академию под псевдонимом? — Ты хочешь именно псевдоним, а не полную смену личности? — Да, псевдоним. Я всё-таки хочу оправдаться по суду. — Устав Академии позволяет учиться инкогнито. Ты уже придумал, как тебя будут звать? — Глитч... Глитч из Тарна! — Глитч? Дамус, ты уверен, что это хорошая.., — надлинзовые щитки сенатора ползут под шлем. Да, было время, Дамус лез в драку за прозвище-обзывалку! Но когда его ломали, от тех, кто ломал, ругательное словечко звучало внезапной отрадой. Когда у Трепана и Лоуба один за другим горели ремонтные дроны... — Да, я уверен. — А почему из Тарна? Ты же совсем не похож на тарнийца? — Подальше от Айакона... Ну не из Каона же? — Дамус жеманно изворачивается, подносит кончики когтей к несуществующим губам, смотрит через плечико. Ого! Сенатору хватило выдержки не очень сильно от этого шарахнуться. — Дамус... — Глитч. Зови меня так, иначе запутаемся. — Друг мой! Я знаю, в чьих руках ты побывал, и мне намекали, что они могут. Но... Я уверен, твоей искре хватит жара, чтобы перековать этот металл, как нужно тебе. Тебе, Дамус... Глитч... Как тебе нужно, а не оплавкам, кто напихал тебе скраплетов под шлем. Всё-таки Шоквейв — мастер формулировок. Трепан именно что «напихал скраплетов под шлем», и паразиты не остановят свою разрушительную работу, пока не... — Глитч! Мало ли на Кибертроне городов? Почему ты выбираешь именноТарн? Вот же зануда, докопался! — Ах, да, ты сам оттуда. И ты, кстати, тоже не похож на типичного... Но я — не поэтому, — встает опять руки в бока, прогоняет цикл усиленной вентиляции. — А потому что Дамуса, которого ты знал, в Тарне убили. Запытали насмерть, чтобы выведать твои, Шоки, грязные секретики! Казнили и растворили в кислоте, так что ни болтика от него не осталось... Его убили, а меня выковали. И ни ты, ни я ни квинта не знаем пока этого меха. А перекраситься-то — перекраситься ерунда, это ты сам знаешь. Как думаешь, тарнийские ржавчина и пепел пойдут мне больше золота с энергоном? На словах про пытки и секреты оптика Шоквейва расширяется. Но он даёт собеседнику договорить, не перебивая. Кажется, ни разу Дамус не видал сенатора таким сдержанным и в таком гневе одновременно. — Значит, не только эмпурата? Я сотру их в порошок! Дамус ухмыльнулся бы, Глитчу — нечем. — Не тронь Трепана и Лоуба, они мои должники. Займись Советом, Шоквейв. Я не знаю, как, но лиши их права судить от лица Праймаса! А если оплавкам это право дороже жизни... Глитч не договаривает: «Убей их всех!» Для законопослушного музыканта, каким он был вчера, это за гранью. Для будущего студента Академии... Шоквейв медленно кивает: услышал, понял недосказанное, согласен. А сможет ли? Трепан посеял сомнения в силе и влиянии сенатора. Сеял — в искренности, но в ней-то Дамус-Глитч не сомневается. Он с активации обострённо чувствовал ложь, фальшь. Тоже одно из его проклятых аутлаерских свойств. Полуосознанно избегал тех, чья сокровенная музыка лажала — вероятно, уклонился от многих неприятностей. Пока не влетел, как в стену, в невыносимо прекрасного, кристальной цельности фанатика — Девятого... А с Шоквейвом хорошо: его ноты пронзительно чисты. То есть, не то, чтобы Шоквейв Дамусу никогда не врал, не крутил, не умалчивал о важном! Трепан поднял из архивов всё. Но по большому счёту музыка Искры, высказанные намерения и дела сенатора Шоквейва не расходятся друг с другом. А ещё только сейчас дошло: сенатор и Совет лютые враги уже давно. Суд, эмпурата, все издевательства над протеже Шоквейва — удар, который сенатор пропустил. Оттого он в бешенстве, но сдерживатся при пострадавшем... Шоквейв осторожно, будто может обжечь или обжечься, кладёт ему руку на плечо: — Глитч, мне потребуется несколько циклов, чтобы соблюсти все формальности и заселить тебя в кампус Академии. Файн и Джойнтер приглядят за тобой. Пожалуйста, не создавай лишних проблем ни себе, ни им. А если тебе понадобится медик... Медик нужен, но Глитч решил пока на это забить. — Я очень благодарен тебе, сенатор Шоквейв. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне надо побыть одному, — голосом, и сенатор выходит вон, оптикой не мигнув! Глитч тупо пялится ему в спину и ещё несколько кликов — на закрывшуюся дверь. Потом садится на платформу и хохочет, как безумный, навзрыд, заливая новенький фейсплейт ручьями омывателя. Сила, живущая в нём... Инквизитор жаждет прибрать её к рукам, а как? Если Дамус сам ею не владеет, скорее, она — им? Он пытается сжать кулаки — команда не проходит, эмпуратные клешни так не складываются. Он встаёт, подходит к зеркалу и раскрывает грудной отсек. У него, дурацкого Юникронова уродца, не было и не будет ни конджанкса, ни амика эндура. Но он достаточно любопытный, чтобы давным-давно проверить, как запускаются эти протоколы, как выглядит и ощущается раскрытие камеры Искры. Тогда-то у него не было острых когтей и пояснения от Трепана: зачем они. Медленно, плавно расходятся слои металла, обнажая сокровенный зеленоватый свет. Слепит! Сквозь непросохшие потеки омывателя на единственной оптике... Когтями в это сияние, и всё? Нет. Он боится последней вспышки боли и того, что за гранью? Нет. Ему трудно преодолеть базовую директиву самосохранения? Нет. Он не хочет умереть так легко, глупо и бессмысленно? Да. Он кое-что пообещал доктору Трепану — и не сольётся, не солжёт. Наверное, чтобы исполнить обещанное, ему придётся обуздать проклятые аутлаерские способности, а не как сейчас. Надо — он сделает, а Шоквейв со своей Академией, наверное, ему в этом поможет. Но чтобы не забыть, не замотать обещание, не свихнуться с намеченного себе пути... Увидеть — вспомнить, если кто опять залезет в мозги и что-нибудь там, например, сотрёт или перепишет... Глитч сворачивает нежные лепестки сентио металлико, смыкает их вокруг Искры, и сияние немного меркнет. Примеряется к лепесткам-створкам кончиком когтя. Маловато места для имён должников, но два глифа... Цифра 9 и два глифа — поместятся. Царапнул на пробу — Праймас с Юникроном, как же больно-то! Поустойчивее расставил ноги, локтем упёрся в стену с зеркалом, шлемом — в предплечье. И рабочую руку тоже зафиксировал, чтобы не дрожала. Вот так, теперь один лишь коготь двигается: глубоко, отчётливо гравируя штрих за штрихом. «Ауч! Ауч-ауч-ауч!» — вентиляция истошно гудит, оптику снова заливает омываетелем... Но вот и всё. Несколько нетвердых шагов от зеркала, и Глитч валится спиной на платформу. Плачет, смеётся и будто кому приказывает, голосом: — Да не изгладится начертанное, пока этот металл обнимает мою Искру!
Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Погода такая, что даже не очень жалко сидеть в офисе. 0 после +25 — жёстко. Лапы ломит и хвост отваливается. Спала, обложившись кошками: то ли помогло, то ли нет...
А Большой Ксерокс гадски полосит. Позавчера начал, подпортил ответственный тираж: заказчики то ли примут, то ли нет. Шеф вызвал мастера. Вчера с утра я запустила пробник — не полосит. Типа, само прошло. Напечатала ещё кучку всякого. В обед пришёл мастер: ковырялся часа три, нашёл и устранил пару неисправностей, ушёл, оставив прекрасно работающую машину. Через час после его ухода полоса возникла снова. Почти (но не совсем) на том же месте. Соринка в бункере с краской, которая даёт этот гадский дефект, то явится, то растворится. Р-Р-Р!