Ой!

Голова пухнет от жары. Пора в Хибины...

@темы: жисть

---

История с фотографией

Наклюнулась рассказка по мотивам «Тайного Города» В. Панова.
Она же — исправленная и дополненая. Продолжение следует. Обоснуи приветствуются :-)

Москва, около 15 лет назад.
--------------------------------------------------------------------------------

Начало

Семёныч:
Портретной съёмкой Семёныч занимался смолоду, и она ему ужасно надоела. Вообще последние годы почти не снимал сам: печатал для других. Слыл большим мастером в этом деле. Зарабатывал на хлеб с маслом…
Но с первого взгляда на нового заказчика – так и подмывало уговорить того на фотосессию. Молодой: лет двадцати с небольшим на вид. Аристократическое лицо, тёмные глаза и волосы. Очень высокий, худощавый. Держался удивительно прямо для такой «коломенской версты» и для своего, в большинстве, расхлябанного поколения. В безукоризненном костюме. Весь, от стрижки до ботинок – образец элегантной, не показной роскоши.
Семёныча ни в каком смысле не пёрло от красивых мальчиков. Фотографировать ему было интереснее зрелых людей, чья жизнь отпечаталась на лицах, добавила глубины глазам. А в постели Семёныч любил баб-с. Знал толк. Хотя сейчас уже предпочёл бы самой роскошной фемине – говорящую лягушку... Мелькнуло: «Этот – из мира, где они возможны. И по батюшке его там – Кащеевич!» Сквозь лощёный облик юнца просвечивала древняя, могучая, предельно чужая сила: «Захочет – голыми руками порвёт, сожрёт, костей не выплюнет». С чего такая глупость стукнула в голову? С чего мурашки по спине? Фотограф прожил на свете почти семь десятков лет. Довольно извилистых. Имел основания доверять своему чутью на опасных людей и ситуации. Вздохнув, отказался от мысли предложить гостю услуги портретиста. Подавил желание вовсе его выпроводить – исключительно из-за сомнений в успехе.
Пауза затянулась. Сумрачный, какой-то очень понимающий взгляд сверху вниз, лёгкая улыбочка визитёра. Раз – и жуть исчезла без следа. «Что это было?» Уверенное, но деликатное рукопожатие:
- Меня зовут Роман. Мне сказали, вы лучший фотопечатник в этом городе. Работаете на заказ. Сделаете нам, пожалуйста, фото для научного отчёта. И несколько штук форматом побольше. Чтоб не стыдно показывать на международной конференции. Давайте сначала, на пробу, вот эти…
Достал плёнки. По тому, как парень держал их в руках, Семёныч угадал коллегу – фотографа. Включил просмотровый стол, взял лупу. Руины, раскопы, мерные рейки: что-то археологическое. Отличного качества негативы – одно удовольствие с такими работать. Это примирило старика с их странноватым хозяином. Пока Семёныч рассматривал плёнки, гость отступил к стене, сплошь увешанной фото. Авторства самого Семёныча, его друзей и клиентов, с дарственными надписями и просто так. Освещение в довольно большой комнате – только от просмотрового стола, да от слабой лампочки в противоположном углу. Что любопытный смог разглядеть, осталось для Семёныча загадкой. Но зажечь верхний свет один не предложил, другой не попросил.
Потом они обсуждали пожелания по каждому кадру. Потом договаривались о цене. Потом Семёныч угощал молодого коллегу чаем с пряниками. Под милейшую беседу о фотоаппаратах и объективах – Роман знал в них толк и умело поддерживал тему – старик почти забыл неприятные ощущения начала встречи. Нормальный парень, с понятием. Все бы такие заказчики ходили!

Ромига:
Семёныч оказался ещё забавнее, чем про него рассказывали. Приличные для чела магические задатки, но полный неуч. Словил волну тёмной энергии от нава. Сам не понял, что почувствовал: испугался, засуетился… Замаскировать свою сущность и успокоить старика оказалось куда проще, чем торговаться с печатником – шасом. В лаборатории которого Ромига сегодня едва не вынес дверь, хлопнув ею на выходе. Сперва думал, зря: второй раз торговаться будет ещё хуже. Потом знакомые по экспедиции челы подсказали этого Семёныча. Который, в итоге, озвучил расценки – в четверть шасских. А уж того, что нав планировал дальше, из шаса достать почти не возможно. За разумные деньги…

Семёныч:
Ворчал про себя: «Вот как чувствовал: не надо браться! Не заказ, а лавина переделок». Вторая встреча, первая версия отпечатков. Роман смотрит, морщится:
- В принципе, нормально. Беру и оплачиваю, как договаривались. Только мне нужно контрастнее. Но чтоб света и тени не пропали… Вот тут – светлее, а тут – наоборот затенить. Маской, и край помягче…
- Да хорошо же, как есть!
- Но будет лучше, сами видите!
Семёныч видел. Понимал, какого класса работы требует Роман: сами пожелания много говорили об уровне молодого фотографа. Семёнычу в голову б не пришло так возиться с заурядными – ладно, очень хорошо отснятыми – техническими кадрами. Но готов был блеснуть мастерством: лишь бы ценили и платили.

Третий визит:
- Это опять не совсем то, что нужно. А сроки поджимают. Пока пробы, пока я смотрю, пока вы переделываете. Можно поприсутствовать в процессе?
Обычная просьба: за дополнительную плату. Семёныч согласился:
- Приходите завтра с утра.

В начале Роман тихо сидел, где ему было указано, только чернющими своими зенками ловил каждое движение печатника. Жутковатый взгляд, но не до того: привычная и любимая работа захватила Семёныча. А парень наблюдал за рождением фотографий – как кот за разделкой рыбы. Через полчаса начал задавать вопросы. Сперва – только по делу: грамотные, профессиональные. Потом – за жизнь. Втянул старика в зыбкий, скользкий разговор. Легонько дёргал за ниточки эмоций, играл настроением, раскручивал, заводил. Исподволь влился в работу, взял на себя подсобные операции. В какой-то момент уже печатник с восторгом, изумлением и ревностью наблюдал за самозванным ассистентом. В скудном рубиновом свете Роман казался ожившей тенью, гибким силуэтом, вырезанным из темноты. Лицо стало резче и старше, веселее и злее. Стремительный, лёгкий, безошибочный танец длиннопалых рук над кюветами с фиксажом и промывочной водой стоил того, чтобы посмотреть.
- Роман, я вижу: вы сами всё прекрасно умеете? Чего ко мне пришли?
- Лабы нету. А из университетской меня выгнали. Шваброй, - глаза заискрились весельем, длинные губы растянула хищно-довольная улыбка.
- То есть, как?
- По загривку. Ну не убивать же их было? Я ушёл и больше туда не хожу.
- За что шваброй-то?
- За всё хорошее… Михаил Семёнович, я, на самом деле, снимать умею, а печатать – только учусь. Вы – мастер. Готов платить вам за уроки, сколько скажете.
- Учеников не беру! Из принципа, – угрюмо буркнул Семёныч, избегая прямого взгляда. – Хотя… Поассистируй неделю, помоги сделать заказы, потом поговорим. Мне кажется, ты шустрый: за неделю разъяснишь все мои секреты. А хлеб отбивать не станешь. У тебя ведь в жизни хватает других интересных дел?
- Хватает, - Роман рассматривал что-то археологическое на одном из промытых отпечатков.
- Может, свет зажечь?
- Не… Потом посмотрю… Так когда приходить?
- Завтра с утра, как сегодня – если время есть. И оденься попроще: нечего мне тут костюмом пыль собирать и в реактивы макаться.
- Время у меня есть. А пыли у вас нету: почти. Договорились.

Семёныч ехал домой, чувствуя себя счастливым и довольным выжатым лимоном. Удивительно плодотворный день, отличный помощник. Хотя парень не прост. То что напугало Семёныча при первой встрече, никуда не исчезло. Спряталось: вроде, из вежливости, а уши всё равно торчали. «Хрен с ним, так даже интереснее!» - сам удивился бесшабашности своих мыслей, - «Дедушка старый, ему всё равно, да?». А ещё Семёнычу казалось, он где-то встречал этого Романа – или кого-то очень похожего.

Ромига:
«Отлично! Старика даже почти не пришлось уламывать: ни уговорами, ни магией». Нав шагал к Цитадели пешком. Сперва высматривал укромный уголок, чтобы построить портал. Но на ходу хорошо думалось, да и тёплый сентябрьский ветер был славным попутчиком. Что такое пара-тройка кварталов для лёгких, привычных к путешествиям ног? Прогулка. А подумать – было о чём.
За день в лаборатории Семёныча нав узнал больше, чем мог вычитать в книжках и журналах по фото. Да и болтать с забавным челом было приятнее, чем прорываться сквозь занудный слог (хуже только у эрлийцев!). Ромига окончательно уяснил, какое оборудование закажет шасам – когда будет собирать свою новую, лучшую в этом городе фотолабораторию. Увидел в исполнении парочку интересных приёмов: взял на вооружение. Всё шло по плану.
Но был ещё сюрприз. В человских технических книжках – ни слова про колдовство. А Семёныч ворожил. Сам, похоже, не осознавал, что строит арканы. Слабенькие, узкоспециализированные. На крохах энергии, кажется – на мутной для нава магии мира. Однако очень эффективные. Потому Ромига намерен был прицепиться к старому фотографу всерьёз и надолго: насколько того хватит. «Хорошо б, на подольше! Сохранился Семёныч для своих лет и генстатуса хорошо, но если будет активно колдовать, а я ему в этом помогу… Кстати, надо прикупить горшочек с зелёной энергией, на завтра».
Нав был, по меркам своей расы, молод – и патологически любопытен. В прямом смысле: его любопытство с завидной регулярностью угрожало чьей-нибудь жизни и здоровью. Чаще – тех, на кого было направлено. Иногда его собственным: только прочность навского организма выручала. Ромига не искал риска ради риска – считал подобное несусветной глупостью – но по краю ходить любил.
Фотография в данный момент казалась ему самым мирным и безобидным из собственных интересов. Пока простая и понятная человская технология не пересеклась с дикой и непредсказуемой человской магией. Тут уже опыт подсказывал: можно ждать всякого.
А интерес был давним: как говорится, ab ovo. Ромига знал, хотя и не слишком накоротке, Фокса Тальбота. С Нисефором Ньепсом его связывала почти дружба. А также – неприятный розыгрыш со стороны чела, первый в жизни нагоняй лично от Сантьяги и жирный счёт из Службы Утилизации… Позже Ромига освоил метод наследника и соперника Ньепса – Луи Даггера. Но не проникся: картинки ртутью по серебру – слишком статично, холодно, светло. За хорошие деньги продал всё оборудование и реактивы знакомому шасу (пострадавшая дверь – в лабе его внука), а сам охладел к светописи на годы...

Продолжение 20.11.09

Утром, без пяти десять, нав подошёл к проходной НИИ, где официально была «прописана» фотолаборатория. Семёныч как раз миновал турникеты. Ромига окликнул его:
- Эй, подождите меня!
Протянул в окошечко свой человский паспорт, достав из кармана «паркер», оставил изящный росчерк в журнале, рядом с каракулями вахтёрши. Исподволь наблюдал за Семёнычем. Лицо чела было с утра ещё вялым и сонным: «сова». Но глаза уже пробудились: вот прямо сейчас явно рисовали вокруг Ромиги и вахтёрши кадрировочную рамку. Небольшой шаг в сторону: сменить ракурс – не то. Ещё одно перемещение в пространстве: а вот так – кадр. Камеры у старика с собой не было, он фотографировал глазами, упражнялся: как воин выполняет ката. Хотя более безобидного, не воинственного существа даже среди челов – поискать: отставная вохровка в стеклянной будке, с педалью от турникета – опаснее… А магическая сущность Семёныча почуяла и осторожно, изучающе потянулась к тому, что лежало у нава в кейсе. Даже простое наличие рядом артефакта с подходящей энергией явно поднимало фотографу настроение, придавало бодрости… Ромига спрятал ручку и паспорт, посмотрел на часы на стене: 09.58. Семёныч заметил его взгляд:
- Ты пунктуальный, хорошо.
- А также аккуратный, понятливый, умный. И очень скромный, - заговорщически подмигнул Ромига.
Но в отличие от вчерашнего дня, Семёныч не поддержал шутливого тона, напустил на себя строгость:
- Молчаливый и покладистый. Во время работы внимательно слушаешь всё, что я говорю, смотришь, что я делаю, поддакиваешь, запоминаешь. Повторяешь, если спрошу. Если чего не понял, задаёшь вопросы. Для бесед на вольные темы – перерывы на еду. Пока – так.
- Как скажете.
Ромига не впервые сталкивался с попытками челов его «построить». Обычно эти попытки его злили или смешили, иногда – одновременно. Нав умел скрывать свои эмоции: за бесстрастной маской, за ироничной улыбочкой – по обстоятельствам. Умел, изображая подчинение, крепко садиться на шею. На этот раз он оценил мягкую, доброжелательную – и очень уверенную силу, ставящую его на место. Приятно удивился: тоже, естественно, не подав вида. В лифте, пока поднимались на нужный этаж, задумчиво рассматривал розовую плешь, обрамлённую седым пухом: макушка Семёныча приходилась ему по нагрудный карман пиджака. Фигура чела, и смолоду, видимо, скорее хлипкая, чем спортивная, расплылась от возраста и сидячей работы. Когда шли по коридорам, стала заметна хромота: последствие давней травмы? Однако ни скованности, ни одышки. В начале первой встречи чел показался Ромиге дряхлым, усталым от жизни, будто пылью присыпанным. Сегодня ему гораздо больше подходило слово «пожилой», чем «старый». Ох уж эти возрастные градации младших рас…
Семёныч повозился с ключами, шагнул в комнату. Прошёл к столу в дальнем углу, выложил из пакета пряники и ещё что-то к чаю. Зажёг бра над столом. Нава слегка царапнуло: «Большая комната освещена только светом из коридора. Челы плохо видят в темноте. Тем более, с солнечной улицы: пока глаза не привыкли». Самому Ромиге было с самого начала очень уютно в двух комнатах с одним наглухо зашторенным окном, тёмными стенами и минимумом простой, но добротной мебели…
- Проходи!
Ромига поставил кейс в угол под вешалкой, снял и аккуратно повесил на «плечики» пиджак. Более свободный покрой костюма и чёрная водолазка – вместо рубашки с галстуком – единственная уступка вчерашнему указанию одеться попроще.

Семёныч:
«Вот ведь пижон! Точно заставлю тебя гонять пыль по углам». Но пока – много других дел. Контакты с негативов: задачка без хитростей, на терпение и аккуратность. Понаблюдав за Романом вчера, Семёныч не сомневался: парень блестяще справится. Объяснил, что печатать. Показал, где брать всё нужное для работы. Поднапустил строгости:
- Очень важно! Откуда взял вещь – туда поставил. Каждая железка и стекляшка у меня знает своё место. Станешь путать – два предупреждения, на третий раз выгоняю.
- У меня хорошая память, - улыбнулся ассистент. – Фотографическая.
Семёныч с замиранием сердца ощутил: будто вздыбилась шерсть на спине чёрного зверя, который лишь по собственной прихоти позволил ему вести себя на поводке. Раз позволил – старик не собирался давать слабину. Как, впрочем, и нажимать не по делу. Улыбнулся в ответ:
- Хорошо бы. Постарайся до обеда закончить с контактами. Если не придут с чем-нибудь срочным, вечером спокойно попечатаем твою археологию. Осталось самое интересное: большой формат, - и ушёл за просмотровый столик.

Ромига:
Работа была простая и однообразная, а значит – совсем не мешала наву прощупывать пространство и анализировать полученную информацию. Семёныч в соседней комнате явно что-то мудрил, и снова любопытное, с налёту не поддающееся расшифровке. Впрочем, Ромига решил посвятить первые несколько дней изучению очевидной и понятной стороны его деятельности: технической. А за остальным – просто наблюдать. Не факт, что сильному и умелому магу вообще нужно осваивать самодельные арканы из разряда: «голь на выдумки хитра».
Настроение было отличным, дело спорилось, нав даже начал тихонько насвистывать какую-то бравурную мелодию. Слуха у него не было. Знал, многие челы нервно относятся к свисту в помещении: типа, дурная примета. Опять же, велено было молчать. «Одёрнет? Не одёрнет?» Но погруженный в вычерчивание каких-то схем Семёныч не обращал внимания. Пару раз подходил: проверить, как движется работа. Одобрительно хмыкал и возвращался к своим изысканиям. Время до обеда пролетело незаметно.

Продолжение 27.11.09

Институтскую столовую можно было найти по запаху. Не самому мерзкому из тех, что Ромиге случалось обонять в человских едальнях. Но если бы речь шла только об удовлетворении голода, нав предпочёл бы смотаться порталом в какое-нибудь приличное место. Не хотел прерывать наблюдения: пошёл обедать вместе с Семёнычем.
- Наша столовая – хорошая. Директор бдит, шугает поваров. Я много лет здесь обедаю, и ничего: желудок в полном порядке. А вот у сына на работе – ужас. Готовят на машинном масле, посуду не домывают, тараканы – стадами. Говорил ему: не ешь котлет, если они зелёного цвета, бери варёное мясо…
Наву вспомнилась довольно-таки «бородатая» тайногородская шутка. Будто особое проклятие Азаг-Тота лежит на местах, где челы – пролетарии физического и умственного труда – едят в перерывах между работой. Дабы не иссякла в них вовек Гиперборейская ненависть. В самом деле: каким образом все эти горе-повара исхитряются даже из более-менее нормальных продуктов готовить несъедобную и жутко невкусную гадость? Зачем несколько лет специально учатся этому в своих кулинарных техникумах?
- Михал Семёныч, вы пытаетесь испортить мне аппетит? Всё равно не получится. К нам в экспедицию в этом году прибился студент-медик. Очень любил перед едой рассказывать про анатомичку, думал, ему больше достанется…
Особо трепетные челы нервничали уже с этого места. Старый фотограф остался невозмутим, как слон:
- Я снимал одно время для криминалистов. Стол у них был один: где работали, там же обедали, - и хитро посмотрел на ассистента.
Ромига ухмыльнулся. Вообще-то он мог достать подобным разговором самого крепкого чела (и большинство прочих генстатусов). Даже не колдуя. Исподволь, особой интонацией подстегивать воображение собеседника, чтобы оно подкрепляло слова яркими картинками, запахами, осязательными ощущениями. Проверено: через некоторое время «клиент» будет готов. Нав вспомнил того студентика, блюющего в кустах: после обеда, ага. Ухмылка стала шире и злораднее. Мог бы развлечься и теперь, но не имел резонов доводить Семёныча. Наоборот, собирался поддерживать старика в наилучшей форме. Потому промолчал.

Подгадали удачное время: почти без очереди. Взяли подносы: «Фу, сальные!» Ромига обозрел букетики мятых аллюминиевых ложек и вилок, даже трогать не стал. Подошли к раздаче. Семёныч выбрал борщ, пюре с котлетой, стакан компота. Светски улыбнулся пышнотелой краснолицей блондинке за кассовым аппаратом – та засияла.
Нав пробежал глазами меню, выставленные рядком тарелки, принюхался к запахам, доносящимся из больших кастрюль: «Вот тут, кажется, более-менее похоже на еду». Вторая работница общепита, копия кассирши, но помоложе, ухватисто шуровала половником в борще:
- Супчику? Второго?
- Положите мне, пожалуйста, три порции поджарки и тушёные кабачки: одну порцию. Супа – не надо. Хлеба – не надо. Морс клюквенный? Он у вас, правда, из клюквы? Давайте.
Повариха смерила взглядом длинную стройную фигуру, широкие плечи, обтянутые чёрной водолазкой:
- О, какой хищный молодой человек.
- Вы даже не представляете, насколько, - ответил, вроде бы, тоже с ноткой игривости, но повариха сразу передумала расспрашивать, новенький он тут или командировочный. Что и требовалось. Отбелённые искусственные кудряшки в сочетании с маслеными глазками, широким лоснящимся лицом и плохо сложенным, непропорционально располневшим телом вызывали у нава примерно такие же эмоции, как столовые приборы из аллюминия.
Расплатился, присел за столик к Семёнычу. Недовольно отметил про себя липкий пластик в полосах от не чистой тряпки, которой тут вытирали. Запустил правую руку в карман брюк, левой почесал кончик носа, прикрывая губы. Прошептал заклинание – в пальцах возникла изящная складная вилка. Достал её из кармана, раскрыл. Попробовал содержимое своей тарелки: «Мясо приготовили свежее, и то ладно. Пожалуй, одного эксперимента достаточно: не стану соревноваться во всеядности с осами, буду уходить на перерыв».
Посмотрел на Семёныча: старик с видимым удовольствием прихлёбывал бледно-розовый борщ. Ромига мрачно взялся за свою порцию и очистил тарелку как можно быстрее: организму нужно топливо, а изысканные вкусовые ощущения – в другой раз.

Семёныч:
От старика не укрылось, как корёжило и воротило Романа от столовской стряпни и обстановки, которые сам Семёныч искренне считал нормальными. Питаться ассистент, видимо, привык в дорогих ресторанах. Или дома, где на стенах висят портреты прадедов – графьёв? Фотограф знавал подобных людей, даже целые семьи, хотя с каждым поколением их оставалось всё меньше. «Прежние» нередко находили пристанище в науке, в том числе – связанной с экспедициями. И были в «полях» столь же стойкими и неприхотливыми, сколь в городе – щепетильными. Многое в облике и повадках Романа напоминало их, но доставать вилки из пустого кармана «обломки царизма» не умели, факт. И не исходило от них такого пьянящего аромата опасных тайн, который, на самом деле, к запахам и обонянию не имеет касательства. А что касается тайн, память с утра подсовывала давнюю историю… Обрывок истории: без начала, конца и ясного смысла.

Продолжение 5.12.09

В апреле пятидесятого в жизнь Семёныча – тогда просто Миши – ворвалась женщина-весна, женщина-стихия. Зеленоглазая блондинка нечеловеческой красоты. Век не забыть, как она впервые появилась на пороге его фотоателье: золотисто-зелёный силуэт в лучах солнца, нежный голос, звонкий смех. Назвала себя: Люда. Его стала звать: «мой глупый фотограф».
Он прошёл фронтовыми дорогами. Вернулся живым, хотя и с покалеченной ногой. Чувствовал себя бывалым и бравым. Освоил ремесло фотографа, обустроился на бойком месте. Привык к женскому вниманию, к сладкой возможности выбирать из многих – лучших. Пользовался, чего греха таить.
Люда сама выбрала его, в этом не было сомнений. Снизошла. Даже на пике бурного романа Семёныч сознавал: такая женщина вряд ли задержится рядом с хромоножкой из фотоателье. Наслаждался мигом блаженства. Боялся думать, чем закончится головокружительный полёт на крыльях страсти.
О, как восхитительно, высокомерно улыбалась она, когда глупый фотограф пытался развлекать её простенькими фокусами. Смеясь, обещала научить настоящему волшебству. А он, дурак, верил. Потому что даже с закрытыми глазами видел исходящее от любимой изумрудное сияние. Чувствовал: рядом с Людой душа и тело полнятся буйной, хмельной, свежей, как весенний лес, силой. Невозможное становится возможным. Отвыкнуть от этого потом оказалось труднее, чем утолить тоску по чаровнице.
Она не ушла, как полагается по законам жанра. Их связь закончилась внезапно и странно. Обычный рабочий день фотографа, согретый мыслями о любимой. Он думал о свидании вечером, предвкушал, парил в небесах – и вдруг очнулся обеими ногами на земле. Безумную влюблённость будто выключили. И муторное ощущение, памятное с войны. С Людой – беда? Что с его чувствами – второй вопрос, хотя он, кажется, догадался…
Несколько раз набирал знакомый номер. Отвечали чужие голоса. Просил: «Позовите Люду!» Его недоумённо переспрашивали: «Какую?» На попытки объяснить говорили: «Вы ошиблись, здесь такая не живёт!» - и вешали трубку.
Времена были суровые. Слишком яркая внешность, странные слова и поступки Люды, по разумению глупого фотографа, могли довести её до неприятностей. Семёныч годы спустя помнил свой тогдашний страх: «Пропала зазноба. Заканчивай искать её: молись, чтобы самого не нашли!»
Но у него был ещё один телефон. Люда записала своей рукой, объяснила, что спросить и как должны ответить: в лучших шпионских традициях. Семёныч до вечера колебался, но идя домой, всё же набрал из автомата номер «Вадима, который торгует из-под полы волшебными вещами». Дозвонился. Договорился о встрече на следующий день, благо выпало воскресенье.
Пришёл на условленное место десятью минутами раньше срока. Издали заприметил могучего беловолосого парня: Вадим оказался похож на Люду, как брат. Стоял и беседовал с рыжим, тоже здоровенным. Было в этом рыжем что-то странное… Фотограф миновал их, как бы не замечая.
Сделал десяток шагов, почуял сзади неладное: будто волну жара. Шагнул за афишную тумбу, осторожно выглянул. Почему не слышал выстрела? Кровь и мозги белобрысого на стене дома, сам он валится под ноги рыжему – двоим рыжим – один из которых вместе с трупом исчезает в маленьком красном вихре, а второй неотвратимо, будто в страшном сне, оборачивается на взгляд Семёныча. Врезалось в память: адское пламя в глазах убийцы, дымящийся пистолет в руке. Спокойно идущие мимо прохожие. На оживлённой улице, в центре Москвы, среди белого, и между прочим, выходного дня.
Семёныч понял, что дело пахнет керосином. Набычился, глянул исподлобья, случайно – поверх подаренных Людой очков. Вот те раз! Убийца и жуткие пятна на стене были видны только сквозь стёкла. Подмигнул рыжему (веко дернулось). Снял и спрятал очки в карман. Влился в поток прохожих, ожидая пули в спину, а то и чего похуже. Часа три очумело бродил по городу, к вечеру решил запить горе и всё забыть. Получилось: с кем пил и как пришёл домой, не помнил. Но в понедельник сквозь могучее похмелье проросло столь же сильное желание выяснить: что, чёрт побери, происходит?
Однако за полдня все материальные следы присутствия Люды в жизни фотографа будто корова языком слизнула. Пропало всё и отовсюду: из ателье, из дома. Негативы, фото с её лицом, записанные телефоны. Даже те хитрые очки из кармана. Тогда Семёныч ещё раз очень крепко задумался, как быть дальше.
Убедить себя, будто ничего не было? Две недели с потрясающей женщиной ему просто привиделись? Но не спятил же он! И друзья подтвердят… Стоп, а кто из знакомых видел его с блондинкой? Получается, никто. За полмесяца – никто. Ну и ну!
Сообщить в «компетентные органы»? По доброй воле оказаться в центре, мягко говоря, сомнительной истории, с рылом в пуху? В свои двадцать пять Семёныч не страдал излишней наивностью. Понимал: доносчику первый кнут…
Попробовать лично докопаться до сути? Поставить свою голову на кон в серьёзной игре по неизвестным правилам? Уголовщина, шпионские игры, секретные дела той же Лубянки? Рисковать – ради чего? Люду всё равно не вернешь. А ради самоуважения и доброй памяти о ней – он уже не хотел знать больше, чем знал и догадывался.
Кажется, любимая женщина водила его за нос. Приворожила, не полагаясь на свою красоту и его, так сказать, натуральные чувства. С непонятными, вряд ли благими целями. Сама погибла – приворот потерял силу. Кто-то зачистил все следы. Милостиво позволил пешке-фотографу выйти из игры? Навсегда? На время? Кто? Не важно. Мастерство, с каким была проведена зачистка, не позволяло сомневаться: захотят – достанут из-под земли. По крайней мере, в Москве…
Семёныч принял решение: не просто затаиться – уехать подальше. Фронтовой друг – геолог, полу в шутку приглашавший его фотографом в экспедицию – настоящий подарок судьбы. Как ни тяжело хромому в «поле», а вот он, выход: если возьмут…
В «поле» пришлось даже солонее, чем Семёныч ожидал, но городские беды целиком остались в городе. В начале октября вернулся в Москву: с хорошим заработком и живой. Загорелый, окрепший, даже хромать почти перестал. По крайней мере, пройти десяток-другой километров по пересечённой местности к концу сезона уже не составляло проблем.
Устроился на новую работу. Вскоре встретил Ларису, женился. Через отмеренный природой срок родили сына, ещё через несколько лет – дочь. Жизнь вошла в более-менее спокойную колею. Без опасных чужих тайн и фокусов, с маленькими, незаметными – своими. Которые он терпеливо и настойчиво преумножал в последующие годы.

А память о той истории сидела занозой: почти не болела, но цеплялась. Что зацепило на этот раз? Да просто среди осени вдруг повеяло, как тогда, зелёной весной. Рядом. Достаточно близко, чтобы дотянуться и потихоньку, незаметно отпить капельку силы. Чуть-чуть. Много нельзя: это делает заметным. Как «фонили» для него Люда и двое рыжих убийц, как иногда он ловил отсветы подобного в толпе. Кстати, от Романа тоже порой тянуло чем-то странным. А уж от его кейса под вешалкой…

Продолжение 14.12.09

«Случайное совпадение, или нет?» Семёныч думал о дне сегодняшнем, вспоминал былое – и сам удивлялся тихой, бесстрашной радости в сердце. Спросил себя: «Как поступишь, если та история пошла на второй круг?» Ответил: «Узнаю, наконец, что это было. Возможно, найду способ развязать узлы, которые полжизни не давали дышать полной грудью. Хоть напоследок. Терять не то чтобы нечего, но…» Мир слишком сильно переменился за последние годы. Империя рухнула, погребя под руинами прежние страхи и надежды. Жизнь клонилась к закату, близкие поумирали или разлетелись по свету. Старик чувствовал: время ответов близко, мозаика судьбы почти сложилась.
Вот, кажется, даже есть, кому мастерство передать. В полном объёме, да. Возможно. Встретил пристальный, будто рентген, взгляд чёрных глаз. Улыбнулся, кивнул на чистую посуду перед Романом:
- У нас говорили: кто как ест, тот так и работает. Если бы я уже не взял тебя ассистентом, пригласил бы сейчас. Пошли трудиться.

Ромига:
Пока Семёныч проверял контакты, Ромига с демонстративной дотошностью расставлял и раскладывал по местам всё, чем пользовался во время работы: из уборки тоже можно сделать маленькое шоу. Старик одобрительно кивнул:
- Я тут разрисовал в подробностях, как твой заказ печатать. Начнём с простого или с интересного?
- С простого, как все нормальные люди, - улыбнулся нав.
- Как нормальные? – задумчивый взгляд из-за очков. – Ну давай.
Зажёг лампу над столом. Разложил рядками, будто пасьянс, контрольные фото и схемы, которые чертил с утра. Двенадцать пар, по числу будущих отпечатков. Сверху легли три пустых прямоугольника с краткими пометками: контрастность бумаги, время экспозиции, проявления и фиксации, концентрация растворов. В следующих рядах появились заштрихованные области с комментариями. В самом нижнем штриховки пересекались и наслаивались. Показал на верхний ряд:
- Мы вчера обсуждали: вот с этими кадрами ничего особенного делать не надо. Сам сейчас напечатаешь, я присмотрю. Бумагу принёс? У меня «Ильфорд» тридцать на сорок заканчивается. Что-нибудь запорем или захочешь переделать – уже не хватит.
- И бумагу, и химию. Прямая поставка из Германии, хотите – добуду на вашу долю? Дороже, чем в «Юпитере», зато всё, что угодно. Пишите список.
Ромига открыл кейс, перехватил напряжённый, голодный взгляд старика. Пачки фирменной фотобумаги и упаковки с реактивами того не заслуживали. Хотя в распоряжении нава всегда были магазины Торговой Гильдии, а старый фотограф в полной мере познал вкус слов «достать» и «дефицит». Да, десять или двадцать лет назад всё содержимое кейса тянуло на небольшой клад, но сейчас… Нав чувствовал, что именно высматривает Семёныч. Изящный кувшинчик – артефакт с энергией Колодца Дождей – был предусмотрительно завёрнут от любопытных глаз в матовый пакет. Продукция «Ильфорда» в полном составе перекочевала на стол, а свёрточек так и остался в опустевшем кейсе. Семёныч тихо, разочарованно вздохнул, когда нав закрыл кейс и поставил обратно под вешалку.
«Ну и самообладание! Тянет ведь к батарейке, как железо к магниту!» - Ромига провоцировал старика на вопросы, на какие-нибудь действия: пока безуспешно. Лезть без спросу в чужую память воздерживался. Ощущал эмоции: сильные, яркие, не то что в день знакомства. Ловил мелкие подсказки жестов, мимики, не озвученной артикуляции. О чём Семёныч задумался за обедом, зависнув над расковырянной котлетой? Чьё имя – Люда – читалось по его губам? Пути мыслей и ассоциаций в головах челов неисповедимы: даже для них самих. Какое отношение имела та Люда к нынешним делам Семёныча с Ромигой? Каким именно делам: фотографическим, магическим? Старик засёк манипуляции нава с вилкой. Теперь она будет постоянно оттягивать карман: напоминанием о мелком, но досадном проколе... А заметив, постарался не подать виду. Сделал стойку на артефакт с зелёной энергией и тоже промолчал. Неуёмное навское любопытство требовало побыстрее размотать этот клубочек. Прагматизм напоминал об изначальной цели: напечатать фото и поучиться тому же.
«Вот именно, фото!» - Ромига сосредоточился на схемах. Семёныч расчертил, расписал и выложил перед ассистентом подробную инструкцию, что и как делать: на увеличителе, при проявке. Изящно, логично, понятно. Маг чувствовал второе дно, будто графическую формулу аркана, но не очень понимал, зачем тут вообще колдовать? Лишь схемы в нижнем ряду вызывали вопросы.
- Всё понятно?
- С верхними – да.
- Ну так приступай. Большие кюветы и банки для растворов возьмёшь вон с той полки. Разводи реактивы: пока отстоятся, как раз чаю попьём.
Семёныч присел в уголке, где вчера сидел Ромига, улыбнулся:
- На три вещи можно смотреть без конца: на огонь, воду и чужую работу.
- Дырку не проглядите.
- В тебе?
- Нет, в банке с проявителем.

Продолжение 17.12.09

- Банки у меня стойкие. А вот ассистент – чересчур болтливый.
- Ага. Ехали цыгане, кошку потеряли…

Пили чай. Семёныч поглядывал то под вешалку, то на ассистента – молчал. Грел руки о чашку, зябко сутулил плечи. Нав чувствовал его растущее напряжение, ждал прямых вопросов или окольного разговора – снова не дождался.
А старик как-то очень резко сосредоточился: отбросил беспокойство, настроился на рабочий лад. Аккуратно поставил чашку на стол, встал и начал заниматься делом, которое выглядело бы уместным как раз для чела на нервах. Поменял местами фотографии на стене. Переставил в стеклянном шкафчике древние коллекционные камеры: Ромига такими пользовался, когда они были последним словом фототехники. Снял со шкафа лежавшую там ковбойскую шляпу и повесил на крюк вешалки. Поправил рулоны фонов для портретной съёмки. Нарезал ещё несколько кругов по большой комнате, заглянул во все углы, удовлетворённо хмыкнул. Пошёл в лабораторию – нав потянулся следом. Там перестановке подверглись некоторые банки и коробки на полках с реактивами.
- Михал Семёныч, что вы делаете?
- Кошка – твоя, приятного аппетита… Погоди, не отвлекай… А, вот ещё, - старик порвал в мелкие клочки и выбросил в корзину под столом какую-то бумажку. – Дай сюда, пожалуйста, твою красивую вилку.
- Зачем?
- Понимаю, она у тебя не для чужих рук, но дай.
Ромига нехотя протянул просимое на ладони:
- Дам, если объясните, зачем всё это?
- Вроде счастливой приметы: чтобы пыль на негативы не садилась, и растворы работали, как надо.
Семёныч положил вилку за основание увеличителя.
- Закончишь печатать – заберёшь. Вообще, потом надо всё вернуть, как было, иначе в следующий раз так просто не получится.
- Бумажку тоже достать из мусорки и склеить?
- Бумажку – нет, а всё остальное – на место. Запомнил? Справишься?
- Попробую.
Ромига с удивлением отметил про себя, что не понимает происходящего. Дурит его старик, шутит в стиле экспедиционной продувки макарон? Или демонстрируют псевдомагическую человскую глупость? Или в самом деле – повезло наблюдать геоманта за работой?
Извести всю пыль в лаборатории нав мог одним простеньким заклинанием, но решил посмотреть, будет ли прок от манипуляций Семёныча. Дальше по обстановке. На всякий случай уже придумал довольно жёсткий ответный розыгрыш.
Прок был. Печать шла гладко, как по писанному: опыта Ромиги хватало, чтобы заметить и оценить. Увлёкся. Напоследок решил переделать одно фото: напечатать небо потемнее. Время поджимало: пора закругляться. По быстрому выпустил из пальцев облачко чёрного тумана, заставил принять нужную форму и плотность, зависнуть над частью листа. Семёныч уже несколько минут, как ушёл в большую комнату. Сработал таймер, Ромига отправил лист в кювету с проявителем, оглянулся – и увидел в дверях старика, внимательно наблюдающего за действиями ассистента. Нав ощутил его страх – знакомую реакцию на свою магию: на этот раз, второпях, не особо замаскированную. Страх – но не удивление. И снова старый фотограф ничего не сказал. Последний на сегодня отпечаток был проявлен, отфиксирован и положен промываться.
- Давай за уборку! Растворы выливай… Кстати, список для закупки я тебе подготовил. Уточнишь цены – скажу, сколько чего брать… Протри стол, полы тоже помой: уборщиц я сюда не пускаю. И обязательно расставь всё по местам. Проверим твою фотографическую память.
Нав прекрасно знал: многие – независимо от генстатуса – считают уборку занятием скучным, обременительным и малопочтенным. В некоторых случаях браться за неё – показывать, что не ценишь себя, и нарываться на соответствующее отношение. Но Ромига всегда с удовольствием приводил в порядок своё рабочее место. Хозяйничая с заклинаниями – или с веником, шваброй и тряпкой – он, с одной стороны, как бы приручал и присваивал окружающее пространство, с другой – стирал слишком явные, грубые, негармоничные следы своего пребывания в нём. Занятно: кажется, в этом вопросе они с Семёнычем совпадали. Поручение убраться в лаборатории не сводилось к традиционной муштре ассистента, а было актом доверия – наравне с допуском к увеличителю. Оказывается, и так бывает.
Ромига аккуратно и чётко вернул на места всё переставленное стариком ради «счастливой приметы». Слил реактивы, сполоснул и поставил сушиться ёмкости из-под них, протёр стол. Набрал воды в ведро, взялся за тряпку. Ещё надо досушить готовые отпечатки и успеть к научном руководителю, поэтому спешил…

Продолжение 20.12.09

Семёныч:
«Ну что за нечисть!?» - возмутился старик, пытаясь сладить с очередной волной внезапного ужаса. Нехорошо зашлось сердце, ослабли колени, но это не помешало Семёнычу тихо подойти и увидеть кое-что интересное. Роман оглянулся – с выражением нашкодившего пацана. Тёмная жуть мигом схлынула, спряталась за агатовым блеском его глаз, за обычно ехидной, на этот раз – чуть виноватой улыбкой.
Семёныч отвернулся, тяжело вздохнул: «У коллеги – весьма любопытные профессиональные приёмчики. Замечательно: проще будет объяснить свои, когда – если – дойдём до этого. Надеюсь всё-таки, он хочет именно учиться. В этом случае я нужнее ему, чем наоборот. Хорошо бы, так и было. Пусть так и останется. Очень досадно, если в итоге получится банальный торг: моя бессмертная душа в обмен на что-нибудь до зарезу нужное». Старик, в общем, не верил ни в Бога, ни в чёрта. Но такому повороту – не удивился бы. Уж очень остро и болезненно всё его существо реагировало на то, что молодой фотограф периодически вытворял. Или просто носил в себе? Или ещё проще: являлся?
Семёныч был человеком предельно конкретным. Знал: сам делает вещи, легко проводимые по статьям «мистика», «колдовство». Однако терпеть не мог философской, а тем паче – религиозной, зауми. Не находил ей прикладного, практического применения – значит, не видел смысла. Решил: чем маяться праздным вопросом о загадочной природе парня, взятого в ассистенты – лучше наблюдать и реагировать по ситуации.

Элегантное, как танец, и стремительное, как хорошая драка, наведение порядка в лаборатории впечатлило старого фотографа. Он сам, кряхтя, охая, добродушно ворча на любимые железки и стекляшки, ползал бы по двум комнатам минут сорок. Роман уложился в десять, и без претензий.
- Чаю на дорожку?
- Спешу. Но с удовольствием, - ассистент тут же цапнул из пакета пряник и жадно в него вгрызся. Пока подоспел кипяток, количество сластей на столе уменьшилось на половину.
- Ты голодный что ли?
- Ага! Некоторые говорят: проще убить, чем прокормить.
Шутка – шуткой, однако Семёныч вздрогнул. Почему? «Роман водится с публикой, для которой это более, чем фигура речи? Можно подумать, у тебя самого нет и не было таких знакомых!»
- Кто-то проверял?
- Обычно хватает ума не связываться.
Кровь застыла в жилах не от какой-нибудь странной чертовщины – от улыбки парня: «Поздравляю, Семёныч: вот тебе ещё один».
- Шибко грозный ты, Рома, для археолога.
- Я до Универа успел повоевать.
- Афганистан?
- В том числе.
И фразы, и паузы за ними – будто жирные точки, веско намекающие на неуместность расспросов – многое объясняли. По крайней мере, легко укладывались в понятную, более-менее стандартную схему. Единственное «но»: Роман, при всей его жутковатой загадочности, производил впечатление очень цельного и гармоничного существа. Старик не ощущал в нём даже слабых следов надлома, который последние военные судороги Империи – и её развал – оставили в душах. «Прошло время. Можно предположить, парень не терял его даром. Ты ведь тоже собрал из обломков вполне комфортабельный плот – и путешествуешь на нём в своё удовольствие?»
Пряники и печенье очень быстро закончились. Роман с сожалением посмотрел на пустые упаковки, допил чай. Смахнул в чашку крошки со своей половины стола, пошёл мыть. Вернулся:
- В следующий раз – наверное, моя очередь покупать еду. Но завтра могу прийти только после обеда: дела на кафедре.
- Приходи, как сможешь. Всегда рад, - «Чёрт подери, а ведь правда!»
- Успеем до вечера доделать оставшиеся фото?
- Других заказов пока нет. Надо будет, успеем. Посидим подольше.
Семёнычу и сегодня некуда было спешить. Тянул удовольствие: грел ладони о чашку с чаем, медленно прихлёбывал горячий напиток. Наблюдал, как ассистент собирается: аккуратно надевает пиджак, перекладывает что-то из внутреннего кармана в кейс… Усилием воли заставил себя отвести взгляд, не пялиться туда…

Ромига:
Нав понял, что вряд ли дождётся от упрямого старика первого шага: сегодня ли, завтра, через две недели. Терпения Ромиге тоже было не занимать, но интуиция подсказала: «Сейчас – время!» Запустил руку в маленький белый пакетик:
- Я вчера обратил внимание на вашу коллекцию сувениров. Подумал: у меня есть забавная вещица, которая будет очень уместно смотреться вон там, между фигуркой танцовщицы и птичьим черепом. Во всяком случае, вы быстрее найдёте ей применение, чем я, - как бы лениво потянулся поставить на полку изящный резной кувшинчик.
- Дай посмотреть! – голос старика лишь чуть-чуть осип, а вот эмоции в миг зашкалили: узнавание, восторг, жажда.
Маги, конечно, не так зависимы от энергии, как масаны – от крови. Но долго сидеть на нуле или около – крайне неприятно: Ромига знал по себе. На «батарейку» потом кидаешься с жадностью. Ожидал: Семёныч «высушит» артефакт, едва заполучив его в руки. Ошибся. Старик взял энергии совсем немножко. Нав не заметил бы разницы «до» и «после», если бы специально не следил.
А Семёныч рассматривал кувшинчик, поворачивая к свету так и эдак, ласкал его пальцами, улыбался каким-то своим воспоминаниям. Видимым усилием вернул себя в реальность:
- Спасибо, Ром! Вот уж действительно порадовал старика! Была у меня похожая штучка, да потерялась. Давно… И место ты ей на полке определил самое правильное… Да, пожалуй, лучше не найдёшь. Поставь туда, а то я без стула не дотянусь… Ты, вроде, куда-то спешил?
Ромига чуть в голос не расхохотался: давно его столь явно не выпроваживали. Подумал сделать вид, что уходит, и остаться под мороком. Но правда: спешил. Выходя за дверь, прилепил к ней следящий артефакт.
Был разочарован. Конечно, старый чел с улыбкой шире лица – занимательное зрелище. А уж когда тот пускается в пляс по комнате… Но больше – ничего интересного. Семёныч полюбовался кувшинчиком на полке: издали. Немного поразглядывал под яркой лампой сегодняшние отпечатки, довольно хмыкнул, собрался и отбыл домой.

Продолжение 25.12.09 (осторожно, жестокое обращение с животным)

Семёныч:
Если бы ассистент взялся следить за тем, что делал старик, уйдя из лаборатории, он бы, наверное, сильно удивился – или крепко призадумался. Семёныч, конечно, шёл в сторону дома. Но именно шёл, а не ехал на метро, как обычно. Кружным, извилистым путём.
Равнодушные прохожие сновали мимо по своим делам, наблюдательные – недоуменно косились на благообразного дедушку, с загадочно-рассеянной улыбкой проделывающего странные вещи. Там прошёл, балансируя, по бордюру. Тут бережно отклеил от стены рекламное объявление, сложил из него самолётик и запустил через улицу. На мощёном бетонными плитками тротуаре прошагал строго по нечётным квадратикам. Купил булку и покормил воробьёв, тщательно отгоняя голубей. Нашёл на скамейке в сквере забытую кем-то коробочку с детскими мелками. Украсил асфальт улыбчивым солнышком, хитро выглядывающим из-за тучи. Набрал букетик разноцветных кленовых листьев и на ходу разбросал их: лист вправо, лист влево. Пальцем написал на пыльной корме припаркованной машины: «Помой меня!» Галантно поклонился перебегающей дорогу серо-белой кошке…
Он называл это – переплетать судьбу. Умел с босоногого детства: от бабки. Каждый день использовал для работы: по чуть-чуть. Считанные разы применял для других целей, более серьёзных. Жизненно важных. В госпитале, где едва не оставил ногу. Путая следы после истории с Людой. Когда Лариса узнала об очередной его пассии и ушла: с полугодовалой Светкой на руках. Применял не от хорошей жизни: как последнее, отчаянное средство. Менять узор судьбы по крупному было всегда трудно и страшно. Будто танцевать по минному полю. Будто спускаться с горы на оползне. Будто голыми руками ковыряться в щитке под током…
Почему сегодня радовался, будто на крыльях летел? Почувствовал: ведёт игру не один. Впервые после смерти бабы Шуры. Ассистент сделал первый ход, своей рукой поставив на полку ту вазочку – очень мудрёную саму по себе, да ладно. Старик не был уверен, чего хочет Роман: от судьбы, от Семёныча. Зато знал наверняка, чего хочет сам. В тот миг, когда сказал: «Учеников не беру! Из принципа», - понял: принцип изжил себя. Настало время передать свой опыт тому, кому под силу его принять и понести дальше.
Лучше бы, конечно, родной кровинке: самый прямой, естественный вариант. Но много лет назад не срослось с детьми. И с внуками, увы, не срастётся. Больше всего, в смысле фотографического мастерства, у отца почерпнула дочь. Он гордился её успехами. Однако ни Света, никто из родичей не ощущал дрожания нитей, скрепляющих мир: как баба Шура и сам Семёныч. Старик годами высматривал таких среди многочисленных знакомых – тоже безуспешно.
А Роман – чувствовал, почти несомненно. И был при этом очень хорош – как фотограф. Если бы Семёныча не трясло в его присутствии… «А ведь парень прилагает усилия, чтобы сгладить эффект. Шифруется. Почти не пускает в ход свою странную тёмную силу. Но работать так постоянно – у кого первым лопнет терпение? Чтобы учить Романа, нужно перестать его бояться». Для этого старик готов был, в первую очередь, измениться сам. Но знал: переплетая судьбу, неизбежно меняешь не только себя, но мир вокруг. Соавтора нового узора перемены накроют точно: «Интересно, парень понимает, на что подписался? А я-то хоть понимаю, на что мы оба подписываемся?»
Солнце зашло, над городом сгущались тёплые сентябрьские сумерки. Усталый, грустный старик присел на лавочку у своего подъезда. Он не рассчитывал, что придётся так тяжело: будто пропихивать тигра в кошачью лазейку. Задуманный узор был не то что далёк от завершения – едва начат. Смутно угадывал следующие шаги – как минимум, три варианта. Путь ветвился: старик сталкивался с таким однажды, это было болезненное воспоминание. А ещё видел: как не поверни, без участия того, кто начал, уже не справиться. Ведал ли Роман, что творил, ставя на полку свой подарок? Когда колдовал себе вилку и маскировал отпечаток – точно понимал. А с вазочкой? Как бы то ни было, узор нужно сплести до конца – иначе вмажет отдачей. В душу Семёныча закрался страх…

Он тогда вернул Ларису. Выгадал момент, когда жена готова была слушать. Нашёл нужные слова. Не только вымолил прощение – получил индульгенцию на будущее. Помнил её заплаканные глаза:
- Понимаю прекрасно: тебе одной бабы мало. Но каково мне?
- Ты у меня – единственная настоящая, прочие – яркие, красивые, пустые сны.
- Которые ты не можешь не видеть?
- Увы, да…
- Я очень люблю тебя, Миша. Постараюсь привыкнуть. Привыкну…
Ему нужно было завязать ещё один, последний узел. А он отступился, дважды…

Матёрый котяра с гладкой чёрной шерстью, жёлтыми глазищами и манерами аристократа в изгнании приходил и уходил сам по себе. Помимо ловли грызунов, иногда подрабатывал фотомоделью: за колбасу. На дармовой кусок глянул подозрительно, ещё подозрительнее – на Семёныча. Но не устоял перед искушением. Подошёл, и тут же был пойман за шкирку. Считается, в этом месте у кошек много лишней шкуры, за которую удобно держать, а будучи схваченными, они не могут достать коварную руку ни передними, ни задними лапами. Враньё!
Черныш в мгновение ока разделал фотографа под американский флаг и едва не вырвался. Но Семёныч, сам шипя как кот, всё-таки затолкал зверя в мешок. Крепко-накрепко затянул горловину, выдохнул и пошёл промывать раны. Кот сперва пробовал продрать прочный брезент изнутри, потом затаился, будто пленный партизан.
Человек с котом в мешке сели на трамвай. Долго ехали. Вышли на остановке перед Крымским мостом. Всего-то осталось: выждать нужное время и точно с середины пролёта швырнуть мешок в реку. Уже на месте Семёныч подумал: надо было прихватить в качестве груза чугунный утюг, чтобы зверь сразу пошёл на дно и не мучался. Подумал – и аж плюнул в сердцах через перила: «Да что ж ты делаешь, Миша, туды твою растуды? Убивать тебе, конечно, приходилось, и не только животных. Но одно предательство на другое? Думаешь, поможет?» Стало до того паскудно, хоть сам сигай с моста. А кот завозился в мешке, тихонько мяукнул: то ли жалобно, то ли сочувственно…
Выпуская Черныша из мешка уже в родном дворе, фотограф не знал, куда провалиться со стыда. Плевал на любые узоры судьбы. А котяра, как назло, не слинял сразу. Отбежал на безопасное расстояние, сел и принялся вылизывать помятую шкуру, посверкивая на человека жёлтыми глазами. Очень злыми, но такими понимающими, чтоб ему пусто было!
Семёныч хотел крикнуть: «Кыш!» Вместо этого едва слышно шепнул: «Прости!» - и вдруг снова почувствовал свой недоплетённый узор. Уловил развилку. Обрадовался чуть более длинному пути – безо всяких дурацких жертвоприношений.
Потом понял: жертва требуется от него самого. В те годы безобидные, но эксцентричные поступки на улицах города могли сойти с рук, а могли обойтись довольно дорого: где и как повезёт. В полдень Семёнычу нужно было выйти в центр Красной площади, дождаться, когда умолкнут куранты, и трижды, с интервалом в десять секунд, громко прокукарекать. Третий раз он голос подать уже не рискнул: ведомый под руки крепкими ребятами в штатском. Отговорился данным спьяну зароком. Отпустили к вечеру, пообещав неприятности и слегка намяв бока. Что было бы, проори он в третий раз? Да то же самое, наверное. Не убили бы, не посадили. Но в нужный момент струсил, а потом уже без толку: кричи хоть кочетом, хоть кречетом…
С Ларисой у них, вроде, всё и так сладилось. Лишь четыре года назад не прощённая обида проросла опухолью и сожрала жену в несколько месяцев. Семёныч мог бы не соотнести болезнь с давними событиями, но Лариса сама напомнила:
- Проклятый бабник! Помнишь наш разговор? Я очень хотела привыкнуть, не обращать внимания на твои походы налево. Не смогла: терпела и мучалась. Помру – пусть тебе больше ни с одной женщиной хорошо не будет!

Узелок затянулся. Радость ушла практически сразу, мужская сила – чуть погодя. Похабный голосок в голове Семёныча издевательски ввернул: «С женщинами перестало получаться – решил переключиться на парней? Рома твой – очень даже!» Старый фотограф попробовал мысленно взглянуть на ассистента под этим, ранее не интересным, углом. Хорош? Ну как бы, да, наверное. Если б сбросить годков, и вдруг приспичило попробовать, и взаимно… Но сейчас – в этом смысле у старика уже ничего, нигде не шевелилось. Не отвлекало от тяги иного порядка. Какого? Будь Семёныч теоретиком, нашёл бы подходящие слова. В крайнем случае, придумал. Практик даже пытаться не стал. С трудом встал с лавки и поковылял в подъезд.

Продолжение 22.01.10 (назад и в сторону)

Ромига:
Вечерок выдался суматошный, да и следующее утро – ему под стать. Нав ни капли не врал, говоря Семёнычу про свою учёбу, научного руководителя, диссертацию. Ромига, он же Роман Константинович Чернов, действительно закончил Истфак МГУ, специализируясь по кафедре Археологии. Поступил в аспирантуру и рассчитывал до конца года защитить кандидатскую. Зачем Нави вообще и одному наву в частности – честно заработанная у челов учёная степень?
«Шась-принт» напечатает любые дипломы и удостоверения, не хуже настоящих. Если нужно, проныры шасы подчистят архивы, внесут изменения в базы данных. Но никто не в силах подкорректировать память разумных существ. Иногда это – проблема.
Челов – миллиарды. Учёных среди них тоже, в общей сложности, много. Однако в некоторых науках прослойка на удивление тонка. Все друг друга знают: лично или по публикациям. Самозванцы заметны: даже если никто их специально не вычисляет. Угроза режиму секретности, асур побери!
Конечно, когда происходит нечто экстраординарное, очень помогают корочки «тринадцатого отдела КГБ». Но многие удивительные вещи не вызывают сенсаций. Тихо, незаметно обсуждаются в узком кругу, минуя внимание большинства жителей планеты, включая тайногородцев.
Сколько раз убеждались: проще и дешевле постоянно держать руку на пульсе доминирующей семейки, играя, хотя бы внешне, по принятым у неё правилам. Две области наглухо закрыты от нелюдей давним договором: религия и политика. А науку и технику в тот список никто включить не догадался. «Возможно, челы об этом ещё пожалеют!»
Конечно, постоянно отслеживать всё, происходящее на планете, у Великих Домов ресурсов нет. Но если предвидеть тенденции и оказываться в нужное время, в нужном месте… Зловещая репутация тёмных, во многом, основана на том, что им это удаётся лучше других.
Ромиге всегда было тесновато в замкнутом, рассчётливом мирке Тайного Города: «Здесь не только колдуют и дерутся – дышат по расписанию, утверждённому Службой Утилизации!» А вокруг маленького поселения нелюдей раскинулась дразняще огромная планета. С медвежьими и кайманьими углами, разноязыкими мегаполисами, древними загадками и безумным фейерверком новых изобретений. Ромига стремился завертеть мир со всеми его богатствами вокруг своего Великого Дома. Каждый нав стремится: это естественно, как дыхание. Пути ищут – разные…
Чистой правдой были и слова, что он успел повоевать. Не там, не так, как Семёныч подумал – но это проблемы слушателя. Ромига был гаркой, воином Тёмного Двора. Магия и два смертоносных клинка, сила, скорость, безупречная техника боя, вся мощь интеллекта – на идеальное выполнение приказа. Его арнат чаще сражался за пределами Города. Полуденный кошмар масанов: «походы очищения». Холодная кровь на руках, серебристый пепел под солнцем. Ни жалости, ни страха, ни сомнений. Иногда – жестокое любопытство. Два века, а потом Навь стала посылать Ромигу в бой всё реже. Прямые приказы уступили место поручениям в духе: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Шёл. Путешествовал по странам и континентам, как бы случайно оказывался очевидцем или участником интересных событий. Приносил. Раз за разом возвращался домой с ценной, неожиданной информацией или трофеями.
Век девятнадцатый – галантный, век двадцатый – кровавый, Ромига вращался среди челов, выдавая себя за одного из них, и находил в том много забавного. Говорил и читал на тридцати с лишним языках: живых и мёртвых. Мог объясниться с местными жителями почти в любой точке мира. Его знали в Европе, Азии, Африке, обеих Америках: в разных обличиях, под разными именами.
Возвращался в Цитадель, по несколько лет сидел в архивах. Писал отчёты о своих похождениях и находках. Разрабатывал новые заклинания, оптимизировал или пытался восстанавливать старые. Как многие, мечтал о Большой Дороге, о путешествиях между мирами: звёзды в ночном небе манили, задорно подмигивали. Но пока на Земле хватало интересного. Терпеливо и настойчиво совершенствовался в магии. Любимый конёк – заклинания на минимуме энергии, на нижних пределах чувствительности. Его спрашивали, зачем он тратит время и силы на мелочёвку – лишь усмехался в ответ.

Дюжину лет назад усовершенствовал аркан для поиска остаточных, едва заметных следов магической активности. В Городе поиску сильно мешает общий фон. Но испытал – получил отличные результаты.
Однако зачислять разработку в общий актив пока было рано. Для начала нужно как следует проверить самому – в разных условиях. Сравнить по эффективности с аналогами. Потом обучить ещё нескольких магов: посмотреть, что получится у них. Надёжное заклинание – как всякая хорошая технология: должно быть предсказуемым и воспроизодимым.
Ромига шёл по коридору Цитадели и размышлял: «Кого бы из наших привлечь? Например, тех, кто ищет всякие древности. А ещё – экономят или маскируются, потому не хотят применять мощную магию. Вот, очень кстати – Зворга… Интересно, кто его так разозлил?» Навстречу, со стороны казначейства, почти бежал знакомый нав с папкой в руках: жёлтые искры в глазах, острые уши. Ромига, жизнерадостно улыбаясь, заступил ему путь:
- Эй, Зворга, как дела? – и рассмеялся, вслушиваясь в ожидаемый поток брани на старонавском. – Вам с Ангой таки прикрыли финансирование на это лето? Какая досада! Двум порядочным навам уже нельзя поохотиться на медведей за общий счёт. А зелёные ведьмы с нотами протеста за осквернение праха предков – вообще умора...
- Ромига, проваливай! - Зворга попытался обогнуть или отодвинуть с дороги нежданное препятствие, но тщетно, – Ромига, мне не до шуток! Хочешь, продолжим беседу в тренировочном зале?
- С радостью! Как раз туда иду, ищу партнёра для спарринга…
- Считай, нашёл! - Зворга построил портал и зло сверкая глазами, пропустил Ромигу вперёд. – Видеть не могу твою довольную рожу. Сейчас буду портить тебе настроение…
- Попробуй! А в папке у тебя – план, который вам завернули? Дай мне на вечер: почитать.
- Зачем?
- Затем что я знаю, как протолкнуть вашу тему через казначейство. С условием: буду командовать я, а не Анга. И приглашу ещё пару-тройку консультантов.
- Ромига, ты спятил? Анга ни за что не согласится. А из казначейства меня сейчас…
- Ты уговоришь Ангу – я остальных.
- Зачем тебе?
- Оптимизировал поисковый аркан. Нужны полевые испытания в каких-нибудь интересных местах и несколько компаньонов.
- Почему именно мы?
- Ты мне первый попался навстречу. А вчера я на каждом шагу спотыкался об упоминания Урала и Печоры. Люблю такие совпадения. Зворга, ты сам-то – согласен?
- Когда прошлой осенью Ортега устраивал нам выволочку за скандал с зелёными, ставил в пример тебя. Мол если ты заявляешь операцию, как тайную, таковой она остаётся. А изо всех авантюр приносишь что-нибудь полезное. Сейчас я согласен посмотреть, чем твоя кровь отличается от моей, - Зворга хищно оскалился. – Если одержишь верх – пойду уламывать Ангу.
- Как будем считаться? По касаниям?
- Да, до пяти, как обычно. И не станем спешить, сперва – разминка.
- Как всегда.
Пока навы обсуждали условия предстоящего поединка, эмоции исчезали с их лиц, уходили из сознания, угасали – до поры. Веселье одного, злую досаду другого сменяла сосредоточенность, которая пугает врагов Нави — пуще неистовства чёрных морян.
Двое гарок очередной раз посмотрели друг другу в глаза – и ощутили обоюдную готовность не просто к приятельской потасовке ради «спуска пара». К серьёзному сравнению сил: во славу и на благо Нави. Одинаково склонили головы, взяли тренировочные катаны, разошлись по противоположным углам площадки.
Начали разминку, не глядя друг на друга. Вроде бы совсем разный темп, ритм, пластика. Вдруг – связка точно повторённых движений: не поймёшь, кто кого отзеркалил. И снова каждый танцует свой танец, как ни в чём не бывало. Раньше играли в эту игру часто: в перерывах между боями с Саббат…
Синхронно отсалютовали друг другу клинками и начали сближение. Ромига не стал тянуть. На максимальной скорости прянул навстречу сопернику, поднырнул под его клинки, наметил подсекающий удар по ногам. Зворга прозевал атаку: не успел уклониться или парировать. Реальный бой сразу перешёл бы в добивание покалеченного врага. Товарищу досталась глубокая царапина на голени и открытый не в его пользу счёт. Зворга почти сразу сквитался, чиркнув Ромигу по предплечью, но развить успех не смог. Трижды Ромига обозначал фатальные или близкие к тому удары, а сам отделывался пустячными порезами, которые даже человского бойца не остановили бы. В итоге, формально, счёт вышел вничью. Но кланяясь сопернику по завершении схватки, Зворга сказал:
- Победа – твоя! За сто лет ты здорово набрался мастерства. Не понимаю, где и когда?
- Мой постоянный спарринг-партнёр очень не любит останавливать полёт клинков на полдороге, - Ромига, мгновенно теряя серьёзность, подмигнул товарищу, - Приходи к Терге, он научит тебя прыгать через стальную скакалочку, а может – чему ещё.
Зворга ухмыльнулся:
- Маньяк ты! И водишься с маньяками. Но уговор – за мной. Только учти: комары и мошка в тех местах жрут всё, что теплее земли и растений. Это тебе, Ромига, не по джунглям шататься!
- Любопытно будет сравнить. Хорошо, что ты и Анга – матёрые таёжники. Рассчитываю на ваш опыт. Завтра переговорю ещё кое с кем, в понедельник соберёмся в полном составе будущей экспедиции: обсудим план, - и шагнул в портал, взмахнув на прощание папочкой.
- Клоун! – буркнул ему вслед Зворга, снова мрачнея: «Но боец вырос – отличный! И маг, говорят, не хуже. Пожалуй, может получиться интересно».


Дальше:
www.diary.ru/~chorgorr/p95285162.htm
www.diary.ru/~chorgorr/p114480860.htm

запись создана: 25.10.2009 в 02:10

@темы: Тайный Город, чуды, тексты, навы, челы, люды, Ромига, два фотографа

---

История с фотографией, продолжение 1

В старое сообщение очередной кусок уже не поместился, потому начинаю новое.
Начало текста:
www.diary.ru/~chorgorr/p83759140.htm

Продолжение 05.02.10

«Ох уж интересное будет лето!» - думал Ромига, просматривая содержимое папки. Заявка была составлена, в общем, по форме, но… Разного оттенка и плотности листы, некоторые – мятые. Два почерка, исправления, помарки. Будущие компаньоны сочиняли документ «на коленке» и не нашли времени переписать черновик? А вникнув в текст, Ромига ужаснулся: «О великая Тьма! Это – обоснование? Да такое хоть на пергаменте золотым пером пиши – не пройдёт!»
Выдержки из старых отчётов, вперемежку с туманными словесами о перспективах дальнейших исследований, были жестоко исчирканы казначейскими. Видно, те читали заявку: всем коллективом, долго, со вкусом. На полях, поверх текста – ехидные комментарии: тоже несколькими разными почерками. Рисунки в стиле хорошего человского комикса, очень смешные и злые: единственное, что могло оправдать дальнейшее существование этой стопки бумаги. «Надо узнать, кто рисовал… А Зворгу, значит, ещё словесно оттрепали. В папку он даже не заглядывал, иначе не отдал бы мне».
Ромига слегка погрустнел. В бой вместе с этими двоими он ходил без колебаний. И снова пошёл бы – в любую минуту. Но руководить ими в экспедиции? Оба – старше: вроде как опытнее и ответственнее. А глядя на состряпанный ими документ, не скажешь…
Посреди комнаты завертелся вихрь портала: «Быстро сработало, однако!» Ромига закрыл папку, прижал сверху ладонью, решительно улыбнулся. Из портала, озираясь, шагнул Анга.
- А постучаться и войти в дверь? – хозяин встал из-за стола навстречу незваному, но жданому гостю.
Визитёр был одним из немногих в Городе, кто смотрел на Ромигу сверху вниз: на полголовы выше, заметно шире в плечах. Тьма наделила Ангу огромной силой. Ромига усмехнулся, вспомнив, как трое гарок однажды пытались сдвинуть товарища с места – не преуспели. Пьяны были все четверо…
А когда Анга держался строго – являл собой живое воплощение величия, могущества и загадочности древней Нави. Потому часто скучал на официальных мероприятиях Тайного Города: одной из молчаливых фигур за спиной блистательного комиссара.
- Анга, может, поздороваешься?
- Обойдёмся без церемоний!
Лицо гостя хранило бесстрастное выражение, но Ромигу накрыло отзвуком его эмоций – очень сильных и неприятных: «Ангу ситуация достала куда сильнее, чем Зворгу. Интересно, чем именно?».
- А если бы я тут поставил шкаф? Или стол? Прошлый раз ты ко мне заходил лет двадцать назад.
- Хоть ты не напоминай мне про технику безопасности! Зворга сказал, наши бумажки у тебя?
- Да. Хочешь коньяка? – Ромига гостеприимно указал на любимое кресло-качалку и полез в бар.
Плетёная конструкция, тихо скрипнув, приняла в свои объятия седалище Анги. Это была, в некотором смысле, очень хитроумная ловушка. Настолько уютная, что покидать её без веских причин никому не хотелось. А уж смакуя отличный коньяк из запасов Ромиги…
- Анга, я знаю, вам завернули заявку. У меня есть деловое предложение. Я сам сейчас собираю экспедицию в верховья Печоры. Хочу испытать новый способ магического поиска. Приглашаю тебя и Зворгу присоединиться: вы отлично знаете район. Объединим усилия?
Анга выдержал паузу, пристально разглядывая Ромигу: будто музейный экспонат или товар на витрине. Ромига терпеливо ждал. Присел на край стола: болтал ногой, потягивал коньяк, довольно щурился. Анга одним глотком осушил свой бокал, вздохнул, долил себе из бутылки. Скривился – будто вместо благородного напитка ему подсунули неизвестно что:
- У тебя водки нет? А лучше – спирта?
- Может, сразу Золотого Корня? – съязвил Ромига.
- В твоём баре и такое водится?
- Нет, но если друг попросит – раздобуду… Спирт есть, - поставил на столик рядом с креслом тяжёлую старинную бутыль и хрустальный стакан. – Подойдёт посуда?
Анга кивнул, налил стакан доверху, залпом выпил. Глядя на это, скривился уже Ромига – а гость неожиданно подмигнул ему:
- Зворга поведал мне ужасную историю, как ты отобрал у него бумаги. Изрубил моего друга на куски, а сам при этом даже не вспотел.
- Твой друг здорово преувеличил.
- Думаю, самую малость, - снова пронзительный, изучающий взгляд. –Хочу проверить сам: насколько ты в форме.
- Прямо сейчас? – Ромига со смехом отставил бокал, гибко, по-кошачьи, потянулся.
Гость сделал движение: встать из кресла. Но ловушка была слишком надёжной: передумал. Ещё раз смерил Ромигу пристальным взглядом, сказал с холодноватой церемонностью:
- Завтра утром, в десять, жду тебя в четвёртом зале.
- Договорились! Будешь ставить условия, как твой друг?
- Нет, просто потренируемся вместе. Любопытно, чему тебя научил старый злыдень, - Анга неожиданно тепло улыбнулся. – А в экспедиции важнее, как ты соображаешь, и что у тебя за идеи. Это мы обсудим сейчас… Ты, правда, хочешь видеть меня и Зворгу в своей команде – после прошлогоднего скандала?
- Даже после того, как прочитал заявку на этот год. Анга, я же видел твои отчёты вековой давности. Интереснейшие! Я их брал за образец – для первых своих. Какая мантикора тебя ужалила?
- А никакая, в том-то и дело. Ни-ка-ка-я! Мы за всё время поисков не нашли ровным счётом ничего. Не продвинулись ни на шаг. Асуров, - при упоминании исконных врагов оба нава поморщились, - после Войны на Урале не было, или они не оставляют следов, или мы этих следов не видим. Новых идей: как и что искать, у меня нет. Пустой расход энергии. Пустая трата средств. Надоело. Я просто не люблю проводить лето в Городе, Зворга – тоже. Пожили бы в лесу, поохотились: как в старые времена. Но выдавать это за экспедицию, бессистемно раскапывать городища и захоронения… Если не случится какой-нибудь весёлой заварушки: здесь или с масанами – просто отдохнём за свой счёт, без затей…
Ещё один стакан – залпом. Навы редко пьют, чтоб побыстрее напиться. Ромига смотрел на Ангу, мрачно поглощавшего спирт: «Составить, ради интереса, компанию этому путешественнику в алкогольное беспамятство? Нет, у меня на сегодня другие планы». Хотел прояснить всё, связанное с будущей экспедицией и участием в ней Анги и Зворги: «Можно рассчитывать на них, или сразу искать других компаньонов?»
Слез со стола, покружил по комнате. Передвинул стул и уселся на него верхом. Гость медленно раскачивался в кресле. Едва слышно поскрипывала ивовая плетёнка. Мягко светила настольная лампа под зелёным абажуром. По углам просторного помещения уютно клубились тени. Время текло мимо двух навов: неспешное, неостановимое…
Ромига знал: без постоянного развития, движения вперёд любое дело приедается. При том рано или поздно ты упираешься во внешние ограничения – или в потолок собственных возможностей. А иногда понимаешь, что поставленная задача не имеет решения: доступными средствами или вообще. Надо остановиться, признать: отрицательный результат – тоже результат. Хорошо подумать и поставить следующую задачу…
Анга вздохнул, потянулся за бутылкой, снова оборвал едва начатое движение:
- Ты своё кресло заколдовал, что ли? Успокаивает – шевелиться вообще неохота. И пьянеть дальше – тоже… Хорошо…
Ромига не строил никаких арканов – но когда-то очень долго и придирчиво выбирал этот предмет мебели и место для него в комнате. Был доволен сам, редкие гости – тоже. Впрочем, сейчас хотел поговорить о другом:
- Анга, я читал твои отчёты давно и не с начала. Напомни: откуда вообще возникла идея искать на Урале первых?
- Чуть больше шестисот лет назад там пропал мой друг, Вельга. Исчез без следа.
- Нав – исчез? Не бывает!
- Я тоже всегда так думал.
- Может, плохо искали?
- Очень хорошо искали. И по горячим следам, и потом. Не нашли. Ромига, у меня нет настроения обсуждать все подробности той истории. Сходи в библиотеку, почитай отчёты ещё раз. Или хочешь, покажу? Заодно – оценишь местность. С тех пор там ровным счётом ничего не изменилось: те же леса и болота. Челам хватило ума сделать заповедник.
- А покажи! - глаза Ромиги вспыхнули любопытством. Он издавна коллекционировал кусочки чужой памяти: дарёные, краденные, вырванные у владельцев силой. Будто мало было собственной, богатой событиями, жизни – любил присваивать и проживать чужое, как своё. Видел мир глазами существ разного генстатуса, пола, возраста. Некоторым из них навская любознательность обошлась очень дорого: мало кто хочет и умеет делиться сам – как Анга.
- Ты всё такой же любопытный, - усмехнулся гость. – Лови картинку, коллекционер! – особым образом переплёл пальцы, прошептал короткое заклинание…

Два нава одинаково потёрли ноющие виски. Ромига встал со стула, пружинистым шагом несколько раз смерил комнату из угла в угол. Взял недопитый бокал, устроился на краешке стола:
- Мутная история с твоим другом! Вот уж воистину: как в асурский портал провалился. Ты тоже вспомнил эту идиому и, не найдя Вельгу, начал искать их следы?
- А чьи ж ещё?
- Анга, вспомни: кто недавно, у нас под носом, ходил порталами и вытворял кучу безобразий, совсем не оставляя следов?
- Кафедра странников? Челы?!
- Ну!
- Кошмар Спящего, а не семейка… Только не было рядом с Вельгой никаких челов, и быть не могло.
- Ключевое слово тут, на мой взгляд, не «челы», а «геомантия». Вопроса: куда девался Вельга из вашего охотничьего домика, это не снимает. Сам, или ему помогли – тоже. Но угол зрения на проблему меняется, согласись? Хотя – всего лишь гипотеза.
Анга крепко задумался:
- Геомантия, магия мира… Да, интересно ты, Ромига, повернул. Но искать в исчезновении Вельги следы геоманта – ещё безнадёжнее, чем асуров. Времени прошло…
- Увы, да. Поэтому ты будешь помнить своего друга и надеяться, что он когда-нибудь вернётся: раз никто не видел его мёртвым. А мы будем скромнее: немного потревожим древних людов новым арканом. У меня на примете есть шас, который уже лет сорок мечтает до них докопаться и очень хорошо знает, зачем. Его тоже приглашу. А ты и Зворга, если не захотите всерьёз включаться в научную часть – просто окажете услуги проводников. Побродите лето по лесам, как ты хотел.
- Знаешь, Ромига, я, пожалуй, с удовольствием включусь в научную часть. Мне нравится ход твоих мыслей и хватка, - в глазах Анги вспыхнул и начал разгораться огонёк живого интереса, - Расскажи подробности?
- Вот копия рабочих записей по аркану: посмотри и попробуй сам – на трезвую голову. А я пока переговорю с шасом и набросаю план. В понедельник обсудим…

Продолжение 22.02.10

С той беседы в Цитадели минуло двенадцать лет. Идя печатать фотографии к Семёнычу, Ромига думать не гадал, что вдруг подсечёт тему, которая не давала ему покоя со времён ухода Странников во Внешние Миры. Что так вот запросто встретит геоманта: в трёх кварталах от Цитадели. Что геомант окажется совершенно не в курсе тайногородских реалий и по доброй воле возьмётся учить нава… Семёныч, конечно, сказал, что учеников не берёт. И речь-то шла всего лишь о фотографии. Но щедро показывал ассистенту, что умел… А самое удивительное: Ромига начал, как говорят челы, «просекать фишку». Ещё не способен был разложить действия старика на составляющие, описать, объяснить. Но пусть смутно, чувствовал логику происходящего и мог сам играть на том же поле. Вспомнил свои ощущения, когда деактивировал «примету от пыли», потом – когда дарил зелёную батарейку. Чётко видел, где какой предмет должен оказаться: с точностью до миллиметра… Хотя, обострённое чувство места было у Ромиги всегда. На Печоре часто пользовался: потому и начал вспоминать.

Анга тогда забрал записи и быстро ушёл к себе: кресло не удержало. Поблагодарил за угощение, напомнил про завтрашнее утро и отбыл. Пьяным – даже слегка – не выглядел: даром, что спирта в бутыли поубавилось. Спокойный голос, бесстрастное лицо, чёткие движения. Переведя взгляд с исчезающей в портале спины товарища на папочку с заявкой, Ромига покачал головой. Повторил, как сомнительного качества заклинание: «Интересное будет лето…»
Прежде нав всегда либо находился под началом кого-то из своих, либо путешествовал один, либо использовал челов: проводников, погонщиков животных, носильщиков. Ещё ни разу не руководил теми, на кого во многих смыслах смотрел снизу вверх, как на Ангу. Но когда Ромига отказывался приобретать новый опыт, даже гораздо более сомнительный?
Глянул на часы: ещё не поздно сделать звонок в Город:
- Фарид, здравствуйте, это Ромига! Я тут в спешном порядке собираю экспедицию в истоки Печоры. Хотел бы с вами проконсультироваться… Могу подъехать завтра, после двух… Да, договорились, буду.

До утренней тренировки Ромига успел позавтракать: обильно, вкусно – по-навски. Потом часа два просидел с бумагами. Ровные строчки ложились на чистые листы: черновик новой заявки. Общие контуры были ясны, детали подскажет Фарид Хамзи. Что не подскажет – нужно искать в библиотеке Цитадели.
В полдесятого Ромига спустился в зал. Выполнил ката. Прошёл малую полосу препятствий. Повторил прохождение, завязав глаза. Ещё раз повторил, сбросив в артефакт всю магическую энергию. Это было нелегко, но тренированное тело справилось с задачей. Весёлая сила переполняла Ромигу, даже когда он был на нуле – как маг. Ему не наскучило экспериментировать с собственными возможностями и свойствами мира: каждый раз чуть меняя параметры. Радость жизни, радость движения, радость познания очередной раз слились в одно: хорошая разминка. Эксперимент закончен, можно подзарядиться обратно…
Анга пришёл без пяти десять, вместе со Зворгой и ещё троими из их арната. Ромига, заметив компанию, тихо рассмеялся: просто от полноты жизни. «Кажется, старые товарищи решили устроить мне показательную трёпку. Отлично! Лучше хорошей разминки может быть только хорошая драка. С Ангой не соскучишься, даже если он будет биться вполсилы. А я его постараюсь расшевелить – на полную».
Когда-то молодой гарка считал удачей хоть раз достать клинком старшего, пока тот гонял его, как хотел. Ромигу разбирало любопытство: переменилось ли с тех пор что-нибудь? Терга, «старый злыдень» учил: «В этом мире мало существ, способных превзойти нава в силе, скорости и магическом мастерстве. Мало, но есть. Зато быстротой мышления мы превосходим всех. Только нав может позволить себе роскошь: действовать в бою не на одних рефлексах, а полноценно обдумывать свои действия. Всегда, везде пользуйся своим главным преимуществом, тогда и прочие окажутся при деле».
Ромига терпеливо нарабатывая технику, учился просчитывать бой на возможно большее число шагов, пускать в ход неожиданные для противника комбинации. Анга слышал те же слова, от тех же учителей. Плюс больше опыта – и да, оснований полагаться на физические данные.
Всесокрушающий таран в нападении, непробиваемая стена в обороне – это Анга. Случись невозможное: смертный бой между двумя навами, у Ромиги не было шансов. Ну, почти… Но в бою тренировочном, где соперничество – лишь пряная приправа к глубинному, сущностному единству тёмных, победа того или другого всегда остаётся победой Нави. И кровь: своя, чужая, которую оба готовы пролить, если требует логика схватки, только утверждает единство. Тоже роскошь: другие расы – в такой мере – не могут себе позволить…

Двое переводили дух после трудного поединка, мазали порезы эрлийским бальзамом. Конечно, всё очень быстро заживёт само, но с бальзамом – быстрее. Усталый, взъерошенный, мокрый, как мышь, Ромига то морщился от боли, то сиял довольной улыбкой. Анга, спокойный и внешне бесстрастный, чуть приподнял брови:
- Не возьму в толк: чего ты лыбишься? Возможно, лет через сто или тысячу с тобой будет так же трудно справиться, как с Тергой. Но пока ты усложняешь, хитришь – и тут же делаешь глупые ошибки. Смотреть смешно!
- Люблю спарринговать с теми, кто видит мои ошибки и ловит меня на них. Терга сейчас на базе за Полярным Кругом и вернётся через полгода. Помощники комиссара тренируются с гарками, которых часто призывают на боевые операции. Анга, давай встречаться в этом зале хотя бы раз в неделю? - подмигнул Зворге, угрюмо дожидавшемуся приятеля, – И ты, Зворга, приходи. Судя по нашей предыдущей встрече, твой друг тебя очень жалеет и бережёт. А зря! Такого удовольствия оба лишаетесь!
- Сомнительного, на мой вкус, - фыркнул Зворга. – Но я получил огромное удовольствие, наблюдая, как Анга снимает стружку с твоих боков. Ради того, чтобы не пропустить это зрелище, готов сам скрещивать с тобой клинки.
- Ошибки – ошибками, Анга, а Ромига заставил тебя посуетиться. И сам продолжал прыгать после того, как ты хорошенько задел его, – вмешался в разговор нав из зрителей. – Мне приятно думать, что случись большая заваруха – в строй встанет такой воин. Я, пожалуй, пришёл бы тоже: если договоримся о времени.
И двое других решили присоединиться. Через неделю, в тот же час, в том же зале… Анга пристально, как вчера вечером, разглядывал молодого товарища:
- Ну вот! Не знаю, что у нас получится с экспедицией, а компанию для тренировок ты себе уже сколотил. Когда Терга уехал? Неделю назад? Торопишься ты, Ромига – будто живёшь человский век.
- Прожил уже несколько, но не вижу смысла замедляться. А то стану вдруг, как ты, грозой медведей и белых дам?
Навы захохотали, у Анги слегка заострились уши:
- Мы рано закончили поединок? Хочешь продолжить?
- Ой, забыл: ещё редко тренирующихся, ослабевших за книжной работой навов, - Ромига состроил на лице жалобную гримасу, втянул голову в плечи – и тут же распрямился, как пружина, стрельнул на Ангу весёлым, хитрым взглядом. – Впрочем, я готов.
- В следующий раз. А твой аркан я попробовал: что-то с ним, по-моему, не то. Но интересно. Буду разбираться.
- Какой аркан? Какая экспедиция?
Ромига присел на скамью у стены и принялся рассказывать…

Второй раз его вдохновенная речь прозвучала перед Фаридом Хамзи. Аудитория была для Ромиги, в некотором смысле, более трудная. Навы – равные, шас – вассал, и тем не менее…
Большую часть своей жизни Фарид посвятил историческим исследованиям и поиску древних артефактов. Участвовал в экспедициях Торговой Гильдии, организовывал собственные, вёл дела с официальными и «чёрными» человскими археологами, перекупщиками, собирателями древностей всех мастей. За шестьдесят лет деятельности в его руках побывало наследие большинства когда-либо живших на Земле рас. Часть находок вошла в небольшую, но уникальную личную коллекцию. Прочие Фарид выгодно, по-шасски, продавал и сделал себе на этом состояние. Читал лекции в школе Торговой Гильдии, писал научные статьи. Часто оказывал услуги эксперта и консультанта.
Ромига несколько раз обращался к нему – и был очень доволен: всем, кроме расценок. А познакомились они на излёте Вторжения: в Восточной Германии, весной 1945.

Большая война задела всех. Тайногородцев – меньше, чем челов. Но некоторые идеи и планы Рейхсканцелярии – например, разрушить Москву до основания и соорудить на её месте гигантский монумент – остро не совпадали с представлениями глав Великих Домов о допустимом. Ни один из трёх не собирался просто так сидеть и смотреть, до чего довоюется господствующая раса. Действовали активно, деятельность скрывали. От челов по обе стороны линии фронта – само собой. Зачастую – друг от друга. В хаосе войны, как обычно, оживились масаны: в меру сил этот хаос преумножили…
Иными словами, полная и достоверная информация о событиях была на вес золота. Верхушки Великих Домов узнавали её по своим каналам. А простые тайногородцы? Шасы подсуетились: начали по человскому примеру издавать газету. Однако шас в районе боевых действий – в лучшем случае, причитания о жуткой участи и тройные расценки за риск. Корреспондентами «Тайногородских известий» становились горячие головы других семей. Ромига начал сотрудничать с газетой по приказу Цитадели. Были у нава во время Вторжения и другие, более ответственные, дела. Не один он получал подобный приказ. Но Ромигу – военкора запомнили. Именно тогда, после большого перерыва, он снова взялся за фотоаппарат. Для многих тайногородцев именно его фото остались долгой памятью о той войне.
Тьма наделила свою Стрелу странным даром: связывать воедино сиюминутное и вечное. Ромига искал, где происходят важные события. Мог позволить себе забираться туда, куда не проникнет чел – или не выживет. Пойти, увидеть… Верная «Лейка» всегда на расстоянии жеста: как две чёрные гарочьи катаны. Фиксировал с помощью механической игрушки очередную человскую междоусобицу: чёрно-серыми пятнами по белому. Картинки – даже не рисунки… Но почему кое-кто из старших сородичей, глядя на изображения солдат челов, горящих человских городов – заострял уши, сжимал кулаки и зубы, вспоминая себя в гибнущем Уратае? Рыжих, зелёных тоже пронимало. Магия без магии: челы бы сказали – волшебная сила искусства. Не всегда уместная на страницах информационного листка. Большая часть отснятого шла в архивы Цитадели…

А Фарид Хамзи в бурлящем котле прифронтовой полосы занимался своими изысканиями. В мирное время интересные ему предметы могли, с равной вероятностью, украшать гостиные или пылиться в чуланах, но почти не имели шансов попасть на глаза жителю Тайного Города. Теперь они становились трофеями, продавались за бесценок, обменивались на пайку хлеба, швырялись под ноги, горели вместе с человским жильём. Достаточно было оказаться в нужное время, в нужном месте – и ценнейшие артефакты сами шли в руки мага. Иногда в буквальном смысле: как домашние любимцы, потерявшие хозяев.
Дело было верное и выгодное, но рискованное. Ромига очень удивился, встретив шаса среди дымящихся руин старинного немецкого городка, когда с окраин ещё доносились звуки перестрелки, местные прятались по подвалам, а сапёры только начали свою работу, после которой на посечённых стенах останутся надписи: «Проверено, мин нет». В момент встречи оба тайногородца были в человской военной форме. Нав выглядел бравым воякой, шас – тыловой крысой: особенно нелепо смотрелась на нём пистолетная кобура.
Позже, когда познакомились поближе, в более подходящей для беседы обстановке, любопытный Ромига спросил:
- Фарид, как вы переносите этот маскарад?
- При шасской внешности так легче всего отвечать на вопросы: кто я, и что здесь делаю. Чел – младший лейтенант интендантской службы – может выглядеть и вести себя, как я. Мне больше нравится морок. На ту сторону фронта хожу только в мороке. Но, увы, некоторые древние вещицы болезненно реагируют на магию.
- А как ношение оружия соотносится с принципами вашей семьи?
- Плохо. С моими личными вкусами и привычками – тоже. Но в этой одежде без оружия я смотрелся бы совсем неубедительно. А раз ношу, научился обращаться.
- Хотите сказать, умеете стрелять? По живым?
- Не приведи, Спящий! В крайнем случае – в воздух. Мальчишкой стрелял в тире, на спор. Восстановил умение: чтобы не убить себя или кого-нибудь случайно. Содержу вещь в порядке: чищу, смазываю. Сказал бы, с нетерпением жду возможности избавиться, но… Человская война открыла такие уникальные возможности для моей работы, что готов ещё потаскать на себе эту тяжесть.
- А рисковать жизнью?
Шас пристально посмотрел в глаза наву. Жизнь свою он, конечно, ценил: дорого. Достал из нагрудного кармана небольшой плоский предмет, завёрнутый в лоскуток ткани:
- Комиссар Тёмного Двора обещал очень большие деньги любому, кто доставит ему этот артефакт. Но только за деньгами я бы в огонь не полез. Это загадка! Это прорыв в исследованиях! Пустить их грифону под хвост собственной гибелью – глупо и обидно. Потому я осторожен. А чересчур робких — обходят стороной и деньги, и почёт, и удача!
Жёсткий прищур, упрямо сжатые губы сделали худое горбоносое лицо Фарида по-настоящему хищным. Погоны на узких плечах торчали вразнотык, портупея сидела, как на корове седло, но Ромига не пожелал бы какому-нибудь челу заступить дорогу учёному шасу. Улыбнулся, вспомнив библиотекаря Генбека Хамзи: такой же одержимый!
- А каков предмет ваших исследований?
Неосторожный вопрос: шас, видимо, давно не встречал заинтересованных слушателей. Ромига услышал об исследованиях Фарида несколько больше, чем хотел: при всей своей любознательности. Нав подумал, что кого-то менее стойкого этот вассал Тёмного Двора запросто может заговорить до смерти. Упомянуты были и древнейшие поселения людов на Северном Урале…

Продолжение 22.03.10 (навы развлекаются, можно усмотреть намёки на слеш)

Со времен Вторжения Фарид Хамзи обзавёлся изрядным количеством морщин, сединой в смоляных кудрях, очками на длинном носу. Бодрости духа, амбиций и авантюрной жилки не утратил. Хороший маг и просто, как говорят челы, «тёртый калач», он умело прятал свои эмоции. Но кое-что Ромига прочитал: радость и заинтересованность Фарида явно выходили за рамки обычной деловой любезности.
Мероприятие Ромига намечал масштабное и довольно экстремальное: несколько месяцев в глухой тайге. Не рассчитывал подбить на участие самого Фарида. Шас в отличной форме, однако семьдесят пять для его расы – солидный возраст. А главное, полевой сезон скоро: планы у всех свёрстаны. Возможно, порекомендует кого из молодых? Но через полчаса беседы Фарид оговорился: «наша экспедиция», а ещё минут через двадцать – вовсю торговался об условиях.
А в понедельник пришёл на собранное Ромигой совещание с целым портфелем интереснейших материалов…

Выходя от Семёныча, Ромига прикинул, сильно ли опоздает к своему научному руководителю. Получалось изрядно, однако портал строить не стал. Служба Утилизации категорически не рекомендует появляться на Профсоюзной через минуту после того, как тебя видели на Войковской. Да и попусту расходовать энергию… В очередной раз подумал: «Пора садиться за руль!» Но на чём, скажите, ездить, чтобы не слышать от тайногородцев: «Нав – в консервной банке!», а от челов: «Откуда у аспиранта такая крутая тачка?» И не мудрить с мороком на машину? Мельком улыбнулся, вспомнив кое-какие забавные эпизоды с дорожной полицией…
Ромиге нравилось Московское метро – в первые годы существования. По его меркам, это было вчера. С лёгкой грустью подумал, как быстро челы поганят творения собственных рук. Впрочем, и сейчас рукотворные пещеры с их обитателями способны были пробуждать в нём исследовательский интерес. Но не сегодня. Зашёл в вагон, высмотрел свободное место: между подростком с книгой (какое-то фэнтази) и пожилой женщиной со вчерашним номером «МК». Сел, аккуратно поддёрнув идеально отутюженные брюки, снова погрузился в воспоминания.

Большую часть снаряжения для экспедиции трое навов забрасывали грузовым порталом: со склада Торговой Гильдии прямо в охотничий домик Анги, где решили устроить промежуточную базу.
Вытирая пот со лба после того, как закрылся портал и они уложили в штабель последний ящик, Ромига с интересом оглядел обширный пустой зал. Окон не было: скудное освещение давали подвешенные в воздухе бродячие огоньки. Дальнего конца зала свет не достигал, но навским глазам было достаточно. Высокие своды, два ряда массивных квадратных колонн, каменный пол. Ромига провёл ладонью по матовой полировке стены, обратил внимание: блоки подогнаны так, что швы заметны лишь по прожилкам в камне. Идеальная сохранность помещения, чистота, лёгкий магический фон: родная тёмная энергия. Сухо, прохладно: градусов на пять выше нуля.
- Вот так «охотничий домик»! Анга, да это же строили ещё при Империи!
- Угадал. Незадолго до войны с людами. Старый-престарый военный склад. Выше жилые помещения: мы с Вельгой обустроили несколько комнат заново. А совсем наверху – маленький островок среди болот. Сейчас выйдем: полюбуемся видами, посидим у костра, откроем полевой сезон. Жаль, вечером обратно в Город… И зачем ты пошёл на поводу у шаса? Согласился заезжать под видом человской экспедиции?
- Решил, достаточно прошлогоднего скандала. Вы тогда перебаламутили не только людов, но и местных челов. Появились из ниоткуда, исчезли в никуда. В диких местах так нельзя: слухи десятилетиями гуляют.
Анга усмехнулся:
- Мы со Зворгой бываем тут не каждый год и подолгу не задерживаемся, а всё равно челы считают наш островок «чёртовым местом».
- Я тоже не люблю твою болотную кочку, - встрял Зворга, - А уж бункер этот терпеть не могу. Пошли наверх.
- Любишь, не любишь… Как база – сгодится.
Анга собрал огоньки у себя над головой, подхватил сумку с припасами для пикника и направился к дверному проёму. Лёгкие шаги нава отозвались под сводами едва слышным жутковатым шепотом. Зворга поспешил следом, Ромига чуть отстал. Время, густое и плотное, настоянное на древней магии, давило: как глубокая вода. Нав чуял в стенах артефакты, заложенные строителями дюжину тысячелетий назад. Заботливо подзаряженные Ангой, работающие. Чуял стационарный маячок для порталов, собственные магические пожитки в куче снаряжения, двух товарищей далеко наверху… «А ещё где-то здесь пропал Вельга…»
- Ромига, ты что застрял?
- Догоняю!
Лестница с высокими ступенями, по которым даже длинноногому наву бежать удобнее, чем идти: сейчас так не строят… А жилые комнаты Ромига, в некотором смысле, видел: когда Анга рассказывал об исчезнувшем друге. С тех пор тут мало что поменялось. Простая, но уютная обстановка как две капли воды походила на апартаменты Анги в Цитадели. Только стены украшало разнообразное охотничье оружие. Не работало украшением – терпеливо ждало, когда его возьмут в руки и применят по назначению. В комнатах было сухо и прохладно, как внизу. Камин с запасом дров тоже ждал, когда его разожгут. Однако планы у навов на сегодня были другие.
- На улицу - порталом, - предупредил Анга, – Из этой барсучьей норы есть обычный выход, но думаю, он ещё в снегу.
- Июнь на дворе, какой снег? – удивился Ромига, - Специально смотрел с утра погоду для этой местности: +20, солнечно.
Старожилы не ответили. Выйдя из портала, построенного Ангой, трое навов оказались на макушке лесистого бугра. С дерева сорвалась большая птица, заполошно захлопала крыльями, улетела на соседний островок. Ветер принёс терпкий дух болота. Солнце сверкнуло в глаза, отражаясь от широких разводий, сквозя в ажур ветвей. В Городе давно уже настало лето, здесь же на корявых берёзках едва распускались листья. В тени, как предсказывал Анга, плотными пластами лежал по-весеннему ноздреватый, но белый, девственно-чистый снег.
Сразу зазвенели, почуяв добычу, комары. Их собратья в окрестностях Города не зарятся на несъедобную навскую кровь. Ромига с любопытством наблюдал за крылатым кровососом, заходящим на посадку ему на руку. Комар с налёту воткнулся хоботком в кожу, только потом присел на серо-бело-полосатые лапки, изящно отставив заднюю. Ромига не убивал и не сгонял насекомое: наблюдал, что будет. Едва ощутимая боль и зуд – лишь повод для улыбки. Комар тщетно силился добыть из живого вкусную жидкость, а находил – какую-то вязкую отраву. Вытащил хоботок, переполз на полдюйма в сторону, попробовал на новом месте. Ещё раз: с тем же результатом. На очередной попытке лапки насекомого подогнулись, комар завалился на бок, задёргался, будто танцевал новомодный человский танец брейк. Ромига прихлопнул страдальца, а заодно парочку других, прилетевших позже. Смахнул с лица и шеи десяток-другой их собратьев. С трудом вспомнил отпугивающее заклинание.
- Анга, тут всегда так?
- Комары? Пока толком не вылетели. А потом ещё мошка будет. Конец июня – начало июля мы только с артефактами ходим. «Короля москитов» в карман, и порядок. А то колдовать замаешься. Ты что, на севере не бывал никогда?
- Бывал, и гораздо севернее. Но зимой.
- А я тебя предупреждал! – рассмеялся Зворга.
Он шустро собирал сухие ветки, стаскивал в кучу на открытом, протаявшем от снега месте, где посреди светлых мхов чернела проплешина кострища. Рядом – пара брёвен, аккуратно уложенных на чурбачки: сидеть. Всё это было, как заметил Ромига, надёжно спрятано под мороком. Их троих Анга тоже прикрыл: сразу, как оказались на поверхности. Перестраховывался?
- Тут бывают челы? – спросил Ромига.
- Только зимой, когда всё промерзает. Летом болота не проходимы.
- Совсем?
- Практически. Я знаю проход в трясине, но там местами мне по грудь, - Анга махнул рукой.
- Хорошее место для базы. А миль на двести восточнее – вообще цены бы не было.
- На двести восточнее – это к Милонеге, - Анга криво ухмыльнулся, Зворга, услышав имя, фыркнул, как сердитый кот.
Имя смахивало на навское, но в том, как Анга его произнёс, чувствовался подвох. К тому же… Ромига напряг память:
- Не знаю такого.
Анга и Зворга переглянулись, заржали:
- Не такого, а такую. Страх и ужас местных браконьеров – Белая Дама Милонега.
- Люда? Та ведьма, которую вы в прошлом году искупали в речке?
- Она самая!
- Ромига, может исключим её владения из области поисков? Лет на сто, пока помрёт?
- Зворга, что я вижу! Ты – испугался зелёной ведьмы?
- Не испугался. Просто брезгую трогать некоторые вонючие и не тонущие вещества…
- Если бы она утонула, у вас было бы гораздо больше проблем!
- Зато над нами не потешалась бы вся Цитадель и пол Зелёного Дома в придачу!
Ромига смерил товарищей весёлым взглядом:
- А почему только пол Зелёного Дома? А понял! Остальные – робкие, при вас не смеются. Ух, какой анекдот я недавно слышал…
Зворга запустил в Ромигу сосновой шишкой. Тот со смехом увернулся:
- Приехал чел, американец, на охоту в Россию…
С другого боку, от Анги, шишки полетели очередью. Ромига пригнулся, уходя от «снарядов», одновременно сгрёб с земли несколько таких же. Стал «отстреливаться», перебегая между деревьями и продолжая рассказ:
- Идёт он с ружьём по лесу, смотрит: стоят двое каких-то длинных, чернявых над только что убитым медведем…
Анга со Зворгой чётко, слаженно заходили с двух сторон, выгоняя Ромигу на открытое пространство, к кромке болота.
- Чел спрашивает: «Гризли?»
Шишка, пущенная меткой рукой Анги, прилетела рассказчику точно в лоб, но не помешала закончить повествование:
- «Нет, руками задушили!»
Ещё несколько удачных перебежек, однако проскочить вглубь островка Ромиге не удавалось. Кажется, дело шло к купанию. Выскочил на берег сам, поднял руки:
- Сдаюсь! Не стреляйте! Нихт шиссен!
Град шишек в ответ: ни одной мимо. Ромига вскрикнул, изобразил на лице страдальческую гримасу, картинно осел наземь. Валялся тряпкой, пока Анга пинал его в бок: «Мог бы полегче, зараза!» Потом «убитого» вдвоём подхватили за руки за ноги, раскачали и зашвырнули в болото. От души: ярдов на двадцать, если б долетел. Но с верхней точки траектории Ромига порталом убрался на твёрдую землю: подальше от топи, поближе к кострищу и съестному.
Постоял, улыбаясь. Распустил застёжку комбинезона. Зачерпнул горстями снег, обтёр разгорячённое лицо, шею, грудь. Щекотные капли побежали по коже вниз. Рассмеялся: «Хорошо!» Чистейший воздух. Тишина. Звон комаров, которые, как положено, на нава больше не садились. Крики птиц над болотными просторами… Ромига на удивление сильно и сразу проникся к месту будущих поисков. Предчувствовал трудный, интересный, плодотворный сезон… «Но в воду швырять я себя больше не позволю. А то ишь, завели дурную привычку! На людах натренировались!»
Достал из сумки таганок, посуду, продукты. Подпалил собранный хворост. Минут через пятнадцать, на запах еды, подтянулись товарищи. Анга по-хозяйски обнимал Зворгу за плечи, лица у обоих были счастливые и шалые. Ромига сам чувствовал себя навеселе, хотя к спиртному ещё никто не притронулся. Всё впереди…

Дальше: www.diary.ru/~chorgorr/p114480860.htm

запись создана: 05.02.2010 в 18:56

@темы: Тайный Город, чуды, тексты, навы, челы, люды, Ромига, два фотографа

---

История с фотографией, продолжение 2

После большого перерыва начинаю выкладывать текст дальше. Перерыв был вовсе не из-за того, что я прекратила писать. Текст публикуется с продолжением в сборниках фиков по ТГ, и я обещала Идальге не выкладывать его здесь, пока очередной кусок не выйдет на бумаге.
Держу в руках сборники за май и июнь Теперь можно почитать продолжение и здесь тоже.
Начало текста:
www.diary.ru/~chorgorr/p83759140.htm
www.diary.ru/~chorgorr/p95285162.htm

Продолжение 24.06.10 (то что вышло в майском сборнике)

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» - скрипучий голос из динамиков, грохот дверей, перестук колёс… Не это вернуло Ромигу к действительности: маг почуял рядом мага. Поискал взглядом… На улыбающегося своим воспоминаниям нава, удивлённо распахнув тёмно-карие глазёнки и приоткрыв рот, смотрела девочка лет семи, с бантиками в русых косичках. Совершенно неприметная мать – усталая, неухоженная человская женщина без малейших магических способностей – держала за руку дочь, которую хоть сейчас веди в школу Золотого Озера, и будет толк.
Наву, в общем, не было до них никакого дела. Но девочка смотрела на тёмного с такой смесью любопытства и опасливого восхищения… Ромига улыбнулся шире: настоящему, не прошлому. Подмигнул пигалице – та разулыбалась в ответ. Встал, мягко подхватил ребёнка подмышки, усадил на своё место. Мать скривила лицо, явно собираясь что-то выговаривать. Ромига ухмыльнулся ей с высоты своего роста:
- У вас совершенно потрясающая дочка, а я сейчас выхожу, - и стал без спешки протискиваться к дверям.
Окажется ли повзрослевшая колдунья среди друзей Тёмного Двора? Или воспоминание об улыбке, случайно разделённой с навом, задержит удар по его соплеменнику в бою? На миг: достаточно, чтобы умереть, а не убить. Ромига подумал: «Как Спящему приснится. Лучше бы – первое». Высмотрел ребёнка сквозь вагонное стекло с платформы, помахал рукой на прощание и тут же позабыл…

Фарид Хамзи появился на болотном островке, когда солнце уже клонилось к закату, а Ромига со товарищи решили, что так и откроют сезон втроём. Пожилой шас вышел из портала в городском костюме и ботинках, с папкой подмышкой и небольшим пакетом в руке. В пакете характерно позвякивало: развалившиеся вокруг костра довольные и сонные навы чуть встрепенулись.
- Вечер добрый, коллеги! Вы, конечно, всё уже выпили-съели, мне не оставили? Так и знал!
- Ты бы ещё позже пришёл. Можешь котелок выскрести, но имей в виду: шуркь шасам вреден, - ухмыльнулся Анга.
- Знаю. Пробовал. Даже не уговаривайте! У меня своё с собой.
- Мы и твоё с удовольствием съедим-выпьем, - Зворга, не вставая, протянул длинную руку, быстренько забрал у Фарида пакет. Извлёк оттуда бутылку коньяка, бутылку вина, какие-то маленькие баночки, круглую коробочку с коллекцией пикантных французских сыров. Понюхал коробку – сморщился. - Что за тухлятину ты принёс? С какой голодухи надо быть, чтобы это жрать?
- Ничего-то вы, навы, не понимаете в деликатесах! – весело возмутился хитрющий шас.
Ромига потянул носом, облизнулся:
- Кто не понимает, а кто и… Фарид, ты угадал моё сокровеннейшее желание! По запаху чую: они так же прекрасны, как сто и двести лет назад. По крайней мере, некоторые. Интересно, сильно ли изменился вкус рокфора и бри? А то челы так непостоянны. Зворга, дай сюда: проверю… О, хороши, как раньше! Тут что-то новое, но тоже отлично. Оставлю-оставлю тебе, не смотри так, Фарид! Но в следующий раз бери втрое больше. Имей в виду: я очень люблю сыры, и такая упаковочка мне – на зуб.
- Я погиб! Я разорён! Кормить нава коллекционным сыром! О, ужас! Ромига, это же лакомство для наслаждения вкусом, а не для удовлетворения навского голода.
- Так я как раз сыт – и наслаждаюсь. Больше количество – больше наслаждение.
- Их надо смаковать, а не глотать, будто за себя бросаешь! Покупай сам, и твоя навская бережливость сразу победит твою навскую прожорливость… Эй, вы, отдайте мои конфитюры и мёд!
- Только придурочные челы могли додуматься: фасовать варенье в такие напёрстки. Один раз лизнуть! - Анга прицельно запустил пустой баночкой из-под конфитюра в висящий на сосне пакет для мусора, - Что-то я даже не распробовал, какой там фрукт. И посуду выбросил – этикетку не посмотрел. Зворга, а у тебя что?
- Кажется, был инжир. Но я не уверен. Тут ещё две банки остались: как раз Ромиге и Фариду…
- Обе – шасу, - рассмеялся Ромига. – И так мы ему ужин уполовинили. Кстати, Фарид, поищи в нашей сумке хлеб и копчёное мясо. Мы предполагали, ты придёшь после совещания голодный. Оставили тебе.
- Я пообедал в Городе: одна из встреч была в ресторане, - сварливо возразил шас. – Я не голоден. Но сырный стол теперь – с вас.
- Сразу уж стол. Полкоробочки сыров и два напёрстка варенья. К этому положено вино, его мы пока даже не попробовали. А коньяк ты и так нёс нам. Правда? Не рассчитывал же ты прийти совсем без угощения? – Ромига хитро смотрел на шаса, чёрные глаза искрились весельем.
- Не рассчитывал. Пейте коньячок, не подавитесь!
- Так и быть, поделимся. Все дела в Городе подбил?
- Чуточку осталось. Но на следующей неделе буду готов к выезду: как договорились… Ромига, я тут посмотрел ещё раз список снаряжения. Всё-таки, по-моему, надо брать больше энергии. Даже по твоей концепции.
- Должно хватить, - упрямо насупился нав. – А по плану работы у тебя никаких новых соображений не появилось?
- Есть кое-какие идеи. У тебя карта с собой?
- В Городе… И здесь, - Ромига дотронулся указательным пальцем до лба.
- А у меня – с собой. Всегда, пока занимаюсь темой, - Фарид достал из своей папочки человскую штабную карту-пятикилометровку.
Нав одним движением встал с бревна, по которому только что расслабленно растекался. Пробормотал заклинание, создавая из ничего ровную поверхность. Шас расстелил карту в воздухе, оба склонились над листом бумаги, внимательно в него вглядываясь:
- По плану мы забрасываемся на вахтовке вот в эту деревню. Деревня стоит на реке. Предлагаю не уходить в леса, а для начала арендовать у челов моторку и двигаться вверх по течению, производя поиск по берегам. Всё равно у нас эти точки намечены…
- Здраво, - кивнул Ромига. - Я планировал пешком уйти в верховья и сплавляться на резиновой лодке вниз. Но у нас есть вторая большая река – приток: по ней вернёмся. А карты покрупнее масштабом у тебя с собой не завалялось? Давай уж сразу прикинем места стоянок – по дням. Хотя бы на первое время…

Солнечный диск падал за горизонт, наливаясь малиновым. Костёр догорал: либо срочно подкидывать дров, либо уже пусть гаснет. С болот, от недотаявшего снега неприятно потянуло сыростью и холодом. Трое навов и шас собирались по домам.
- Вот бы через неделю, когда заедем, такую же погоду!

Прикидывая планы, составляя заявку, Ромига почти сразу отказался от первоначального замысла: сохранить экспедицию в полной тайне. Стопроцентная маскировка от других Великих Домов и челов потребовала бы таких затрат энергии, мер предосторожности и усилий по заметанию следов, что выходило – игра не стоит свеч. Ромига ещё раз внимательно перечитал отчёты Анги за несколько десятков лет, вспомнил рассказы сородичей, заезжавших в те края поохотиться. Посовещался со старшими навами, Фаридом Хамзи, знакомыми шасами из Службы Утилизации. Решил: экспедиция не должна привлекать внимания… Лишнего внимания! «Болотные черти» стали в человских деревнях фольклорными персонажами? Замечательно: за лето можно подарить местным ещё пару-тройку сюжетов для невнятных рассказок. Скандалистка Милонега назавтра (в лучшем случае) будет в курсе, что знакомые навы вновь появились по соседству с её владениями? На здоровье: главное, не давать ей поводов для демаршей. Видимая активность для всех любопытных глаз – в рамках привычного. Тайной будет лишь то, что Ромига с шасом и двумя навами-охотниками собираются копать чуть глубже обычного и отрабатывать кое-какие новые методы. Вот в некоторых, самых интересных точках, исключительно на время сканирования – можно и «безмолвную метель» повесить: на десять минут, не на три месяца…
В общих чертах всё было понятно: красиво изложено в заявке, обосновано, обговорено с компаньонами. Но чем ближе к выезду, тем больше Ромига нервничал, сомневался и не находил себе места. По энному разу прорабатывал разные варианты заброски. Стирал и перерисовывал на карте нитку маршрута: измученная бумага держалась лишь за счёт магии. Правил списки снаряжения, мотался в Торговую Гильдию докупать какие-то мелочи: сам или озадачивал товарищей. Носился по Городу, лихорадочно доделывая срочно всплывающие дела… Опытный путешественник знал: сумасшествие сборов – самое что ни на есть нормальное состояние перед дальней дорогой. Другой хороший вариант: сорваться с места внезапно, вообще без подготовки, налегке – не в этот раз…

Порталом до областного центра, дальше – человским транспортом. Четверо разумных и куча снаряжения (поменьше сложенной на болотном островке, но тоже изрядная) медленно-верно перемещались в начальную точку маршрута. По документам, изготовленным «Шась-Принт», они были учёными неясной специализации, но в погонах: из некого сверхсекретного «ящика». Такая «легенда» избавляла от лишних вопросов и в то же время обеспечивала, при необходимости, содействие человских властей.
Пока содействие выглядело как ГАЗ-66 с водителем: якобы лучшим в округе.
Водитель, представленный как Валера, оказался крепким мужичком средних лет. Копался в моторе своей машины, неторопливо обернулся на оклик, вытер руки ветошью, подошёл. Не новая, но опрятная рабочая одежда, уверенные движения, продублённое до кирпично-красного цвета лицо, ёжик полуседых волос. Крепко поздоровался за руку с каждым членом экспедиции: Ромига оценил силу пожатия и прямой пронзительный взгляд светлых глаз. Редко кто из городских челов выдерживает с непривычки взгляд нава… Фарид Хамзи, который по документам был старшим, завёл разговор…

Зелёный грузовичок бодро ковылял по весьма условной дороге. Колея то гадючьим следом вилась между сосен, то текла двумя полноводными ручьями, то почти терялась на сухих буграх. Ветки царапали борта машины. Фарид в кабине развлекал водителя экспедиционными байками, которых у него было немеряно: даже если старательно блюсти режим секретности. Водитель не оставался в долгу: потчевал любопытного шаса местными сплетнями. Навы тряслись в кузове вместе с багажом, на каждом ухабе рискуя оторвать сиденья, за которые держались, или пробить головами брезентовый тент. Это не помешало Ромиге запустить аркан подслушивания, после чего разговором в кабине наслаждались все. Конечно, трое навов не могли подавать свои реплики, зато свободно комментировали между собой.
Выслушав про сбежавших со зверофермы песцов, перипетии постройки новой школы, забавные случаи из жизни соседей и знакомых водителя, шас рассказал пару историй с мистическим уклоном: для затравки. Валера с удовольствием подхватил тему. Конечно, в здешних местах тоже водились свои тайны и загадки – куда без них! Например, старик Кузин, который видит вокруг людей цветные колёса, угадывая по ним здоровье и настроение. Или бабка Туманиха – знахарка-травница…
- А ещё было о прошлом годе… Не, неоттуда начал… Живёт милях в двухстах от Троицко-Печорска, на краю заповедника, в лесу, то ли просто сумасшедшая баба, то ли ведьма. Красивая… Не молодая уже: за пятьдесят – точно, но до сих пор мужики от неё кипятком ссут. Лицо, фигура, волосы – как на картинке. Глаза – чисто изумруды. Но двинутая! И родители, видать, такие же были. Намудрили с имечком: Милонега Брониславовна. Бывало, сокращали её до Милы, да откликалась неохотно.
Навы многозначительно переглянулись и навострили уши: пока не в прямом смысле. Водитель продолжал:
- Приезжая, не местная. Откуда, не сказывает. Говор, вроде, московский. В начале пятидесятых появилась у нас в Окуловке: совсем молоденькой девкой. По всему видно: не из пролетариев. Поговаривали, ссыльная, но к участковому отмечаться не ходила. Поселилась одна в лесу. Охотничий балаганчик – развалюха. Как она там исхитрилась перезимовать первую зиму, неведомо. Васька Поршнёв, тогда – первый парень на деревне, крепко на неё глаз положил, звал к себе жить. Отказалась. Он ей: «Милка, выходи за меня замуж!» А она: «Я мужа только схоронила. Зареклась – по новой. Ты мужчина видный: заглядывай на огонёк – рада буду. Но жить к тебе не пойду, не зови». Васька поженихался ещё немножко: авось передумает. Между весёлым делом помог ей балаганчик поправить. Потом надоело, да и мать у Васьки померла: хозяйка в избе нужна. Взял Талку Синеглазку: тоже была девка, что надо. Потом они документы в колхозе получили и в город уехали. Говорят, быстро спились и померли оба, да не о них речь… А Милонега на второе-третье лето хорошо обустроилась: была у неё развалюха в лесу, стал крепкий дом со двором. Хозяйством обзавелась: козы, куры, огородик. Сама чистая, руки тонкие, а всё в тех руках спорилось: любой нашей бабе на зависть. А зимой ещё показала себя отличным промысловиком: тут уж мужики стали завидовать. И пакостничали некоторые – от зависти. И выжить чужачку пробовали. Анонимки писали. Подбивали деревню «красного петуха» ей пустить. Слухи разносили, что ведьма она.
- Правда, ведьма? – немного преувеличено заинтересовался Фарид Хамзи.
- Да как сказать… Туманиха гораздо больше чудит… Ну… Однажды Генка Фролов с приятелями, выпив лишнего, хотели к Милонеге в гости завалиться – не по хорошему. Так избушки не нашли, даром от деревни в миле. Заблудились, дней десять по лесам кружили, еле вышли. Но спьяну – и хуже забредёшь.
- Точно! Я смолоду спьяну на скалу влез – еле сняли, - вставил шас.
- Было всякое ещё, по мелочи… Потом поговаривали: с чёртом болотным ведьма спуталась. Силаньтевна, почтальонка, однажды письмо ей несла: аж из самой Москвы пришло. А чёрт во дворе расселся, будто дома: сам на скамейке, ноги на столе – чисто ковбой из кино. На почтальонку смотрит: глаза – дырки чёрные, страшные. Бражку голубичную из стакана потягивает, а Милонега Брониславовна ему из кувшинчика подливает, улыбается. Силантьевна письмо отдала, обратно до деревни бегом бежала…
Зворга пихнул Ангу локтём в бок:
- Ты там был?
- Ну, я…
- Так вы с людой не всегда на ножах? – ухмыльнулся Ромига.
- По-соседски. Всякое бывало. Как в Городе…
- Вскоре после того письма, - продолжал Валера, - меня как раз в армию забрали, сам не был свидетелем – ведьма исчезла. Демобилизовался, вернулся назад – нет её уже: дом стоит пустой, заколоченный. Мать рассказала: как пришла Милонега Брониславовна к нам пешком, лесами, с одним сидорком за спиной, так и ушла. И лет двадцать ни слуху о ней, ни духу. Хотя кто-то, вроде, встречал её, видел издали: не вовсе сгинула или уехала. Говорили, переселилась к чертям, на болота, да только встречали её сильно восточнее и севернее. Скорее просто новую избушку где-то выстроила: в глуши да в тайне. Потом, в начале семидесятых, устроился я водителем к геологам, встречал Милонегу у них…
- Слушай, Валер, а что это за чёрти болотные? Не первый раз уже слышу?
- В болотах вообще, народ болтает, разное водится: кикиморы, шишиги, чарусьи. Но у нас чаще всего поминают тех чертей. Я сам их ни разу не видел. Но по описанию – вылитые твои помощники: хорошо, они в кузове, не слышат…
- Догадливый чел! Убить его что ли? – оскалил зубы Анга.
- Пусть сперва до места довезёт. Я на этой дороге за руль не сяду. К тому же без толку: наверняка все местные болтают примерно одно и то же, - беспечно ухмыльнулся Ромига. – Не мешай слушать: забавно.
Водитель, не подозревая об опасности, продолжал просвещать шаса:
- Днём они более-менее на людей похожи. Мужики или парни: не молодые, не старые. Длинные, тощие, вечно голодные. Глазом чёрны: на что ни глянут, всё вянет. Волосом – тоже. Одеваются по-разному: иногда как нормальные охотники в лесу, иногда – в чёрное да гладкое, будто горелые сосновые корни. А кто их ночью видел, говорит: черти, как есть. Глаза жёлтым светятся, рога – то ли уши острые – выше маковки, хвост хлыстом. Клыки да когти по десять дюймов, стальные: железо дерут, будто бумагу. А ещё бывает: закрутится в воздухе вихрь чёрный, из него тот чёрт прямо на тебя – как сиганёт…
- И кто из вас так ловко ходил порталом? Хорошо в глуши: Служба Утилизации далеко….
- Да не было такого! Болтуна – за язык повешу. Выдумал: как про рога с хвостом, клыки и когти.
- Скорее, не сам выдумал. Собрал с миру по нитке и пересказывает. Вслушайся, Анга: чел же не верит в то, что несёт. Ни на грош не верит! Развлекает себя и нашего Фарида – заезжего горожанина – несусветным трёпом. И не чувствует, что ты всерьёз прикидываешь, как бы его поинтереснее укокошить.
- Правда! Вот ведь ошибка Спящего!
- Но водитель он классный. И наверняка интуиция есть, и говорит ему, что уедет он домой целый, даже без приключений, - Ромига подмигнул товарищу. – Я сам, лично за этим прослежу. Новой пищи для сплетен мы местным подкидывать не будем…
- Уже подкинули: некурящие все четверо, - вставил Зворга. Его на ухабах укачало: не до дурноты, но до сонливости. Щурился, зевал, клевал носом, почти не принимал участия в разговоре. Кабы не ухабы с кочками – давно задремал бы.
А водитель разливался соловьём, накручивая «баранку» на очередном безумном слаломе между древесных стволов:
- Одно спасение, если встретишь такого болотного чёрта: падать ничком на землю, мёртвым прикидываться да «Отче наш» про себя читать – кто помнит. Потому что всё равно не убежишь, не отобьёшься. Даже жакан в упор их не берёт. Быстрые, ловкие, сильные – страсть… Слушай, я смотрел, как твои ребята вьючники тяжеленные в кузов кидали… Ты где их набрал? Давно знаешь?
- Давно. Работаем вместе, в Москве. А что?
- Да смотри, как бы они тебя не утопили. У чертей болотных – первое дело: в воду кого затащить или скинуть. Я вот начал про Милонегу Брониславовну рассказывать. Как на неё прошлым летом двое браконьеров напали. Убили её мишку – Помбура. Ей того мишку, ещё пестуном, геологи подарили, оттуда кличка. Милонега на центральной базе геологов одно время часто появлялась. Я её сам там встречал, когда у них работал. Заходила чуть не каждый день: с начальнком партии, с инженерами лясы точила. Геологи, как водится, несколько лет землю поковыряли, потом отправились дальше. А Милонега вырастила того мишку и отпустила в лес. Научила самого по себе жить, пищу добывать, людей обходить. А всё равно помнил её. Бабы-сплетницы врали, спит ведьма с тем Помбуром, как с мужиком… Матёрый зверь вырос, огромный. Такие обычно уже никого не слушают, даже если смолоду ручные. А этот ходил за Милонегой, охотиться помогал. Когда, пять лет назад, сумасшедшая баба вдруг устроилась егерем в заповедник, мишка стал вместе с ней браконьеров шугать. Пошугали от души: сколько на их счету штанов обосранных! Но без кровянки: никого Помбур не заломал, Милонега не подстрелила. Даже властям далеко не всех сдала, хотя чтобы отпускала за мзду – не слышал.
Многие местные на неё зуб точили, а нарвалась на каких-то залётных. Один мишку на нож взял – силён! Другой бабу в реке чуть не утопил: еле выплыла…
- Враньё! Там в самом глубоком месте, под обрывом, по шею! Я её «ветром дикой охоты» сдул почти под противоположный берег, пологий. Извернулась на лету: даже ружьё не намочила, тварь! - к злости Анги явно примешалась нотка восхищения.
- Говорят, простые браконьеры с Милонегой и Помбуром не сладили бы. Да и не было на той неделе в округе приезжих, а свои о таком деле не смолчали бы. Факт, болотные черти постарались, - продолжал водитель.
- Так ты ж говоришь, она с ними дружила? Бражкой поила? Чуть не жила у них? – весело недоумевал Фарид. Навы не видели его лица, но чувствовали: шас наслаждается по полной программе – и прекрасно знает, что в кузове слушают.
- Может, не признали, может поссорились? Кто их, нечисть, разберёт! – рассмеялся Валера, тоже очень довольный благодарным слушателем.
- Я таки убью этого чела! – прорычал Анга. – Вот доберёмся до места, и убью.
- Правильно, - вяло поддержал Зворга, - А то языком мелет – слушать тошно.
- Расскажите хоть сами, как дело было, - рассмеялся Ромига.
- Дурацкая, на самом деле, история…
Продолжить Анга не успел. К натужному рёву машины примешался шум быстрой воды впереди. Грузовик клюнул носом, затормозил, заглушил мотор. Хлопнула дверь кабины, навы уже без помощи магии услышали голос водителя:
- Вылезаем, отдыхаем, перекур! Надо разведать брод.

Ромига вышел на Профсоюзной, привычно пригнувшись в вагонных дверях. С лёгким недоумением оглядел снующую по платформе толпу. Немалая часть нава как бы пребывала ещё в том июньском дне на берегу таёжной речки: давно он не вспоминал ту экспедицию так ярко и подробно. Другая часть, кажется, застряла у Семёныча: крутила так и эдак мудрёные схемы печати. Гадала: почему, в самом деле, зелёная батарейка должна стоять между фигуркой танцовщицы и птичьим черепом? А должна ведь: он ясно это чувствовал…
Оставшейся части навского внимания вполне достаточно было на визит к научному руководителю. Ромига задумчиво усмехнулся и зашагал к выходу из метро. Челов он словно бы не замечал, не лавировал в толпе, но пространство впереди неизменно оказывалось свободным.

Валера, натянув болотные сапоги и вооружившись длинной палкой, прощупал дно: не намыло ли в паводок ям?
Не намыло. Переправа прошла быстро и без приключений. Грузовичок аккуратно сполз в воду с одного берега, натужно рыча, вскарабкался на противоположный.
После удачного брода пообедали домашними припасами и расположились на отдых. Зворга растянулся на стволе поваленной сосны, как на диване, и мгновенно уснул. Шас попробовал устроиться так же, но валежина показалась ему слишком жёсткой и неудобной. Встал, пошёл болтать с водителем, который снова ковырялся в машине. Анга с Ромигой завалились голова к голове на сухой белый мох. Щурились на небо: пронзительно синее в сетке ветвей, наслаждались неподвижной поверхностью под спинами – после тряски в кузове.
Комары и мошка их не донимали совсем: у каждого – по артефакту, надёжно отпугивающему любую насекомую нечисть. Мастер – шас, родня Фарида Хамзи – сделал их, по заказу, внешне похожими на изделия челов. Пластмассовые коробочки с огоньками-индикаторами. В самом начале пути, чтобы избежать вопросов: почему ни на кого из москвичей гнус даже не садится, Фарид похватал перед водителем «новейшей секретной разработкой». Радиуса действия «короля москитов» в шасском кармане хватало частично и на Валеру, чему тот был искренне рад: можно лишний раз не мазаться едкой и вонючей «детой»…
Ромига ещё раз напомнил товарищу, что хочет услышать «дурацкую историю» про медведя и люду – с навской стороны. Анга начал рассказывать: с явной неохотой. Но, очевидно, понимал, что любопытный нав, к тому же, в этой экспедиции, начальник, иначе не отцепится…

Рассказ Анги:
Шли мы со Зворгой по берегу и спорили, чего нам больше хочется на обед: мяса или рыбы? Если мяса – какого именно? А если рыбы – самим наловить или найти и снять браконьерскую сетку? За спором даже не обратили внимания, что в кустах кто-то рычит. Заметили медведя, только когда он встал на дыбы – прямо перед нами. Зворга среагировал быстрее: ему мяса больше хотелось. Шагнул под замах лапы, ударил ножом в сердце – уложил зверя сразу. Вот, говорит, и решили вопрос с обедом: медведь, похоже, «ягодник». Вкусный будет. И здоровенный: часть можем отправить в Цитадель. Наши, из арната, рады будут свежатине. Закатал рукава, стал по-быстрому шкуру снимать и тушу разделывать.
Я присел на пенёк, жду. Слышу, кто-то по лесу идёт, прямо к нам. Чую – маг, точнее, Белая Дама. Милонега: других тут не водится.
Выскочила из кустов, огляделась, осознала картину – остолбенела. Я не понял ещё, из-за чего. Но смотрю на неё – вижу: сейчас либо разрыдается, либо в драку полезет. Зная эту красотку, сразу предположил второе, но решил: что бы не было, отболтаюсь. Завожу разговор ласково:
- Здравствуй, Милонега! Что у тебя стряслось?
- Спрашиваешь? Да вы же, похмельная отрыжка Спящего, моего медведя убили!
Тут я начал понимать, что мясо на обед нам станет дорого: лучше бы браконьеров ограбили, рыбой обошлись…
- Твоего? Обычный дикий медведь: ни ошейника на нём, ни меток. Ты уверена?
- Как в том, что ты – это ты, век бы тебя не видеть!
- Милонега, дорогая, сама посуди: откуда нам со Зворгой знать, что медведь – твой? Пометила бы его магически. А не хотела магически – намазала бы краской: как челки в деревнях домашнюю птицу метят. Или помнишь – старик Феклистов своей рыжей лайке на обоих боках писал зелёнкой: «Собака»? Перед каждым охотничьим сезоном: чтобы не приняли за лису и не подстрелили случайно. Ты там рядом живёшь, наверняка видела…
Она, конечно, сразу вспомнила ту смешную собаку. Почти улыбнулась. Но глянула снова, как Зворга по медвежьей туше ножом орудует – помрачнела снова:
- Ты, Анга, мне зубы не заговаривай! Я этого мишку растила, я с ним столько лет охотилась…
- Очень досадно, - говорю, - что так вышло! Но попёр он на нас из кустов: раздумывать некогда, только защищаться. Приношу извинения за себя и Зворгу. Хочешь, мясом поделимся? Нам двоим – всё равно много.
Сам думаю: возьмёт часть – хорошо. Портал в Цитадель строить не буду, энергию сэкономлю. А дармоеды, которым лень самим заглянуть в гости поохотиться – обойдутся без медвежатины. Но идея предложить Белой Даме в качестве утешения мяса любимой зверушки оказалась не слишком удачной. Чуть не задохнулась от возмущения, выпалила злобно:
- Навы! Твари бессердечные! Гуталин на сапогах Спящего! Проглоты всеядные! Да чтобы вам друг из друга шуркь жрать!
Чувствую, несёт её. Решил немного припугнуть:
- Ты, зелёная, не заговаривайся! А то гляди: я тебя на шуркь пущу – вместе с твоим зверем. Жаль, ты уже старая – жёсткая…
Зворга от разделки туши отвлёкся, тоже встрял:
- А правду говорят: будто он у тебя не просто медведь был? А большая-пребольшая любовь? Так мы с Ангой с удовольствием компенсируем: хочешь вместе, хочешь по очереди…
Зря он это сказал. Милонега не испугалась, а совсем рассвирипела. Подробно объясняла нам, кто мы такие, что и как нам друг с другом следует сделать. Ничего нового, конечно. Но в таких изысканных выражениях – я аж заслушался. Даже чуть не пропустил заготовленный ею под шумок сноп «эльфийских стрел». Еле успел накрыть разбушевавшуюся ведьму «навским арканом». Так ведь поняла, что осталась без энергии – нет бы угомониться! А она сразу за ружьё! Сдул её, к асурам, в речку: чтоб остыла. Не помогло. Выскочила на другой берег – заругалась ещё пуще. Зворга кинул в неё «эльфийскую стрелу»: в футе над головой, для острастки. Нырнула за выворотень, ударила с двух стволов картечью. Не попала, конечно: я защиту поставил. Кричит:
- Не пожалею любимых обсидиановых бус: набью гильзы, подстерегу!
Чувствую, грозит всерьёз. Зла на нас – хуже некуда. А бусы я у неё, правда, видел: длинная нитка, до пупа, бусины круглые, калибром – как крупная дробь. При желании, Белая Дама и подкрадётся незаметно… Эх, думаю, сколько лет жили соседями – теперь повоюем: совсем как в Городе. Дело, само по себе, весёлое, да повод уж больно дурацкий. А нападём первыми – двое навов на одну люду, пришибём её при таком раскладе – не оправдаемся потом, на самооборону не спишем…
Стрелять по нам, в итоге, она передумала: умная. Но оставшуюся часть сезона пакостила, как только может пакостить разозлённая Белая Дама. Птицы нам на голову гадили. Звери – от мышей до собратьев убиенного медведя – грызли, рвали и портили всё, до чего могли добраться. Дрова в костре не горели. Знакомые тропинки путались. Дождь шёл беспрерывно. Даже если в небе одно облачко – непременно над нами, и моросит. Вроде, мелочи, но сколько же сил и энергии мы на них потратили! Не до работы… А самое противное: это всё происходило уже как бы без участия Милонеги. Белая Дама просто искренне пожелала нам «всего хорошего», дальше её лес сам старался.
А ещё она подробнейшим образом отследила всё, что мы делали, и по осени накатала своим жалобу. Выставила нас браконьерами и гробокопателями, творящими бесчинства на её территории. В Зелёном Доме прочитали, восхитились изяществом слога, переписали – практически один в один – отправили нашим. В масштабе политики Домов – мелкая шпилька. Но нам со Зворгой до сих пор икается…
Свеженькое!

Дальше: www.diary.ru/~chorgorr/p114494072.htm

запись создана: 24.06.2010 в 14:53

@темы: Тайный Город, тексты, навы, челы, люды, Ромига, два фотографа

---

История с фотографией, продолжение 3

Выложу сразу уж и то, что вышло в июньском сборнике...
Начало:
www.diary.ru/~chorgorr/p83759140.htm
www.diary.ru/~chorgorr/p95285162.htm
www.diary.ru/~chorgorr/p114480860.htm Свеженькое!

- Если начнёт вредить в этом сезоне – я её таки убью! Так и знай, Ромига!
- Нет, Анга, я сам с ней разберусь. История – действительно в полной мере дурацкая. Но постараюсь свести её последствия на нет – если они ещё не иссякли сами собой от времени. Кажется, есть у меня подход к этой ведьме…
Мила, Милонега. Одни и те же весёлые, смелые, упрямые изумрудные глаза: на нежном девичьем – и на пожилом, но всё ещё очень красивом женском лице. Запах весеннего леса. Буйная, отдающая фронтовой гарью черёмуха сорок третьего. Омытая дождём лиственничная хвоя восемьдесят четвёртого…

Выхлопные газы, мерзкое «амбре» помойки: Москва, осень девяносто шестого. Во дворе большого «сталинского» дома было сумрачно и мусорно. Кое-как припаркованные машины, поломанная детская площадка, чахлый тополь, пара пьяно клонящихся на крышу трансформаторной будки американских клёнов… Ромига сердито фыркнул, отвлекаясь от воспоминаний. Помянул недобрым словом нерях – челов. На его памяти соседи Тайного Города, бывало, разводили гораздо больший бардак. Но почему, спрашивается, не подмести двор и не вывезти вовремя баки с отходами?
Привычно прижимая пальцами пимпочки кодового замка, столь же привычно подумал: «Бессмысленное устройство! Даже если бы кто-то не нацарапал рядом искомую комбинацию цифр – западающие кнопки видно с десяти шагов». Кроме нелепого замка, обшарпанная дверь была снабжена мощнейшей пружиной, которая для нава, естественно, не составляла проблем – а для обитателей подъезда? Одна из обитательниц как раз попалась Ромиге навстречу: крошечная старушка интеллигентного вида с сумкой на колёсиках. Нав придержал дверь, пока она выходила. Был награждён взглядом, исполненным такой радости и благодарности, что чуть не расхохотался. Ограничился вежливой улыбкой, заодно помог «одуванчику» спустить тележку с пяти крутых, лишённых перил ступенек. Тележка была пустая: как бабуся собиралась затаскивать её обратно, нагруженную, и бороться с дверной пружиной – Ромига не отказался бы понаблюдать.
- Ой, спасибо вам, молодой человек! Дай вам Бог удачи и здоровья!
Улыбнулся ещё шире, сверкая белыми, хищными зубами:
- А обратно как?
- Господь поможет. Он мне всегда помогает. Вот, как сейчас – вас послал… В крайнем случае, посижу на скамеечке, подожду. Кто-нибудь обязательно пойдёт…
Отношения челов с их божествами – странные, запутанные, не поддающиеся логике – нав, возможно, считал бы забавными… Кабы не Сезон Истинных Чудес! Сам Ромига родился позже. Единственный раз в жизни видел настоящего Инквизитора: по счастью, не в момент «работы». Даже разговаривал, даже нашёл беседу любопытной. Но вообще, челы, явно проявляющие свою религиозность, вызывали у него стойкое желание: убить на месте или самому убраться подальше.
Бабка медленно ковыляла по двору. Отдавала все силы преодолению колдобин на асфальте, потому, возможно, не почувствовала недобрый взгляд существа, которому только что искренне пожелала всего хорошего…

В подъезде, по сравнению с загаженным двором, было почти чисто. Ромига, презирая лифт, одним махом взлетел на пятый этаж. Нажал кнопку звонка. Услышал за дверью лёгкие шаги: «Ириска». Улыбнулся в дверной глазок. Невысокая рыженькая девушка впустила его в квартиру.
- Здравствуй, Ром! Папа давно тебя ждет. В кабинете. Я тоже не уходила – без тебя...
- Извини, задержался по делам. Спешишь куда-то? - Ромига смерил оценивающим взглядом давнюю – с её одиннадцати лет – знакомую.
Этим летом Ириска отпраздновала восемнадцать. Довольно поздно, для челы, начала активно подчёркивать свою женственность… Как сейчас, например. Яркий макияж. Волосы залиты лаком так, что бросается в глаза. Одета вычурно и откровенно: похоже, для какой-то вечеринки.
- К Василю на День Рожденья. Опоздала уже.
- А чего ждала тогда?
- Ну, - кокетливо улыбнулась, стрельнула глазками с поволокой.
- Хочешь от меня услышать, что хороша?
Кивнула. На взгляд Ромиги, облик её был на грани фола. Не за гранью – только благодаря свежему личику и врождённому чувству стиля. Но без сомнения, на «днюхе» у Василя она будет самой элегантно одетой женщиной. Нав знал этих ребят: тусовка с налётом богемности, однако без средств и фантазии – у большинства. Обсуждать это с Ириской, а тем более лично превращать золушку в принцессу, в планы Ромиги не входило. Но обижать девчонку он тоже не видел резона.
- Хороша. Рад тебя видеть. Лети, воробьишка, и берегись коршунов, - наклонился, чтобы их лица оказались на одинаковой высоте. Бывало, маленькая Ириска с радостным визгом висла у него на шее, чмокала в нос или щёку. Сейчас легонько коснулась своей щекой – его: расчетливо, чтобы не попортить себе «боевую раскраску», а приятеля не испачкать помадой. Отстранилась, заглянула в глаза:
- Тебе не нравится, что я туда иду?
- С чего бы вдруг? – Ромига развернул её лицом к двери, мягко подтолкнул в спину. - Иди уже! Опоздалица, потерялица и заблуждалица!
Звонкий смех с лестничной площадки:
- Чья б корова… От опоздальца слышу!
- Счастливо отдохнуть!
- Удачно поработать! – сквозь удаляющийся цокот каблучков.
Ромига аккуратно закрыл тяжёлую, обитую дермантином дверь, задвинул засов. Слышал позади, в дальней комнате, скрип стула, шаги, покашливание. Потом звучный баритон хозяина дома раскатился по коридору:
- А дочка-то растёт. Невеста!.. Здравствуйте, Роман.
Нав неторопливо обернулся:
- Здравствуйте, Геннадий Николаевич. Прошу прощения за задержку.
Маленькая круглолицая «невеста» удалась совсем не в отца. Зато научного руководителя с аспирантом регулярно принимали за родственников. Нав по этому поводу изрядно веселился: естественно, про себя. Профессор Старостин был высок (всего на полголовы ниже Ромиги), сухощав, прям, подвижен. Сходство обнаруживалось и в резких, благородных чертах лиц. Только у профессора глубоко посаженные глаза были не чёрными, как у нава, а янтарно-карими, «львиными». Седые, густые и жёсткие волосы чела тоже смахивали на гриву крупного хищника. Студенты, в большинстве, побаивались импозантного профессора: он умел быть потрясающе колючим и язвительным, а уж строг и требователен бывал – всегда…
- Надеюсь, ваша задержка вызвана уважительными причинами? – вопрос прозвучал, будто ленивый рык главы прайда.
- Само собой, - улыбнулся Ромига, спокойно выдерживая пристальный взгляд. – Привет вам от Михаила Семёновича. Мы сегодня с ним печатали.
- О! – услышав имя старого приятеля, профессор смягчился. - Потом расскажете, как он: давно не виделись. Но сперва – хочу посмотреть, наконец, вашу вторую главу. Пойдём в кабинет.
Бесшумно скользя за Старостиным по длинному коридору, глядя в профессорскую прямую спину, Ромига размышлял, как бы среагировал чел, откройся ему – кого он на самом деле учит…

На большом письменном столе бастионами громоздились стопки книг, журналов, папок с бумагами. Посередине отблескивал бронзой и бликами лабрадора старинный письменный прибор. Чернильница, песочница, пресс-папье давно утратили свою утилитарную функцию, но не сдали ни миллиметра дефицитной поверхности. Не красоты ради. Похоже, для нынешнего хозяина они являлись своего рода памятником: прошлым поколениям академической семьи Старостиных, переживавшей в двадцатом веке разные перипетии, но живой и хранящей традиции.
Ромига пододвинул себе стул, достал из кейса папку с диссертацией. Раскрыл и положил перед профессором. Высмотрел в груде бумаг свежие номера заграничных специализированных журналов:
- Можно пока полистаю?
- Бери.
В кабинете воцарилась одна из самых уютных разновидностей тишины, нарушаемая тихим шелестом листов, поскрипыванием старых стульев и ручки по бумаге. Обычно аспирант приносил распечатки, оставлял их научному руководителю, а при следующей встрече они обсуждали правки. Но времени до предзащиты оставалось мало, посему договорились поработать вместе.
Профессор читал: хмурился, делал пометки на полях, но пока воздерживался от комментариев. Ромига успел довольно подробно изучить два журнала на английском и один на французском, не найти там ничего для себя интересного и снова погрузиться в воспоминания.

День клонился к вечеру, когда трое навов и шас высадились из грузовика на «центральной площади» села Покровского: просторной лужайке между сельсоветом, полуразрушенным бараком неясного назначения и запертым на амбарный замок сельпо. Большинство прочих строений не маленького, если верить карте, населённого пункта разбрелись по отлогому речному берегу, попрятались в складках местности и за куртинами деревьев. Зато во все стороны простирались огороды, аккуратно разделённые заборами из жердей. В основном – дружно подрастающая после первого окучивания, но ещё не цветущая картошка.
Посреди площади-лужайки паслась на привязи коза, чуть в стороне – другая. Появление грузовика и пятерых двуногих козы встретили истеричным меканьем и попытками удрать, выдернув из земли колышки. Но быстро успокоились и продолжили, как ни в чем не бывало, стричь зубами сочную траву. Прочих аборигенов поблизости не наблюдалось. Где-то далеко играло радио, лениво взлаивали собаки…
- Пойду узнаю насчёт ночлега, - сказал водитель Валера и убрёл куда-то часа на полтора.
Пока ждали его, успели доесть остатки домашних припасов. Потом Анга со Зворгой убежали к реке: окунуться с дороги. Оба были в Покровском не первый раз, знали, где здесь что. Пожилого шаса восьмичасовая тряска по ухабам к вечеру совсем умотала, даром что ехал в кабине. Теперь, выдав порцию традиционного ворчания, Фарид забрался в кузов: подремать. За груз можно было не беспокоиться, да и вообще Ромига знал: в подобных местах челы не склонны к воровству. Но купаться с товарищами не пошёл, остался возле машины. Какая-то смутная мысль не давала ему покоя, царапалась, как заноза. Посидел на завалинке у сельпо, щурясь на низкое солнце. Изучил выцветшие бумажки на фанерном щите с трафаретной надписью по верху «Доска объявлений». Фыркнул: «Челы! Будто иначе не понятно, зачем эта доска тут висит!» Одно объявление, о продаже моторной лодки, нава даже слегка заинтересовало. «Хотя лучше арендовать. В любом случае, транспортный вопрос – утром.»
Мысль… Ромига почти поймал её за хвост. Внимательно огляделся по сторонам. Проверил окрестности на наличие магов, кроме товарищей по экспедиции. «Чисто!». Прикрылся мороком. Козы, если бы отвлеклись от поедания травы, увидели: высокий парень в камуфляже прилёг на скамейку и заснул. На самом деле Ромига некоторое время с озабоченным видом бродил туда-сюда. Нашёл место: покрутился, потоптался и застыл по стойке «смирно», спиной к закату. Закрыв глаза, минут десять вслушивался в вечернюю тишину – или ждал чего-то. В момент, когда солнечный диск целиком канул за верхушки дальнего леса, резко вскинул руки ладонями в стороны, произнёс формулу своего нового аркана. Кроме артефактов в кузове, ничего поблизости не откликнулось. Ромига особо и не рассчитывал: искал другое. Отошёл метров на двадцать, снова поймал границу света и тени. Повторил аркан, сравнивая ощущения. Выждал ещё минут пять, не сходя с места. Просканировал местность в третий раз. Озадаченно хмыкнул. Наконец-то сам уловил нестабильность, на которую указывал Анга. Понять бы ещё, почему аркан работает именно так?
Выполнил ката: после дорожной тряски тело просило плавного, упорядоченного движения. А заодно – погреться: к ночи резко холодало. Другой берег реки ещё купался в апельсиновых закатных лучах, а здесь трава уже поседела от росы. Нав подумал: «Анге со Зворгой давно пора назад, не говоря про водителя. И надо будить Фарида, пока не замёрз и не простыл». Ромига вернулся к скамейке, сливаясь со своим иллюзорным двойником. Снял морок, сел, потянулся. Окликнул шаса: тот с недовольным ворчанием завозился в кузове. А ещё кто-то шёл в их сторону по тропинке между огородами…

Монументального сложения баба в резиновых сапогах и растянутой трикотажной кофте поверх ситцевого платья окинула угрюмо-недоверчивым взглядом парня на скамеечке и его пожилого товарища, свесившего ноги из кузова машины:
- Вы что ли – испидикция? Ваши уже у Митрича на постой встали. Дуйте туда! Или до утра своё добро собираетесь стеречь? Так у нас, когда урки с соседних зон не бегают, спокойно. Свои не озоруют. Валерка всегда машину тут оставляет, - и не дожидаясь ответа, начала отвязывать козу.
Фарид спустился на землю, подошёл поближе, вежливо спросил:
- Уважаемая, а не могли бы вы проводить нас к дому Митрича?
- Провожу. Подержи козу, тиллихент, - бабища всучила шасу верёвку и занялась привязью второй животины.
Первая коза радостно мекнула, скосила на Фарида шкодный жёлтый глаз с горизонтальным зрачком и рванула к товарке. Выбрав слабину поводка, снесла бы лёгкого и не ожидавшего такой пакости шаса с ног. Но Ромига мгновенно очутился рядом, перехватил верёвку, намотал на кулак. Коза с разгону встала на дыбы, заголосила возмущённо.
- Что делаешь, ирод!? Ничего этим городским в руки дать нельзя!
- Можно подумать, кто-то заставлял, – усмехнулся нав. – Сама же и дала. Да всё в порядке, ничего твоей скотине не сделается. Я пока не настолько голодный. Но если ты прямо сейчас не отведёшь нас к Митричу – могу проголодаться очень быстро.
Услышав дерзкий ответ, баба медленно, грозно распрямилась. Не выпуская из-под контроля вторую козу, упёрла мощные руки в бока, исподлобья уставилась на наглого горожанина. Редкий случай: пришлось смотреть снизу вверх. Высоченный, стройный и гибкий чернявый парень плотоядно облизнулся и вдруг весело подмигнул антрацитовым оком:
- Давай мне вторую верёвку и быстро шагай вперёд.
По смыслу слов, не хватало только: «Шаг вправо, шаг влево считается побег». Но мягкий, глубокий голос звучал лаской для слуха. Женщина резко расхотела пререкаться и спорить. Почувствовала: ещё чуть-чуть, и воском потечёт под этим чёрным взглядом. Встрепенулось в душе что-то глупое, давно забытое, возмечтало об объятиях и поцелуях, о жарких ночках на сеновале… Угрюмая баба тяжко вздохнула, прищурилась, сжала губы в линейку. Резко, как солдат на плацу, развернулась через плечо и зашагала по тропке между огородов, так и не выпустив из судорожно стиснутого кулака козий поводок. По счастью, не знала: нав, идущий следом, видит все её эмоции, как на ладони…
Фарид Хамзи, предусмотрительно прихватив из кабины рюкзачок с личными вещами, поспешил за Ромигой, местной жительницей и козами.
- Вам – сюда, - баба махнула рукой на большую избу под низко нахлобученной шиферной крышей. – Мой двор следующий. Поможешь скотину отвести?
- Ещё чего! – фыркнул Ромига.
Передал верёвку от козы хозяйке. Отметил, смеясь про себя, как вздрогнула чела от лёгкого соприкосновения рук. Она была очень забавная. Нав с удовольствием поиграл бы: потихоньку вытягивая из её памяти подробности корявой и не сладкой, видимо, жизни. Подумал: «Давно не тянуло на подобные безобразия! Но некогда: хватает других дел, экспедиционных…»

Водитель и двое старших навов уже сидели за столом в жарко натопленной горнице, вместе с хозяином дома. Перед каждым по стакану мутноватой жидкости, в разномастных тарелках – макаронные «ракушки». На столе – пышный сероватый хлеб домашней выпечки, вяленая рыба, стожок молодого зелёного лука, бутылка с постным маслом… Ромига хищно потянул носом сладковатый, терпкий дух человского жилья. Решил: на раз-другой переночевать – вполне сгодится.
С некоторым подозрением глянул на Ангу со Зворгой, расположившихся по обе стороны от Валеры…
- А про нас вы забыли! Если бы не соседка, так бы и сидеть нам в машине: голодным и холодным! Сущее разорение и ущерб здоровью! – прямо с порога, вместо приветствия возмутился шас.
- Так до вас Женька не добежал? Уши надеру! – из-за большой русской печи показалась женщина, поставила на стол ещё два комплекта посуды.
Хозяин тут же плеснул в гранёные стаканы из огромной бутыли, прячущейся под столом:
- Присаживайтесь! Я – Пётр Дмитрич, хозяйка моя – Вероника Степанна.
- Фарид.
- Роман.
- Ну, за встречу и знакомство!
Звякнули стаканы. Сомнительного качества, но изрядной крепости «огненная вода» обожгла рот, разбежалась теплом по телу, резко ударила в голову. Ромига цапнул из миски лук, макнул в солонку, жадно вгрызся в сочные, хрустящие стебли…

А ручка всё скребла и скребла по бумаге, подчёркивая и отчёркивая целые блоки текста, расставляя на полях знаки вопроса. По мере того, как уменьшалась стопка непрочитанных листов, складка между профессорских бровей становилась всё глубже. Содержание и структуру главы, в первом приближении, они согласовали давно. Большие куски материала были уже опубликованы: в виде статей и докладов на конференциях. Однако нав чуял: у научного руководителя есть какая-то глобальная претензия к его работе – и проблемы с её внятной формулировкой. Наблюдать за чужим мыслительным процессом было занятно… Наконец, чел со вздохом отложил последний лист. Ромига терпеливо, с неколебимым спокойствием ждал комментариев.
- Роман, я много раз говорил: вы отлично пишете. Готов повторить. Ваш текст читается увлекательно, как хорошая беллетристика. Напоминает блестящий научный стиль начала века. Сейчас так, в основном, не пишут, а жаль… Но при том ваши работы оставляют своеобразное и не всегда приятное послевкусие… Я долго не мог понять, в чём дело, а сегодня, кажется, уловил…
Профессор замолчал на несколько минут. Ромига тоже держал паузу. Лишь чуть приподнял бровь да вопросительно хмыкнул.
- От вашей системы доказательств остаётся впечатление, будто вы знаете гораздо больше, чем сообщаете.
- То есть? – чёрная бровь поднялась ещё на пару миллиметров.
- Я читаю ваш текст и чувствую себя зрителем иллюзиониста или человеком, который сел играть с шулером высокого класса. Вы как бы интерполируете ситуацию по известным точкам. Излагаете материал, с которым я работаю дольше вас: памятники, находки, интерпретации… А кажется, был использован ряд дополнительных… Тузов из рукава.
- Странные вещи вам кажутся, Геннадий Николаевич, - тонко улыбнулся аспирант. – Впрочем, возможно, я что-то упускаю в изложении. Подскажите, где именно система доказательств провисает – дополню, исправлю. Давайте прямо по вашим пометкам.
- Сделаем перерыв на чай.
Профессор удалился на кухню ставить чайник, оставив Ромигу наедине с исчирканной распечаткой. Потому не видел, как вежливая улыбка аспиранта превращается в весёлый и злой оскал. Ведя дела с представителями младших рас, Ромига предпочитал самых сильных, умных, талантливых в своей области. Таких интереснее было пробовать на прочность, водить за нос – или вводить в курс дела по необходимости…

Профессор Старостин:
Он тоже в своё время выделил Романа Чернова из нескольких потоков по довольно любопытным критериям. Во-первых, студент с загадочным и тёмным, как его глаза, прошлым не боялся грозного преподавателя: ни секунды, ни капельки. Во-вторых, демонстрировал зрелый ум и энциклопедические познания, уложенные в стройную, целостную систему. Нынче мало кто из взрослых коллег может похвастать подобным, не говоря о молодёжи.
С тем, что система Романа – сугубо для личного пользования, и совершенно не прозрачна для посторонних, Геннадий Николаевич столкнулся очень быстро. Это раздражало, но система выдавала отличные результаты: с первых шагов в студенческом научном обществе – по сей день. Профессор не терял надежды когда-нибудь разъяснить для себя этот «чёрный ящик». Студент, а позже аспирант, старательно и очень умело держал дистанцию.
Наливая в большой эмалированный чайник воды из-под крана, зажигая газ, профессор попытался сформулировать точнее: что именно в Романовом тексте могло восприниматься как намёк на наличие «тузов в рукаве». Не преуспел, и это злило. Начал вхолостую, в очередной раз, перебирать в уме факты и домыслы, наблюдения и слухи, связанные с ходячей загадкой по имени Роман Константинович Чернов.
Шестьдесят пятого года рождения. В восемьдесят восьмом поступил на Истфак МГУ. Археологию, как специализацию, выбрал сразу, без малейших колебаний. На фоне сокурсников выглядел очень целеустремлённым и взрослым: больше по повадкам, чем по внешности, которая и к концу аспирантуры не сильно-то изменилась.
Не делал секрета из того, что воевал в «горячих точках». О подробностях молчал, ссылаясь на подписку. Спецназ? Да, этого шила в мешке не утаишь. Однажды профессор – сам смолоду не дурак помахать кулаками – наблюдал, как Роман раскидал пьяную драку. Впечатлило…
Ходили упорные слухи, что Чернов из «конторы». Той, которая «глубокого бурения». Или другой, про которую эмигрант-перебежчик написал занимательную книжку «Аквариум». Подобно большинству интеллигентов его поколения, «конторских» профессор не любил и опасался, но… Многое говорило «за», но многое не вписывалось в представления о типичном человеке из спецслужб. Слишком аристократичен, слишком заметен в любой толпе: внешностью, манерами, речью. Аполитичен – до полного безразличия: что там говорят в новостях, чья власть в стране… В любом случае: если Роман оттуда, откуда многие думают, и даже если до сих пор носит «корочку» в кармане, минувшие восемь лет наглядно показали: в Универ он пришёл именно учиться, а не «стучать». Возможно, часть подготовки будущего разведчика? «Долго, сложно, однако кто ж их разберёт…»
Геннадий Николаевич вздохнул и успокоился. Да, временами загадочность Романа доводила его до белого каления. Но когда изо дня в день, всю жизнь, неспешно роешься в пыли веков, это накладывает отпечаток на характер: независимо от природного темперамента. Археологи, по большому счёту, очень терпеливые и спокойные люди. Профессор привык относиться к загадкам с почтением. Раскапывать их медленно и обстоятельно, словно курган или городище. «Как бы тебе не хотелось приехать на экскаваторе, берёшь совочек, кисточку и снимаешь в день по сантиметру. В частности потому, что раскопать тот же объект второй раз – невозможно…»
- Геннадий Николаевич?
За песней закипающего чайника профессор не расслышал лёгких шагов по коридору. Вздрогнул, отвлекаясь от созерцания жухлой тополиной листвы за окном.
- Бери свою кружку, доставай сладости. Сам знаешь где. А я пока чай заварю. Мне на днях прислали очень интересный улун. Сейчас попробуем, - подчёркнуто формальное обращение профессора к аспиранту, на «вы», осталось в кабинете.
- Любите вы эксперименты, Геннадий Николаевич! – улыбнулся Рома Чернов, давно вхожий в гостеприимный дом Старостиных. Достал из сушилки высокую чёрную кружку, из колонки – корзиночку с печеньем. Печенье было домашнее, довольно замысловатое на вид. – И дочка в папу. Ириска пекла?
- Да. Я проверял: съедобно. Кстати, это всё, что осталось после проверки от двух противней. Вообще, Медичи, Борджиа и прочих отравителей в нашем роду нет.
Привычка профессора шутить с абсолютно серьёзным выражением сбивала с толку многих его знакомых, а робких студентов – особенно. Роман понимал и ценил своеобразный профессорский юмор. Хмыкнул. Дегустировал печеньку:
- Данный эксперимент следует признать в высшей степени удачным. Надеюсь, улун не подкачает.
Заваривание чая в доме профессора было ритуалом. Повелось ещё с китайцев – давних сокурсников Старостина, приохотивших и посвятивших его в чайные тонкости. По сей день знакомые везли и присылали Геннадию Николаевичу разнообразные заварки из всяких заграниц. А лучше подарка, чем какой-нибудь мудрёный чайник или набор чашек, трудно было придумать. Впрочем, чайная церемония «по-профессорски» не воспроизводила дословно китайский первоисточник. Действо на кухне Старостиных могло разворачиваться по очень разным сценариям и с разным реквизитом. В зависимости от компании за столом, настроения, выбранного вида заварки. Неизменной оставалась суть тщательно изученных и опробованных дотошным профессором аналогов, включая традиционные русские посиделки с самоваром. То есть, подспорье для хорошей беседы.
Отложили, по молчаливому согласию, разговор о диссертации. От достоинств печенья и улуна плавно перешли к людям, пивавшим на этой кухне чай или что покрепче. Профессор быстро вспомнил Семёныча, передавшего привет с Романом:
- Миша, фотограф, наш теперь уже общий знакомый, предлагал: устроить тут портретную галерею. Гостей дома, которых он будет специально для этого снимать. Мол, у тебя, Ген, много известных личностей перебывало: учёные, поэты, актёры. Да и просто лица интересные: скучные люди к тебе не ходят… Я тогда отказался. Сказал: у меня кухня, а не доска почёта. Сейчас сожалею: «иных уж нет, а те далече». Хорошая память могла быть. Зря…
- А вы с Михаилом Семёновичем давно знакомы?
- Да больше, чем ты, Роман, на свете живёшь, - задумчиво усмехнулся профессор.
Аспирант тоже усмехнулся – чему-то своему. Уточняющих вопросов задавать не стал.
Геннадий Николаевич смотрел на сидящего за столом молодого мужчину: как на ещё одно лицо, которое годы спустя захочется вспомнить. Вообще, самым примечательным, на взгляд Старостина, у Романа было не лицо – руки. Прекрасные в своём совершенстве рабочие инструменты: сильные запястья, узкие кисти, длинные, гибкие пальцы. Пожалуй, слишком изящные, чтобы ковыряться такими в земле, подумал археолог при первой встрече с тогда ещё студентом. Последующий опыт показал: эти руки выглядят холёными даже к концу самых грязных «полей». Вообще, профессор с некоторой ревностью признавал: юнец превзошёл его в умении сохранять безупречно свежий и элегантный вид в экспедиционных условиях. Примерно с такой же непринуждённостью, как сейчас держал тяжёлую кружку: тремя пальцами за ручку, будто кофейную чашечку. Геннадий Николаевич попробовал скопировать жест, чуть не расплескал свой чай. Поймал тонкую улыбку Романа…
- А Михаил Семёнович тогда не обиделся, что вы отвергли его затею с портретами?
- Нет. Его вообще трудно обидеть. Даже от мысли снимать общих знакомых не отказался. Сделал «доску почёта» у себя в студии, и рад. Тебя, кстати, ещё не уговорил на фотосессию?
- Даже не предлагал.
- Странно.
- Ничего странного! Кажется, он очень проницательный человек. Вы же знаете: я обожаю фотографировать, но терпеть не могу фотографироваться.
- Это я замечал, - рассмеялся профессор. – На всех экспедиционных фото, где ты попадаешь в кадр, получается, в лучшем случае, твоя спина или затылок, в худшем – разными способами испорченная плёнка. Удивительно! Просто мистика какая-то! Интересно, как ты исхитряешься сниматься на документы?
- Нормально: надо, значит надо. А когда щёлкают просто так и кто попало – не люблю.
Профессор много раз убеждался: в случае Романа, из «не люблю» неотвратимо следует «не хочу и не буду». И не заставишь, хоть на уши становись. Впрочем, подозревал: Семёныч в конечном итоге не упустит из кадра столь колоритный типаж. Мягкое упорство старого приятеля было подстать аспирантскому. Уж если Мишель в самые строгие времена уговорил почти всех своих пассий и многих просто знакомых женщин сняться неглиже или ню…
Геннадий Николаевич мечтательно, с грустинкой улыбнулся: вспомнил любимый портрет жены. И как они с Зоей это красивейшее фото несколько раз едва не порвали в клочья. Сперва Старостин ревновал жену к фотографу, потом она стала ревновать мужа к изображению себя молодой… Как отчаянно ему не хватало Зои сейчас, когда она в очередной раз застряла в Ленинграде у больной матери! Будто для ухода за мучительно угасающей старухой мало двух других дочерей, живущих в том же городе. Впрочем, подобные мысли профессор считал недостойной слабостью и проявлением эгоизма. Старательно гнал их. Геннадий Николаевич вместе с Ириской отлично справлялись с домашним бытом, прочие «сантименты» можно пережить!
Профессор строго сжал губы, расправил плечи, выпрямил спину до состояния «жердь проглотил». Роман молчал, задумчиво наблюдая за сменой выражений на лице научного руководителя. Чёрными-пречёрными глазами, в которых зрачок сливается с радужкой, а свет проваливается, будто в два колодца. Этот бесстрастный изучающий взгляд порою выводил Геннадия Николаевича из состояния душевного равновесия. Вот и сейчас: закралась крамольная мыслишка, что Роман владеет телепатией и видит собеседника буквально насквозь. «Ну, что за чушь сегодня лезет в голову!»
- Миша – не кто попало. И щёлкает не просто так. Будешь следующий раз у него в лаборатории, рассмотри повнимательнее, что висит на стенах. Если только он не сменил экспозицию…
- Я уже рассмотрел. Кое-что, по-моему, близко к гениальности. И готов биться об заклад: самое интересное там не на стенах, а по папкам. Надеюсь, со временем Михаил Семёнович покажет мне свои загашники. Я сейчас очень старательно набиваюсь к нему в ученики.
Профессор с непонятной самому себе досадой отметил энтузиазм в голосе и потеплевший взгляд Романа, когда тот заговорил о друге фотографе. Отозвался слегка желчно:
- Вряд ли Мишель устоит. Но с вашей стороны, Роман, не самое удачное время погружаться в фотопроцессы. До предзащиты месяц, а текст не готов. Я ставил вам задачу напечатать фото на конференцию и к защите. Не более того.
- Знаю, - вздохнул аспирант.
Пожал плечами – и тут же хитро улыбнулся. Чуть склонил голову, прищурил один глаз… Стал вдруг, как две капли воды, похож на чёрного кота, обитавшего в фотоателье, где Мишель подвизался в пятидесятые-шестидесятые. Помнится, зловредная бестия именно так смотрела на людей, втихаря стянув с бутерброда кусок колбасы или «прыснув» на расставленный для просушки зонт. Профессор чуть не сказал вслух: «Брысь!» или «Свят-свят!» Вспомнил: именно в шестьдесят пятом, в год рождения Романа, кота пришиб за разбойные набеги сосед-голубятник. Миша всерьёз горевал и закатил по любимой зверюге шикарную тризну… «Вот ведь пропасть! Впору поверить в реинкарнацию!»
- Текст будет, и фото будут. В срок или чуть раньше. Если мы с вами, Геннадий Николаевич, не прогоняем чаи весь месяц. Хотя улун – роскошный. Плесните ещё чуть-чуть, а?
- А ты налей кипятку: себе и мне.
Гибкая фигура в чёрном перетекла от стола к плите, с чайником – обратно… «И двигается-то он в точности как тот хвостатый бандит… Нет, улун хорош, но намешали туда братья-китайцы чего-то лишнего. Явно намешали!»
Профессор чувствовал себя сильно не в своей тарелке. «Да, а ещё Рома – вылитый нав, как их Серебрянц описывает…» Эта мысль была уже совсем непотребной. Права на жизнь не имела: по определению! «Но в качестве анекдота…» Только Геннадию Николаевичу было абсолютно не смешно, и он не горел желанием поделиться шуткой со своим аспирантом.
А между прочим, зря. Лишил себя возможности услышать занимательную историю, как студент второго курса Истфака МГУ Роман Чернов ходил на семинары к «чокнутому Лёвушке», и что из этого вышло…

Ромига:
Эмоции большинства челов были для нава «открытой книгой», но читать чужие мысли он не умел. За исключением тех, которые собеседники неосторожно проговаривали почти вслух. Ромига долго, настойчиво тренировался улавливать малейшую артикуляцию, и теперь мастерски читал по губам не только речь – любые намёки на неё. С профессором, привыкшим к чёткому, последовательному мышлению и тщательной «обкатке» формулировок, номер проходил, что называется, «на раз». Так что домыслы Старостина о способностях аспиранта к телепатии были неверны по сути, но почти верны по факту.
Ромигу искренне восхитил прямой, почти без отклонений от курса, полёт мысли профессора. От диссертационного «шулерства» аспиранта – к обрывкам сведений, которые гениальный аналитик, но столь же феерический дурак по жизни, Лев Серебрянц исхитрился раскопать про навов. «Только мой профессор, в отличие от Лёвушки, слишком крепко дружит со здравым смыслом. И с инстинктом самосохранения – тоже. Ведь не раз уже держал в руках нечто, упорно не лезущее в рамки… Но позволит себе догадаться, лишь упёршись в кучу неопровержимых фактов. Желательно, чтобы куча была размером с хороший скифский курган. И то будет сперва долго воротить нос, потом ещё дольше – перетрясать все факты на предмет подлинности. А поскольку он не маг, трудновато ему придётся! Семёныч – другое дело. Интересно, что у него был за кот, похожий на меня? Хотя, не важно. А вот кто такая Люда, можно попробовать прояснить прямо сейчас».
- Я всё думаю… Очень интересный и талантливый человек – Михаил Семёнович. Но то ли сам по себе закрытый, то ли наша с ним разница в возрасте так сказывается… Начинает что-то рассказывать, потом вдруг замолкает, и слова не вытянешь.
- Это из Миши-то слова не вытянешь? Всегда был – душа компании, кладезь анекдотов и баек. Хотя, как похоронил жену – правда, не видно, не слышно. Обязательно позвоню ему завтра…
- А как жену его звали?
- Лариса, а что?
- Он при мне помянул некую Люду – в довольно интересном контексте. И сразу замолчал. А меня теперь любопытство разбирает…
- Люду? Не помню такую, а может, не знаю. Их у него было… Как у Казановы! Любимый поздравительный тост: «Дай тебе бог неревнивую жену и кучу поклонниц: всех – на уровне лучших мировых стандартов». Как сам жил, так и другим желал. А что за контекст? – профессор прищурился. – Неужто Мишель показал тебе краешек своей широко известной в узких кругах коллекции пикантных фото? Показал, потом жестоко и коварно спрятал? – Геннадий Николаевич развеселился. Тряхнул львиной гривой, сверкнул желтоватыми, но ещё крепкими зубами в широкой улыбке.
- Пока даже краешка не показывал: только портреты. А он снимает эротику? - Ромига заинтересованно округлил глаза. Человские прелестницы, в большинстве, нава не вдохновляли. Однако поглядеть, как преломилось на «клубничке» фотографическое мастерство Семёныча? Совсем не то, что хотел узнать, но тоже любопытно…
- Не знаю, как сейчас. Снимал всякое. Одна серия, помню, называлась «подражание Саудеку». Но даже в ней гораздо больше от Миши и его женщин, чем от того чеха. На мой дилетантский взгляд.
- Саудек. Обнажёнка… Это ж ещё несколько лет назад была подсудная статья. Он не боялся?
- Мишель – рисковый человек. Везучий, при том. С его биографией давным-давно мог остаться без головы – или без чего-нибудь ещё.
- На вид – тихий дедушка.
- Внешность – обманчивая штука… Например, ваш имидж, Роман, намекает на идеальную пунктуальность и собранность. А когда вы обещали мне полный текст диссертации?
- Я обещал, что мы успеем к назначенному сроку предзащиты. И мы успеем, - Ромига не стал возвращать беседу к теме Семёныча, Люды, фотографии. – Если сейчас чётко договоримся, как править вторую главу, я в понедельник принесу окончательный вариант всего «кирпича».
- Окончательным он станет после моего просмотра, вашей правки и ещё одного моего просмотра. Как минимум.
- Хорошо. Я на это и рассчитываю.
Они с профессором ещё чуть-чуть поспорили об атрибутировании и датировке некоторых находок этого сезона: своих и чужих, после чего вернулись в кабинет. Заваренный чай всё равно закончился. А правильное чайное настроение сегодня вообще обходило кухню Старостиных стороной. Разговор получился нервный и напряжённый, профессор даже несколько раз перескакивал с «ты» на «вы» в обращении к аспиранту. Но Ромига остался доволен. А почему чел дёргается – нав знал: не из-за его диссертации, отнюдь…

Ромига перелистал ещё раз исчирканную распечатку, нахмурил брови:
- Я тут подумал над вашим основным замечанием… Строго говоря, оно абсолютно справедливо. И в то же время – абсолютно всеобще. Любое разумное существо знает неизмеримо больше, чем рассказывает: кому бы то ни было, в любой форме. Я, как и вы – не исключение. К тому же, естественно, я ставил задачу: уложиться в определённый объём. Но мне очень интересно, что именно в моём тексте наводит на мысли об иллюзионистах и шулерах, о некой, якобы, «нечестной игре». И насколько это ваше впечатление, возникшее, как гром с ясного неба, после долгой совместной работы, могут разделить оппоненты, рецензенты, учёный совет.
Геннадий Николаевич потёр лоб, сжал пальцами переносицу. Украдкой глянул на часы, обе стрелки которых приближалась к цифре «одиннадцать», потом на телефонный аппарат на столе.
- Вы правы, Роман, насчёт универсальности моего замечания. Хоть ваше возражение и попахивает демагогией, не могу не признать его истинность. А что навело меня на такие мысли? Возможно, дело именно в нашей долгой совместной работе. Мне кажется, чем больше я наблюдаю вас, тем меньше знаю. Обычно у людей бывает наоборот, - профессор хмыкнул, глядя наву в глаза. – Да, я в курсе, что рекомендуют делать, когда кажется.
Чел, очевидно, ждал комментариев, но Ромига лишь пожал плечами:
- А по тексту? Конкретнее? Будем сейчас обсуждать и править?
Профессор бросил ещё один взгляд на часы. Тяжело вздохнул и принял решение, которое давно напрашивалось:
- Нет. Доделывайте пока остальные главы. Этот черновик оставьте мне: посмотрю ещё раз, на свежую голову… А впрочем, не надо, забирайте. Возможно, полный текст раскроет интригу и разъяснит все мои недоумения. Или внесём поправки позднее.
- Можно пару вопросов по пометкам?
Ещё один вздох, короткий утвердительный кивок. Две головы: черноволосая и седая, склонились над бумагой…

Часы показывали четверть двенадцатого, когда заверещал телефон. Профессор схватил трубку так быстро, как мог среагировать лишь на звук, которого очень напряжённо ждал. В кабинете было тихо, динамик в трубке – сильный, потому Ромига отчётливо слышал не только голос Ириски на том конце провода, но даже фон: быструю танцевальную музыку, галдёж, пьяный смех…
- Пап, я еду домой. Через двадцать минут буду на нашем метро. Встретишь?
- Проводить некому? – львиный рык, за которым искушённое ухо Ромиги легко уловило беспокойство и нежность.
А как восприняла отцовскую интонацию Ириска – большой вопрос. Явно стушевалась:
- Ну… Мы тут до метро идём большой компанией, но ребятам в другую сторону. Встреть, а? Пожалуйста! Но если ты устал, я сама добегу.
- Перевелись нынче кавалеры. Встречу, конечно, куда я денусь. Сейчас выхожу, - тон рыка снизился до раскатистого утробного ворчания.
- Мы тоже выходим. Пока! – короткие гудки.
- Вот беда с ней! – буркнул профессор себе под нос, и тут же переключился на аспиранта. – Всё, Ром, заканчиваем на сегодня. Пройдёмся вместе до метро. Встречу гулёну, заодно проветрю голову на ночь глядя.
- Да собственно, у меня и вопросов-то больше нет, - Ромига аккуратно, неторопливо сложил бумаги в папку, папку в кейс. – Единственный вопрос – не по диссертации. Где вы, Геннадий Николаевич увидели беду? Маленьким девочкам свойственно вырастать в девушек, потом в женщин. Естественный процесс. Можно даже сказать, радостный.
Чел вскинулся, как от насмешки, сверкнул недобрым янтарным оком. Однако нав был предельно серьёзен и спокоен:
- Всё в порядке, Геннадий Николаевич. Сейчас мы пойдём и её встретим.
- Да… Только всё как-то не так. Жаль, что ты…
- Что я?
- Нет, ничего, - нахмуренные брови и горькая складка губ сделали жёсткое, всегда моложавое лицо археолога почти дряхлым.
Ромига знал – что. Уже несколько лет профессор с женой приглядывались к Роману Чернову как к потенциальному зятю. Были достаточно деликатны, чтобы не заводить разговоров, даже окольных. Но сейчас, на нервах, Геннадий Николаевич был готов проговориться. Сглотнул ком в горле, дёрнув кадыком на худой загорелой шее, и проговорился таки:
- Ром, мне очень не нравится эта её компания. Просто всё время душа не на месте. Честное слово, я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, будь Ириска с тобой.
- Сердцу не прикажешь, - равнодушно пожал плечами нав.
Тем более равнодушно, что мельком просмотрев линии вероятностей, почувствовал: девчонка, кажется, вот-вот крепко влипнет. Не сегодня: в другой раз. Будет ещё время и возможность вмешаться, направить судьбу челы в какое-нибудь более безопасное русло… Да только Ромиге не нравился ни один из возможных вариантов развития событий. Нав положил себе: хорошенько обдумать, просчитать, взвесить все «за» и «против»…

Профессор Старостин:
«Да, не прикажешь… Интересно, чьё сердце ты имел в виду, Рома?» - со смутной тоской думал Геннадий Николаевич, глядя в невозмутимое лицо аспиранта. Гладкое, свежее: даром что дело к ночи, после напряжённого рабочего дня. И ни пряди, ни волоска не выбилось из идеальной стрижки, ни замятинки на дорогом пиджаке, стрелки брюк – как ножи, в ботинки можно смотреться. Коллеги с кафедры давно прозвали Р. К. Чернова: Мистер Безупречность. «И в отношении Ириски его попрекнуть нечем. Просто не срослось. Бывает…»
А ещё профессор вспомнил пересказанные женой слова дочери: «Ромка – самый лучший, самый красивый. Но его полюбить – как статую в музее или ягуара в зоопарке». Зоя тогда пришла в ужас от дочкиных ассоциаций. Супруги Старостины довольно долго обсуждали тет-а-тет, что общего между холодным мрамором и живым хищником из породы кошачьих? Пришли к выводу: тем и другим очень хорошо восхищаться на расстоянии, а жить вместе, создавать семью, рожать и растить детей – нечего даже думать. Но что имела в виду Ириска, знала лишь она сама. Ибо комментировать своё высказывание матери тогда отказалась. Старую, из детства идущую дружбу с Романом тоже, вроде, не прерывала… Потом Зоя уехала, с отцом же дочь подобных разговоров отродясь не вела…
Накидывая куртку в прихожей, археолог ещё раз смерил взглядом молодого коллегу: «Намекали как-то, что он из чёрных копателей, связанных с крупной мафией. Мол, решил получить образование и легализоваться». Профессор, услышав эту сплетню, сам раскритиковал её в пух и прах. Но сейчас смятенные мысли бодро побежали по криминальной дорожке: «Если так, задействуй свои связи. Разгони, к едреням, гнилую компанию!» Кажется, он пробормотал это себе под нос, завязывая шнурки.
Разогнулся – встретил прямой, очень пристальный взгляд чёрных глаз:
- Геннадий Николаевич! Выслушайте меня внимательно! Вы – мой научный руководитель. Ира – мой друг. Имейте в виду: при необходимости, я готов сделать всё возможное, чтобы она завершила своё вхождение в мир взрослых с минимальными потерями. Возьмите себя в руки. Вспомните вашу развесёлую молодость, улыбнитесь, успокойтесь. Жизнь идёт своим чередом. Всё в порядке!
Вроде бы Роман произнёс ещё какую-то короткую, невнятную фразу. Будто лёгкий ветерок коснулся лба, висков Старостина – и в мозгах словно бы щёлкнул переключатель: «Да в самом деле! Что я истерю, как баба? Всё в порядке!» Пока они спускались вниз на лифте, пока шагали до метро сквозь едва разбавленный фонарями дёготь сентябрьской ночи, Геннадий Николаевич травил байки про похождения молодости. Свои, Мишеля, других знакомых. Например, про то, как после чьего-то дня рождения они втроём: спьяну и на спор, по очереди переходили на четвереньках Садовое Кольцо. На глазах у остолбеневшего дорожного полицейского. Благо машин тогда было мало.
В обещанное время Ириска выскочила из подземного перехода: разгорячённая, немного растрёпанная, больше весёлая, чем навеселе. Полетела навстречу отцу и приятелю, сияя глазами, почти не касаясь земли…

Ириска:
Голова девушки чуть кружилась, щёки горели, в ушах всё ещё звучала музыка. Упругая, налитая грудь и плоский животик помнили жаркие прикосновения Тохиных рук, когда он тискал её в уголке коридора. Шаловливая девичья ладошка тоже кое-что нащупала и запомнила: оно шевельнулось у Тохи под джинсами, будто котёнок под одеялом. А ещё Тоха совершенно не умел целоваться, хотя явно считал себя мастером в этом деле. И курить мог бы поменьше. Зато у него был мотоцикл. Парень предлагал подбросить её с ветерком прямо до дома, но Ириска решила, что для первого дня знакомства это будет перебор. Раньше мотоциклист в компании не появлялся…
Отец и друг ждали её у самого выхода из метро. Ириска только увидела их – решила запомнить, чтобы потом нарисовать. Два высоких худощавых мужчины походили друг на друга как день и ночь. Свет фонаря серебрил отцовскую седую гриву и плечи в светлой ветровке. Загорелое лицо почти терялось в тени, только глаза поблескивали из-под густых бровей. Чёрные волосы Романа были словно вылеплены из непроглядной темноты, как и одежда. Чуть повернул голову – луч света скользнул по высокому гладкому лбу, прямой линии носа, утонул в глубоких глазницах, резко очертил скулы…
«Ночь старше дня, но выглядит моложе… По смыслу – ерунда, однако звучит красиво. Писала б я стихи – обязательно ввернула… А простоватая Тохина физиономия ни в какое сравнение не идёт с ними обоими. Рисовать мотоциклиста совершенно не тянет. Зато он такой прикольный, такой горячий…»
Лёгкий цокот каблучков, звонкое эхо. День и ночь, отец и друг, двое самых красивых мужчин из всех, кого Ириска встречала в жизни. Они тоже внимательно смотрели, как девушка приближается: гордо вскинув голову, выпрямив тонкую спину, плавно балансируя бёдрами.
- Привет! – привычно чмокнула в щёку отца, ощутила губами колючую, начавшую отрастать к вечеру щетину. А Роман мягко отстранился, поймал её за плечи, заглянул в лицо. На миг стало не по себе от этого взгляда, но общее состояние: «весело, хорошо, море по колено», взяло верх…
Ириска повисла на локте у профессора:
- Пап, пошли скорее домой, у меня ноги отваливаются.
- Чаще надо на каблуки становиться. А то всё в кроссовках да в кроссовках. Никакой тренировки.
Роман посмотрел на отца и дочь, улыбнулся краешком губ, подмигнул Ириске:
- Спокойной ночи вам обоим!
- И тебе!
- Геннадий Николаевич, на всякий пожарный: завтра с десяти я буду на кафедре. После обеда уеду к Михаилу Семёновичу. Скорее всего – допоздна. Прочее время доступен по домашнему телефону, – взмахнул на прощание рукой, и был таков.
Глядя на стремительно удаляющуюся стройную спину, Ириска украдкой вздохнула. Отец, вроде, был в хорошем духе. Но пока шли домой, всё равно непрерывно ворчал. В стиле: мол, раньше солнце было желтее, небо – синее, а трава – зеленее. «Нет бы – историю рассказал какую смешную! Хоть по двести двадцать пятому разу! Я бы всё равно с удовольствием послушала!» Настроение девушки, только что совершенно безоблачное, начало стремительно портиться: «Господи, когда же, наконец, мама вернётся!»
Дома она быстро переоделась, ненадолго залезла под душ и нырнула под одеяло на узкой и жёсткой кушетке, где спала с детства. Ноги, в самом деле, отчаянно гудели от каблуков и танцев. Вытянулась на ровном: с наслаждением. Выключила ночник, закрыла глаза, однако сон не шёл. Сердце билось быстро и сильно, волнами накатывала сладкая истома. «А кажется, я влюбилась! В мотоциклиста Тоху. С первого взгляда… Глупо как-то…»
Ириска представила его рядом с собой. Во всех подробностях, какие запомнила. Ёжик светлых волос со спирально закрученной макушкой, смешно оттопыренные уши, круглое курносое лицо, голубые глаза. Невысокий: на каблуках девушка была с ним почти одного роста. Не идеально сложенное, но плотно сбитое и «накачанное» тело. Коротковатые ноги «колесом», длинный торс, бицепсы – толще Ирискиных бедер. Тяжёлые, крупные кисти с характерно набитыми костяшками. Жаркие и влажные ладони: они грубовато, почти до боли сжимали ей грудь. Острый запах мужского пота с примесью бензина, табака, чего-то ещё…
Девушка честно задала себе вопрос: было ли ей приятно, когда они с Тохой обжимались в коридоре? Затруднилась с ответом. Предпочла бы, чтобы её ласкали совсем другие руки? Скорее всего, да. Но те руки – хотя были красивее, сильнее, нежнее – прикасались к ней исключительно как к забавной зверушке. И то, пока была маленькая…

Одиннадцатилетняя оторва сразу выделила в толпе студентов, прибывших на первую практику, высокого чернявого парня. Он показался ей очень красивым, но то ли мрачным, то ли чересчур задумчивым. Был старше большинства сокурсников. Всегда держался чуть на отшибе. Рядом с остальными, но не вместе. Как ворона при стайке городских голубей.
«Ворона… Ворон… Рэмбо…» Неисповедимы пути ассоциаций… Нет, на киношного десантника, фильм про которого Ириске по возрасту смотреть как бы не полагалось, Роман Чернов был не похож. Почти совсем. Вполне вероятно, бывший «афганец», как говорили про этого студента, мог наделать шороху не меньше, чем ветеран Вьетнамской войны. При желании. Однако предпочёл податься в «ботаники». Теперь с редкой целеустремлённостью, изо дня в день, пахал на раскопках. Даже отдыхать зачастую оставался там же. В лоскутке тени – с книжкой. Чаще с учебником, реже с художественной. Или дремал, удобно расположившись прямо на голых камнях. Ириска сама обожала горячие Крымские камни, льнула к ним, как ящерка. Но взрослые обычно предпочитали устраиваться, где помягче…

Девочка повадилась за ним наблюдать. Сперва издали. Знала: многих раздражает или смущает, если сесть поблизости на край раскопа и начать пялиться. А если смотреть долго и пристально, как она любила, у большинства терпение лопалось довольно быстро. Обычно прямо не шугали, но находили способы выказать недовольство. А бывало так, что заводили разговор и начиналась дружба: до конца практики. Собственно говоря, именно этот вариант она предпочитала, но с начала сезона не выгорело ни разу. И никто из сверстников, преподавательских детей, в этот раз не приехал. Дела и обязанности у неё были, куда без них, но Ириска всё равно скучала…
Чернявый на маленькую зрительницу не реагировал никак. Даже когда обнагле… то есть осмелевшая Ириска стала устраиваться буквально в трёх метрах. Сидел на корточках: в отличие от многих, поза была ему удобна. Судя по непокрытой голове, неизменно чёрной футболке и джинсам, жаркое солнце – тоже нипочём. Лишь в самое пекло прятался в тенёк. Шустро орудовал инструментами. Иногда насвистывал какие-то незнакомые девочке мелодии. Свистел мастерски, однако со слухом были явные проблемы.

Шёл пятый день непрерывных наблюдений за Романом Черновым: она уже знала имя. Ириска сидела на краю раскопа и болтала ногами, сильно стукая пятками по известковой стенке. Сыпался вниз песок и мелкие камушки, задники сандалек медленно, но верно приходили в негодность… Чернявый пару раз скользнул по девочке равнодушным взглядом: как по детали пейзажа. А её уже разобрал азарт: хотела во что бы то ни стало привлечь его внимание.
Ветер помог: сильным порывом сдул песок в сторону парня. Не оборачиваясь, ровным, безразличным голосом, он всё-таки обратился к ней:
- Не пыли, а? Заняться тебе нечем? Болтаешься тут который день.
Заметил? Ириска кинулась развивать успех:
- Один папин знакомый говорит: «На три вещи можно смотреть без конца. На огонь, на воду, на чужую работу». Ты очень красиво работаешь. У тебя руки – будто танцуют. Можно, я буду сидеть рядом и смотреть? – сама подумала: «Попробуй только сказать – «нельзя»! Я тогда…» Однако санкций придумать не успела.
- А что за польза мне с этого будет? – парень отвлёкся от черепков в земле, хитро прищурился на девчонку.
- Обязательно должна быть польза?
- Обязательно. Польза или удовольствие, или то и другое. Я ничего не делаю просто так, - говаривал таким тоном, что невозможно понять: шутит, или всерьёз. В точности, как папа.
- А… Ну… Например, я покажу тебе свою коллекцию камней. Это будет удовольствие?
- У тебя там что – алмазы и рубины с изумрудами?
- Дядя Саша говорил, что привёз бы мне настоящий алмаз из Мирного, да нельзя. Зато у меня есть бериллы с Ильменских гор и один почти настоящий сапфир, то есть корунд, из Хибин. Только они в Москве. А здесь – яшмы, халцедоны, агат. Красивые! Крымские.
- Ух! Какие слова ты, оказывается, знаешь! – рассмеялся чернявый. – Геологом что ли хочешь стать, когда вырастешь?
- Не знаю. Мне ещё долго расти, я пока думаю. В прошлом году хотела быть геологом: как дядя Саша и тётя Женя. В этом – захотела стать художницей, как мамина сестра Алла. А можно, я с тебя наброски поделаю?
- Я пока не услышал ни слова про пользу.
- Ну, например, я тебе потом подарю часть своих рисунков.
- Рисунки? А польза-то в чём?
- Если у тебя дома есть дырки на обоях…
- Нету! Зато растопки для камина вечно не хватает, - парень хищно оскалился и стал похож на большого зверя, припавшего к земле перед прыжком.
Девчонка напряглась: «Не пора ли спасаться бегством?» Но идея такого использования её рисунков, которых этот вредина, между прочим, даже не видел, была чересчур обидной… Возможно, как и её собственное предположение, что в доме подобного чистюли – известковая пыль словно боялась приставать к чёрной одежде – могут быть драные обои?
- На такую пользу я не согласна. Газетами разжигай! Но если я тебя обидела – извини.
- Кишка у тебя тонка – меня обидеть. Ящерица! Мелкая. Сейчас поймаю и хвост оторву.
Она сразу отскочила, как думала, на безопасное расстояние:
- У меня нету хвоста!
- Уже оторвали? Тогда голову.
- Зачем?
- Чтобы меня от работы не отвлекала.
- Хочешь я тебе воды принесу? Свежей, холодной?
- Принеси, если не лень.
- А это будет считаться пользой?
- Ну, допустим.
- А за какое количество пользы ты согласишься, чтобы я сидела здесь и рисовала тебя?
- Литр воды – за час просто посмотреть, как я работаю, или за один набросок.
- Не литр, а стакан.
- Ладно, пол литра.
- То есть, мы договорились? Я тебя рисую и ношу тебе за это воду? Пол литра за каждый набросок?
- Слушай, ящерица, где ты торговаться училась?
- Я не ящерица, я Ириска. То есть, на самом деле, меня зовут Ира, но мне так больше нравится.
- Девочка-конфеточка? Ну-ну. А по виду не скажешь. Роман, будем знакомы… Кто тут обещал воды принести? Бегом – марш!
Свеженькое!

@темы: Тайный Город, тексты, навы, челы, люды, Ромига, два фотографа

---

Список Скиппи Шварца

Предупреждение! Нервным не ходить, при начальстве в комнате не читать.

В моем холодильнике нет гремлинов

Список Скиппи Шварца (Skippy Schwarz) — документ из 213 пунктов, составленный рядовым Вооруженных Сил США, служившим в Боснии. В нем перечислены вещи, которые американскому солдату нельзя делать. Русский перевод документа пережил пик популярности в 2008 году. Рядовому Шварцу было скучно, и он развлекался как умел. Поскольку армейский устав не мог предусмотреть всех вывертов его больного воображения, начальству приходилось создавать для него индивидуальные запреты, о которых он и сообщал в письмах друзьям. Позже из переписки был собран данный список.

Сам Скиппи ныне покинул ряды ВС США и пополнил собой не менее славные ряды разработчиков игр. Как уверяет он сам, всего описанного в списке он не проделывал — кое-что действительно правда, но до такой степени с ума он еще не сошел, хотя армейская скука этому очень способствовала. Интересно, что он служил в подразделениях, называемых Psyop — занимающихся психологическими операциями. Кажется, офицеры терпели его так долго именно благодаря его выдающемуся таланту к психическим атакам.

# Не разрешается смотреть мульт Southpark на посту.
# По уставу ко мне надо обращаться “Рядовой Шварц”, а не “Принцесса Анастасия”
# Не разрешается угрожать кому-либо черной магией.
# Не разрешается просить прядь волос кого-либо, заявляющего что черной магии не бывает.
# Не разрешается увеличивать грудь при помощи силиконовых имплантатов.
# Не разрешается разыгрывать на офицерах сцены из “Криминального чтива” при помощи самодельного самострела.
# Не разрешается добавлять “… как говорится в пророчестве” в конец ответов на вопросы офицера.
# Не разрешается добавлять фотографии нелюбимых мной офицеров на плакаты разыскиваемых за военные преступления.
# Не разрешается называть любой продукт “Это прокатит”.
# Не разрешается покупать чью-либо душу в рабочее время.
# Не разрешается вступать в компартию.
# Не разрешается присоединятся к какому-либо вооруженному формированию.
# Не разрешается создавать какие-либо вооруженные формирования.
# Не разрешается выходить из комнаты на время пребывания президента США в Сараево.
# Не разрешается тренировать прирученных дворняжек на “Апорт гильзу!”
# Стрижка обязательна, даже если она нарушает мои “Подобные Самсоновским сверхспособности”.
# Бог не может отменить какой-либо, отданный мне приказ.
# Больше не разрешается исполнять мой широко известный “Танец Барби” во время исполнения служебных обязанностей.
# Не разрешается называть какого-либо офицера аморальным, подлым, лживым слизняком, даже если это правда.
# Не разрешается смеяться над французской армией.
# Обязан стараться больше не раздражать SAS (английский спецназ).
# Не разрешается называть членов SAS идиотами.
# Не разрешается спрашивать у кого-либо, выше меня по званию, что за дурь они курили.
# Не разрешается говорить офицерам что я умнее их, особенно если это правда.
# Никогда не путать голландских и французских солдат.
# Не разрешается говорить немецким солдатам “Мы надрали вам зад во Второй Мировой!”
# Не разрешается рассказывать шутки о Принцессе Диане в лицо английским парашютистам.
# Не разрешается вынимать батарейки из будильников других солдат (даже если они позволяют им орать раз сорок).
# Ирландские военные полицейские не хотят “Теперь банановый”.
# Нельзя будить прапорщика при помощи множественных ударов по голове мусорным пакетом.
# Сделанные из носков куклы не могут брать на себя вину за мои действия.
# Сделанные из носков куклы не могут стоять на посту вместо меня.
# Не разрешается жевать жевачку в строю, если я не принес достаточно для всего подразделения.
# (след. день) Не разрешается жевать жевачку в строю, даже если я принес достаточно для всего подразделения.
# Не разрешается петь “High Speed Dirt” группы Megadeth во время парашютных операций. (Там внизу земля видна/скоро я ударюсь/черная смерть, голубые небеса, я отправляюсь к создателю)
# Я не могу галлюцинировать о войнах на которых я не был (Испано-американская война еще не закончилась, и т.п.).
# Нашего военврача надо называть “Сержант Ларваса”, а не “Доктор Айболит”
# Нашего снабженца надо называть “Сержант Уоткинс”, а не “Богатый Папочка”
# Не разрешается просить отгул “в связи с тем что, согласно моим верованиям, в этот день наступит конец света” более одного раза.
# У меня нет сверхспособностей.
# “Стучат колеса тук-тук-тук” *не* является “одним из приемов психологической войны”.
# Не разрешается создавать призывные плакаты, взывающие к животным инстинктам рекрутов.
# Камуфляжная раскраска кожи не может заменить униформу.
# Я не являюсь “атеистским священником”.
# Мне не разрешается “Пойти в город и немножко потрясти телом за кучу денег, что запихают мне в трусы.”
# Я не могу увольнять офицеров.
# Я не являюсь гражданином Техаса, а также любого из этих, сорока девяти, остальных штатов США.
# Не разрешается использовать публичную мастурбацию для того чтобы указать остальным на ошибочное решение командования.
# Не разрешается менять военное снаряжение на “волшебные бобы”.
# Не разрешается продавать волшебные бобы во время исполнения служебных обязанностей.
# Не разрешается цитировать “Науку для детей” во время обсуждения военных операций.
# Не разрешается орать “Получите, черножопые” в ружейном тире.
# Не разрешается цитировать “Цельнометаллическую оболочку” в ружейном тире.
# Фраза “Напалм хорошо липнет к детям” *не* поднимает боевой дух.
# Приказ “Сделай кожу сапогов похожей на кожуру молодой сливы” *не* должен выполняться с помощью фруктов.
# Приказ “Сделай эти сапоги черными и блестящими” *не* должен выполняться с помощью изоленты.
# Не разрешается отвечать “Зачем?” на правильно отданный приказ.
# Следующие фразы запрещены к произнесению во время марша: Подростковая сексуальность, некрофилия, я ненавижу всех в этом полку и желаю им смерти, вагинальная смазка, черный урод, все морпехи скрытые гомики, тантрическая йога, готтердаммерунг, корейская шлюха, эскимоска Нелли, мы все теперь в говнодавах, распутный шеночек, а также любые упоминания кальмаров.
# Не разрешается создавать плакаты, наглядно изображающие недостатки моих командиров.
# “Гигантские Муравьи из Космоса” не являются наивысшей командной структурой.
# Если у солдата погоны старлея, а у меня – сержанта, это значит что он выше званием. Это *не* значит “Меня повысили в звании четыре раза, а тебя – один”.
# Аксиома “Лучше просить прощения, чем разрешения” к рядовому Шварцу больше неприменима.
# Приказы командования *не* нуждаются в одобрении на 2/3, путем тайного голосования.
# Надувные секс-игрушки *не* дают мне права на “отпуск по семейным обстоятельствам” или “надбавку за разлучение”.
# Под моей кроватью не живет никаких злобных клоунов.
# В Боснии нет движения “Против Мим”.
# Я не являюсь Символом Психологических Методов Войны.
# Не разрешается обертывать мою каску фольгой чтобы “заблокировать контролирующие мой мозг космические лазеры”.
# Не разрешается изображать из себя фашистского штурмовика во время выполнения служебных обязанностей.
# У меня нет прав выписывать рецепты на какие-либо лекарства.
# Не разрешается демонстрировать мои психические отклонения моему командному составу.
# Не разрешается носить садомазо-маску во время исполнения служебных обязанностей.
# Выполнение любых армейских обязанностей исключает ношение “костюма нудиста”.
# Краска вайда не может использоваться вместо камуфляжной пасты.
# Не разрешается проводить психологические эксперименты на моем командном составе.
# “Избушка, избушка, встань к лесу передом, а ко мне задом…” *не* является маршевой командой.
# КПП военной полиции не охраняется имперскими штурмовиками, так что я не должен говорить им “Вам не нужно проверять мои документы, вы ищете совсем других андроидов”.
# Не разрешается записывать номера моего командного состава в список автоматически игнорируемых телефоном.
# Я не являюсь королем или королевой сыра.
# Не разрешается исполнять любые военные обязанности одетым в платье.
# Не разрешается приходить на официальный бал батальона с трансвеститом.
# Запрещено формировать банды, насильно забривающие рекрутов в армию.
# Не разрешается начинать любой отчет словами “Со мной тут недавно такое случилось, что я просто не могу вам об этом не написать…”
# Не разрешается использовать военную технику чтобы “Плющить” что-либо.
# Не разрешается создавать какие-либо продукты, использующие изображения мертвых солдат “с целью психологического воздействия на противника”.
# Не разрешается вызывать кого-либо из моего командования на “честный поединок в чистом поле”.
# Если мысль о чем-либо заставила меня хихикать дольше 15 сек., я должен считать что мне запрещено это делать.
# Не разрешается называть сержанта “Мама”.
# Не разрешается называть капитана “Папа”.
# Надувных овец *не* нужно показывать во время осмотра казармы.
# У меня нет полномочий начинать Джихад.
# Когда офицер просит меня “сказать несколько слов” на военной церемонии, он *не* имеет ввиду “шурум бурум там там тададам”.
# Нервно-паралитические газы – это не повод для смеха.
# Распятия не отпугивают офицеров, и мне запрещено это проверять.
# Мне не нужно более подходящее тело-носитель.
# Просмотр фильма “”Фермеры-Зомби” не является одобренным методом военной тренировки.
# В моем холодильнике нет гремлинов.
# Правильная процедура на случай химической атаки не состоит из “Сказать комсоставу что я на самом деле о них думаю, а потом понатыкать дырок в их противогазах”.
# Не разрешается отмечать минные поля смайликами .
# Противопехотные мины не набиты вкусными конфетами, и поэтому мне запрещено рассказывать это новобранцам.
# Не разрешается приделывать штыки к станковым пулеметам.
# Не разрешается хоронить грызунов с полными военными почестями, даже если они являются “жертвами военных действий”.
# Наш комбат недостаточно стар чтобы быть участником гражданской войны США, и я не должен больше на это намекать.
# Водка и зеленая краска в бутыли от Листерина (жидкость для полоскания зубов) – неудачная идея.
# Не разрешается стрелять сигареты у детей младше 12 лет.
# Не разрешается менять мой автомат на что-либо из следующего списка: Сигареты, алкогольные напитки, сексуальные услуги, Калашниковы, бронетехнику советского пр-ва, маленьких детей, пиратские CD.
# Не разрешается насмехаться над решениями командования в присутствии прессы.
# Не разрешается насмехаться над корреспондентами, даже если они очень толстые, невероятно тупые, и работают на желтую прессу.
# У меня нет полномочий менять национальную политику где-либо в Восточной Европе.
# Никогда, ни за что, не пытайся поправить офицера спецназа в чем-либо.
# У меня нет прав водить какую-либо бронетехнику пр-ва. США, Германии, Польши, или России.
# Встретив пехотного офицера, правильное приветствие не состоит из фразы “Парютисты во всем первы – кхм… извините, сэр.”
# Совершенно не нужно вести себя как люди из мьюзикла, услышав песню из него.
# Нельзя продавать своего офицера Русским.
# Не разрешается обсуждать размер полового члена старшего по званию.
# Распинать мышей на крестах – плохая идея.
# Не разрешается использовать государственное оборудование для переписывания порнографии.
# Ямы для сожжения секретных материалов не являются кострами дикарей – не нужно танцевать вокруг них голым.
# Не разрешается арестовывать детей за грубость.
# Собрание офицеров не лучшее место для того чтобы рассказывать мои новые расистские приколы.
# Не разрешается использовать государственное оборудование для ламинирования порножурналов.
# Не разрешается хранить в казарме радиоактивные материалы.
# Не разрешается учить других солдат говорить оскорбительные и пошлые вещи на албанском, убеждая их что это полезные фразы. [учи албанский, сцука]
# “Лимит выпитого – две рюмки” не значит, что первый и последний раз за вечер надо пить из рюмки.
# “Лимит выпитого – две рюмки” не значит что весь вечер можно только из двух рюмок.
# “Лимит выпитого – две рюмки” не значит, что рюмки могут быть любого размера.
# “Распитие спиртного запрещается” не подразумевает что внутривенное вливание виски разрешено.
# “Спадоинкль” – придуманное слово.
# “Танцующая Скрепка” фирмы Микрософт не обладает полномочиями отменять отданные мне приказы.
# “Я пьян” является плохим ответом на любой вопрос капитана.
# Не разрешается танцевать в танковой башне. Особенно в сочетании с правилом 113.
# Не разрешается обсуждать мои идеи через сеть громкой связи.
# Не разрешается передавать по сети громкой связи то, что можно передать по радио.
# Не разрешается передавать звук от порнофильмов по сети громкой связи.
# Приказ намазать сапог ваксой подразумевает намазывание всего сапога.
# Орать “Давайте перетрахаем деревню! Давайте перетрахаем всю ср***ю деревню!” во время боевого задания воспрещается.
# Не разрешается появляться на КПП в предметах русской униформы пьяным в ноль.
# Даже если комбат это делал.
# Не разрешается обучать переводчиков как заставить пакеты с саморазогревающими рационами взрываться.
# У меня нет полномочий продавать права на разработку полезных ископаемых.
# Не разрешается использовать настоящую шпагу с целью опровергнуть высказывание “Перо сильнее шпаги”.
# Запрещается выполнять упражнения из комиксов в качестве физкультуры.
# Мне нет необходимости держать у своего окна карточку с намеченными дистанциями и направлениями стрельбы.
# “Шлем, рюкзак, и тонкий-тонкий слой ваксы” не могут заменить униформу.
# Не разрешается выпивать два литра голубого пищевого красителя перед тестом моей мочи на наркотики.
# Также не разрешается выпивать два литра красного пищевого красителя перед тем же тестом и в ужасе орать.
# Не разрешается угрожать совершить самоубийство при помощи шипучих леденцов и Кока-колы.
# Насыпать в бутылку от опасного лекарства красных конфет и съесть их все во время общего построения – не смешно.
# Не разрешается создавать новые формы военных документов и настаивать на их заполнении.
# Во время установленных занятий спортом, порванная одежда не приносит автоматическую победу.
# Правильный способ отчета о прибытии моему капитану это “Рядовой Шварц прибыл по команде, сэр”, а не “Вы ничего не докажете!”
# Следующие вещи не существуют в природе: ключи от Зоны Выброса, моток координатной сетки, зимний воздух для шин, парашютные лампочки, а также батарейки к химическим светильникам.
# Мне не разрешается назначать новобранцев “охранять маршрут самолетов”.
# Не разрешается намазывать бутылочки для мочи красным перцем.
# Не разрешается учить Албанских детей издеваться над другими солдатами.
# Больше не разрешается танцевать стриптиз в униформе.
# Даже если я снимаю ее в процессе танца.
# Время революции еще не пришло.
# Будучи задержанным военной полицией, я не имею “права на полный обыск с раздеванием”.
# Также, проводить его на старших офицерах – плохая идея.
# В моей униформе нет съедобных деталей.
# Прошлые жизни совершенно не влияют на субординацию.
# Take that hat off. (Убери ЭТО с головы).
# Такого существа как “вер-девственница” не существует в природе.
# У меня не бывает месячных.
# Штаны обязательны к ношению.
# Размещать в казарме коммерческое предприятие не разрешается.
# Особенно если это студия порнофильмов.
# Даже несмотря на “исключительную патриотичность” продукции.
# Не разрешается “переходить на сторону вероятного противника” во время учений.
# Во время учений постарайтесь не сбивать вертолет Генерала.
# “Полный рожок и немного одиночества для размышлений” – неправильный способ помогать склонному к самоубийству товарищу.
# У меня нет полномочий создавать новые уровни допуска.
# Механические плюшевые мишки не допускаются в засекреченные зоны. (Это не гон, а реальная инструкция Мин.Обороны).
# Мы не будем “Бросаться в атаку обнажив тела, как это делали кельты”
# Устройства, ползающие по столу уже на средней громкости, запрещены к использованию в армейских зданиях.
# Мне воспрещается называть строй “эта квадратненькая угловатая штучка”.
# Я не “лесбиянка, запертая в теле мужчины”.
# Мне запрещается указывать свою расу как “Иной” в любых армейских документах.
# Так же запрещается указывать ее как “Секретариат, в третьей”.
# “Тренер покемонов” не является утвержденной военной специализацией.
# Полевого руководства “Дисциплинарные взыскания при помощи бейсбольной биты” не существует.
# Мой комсостав не желает тратить свое время и нервы на выслушивание истории о мне и шести картонках фруктовых пирожных.
# Я не должен пытаться выполнить что-либо что я “видел в мультике” на армейской технике.
# Мое имя не убийственное слово.
# Я не являюсь Императором чего-либо.
# Мне не разрешается издеваться над офицерами в никотиновой ломке, постоянно показывая им сигареты.
# Мне не разрешается вызывать офицеров на “дуэль на пистолетах, под старым дубом, на рассвете”.
# Запрещается проверять, слабо ли Рейнджерам есть жуков. Им никогда не слабо.
# Запрещается готовить еду на костре во время несения патрульно-постовой службы.
# Наши джипы не могут собираться в огромного боевого робота.
# “Это только вы так думаете” – неправильный ответ на ориентировку.
# Масоны и Серые Инопланетяне не входят в мой комсостав.
# Запрещается снимать компрометирующие фотографии кого-либо из моего комсостава.
# Запрещается создавать компрометирующие фотографии кого-либо из моего комсостава в Фотошопе.
# Запрещается наносить татуировки.
# Запрещается еще хоть раз петь “Жил был Генрих Четвертый…” до 68 куплета.
# Не разрешается возглавлять “Бунт” во время учений.
# Запрещается признаваться в преступлениях, имевших место до даты моего рождения.
# Мой комсостав не интересует, откуда в моей машине килт, надувная овца, и коробка резинок.
# Запрещается героически толкать офицеров на осколочные гранаты, чтобы сохранить жизнь всему отделению.
# Несмотря на удивительную похожесть в именах, “Танец Спасателей” и “Тренинг Спасательный” не сочетаются.
# Когда прапорщик-рекрутер спрашивает меня что я намерен делать во время своего нового контракта в армии, отвечать “Завоевать Землю при помощи армии летучих обезъян” – плохая идея.
# НИКОГДА не прибивай плюшевого зайчика к кресту и не выставляй его перед штабом батальона в качестве “Пасхальной Дерьморации”
# Не разрешается писать ложные сведения в листке неисправностей джипа. (”сломана катапульта”, “третья турбина часто выбрасывает пламя”, “гиперпространственный двигатель издает странный визг при включении”)
# Быть подстреленным противником непозволительно.
# Саморазогревающиеся ужины *не* должны использоваться для интимной смазки. (Скиппи хотел заметить, что он не пытался их использовать в таком качестве; он услышал это за ужином 22 сентября 2001 и решил, что это настолько грязно что обязательно должно быть упомянуто)
# Не разрешается подыгрывать безумным фантазиям гражданских которые “слышат приказы” от НАСА, ФБР, ЦРУ и КГБ из-за микрочипа, установленного в их мозгу инопланетянами.
# Бумажный пакет из самолета должен использоваться *только* для морской болезни. (Также без участия Скиппи.. услышано за тем же ужином).
# Запрещается изготовлять и брать с собой футболки с картинкой свиньи и надписью на арабском “Ешь свинину или умри!” во время службы в мусульманских странах.
# Не разрешается просить полковника Стила поставить автограф на моей копии “Black Hawk Down”.
# Не разрешается направляться на девять заданий в течении 6 лет которые требуют отсутствующего у меня уровня допуска, хотя Мин. Обороны утверждает что он у меня есть и спорить с ними бессмысленно.
# Не разрешается убеждать прапорщиков, что их прыщики – результат редкого паразитического заболевания.

Говорят, оно - баян, но я раньше не видела. Упёрла отсюда: morenwen.livejournal.com/577767.html

@темы: ссылки

---

Флешмобчег

Пока болталась далеко от дайрей, осалили флешмобом. Причём, кажется, даже дважды.

1) Список из 5-ти вещей, которые вы видите, не вставая из-за стола?
Монитор, клавиатура, мышь, динамики, принтер...

Не, так не интересно...

Не, так не интересно: сканер для фотоплёнки (1), х.б. перчатка для работы с фотоплёнкой (2) пыльная, однако, пора стирать или выкидывать, любимые стеклянные бусы (3), висящие на настольной лампе (4), акварель, изображающая дождь в Хибинах (5)

2) Как вы причёсываетесь?
Расческой или пятернёй - если расчёска в очередной раз ушла на нерест.

3) Что на вас надето?
Футболка и трусы

4) Чем занимаетесь по жизни?
Чем бы не занималась - это неизменно выливается в поиск приключений на разные части тела...

5) Ваше самое большое достижение в жизни на данный момент?
То, что жива и более-менее здорова - не смотря на предыдущий пункт :-)

6) Кого вы обняли последним?
Ну... Э... Очень личный вопрос...

7) Ваше нынешнее хобби, увлечение?
Длинный-предлинный фик по ТГ.

8) Что вы съели последним перед заполнением этого опросника?
Кукурузные хлопья с кефиром.

9) Содержание последней полученной смс-ки?
Напоминалка, что надо заплатить за кабельное телевидение, которое я зачем-то подключила, но практически не смотрю.

10) Какие сайты вы всегда посещаете, даже во время небольшой интернет-сессии?
Дайри, ЖЖ.

11) Последняя вещь, которую вы купили?
Три помидора и лимон.

12) Что вы сейчас слушаете?
Шум вентилятора от компа.

13) О чём вы думаете вечером, перед тем как лечь спать?
Удачно денёк прошёл. Но всё-таки из инета надо вылезать часа на два-три-четыре пораньше!

14) Последний CD, который вы купили?
Точно не помню. Кажется, принесла с Горбушки какую-то коллекцию графических программ.

15) Что вы сейчас читаете или перечитываете?
Сборники фиков по ТГ за май и июнь. Медленно и с удовольствием

16) Если бы вы могли играть на любом музыкальном инструменте, что бы вы выбрали?
Гитару.

17) Как ваше общее самочувствие?
Организм слегка недоволен жарой, а так - отличное.

18) Что бы вы сейчас хотели кому-нибудь сказать
Пока, вроде, ничего. Захочу - скажу.

19) Скажите что-нибудь про осалившего вас?
Навы - сволочи )))

20) Осальте следующую пятёрку.
Так, кого из пчей тут ещё не салили... Diatel, Вьёрга, Максималистка, Rapier, taranis

@темы: флешмоб, жисть

---

Дома )

@темы: жисть

---

Купила обратные билеты в ночь с 16 на 17. Рассчитываю быть дома в четверг.

@темы: жисть

---

Мих.Вас.

Трудно провожать в последний путь людей, которые помогали расти. Стать такой, какая я есть.
Похороны были в субботу, но как-то медленно доходит...

Вряд ли сюда забредёт кто-то из знавших Михаила Васильевича Крамаренко по временам турклба МТИЛП или раньше, по Военно-инженерной академии. Но мир тесен. Подробности, если соберусь писать, в ЖЖ:
t-holina.livejournal.com/216522.html

Дочь выложила немного его рассказок:
nataly-kun.livejournal.com/

@темы: МихВас

---

Про музыку судьбы

---

Инфа

До следующего четверга, видимо, появляюсь в сети чисто случайно.

@темы: жисть

---

Типооптимизм

05.06.2010 в 09:33

Пишет  Миравега:

Препод: Если я вам проставлю этот зачет, вы в конце концов получите диплом и станете инженерами. Если не поставлю - вы пойдете в армию и будете меня защищать. Даже не знаю, что хуже...

@темы: жисть

---

О, какой чудесный баян )

04.06.2010 в 00:00

Пишет  Веселый робот:

Добавлено роботом
Лётные правила

Взлетать не обязательно. Hо садиться надо всегда.

Если двинуть ручку вперед, то дома становятся больше. Если потянуть на себя - то меньше. Правда, если продолжать тянуть ручку до упора, то они снова станут больше.

Летать не опасно. Опасны столкновения.

Всегда лучше быть на земле, желая оказаться в воздухе, чем быть в воздухе, желая оказаться на земле.

Слишком много топлива бывает только в единственном случае - при пожаре.

Пропеллер - это большой вентилятор, устан

...читать дальше (еще 2217 символов) >>

овленный впереди самолета для того, чтобы пилоту не было жарко. Когда он останавливается, то пилот сразу потеет.

Если сомневаешься, сохраняй прежнюю высоту. С небом еще никто не сталкивался.

"Хорошая" посадка - это когда ты сам можешь выползти из самолета. "Отличная" посадка - это когда после нее самолет еще можно продолжать использовать.

Учись на чужих ошибках. Твоей жизни не хватит на то, чтобы совершить их все самому.

О том, что ты сел с убранным шасси, ты узнаешь по тому, что на рулении приходится давать полный газ.

Вероятность уцелеть обратно пропорциональна углу касания. Большой угол - низкая вероятность, и наоборот.

Hикогда не позволяй самолету увезти тебя туда, где ты мысленно не побывал за пять минут до этого.

Берегись облаков. То, что кажется просветом, может оказаться самолетом, летящим тебе навстречу. Hадежные источники также утверждают, что в облаках живут горы. [тут обыграна пословица. "Every cloud has a silver lining" дословно означает "у любой тучи есть сияющий край (освещенный солнцем)", употребляется в смысле "в любой ситуации есть надежда на лучшее"]

Всегда старайся, чтобы число взлетов равнялось числу посадок.

Есть три простых правила выполнения мягкой посадки. К сожалению, никто не знает, что это за правила.

Ты начинаешь с полным мешком везения и пустым мешком опыта. Весь фокус в том, чтобы успеть наполнить второй мешок раньше, чем опустеет первый.

Вертолеты не могут летать; просто они настолько уродливы, что земля их отталкивает.

Если в окно ты видишь, что земля непрерывно вращается, а из пассажирского салона слышится какая-то возня, то что-то идет совсем не так, как надо.

В непрекращающейся битве между объектами из алюминия, движущимися со скоростью в сотни миль в час, и землей, движущейся со скоростью ноль миль в час, земля рано или поздно будет побеждена.

Хорошие решения основаны на опыте. К сожалению, опыт обычно основывается на плохих решениях.

Постоянно смотри по сторонам. Всегда есть что-то, чего ты не заметил.

Помни, что тяготение - это закон, и обжалованию не подлежит.

Три самые бесполезные вещи для пилота: пространство над тобой, полоса за тобой и уже прошедшая десятая доля секунды.

© gl_notes

@темы: жисть

---

Хочу туда

Водопад на Рисйоке в Хибинах, он же Красивый, он же Дежурный.

@музыка: Аквариум - Слово Паисия Пчельника

@темы: Север

---

Кашляю в режиме «рудники проклятые». Блин! Чтобы не сказать хуже...

@музыка: Аквариум - Анютины глазки

@темы: жисть

---

Маленький водопад на закате

@темы: Север

---

Третья, для ровного счёта

Кимоно хамонге.

оно же сложенное

отсюда: ichiroya.com/item/list2/179817
Понимаю, что японцы! Но железная ассоциация на этот рисунок — утро в Хибинах. Именно там я видела такие сосны и текущий между ними розовый туман. Повесить на стену и любоваться...

@темы: ссылки, япона мама, батик

---

Ещё одна японщина

Хаори.

оно же спереди

Второй год хожу и облизываюсь на эту штуку: ichiroya.com/item/list2/123218
Надеть поверх маленького чёрного платья — и на какую-нибудь художническую тусовку.
С блузкой и брюками тоже может хорошо смотреться.

@темы: ссылки, япона мама, батик

---

Японщина

Кимоно хамонге.

оно же сложенное

отсюда: ichiroya.com/item/list2/161210
Как я тащусь с этих орнаментов!

@темы: ссылки, япона мама, батик