Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Маленькая зарисовка по ТГ: разговор между Л. М. Серебрянцем — в начале его лекторской карьеры — и навом Ромигой. Пейринги-рейтинги отсутствуют.
Чернявый возник на очередной лекции. Удобно устроился на втором ряду и стал наблюдать, как и кем заполняется зал.
Лев Моисеевич Серебрянц считал это своей привилегией. Приходил сильно заранее, вставал за кафедру...Приходил сильно заранее, вставал за кафедру и встречал будущих слушателей пристальным, горящим взором. Каждого из них считал своим приобретением. А тут вдруг – будто обокрали: такое чувство возникло через десять минут наблюдения за типом на втором ряду. На фоне большинства слушателей Чернявый показался до неприличия красивым. Вернее сказать – вызывающе породистым и элегантным.
Умница жена терпеливо вдалбливала Лёвушке понятия хорошего вкуса и стиля. Если верить ей, на втором ряду восседало живое воплощение того и другого. Даром, что очень молодое: лет двадцати на вид. Но у парня, похоже, в крови текло то, что историк, внезапно став публичным человеком, кое-как усваивал под давлением жены. Хотя и физиономией-то Чернявый, если приглядеться, не особо вышел. Слишком глубоко посаженные тёмные глаза, слишком хищный вырез ноздрей, слишком тонкие и бледные губы. Вот они по-волчьи изогнулись, когда парень что-то ответил соседу слева. А вот белобрысая девочка, которую очередные слушатели подвинули вплотную к Чернявому справа, что-то робко пискнула. Он тут же сверкнул ослепительной ухмылкой, наклонился к соседке, шепнул что-то на ушко. Та зарделась, спрятала взгляд в раскрытую на коленях тетрадку…
«Правда, пора начинать!» - Серебрянц посмотрел на часы, на битком набитый зал. Солидно откашлялся, проверил микрофон и начал вещать. По хорошо заученному уже, почти не заглядывая в конспект, поэтому в полной мере наслаждался вниманием слушателей. Это был его звёздный час. Вчерашний книжный червячок блистал красноречием перед публикой. Конечно, историк предпочёл бы коллег. Но и обыватели, внимающие с раскрытыми ртами, тешили самолюбие…
Только на этот раз взгляд лектора почему-то упорно возвращался на второй ряд. Чернявый тоже слушал – весь внимание. Иногда едва заметно кивал, делал пометки в блокноте. Но сохранял на лице сдержанно скептическую мину, и вопросов в конце лекции задавать не стал.
Однако, объявился на следующем выступлении Серебрянца, и снова слушал, и сверлил лектора пронзительным взглядом, от которого становилось слегка неуютно, и снова молчал.
После лекции Лев Моисеевич некоторое время продолжал купаться в лучах славы: раздавал автографы, отвечал на вопросы экзальтированных особ, которым жаждали ещё тайн. И ещё! И ещё! Не только тайн – личного контакта с лектором, да потеснее: это ясно читалось в глазах некоторых. Он говорил жене, что никто, кроме неё, ему не нужен. Чистую правду говорил. И сегодня снова не попался достаточно лакомый кусочек, чтобы позариться. Отбившись от поклонниц, потом ещё от парочки существ мужеска пола – с идеями – слегка утомлённый Серебрянц стремительно скрылся за кулисы.
Верный «москвич» поджидал историка на стоянке: «Надо бы сменить на что-нибудь попрестижнее. Вот, например…»
- Лев Моисеевич! – окликнули его из той самой машины, которую он завистливо разглядывал.
Правая передняя дверь тёмно-синей «ауди», припаркованной вплотную к потрёпанному «москвичу» Серебрянца, распахнулась, перекрывая историку возможность сесть в свою машину. Водитель – тот самый Чернявый – похлопал рукой по сиденью:
- Лев Моисеевич, присядьте, есть разговор.
- А? – душа разом ушла в пятки. Не в силах отказаться или хотя бы задать вопрос, Серебрянц подчинился, с ужасом глядя на молодого мужчину за рулём.
Тот сверкнул веселой и хищной ухмылкой:
- Ну зачем же так волноваться, Лев Моисеевич? Вам ровным счётом ничего не грозит. Надолго я вас не собираюсь задерживать. Просто не хотел беседовать при толпе.
- А… Э.., - дар речи не спешил возвращаться к историку, который всегда был трусоват, а сейчас впал в самую настоящую панику.
- Меня зовут Роман. Я учусь на археолога, но работа с письменными источниками мне тоже всегда была очень интересна. Хочу выразить восхищение проделанной вами работой, - речь Чернявого лилась, как по писанному, а машина тронулась с места и теперь плавно выруливала со стоянки…
Серебрянц, слегка совладав с ужасом, смотрел сбоку на водителя и тщетно пытался отыскать ему место в знакомой и понятной классификации человеческих типов. Машина, новая и дорогая, так же безупречно подходила Роману, как все его вещи. «Вряд ли взял покататься у богатенького папаши. Либо своя, либо служебная. Не из Конторы ли он? Или из бандюков? И что хуже?..»
Пару фраз Романа историк попросту прослушал, включился на:
- Лев Моисеевич, давайте поставим мысленный эксперимент? Предположим, что найденная вами информация и выводы, которые вы сделали, соответствуют действительности.
- А как же иначе? Конечно, соотвествует! – возмутился Серебрянц, разом почти забыв о страхе.
Чернявый не стал спорить, только ухмыльнулся. Машина неслась по Ленинградке, ловко перестраиваясь из ряда в ряд.
- Предположим, найдутся подтверждения вашим теоретическим выкладкам. Вы понимаете, насколько это взрывоопасно? Представляете политические последствия?
- Я учёный, а не политик. Не моё дело думать об этом.
Снова взгляд вполоборота и сверкание белых зубов:
- Лев Моисеевич, вы сами живёте в мире, который готовы с энтузиазмом перевернуть вверх тормашками. Вы слышали когда-нибудь про комплекс Оппенгеймера?
- Оппенгеймер… Физик, изобретатель ядерной бомбы?
- Да, один из – кто сильнее всех ужаснулся результата своих трудов.
- Применение бомбы – на совести политиков и вояк! А история - не такая взрывоопасная наука, как физика!
Улыбка:
- Да, пока ничего такого взрывоопасного история не накопала. А по первому пункту - соглашусь. Я тоже за разделение труда. Пусть учёные – изучают, политики – принимают политические решения, люди действия – действуют. Однако, тогда всем необходима координация усилий. Продолжим наш с вами мысленный эксперимент. Предположим, ваши теоретические выкладки заинтересовали некоторые властные структуры. Те, которые отвечают за безопасность государства и общества…
- Вы оттуда? – спросил Серебрянц, обмирая от собственной смелости.
Чернявый весело фыркнул:
- Не важно. В рамках нашего эксперимента – допустим... Итак, люди там конкретные. Самой красивой и стройной теории им будет мало - захотят практического подтверждения. Доказательств. Где бы вы их посоветовали добывать? А, Лев Моисеевич?
- Я работал с подлинными документами в архивах. С дневниками и письмами 17-19 века…
- Бумаги, подлинники – это здорово. Как историк историка я вас понимаю. Но конкретные люди захотят чего-то более конкретного. И современного. Сами понимаете: их интересуют имена, пароли, явки. А ещё - процедура определения этих ваших нелюдей среди прочего населения.
- Но там же все – маги. И поднаторели в обмане…
- Все? Абсолютно?
- Н-не знаю, - сведения, которые Серебрянц собрал по крупицам с обрывков пожелтевших рукописей, складывались в очень красивую картину. Но сейчас, беседуя с Чернявым, Лев Моисеевич сполна ощутил, насколько картина неполна. Кажется, он слишком рано вытащил её на всеобщее обозрение…
- Но у вас есть идеи, как узнать? – не унимался Роман.
- Во времена Инквизиции нелюдей и примкнувших к ним колдунов и ведьм определяли очень просто, - промямлил историк.
- Вам известны детали?
Серебрянц всё острее ощущал себя «поплывшим» на экзамене двоечником. Но вкусив успеха перед полными залами, теперь не собирался сдаваться:
- Это совсем не мой период и тематика. И большая часть архивов – за границей, сами понимаете. Но если бы ваши конкретные деятели из Конторы выделили грант… Мне видится целая программа исследований. Думаю, понадобятся не только историки. Медики, биологи, генетики… Судя по тому, что я читал, эти существа очень похожи на людей внешне, но довольно сильно отличаются анатомией и физиологией. Не знаю, скрещиваются ли они с людьми. Если да – гибриды, случайные потомки могли бы быть отличным следом к ним…
Машина припарковалась у какой-то обочины. Теперь Чернявый смотрел на Серебрянца, заинтересованно приподняв бровь:
- Каким образом?
- Я предполагаю, что общество нелюдей весьма замкнуто, блюдёт свои границы и строго учитывает всех своих. Но если гибриды возможны, отследить всех случайных потомков на стороне – сложнее. Особенно, когда через энное количество поколений кровь разбавляется до почти неуловимой примеси. Но современная генетика такие вещи как раз учится отслеживать. Мне один знакомый рассказывал интереснейшие вещи – про изучение миграций. Он говорил, даже наследственные заболевания маркируют переселение народов в дописьменные времена. Естественно, не только заболевания - разные генетические особенности. Подробно я не запомнил, но если нужно будет…
- Я бы почитал публикации. Мне, как археологу, это ближе, чем вам, и очень интересно. Даже помимо всяких наших экспериментов, - Чернявый подмигнул, а у Серебрянца почему-то снова мурашки побежали по спине. - Как фамилия вашего приятеля? Он работает с ископаемыми останками или только с живым материалом?
- Эээ… Ощепков Виктор Петрович. Статьи у него были. Но их лаборатория два года сидит без финансирования. Когда мы последний раз виделись, Витя собирался уходить из науки в бизнес.
- Какая жалость! – воскликнул Роман.
Историка царапнула ощутимая ехидная нотка. Он возмущённо поджал губы, но не решился высказать, что думает про «археологов» на таких роскошных машинах. А Чернявый продолжил, ещё добавив в голос ехидства:
– Да, очень жаль. Однако мы с вами, Лев Моисеевч, хорошо понимаем: кушать хотят все, желательно – каждый день… Продолжим наш мысленный эксперимент. Под эгидой конкретных людей ваш друг генетик мог бы продолжить работу по специальности. За очень приличные деньги. Одно «но»: тема «горячая», все исследования будут глубоко засекречены. Никаких открытых публикаций, поездок на международные конференции и вообще – выездов за границу. Никаких научно-популярных лекций. И вам тоже придётся свернуть ваши замечательные выступления, Лев Моисеевич. Вероятно даже, на какое-то время уехать из Москвы. В тихое место с пропускным режимом, - пристальный взгляд пугающе тёмных глаз.
Серебрянц совсем не кстати вспомнил, как Софочка предпочла его, историка, физику с распределением в какой-то «ящик»… А во вкус публичных выступлений он только начал входить… Но спросил о другом:
- А как же доступ к архивам? Они, по большей части, в Москве и Ленинграде? Ну, и мы говорили про зарубежные?
- Командировки. Под пристальным контролем и охраной. Но работать и жить вместе с семьёй лучше в безопасном месте. Между прочим, сделать его безопасным от магии, от существ, чьи возможности толком не известны – очень не тривиальная задача… Как думаете, учёных каких специальностей надо включить в рабочую группу? Чтобы разобраться, чем и как могут навредить ваши потенциальные противники? И что им противопоставить?
- Потенциальные? Противники?
- Ну, нелюдям наверняка не понравится, что кто-то пытается вывести их на чистую воду. Узнают, что дело зашло дальше развлечения для любопытных домохозяек – начнут противодействовать. Не боитесь?
Серебрянц пропустил мимо ушей обидное «развлечение для домохозяек» - так окатило его очередной волной ужаса. Молодой мужчина в роскошном автомобиле вёл себя весело и непринуждённо: ухмылялся, подмигивал, через фразу поминал «мысленный эксперимент». Но у историка росло и крепло ощущение, что разговор их – предельно серьёзный. Из тех, что резко и радикально меняют судьбу. В мозгу билось: «Одно из двух: либо я таки сделал открытие, способное всерьёз изменить мир. Заинтересовать конкретных людей… И прочих существ... Поставить под угрозу моё благополучие и саму жизнь. Либо оно – не открытие вовсе: годится лишь развлекать домохозяек. Имея с этого хороший доход, между прочим!» Мысль неприятная, скользкая… А Чернявый молчал, ждал ответа, сверлил историка беспросветно чёрным взглядом. Внешне – вылитый нав, самый опасный из описанных в старинном дневнике «сортов» нелюдей… «Может, он не из Конторы, не из бандюков, а вообще – оттуда?» Серебрянц зябко передёрнул плечами:
- Если ваши конкретные люди обратятся ко мне, я, вероятно, продолжу свои изыскания, но…
- Если вы попадёте в сферу интересов конкретных людей, они могут попросту не дать вам права выбора, - усмехнулся Чернявый. – Но ведь научное сообщество не приняло доказательства ваших выкладок?
- Нет, не приняло, - почти с облегчением отозвался Серебрянц. – Сочло их недостаточными.
Перед любой другой аудиторией – стал бы гневно обличать ретроградов коллег. Перед этим типом… «Да ну его к чёрту! Даже знать не хочу, из какой норы он вылез! Кто или что он такое!» Огляделся – узнал место: «ауди» стояла на парковке перед большим красивым зданием неподалёку от метро «Сокол». Кое-как набрался смелости, запинающимся голосом попросил:
- Роман, отвезите меня, пожалуйста, обратно, к моей машине!
Чернявый несколько томительно долгих секунд разглядывал историка: пристально, нехорошо. Потом щёлкнула, открываясь, правая дверь:
- Мы недалеко отъехали. Доберётесь на общественном транспорте. Или сразу – домой. Завтра вы ведь там же выступаете? Увидимся, - и ухмыльнулся.
Серебрянц не помнил, как очутился на тротуаре. Да и дорогу домой запомнил с пятого на десятое. Дома Софочка долго отпаивала его валокордином…
Когда спросят нас, что мы делаем, мы ответим:
мы вспоминаем. Да, мы память человечества, поэтому
мы в конце концов непременно победим; когда-нибудь
мы вспомним так много, что выроем самую глубокую
могилу в мире.
Р.Брэдбери
мы вспоминаем. Да, мы память человечества, поэтому
мы в конце концов непременно победим; когда-нибудь
мы вспомним так много, что выроем самую глубокую
могилу в мире.
Р.Брэдбери
Чернявый возник на очередной лекции. Удобно устроился на втором ряду и стал наблюдать, как и кем заполняется зал.
Лев Моисеевич Серебрянц считал это своей привилегией. Приходил сильно заранее, вставал за кафедру...Приходил сильно заранее, вставал за кафедру и встречал будущих слушателей пристальным, горящим взором. Каждого из них считал своим приобретением. А тут вдруг – будто обокрали: такое чувство возникло через десять минут наблюдения за типом на втором ряду. На фоне большинства слушателей Чернявый показался до неприличия красивым. Вернее сказать – вызывающе породистым и элегантным.
Умница жена терпеливо вдалбливала Лёвушке понятия хорошего вкуса и стиля. Если верить ей, на втором ряду восседало живое воплощение того и другого. Даром, что очень молодое: лет двадцати на вид. Но у парня, похоже, в крови текло то, что историк, внезапно став публичным человеком, кое-как усваивал под давлением жены. Хотя и физиономией-то Чернявый, если приглядеться, не особо вышел. Слишком глубоко посаженные тёмные глаза, слишком хищный вырез ноздрей, слишком тонкие и бледные губы. Вот они по-волчьи изогнулись, когда парень что-то ответил соседу слева. А вот белобрысая девочка, которую очередные слушатели подвинули вплотную к Чернявому справа, что-то робко пискнула. Он тут же сверкнул ослепительной ухмылкой, наклонился к соседке, шепнул что-то на ушко. Та зарделась, спрятала взгляд в раскрытую на коленях тетрадку…
«Правда, пора начинать!» - Серебрянц посмотрел на часы, на битком набитый зал. Солидно откашлялся, проверил микрофон и начал вещать. По хорошо заученному уже, почти не заглядывая в конспект, поэтому в полной мере наслаждался вниманием слушателей. Это был его звёздный час. Вчерашний книжный червячок блистал красноречием перед публикой. Конечно, историк предпочёл бы коллег. Но и обыватели, внимающие с раскрытыми ртами, тешили самолюбие…
Только на этот раз взгляд лектора почему-то упорно возвращался на второй ряд. Чернявый тоже слушал – весь внимание. Иногда едва заметно кивал, делал пометки в блокноте. Но сохранял на лице сдержанно скептическую мину, и вопросов в конце лекции задавать не стал.
Однако, объявился на следующем выступлении Серебрянца, и снова слушал, и сверлил лектора пронзительным взглядом, от которого становилось слегка неуютно, и снова молчал.
После лекции Лев Моисеевич некоторое время продолжал купаться в лучах славы: раздавал автографы, отвечал на вопросы экзальтированных особ, которым жаждали ещё тайн. И ещё! И ещё! Не только тайн – личного контакта с лектором, да потеснее: это ясно читалось в глазах некоторых. Он говорил жене, что никто, кроме неё, ему не нужен. Чистую правду говорил. И сегодня снова не попался достаточно лакомый кусочек, чтобы позариться. Отбившись от поклонниц, потом ещё от парочки существ мужеска пола – с идеями – слегка утомлённый Серебрянц стремительно скрылся за кулисы.
Верный «москвич» поджидал историка на стоянке: «Надо бы сменить на что-нибудь попрестижнее. Вот, например…»
- Лев Моисеевич! – окликнули его из той самой машины, которую он завистливо разглядывал.
Правая передняя дверь тёмно-синей «ауди», припаркованной вплотную к потрёпанному «москвичу» Серебрянца, распахнулась, перекрывая историку возможность сесть в свою машину. Водитель – тот самый Чернявый – похлопал рукой по сиденью:
- Лев Моисеевич, присядьте, есть разговор.
- А? – душа разом ушла в пятки. Не в силах отказаться или хотя бы задать вопрос, Серебрянц подчинился, с ужасом глядя на молодого мужчину за рулём.
Тот сверкнул веселой и хищной ухмылкой:
- Ну зачем же так волноваться, Лев Моисеевич? Вам ровным счётом ничего не грозит. Надолго я вас не собираюсь задерживать. Просто не хотел беседовать при толпе.
- А… Э.., - дар речи не спешил возвращаться к историку, который всегда был трусоват, а сейчас впал в самую настоящую панику.
- Меня зовут Роман. Я учусь на археолога, но работа с письменными источниками мне тоже всегда была очень интересна. Хочу выразить восхищение проделанной вами работой, - речь Чернявого лилась, как по писанному, а машина тронулась с места и теперь плавно выруливала со стоянки…
Серебрянц, слегка совладав с ужасом, смотрел сбоку на водителя и тщетно пытался отыскать ему место в знакомой и понятной классификации человеческих типов. Машина, новая и дорогая, так же безупречно подходила Роману, как все его вещи. «Вряд ли взял покататься у богатенького папаши. Либо своя, либо служебная. Не из Конторы ли он? Или из бандюков? И что хуже?..»
Пару фраз Романа историк попросту прослушал, включился на:
- Лев Моисеевич, давайте поставим мысленный эксперимент? Предположим, что найденная вами информация и выводы, которые вы сделали, соответствуют действительности.
- А как же иначе? Конечно, соотвествует! – возмутился Серебрянц, разом почти забыв о страхе.
Чернявый не стал спорить, только ухмыльнулся. Машина неслась по Ленинградке, ловко перестраиваясь из ряда в ряд.
- Предположим, найдутся подтверждения вашим теоретическим выкладкам. Вы понимаете, насколько это взрывоопасно? Представляете политические последствия?
- Я учёный, а не политик. Не моё дело думать об этом.
Снова взгляд вполоборота и сверкание белых зубов:
- Лев Моисеевич, вы сами живёте в мире, который готовы с энтузиазмом перевернуть вверх тормашками. Вы слышали когда-нибудь про комплекс Оппенгеймера?
- Оппенгеймер… Физик, изобретатель ядерной бомбы?
- Да, один из – кто сильнее всех ужаснулся результата своих трудов.
- Применение бомбы – на совести политиков и вояк! А история - не такая взрывоопасная наука, как физика!
Улыбка:
- Да, пока ничего такого взрывоопасного история не накопала. А по первому пункту - соглашусь. Я тоже за разделение труда. Пусть учёные – изучают, политики – принимают политические решения, люди действия – действуют. Однако, тогда всем необходима координация усилий. Продолжим наш с вами мысленный эксперимент. Предположим, ваши теоретические выкладки заинтересовали некоторые властные структуры. Те, которые отвечают за безопасность государства и общества…
- Вы оттуда? – спросил Серебрянц, обмирая от собственной смелости.
Чернявый весело фыркнул:
- Не важно. В рамках нашего эксперимента – допустим... Итак, люди там конкретные. Самой красивой и стройной теории им будет мало - захотят практического подтверждения. Доказательств. Где бы вы их посоветовали добывать? А, Лев Моисеевич?
- Я работал с подлинными документами в архивах. С дневниками и письмами 17-19 века…
- Бумаги, подлинники – это здорово. Как историк историка я вас понимаю. Но конкретные люди захотят чего-то более конкретного. И современного. Сами понимаете: их интересуют имена, пароли, явки. А ещё - процедура определения этих ваших нелюдей среди прочего населения.
- Но там же все – маги. И поднаторели в обмане…
- Все? Абсолютно?
- Н-не знаю, - сведения, которые Серебрянц собрал по крупицам с обрывков пожелтевших рукописей, складывались в очень красивую картину. Но сейчас, беседуя с Чернявым, Лев Моисеевич сполна ощутил, насколько картина неполна. Кажется, он слишком рано вытащил её на всеобщее обозрение…
- Но у вас есть идеи, как узнать? – не унимался Роман.
- Во времена Инквизиции нелюдей и примкнувших к ним колдунов и ведьм определяли очень просто, - промямлил историк.
- Вам известны детали?
Серебрянц всё острее ощущал себя «поплывшим» на экзамене двоечником. Но вкусив успеха перед полными залами, теперь не собирался сдаваться:
- Это совсем не мой период и тематика. И большая часть архивов – за границей, сами понимаете. Но если бы ваши конкретные деятели из Конторы выделили грант… Мне видится целая программа исследований. Думаю, понадобятся не только историки. Медики, биологи, генетики… Судя по тому, что я читал, эти существа очень похожи на людей внешне, но довольно сильно отличаются анатомией и физиологией. Не знаю, скрещиваются ли они с людьми. Если да – гибриды, случайные потомки могли бы быть отличным следом к ним…
Машина припарковалась у какой-то обочины. Теперь Чернявый смотрел на Серебрянца, заинтересованно приподняв бровь:
- Каким образом?
- Я предполагаю, что общество нелюдей весьма замкнуто, блюдёт свои границы и строго учитывает всех своих. Но если гибриды возможны, отследить всех случайных потомков на стороне – сложнее. Особенно, когда через энное количество поколений кровь разбавляется до почти неуловимой примеси. Но современная генетика такие вещи как раз учится отслеживать. Мне один знакомый рассказывал интереснейшие вещи – про изучение миграций. Он говорил, даже наследственные заболевания маркируют переселение народов в дописьменные времена. Естественно, не только заболевания - разные генетические особенности. Подробно я не запомнил, но если нужно будет…
- Я бы почитал публикации. Мне, как археологу, это ближе, чем вам, и очень интересно. Даже помимо всяких наших экспериментов, - Чернявый подмигнул, а у Серебрянца почему-то снова мурашки побежали по спине. - Как фамилия вашего приятеля? Он работает с ископаемыми останками или только с живым материалом?
- Эээ… Ощепков Виктор Петрович. Статьи у него были. Но их лаборатория два года сидит без финансирования. Когда мы последний раз виделись, Витя собирался уходить из науки в бизнес.
- Какая жалость! – воскликнул Роман.
Историка царапнула ощутимая ехидная нотка. Он возмущённо поджал губы, но не решился высказать, что думает про «археологов» на таких роскошных машинах. А Чернявый продолжил, ещё добавив в голос ехидства:
– Да, очень жаль. Однако мы с вами, Лев Моисеевч, хорошо понимаем: кушать хотят все, желательно – каждый день… Продолжим наш мысленный эксперимент. Под эгидой конкретных людей ваш друг генетик мог бы продолжить работу по специальности. За очень приличные деньги. Одно «но»: тема «горячая», все исследования будут глубоко засекречены. Никаких открытых публикаций, поездок на международные конференции и вообще – выездов за границу. Никаких научно-популярных лекций. И вам тоже придётся свернуть ваши замечательные выступления, Лев Моисеевич. Вероятно даже, на какое-то время уехать из Москвы. В тихое место с пропускным режимом, - пристальный взгляд пугающе тёмных глаз.
Серебрянц совсем не кстати вспомнил, как Софочка предпочла его, историка, физику с распределением в какой-то «ящик»… А во вкус публичных выступлений он только начал входить… Но спросил о другом:
- А как же доступ к архивам? Они, по большей части, в Москве и Ленинграде? Ну, и мы говорили про зарубежные?
- Командировки. Под пристальным контролем и охраной. Но работать и жить вместе с семьёй лучше в безопасном месте. Между прочим, сделать его безопасным от магии, от существ, чьи возможности толком не известны – очень не тривиальная задача… Как думаете, учёных каких специальностей надо включить в рабочую группу? Чтобы разобраться, чем и как могут навредить ваши потенциальные противники? И что им противопоставить?
- Потенциальные? Противники?
- Ну, нелюдям наверняка не понравится, что кто-то пытается вывести их на чистую воду. Узнают, что дело зашло дальше развлечения для любопытных домохозяек – начнут противодействовать. Не боитесь?
Серебрянц пропустил мимо ушей обидное «развлечение для домохозяек» - так окатило его очередной волной ужаса. Молодой мужчина в роскошном автомобиле вёл себя весело и непринуждённо: ухмылялся, подмигивал, через фразу поминал «мысленный эксперимент». Но у историка росло и крепло ощущение, что разговор их – предельно серьёзный. Из тех, что резко и радикально меняют судьбу. В мозгу билось: «Одно из двух: либо я таки сделал открытие, способное всерьёз изменить мир. Заинтересовать конкретных людей… И прочих существ... Поставить под угрозу моё благополучие и саму жизнь. Либо оно – не открытие вовсе: годится лишь развлекать домохозяек. Имея с этого хороший доход, между прочим!» Мысль неприятная, скользкая… А Чернявый молчал, ждал ответа, сверлил историка беспросветно чёрным взглядом. Внешне – вылитый нав, самый опасный из описанных в старинном дневнике «сортов» нелюдей… «Может, он не из Конторы, не из бандюков, а вообще – оттуда?» Серебрянц зябко передёрнул плечами:
- Если ваши конкретные люди обратятся ко мне, я, вероятно, продолжу свои изыскания, но…
- Если вы попадёте в сферу интересов конкретных людей, они могут попросту не дать вам права выбора, - усмехнулся Чернявый. – Но ведь научное сообщество не приняло доказательства ваших выкладок?
- Нет, не приняло, - почти с облегчением отозвался Серебрянц. – Сочло их недостаточными.
Перед любой другой аудиторией – стал бы гневно обличать ретроградов коллег. Перед этим типом… «Да ну его к чёрту! Даже знать не хочу, из какой норы он вылез! Кто или что он такое!» Огляделся – узнал место: «ауди» стояла на парковке перед большим красивым зданием неподалёку от метро «Сокол». Кое-как набрался смелости, запинающимся голосом попросил:
- Роман, отвезите меня, пожалуйста, обратно, к моей машине!
Чернявый несколько томительно долгих секунд разглядывал историка: пристально, нехорошо. Потом щёлкнула, открываясь, правая дверь:
- Мы недалеко отъехали. Доберётесь на общественном транспорте. Или сразу – домой. Завтра вы ведь там же выступаете? Увидимся, - и ухмыльнулся.
Серебрянц не помнил, как очутился на тротуаре. Да и дорогу домой запомнил с пятого на десятое. Дома Софочка долго отпаивала его валокордином…
@темы: Тайный Город, тексты, навы, челы, Ромига
