Пыльный свет Рутилуриа

[chorgorr]

Пишется медленно, не обессудьте! История мира требует разъяснения. Многое пока даже не в черновиках — в мыслях.
На Фикбуке: ficbook.net/readfic/13225385

Название: Пыльный свет Рутилуриа (История с фотографией, часть 8)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Нав Ромига покинул Голкья и учится путешествовать между мирами. Домой, в Тайный Город он так и не попал, а снова влип: новый мир поймал его и не отпускает. На первый взгляд, мир похож на Землю вероятного будущего: урбанизация, глобализация, высокие технологии — однако есть нюансы! Две разновидности открыто живущих и влиятельных магов, палеоконтакты как официальный факт истории...
Предупреждения: попаданец, тлен и безысходность, смерти второстепенных персонажей, эвтаназия, суицид, курение

28.12.2022

«В чёрном-пречёрном городе,
на чёрной-пречёрной улице,
в чёрном-пречёрном доме,
стоит чёрный-пречёрный гроб…
А в нём спит маленький беленький котёночек,
и это самое страшное!»

Всевидящий страж Акумин зевнул и потёр слипающиеся глаза. Скрипнул стулом, покосился на камеру наблюдения в углу. Сколько баллов осталось на внеочередной отпуск? Никто не должен трудиться до видимых признаков утомления, это закон. Программе и начальству не объяснишь, что не усталость сводит челюсти — скука.
Если честно, должность стража — синекура. Сеть датчиков покрывают округ и фиксирует любой подозрительный всплеск. Всё передаётся на главный вычислитель и анализируется по куче параметров, каких — страж не обязан разбираться, да и не желает. При всплеске выше естественного фона система автоматически поднимает по тревоге вихрей и шестерёнщиков. Извечные соперники стерегут город и друг друга, а страж просиживает штаны перед картой и дублирует автоматику. В случае ЧП — список из одиннадцати пунктов на консоли — он обязан сообщить по голосовой связи всем службам, убедиться, что его услышали, и составить протокол.
За семь лет службы Акумина не произошло ни одного ЧП. Но ни власть, ни спецслужбы, ни простые жители не готовы отдать безопасность города на откуп автоматике. Вычислителю слишком легко задурить мозги, а с кого потом спрашивать? С программеров? С хакера? Найди виновного среди первых, поймай второго. А кто-то должен нести ответственность.
Страж в очередной раз уговорил себя, что его служба нужна и важна, но мучительной скуки не избыл. Её не перебивало ни вино, ни еда, ни спорт, ни красивые девчонки. Удовольствия отвлекали, ненадолго. А случись ЧП, отвлекло бы по-настоящему. Но увы, Акумин Тахану не из тех, чьи желания сбываются. Глупости это, думать нечего.
Только не уснуть на дежурстве! Тогда выпрут наверняка, не в отпуск, насовсем. Страж потянулся к упаковке со стимулятором, рассудив, что по баллам выйдет наименьшее зло, но руку не донёс. На карте мигнула чёрная точка, от неё побежали круги, словно от капли в луже. Пискнул зуммер. Акумин счастливо улыбнулся: дежурство перестало быть скучным. Хоть какое-то происшествие! Но на чрезвычайное, увы, не тянет.
Квартал — трущобы. Средства наблюдения — утиль, город судится с владельцами заброшек, за чей счёт замена. А местный контингент любит погулять мимо датчиков, вызывая сбои. Единичный сигнал — повод для проверки, не для тревоги.
Точка мигнула ещё пару раз, с частотой опроса датчика, и сместилась по ходу улицы. И ещё раз сместилась. И ещё. Система прорисовала трек, выдала скорость — на быстрый шаг или медленный бег. Акумин восхищённо ругнулся. Ещё не ЧП, но уже интересно. Именно в том районе осталась аномалия со времён Кровавого Рассвета. Жилища демонов снесли и срыли тысячи лет назад, но зло пустило корни глубоко. Отчаянные копатели лазят по катакомбам и находят всякое. Через несколько суток их обычно берёт окружная полиция. Дуракам позволяют немного погулять на воле, выявляют контакты.
А пока будущий арестант шагал по улице Светлых Окон (давным-давно тёмных, разбитых и заколоченных), сигнал оставался чётким, ровным, не сильным. Ископаемое дерьмо обычно так и фонит. Главное, чтобы копатель его не активировал, но у дураков редко хватает знаний, а умные лучше маскируют свои преступные поползновения.
Алу с четвертью Акумин наблюдал, как точка движется по улицам. Система до сих пор не срисовала лицо, не распознала личность. Дерьмо всё-таки активировали, и оно — артефакт маскировки? Устаревший: демаскировки. Переключив карту в трёхмерный режим, страж проследил, как точка поднимается на крышу заброшенной высотки и зависает на месте. Дура-ак! Более дурацкого места для встречи трудно вообразить. Хотя малолетки любят поглазеть оттуда на фешенебельные кварталы. Они ещё мечтают о красивой жизни, делают первые шаги к ней. Но большинству скучно и лень, они бросают учёбу, скатываются обратно на дно. Безусловный доход позволяет не голодать, не мёрзнуть, лечиться по минимуму и незатейливо развлекаться. Страж иногда посматривает на бездельников с завистью. Если бы не честь древнего служилого рода Тахану…
Всплеск! Мощный, протяжённый, сложного профиля. Дураку хватило ума — или запредельной дурости — активировать что-то замысловатое. Ни вспышки, ни сотрясения, и сигнал пропал.
Вот оно, долгожданное ЧП! Дрожа от радости, Акумин активировал голосовую связь.

***
На этот раз Ромига ошеломительно ясно осознал миг перехода. Тьма под закрытыми веками съёжилась до точек, мириады крошечных точек в бесконечном ничто. Каждая точка была миром: мириады миров, и каждый тянул странника к себе. Они раздирали его на части, подобно принудительным порталам, но разорвать не смогли. Он сам стал точкой, элементарной частицей: исчезающе малой, единой-неделимой, и самый жадный, настойчивый из миров втянул его в себя.
Ромига стремился в город под белым небом.
Он попал в ночной город… Явно не тот. Сидел на пыльном асфальте за баками, похожими на мусорные контейнеры. Баки басовито урчали, приванивали тухлятиной, горячим металлом и пластиком. Лоскут неба между изломанными линиями крыш походил на экран телевизора, включённого на мёртвый канал. Порыв жаркого ветра смахнул помойное амбре, принёс запахи цветов и хорошей рыбной кухни. В первое мгновение Ромига подумал, что свалился в какие-нибудь Афины, но смрады и ароматы, при всей узнаваемости, были чужие и чуждые. Нав ещё не разглядел подробностей, но был уверен: это не город мозаичных мостовых, но и не Земля, никакая из них.
Он ещё посидел, собираясь после перехода, выравнивая дыхание, успокаивая заполошно стучащее сердце. Счастье, что смог, наконец, перетащить себя из мира в мир со всеми потрохами. Счастье — но не для частого повторения.
Хотя город Ромиге не понравился. Нав не желал здесь оставаться и, отдышавшись, закрыл глаза. Успокоился, расслабился, пытаясь уйти. Хоть куда-нибудь наугад… Не смог.
Ну и нечего сидеть на помойке, найдутся места поприятнее. Только осторожно! Набросив морок невидимости и «накидку пыльных дорог», он вылез из закутка за контейнерами. Двинулся по узкой пустынной улочке, озираясь по сторонам.
Окна первых этажей заколочены металлическими листами, выше — мутные бельма давно не мытых стёкол. Стены покрыты толстым слоем граффити. Строчки каракулей не говорили Ромиге ничего: от никогда не встречал этой письменности. Изображения подсказывали, что обитают здесь двуногие, вроде челов. Ещё попадались бело-жёлтые, бело-золотые спирали и волны, чёткие, будто кто нарочно ставил руку на графические формулы арканов. Бело-золотое перекрывали — или торчали из-под него, недозакрашенные — прорисовки механизмов в ржаво-серо-чёрной гамме. Тоже умелые и тщательные, реалистичные «обманки»: зубчатые колёса, шкивы, трубы… Ромига начал гадать, что за группировки делят город — и как на «смещённый купол» налетел!
Слоёное многоцветье расступилось, давая место огромному муралу. Стену расписали не вчера: краска поблекла, кое-где отслоилась и облезла. Но ни одна рука не поднялась черкнуть поверх! И Ромига стоял, как оглушённый, глядя на пейзаж Колыбели, прародины Нави. Смотрел — пытался понять, сородич ли рисовал? Наверное, нет: детали не точны. Хотя, даже у навов память не фотографическая. Кто бы ни создал роспись, он был мастером и заложил в своё творение могучий драйв. Он любовался жуткой, смертельной красотой прóклятого мира, и в стену с изображением тянуло шагнуть, как в портал. Ромига бережно потрогал шелушащуюся краску. Никаких порталов, ни остаточного фона — нав вообще не чувствовал магии вокруг… По сравнению с Голкья? Может, в этом-то и дело, восприятие не перестроилось на новый лад? Нужно быть осторожнее.
Насмотрелся — двинулся дальше. Узенькая, извилистая улочка впала в другую, более широкую. Обшарпанные дома стали выше и новее, здесь уже теплилась жизнь. Мигали и переливались вывески. В окнах вторых-третьих этажей горел свет, доносились голоса.
Голки упоминали, что самые гостеприимные миры дарят свою речь любому пришельцу с изнанки сна. Увы, городок не из таких щедрых. Ладно, Ромига умеет и любит самостоятельно изучать новые языки. Вот только место не выглядит достаточно безопасным, чтобы заняться этим в открытую. И не так уж много у нава магической энергии, чтоб долго наблюдать за чужой жизнью из-под морока невидимости…

Истошно скрипнула дверь под нервно мигающей вывеской. Запнувшись о порог, цепляясь за створку, на улицу вывалился мужчина: не старый, но потрёпанный, по состоянию организма. Высокий, худой, черноволосый… В лучшие времена его можно было принять за нава — издали, со спины… Смуглее самых загорелых Ромигиных сородичей и с пронзительно-жёлтыми, как у кота, глазами. Эффектная внешность, а красиво ли это для местных, без аркана не разберёшь. И не поймёшь, одет ли горожанин модно, стильно или как пугало огородное?
Ромига сгустил морок, чтобы не спугнуть объект наблюдения… охоты? Да, подойдёт. Во-первых, для нава он «прозрачнее» жителей Голкья. Во-вторых, горожанину обрыдла жизнь, до намерения завершить её прямо сейчас. Очень твёрдого намерения: безнадёга, тоска и решимость «фонили» от него за двадцать шагов. Нав заскользил следом, скрадывая подранка. Из неожиданного — горемыка был трезв. Ноги у него заплетались, скорее, он недостатка привычной химии в крови. До «ломки», однако, не дотерпел, отловил промежуток собранности и ясного рассудка.
Вот остановился у торгового автомата, долго и сосредоточенно жал на кнопки. Привычно махнул у экрана широким браслетом на левом запястье. Автомат заверещал, вывел на экран контуры двух ладоней, и горожанин, презрительно фыркнув, приложил туда руки. Контуры ладоней сменились точками на уровне лица — несколько секунд пялился на них, не мигая. Нетерпеливо перетаптывался минут десять — достал из лотка блистер с двумя капсулами: чёрной и бледно-золотистой. Чёрную сразу выдавил в рот и проглотил всухую, судорожно дёргая кадыком. Блистер со второй зашвырнул в урну. Промахнулся, но поднимать не стал, а целеустремлённо зашагал куда-то. Нав, прежде чем идти следом, подобрал выброшенное. Брезгливо, но с уверенностью, что так надо.
Через полчаса горожанин завершил свой путь на крыше облезлой, нежилой тридцатиэтажки. Хватило духу и куража взбежать по лестнице, не останавливаясь! Ромига скользнул следом, готовый ловить самоубийцу за шкирку, но тот сел у парапета на удобный выступ крыши и уставился на город. По эмоциям, желтоглазый уже считал себя трупом, хотя физически был гораздо живее, чем когда нав его заприметил. «Вкусная таблеточка» из автомата, очевидно, сняла похмельные эффекты, взбодрила и прочистила мозги… Суицидальных намерений не сняла.
Однако раз «объект» не спешит прыгать, то и Ромиге впору оглядеться. Тридцатиэтажка торчала над окрестными домами, как донжон над стенами угрюмого, разбитого замка, но высшей точкой в зоне видимости не была. Город простирался во все стороны, от горизонта до горизонта, цеплял облака группами башен, этажей по сто или двести. В средоточиях небоскрёбов ослепительно, даже издали, сияла реклама и огни на улицах. Кажется, там кипела совсем другая жизнь, чем в ближайших полузаброшенных кварталах.
Яркие глаза самоубийцы мерцали на тёмном лице похожим, и будто не отражённым, а собственным светом. Ромига приготовился считывать образы с поверхности его сознания. Но желтоглазый не вспоминал свою жизнь, не предавался мечтам и раздумьям — умело держал сосредоточенную пустоту… Ждал чего-то, сдержанно изводясь нетерпеньем? Отдышался после подъёма, остыл на ветру, начал мёрзнуть — растёр кисти рук характерным, выверенным жестом. Маг? На нуле, жестоко не в форме, но… Ромиге всё меньше нравилось происходящее и собственные планы на этого типа. Бросить бы его наедине с судьбой и уйти! Но искать по чужому городу нового добровольца в покойники? А горожанина знобило уже, очевидно, не от ветра. И даже не от нервов… Отравлен? Да.
Никаких симптомов недомогания — раз, и покатилась лавина. Боли нет, сознание ясное, только нарастающая слабость. «Объект» медленно опустил веки, и Ромига впервые увидел, как он улыбается. Здоровые зубы, удачное расположение мимических мышц — красивая улыбка, приятный бонус в социальных взаимодействиях. Случалось ли ему играть на публику? Да, умирающий ослабил контроль, и впервые прорвались, мелькнули кое-какие образы. Он-то думал, что одинок на этой крыше, улыбался искренне, устало.
Дождался, чего хотел? Однако, нет. Вздохнул, облизнул губы. И снова чуткое, сосредоточенное внутреннее молчание, неотрывный взгляд на городские огни. А зрачки всё шире, на посеревшей коже блестит испарина. Пульс, дыхание… Нет, рассвета ему точно не видать, это ясно даже не местному наву. Восхода луны или лун — тоже вряд ли, небо в пелене облаков. И чем этот тип всё-таки отравился? Та же чёрная капсула, или чем-то «закинулся» раньше? А что тогда подобрал Ромига?
Самоубийца запрокинул голову, с хрипом потянул воздух сквозь зубы. Вцепился в свой браслет, с полминуты смотрел, как на спасательный круг, пальцы нервно оглаживали мелкие кнопочки… Улыбнулся-оскалился, да и уронил руки вдоль тела. Сквозь нарастающую дурноту, сквозь животный, телесный ужас сквозило неизменное упорство, решимость идти до конца.
Ромига сделал шаг вперёд. Пора брать? Да, пожалуй. Хотя, обуревают смутные предчувствия… Ладно. Но сначала эксперимент. Нав скинул морок и протянул умирающему блистер с золотистой капсулой. «Объект» дёрнулся от неожиданности, сфокусировал взгляд на лице Ромиги, потом на его руке — взял. Произнёс длинную, певучую фразу: слова чужого языка ускользают, но смысловой слой брезжит… Он — что? Наву безмерно благодарен?!
Горожанин сверкнул глазами, зубами в торжествующей улыбке, да и вышвырнул блистер через парапет. Можно перехватить, скормить насильно, поглядеть, что будет… Незачем! Нав опутал самоубийцу магическими вязками, чтобы в последний миг не задёргался, и начал строить «иглу инквизитора».

Эсть’эйпнхар! Ромиге казалось, в городе нехорошо? Здесь ещё хуже! Здесь у них полный кабздец, как сказал бы Семёныч.
Вместе с мороком нав выставил «безмолвную метель». Свернул шею обмякшему телу, обобрал, раздел труп и тут же избавился от него. Порталом, на триста ярдов вниз, вплавил покойника в его родную планету, а сам шагнул в другой портал, подальше отсюда.
Надо ли говорить, какое место Ромига запомнил и взял за ориентир? Конечно, стену с пейзажем Колыбели. Ярился до острых ушей, зная: только что угробил автора росписи. Вернее, добил. Нанёс удар милосердия… Или принял жертву? Мышление навов многозадачное, но вот об эдаком повороте Ромига поразмыслит, когда уберётся подальше. Или, на худой конец, основательно заметёт следы. К величайшему изумлению, он опознал, куда его занесло. Ещё до Первой Войны, до основания Империи Навь имя мира звучало: Алакаравиарýнта, «сияющая жемчужина на перекрестье путей и ветров». Теперь местные зовут своё обиталище короче и проще: Рутилýриа, «планетополис». Себя называют горожанами, лýрья. Маги здесь есть, навов они помнят и не любят, а Ромига «запалился». Какая маскировка будет достаточной, и насколько хватит запаса энергии?

***
Вихри первыми явились на место ЧП: на то они и вихри. Выскочили из порталов на крышу, выстраиваясь в боевой порядок. Пасмурная, тихая ночь — скверное время для Солнечного Ветра, но глаза магов и воинов сияли ярче городских огней. Демон, однако, не спешил принимать бой. Либо затаился, либо… «Ушёл!» — с досадой признал командир группы захвата и вызвал подкрепление: экспертов.
Новый портал вывел на крышу двоих пожилых мужчин: вихря и неодарённого горожанина. Третьему эксперту, шестерёнщику, предстояло ехать на машине через семь кварталов и подниматься на тридцать этажей пешком. Коллеги привычно, вслух, подсчитали время прибытия, не тратя ни мгновения даром: неизбежная проволочка занимала своё место в их слаженном взаимодействии. Неодарённый развернул экспресс-лабораторию и принялся исследовать место происшествия. Вихрь тоже искал следы: магические, пока никто не мешает. Группа захвата прочёсывала здание, эксперты слушали перекличку по служебной связи.
— Спорим, никого не найдут, кроме бродяг и торчков? — окликнул вихрь коллегу.
— Даже спорить не буду, — вяло отозвался горожанин. — Через декаду выловим придурка с артефактом, и никаких демонов.
— Ты так говоришь, будто что-то плохое…
— Скучно, Рун-та-иму. Сдохнуть, как скучно.
Эксперты редко величали друг друга полными именами, да и голос прозвучал так убито, что вихрь вскинулся:
— Эй, Арука, ты чего?
Эксперт пожал плечами:
— Ничего. Работаем.
Продолжая поиск, Рун оглядывался на коллегу и друга. Тот вёл осмотр с обычной тщательностью, а настроение… К делу-то его не пришьёшь, все так говорят. Пока не шагают с крыши, не рассыпаются прахом, или ты не встречаешь их на улице с пустыми глазами.
— Рун, взгляни-ка сюда! Кажется, нам крупно повезло!
Судя по нормальному, бодрому голосу эксперта при исполнении, да, повезло: Аруке больше не скучно. На какое-то время.
— Сейчас закончу, подойду. Что там у тебя?
— Здесь наследила толпа народу, — эксперт умолк, снимая на видео нечто у двери на лестницу.
— И? — поторопил его Рун.
— Не далее, как вчера, на площадке разлили сладкую газировку, и она подсохла… Хорошо, группа захвата не экономит на левитации… Поверх лужи всего два следа. Двое вышли на крышу друг за другом и не вернулись. Второй — с крайне необычным рисунком протектора. У нас таких не делают.
— В нашем округе? — переспросил Рун.
— На Рутилуриа, — ответил Арука и снова умолк, пристраиваясь, чтобы заснять самый чёткий оттиск незнакомого логотипа. То есть, выглядело оно логотипом, но система не распознавала, и прочесть буквы эксперты не могли.
— Ага, — довольно протянул Рун. — Значит, ты тоже нашёл следы «нашего» демона.
— Всё-таки, демон, не артефакт?
— Да, по моим данным, похоже. А что скажешь про первого, Арука?
— Горожанин, в обычной обуви. Или тебе рост, вес, бытовые привычки, особые приметы? — Арука тронул коммуникатор, развернул голограмму высокого, худощавого мужчины. Лица и причёски у «болвана» пока не было, как и одежды. «Проявились» только кеды. Семь лет назад, когда вышла коллекция, были дорогие, понтовые.
— А демона нарисуешь?
Рядом с первым «болваном» вырос второй: сходного роста и сложения, обутый во что-то неопределённо-спортивное. Эксперт завершил, наконец, видео фиксацию следов и выпрямился. Украдкой потёр поясницу, меряя голограммы неприязненным взглядом.
— Рун, ты-то добавишь им что-нибудь от себя?
— Первый — неодарённый или маг без энергии. Второй — маг, строящий арканы восьмого-девятого уровня на демонической энергии. Пока всё.
— А не для протокола? Рун, ты же видел расшифровку сигнала? Что он здесь строил?
Эксперт Рун-та-иму молча полез в карман за портсигаром: вознести благодарность ветру и подумать.
— Дашь огонька? — Арука тоже достал своё курево, попроще. Неодарённые давным-давно переняли у магов привычку, коптят себе лёгкие, почём зря.
Двое уселись на парапет крыши и задымили, сбрасывая пепел в тридцатиэтажную пропасть. Практическую часть своей работы они выполнили, третий эксперт всё ещё ехал.
— Так что демон строил-то? А, Рун?
— Любопытствуешь — хорошо. Работать и жить будешь. Жаль, я не могу удовлетворить твоё любопытство. Официальная информация, с расшифровками, в утренней сводке по округу.
— Официальная? Ну, да, — Арука развернулся на парапете, свесив ноги в сторону улицы. — Ладно, Рун, выскажи мне своё частное экспертное мнение. Что, по-твоему, произошло на этой крыше?
Вихрь тоже пересел ногами в пустоту. Ясного дня бы, и полетать! Сейчас левитации в обрез хватит, чтобы поймать Аруку и не поломаться обоим, если другу приспичит сигануть вниз.
— Частное? Ну, слушай: я предполагаю, что демон убьёт горожанина и подменит его собой.
— А он сможет?
— Притвориться — возможно. Уйти от нас — вряд ли. Я думаю, это будет интересная охота.
— Как, по-твоему, они убрались отсюда порталом?
— Или подпрыгнули и улетели. Главное, не пытайся повторить. Поймаю и морду набью, как в прошлый раз.
— Да сколько ж тебе объяснять, Рун! Я не прыгал, я упал.
Ночной ветер донёс вой сирены, чуть позже — рокот мотора и шуршание шин.
— Вот и наш Хараи. Как раз успеем по второй, покуда он сюда влезет.
Эксперты дымили и наблюдали сверху, как машина их третьего коллеги останавливается у подъезда, как с водительского места выходит сам Хараи-та-ираиму, подсвечивает фонариком лобовое стекло, озирается вокруг.
— Все следы нам там затопчет, — поморщился Рун. — Надо было мне раньше сходить…
— Хараи, поднимайся! — заорал вниз Арука. Коммуникаторов шестерёнщики не носили, рация в машине работала через раз.
Эксперт помахал рукой, что услышал, и скрылся в дверном проёме здания.
— Вы бы слезли оттуда, пока не навернулись? Бетон ветхий, — буркнул он вместо приветствия, выходя на крышу.
— И тебе не хворать, шестерёнка ржавая! — отозвался Рун, на грани фола.
— Доброй ночи, Хараи. Мы тебя заждались, — Арука всё смотрел на асфальт внизу и не мог оторваться. Если прыгнуть сейчас, когда шестерёнщик рядом, а вихрь отвлёкся… Эксперт сжал веки, прогоняя дурацкое наваждение. Аккуратно перекинул ноги в сторону крыши, встал и отошёл подальше от края.
— А я вам любопытное принёс, друзья мои, — Хараи встряхнул в воздухе малым пакетом для образцов и вещдоков. — По делу или нет, не знаю. Гляньте.
Рун поморщился, забирая у него вещицу:
— Хараи, ну почему ты вечно хватаешь всё руками! Где взял?
— Ночной ветер играл, застряло у меня в «дворниках». До твоих нежных флюидов не дожило бы никак. Но время и место контакта я отметил, — на механическом хронометре и бумажной карте, как обычно, — Сможешь, проанализируй потоки, откуда прилетело. И проверь базу выдачи. Отпечатки пусть Арука сличит.
— Сейчас сличу, — эхом отозвался горожанин. Он уже разглядел, что в пакетике, и настраивал экспресс-лабораторию.
— Работайте, коллеги. И дайте мне пока закурить. День тяжёлый, ночь не лучше.
Арука скормил лаборатории образец и привычно поделился сигаретой. Теперь Хараи застыл у края крыши, пуская дым по ветру. Рун терзал коммуникатор запросами, и на месте ему не стоялось, бродил туда-сюда, огибая по широкой дуге шестерёнщика. Непроизвольные реакции мага рулят ногами, значит, сильно задумался. Так-то друзья эксперты и в кафе за одним столиком сиживали, шокировали праздную публику…
— Допрыгался, Художник! — со смесью горечи и злорадства буркнул Рун. — Хотел, чтобы демоны забрали твою душу, получи, распишись.
— Чего? — разом переспросили двое.
— Ничего. Частное предположение, — отмахнулся вихрь. — Я выяснил, кто получил и употребил по назначению данный эвтан-комплект. Марани-та-иму Камула, по прозвищу Художник. Доброй памяти, светлого пути, широких крыльев!
Эксперты склонили головы. Арука суеверно переплёл пальцы за спиной — спохватился и уточнил:
— Время вышло?
— Да. В любом случае.
— Ты знал его, Рун? — спросил Хараи.
— Доводилось встречаться. Та история с городским конкурсом… Ладно, работаем дальше. Арука, что с отпечатками?
Нашлись: ожидаемо, получателя комплекта… И кто-то ещё подержал блистер в руках, вероятно, в перчатках. Частично смазал «пальчики» Марани, а своих не оставил. Рун покосился на мощные, квадратные кисти шестерёнщика, но форма подушечек явно не та, кто-то более грацильный. Снять бы магический слепок, да после близкого контакта с антимагом, увы.
— Рун, ты будешь искать тело? — спросил шестерёнщик.
— Надо поискать, Хараи. Мне кажется, покойный имел прямое отношение к нашему ЧП.
— Тогда ищи, пока есть, чего искать.
Арука вздрогнул и снова переплёл пальцы, вспоминая рекламу: «Уйди безболезненно, не затрудняй похоронами близких — пусть ветер развеет твой прах!» В реале-то не так красиво, как в ролике, но через пару суток труп действительно распадается на простейшую, безвредную неорганику.
Рун и Хараи разошлись в противоположные углы крыши. Вихрь работал: получил образец генетического материала малым порталом, запустил поиск... Арука разделил с шестерёнщиком последние две сигареты из своего запаса.
— Хараи, не для протокола. Что здесь произошло, по твоим ощущениям?
— Демон был здесь. Колдовал, потом ушёл порталом, но это не точно. Рун видит тонкости, а я просто затираю следы. Любопытно, откуда недобиток вылез через столько тысяч лет?
— Не вылез, а влез. Из иных миров, — Арука показал запись со следами на полу и чужой логотип крупным планом. Голограмма рябила, но хотя бы не гасла. Может, когда-нибудь сделают антимагоустойчивые коммуникаторы?
Хараи выпустил дым колечком, пожал плечами:
— Не он первый, он не последний. Странники всё ещё заглядывают на Рутилуриа, как это ни странно. Был бы не демон, и ловить бы не стали.
Рун закончил поиск и подозвал коллег:
— Живого Марани не видно, как и следовало ожидать. Из рассеянного биоматериала, есть микромелочёвка на этой крыше и большое пятно под нами, в катакомбах. Вероятно, целый труп. Я не рискну строить туда портал, и никто не рискнёт. Моё экспертное мнение: Марани пришёл умирать на эту крышу и попался тёмному магу. Едем в архив, попробуем срисовать тварюку по видео. Вряд ли демон покажется теперь в натуральном обличье, но для отчёта надо. Хараи, подвезёшь?
— Решил сэкономить энергию, Рун?
— Да, пригодится. Набегаемся с этим ЧП, помяните моё слово, коллеги.

09.01.2023

***
Эксперт Хараи не планировал застревать в вычислительном центре до рассвета. Коллег он туда отвёз и потрепал нервы сотрудникам архива, изучая распечатки того, что Рун и Арука просматривали на экранах. Как обычно, воспользовался опцией для антимагов и ретроградов, воздал должное интересам общины — и не только. Трое экспертов не зря трудились годами бок-о-бок, даже горожанин признал, что на бумаге некоторые вещи — и связи между ними — видны лучше. Каждый проанализировал доступную информацию, как ему удобнее. И собрались вокруг стола с картой округа, где Хараи скрупулёзно расчертил треки движения демона и его жертвы, области покрытия датчиков, сектора обзора камер, исправных и сломанных.
— Здесь был первый сигнал, — Хараи тронул маркером карту. — Площадка утилизации бытовых отходов.
— Символично, — фыркнул Арука.
— И удобно. Ему. Ближайшая камера не работает, — Рун встряхнул и растёр кисти рук, поморщился. Непроизвольная реакция на нелады с магией: в данном случае, из-за шестерёнщика рядом.
— Отсюда и оттуда видно, как он встал и пошёл, — указал Хараи. Ему любая магия скребла наждаком по коже, но терпимо. Повезло с организмом, и он долго приучал себя не кривить рыло, держать лицо.
— Толку, что видно? На всех камерах, до момента исчезновения, смазанный силуэт без подробностей. У Художника хоть лейблы читай! — Арука высветил в дальнем (от Хараи) углу двух «болванов». Покойный предстал, как живой, если бы голограмма не шла рябью. А рядом с ним — расплывчатая тёмная фигура.
— По крайней мере, камеры фиксируют силуэт. Если зайдёт в новые районы, — Рун прочертил в воздухе над картой возможные маршруты, — Увидим личико. Такая маскировка, как у него, помогает от средств наблюдения тридцати-сорокалетней давности.
— Однако с крыши он пропал и больше не объявляется. Усилил маскировку или ушёл в катакомбы?
Говоря о катакомбах, Арука с надеждой покосился на Хараи. Ну да, у вихрей, через одного, клаустрофобия, и магичить под землёй им трудно. А неодарённые боятся колдовских ловушек. Кому шмонать подвалы и нырять в канализацию? Конечно, шестерёнщикам.
Рун отошёл в угол, к «болванам», и что-то высчитывал на коммуникаторе.
— Судя по мощности и динамике сигнала, резерв энергии у этого тёмного мага… Коллеги, я настаиваю не называть его пока демоном, этой частью спектра пользовалась не только Навь… Резерв энергии невелик, и уже сильно потратился. Если маг сохранит начальный уровень маскировки, ему хватит, максимум, на декаду. На сутки-двое, если он усилит маскировку до полной.
— Декада! Если это демонообразное прошляется по городу декаду, мы все… Я — точно заработаю взыскание!
— Рун, мне ли тебе объяснять, — Хараи проигнорировал неинформативную реплику горожанина. — Текущий резерв говорит о боеготовности мага. Возможно, о привычках. Обо всём запасе энергии — нет. Предположим худшее: у него с собой экранированные аккумуляторы и доступ к мифической кладовой демонов в катакомбах.
— Допустим. В катакомбы за ним никто не полезет… Или полезет, а, Хараи? Насколько твоё ведомство заинтересовано? — насторожённо прищурился Рун.
Шестерёнщик пожал плечами:
— Я бы не лез. Вряд ли этот… да, ты прав, тёмный маг, просидит под землёй вечно. А ловить одиночку удобнее на поверхности. Даже нам. Главный вопрос, где он теперь объявится?
— Главный вопрос, что он здесь потерял. Поймём, что ему нужно, сообразим, где ловить, — Рун вернулся к столу с картой, задумчиво шевеля пальцами.
— Самое худшее, если он — транзитник. Исчезнет, как появился. Из ниоткуда в никуда. Получим «висяк» десятилетия! — Арука неприязненно разглядывал мутного «болвана». — Сейчас я запущу один алгоритм, может, прояснит картину.
— Что за алгоритм? — заинтересовался Рун.
— Чанту, на основе выкладок Акалари.
— Анализ рассеянной информации? А что там...
— Рун, я не теоретик. Чанту выступала с докладом, несекретная часть — там. Найди да посмотри.
— Доклад Чанту я знаю. Тем любопытнее взглянуть на практическое применение.
— Мне тоже: что получится. Пока идёт обсчёт, сгоняю-ка я за сигаретами, — горожанин изящно выбрал повод, чтобы унести работающий коммуникатор подальше от антимага.
— Возьми на мою долю, — попросил Хараи.
— А я пойду, посижу за мониторами. Есть мысль, — вот и Рун вежливо разорвал дистанцию.
Шестерёнщик ухмыльнулся в спины коллегам. Замер над картой. Глубоко задумался, охватив рукой подбородок. Три декады пролетели, а бороды и усов по-прежнему не хватает. Хоть отращивай заново, да слишком много там завелось седины… Думай, голова, о деле! Или, правда, на пенсию пора? Вот эти «слепые» камеры, напротив последнего, скандального опуса Марани, хорошо бы заменить… Нет, лучше добавим-ка мы туда свои «жучки». Все уверены, у антимагов плохо с электроникой. Плоховато, кто спорит, но для решения задачи — довольно. Исполнитель тоже есть…

15.01.2023

***
Зря Ромига надругался над телом того несчастного психа. Выжег мозги «иглой» — ладно, необходимость. Но зарывать вихря в землю?! Как же некоторые существа, оказывается, привередливы к способу погребения! Если бы Марани по прозвищу Художник мог слышать, Ромига сказал бы ему, что это часть принесённой жертвы… А нав, что, её принял? Возьмётся «освобождать сны и открывать пути ветрам»?
Со снами, правда, проблема. Шмыгнув в какую-то заброшку, Ромига ещё раз попытался убраться с Рутилуриа тем же путём, как попал сюда. Задремать-то он смог, но чуткий сон мгновенно перешёл в глухой, вместо желанного колдовского… Скрежет и цокот когтей по жести выдернул нава из вязкой, душной, тоскливой пустоты. Он вскинулся, спугнув с подоконника стайку ночных птиц… Эти мелкие создания произвели столько шума? И напугали нава так, что стук сердца отдаётся в ободранных стенах комнаты? Реальной опасности не было, по крайней мере, вблизи. Ромига проморгался, продышался и очень старательно вспомнил, что ему мерещилось во сне и спросонок. Если бы не уроки мастера Шаги, то не вышло бы: вспоминать-то нечего. Вместо жуткой и восхитительной пустоты, расцветающей мириадами миров, он провалился в какой-то серый чулан. И мёртвый Художник издевательски подсказывает: «Другого ночного кино нам давно не завозят. Никому на Рутилуриа». Контрольный эксперимент… Н-да, проблема! «Ни Света, ни Тьмы, ни Ветра, ни во сне, ни наяву, теперь ты понимаешь».
Нелады со всем миром, а не с неумелым путешественником и местным психом? Ну, допустим… Ромига прикрыл глаза, проверяя, что увидится геоманту? На Земле, на Голкья, в любимых степях его встречали нити во тьме, узоры разной сложности и упорядоченности. Здесь — уткнулся лицом в пыльный войлок, в кокон паутины… До омерзения, до озноба и тошноты! До ужаса и отчаяния: влип, не выбраться. До ледяной навской ярости, перед которой не устоит ни одна ловушка.
Где-то на пределе слышимости взвыла сирена. Звук нарастал, переотражаясь, дробясь о стены — ушёл в сторону и затих. Будто машина проехала и остановилась. Кажется, примерно там, где Ромига добил самоубийцу? На место происшествия прибыли те, кто не способен ходить порталами? А те, кто ходят, уже там? Быстро они.
Нав пока не опасался за свою маскировку. Он её усилил, с учётом открывшихся обстоятельств: и от живого взгляда, и от технической, и от магической слежки. Хотя, полагаться на знания и опыт Марани — плохая идея. Для обитателя городского «дна», Художник был неприлично законопослушен. Всего-то разок отчебучил с той росписью.
Нав сверкнул недоброй улыбкой и встал с пола. Сейчас он дёрнет за самую толстую нить, торчащую из «кокона», а после хорошенько поиграет в прятки. Ловить-то местные будут «демона», нава во всеоружии, а пусть-ка половят геоманта.
Если бы у Ромиги был с собой хоть один чёрный брусок — аккумулятор, нав бы запасливо слил магическую энергию в него. Но снаряжение бесследно сгинуло, когда он пел на Голкья Песнь Равновесия. Поэтому весь свой невеликий запас Ромига сейчас истратит, красиво и с пользой, Художнику понравится. Консервация и восстановление археологических находок Ромиге всегда давалась на отличненько. Мистификации — тоже. И на «безмолвную метель» ему хватит, чтобы никто не помешал в процессе работы. И прикрыть красоту до утра. Сторонние наблюдатели оценят, когда сам он будет далеко.

***
Широко раскрытыми глазами страж Акумин созерцал карту, хаотично рябящую сигналами. Так бывало, когда контингент учинял «народные гуляния» с файерболами, стрельбой и поножовщиной, да только камеры показывали пустые улицы… Предрассветные часы, а ни усталости, ни скуки! Разноцветные точки вспыхивают тут и там, в старых кварталах — гуще. Будто за первой каплей, предвестницей ЧП, заморосил дождь, а скоро хлынет ливень, мутная лужа округа вздуется и потечёт… Куда?

***
Солнце было ещё за горизонтом, но небо над крышами едва заметно посветлело. Двое антимагов, пожилой и помладше, встретились в «Приюте полуночника». Заведение открывалось, когда закрывались остальные вокруг, и работало до восхода солнца. Дрянная кухня, бар — так себе, и запретным не торгуют, несмотря на эксцентричный график. Но перекусить в неурочное время и застать того, кто ужинает на рассвете — годное место.
— Тихой ночи, племянник!
— Доброго утра, дядюшка. Чем обязан?
— Есть дело, и за тобой должок.
Оба надолго замолчали, потягивая через соломинки горячую кьянру. Смотрели исподлобья, без капли тепла, да и внешне на родственников не слишком-то походили: шестерёнщики, больше ничего общего.
— Что я должен сделать? — спросил, наконец, младший.
— Поставишь «жучки» напротив стены Демонов. Коробку и схему я тебе дам, возьмёшь из машины. А пока расскажи, что у вас слышно?
Младший насторожился:
— Смотря, что вам интересно, дядюшка Хараи?
— Странные чужаки без прошлого и без знакомых.
По лицу младшего пробежала тень, но он мигом согнал её и сдержанно рассмеялся:
— У нас таких половина округа.
— Совсем из новеньких. Кого ты вспомнил?
— Кого вспомнил — с прошлым. И со знакомыми, — младший мимолётно улыбнулся, покосился на ободранные костяшки. — Я пригляжу, дядюшка. Если появится кто-то действительно странный, можем даже упаковать.
— Попробуйте. Но будь осторожен, Скара. Возможны неприятные сюрпризы.
— Даже так?
Хараи-та-ираиму, служилый антимаг, гордость общины, в ответ лишь пожал плечами: сюрпризы возможны всегда. Лучше переоценить противника, чем наоборот. Скара-та-ираиму, отщепенец, позор общины, знал это лучше многих.

***
Алгоритм Чанту отработал, «болван» тёмного мага обрёл приятную глазу эксперта определённость. Арука и Рун-та-иму вдвоём разглядывали его, Хара-та-ираиму отбыл, не дождавшись.
Пол мужской. Выше среднего роста, телосложение «воздух», спортивная осанка. Возраст между первой и второй четвертью жизни. Кожа белая, волосы тёмные, короткие. Черты лица остались размытыми, но в целом соответствуют северо-восточному расовому типу. Одет в чёрный пуловер с округлым вырезом, без принтов, узкие синие штаны, чёрные полуботинки или кеды. Примерно так одеваются горожане консервативных вкусов или в трауре. И шестерёнщики, когда не желают подчёркивать принадлежность к общине. Из странного — полное отсутствие клановых и профессиональных татуировок, украшений, аксессуаров.
— А неплохо, — первым нарушил молчание вихрь. — Хотя, надо будет сравнить с оригиналом.
— Если мы его поймаем.
— Когда мы его поймаем, коллега, — Рун потрепал Аруку по плечу.
— Очень «серая» внешность. Поверх можно нарисовать, что угодно.
Вихрь не стал комментировать, только спросил.
— Скинешь картинку?
— Да, и Хараи отправлю. Когда распечатка долетит, его трудности. Странно, что он не дождался.
— Видимо, что-то надумал. Или почуял. Мнит себя самым умным, как обычно…
Взвыла сирена, в унисон заверещали коммуникаторы.

26.02.2023

Городские дроны и летучие големы вихрей запечатлели одну и ту же картину: как демон, скинув маскировку невидимости и помахав рукой на прощанье, уходит в Стену Демонов. Как в обычный портал Марани, да!
Миг — по демону открыли огонь, но стена была уже просто стеной… Отлично защищённой от разрушения! Файерболы, заряды, пули отрикошетили, оставив неповреждённую, даже подновлённую роспись. Отследить выходную точку портала никто не смог, строить «коридор-двойник» не рискнули.

***
Маманя Ло вынырнула из тоскливой пустоты сна в безотчётную тревогу пробуждения. Замерла, едва дыша, вспоминая, кто она, где, зачем… Нет, ни сила, ни бессилье не отучат её встречать по утрам солнце! Едва рассветные лучи слегка зарумянили бок соседней многоэтажки, она открыла глаза, просыпаясь окончательно.
Аккуратно выбралась из лап Большого Малыша, встала с матраса на самодельный коврик. Бетонный пол холодил ноги сквозь тонкую плетёную синтетику, но Маманя не торопилась ни обуваться, ни уходить. Стояла над матрасом, вглядываясь в резкие, грубоватые черты мужчины, которому она спасла жизнь, но, увы, не рассудок. Каким он был раньше, до попадания в закрытую клинику, где его почти уморили? Маманя не знала, а общие друзья, похитив из клиники «овощ», твердили лишь о подмоге, которая, увы, запоздала. Пока они гадали, куда его везти, или сразу добить, она взялась за лечение. Профессиональная аптечка и навыки всегда с собой: ей удалось привести бедолагу в чувство и поставить на ноги. Встать-то он встал, и пошёл, и даже заговорил, но себя не вспомнил, а впал в детство и привязался к спасительнице, как к родимой матери. Импринт. Чмокая полными губами, тихонько позвал ее и улыбнулся, стоило ей коснуться жесткой шевелюры.
— Я здесь, Малыш, — тонкая сухая ручка пригладила каштановые пряди, мягким платком вытерла ниточку слюны. — Мама любит тебя и никогда не бросит.
Ткань ширмы колыхнулась от богатырского вздоха, и Малыш, счастливый, уплыл обратно в сон. Маманя смогла выйти из комнаты. Надела туфли, накинула верхнее платье и, стараясь не шуметь, выскользнула в кухню. Схара-та-ираиму уже явился с ночного обхода. Сидел на подоконнике, курил в открытое окно и смотрел, как струйка дыма, извиваясь, тает в рассветном небе.
Маманю он заметил не сразу, а лишь когда эмалированная кружка глухо стукнула о кухонный шкафчик. Мигом потушил сигарету.
— Извини, — смущенно улыбнулся и почесал отросшую щетину. — Задумался. Я тут проволоку раздобыл.
Для нового узора, надо полагать. Мечтательный взгляд и свежие ссадины на кулаках…
— Раздобыл?
— Одолжил кое у кого, — антимаг показал неровные желтоватые зубы, хищно раздул крылья носа. — По-за-имствовал.
— Тот, у кого… остался жив?
— Отлежится. Наверное. А детей вряд ли заделает.
Маманя Ло нахмурилась. «Я же просила! — говорил ее взгляд. — Почему вам так сложно хотя бы притворяться нормальными горожанами?!»
Скара понял без слов.
— Тайкин бывший, — пояснил он. — Я обещал его найти. А он сам искал её, урод.
Маманя покосилась в коридор, на дверь в дальнюю комнату. Там за ширмой спала ничего не подозревающая Тая. Ветер знает, как её зовут на самом деле. Тая — сиреневый цветок, такие же синяки «цвели» на лице, шее, руках девушки, когда Скара позавчера вечером притащил её сюда. Синяки еще даже не пожелтели, а уже есть, чем её обрадовать.
Антимаг тяжело вздохнул, отворачиваясь к окну.
— Когда она уйдет, может не бояться.
— А если урод отлежится?
Обернулся, вскинув бровь: внезапная кровожадность Мамани его удивила, но и обрадовала.
— Честно? Вряд ли. И пусть только попробует её тронуть, он теперь знает!
Маманя промолчала: иногда хочется сказать так много, что даже и нечего. Когда Тая уйдет, она тоже будет молчать. Будет сидеть на столе в прокуренной кухне и гладить длинные, спутанные чёрные кудри, натыкаясь на заколку в виде штопора. А милая девушка Тая не может не уйти, потому что не может. Не живут день с ночью, птицы с рыбами, маги с антимагами. Таков порядок вещей и, если нет возможности его изменить, нужно об него хотя бы не резаться.
Она выпила кружку воды, смела объедки и крошки в пакет для мусора, вытряхнула окурки из пепельницы.
— Жу вчера так и не прибрался, ленивая задница, — произнес Скара, не отрываясь от заоконного вида.
— А тебе что мешало?
Тот пожал плечами. Не царское это дело, ну да. Маманя может плевать на все условности, «понятия» и при том командовать, а он — нет. Хотя всё равно иногда плюёт, под настроение.
— Там лифт не работает, — пояснил Скара с некоторым смущением. — Без запчастей даже я не починю. Пока раздобудем, может, ты посидишь дома?
— Чего!? Я тебе Маманя, но не бабуля же! Что я, по-твоему, с девятого этажа не спущусь?
Она была уже в дверях, когда с кухни донёсся негромкий, прокуренный голос антимага.
— Ло, я серьёзно! Пойдёшь гулять, будь осторожнее. Что-то происходит… Очень странное. Ищейки всполошились. А в старых кварталах все звенит, мелко трясется, как в лихорадке. Я ни разу такого не встречал.
Маманя давно привыкла: в том, как антимаги описывают магию, разобраться труднее, чем в их любимых шестеренках. Известно, что они воспринимают магический фон и его возмущения всем телом, а особенно, руками. Ощущают болезненно и остро, каждый по-своему. Немногие оттачивает восприятие до распознавания арканов, Скара не умеет. Но если антимаг учуял нечто, значит, оно происходит. Ищейки тоже всполошились, значит… Ей показалось, от двери в кухню она прыгнула порталом, хотя какие порталы возле антимага?
— Ох, надеюсь, это не за Малышом!
Скара мотнул лохматой головой:
— Не за ним — точно. Налёт на больничку нам… Ну, могу сказать уже, полностью списали. Ищейки ловят новенького. Увидишь на улице кого-нибудь совсем странного, скажи мне потом, ладно?
— Насколько странного?
Он не ответил на вопрос. Пристально смотрел ей в глаза, хотя обычно избегал прямых взглядов.
— Не знаю, Ло. Просто, пожалуйста, будь осторожна. Третьей матери у меня не будет.
Её пробрал озноб, но она нашла в себе силы улыбнуться.
— Я ненадолго.

В подъезде было тихо и чисто. Противоестественно чисто для дома в трущобах. Сигаретный пепел возле заколоченных дверей на общие балконы, горстка ореховой скорлупы и обертка из-под мороженого — вот и все, что встретилось Мамане за девять этажей пути. Ни бутылок, ни упаковок от «колёс», ни использованных «резинок», ни одного загаженного угла, даже граффити поблекли и облупились. Утренний свет мягко льётся сквозь пыльные стёкла, и подъезд некогда шикарного дома красив — красотой запустения. Будто здесь давным-давно никто не живёт.
Но раз домовладелец до сих пор не отключил коммуникации, значит, минимум, в половине квартир жизнь теплится, денежка автоматически капает с социальных счетов. Маманя знает большинство соседей: ей всё ещё интересно, и есть дело до окружающих, им — нет. «Свалившись с небес» в полукриминальную компанию Скары, Ло удивилась, отчего они, при незаурядных возможностях и прекрасном образовании у некоторых, до сих пор сидят в трущобах.
— Нам хватает, — Скара пожал плечами. Он тогда ответил за всех, но остальные закивали не только из солидарности с вожаком. — Зачем больше?
Зачем зарабатывать больше, если не хочешь тратить? Зачем бузить, бунтовать, когда это больше не горячит кровь, не кажется забавным аттракционом? Зачем охранять и метить территорию, когда все вокруг, от соседей до властей, ленятся претендовать на неё?
А вот балконы Скара по настоянию Ло заколотил, особенно на верхних этажах, и запер на замок чердачную дверь. Зачем изо дня в день шевелиться, когда можно разок шагнуть с края? Таких меньшинство, но Мамане от этого не легче, и всё труднее ловить их над пропастью. В квартирах-то окна и двери не заколотишь, антимаг не стал ей этого говорить, она сама прекрасно знает. «А ещё пепел. Всюду пепел. Не сигаретный!»
Скара поймал её за руку, когда она ломала торговый автомат из новых, продвинутых, выдающих эвтан-комплекты. Дурная была затея, от бессилия и отчаяния, но именно тогда они с антимагом познакомились.
Маманя старше, чем выглядит, и ей знакомо кровавое, гаревое отчаяние проигранной войны. Может, потому она всей своей драной шкуркой ощущает проклятый пепел? А горожане ведут привычную жизнь, не замечая, как медленно-верно утопают словно бы в мутноватой, тёплой, подсвеченной солнцем воде. Вода неотвратимо заливает улицы и подвалы, первые этажи зданий, поднимается все выше, захватывает все больше. Кажется, если раскинуть руки и перестать сопротивляться, она смоет груз проблем и унесет куда-то за горизонт, где нет и не нужно ничего, кроме солнца. Но солнце гаснет за мутью, остаётся серое ничто. Некоторые успевают осознать и ужаснуться… Как Марани-та-иму.
Злые слезы навернулись на глаза, она мотнула головой, упрямо уговаривая себя: «Должен быть выход!»
А сколько раз она твердила это Художнику? «Должен!» — рассмеялся он однажды на её уговоры. — «Я иду искать». Забрал пожитки и пропал, и «почтительный сынок» Скара в кои-то веки нарычал на Маманю, велел оставить парня в покое, не разыскивать. А она до сих пор считает уход Художника своим личным провалом. Хотя вихрю, даже на нуле, тяжело и неприятно изо дня в день сталкиваться на кухне с шестерёнщиком, и мутные дела компашки были ему не близки… Самое жуткое — ощущение, что он тогда не попусту ляпнул, что на язык вскочило, а, правда, пошёл искать. А Маманя всего лишь отправляется на очередную, неизменную утреннюю прогулку.
Она брела по узкому тротуару вдоль многоэтажки и смотрела, как медленно оживает улица. Золотисто-розовый свет шел в наступление на серый, но не мог победить всеобщей тусклости, будто городское небо — одно большое, пыльное окно.
А ещё она размышляла о запахе. О том, что тлен может пахнуть чем угодно: здесь, сейчас это жареная рыба. Жарили в однушке на первом этаже, вроде бы свежую, на приличном масле. Но смешиваясь с сыростью из подвальной отдушины и сладковатой вонью дезинфектанта… А, это Зайра, которая больше не живёт в семнадцатой квартире, вышла мыть и убирать подъезды. Утилизатор опять сломался, хрупкая, невысокая девушка в флуоресцентно-зелёном комбинезоне копошилась в нижней камере мусоропровода, наполняя огромный черный мешок. Маманя помнит, такие называли трупными, а теперь оно прозвучало бы жутковатым каламбуром.
Слегка зависнув на этой мысли, Ло наблюдала, как уборщица завязывает мешок, легко закидывает его в тележку, шарит по карманам в поисках ключа. Совсем как раньше, когда она искала ключи от квартиры. Будто ничего не изменилось, только движения стали более дергаными, но, если не знать, то и не догадаешься. Главное — не смотреть в глаза.
Зайра посмотрела сама. Озиралась, растерянно моргала, пока не нашла взглядом знакомое лицо.
— Ключ? Где? Не могу-найти-куда-сунула.
Ло нагнулась. Мастер-ключ валялся на асфальте, рядом с мешком, такой же кричаще-яркий, как комбинезон уборщицы, но Зайре в голову не пришло поискать под ногами. Чего-то умельцы с ней напортачили.
— На, — Маманя протянула ключ за колечко. — Возьми.
— Спасибо!
Девушка улыбнулась, почти как живая. Забрала ключ, не коснувшись пальцев, а всё равно повеяло холодком.

Пройдя многоэтажки, Маманя Ло свернула на пустырь, где начали, но так и не достроили спорткомплекс и детскую площадку. Дети все равно играли здесь, с родителями или сами по себе. По утрам Ло неизменно садилась на одну и ту же лавочку, медитировала. Здесь, на открытом месте, солнце раньше всего касалось лучами земли. Маманю знали, иногда обращались за мелкой медпомощью.
Сегодня ни детей, ни взрослых не было видно. Только с перекладины турника свисал ядовито-розовый шнурок от кроссовки, умело завязанный в скользящую висельную петлю. Петля покачивалась на легком ветру, а в ней враспор, как гимнастка в колесе, стояла небольшая кукла. Маманя видела таких в магазине: модно одетыми, в ярких паричках и с серьёзными ценниками. Тот, кто оставил здесь денежное довольствие за три декады, раздел куколку донага, являя всю её пугающую, неживую красу. Бледное личико с полуулыбкой и огромными глазищами: то ли закрытыми, то ли слепыми, то ли до краёв залитыми белым сиянием. Прозрачное тельце, белёсые на свету и светящиеся в темноте, анатомически правильные косточки. В позе, в странном белом взгляде — насмешка и вызов. Кажется, миниатюрная нежить живее всего, что есть вокруг.
— Здравствуй, Смертушка, здравствуй, доченька, пойдёшь гулять со мной? — спросила Ло особым, «сказочным» голосом. — Я тебе новое платье сошью, головушку покрою, ноженьки обую.
Ветер качнул петлю, кукла словно кивнула. Маманя аккуратно усадила её в сумочку, а из шнурка вывязала красивый сложный узел на той же перекладине… И поняла, что имел в виду Скара, говоря: «Всё звенит и трясётся». Она не умела чувствовать, как антимаги, но странное напряжение расползалось по улицам, электризовало воздух, дороги и постройки, передавалось жителям и бродячим животным… Всплыли в памяти картинки, мимо которых Маманя только что прошла, не обратив внимания.
Задерживаться для медитации она не стала: мутная вода всеобщего запустения накрыла и этот, недавно живой островок. Розовая петля — последняя капля, ловить здесь больше нечего. Пепел обжигает кожу, скрипит на зубах, но бессильные слёзы больше не наворачиваются. «Я иду искать?» спросила себя Маманя. «Я иду искать», — повторила она.

Дорожка через пустырь привела её в недавно открытый сетевой магазин. Здоровенный ангар ещё не успел пропитаться запахами товаров, вонял новым дешёвым пластиком — и вездесущей жареной рыбой, хотя ни кулинарный отдел, ни кафе здесь пока не работали.
Маманя Ло брела вдоль стеллажей, размышляя об этом удивительном феномене, и еле увернулась от метнувшейся к выходу фигуры в зелёном. Пустоглазый чуть не сбил её с ног, но вряд ли заметил. Программа отрабатывала экстренную эвакуацию, то есть, бегство.
— У-утречко! — пробормотала Маманя себе под нос, возвращаясь к нужной полке.
Она обязательно заминусует рейтинг магазина и накатает ругательный отзыв. Напишет, что подобным «сотрудникам» не место в торговом зале, где имеет право находиться любой, а разойтись негде, и стеллажи закрывают обзор. Саму её пустоглазые только раздражают: помогать поздно, смотреть тяжело. А кому-то другому — штраф. Она напишет не только отзыв, но для петиции или статьи нужно вдохновение, и сочинять лучше в хорошей компании. А сейчас она купит свежий цветочный айр и вернётся, чтобы покормить завтраком Большого Малыша.
Маманя Ло честно собиралась сделать именно это, но, когда возле кассы заговорили на повышенных тонах, она схватила первую попавшуюся бутыль и пошла на звук… Иначе произойдёт нечто очень скверное!
Проскользнув между стойками с акционным товаром, Ло вышла к кассе ровно тогда, когда в дело вмешался охранник. Верзила в униформе крепко, до синяков — а кто заметит под татухами — держал за руку молодую шестерёнщицу. Рядом стоял маленький мальчик и широко раскрытыми глазами смотрел на неподвижное тело в зелёном комбинезоне. То ли ребёнок не понял, что произошло, то ли воспринял, как должное, но испуганным он не выглядел. Только грустным и заторможенным, так бывает при пробуждении дара.
А взрослая шестерёнщица боялась. Всеми силами удерживала лицо, но выходило у неё плохо. Побледнела и заметно дрожала — а охранник этим явно упивался: по широкой, лоснящейся физиономии бродила мерзопакостная ухмылочка. Кассирша старательно прикидывалась, что её здесь нет.
Молодой матери нечем заплатить? Не хватило на штраф, который декаду назад ещё и повысили? И долгов столько, что не добавляется новый отсроченный платеж? А договориться по-свойски… Видимо, шестерёнщица пыталась: до появления у кассы Мамани.
— Что здесь происходит? — громко спросила Ло.
Все обернулись в её сторону, кассирша — узнала и вздохнула с облегчением.
— Да вот.., — охранник слегка ослабил хватку, искоса разглядывая новое действующее лицо. Будто впервые узрел постоянную покупательницу магазина. Дебил клинический, беспамятный и недобрый!
Ло приподняла углы сжатых губ, положила на край стола руку в перстнях. Да, по ним заметно, что сделаны не вчера, и это не просто украшения. И широкий браслет-накопитель на правом запястье, парный коммуникатору… Охранник ещё заметнее стушевался. Пока он искал слова, заговорила кассирша.
— Мальчик не заметил пустоглазых, — зачастила она, — Они тут освещение монтировали, один внизу, второй на стремянке, и пока слез… А мамаша…
— Но вы же объясняли мне про скидки. А я же не знала, что эти тут. Никогда их тут не было…
— По сторонам смотри! — рявкнул охранник, сжимая пальцы и встряхивая шестерёнщицу. — Должна следить за ребёнком!
— Но у меня же нет глаз на затылке! — продолжала безнадёжно оправдываться та.
— Зато есть кой-чего другое, — мужчина ухмыльнулся. — Пошли в подсобку, составим акт. Пустоглазого ударило током. Все подпишут. Гы!
Кассирша опустила голову, старательно пересчитывая наличные. Шестерёнщица покраснела до ушей и мучительно ёжилась, будто с неё уже сдирают одежду, хорошо, если не с кожей вместе.
— Я.., — свободной рукой она вытянула из кармана и теребила гроздь гаек, типичный антимаговский брелок, только без ключей. Затравленно оглянулась на безучастного мальчишку, на труп на полу…
— Я выплачу штраф, — чётко, раздельно сказала Маманя. — Отпустите этих двоих немедленно. Разговор я записала. Вы, горожанин, здесь работать не будете.
Она остерегалась вспышки и готова была уложить на пол второе тело, но обошлось. Охранник словно бы уменьшился в размерах, часто заморгал и плаксиво свесил губу: выражение лица, простительное Большому Малышу, но не служилому при исполнении. Руку шестерёнщицы он отпустил и бочком, бочком подался в сторону. «Вечером расскажу про него Скаре. Скара… знает ходы и умеет дозировать силу. И про женщину с ребёнком тоже скажу. Почему община их бросила?»
Пискнул коммуникатор, вслед за ним — кассовый аппарат. Здесь предпочитали наличные, но столько денег в кошельке Маманя не таскала никогда. Кассирша ещё раз облегчённо вздохнула: штраф уплачен, инцидент исчерпан.
— Пожалуйста, смотрите за сыном, — тихонько попросила она шестерёнщицу, достала акционную конфету и протянула мальчику.
— Это не мой.., — женщина осеклась и сглотнула.
Мальчик взял конфету, еле слышно прошелестел что-то благодарное и сунул подарок в карман курточки. Ло, наблюдавшая за ним с тревогой, отметила: воспитание и координация движений у ребёнка в норме, просто очень задумчивый и невесёлый.
— Сколько их, пустоглазых, развелось! Говорят, сменщицу мне такую дадут, на ночь, — ворчала кассирша. — Или вовсе заменят.
— Но как же? — сипло произнесла шестерёнщица, расплачиваясь наличными за брикет дешёвой мороженой рыбы. — Куда же нам тогда? Автоматы же…
— Не знаю, куда, — кассирша развела руками. — Сначала вам, потом нам всем. Лучшие работнички: не жрут, не гадят, почти не спят. И зарплату платить не надо.
Шестерёнщица кивнула и зашагала к выходу, окликнув мальчика. Тот уныло поплёлся следом. На площадке за дверями оба встали: ждали, пока Маманя оплатит свою покупку и выйдет.
— Ами-та-ираиму и Луран… та-ираиму. Из Антаури, — представилась женщина за двоих, глядя в асфальт. — Я переведу вам деньги, как смогу. Или вы хотите ответную услугу?
На просторе, в золотистых солнечных лучах Маманя разглядела новых знакомых во всех подробностях. Отметила болезненную… нет, пока ещё просто голодную худобу рослой, атлетично сложенной женщины, её тусклые, давно не мытые волосы, мужскую рубашку с закатанными рукавами, слишком просторные и короткие брюки в легкомысленных стразиках, стоптанные пластиковые тапки. Да на благотворительной раздаче можно подобрать одежду по размеру и к лицу, если хоть капельку заморочиться! И хронометра у шестерёнщицы не было, даже самого простенького. А мальчишку одевали любя и не жалея средств, но с тех пор он успел подрасти.
— Ло, — назвала она своё имя.
— Просто Ло? — переспросила женщина.
— Ждали Ло-та-иму, получилась просто Ло, — невесело усмехнулась Маманя.
— Но семья вас не оставила.., — полуутвердительно, полувопросительно протянула женщина, глядя на тяжёлые браслеты и перстни Ло. Близко посаженные тёмные глаза щурились на свет, лицо, и так-то не особо красивое, изрезали ранние морщинки. Мальчик взял её за руку, будто боялся, что спутница уйдёт или вовсе исчезнет.
Свободной рукой шестерёнщица нервно поправила зажим в волосах: замысловатый, ручной работы. Не успела продать, или слишком дорог как память? Глянула исподлобья.
— Так что же вы хотите, Ло?
Маманя тронула пальцем татуировку на левой скуле, «дубликат» своего диплома и медицинской лицензии. Вслух пояснила то, чего на татуировке не видно.
— Я волонтёр, — и, не давая времени на новый вопрос, сама спросила. — Чей это ребёнок?
Женщина вздрогнула, прижала к себе мальчика. Он не противился, но встречного движения Маманя не уловила.
— Моего брата, — произнесла шестерёнщица с неожиданным вызовом. — Опека подтверждена, и всё уплачено.
Маманя Ло вдохнула и выдохнула.
— Что с его родителями?
Женщина покраснела.
— Они… Ло, зачем вы меня об этом спрашиваете?! Почему я должна вам отвечать? Потому что вы заплатили? — в глазах блеснули слёзы. — Думаете, теперь вам можно всё?
Шестерёнщица дрожала от злости — и снова от страха. Она рвалась, но не решалась уйти, не разъяснив вопросы долга. Старая служилая семья Антаури… Что-то такое Скара про них рассказывал, и в новостях мелькнуло… А Маманя впрямь перегнула палку, особенно, по местным «понятиям».
— Я спросила недолжное, — она сделала шаг вперёд и осторожно коснулась плеча женщины. Та вздрогнула, но не шарахнулась. — Я приношу свои извинения. Простите меня.
Шестеренщица сглотнула слезы.
— Да что же вам от нас нужно-то?
— Обещание, Ами! — Маманя всё-таки поймала её взгляд. — Пожалуйста, позаботься о мелком! Береги здоровье и не встревай ни в какие истории, пока он не вырастет. Пожалуйста, Ами, я очень тебя прошу! Если нужна помощь, найди меня. Или Скару-та-ираиму. Спроси, его здесь многие знают.
Повинуясь мгновенному порыву, она обняла обоих шестерёнщиков и прижала к себе. Ожидала тычка или пощёчины, но не дождалась. Мальчик приник к её боку, как зверёныш к матери, женщина замерла, прикрыв глаза.
— Такого же не бывает, — пробормотала она, — Совсем за так... У вас же артефакты перегорят!
Маманя Ло фыркнула: хорошие артефакты не перегорают и не разряжаются, только блокируются. Её заботило другое.
— Так ты обещаешь? Обещаешь, или нет?
Шестеренщица кивнула, будто клюнула. Похоже, решение давалось ей тяжело, и Маманя хотела бы знать, в чём таком она себе отказывает, в чём до сих пор не отказала? В мести?
— Да… Я обещаю… Если только вы зайдёте к нам. Нас тут, неподалёку, пустили пожить. Пока не выгнали.
И Маманя Ло приняла приглашение.
Домой она вернулась, когда Скара должен был искать её с фонарём, но он не искал. Она сама нашла его на крыше, по звуку: он играл на сакарине, как не играл уже давно. Девушка Тая, которая так никуда и не ушла, стояла от него всего-то в трёх шагах. Слушала.

02.03.2023

Отвлекать этих двоих от музыки и друг от друга Маманя не стала. Тихо спустилась по лестнице, тихо вошла в незапертую квартиру. Жу помахал ей рукой с кухни, где негромко, но экспрессивно спорил с Элаи. Тот обернулся, встал, церемонно поклонился: как младший мужчина — старшей женщине рода.
— Матушка Ло, да будет ясным твой вечер!
— Мы уже начали беспокоиться, — перебил его Жу. — Малыш скучал… И новости… Так себе новости.
Теперь перебил Элаи:
— Малыша мы покормили и заняли…
— Да, Раатана притащила мешок строительного конструктора. Глянь, чего он уже настроил! Только тихо, не отвлекай. Поговорить надо, а он же в тебя вцепится.
Маманя Ло скользнула к бывшей гостиной, которую выделили под игровую. Большой Малыш сидел на полу, его было еле видно за бело-синим двухэтажным домиком с висячей террасой и башенками на крыше. Над ними строитель как раз и трудился, хмуря брови, пыхтя от усердия. Маманя затаила дух: крупные пальцы двигались не по-детски уверенно, точно. Да и сложность сооружения — сама Ло не вывела бы все эти арки… Бесшумно отступила по коридору, боясь спугнуть.
— Наш Малыш был инженером, — шепнул ей на ухо Элаи. — Был и снова будет. Прости, что мы тебе не верили.
Маманя прижала пальцы к губам. Только на кухне, прикрыв дверь, тихо сказала:
— Выглядит так, будто у нас всё не просто хорошо, а чудесно. Скара музицирует, Малыш строит. Где подвох? Что за новости — так себе?
Жу с Элаи тревожно переглянулись и заговорили одновременно.
— Марани…
— Художник умер прошлой ночью.
Ло задохнулась, как от удара в солнечное сплетение. Прохрипела.
— Как? Что?
— Съел чёрную пилюлю и выбросил золотую. Тамса видела из окна, — Элаи пододвинул стул, и Маманя почти упала на него.
— Где он… Тело… Кто-то видел? — спросила она.
— На «Пике», на крыше.
Маманя скрипнула зубами: если бы не ветер, на той крыше было бы уже по щиколотку пепла.
— Я должна туда идти. Проводить.
— Нет, нельзя! Не ходи! — замотал головой Жу. — Туда ищейки слетелись. Говорят… Марани не от яда умер — его демоны прибрали.
— Демон, — поправил Элаи. — Один. Его ищут. Перетряхивают сейчас всю Демонову Слободу.
Жу злорадно ухмыльнулся: обитателей старых кварталов в компании Скары не жаловали. Но тут же стёр ухмылку под взглядом Ло.
— Не знаю зачем его там искать, он же в портал ушёл, — продолжал Элаи. — В последний портал Марани. Красиво ушёл! А стена стоит, как новая, хотя по ней лупили, из чего попало.
— Красиво ушёл, — эхом повторила Ло. Она поняла, что сказано не про Марани, но мысль всё цеплялась за несчастного Художника. Она знала, куда прогуляется завтра утром. Ей-то нет причин опасаться ищеек, в отличие…
— Элаи, Жу, я не… Повторите-ка ещё раз про демона? Откуда он взялся? Кто его видел? Почему решили, что демон?
Элаи щёлкнул по коммуникатору, разворачивая голографический экран.
Видео с полицейского дрона, с логотипом скандальной новостной ленты… Утекло или нарочно слили? Стена Демонов… Ракурс исказил перспективу, рассчитанную на взгляд с улицы, с уровня глаз, но не настолько, чтобы разрушить иллюзию пространства за порталом. Рядом с исполинскими расколотыми глыбами фигура в тёмной одежде показалась маленькой и очень хрупкой. Обычный горожанин, слегка похожий на автора мурала… Покойного автора…
Слёзы хлынули из глаз, мешая смотреть. Кто-то обнял её за плечи — Жу, кто-то поднёс к губам чашку с водой — Элаи. Маманя осторожно, чтобы не облиться и не облить помощников, мотнула головой.
— Погодите. Пустите.
Она взяла чашку сама, отпила глоток — скривилась от мерзкого водопроводного привкуса. Элаи смущённо подал ей её персональную кружку, плеснув туда питьевой, бутылочной.
— Я уже в порядке, — сказала Маманя, продышавшись и утерев слёзы. — Элаи, будь добр, покажи всё ещё раз, с начала.

17.05.2023

***
Дураков соваться в портал, открытый навом, не нашлось, на их же счастье. Ромига красиво спровадил «в Колыбель» — то есть, вниз, к покойному Художнику — свою проекцию. Сам он под шумок ушмыгнул геомантским порталом за угол ближайшего дома. Геомантия давалась неожиданно легко, кошмарный «войлок» охотно раздёргивался на нити. А ещё ветер толкал нава то в грудь, то в спину, то под руку, будто направлял и подсказывал. Странный ветер, порывами с разных сторон. Посреди безветрия… Да, точно: в десяти шагах пыльные кусты даже листочком не шелохнут. А вокруг Ромиги — эдакая локальная турбулентность. Мир не просто открывает геоманту возможное — активно помогает путать следы, отводить чужие глаза, объективы и датчики? Влечёт куда-то? Нав не уверен, что ему туда надо… Уверен: ему туда не надо! Но и рваться из потока некуда, это даже не очевидно, а всей шкурой ощутимо… И то ли мысль, то ли вкрадчивый шепоток чьей-то «безмолвной речи»: Ромига и есть ветер, сам от себя не убежишь.
По имени — ну, допустим, ветер. Сумасшедший ветер из-за гор, который приводил в Уратай весну. И допустим, имена у навов не от балды. Что теперь?

А райончик, куда геоманта занесло, тот ещё. Нав помнил это «донорской» памятью, но воочию оказалось поганее. Кажется, все жители накурились, упились, закинулись наркотой, да и рухнули, где придётся. Ромига переступил ноги очередного тела, вытянутые поперёк тротуара. Другой абориген «звёздочкой» раскинулся на середине мостовой и мычал что-то невнятное в утреннее небо. Следующим троим хватило остатков соображения, чтобы прилечь под стенкой. Наверное, бывали здесь и трезвые, хотя бы, на ногах. Кто-то же постирал одежду и развесил её сикось-накось на протянутых через улицу верёвках? Художник Марани находил это естественным: даже торчки не смеют оскорблять ветер зловонием, из последних сил блюдут гигиену.
Некоторое тряпьё, кажется, давным-давно пережило хозяев. Заметно, что годами висит, пылится, выцветает, истлевает и падает наземь. Хотя, аборигены равнодушны к праву собственности. Даже чистоплюй Марани, бывало, снимал с верёвки понравившуюся шмотку, переодевался, оставлял свою взамен. И Ромига, пробираясь знакомыми Художнику дворами, обновил гардероб аналогичным способом. Против слежки — надо. Но от брезгливости его передёргивало сильнее, чем когда на Земле раздевал огородное пугало. Ромиге не нравилась местная мода и ещё сильнее — наркоманский притон в полгорода. Нав с трудом укладывал в голове, что эти двуногие нагрузились совершенно легально. Рецептурными препаратами от невыносимой боли бытия.
Алое полотнище, обтрёпанное по краям, но удивительно яркого, сочного цвета, плеснуло на ветру праздничным флагом. Ромига нахмурил брови, вспоминая давнее лето в Крыму, рыжую пигалицу и свой, якобы, гейс: не носить красных головных уборов. Криво ухмыльнулся, отцепляя прищепки. Рядом шевельнул прядями длинный сине-зелёный парик — улыбка нава стала по-акульи широкой и хищной.

***
Маманя Ло выбралась на утреннюю прогулку позже обычного. Большой Малыш проснулся вместе с ней и долго не отпускал от себя. Ласково перебирал её длинные волосы, заплетённые в копну мелких косичек, приговаривая.
— У моей мамы волосы золотые, как солнечные лучики. И глаза разноцветные, как море. Мама у меня самая красивая, самая прекрасная. Я выстрою маме дом на побережье. Мы будем там жить все вместе, компанией. И дом у нас будет самый большой и красивый…
Ло вслушивалась в его лепет, привычно отмечая возрастные маркеры: есть ли прогресс? И каждый раз, когда Малыш запускал руки в её причёску, невольно замирала, ожидая мужского, взрослого продолжения. Но Малыш оставался малышом, она — его мамой. Кажется, даже если… когда он «подрастёт», ей, как взаправдашней, нормальной маме, ничего такого не светит. И к лучшему, с учётом всех анамнезов!
Вспомнив про дом, Малыш сразу оставил в покое волосы Ло. Она еле уговорила его умыться, позавтракать, и только потом уже браться за стройку в гостиной.
Тем временем Жу притащил с раздачи здоровенные сумки, набил холодильник и вместе с Раатаной затеял стряпню на несколько дней вперёд. Прочие обитатели квартиры разбрелись по своим делам или отсыпались по комнатам. Свободна!

Солнце давно поднялось над крышами, и Маманя легко отступила от привычного маршрута. Села на трамвай, устроилась у окна. Поставила на колени сумочку, из которой любопытно выглядывала белоглазая куколка: чтобы и той виден был город.
Вчера, за просмотром поздних новостей, Ло по-быстрому соорудила найдёнке кружевное платьишко с открытыми плечами, в оборках. Раатана и Тая, приоткрыв рты, наблюдали, как Маманя обращается с лоскутками, ножницами, иглой и нитками. Будто за сложным, тайным волшебством! Ло, конечно, вывалила на стол ворох тряпочек и предложила им самим попробовать. Тая сказала, что умеет, но смотреть интереснее. Раатана загорелась, попросила научить — и скисла на первых стежках «вперёд иголку», проткнув палец до крови. Та же беда, что с рисованием: подводит мелкая моторика, а усидчивости и концентрации — ни на волос. Даже удивительно, что девочка приохотилась к кулинарии. Выискивает замысловатые старинные рецепты, шустрее брата чистит рыбу и овощи, перебирает зёрна, растирает специи. Хотя, Скара говорил, первые дежурства на кухне стоили Раатане ведра слёз, Жу — мотка нервов. И, типа, у младшенькой всё так. Читать и писать её тоже учили подзатыльниками… Ужасно, неправильно, как слишком многое вокруг… Художник посмотрел, послушал — решил, что без умения рисовать девочка как-нибудь обойдётся. Без шитья, пожалуй, тоже. Готовой одежды хватает на всех, иное — роскошь или придурь. Ну, или дань тысячелетней традиции. Шестерёнщик Скара в их компании, ожидаемо, самый рукастый. Пока Ло шила платьице и пыталась учить Раатану, он успел соорудить кукле модные сандалики на платформе и прелестную шляпку-заколку. Тая глядела на его ловкие руки, глаза мерцали тёплым янтарным светом. Потом вихрица и шестерёшщик отправились на ночной обход. Вдвоём.
В переулке мелькнуло алое пятно — чей-то головной платок, и маманю как ветром сдуло из трамвая на ближайшей остановке. Вопреки всем планам! Но цвет показался живым, словно не отсюда. Звал и манил.
Даже не скажешь, что в городе мало ярких красок. Вырвиглазных — полно! Вон, к примеру, двое в ядовито-зелёном запихивают в чёрный мешок нечто длинное. Но чтобы смотреть, и глаза радовались?
Однако яркое пятнышко раз мелькнуло, да и затерялось в хаосе Демоновой Слободы. В отличие от района, где квартировали Скара и Ко, после Кровавого Рассвета здесь всегда были трущобы. За тысячи лет их не единожды сносили до основания, забрасывали проклятое место на годы или века — и снова на бесплодном, не зарастающем пустыре кто-то лепил домишки вкривь и вкось, без проектов и планов. Лет сорок назад, после расселения климатических беженцев, в «Демонятне» свили гнездо неформалы и богема. Наверное, это был золотой век дурного района…
Маманя почти бегом завернула за угол — успела заметить, как некто в алом платке скрывается за следующим изгибом улицы. Она ещё прибавила шагу, и вот, наконец, почти догнала.
Небрежно накинутый на голову и обмотанный вокруг шеи кусок ткани сиял на солнце яростным и радостным цветом артериальной крови. Из-под него струились, ниспадали до колен, закрывая узкую спину, волнистые сине-зелёные волосы. Мешковатая рубаха и просторные штаны с резинками-перетяжками в неожиданных местах, со множеством объёмных карманов скрывали очертания фигуры. Высокой, худой, гибкой — но тощий ли это парень, рослая девица или небинарное некто, Маманя определить не могла. Узкие белые ступни, изящные кисти с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями тоже не давали подсказки. Двигалось существо плавно и медленно, балансировало руками, будто шло по неверному дну, по горло в воде…
Маманя Ло тряхнула головой, отгоняя видение: кадр из любимого сериала Раатаны, и громко споткнулась о пустой бумажный пакет. «Морское диво Анмай» услышало. Чуть смазало выверенный, как в танце, рисунок движения — и только. Какая сила дёрнула за язык, заставила окликнуть это ряженое именем мертвеца?
— Марани?!
«Анмай» замерло. Очень медленно, плавно обернулось.
— Спасибо за имя, — едва шевельнулись бескровные губы. Белое лицо, наполовину скрытое очками-щитком, осталось мраморно неподвижным.
Продрало морозом по хребту, как если бы Ло не поддержала, невесть зачем, игру ряженого, а подарила имя настоящей твари из глубинных вод. Дала беспокойному духу право: задержаться на суше и во плоти, сколько ему вздумается, до завершения всех его дел... «Анмай в зелёном платке выходит на берег от скуки, ради беседы. В белом или розовом — за любовной усладой. В алом — за кровью и местью…» И всё это домысел сценариста, поверх наикривейшего пересказа легенд и сказок, как говорит Элаи. И Ло — не Раатана, которая по малолетству путает вымысел с явью. Однако диво Анмай медленно, плавно уходит по залитой солнцем улице, а её колотит озноб…
Дура! Она вспомнила, где видела это матово бледное лицо с узким прямым носом, тонкими губами и чётко очерченным подбородком. Северо-восточный типаж, как говорят ищейки. Демон с видео, вот он кто! Забывшись, Маманя кинулась следом, активируя боевые артефакты.
Когда она свернула за очередной угол, красный платок вяло колыхался на верёвке на уровне второго этажа: тусклый, пыльный, обтрёпанный. Сине-зелёный парик свисал с ограды поодаль, и тоже будто не первый год. Ни демонов, ни Анмай. И демон здесь не колдовал, точно. Перепутать ощущения невозможно, да и артефакты молчат!
Ло замерла на перекрёстке, напряжённая, как струна. Ей ещё мерещился внимательный, изучающий взгляд, только она не могла понять, откуда. А потом и ощущение взгляда исчезло. Она тяжело вздохнула, усыпила артефакты и зашагала в сторону «Пики».

02.07.2023

***
Они должны были встретиться. Женщина с куклой должна была увидеть «диво Анмай», постоять столбом, потом ринуться в драку. Ромига готов был произвести нужный эффект и вовремя скрыться. Не ждал, что встретит знакомую Художника. Что она окликнет его именем убитого. Что кукла у неё — натуральный асурский призрак, и артефактов, как шишек на ёлке… Не ждал всего этого, но оказался готов: отыграл местную нежить, принял имя, ушёл красиво и вовремя. Не был готов, что женщина активно вмешается в геомантский расклад. Сознательно или нет, щуры её разберут, но точно не статистом.
Нав юркнул в разбитое окно на втором этаже и распластался на полу, наблюдая, как маленькая блондиночка в кружевах и оборках выверенными пассами деактивирует готовые к бою артефакты. Ветер замёл следы, едва Ромига сбросил личину Анмай. Осколки зеркал на потолке, сквозь которые он смотрел, раздробили взгляд. Она искала противника и не нашла. Но всё-таки сразу так разоружаться — довольно самонадеянно… Если не имеешь козырей в рукаве.
Драка не входила в Ромигины планы изначально, а после встречи — тем более. Маманя Ло, как звал её Художник, атаковала убийцу… Друга? Подопечного? Пациента? Нав поймал себя на удивительном желании: объясниться. Рассказать про дважды выброшенное противоядие, про благодарность, про идиотскую, трагическую «жертву демону»… Даже под местной наркотой до такого не вдруг додумаешься! И хуже: Ромигу кроет, похоже, тем же умопомешательством. Геомант не сомневается, что разговор по душам непременно состоится, только не сегодня.
Женщина с куклой уходила вдаль по улице, и вокруг неё рябили, дрожали словно бы водяные блики, зайчики на волнах, искры в каплях росы. Нав глупо хихикнул от мысли: ну и кто из нас двоих Анмай, а кто погулять вышел? Лицо женщины отпечаталось в памяти, хоть садись рисовать… А это мысль, кстати. Ветер сметает пыль с коробки мелков, забытой кем-то на подоконнике, а вот и белая стена…
Личико сердечком, мелкие точёные черты, глазища-аквамарины: левый голубой, правый зеленоватый, копна золотистых косичек с бусинами на концах. Жёсткие, застарелые складки между бровей, у сжатых в нитку губ. Узор на левой скуле — знак медика чрезвычайно широкого профиля: от хирургии до психиатрии, через медицину катастроф… «Знавал я таких специалистов!» — тихо фыркнул нав.
Когда Художник познакомился с этой милой дамой, формально она не практиковала. Бомжевала в трущобах, в хорошей компании. Устала и пала на дно, как все? Нырнула по долгу призвания, а то и службы? Ромига задался вопросом, а Художник просто не доверял ей. Побаивался настырную, въедливую особу, гораздую пылесосить мозги. Зато вожак той удалой компашки, Скара-та-ираиму, Маманю почти боготворил…
Нав подвинул Художника в своей голове, чтобы тот не засорял восприятие. Ромигу женщина с куклой заинтриговала и слегка напугала. Не готовностью к драке, не кучкой артефактов — тем, что совершенно «непрозрачна» для него, и нити, держащие мир, вздрагивают в такт её шагам.

***
«Пику» оцепили, да не хлипкими полицейскими ленточками — обнесли глухим, высоким строительным забором. «Внимание! Смертельно опасно! Незаконная постройка готовится к сносу! Покиньте зону дезинтеграции! Не заходите за периметр! Выбирайте маршруты обхода и объезда!» Маманя Ло потыкала пальцем в информационный стенд, будто не вполне доверяла глазам. Нет, они не подводили её: ни раньше, ни сейчас, просто удивление искало выхода. Маманя ненавидела эту заброшку, вчера искренне пожелала ей провалиться. Но чтобы вот так, сразу?
Говорят, «Пику» возвели лет сорок назад. Проект был утверждён Городом, но за время строительства нормы безопасности пересмотрели в сторону ужесточения. Владельцу, несмотря на все тяжбы и взятки, так и не удалось ввести дом в эксплуатацию. Говорят о происках коммунальщиков, которые не желали подавать воду на тридцать этажей вместо обычного местного десятка, так как повышение напора влекло замену труб по всему району. Говорят, коммунальщиков тайком поддержали и владельцы окрестных домов: их такая перспектива тоже не радовала. Говорят, проблему могли бы решить полюбовно: компрессорами в подвале «Пики», но кто-то упёрся… Маманя слушала те разговоры краем уха, не пытаясь вникнуть в чужую профессиональную сферу и разобраться, кто прав. Факт: дом, официально не принятый из-за «недостаточной прочности силового каркаса» простоял сорок лет и три землетрясения без единой трещины. Крошащаяся облицовка — не в счёт.
Маманя шагнула назад от забора, приставила ладонь козырьком к глазам. Да, рабочий в жёлтой спецовке уже лепит на внешнюю стену оранжевые блямбы — артефакты дезинтеграции, и в окнах кто-то мелькает… Она сморгнула выступающую на глазах влагу: «Прости, Марани-та-иму, и прощай. Я буду помнить тебя. Солнечного пути, лёгких крыльев, попутного ветра!» Она могла бы войти в здание, влезть наверх: забор не преграда, и пока рабочие на площадке, это безопасно. Могла, только уже не видела смысла. Художник умер на крыше, но тело — останки — уже не там. И следы демонского колдовства сперва изучили, потом затёрли ищейки. И вся эта внезапная, бурная суета… Почему «вихри» настояли на дезинтеграции заброшки и даже выделили летучую бригаду с оборудованием? Впору задаться вопросом, не прячут ли они что-то своё, и был ли вообще демон… Кабы Ло своими глазами его не видела!
Стоп. А кого она видела? Она зажмурилась и затаила дыхание, вспоминая существо в красном платке. Демоны выглядят, как считают нужным, но ощущение от их близкого присутствия трудно с чем-либо спутать. Маманя готова поклясться, и артефакты подтверждают: там был только ветер. То ли зябкий бриз, то ли стылый подземный сквозняк по коже — вспомнила, вздрогнула.
Одна из легенд гласит, будто первыми Анмай стали детёныши демонов, которых утопили в подземной реке вместе с матерями. Демоницы отчаянно защищали норы, где подрастало во Тьме их потомство. Дураки из числа повстанцев быстро убились, штурмуя катакомбы. А умные просто открыли шлюзы и пустили воду. Это как раз не легенда — факт из истории Кровавого Рассвета… Но Анмай? Ло, вот ты, правда, дожилась до того, что готова поверить во мстительных водяных духов, поднимающих вокруг себя ветер? Да мало ли, у кого какая маскировка и какие побочные стихии?
Она утерла слезящиеся глаза и тихо побрела обратно: теми же улицами, через Демонову Слободу. Красный платок и сине-зелёный парик висели на прежних местах, и ни дуновения ветерка, ни щекотки от чужого взгляда. Штиль и зной, белое полуденное небо, немёртвые в зелёных комбинезонах ухаживают за пока ещё живыми, но бесчувственными, и кто-то где-то опять жарит рыбу.
Тошно-то как! Подняли бурю, сражались за свободу, лили кровь реками, а в итоге — вот это? Пусть, между Кровавым Рассветом и Золотым Закатом был яркий и славный Полдень. Пусть, создали многое, чем Рутилуриа по праву гордится. Но итог-то всё равно…

Она куда-то шла, едва различая дорогу. Её чуть не высадили из трамвая: приняли за слобожанку. Пришлось включать коммуникатор и предъявлять личный код, а пальцы дрожали, кнопки двоились, в ушах звенело.
— Горожане, я трезвая, просто нехорошо.
— Что с вами?
— Старые раны.
— Вызвать «скорую»?
— Не надо. Я сама врач. Еду домой, отлежусь там.
— Далеко ехать?
— Уже выхожу.
Кто-то поддержал её под локоть и довёл до подъезда, она не разглядела лица. К счастью, лифт починили. От дальнейших проводов она отказалась, и хвала Ветрам… А потому что Жу и Раатана тоже нажарили рыбы! Свежей и ароматной! Маманю прямо на площадке, перед дверью, скрутило рвотными позывами. Чтобы не напугать Малыша и всех своих, она ринулась вниз по лестнице, в нежилую квартиру на восьмом этаже. Зависла там над разбитым унитазом, кашляя и давясь горькой слизью. А когда малость отпустило, села на пол у окна. На низкий подоконник усадила куклу Найдёнку и долго беседовала… То есть, бормотала что-то несвязное заплетающимся языком. Кое-как договорилась: не воротить нос от дешёвой и вкусной еды, любимой большинством горожан. Не в рыбе же, на самом деле, дело!

22.07.2023

***
Дневное светило Рутилуриа, Амуваа, почти отвесно валилось за горизонт, багровея и сплющиваясь от рефракции. На закате особенно заметно: диск больше земного. Почти как летнее солнце Голкья, которого Ромига не наблюдал своими глазами, но память Теней всё ещё с ним… Да, Амуваа зимой и летом одинаковое, громадное, однако не жжёт — ласково греет. Климат на большей части планеты мягкий, комфортный. Не зря колония навов здесь росла и процветала, даже когда основали Империю на Земле. Только аборигенов стоило вычистить под корень. Как и людов.
Хотя, кто знал тогда, что распоследнее шасское жульё сохранит верность Нави, а благонадёжнейшие вассалы ударят в спину? Ни один предсказатель не увидел, ни один аналитик не просчитал. Вот это, на самом деле, удивительно. Необъяснимо без вмешательства Первых… Нав сердито фыркнул, обрывая привычную цепочку размышлений. Следы асуров на Земле он искал долго и безуспешно. На Голкья так называемый Пращур нашёлся сам: как нашёлся, так потом и свалил в неведомую даль. Гораздо хуже асурский след, который Ромига, вероятно, носит в себе. Если «прилипала» Иули не солгал и не ошибся… Нет, Ромига не будет думать об этом сегодня!
Хотя «фактор Иули» стоило бы учитывать в планах — кабы Ромига строил планы. Никогда он не был силён в планировании, сколько ни старался, ни учился. Привык двигаться к цели, реагируя по обстановке, импровизируя на ходу, и обычно у него получалось. Теперь же размыт самый образ цели. Если он «прилипала» — или у навов будут основания принять его за — ему противопоказано домой, в Тайный Город. Сердце щемит, в ресницах сыро, и чужое солнце, насаженное на пики небоскрёбов, здесь совершенно ни при чём... Правда, не стоило так долго и неотрывно на него пялиться. Торчать на открытом месте, в общем, тоже: в чужом небе хватает незримых «глаз». Но странное оцепенение накрыло, и хотя тоска — аж до слёз, но ярости бы разгореться, а нет её. Геомант слишком устал? Почти сутки дёргал за торчащие из «войлока» «ниточки», а изменений — ни малейших.
А город уже зажигает огни, ярче закатных отблесков. Днём было знойно, вечер блаженно тёплый. Неизменный Ромигин спутник — ветерок — овевает лицо, касается волос, гладит кожу под лёгкой тканью одежды, и нав волей-неволей жмурится от неги, будто в руках умелой любовницы. Лениво думает, что надо бы встряхнуться и поискать убежище понадёжнее, раз устал до дремотной одури… Засыпает.

Быстрее, быстрее, надо успеть! Коридор длинный, свет мигает, воет сирена — или кто-то огромный, живой истошно вопит от боли и ярости? Зелёное пламя в глазах: под закрытыми веками — ярче? Вглядываться некогда! Бегом! Летящими прыжками с пола на стены и потолок, колесом, вперекат. Верх и низ меняются местами, тело то наливается свинцом, то теряет вес, но инерция несёт вперёд, успевай отталкиваться. Бронированные сапоги грохочут по серому то ли пластику, то ли металлу, но не проламывают — и не должны, корабль прочный…
Сминается, будто консервная банка в руке великана! Гул, дрожь, дребезг и лязг, скрип и скрежет металла, рёв, свист воздуха… Тяжкий, медленный грохот падения на твердь: «Прилетели!» Инерция швыряет в стену, такой удар уже не смягчишь, не пустишь вскользь, и что-то рушится сверху… Очнулся. Придавлен, но жив. В носу, во рту полно крови, маска на лице мешает сплюнуть и продышаться. Шевельнуться больно — рёбра проткнуло насквозь, а ноги, кажется, вовсе расплющило… Снова очнулся: навзничь на твёрдом и ровном, кто-то из своих заглядывает в лицо, зовёт по имени, из-за его плеча светит большая серая луна…
«Я помню её, она была тусклее. Сейчас лето?» — «Ты помнишь эту луну? Откуда? Мы здесь не бывали…»

Тот, кто видел и запомнил осеннюю луну Голкья, отделяет себя от того, над кем хлопочут лекари. Нав Ромига не досмотрел до конца, но знает: раненый не выжил. Умер погано, жутко, лучше бы сразу...
Нав приоткрыл глаза — в них тоже заглянула луна. Мелкая, кривоватая, розоватая с левого, примятого бочка, имя ей — Руа. Ромига задремал на крыше девятиэтажки, в афедроне Вселенной с прекрасным климатом и долбанутым населением, и ему приснился сон… Сон?! Да, довольно неприятный, но лучше, чем никаких. В здешнюю противоестественную, болезненную пустоту затянуло нечто из памяти Теней Голкья? Однако, престранное. Чей был летучий корабль? Из какой дали их занесло? Когда это случилось, по хронологии снежного мира? Сохранились ли следы?
Нав, археолог ты недоделанный, да какая тебе разница, если сам ты с Голкья ушёл и не только не собирался, а не можешь вернуться? Что значит, заскучал и рад бы назад? А вдруг, сейчас получится? Ну, надо проверить…
Не получилось.

01.08.2023

***
— Да как же ты прячешься, тварь!? Что за маскировка на тебе?
Чанту Ламис ненавидит магов. Недоброжелатели болтают, она ненавидит всех и вся, включая себя. Ага, основания для ненависти у неё имеются! Любое зеркало подтверждает, и зеркальце над мониторами — не исключение. Чанту ловит взгляд своего отражения — щурит левый, карий глаз, будто целясь. Правый, жёлто-зелёный, сверкает ярко и хищно, почти как у вихрицы. Вот в том-то и дело, что «почти»!

Ча сдали в интернат подростком, едва глаза начали перецветать, и проявилась гетерохромия: верный признак, что дочь магов никогда не станет Ча-та-иму. Семья нарочно выбрала для «ублюдка и выродка» заведение похуже, с высокой смертностью и низким процентом успешной социализации. Это ей объяснили через много лет, с большим сожалением, что выжила и выправилась, не сдохла. А тогда…
Она старательно забыла первые годы в интернате. Рада, что перестала видеть их в кошмарах. Родители не отвечали «любимой доченьке» на звонки, на слёзные письма, но пунктуально навещали её раз в год, перед новолетием. Лучше бы вовсе сгинули!
Чанту помнит брезгливую гримасу отца:
— Ча, не смей жаловаться! Возблагодари Семью за каждый день жизни. Раньше таких, как ты, топили в мешке. Иногда вместе с матерями. Если Амис тоже окажется выродком…
И мать бледнеет, глядит в пол, теребит край одежды…
На третий год отец приехал один. Сказал, дёргая краем губ то ли в ухмылке, то ли в нервном тике, что мать и младший братишка Ча, Амис, погибли:
— Разбились на водном мотоцикле. Утонули. Несчастный случай.
Да ещё бы! Даже такой верный семьянин, как папенька, не назовёт двойное убийство счастливым случаем! Или то было детоубийство с самоубийством? Чанту до сих пор не уверена. Старая Семья Лаалами воспользовалась правом экстерриториальности и вместо расследования замела следы…
Наивная Ча ещё пыталась выслужиться, угодить тем, кто её отверг. Вопреки разврату и придури, царящим в интернате, она хорошо училась. Повезло: дома успела захватить общую «базу» и увлеклась красотой чисел. В самые гнилые, тошные деньки она находила в математике спасательный круг и путеводную звезду. Интернатская математичка — сама юная, не в край отупевшая — заметила упорную разноглазку и в меру сил покровительствовала ей. За призы ученицы на конкурсах и всякую межшкольную движуху учительнице давали прибавку к зарплате. Кажется, математичка Ия благоволила Ча и по каким-то своим личным, сентиментальным соображениям, Ча было наплевать и тогда, и потом.
В год совершеннолетия она уже готовила к публикации свою первую научную работу. Обратилась в Семью, чтобы ей разрешили подписаться родовым именем: Ча Лаалами. После неприлично долгой паузы ей ответили: «Совет Старейшин отказывает бездарной Ча, дочери мёртвых родителей, в праве называть себя Лаалами. Мы тебя не знаем и не приемлем, Ча безродная».
Они ждали, она убьёт себя от бесчестия или сгинет в трущобах? Да щаз! За годы в интернате Ча нахлебалась дерьма, привыкла. А тут просто очень-очень разозлилась! Ия, на правах соавтора и научного руководителя, подсказала:
— Хочешь второе имя — давай, я переговорю с нашим Старейшиной? Мы, Орма, не экстерриториалы и не маги, мы не разбрасываемся умами и талантами… Не хочешь? Зря. Тогда воспользуйся правом основателя. Как раз твой случай. Пиши скорей заявление!
И Ча написала. Ия сама не рада была, что надоумила ученицу: они тогда крупно поругались. Но главное, пусть Лаалами скрипят зубами от скандальных созвучий. От всех, какие найдут!
Генеалог-книжник прочтёт имя Чанту Ламис, как «Ча, нулевое поколение, родоначальница Отверженных». Обычный горожанин видит на её личном шевроне: «Ча, Отходы класса ноль». То есть, самые опасные, ядовитые, негодные в переработку, подлежащие захоронению с кучей предосторожностей. Выражения лиц недоумков для Чанту бесценны. Ия тогда ошибалась, а она по сей день ни о чём и не жалеет. Репутация ядовитой гадины её устраивает.
В любом случае, Ча Орма не получила бы той надёжной опоры, которую Чанту Ламис обрела, поступив в Академию Порядка и законности, делая соответствующую карьеру. Да, у Городских спецслужб зубы длиннее и панцирь крепче, чем у любой из Старых Семей. Если Лаалами когда-нибудь зарвутся и нарвутся… Приятно об этом помечтать! Если нет, Чанту скромно желает видеть на погребальном помосте хоть кого-то из Старейшин, отказавших ей в имени. Аналитик: не оперативник и не штурмовик, имеет шанс пережить их всех.
А пока алгоритмы Чанту — и другие разработки её отдела — портят жизнь сквознякам, криминальному крылу вихрей. Не только им: всем преступникам и нелегалам. Но проблемы ненавистных магов Чанту особенно греют и вдохновляют. У «Ча безродной» для них ещё масса идей!

Один лишь демон с необъяснимой ловкостью ускользает от поисковых систем Города и хитрых алгоритмов Чанту. Демонов она ненавидит не вдвойне, не втройне — в квадрате, по сравнению с вихрями. Все демоны были магами, все — сильными. Если верить историкам, бездарей среди них не рождалось вовсе…
Стена мониторов пестрит картами округа «в искусственных цветах», в динамике, в куче пометок: одной Чанту ясно, что там сейчас отображается. По сенсорному экрану под её пальцами бегут строки кода, Чанту вносит правки, сравнивает, думает, снова правит код. Цветная мозаика на стене послушно играет разноцветными разводами и пятнами, но это всё не то, совсем не то!
Ни следа от характерной демонской магии: ни прямого, ни косвенного. Остаточно фонит стенка с «порталом Марани». Вихри продолжают ковыряться и там, и в заброшке под снос, где демон убил горожанина. Отчёты скрывают из общего доступа, но знакомый эксперт высказал своё частное мнение: не замаскированные тёмные порталы — обманки, ловушки, ведут в камень. А куда демон ушёл на самом деле, средства наблюдения не зафиксировали. В течение дня в Демоновой Слободе трижды мелькал кто-то сходный по абрису и приметам. Вихри туда прыгали, искали, возвращались с пустыми руками. Чанту бы позлорадствовала над коллегами-конкурентами, да у неё тоже пусто. Словно ветер треплет паутину, но не застревает в ней… Ветер?
— Может, он в катакомбы ушёл? Я бы на его месте давно уже…
Чанту шипит сквозь зубы и одёргивает коллегу, примостившегося на стуле рядом:
— Заткнись, Арука! Я уверена, он на поверхности. Вот эти локальные экстремумы… Сейчас мы ещё туда синоптические датчики… Да когда ж заменят этот хлам!
— Дроны? — тихо подсказывает Арука.
— Сама знаю! — огрызается Чанту, вбивая новые команды.
Кажется, она действительно кое-что нащупала. Следует уточнить… Наблюдать, не спугнуть, не привлечь внимание вихрей!

28.11.2023

***
— Да как же ты это делаешь, падла?! — в сиплом от усталости голосе Чанту слышны нотки восхищения.
Эксперт Арука молча ставит ей под локоть стаканчик с водой. Чанту жадно пьёт, не отрывая взгляда от экранов, а второй руки от консоли. Режим чрезвычайной ситуации, и можно наплевать на переработки, на мониторинг поведения на рабочих местах. От всех служилых ждут сейчас одного: результата. Всегда бы так, широко ухмыляется Арука — и получает кулачком в бок.
— Эй! Не лыбься, пока не поймаем злодея! — и тут же восхищённо, — Смотри, смотри, вот как он это?
На карте округа, высвеченной на полстены, медленно, кусками прорисовывается ломаная линия. Вычислитель продолжает обсчёт, новые участки проявляются один за другим, сращивают разрывы, собираясь в непрерывный трек. На другой половине стены Арука просматривает записи с камер наблюдения и всё ещё не очень верит глазам. Да, тряпьё на верёвках в Демоновой Слободе развешано именно затем: прикрыться от глаз Города. Пока у слобожан не сгнили мозги, они цеплялись за приватность, хуже Старых Семей. Камер достаточно, чтобы уловка не очень-то работала. Но демон идёт по улице, и ветер колышет рванину именно так, чтобы объект всегда оставался закрытым.
— Как ты сказала, Чанту! Солнечный Ветер прячет демона. Как ни трудно мне в это поверить…
— Отвисни, Арука, я не о ветре. График скорости! Смотри! Вот здесь объект взял и прыгнул из точки в точку. Ты такое видал?
— Порталы, которых мы не отслеживаем?
— И-мен-но! — Чанту смахивает капли с губ, жмурит усталые глаза. — Арука, вихри не должны поймать его первыми. А наши — не удержат. Или сразу передадут им… Арука, пиши своему шестерёнщику! Слей ему информацию! Даже если антимаги шлёпнут демона при задержании, так будет лучше… Хотя, мне любопытно… Вон, смотри, смотри, ещё один прыжок!
— Организовать утечку? Чанту, ты уверена?
— Да, да, не зависай, Арука!
— Ты умнó придумала. И начальству ты всё объяснишь, я в тебе не сомневаюсь. А я опять с выговором!
Чанту смеётся:
— Арука, твой ближайший начальник сейчас — я. Забыл?
— Тогда командуй, что именно я должен слить Хараи. Вот эту красоту? — он машет рукой на карту с треком. — Алгоритм вычисляет с задержкой в алу — полтора. Даже если ты оптимизируешь… Демон болтается по Слободе, как поплавок на волнах. Ты видишь в его перемещениях логику? Где им делать засаду?
— Хар-роший вопрос, Арука! Для затравки, сообщи Хараи про ветер. Может, они найдут логику раньше нас. Мне будет досадно, но я слишком хочу, чтобы эту тварь скорее взяли, — Чанту с хрустом сжимает в кулаке пустой стаканчик. — С-с-сквозит!

— А вот это встреча! Арука, ты только глянь!
— Кто там, что там? — вскидывается эксперт, задремавший с открытыми глазами.
— Ивомела Намраан-са, собственной персоной! Вот, смотри-ка, она догнала нашего демона на улице… Вероятно, окликнула… Ш-ш-ш! Звуковой канал забит наглухо, и лиц не видно… Нет, ни с какой точки… Постояли, разошлись… Вот она схватилась за артефакты… Хар-рошенькими штуками Нармаан снабжают своих бастардов! Оружие… Да это же, считай, «протез» дара! О, Нармаан!
— Чанту, давай, мы не будем отвлекаться? Нам только экстерриториалов не хватает, — Арука в несколько касаний вывел на мониторы коротенькое досье. — Ну, живёт она здесь инкогнито. Контингент, её между прочим, уважает. Ласково зовут Маманей Ло.
— Ло, просто Ло? Хар-рошая шуточка! — Чанту резко втянула голову в плечи, метнула затравленный взгляд в зеркальце над мониторами. — Была такая книга: «Солнечные крыла надежды». Я читала её в интернате. Просто зубами за неё держалась, чтобы не сигануть с крыши.
— Пару лет назад вышел сериал…
— Киношники всё переврали. Сделали Иву Нара слабенькой, но вихрицей. А книга — честная беллетризация досье. Это я докопалась в академии, меня интересовали все известные гетерохромы. Жаль, настоящая Ивомела погибла при штурме, освобождённые заложники того не стоили.
— Там были дети!
— Вихри. Кто выжил, давно выросли. Я проверяла: ни одного героя или гения. А главное, ни одна тварь полсловечка не замолвила о таких, как Ивомела! — снова взгляд в зеркало. — Живи для них, умирай за них, а толку! Так что я говорю: погибла она зря.
— Да почему погибла-то?
— Ну, да, не буквально… Нармаан тридцать лет продержали то, что от неё осталось, в медкапсуле или психушке. Наконец, оно выползло в трущобы, и вот, «контингент» её уважает…
Арука пододвинул Чанту ещё один стаканчик с водой.
— А может, она тридцать лет тихо проработала на свою Семью? А теперь у них новое дело на общих территориях, и она здесь?
— А пусть даже так… Всё равно она не та, кого я боготворила в детстве! Но я д-допускаю… Ладно, жаль, нам не позволят её допросить.
— Да, Нармаан ни за что не дадут разрешение. Но случайная, неформальная встреча в городе — кто нам запретит? Зови смену, и метнёмся к ней. В худшем случае, она нас пошлёт, а мы немного проветримся.
— Нет, Арука, не время, только спугнём их. Напиши Хараи вот что: «Поступила информация, что тёмный пришелец ищет встречи с Ло, проживающей в квартире 25 домовладения 8 по улице Трёх Лун. Рекомендуем организовать ему ласковый приём вашей агентурой».
— Ласковый? Ты всё-таки желаешь, чтобы демона взяли живьём?
— Ну, да. Я хочу… Я не хочу, чтобы он умер слишком быстро! — хруст смятого пластика.
Арука поёжился: всё-таки хорошо, что Чанту — не оперативница. Для всех хорошо.

***
Эксперт Хараи-та-ираиму внимательно прочитал распечатку — весточку от Аруки. И перечитал заново. Высвистал благодарственный мотив, улыбнулся тихому дуновению у щеки…
Будь эксперт неодарённым или вихрем, он мгновенно переслал бы сообщение «племяннику» с наручного коммуникатора. Чудо механики на руке Хараи так не работает, а жаль. Надо выкручиваться, но ладно, шестерёнщикам не привыкать. Начали учиться, едва осознали себя общиной и дар свой — даром, не проклятием. Сколько тысячелетий минуло? Не важно. Важно, кто стоял у истока их всего. Спасительница, целительница, учительница, названная мать всех отверженных и угнетённых: Мама Мелло. Некоторые антимаги верят, будто она рождается снова и снова, в каждом третьем поколении. Одарённой или бездарной, себя прежнюю то ли помнит, то ли нет, но неизменно верна призванию и судьбе: спасает, лечит, учит — и проявляет себя на крутых виражах истории.
«Племянник» Скара убеждён, что в его доме поселилось истинное воплощение Милосердной. Хотя этот балбес даже Ивомелу Нармаан-са в разноглазке не сразу узнал, пришлось ему подсказывать. «Дядюшка» старше «племяника» почти на сорок лет, и кадры из новостей врезались в память. Римбанские беспорядки, захват Мулидангской школы-интерната радикальными сегрегатистами… Нехорошо тогда вышло и очень дорого встало общине! Слава Ивомеле, до подрыва здания она всё-таки освободила, выторговала у террористов три класса из пяти.
Хараи вывел на свободной части листа: «Скара, да не приблизится демон к Ло даже на расстояние взгляда. Имей в виду: пока вы его ловите, твоих друзей никто не считает. Действуй! Хараи». Сложил распечатку «срочным треугольником» и вручил мальчишке-курьеру.

05.12.2023

***
Если бы Скару спросили, какое время суток нравится ему больше всего, он без колебаний назвал бы ночь. Глухие предрассветные часы, когда спалось крепче всего и снилось, порою, странное. В детстве и юности — часто, с возрастом всё реже, но засыпая, он ещё долго ждал и предвкушал. Ожидания не оправдывались давно. В лучшем случае короткие, сумбурные видения отражали повседневный быт и быстро выветривались из памяти. Антимаг был им за это даже благодарен. Обыденность во сне несла в себе гораздо больше тоскливой безнадеги, чем дневной, осязаемый мир. Знакомые комнаты выглядели теснее и грязнее, чем на самом деле, окна тусклее, лампы мигали и еле теплились, дышалось тяжело, движения вязли, знакомые лица расплывались в мутные пятна… Чем дальше, тем мрачнее, удушливее, и Скара вставал с ноющим сердцем, дурной головой, пробирался на кухню, дымил в окно, варил дрянную кьянру — хорошую в таком настроении не сваришь… Запить тягомотные сны получалось не сразу, и чтобы не пугать компанию перекошенной мордой, он ставил будильник всё раньше. А засыпалось ему позже и тяжелее, и в конце концов он решил, что сделает ночь временем бодрствования, а отдыхать можно и днём, когда видения обычно не тревожат: выключился — включился. Последние года у всех так, в любое время суток. Но он уже привык, и новый режим удобен для его рода занятий.
А всё же он тоскует по другим снам: цветным, осязаемым, со звуками и запахами. Годы спустя помнит, как волоски на теле вставали дыбом — даже если от ужаса и прочих неприятных чувств.

— Мир накрыт колпаком, — жалуется давно умершая бабушка. — Мы не можем покинуть его. Ни уйти прочь, ни заново родиться. Души гниют вслед за телами долго, очень долго, — и слёзы катятся из её пронзительно живых глаз на иссыхающем лице мумии. — Кто расколет каменное небо? Кто откроет дорогу ветрам?

Да, в этих ярких снах Скара часто видит мёртвых — живыми. Он сам там не вполне жив, поскольку ещё не родился и смотит на дивный, яростный древний мир глазами кого-то другого.

Например, худющего мальчишки, что обитал в старом водоводе и положил жизнь на месть. Недостаток умений бродяжка искупал дерзостью и бесстрашием: застал врасплох и почти убил демона… Увы, тот владел ножом лучше беспризорного заморыша! Боль заглушила досаду, когда мститель падал с перерезанным горлом…

Не умер, проснулся, переждал эхо чужой агонии — почувствовал себя ошеломляюще, восхитительно живым! Закатные лучи сквозили в щель жалюзи, хотелось пить, и Скара вдруг вспомнил, что яркие сны, где он погиб, так и не встретив Милосердную, обычно предвещали беду. Но в отличие от бытовой тягомотины, они встряхивали и бодрили, помогали пережить даже полную задницу… Ладно, не всегда, иногда это просто реакция на колебания магического фона. Колеблется, дрянь, сильно! Который день, аж скулы сводит!
Вопреки обыкновению, вспоминать и смаковать подробности сна неприятно: слишком по-дурацки убился незадачливый мститель. Скара, с высоты своего опыта, действовал бы иначе и мог преуспеть. Но всё случилось, как случилось, и ничего не исправишь. И некого спросить за давностью лет, не разыщешь ни в каком архиве: правда, жил тот мальчишка, правда, умер от руки недобитого им демона, или пригрезилось? Скара никому, никогда не рассказывал свои яркие сны: боялся прослыть психом — или чем похуже.
А лучше думать о приятном: о вихрице Тае. Она ушла, но обещала вернуться, и Скара ей верит, и в груди тепло, как давно не бывало. Тая вернётся, только найдёт или восстановит документы. Урод-сожитель их то ли припрятал, то ли уничтожил. Самого урода не спросить: он в коме и вряд ли очнётся. А Скару не спросят, кто отбил Йору-та-иму Лаалами всё торчащее? Не спросят, и это хорошо. Плохо, что долг перед общиной ещё немного подрос, и «дядюшка» Хараи непременно взыщет, с процентами. Лишь бы не загнал под присягу: неохота в служилые после долгих лет вольницы.

Хараи оказался лёгок на помине: прислал вестового. Скара читал записку, и челюсти сами собой сжимались до скрежета зубовного. Ни одна тварь, ни из каких миров, не посмеет угрожать той, кого он называет своей второй матерью!

Он помнит, как наскочил на неё впервые. Увидел сполохи, услышал треск и грохот. Выглянул из-за угла — маленькая женщина в длинном платье садит молниями по торговому автомату на перекрёстке Жёлтого переулка и улицы Тихих речей.
Автомат был новенький, с расширенным ассортиментом, первый в округе, все ждали его установки… Скара обалдел и замер. Спасти технику он уже всяко не успевал. Видно, что ремонту не подлежит, только замене. А бешеная дамочка всё лупит и лупит: с двух горстей артефактов и мощного накопителя. Штраф она тоже заплатит, не почесавшись? А горожанам — снова ждать…
Антимаг стиснул кулаки и двинулся вперёд. Едва заблокированные артефакты перестали плеваться молниями, женщина, не раздумывая, не оглядываясь, схватила обломок и продолжила колотить дымящую груду мусора. Она что-то вопила, и Скара, наконец, разобрал слова:
— Не возьмёт отраву! Не заиграется! Не рассыплется пеплом!
Догадался, о чём она, но уже перехватил тонкие запястья, начал выкручивать руку с железкой… Ладони обожгло, вспышка хлестнула по глазам, и стало темно. Скара так и не понял, чем его вырубили. Очнулся один, у кучи обломков. Только на сетчатке отпечаталось лицо, искажённое горем и гневом, будто светящееся изнутри. И словно бы давным-давно знакомое, только не вспомнишь, откуда…

Да откуда-откуда — из ярких снов. И даже это дурацкое избиение техники в духе Милосердной, которую кто-то сильно огорчил!

Второй раз она пришла сама, когда Компания выкрала Малыша из клиники и отбивалась от погони.
Им всего-то надо было добежать до машины! Не рассчитали, что друг едва переставляет ноги. Большой, грузный, он повис на плечах самых крепких: Раласа и Жу. У Скары, Элаи руки остались свободны, но грамотей — не боец, его сразу повалили на мостовую и запинали ногами. Скару тоже сбили, а вытянуть нож никак не получалось — пальцы немели от метких ударов.
И тут пришла она. Просто соткалась из дождевой хмари. Мокрые волосы мерцали в свете фонарей, многослойное платье облепило точёную фигурку... Шла куда-то по своим делам и попала под ливень, «зонтик» сбойнул от близости антимага… Но ей не требовалось делать ничего, достаточно явиться, чтобы избитое тело Скары отреагировало, наконец, на команды мозга.
«С ума схожу!» — подумал он и рванулся вперёд и вверх. — «Конец!»
Но это было начало. Начало конца, если говорить об охране клиники. Так беспризорники из снов бросались на демонов и порою, если им везло, побеждали. Они делали это не только ради себя…
— Мама Мелло! — выкрикнул он, как боевой девиз.
Вряд ли его слышали: Ралас отбивал Элаи у двоих охранников, Жу спешил на помощь Скаре, Малыш без присмотра тут же упал в открытую ливнёвку и пускал там пузыри… Маленькая женщина в насквозь мокром платье тянула его из воды, за что попало, и отчаянно ругалась. «Старый южный диалект», — машинально отметил Скара. — «Как в книжках. Как во сне!»
— Мама Мелло! — пробормотал он снова, когда стычка завершилась в пользу Компании. Тёмные капли падали с ножа, дождь размывал кровавые лужи из-под убитых и раненых охранников, а чудесное видение всё никуда не девалось…
— Да помоги же ты, не стой столбом, — рявкнула она на него.
И когда уже общими усилиями выволокли Малыша из люка, хрипло добавила:
— Ло, просто Ло!

— Что мне сделать для тебя, Ло? — Скара сидел на полу в сухом, безопасном убежище, довольный, что Компания отделалась дёшево: синяками и ссадинами. Он держал в ладонях маленькие, нежные ступни и грел их дыханием. Только ступни и голова торчали из кулька ветхих одеял, но женщина озиралась… удивительно по-хозяйски!
— Что же мне сделать для тебя? — повторил Скара.
— Сделай для себя… И для друга! С ним всё плохо, но я могу… Я попытаюсь ему помочь. Я умею, я готова, — она потёрлась татуированной скулой о край одеяла. — Мы останемся в этом месте или поедем дальше?
Радостно защемило сердце от предложения помощи, а особенно, от «мы». Скара принялся растирать задубелые ноги женщины.
— Поедем, чуть позже.
Он щедро возвращал ей тепло, разгорающееся внутри. Как в самых ярких снах… С момента встречи не уверен был, что бодрствует, но какая разница! Та, кто назвала себя Ло, блаженно жмурилась, взгляд её плыл, на щеках выступил румянец… Скара не понимал, молода она или стара, красива ли в этом своём воплощении? Лик Милосердной прекрасен неизменно. А он ещё не решил, как думать о ней, как смотреть на неё? Как на божество-прародительницу, чтимую родственницу, женщину?
Ло замерла и напряглась, хотя он не мог, не смел причинить ей боль. Но что-то, видимо, укололо изнутри? И когда, выпростав руку, она коснулась его волос, её губы дрогнули, сложились в гримасу, а во взгляде мелькнуло такое… Скара поспешил отвести глаза бесстыжие, убрать ласковые хваталки.
— Я была больна, сынок, — тихо сказала она. — Ранена. Столько, сколько вы себя помните, и ещё четверть того. Но мне надо исцелиться, и я пришла к вам.
Вряд ли он понял, о чём она. Но стало жутко, как в самых ужасных из самых ярких снов. Даже живот скрутило.
— Мы все больны, мама, — эхом отозвался он. — Мы все тяжело больны. Но вместе веселее. Немного.

05.01.2024

Правда, веселее. Живее и ярче. И ни один демон не пробьётся к их родной, драгоценной Ло через грамотно выстроенную карусель. Скаре плевать, кто ещё, кроме гостя незваного, расшибётся о боевой порядок антимагов… Только Зайру нужно эвакуировать в безопасное место, а то Маманя расстроится.
Отдавая поручение мальчишке-посыльному, Скара прокручивал в уме список антимагов: друзей, знакомых, должников. Он даже записную книжку полистал, не доверяя памяти. Сегодня он привлечёт всех, кого дозовётся! Самые надёжные засядут в доме, остальных он распределит по кварталу.
Кого, куда? Надо думать. Мощь дара это одно. Второе – чуткость, различение вибраций. Третье и главное для шестерёнщика – дисциплина. В групповой работе без неё никуда…
Организм антимага не способен целенаправленно порождать, модулировать и фокусировать магические импульсы, как это делают маги. Антимаг их глушит, поглощает, рассеивает, и это неподконтрольно сознательной воле. Сила воздействия постоянна для каждого зрелого индивида и пропорциональна квадрату расстояния от центра тяжести тела. Мера антимагического дара – так называемый радиус обнуления. Условная сфера, внутри которой гаснут магические вибрации стандартных заклинаний. Для расчётов удобнее коэффициент обнуления: отношение этого радиуса к росту. У Скары – три и шесть. Хороший показатель, выше среднего. А исторически зафиксированный рекорд – двенадцать с половиной. «Десятки» рождаются не в каждом поколении. Антимаги с коэффициентом выше пяти – уже редкость.
Прикол, однако, в том, что двое заурядных антимагов, встав плечом к плечу, глушат магию сильнее любого уникума. А если соберутся втроём, вчетвером… На ближней дистанции, грубо-приблизительно, их коэффициенты обнуления перемножаются между собой и на средний рост. Десяток шестерёнщиков «обезмагичат» не то что квартал – округ. Дальше сложнее: никому, никогда не удавалось выключить магию на всей Рутилуриа, хотя попытки были, и численность вроде бы позволяла. Мистики утверждают, это неугодно Ветрам, потому не вышло. Теоретики совершенствуют формулы, учитывая всё больше факторов. Практики, вроде Скары, не замахиваются на всемирный масштаб, а локальные операции планируют упрощённым расчётно-графическим методом.
Сейчас шестерёнщик расчертит «шестерёнками» карту округа. Да, у него не так много бойцов, как ему бы хотелось. И мозги скрипят, будто несмазанный редуктор. В колледже он щёлкал такие задачки в уме. Теперь достаёт из кладовки старинную готовальню, бережно стирает пыль с крышки… Всё равно расчертил бы карту. Цена ошибки не пересдача – угроза для той, кем Скара дорожит больше собственной жизни.
А сказать ли Мамане, что демон её разыскивает? Скара сжал губы и мотнул лохматой башкой. Нет! Слишком многое придётся ей объяснять, а времени мало. А Маманя сама не своя из-за смерти Художника. После ужина засела с Малышом: учит его грамоте, потом уложит спать и уснёт в его объятиях, вместо плюшевой игрушки. До рассвета на улицу точно не выберется. Вот если антимаги не решат проблему за ночь…

05.01.2024'

***
Ромига проснулся глубокой ночью на той же крыше, где провожал закат. Резко похолодало, и ветер всё настойчивее трепал его за одежду, будто нарочно будил. Спасибо: на изнанку сна нав опять не вырвался, а снилась дрянь. Интересная, с познавательной точки зрения, но… Сел, передёргиваясь от озноба. Здесь и сейчас он целёхонек: его не придавили обломки летучего корабля, не обожгло зелёное пламя — у него другие проблемы. Во-первых, он зря спит на открытом месте. Давно пора искать убежище и еду.
Еда — наименьшая проблема. Двери жилищ здесь не запирают, нав уже подкреплялся тайком из чужих холодильников. А вот убежище… Напрашивается, но ужасно неохота лезть в катакомбы. Дело не в унаследованной от Художника клаустрофобии, её-то легко задавить. Самому Ромиге подземелья, скорее, нравятся. Нет, просто не время ему туда. Аксиома: во враждебной и малознакомой среде одиночка долго не живёт. Следствие: если ты понял, что застрял, налаживай контакт с дружелюбными — хотя бы нейтральными — аборигенами. На Голкья это вышло само собой. Здесь Ромига рассчитывал «влезть в шкуру» Художника и воспользоваться его связями. Ошибся в расчётах: подмена невозможна. Вопрос, кто из местных не станет убивать бродячего «демона» и не сдаст его властям?
Кажется, Ромига зря намотал на голову красное, зря нарушил «гейс». Мозг работает туго, и упорно вспоминается та блондинка, Маманя Ло. Она рвалась в драку, но искала противника не слишком настойчиво. И не стала звать полицию, а убрела дальше по своим делам. Геоманту мерещатся шансы на конструктивное взаимодействие и с ней, и со всей её, так называемой, Хорошей Компанией. Смутно и расплывчато, но… Почему нава так корёжит от перспективы общения с этой Ло? Один типаж с Веруней? И что теперь: всю жизнь шарахаться от маленьких, миленьких блондиночек?
Размышляя об этом, он нырнул в отдушину, с крыши на чердак. Когда поднимался, на чердаке было пусто, замусорено и безопасно…
Свет, шаги, гудение пылесосов. Нав замер за вентиляционным коробом, наблюдая, как фигуры в ядовито-зелёных комбинезонах старательно наводят порядок. Днём он видел такую униформу на улице, издали. Старался обходить, зная от Художника, что это такое. Дивился извращённой фантазии местных магов. Делать големов-зомби из консервированных трупов? При здешнем уровне техники и маго-техники, совершенно непонятно, зачем. А уж зачем сохранять «пустоглазым» подобие былой личности и возвращать их в среду обитания? По мнению Ромиги, дичь, отдающая беззаконием и крайним дурновкусием. Художник тоже не одобрял: его аж трясло. Но, как местный, он признавал некий социальный резон. Мол, общество Рутилуриа шаг за шагом избавляет живых горожан от опасных, вредных, тяжёлых, унизительных и скучных работ. А немёртвым всё равно: хоть в огонь, хоть в воду, хоть подгузники менять. Немёртвых можно использовать там, где живых нельзя.
Кстати… Ромига прикрыл глаза, оценивая деятельность уборщиков с геомантской точки зрения — сглотнул ком тошноты. Вся грязища, что они убирали в зримом пространстве, словно бы проваливалась на изнанку, путалась в тускло мерцающей паутинке, и без того слишком похожей на пыльный войлок. А сами пустоглазые — колтуны погасших, оборванных нитей — сочились гнилой слизью. Ромига видел: они пачкают мертвечиной всё, к чему прикасаются, и даже наву, с его врождённым иммунитетом и тренированной небрезгливостью, стало не по себе. Ни на Земле, ни на Голкья, ни в мире Степей геомант не наблюдал, чтобы яд разложения просачивался… на этот уровень структуры.
Сепсис у целого мира? Так бывает? Самое удивительное: каждый гнилой колтун болтается на конце живой, пульсирующей нити-пуповины. Откуда они тянутся? Кто это сделал и зачем? Актуальнее вопрос: что делать пришельцу, застрявшему в чужом могильнике? «Выжечь зелёным пламенем, не разбирая!» — мысль, будто бы не своя, но здравая. Только это не к наву: не его стихия. Распад и хаос, грань живого с неживым — его. И вот ни один бы тёмный, чувственно сознавая, с чем он работает, не сотворил бы здешний трепындец! Ни нарочно, ни случайно. Даже из мести, в отчаянии, безумии — вряд ли, уж слишком противно. Тьма тоже умеет убивать… Более гигиенично.
Ромигино ли это дело, или пусть гниют, как умеют? Суток маловато, чтобы определиться. Он улучил момент и тихо скользнул на лестницу за спинами пустоглазых. Вроде бы, он их не потревожил, они его не заметили. Но знаний Художника недоставало, чтобы определить полный функционал этих зомби.

08.01.2024

***
— Да я ж вам рейтинги обнулю! В минус загоню! Уроды жопоглазые! Почему не разбудили?
Чанту выспалась и орёт на сменщиков? Ответов Арука не разобрал: в переговорной, она же комната отдыха, слишком хорошая звукоизоляция. Пробивает только сирена тревоги — и Чанту. Он свесил ноги с короткого, не по росту, диванчика, перекатился в сидячее положение. О, шея, спина и колени! И левую руку отлежал напрочь…
— Арука, вставай! Глянь на этих имбецилов! Они потеряли след! Три алу тыкали в сенсор кривыми хваталками! Нет бы отклеить жопы от кресел и разбудить меня!
— Вам необходимо было отдохнуть. Мы искали новые закономерности…
— Да засуньте их в…
— Чанту, пожалуйста, не выходи за рамки, — Арука нарочно вызвал огонь на себя. Чем быстрее она проорётся, тем быстрее будет исправлено то, что здесь пошло не так.
Не стала орать, молча полезла в драку. Ну, это они тоже много раз проходили…
— Разрядилась? Можем работать дальше?
Чанту кивнула. Она всё ещё скалила зубы, но по лицу сверху вниз бежала волна, и Арука тайком любовался, как мыслящее существо теснит бешеного зверя. А что у самого зреет фингал, не беда: походит в зеркальных очках. Не зря купил модные, на полфизиономии.
— Что у нас тут, — обратился он к сменщику в углу, который слился с обстановкой так хорошо, что впору проверять на магические способности.
— Ветер «играет». Когда мы встали на дежурство, турбулентность была локальная, по курсу цели. Теперь по всему округу. Средний магический фон вырос ещё в полтора раза, колебания…
— С-с-соседи по планете! — прошипела Чанту и снова вздёрнула губу в оскале. — Проснулись! Зашевелились! Вот что им за дело до пришлого? Почему они его прикрывают?
— Я не жрец, — пожал плечами Арука. — А пришлого спросим, когда поймаем.
Чанту фыркнула и откатила сменщика от консоли, вместе с креслом. Плюхнулась сама в другое, свободное, забарабанила пальцами по сенсору. Мысль и ярость одновременно на её лице — безумно красиво, но Аруке очень-очень не по себе. Где бы, в самом деле, найти жреца? Говорящего с Ветрами, и не из вихрей? Говорят, в его роду бывали такие, но достоверность семейных преданий… А как это могло выглядеть, эксперт представляет лишь из сказок и кино. Мягко говоря, сомнительный источник!
— Прогноз на ночь: шторм с магическим компонентом, — сказал тот из сменщиков, кто затаился в углу и не спешил уступать место Аруке. — Вихри эвакуируют Демонову Слободу. В полном составе.
— Пробили разрешение, твари!?
— А что ты хочешь, Чанту? — отозвался сменщик с отодвинутого кресла. — Слобожане обречены с тех пор, как Город упростил согласие для «отказников». Процесс уже шёл, медленно. А теперь их всех соберут, оптом приведут в сознание, и они быстренько всё подпишут. Город, наконец, избавится от язвы…
— Зато в нём прибавится зелёных комбинезонов. Мерзость! Лучше бы позволили им сдохнуть от передоза!
Арука молчит. Да, его тоже передёргивает от немёртвых в зелёном. Но он не знает, как лучше? Для несчастных слобожан и даже, теоретически, для себя… Вспоминает рекламу: «Если ты — неудачник, вечный второй сорт. Если твоя жизнь — боль и только боль. Если ты знаешь, что никому не нужен, и страдаешь от этого. Или нужен, но устал нести служение и желаешь одного: умереть. Приходи к нам, мы избавим тебя не только от страданий, но от долга перед теми, кому не наскучило жить!»
Чанту пихает его креслом:
— Арука, хватит спать стоя! Давай к консоли, и будем думать. Все вместе. Кто там что говорил про новые закономерности?

12.01.2024

***
— На после полуночи – штормовое.
Скара кивнул. Ему не нужен прогноз, он всей шкурой ощущает приближение колдовской бури. Проверил, надёжно ли заперты рамы и форточка кухонного окна? Хорошо, что вовремя сменил уплотнители: закрыто, и даже не сквозит. От порывов снаружи что-то приглушённо дребезжит и воет. Небо над крышами всё больше напоминает кипящее варево.
— Ветер, первое значение: субгоризонтальное перемещение воздушных масс из области высокого атмосферного давления в область низкого. Характеризуется скоростью и направлением, или румбом…
— Элаи, ты что там бормочешь?
— Я не бормочу, а цитирую. Старый учебник, — Элаи продемонстрировал потрёпанный томик.
— Зачем?
— Да просто слог хорош! Послушай, как звучит. Ветер, второе значение: разумная абиологическая сущность, способная произвольно управлять воздушными и магическими потоками. В некоторые исторические периоды Ветры – объекты религиозных культов и мистических практик. Научное исследование затруднено сознательным противодействием изучаемых субъектов. В настоящее время принято считать, что аналогом тела для Ветра, Ветров является планетарная атмосфера в целом (гипотеза вездеприсутсвия). Альтернативная точка зрения: тело Ветра сплетается из магически активных турбулентных потоков (гипотеза локальности). Разум Ветров индивидуальный или, отчасти, роевой. В наиболее распространённых мифах старших Ветров называют братьями. Известны Солнечный (Дневной) и Тёмный (Ночной) Ветры. Реже упоминается третий брат: Ветер Иной Стороны или Ветер Мёртвых. Младшие порождения старших или изначальных Ветров – Вихри. Миф, популярный среди магов, гласит: когда на Рутилуриа явились через порталы будущие лурья, некоторые Вихри возжелали телесной жизни и родились среди поселенцев магами…
— Будто что-то новое, — поморщился Скара. – Элаи, ты бы книжку убрал, а пистолет с шокером проверил? И держи их под рукой.
— Будто поможет! Если демон пройдёт вашу «карусель» и вломится в квартиру, — Элаи передёрнуло, — Неужели ты думаешь, я его остановлю?
— Мы делаем всё, чтобы он не прошёл. Но если вдруг, ты поднимешь шум и дашь Ло немного времени. Чтобы она проснулась и встретила врага во всеоружии. Она только выглядит беззащитной.
— Скара, ты так и не предупредил её?
— Нет. Незачем.
Элаи скривился, выражая недовольство и несогласие, но промолчал. И хорошо! А то Скара сам затрудняется объяснить, почему он так упорно скрывает от Мамани грозящую ей опасность и затеянную антимагами охоту?

Может быть потому, что Маму Мелло тоже не ставили в известность о подобных делах? Не её профиль: она учила будущих шестерёнщиков жить, а воевать и побеждать их научили другие. Стратег, Неистовый... Кто из них сказал, будто Милосердная… слишком милосердна? Будто жалеет даже демонов, хотя мало кто пострадал от них сильнее?

Скара тряхнул головой: он любит вспоминать свои яркие сны, но сейчас не время. Убедился, что оружие Элаи заряжено, а сам грамотей готов к бою. Проверил все окна с наветренной стороны и покинул квартиру. Надо обойти засады на крыше, на первом этаже и у подъезда.
В распоряжении Скары — девять антимагов и полтора десятка неодарённых. Зная — помня — силу демонов, маловато, но должно хватить.

12.01.2024'

***
Ромига крался Демоновой Слободой под хлопающим на ветру, улетающем в небо тряпьём. Фигуры в зелёных комбинезонах сновали тут и там, не обращая внимания на бурю и ливень. Бригадами по трое они обшаривали дом за домом, квартал за кварталом, деловитые, как муравьи. Всех местных наркоманов, пребывающих в глубоком беспамятстве, они паковали в мешки и грузили в крытые фургоны. У мешков-переносок были продухи, таскали аккуратно, складывали одним слоем, но нав-геомант не ощущал вокруг себя никого безусловно живого: падаль разной степени тухлости. Будь у него капелька магической энергии, он лучше бы понимал, что местные творят дружка с дружкой, но и вернее спалился…
А, какое Ромиге дело до подробностей чужого самогеноцида! Важно, что затеряться в Демоновой Слободе он мог среди живых, а не этого всего. Значит, делать ему здесь больше нечего. В катакомбы нельзя, пока не схлынет вода. За пределами трущоб «демона» поймают мгновенно. Хорошо, если просто убьют! Единственный путь кажется не тупиковым… Да, и логика, и дар геоманта ведут его прямиком к Мамане Ло. Так и только так Ромига, вероятно, выживет и выберется с Рутилуриа. Но прежде он огребёт неприятностей: очень скоро, очень крепко… Не от Ло! От кого-то из охотничков… В смысле, от местных службистов: не путать с Голкийскими аганан… Подробностей не видно. Видно, как паутина, прежде инертная, зашевелилась и уплотняется вокруг нава. Когда рядом останутся только зелёные комбинезоны, даже ветер его не прикроет. «Прочь из Демоновой Слободы! Прочь! Помчались!»
Ромига бежал и крутил в уме прошлую встречу с блондинкой. Шнырял из укрытия в укрытие — прикидывал, как начать разговор с ней? Немёртвые его пока не заметили, но сердце щемит от дурных предчувствий… И всё-таки Ромига облегчённо вздохнул, когда выскочил в нежилые кварталы между Демоновой Слободой и просто трущобами. Хорошо бы пробежать мимо стены с муралом, но там его караулят: слишком очевидно.
Бежал… Ветер мчал его на своих холодных, мокрых крыльях, ливень замывал следы… Ощутив себя как-то непривычно, Ромига заметил, что подпевает ветру голкийскую Летучую. Особая песнь мудрых-румман: на Голкья не давалась, зато сейчас… Даром, что на нуле… «Прими дар от Ночного Ветра, братишка!»
Захватывающе! Взвился в небо, взвихрил тучи, нырнул вниз, просвистел мимо знакомой стены. Сдул, играючи, сигналки трёх видов: от конкурирующих спецслужб…

Очнулся у какого-то подъезда. Ноги держали нетвёрдо, в голове шумело, будто спьяну, вода ручьями струилась с одежды и волос, хлюпала в сандалиях. Отряхнулся всем телом, как зверь, осмотрел себя. Да, это по-прежнему он, нав Ромига. Стоит под дверью, за которой, если верить Художнику, обитает блондинка с артефактами. Дверь-то вот она, да готов ли гость к визиту? Ну не любит Ромига ходить на важные переговоры с таким ветром и туманом в голове!
Он… Ему… Нет, всё-таки, геомантия специфически утомляет, истощает навский мозг. А потом ещё, кажется, хапнул энергии из чужого, не очень подходящего источника и как-то слишком резко истратил её до нуля. По совокупности, выкручивает и мутит. Чашка горячего, сладкого, возможно, помогла бы, но до кухни Хорошей Компании он уже не дошёл. Плюхнулся на лавочку у подъезда: тяжеловесно-изящную штуковину из небьющегося стекла, всю в граффити — зрение хаотично выхватывает подробности пейзажа. Дождь барабанит по макушке и плечам, сбегает по хребту, щекотными ручейками — по груди и бокам, затекает под задницу, копится лужей, не успевая стекать с лавки. Слишком тепло, чтобы мёрзнуть, но Ромига неудержимо уплывает в полусон, полуобморок.

И снова он падает вместе с кораблём. Хотел вихрем метнуться туда, куда не успевает добежать, но он-во-сне не умеет летать с ветром. Придавленный, искалеченный, бессильно скребёт серый пластик, размазывая полосами кровь: светлее навской, темнее звериной и человеческой. Пытается оценить повреждения… Почему обездвижен не там и не так, как упали обломки?!

Да потому что это уже наяву!
Ромига дёрнулся. Толком не очнулся, но знал уже: попался, как дурак. Упаковали, пока был в отключке. Чуял, что не вырвется, но заехал кому-то связанными ногами, кому-то головой. Лавка опрокинулась, первый взвыл, второй охнул и захрипел. Сетка, в которую целиком замотали Ромигу, от рывков сжалась, будто живая, плотно сдавила, обожгла его электрическими разрядами. Он снова рванул её со всех сил — голова взорвалась болью, мышцы превратились в желе, зрение помутилось.
Так он и валялся недвижным коконом в мокрой клумбе, пока ловцы оказывали друг другу помощь. Второго зашиб всерьёз: на носилках утащили в «скорую», и она сразу отъехала. Первый остался, с рукой в фиксаторе. Злобно шипя, он сквозь зубы командовал третьим, четвёртым, пятым, шестым. Ещё две или три фигуры маячили в сторонке: Ромиге было плохо видно. Переговаривались тихо, сквозь гул в ушах он не разбирал слов. Крепкие парни в тёмной одежде водворили на место опрокинутую лавку и лишь после этого взялись за пленника. Ждал, что отпинают за сопротивление, но его просто закинули в фургон машины и прыгнули следом. Машина тронулась. Один из ловцов встретил взгляд нава — резко наклонился к пленнику, ощупал его сквозь сетку. Задержал палец над пульсирующим сосудом, быстро надрезал одежду, прижал к оголённой коже что-то холодное, металлическое. Устройство тихо чпокнуло, зашипело, и сознание, без того мутное, погасло окончательно.

29.01.2024

***
За окном бушевала колдовская буря, но Маманя Ло проснулась не из-за неё, а от сильного, болезненного тычка локтем в бок. Её неизменный сосед по ложу ворочался, сучил ногами, пыхтел, как на бегу.
— Малыш, чего?
Он протяжно вздохнул, не открывая глаз. Зрачки двигались под веками, губы шевелились. Судорожный припадок?! Мгновение страха, но нет… Маманя с трудом верила тому, что видит: Большому Малышу снился сон. Беспокойный, но не кошмар, от которого лучше разбудить. Наоборот, она замерла, опасаясь спугнуть чудо. Дождалась естественной смены фаз. Слушала тихое, ровное дыхание, пока сама не задремала со счастливой улыбкой.
И на рассвете пробудилась счастливая, с мыслью: «Малыш толкался во сне, или мне приснилось, что он толкается?». Села на кровати, украдкой потёрла рёбра. Малыш что-то пробурчал и улыбнулся… Не ей, а кому-то в сновидении. Утренний свет развеял остатки сомнений. После трёх лет мёртвой, удушающей тишины один из лурья снова видит сны! Ко всем ли они вернулись или к единственному существу с замысловато искалеченным мозгом? Пока не ясно…
Ло встала и отправилась на утреннюю прогулку. Ноги несли её по привычному маршруту, а сердце пело от радости.
Настроение не испортила даже разруха у подъезда. Похоже, здесь дрались. Затоптали цветник, своротили неподъёмную лавку… Её потом аккуратно поставили на место, но видно, куда роняли. За шумом бури Ло ничего не слышала: окно в другую сторону, а драчуны не стреляли, не бегали с воплями по кварталу. Следов крови нет, или смыло дождём?
Зайру не видать, да вряд ли она рассказала бы, что здесь произошло. Блокировки… Маманя зябко поёжилась и не стала разыскивать уборщицу по дворам.
Вышла к детской площадке — споткнулась взглядом о фигурки на любимой лавочке и кучу сумок у них под ногами. Узнала. Похоже, Ами и Луран сидят здесь с ночи, если не с вечера. На турнике сушится мокрый тент, а двое бездомных антимагов угрелись на солнышке и задремали.
— Ами, — окликнула Ло, как могла, тихо и мягко.
Женщина вскинулась. Мальчишка, не открывая глаз, вцепился в неё.
— Ло? — шестерёнщица болезненно щурилась против солнца, но тоже узнала: то ли по голосу, то ли по артефактам. — А нас вы-ы-ыгнали-и.
— В ночь? Под штормовое предупреждение? С ребёнком? — Маманя вскипела возмущением.
— Ага, со всем барахлом. По предписанию, — Ами хихикнула. Перебрала со средствами «от нервов»? На шестерёнщиков действует алкоголь и самая грубая фарма. Алкоголем не пахнет...
— Ами, это же незаконно!
— Режим ЧС. Слободу вывезли, всю. Никто не знает куда. Домовладелец сказал. Он сам не рад. Подкинул нас в этот скверик. Дал тент. Говорит, переждёте, потом пущу обратно. А когда? Может, завтра, может, через неделю-у-у, — шестерёнщица зевнула, глаза у неё слипались.
— Ждите здесь, никуда не уходите! — приказала Маманя, разворачиваясь на каблуках.
— Да куда мы де-е-енемся, — донеслось вслед.
— Я вас тут не оставлю, я найду вам жильё. Сегодня же! — «Прямо сейчас, пока вожаки Компании завтракают». — Ночевать будете под крышей!

Первое, что она увидела на кухне — Большой Малыш перед раскрытым холодильником. На подоконнике лужей растекались кубики льда. Малыш выскребал из морозилки иней, комкал в руке и озадачено рассматривал. Заметил Ло — в глазах плеснула радость.
— Мам, меня научили строить. Где взять? Надо много. Почему тает?
— Ты хочешь строить… Изо льда? — Маманя лицом изобразила интерес, но мысли были заняты Ами с мальчишкой.
— Не из прозрачного, из белого. Только оно было прочное и не таяло. Много, много… Вместо земли под ногами! Мы резали большие кирпичи и строили дом, — Малыш обвёл руками что-то округлое. — Меня научили. Кирпичи надо класть не рядами, а витком, — он очертил в воздухе плавную спираль. — Чтобы свод держал сам себя, пока строишь. Но оно тает. Слишком быстро.
— Оно называется «снег», — улыбнулась Ло, Малыш таки нашёл, чем её удивить и озадачить. — Должно быть очень холодно, чтобы снег не таял и был твёрдым. Как у нас в морозилке. Элаи показал тебе старый фильм про полярные острова?
— Снег? — Малыш посмотрел на свои мокрые, покрасневшие от холода ладони, перевернул их тыльной стороной, задумчиво сжал и разжал тяжёлые кулаки. — У меня были мохнатые руки, мохнатая одежда, и я совсем не мёрз. Теперь я мёрзну, снег тает. Почему?
Он часто замигал и скривил губы, Маманя поспешно обняла его.
— Ш-ш-ш! Мы дождёмся сезона и поедем на полярные острова. Там будет много-много снега, и ты построишь из него дом. А чтобы не мёрзнуть, мы тепло-тепло оденемся. Если захочешь, у тебя будут мохнатые перчатки.
— Мам, те острова далеко? Но почему я не помню, как мы туда ехали? Я лёг спать вечером. Я строил из снега, светило солнце. Я проснулся утром… И руки у меня были мохнатые. Не перчатки — руки. И у друга тоже. Почему?
Ло сообразила, наконец, в чём дело. Она рассмеялась от облегчения и крепче прижала Малыша к себе.
— А потому что это всё тебе приснилось. Сон — как фильм. Только не из проектора, а прямо в голове. Мы спим и видим сны. Иногда. Я закрою холодильник?
— Да-а… Мам, у фильмов бывают продолжения. А у снов?
— Бывают. Иногда. Давай, я накормлю тебя завтраком, пока не пришли старшие. А потом мы придумаем, из чего сделать тебе снег: понарошку, не тающий.
— Из упаковочной пены, — сказал Скара, заходя на кухню. — Мы так делали на зимние праздники. А зачем?
— Малышу приснилось, как построить дом из снега. Не всё, что удаётся во сне, можно повторить наяву. Но пусть он попробует.
— Приснилось?
Ло давненько не видала у Скары таких больших, круглых глаз — и такой улыбки.
— Ага, — и жестом показала ему: есть взрослый разговор.
Но шестерёнщик уже рылся в кладовке, уже манил за собой Малыша в гостиную-игровую. Движения точные и стремительные, глаза блестят: чем-то очень доволен.
— Смотри, — сказал он, встяхивая баллончик. — Это пена. В лицо не брызгать, в рот не тянуть, — подкрутил распылитель, пшикнул себе на ладонь, пена вздулась белой искристой шапкой. — Похоже на снег?
Большой Малыш кивнул, потянулся ткнуть пальцем — Скара отвёл руку.
— Погоди. Считаем до десяти, пока застынет. Начинаем: раз, два, три…
— Четыре, пять, шесть.., — старательно подхватил Малыш.
Не дожидаясь конца отсчёта, шестерёнщик скатал белое в округлый комок. Перебросил с руки на руку. Пояснил.
— К телу и вещам пена не липнет, только сама к себе. Полузастывшая лепится руками. Вот, теперь застыла. Держи «снежок». Проверяй, достаточно твёрдо или убавить газу?
Малыш задумчиво ощупал белый комок, глядя куда-то «внутрь себя». Ло многое отдала бы за возможность узнать, о чём он думает.
— Это не снег… Но снежный домик получится. Понарошку. Дай, — он потянулся за баллончиком.
— Погоди, я покажу, как быстро делать кирпичи, — Скара взял с полки небольшую коробку, в несколько «пшиков» заполнил её пеной, придавил крышкой. — Считаем.
Белый прямоугольник легко вытряхнулся из коробки, Малыш так же задумчиво покрутил его в руках, поставил на пол.
— Годится? — спросил Скара.
— Да. Только чем разрезать?
Шестерёнщик прищурил глаз:
— Зачем резать? Возьмём другую коробку…
— Надо, иначе не получится, — перебил Малыш и стал объяснять, помогая себе жестами, как надо укладывать и подрезать снежные кирпичи. Ло уже один раз слышала, Скара внимал с интересом и растущим удивлением. Быстро притащил с кухни длинный тонкий нож.
Мамане хотелось сказать им, что острые предметы — не игрушка, но она сдержала себя. Малыш — дитя по уму, а руки взрослые. Руки помнят больше, чем голова, это факт. Сейчас нельзя отвлекать его даже завтраком. Происходит нечто важное и престранное…
Под руководством Скары Малыш отрегулировал распылитель на нужную плотность пены. Они обсудили размер будущего дома, чтобы хватило и баллончика, и места, очертили круг на полу. Можно класть первый ряд? Нет, ещё нужен слой-платформа под домом, чтобы потом вырыть ход ниже основания купола. Чтобы тепло не выходило, как пояснил Малыш.
Из коридора на новую «стройку» уже глазели Жу, Раатана и кто-то из приходящих друзей Скары. Элаи заглянул и ушёл на кухню. Ло любопытно, что получится у Малыша: до мурашек по коже. Но она не может забыть и бездомных на лавочке. Поманила и увела за собой всех зевак, помогла Жу с раздачей завтрака, включила утренние новости…

Скара возник в дверях, сияя, как реклама в богатом квартале:
— Маманя, принимай объект.
Белая полусфера заняла треть большой комнаты. Довольный строитель подмазывает швы между «кирпичами», выглаживает неровности, но это уже завершающие штрихи.
Конечно, все присутствующие слазали внутрь домика. Раатана — дважды. Всезнайка Элаи припомнил древнее название подобных жилищ на трёх языках. А строитель, не принимая больше ничьих восторгов, тихо сел в углу комнаты. Смотрит то «в себя», то на руки, то улыбается, то хмурится…
Скара двумя пальцами взял Маманю за рукав и повлёк в коридор, Элаи ждал там обоих.
— Это невероятно! — воскликнул он.
Шестерёнщик тихо фыркнул в ответ:
— Зато очевидно.
— Да уж, зримо и осязаемо! — голос Элаи звенел от восторга. — Я про такие штуки читал только в книжках. А друг наш и не интересовался этнографией. Ни примитивными технологиями. Ни туда, где они бытовали, не заезжал. Не любил холод.
— Зато строить умеет. Не из пены. Она ему — непривычный материал. Но вывел свод, как за ухом почесал. Я бы убился, пока додумался ставить блоки спиралью. А он просто умеет. Вот как это, а? Сказал, научили. Во сне научили. Так вообще бывает, а?
— Тс! После экспериментов.., — Маманя придержала язык, не помянула одну из уважаемых Старших Семей. — Скара, Элаи! Сны Малыша и его внезапные умения должны остаться секретом Хорошей Компании. Ещё одним нашим секретом. Как мы договорились не болтать о Малыше с кем попало, так, давайте, не будем. Пожалуйста, объясните это всем.
Парни нахмурились, переглянулись, кивнули. Теперь Маманя ухватила их за рукава и потянула за собой.
— Идёмте на кухню, есть ещё один разговор.

— Девица с приёмышем? Из Антаури? Ну и зачем нам эти фанатики-сегрегатисты? — Жу подскочил со стула и мечется от двери к плите и к окну, как всегда, когда ему нервно.
— Матушка Ло, мы тебя чтим, любим и слушаем, но это… Как бы тебе помягче… Перебор, — Элаи сплёл тонкие пальцы в замок, играет желваками и косится на Скару. Ждёт окончательного вердикта от главы Хорошей Компании?
— Да что с ними, по-вашему, не так? Объясните!
Сегрегатистов Ло знает, даже слишком хорошо.

Шипение газа. Пульт выпадает из слабеющих пальцев — вспышка, грохот, клубы пыли — искры из глаз и хруст костей, темнота…
Говорят, её достали из-под завала на второй или третий день. Говорят, у командира группы захвата лопнуло терпение: ждать, пока она убедит террористов сдаться. Факт, что она выторговала многое, но, чтобы отпустили всех заложников и сложили оружие? Были ли шансы?
Она себя-то вспомнила не сразу, а подробности тех переговоров отшибло безвозвратно… Пульт падает, падает, падает, как в замедленной съёмке — взрыв.

— Кто сказал, что Ами и Луран — сегрегатисты!? Таких Община больше не выпускает в Город. А этих выгнали…
Все молчат, и Скара молчит. Старательно глядит мимо Ло, вздыхает, идёт к окну. Долго стоит там спиной ко всем. Щёлкает зажигалкой, но так и не закуривает.
— Добрая ты, Маманя, — звучит, как ругательство. — Я переговорю с управляющим, чтобы семнадцатую подготовили к заселению.
— Но почему, — начинает Ло и замолкает. Три антимага в одной квартире и Зайра моет лестницу: да, это перебор. Скара предложил компромисс, который всех устроит, до которого Маманя сгоряча не додумалась сама. — Хорошо. Только можно их не в семнадцатую?
— Можно в четырнадцатую, — по голосу слышно, Скара улыбается. — Пусть живут. Только, ради Ветров, не таскай их сюда. Не надо нам тут этого, понимаешь?
Ло смиряет себя. Молчит о приходящих друзьях. Сколько антимагов толпилось здесь минувшей ночью? Отвечает:
— Да, Скара.
Хриплый смешок, и глава компании возвращается за стол.
— Заморочили голову! А я, ведь, как пришёл, хотел новостью поделиться. Ищейки взяли демона. Ночью. Прямо у нашего подъезда. Железное крыло и нулёвки. Докапываются теперь, к кому он шёл.
Ло на миг задыхается — Скара замечает и кривит губы. Складывает пальцы в знаке внимания.
— Правильный ответ: ни к кому. Несколько антимагов собрались покурить и выпить кьянры во второй квартире. Да, нарушение и штраф. Но нам его уже скостили. За то, что мы нечаянно осадили пролетавшего мимо демона. Вот не повезло же ему! — просверк улыбки и снова мрачный, прямой взгляд исподлобья. — А теперь, Маманя Ло, я желаю слышать, чего ты не сказала мне об этом демоне?
— Почему я?
— А я не знаю, почему ты. А должен бы! Ищейки, из нулёвых, выспрашивали про тебя больше, чем про демона. Назвали очень громкое имя: Ивомела Нармаан-са. Я напомнил им, что у носителей громких имён в Городе есть право на инкогнито. Я видел твой личный код, из кластера Нармаан. Мне этого хватило, чтобы помочь с заселением и не задавать лишних вопросов.
Ло вздыхает, пожимает плечами, стараясь, чтоб смущение выглядело не наигранным:
— Да, ребят, я не хотела, чтобы прежняя слава летела впереди меня. Но лицо я не меняла, и то громкое имя — не смертельная тайна. Демон-то здесь при чём?
— Маманя Ло, ты вот прям готова поклясться Ветрам, что ты с ним никак.., — глаза Жу расширены, в руках он комкает и уже понемногу рвёт посудную губку.
— Да я всей кровью своей готова поклясться, что не знаю этого демона! И в гости я его не звала…
Ло осеклась. По легендам, Анмай может искать приют у того, кто дал имя. Конечно, это не совсем знакомство и не совсем приглашение. И насколько всерьёз была та странная игра? Но каждый на Рутилуриа знает: с клятвами не шутят, ибо у Ветров своеобразное чувство юмора.
— М-м-м? — тянет Скара.
— Нет, кровью я не поклянусь, — Ло обводит взглядом насторожённый триумвират. — Но куда и зачем этот демон шёл, пусть спрашивают у него самого. Раз уж поймали. Да! Пусть даже скажет, что он шёл ко мне… Откуда я знаю, что он вытряс из несчастного Марани и что потом себе напридумывал? Ребята, я же, правда, видела в Демоновой Слободе кого-то похожего… На то видео очень похожего. Но я не уверена…
— Ло, ну я же тебя просил!
Шестерёнщик скалит зубы, стискивает кулаки до белых костяшек. Кого другого он уже избил бы в кровавые сопли, но Маманя неприкосновенна. До какого предела? Проверять — ни малейшего желания, ей пора извиняться и оправдываться. Тем более, она смущена и досадует уже без притворства. Хотела же рассказать, собиралась…
— Скара, я помню, ты просил говорить тебе про «совсем странных». А тот ряженый выглядел и дурил… Ну, как обычный слобожанин. Немного слишком хорошо держался на ногах, но… А я распереживалась из-за Художника, мне самой было — не очень…
— Да, мы видели, какой ты вернулась к ужину, — Жу касается её плеча: участливый, отходчивый Жу. — Мы подтвердим ищейкам, что тебе было худо. Старые раны, да?
— Раны… Да… Наверное, — она прикрыла глаза, вспоминая тот день. — Я встретила… Думала вам рассказать и забыла. Будто Ветры замели мне память. Пока ты, Скара, не напомнил… Расскажу теперь, лучше уж поздно…
Элаи с заледенелым лицом подсовывает ей кружку воды… Ага, не только воды!
— Элаи! Друг ты мой драгоценный, заботливый! Я ж тебя просила, никогда так не делай! Раатану успокаивай своими капельками. В следующий раз вылью за шиворот.
— А, так-то лучше, — Элаи сглотнул комок в горле и чуть оттаял. — Мы тебя внимательно слушаем, матушка Ло.
— Да. Вам, друзья, я говорю. Ищейкам повторю то же самое. Ряженый! Ряженый под диво Анмай. В алом платке и зелёном парике. Издали, со спины был похож на Марани. Мне уже сказали о смерти Художника, но вдруг — ошибка? Я пошла следом: он, не он? Окликнула. Обернулся. Вроде, что-то пробормотал. Я уже видела, что обозналась, но кого-то мне эта рожа напомнила… Пока я соображала, кого, он завернул за угол. Кинулась следом, а ищи-свищи. Я и пошла дальше, к «Пике». Вот и всё.
— Уважаемая Ло, почему, опознав демона, вы не вызвали городскую стражу? — Элаи задаёт вопрос, который должны будут задать ищейки, и ровно тем самым тоном.
— Да мало ли, кто на кого похож, и что мне померещилось?! Никаких демонических признаков я не видела, не ощутила. А день — скорбный, не до придурка в красном платке!
Скара кривится, тяжело качает лохматой головой:
— Вот так и держись, когда начнут спрашивать. Не ощутила, говоришь? А твои артефакты?
— Тоже ничего, — она коснулась коммуникатора. — Записи подтвердят.
— Значит, так и держись. Железные ищейки нас прикрывают. Про ветряных мне пока мало известно. А у нулёвых на тебя ядовитый коготь. Объяснишься, почему?
— Да чтобы я знала! — она с досадой хлопнула ладонями по столу. — Я же благонадёжнее фонарного столба!
Жу прыснул, остальные двое скупо улыбнулись.
— Ребята, может, мне пока отселиться в капсулу? Может, вам тут без меня будет спокойнее?
— Нет уж, Маманя, поздно. Малыш не поймёт, — говорит Скара. — Как бы всё-таки отлепить его от тебя?
Вот теперь — больно. Названная мать нужна импринту, но и сама нуждается в нём. Живое тепло под боком каждую ночь, и даже нечаянные тычки в рёбра — лекарство от пустоты снов. А детский взгляд взрослых глаз, полный любови и безграничного, не рассуждающего доверия, изо дня в день ставит её на ноги. Властно требует: оправдать это доверие. И Ло творит, как умеет, круг света, оазис, где ещё возможно дышать, жить, не рассыпатся пеплом. Творит посреди запустения и разрухи, из всех, кто подвернётся ей под руку. Потерявшиеся и потерянные. Умные, глупые, совсем дурные. Ломаные-переломанные, неблагонадёжные, злые-колючие, ребята, девчата тянутся к ней, валятся ей на голову. Опять ты встряла, Ло! Ивомела, Лия, Ива, Мелло, Ивомелалииналь…
Вздохнула: трудно, хрипло, навзрыд, закрыла лицо руками, закачалась из стороны в сторону.
— Маманя, ну чего ты? Ну не надо, не плачь! Мы никуда тебя не отпустим, никому не отдадим!
Да лучше бы плакала, не так больно! Жу обнимает… И Скара, с другой стороны, когда успел подлезть-то?
— Прости, Ло, кажется, я сказанул лишнего. Жу, конечно, дурак и врёт. Силой мы тебя держать не станем. Но мой дом — твой дом, и каждый здесь тебе рад.
— Как путеводной звезде в ночи и воде в жаркий полдень, — звенит голос Элаи.
— Прости и не уходи. Пожалуйста! — снова Скара.
Вот теперь — слёзы: градом, водопадом. Прорвало, и сразу легче, можно дышать, можно навалиться на стол, головой в сгиб локтя, и сквозь всхлипывания ответить.
— И вы меня тоже простите! Я не уйду. Никуда я от вас не уйду, — а слёзы ручьём, рекой: она всем, всегда так говорила, и где они теперь? — Жу, если не трудно, принеси мне, пожалуйста, мою сумочку.
В сумке платок, но за ним-то можно и не бегать, на кухне — полотенца. А в сумке — кукла!

31.01.2024

***
Когда Маманя зарыдала, у Скары внутри что-то оборвалось, затрепыхалось медузкой. Не смел ранить, не ждал такого! Сама предложила отселение — он развернул идею другим боком… В ужасе наблюдал, как уплывает, мутнеет её взгляд, и нечто изнутри корёжит милое лицо в маску безумной старухи… Она закрыла это руками, а когда отплакалась, глянула сквозь слёзы уже почти осмысленно. Жу метнулся за сумкой — судорожно вцеплась в свою куколку…
А ведь она говорила им, что больна: Ветры свидетели. Куда девать теперь ужас осознания, что Милосердная больна — вот так? Не успел очухаться — встретил острый, цепкий взгляд, поверх мокрых дорожек на щеках.
— Скара, чтоб ты знал. Ищейки не имеют права допрашивать меня без разрешения Нармаан. А наши старейшины им не разрешат. Но я сама… Я поговорила бы с теми, кто поймал демона. Мне нужно поговорить с ними! Ты можешь пригласить их сюда? Или проводи меня к ним?
Антимаг с трудом связал порванную нить разговора. Поморщился, потёр глаза: ревела Маманя, а веки щиплет у него.
— Ло, тебе нужны именно те, кто поймал? Ходить не надо. Поймали его мы. Сдали ищейкам, те увезли. Что ты хочешь знать?
— Какой он был, это демон? Расскажи?
— Ну…. Молодой парень, как на видео. В слобожанских шмотках, как ты говорила. Но я без наводки не понял бы, что он демон. Их… Ну… Обычно чувствуешь же!
— Как именно чувствуешь?
Ох уж эти её вечные расспросы! До встречи с Маманей Скара не заморачивался анализом ощущений и подбором слов. В училище тоже требовали проговаривать и записывать всякое, но больше для проформы: стандартными оборотами. А она просила — своими, до мельчайших подробностей. Докапывалась, вплоть до стыдного, но деликатно, прохладно, по-медицински... В общем, он не смел отказывать той, кого боготворил. Удовлетворял её любопытство, а после и в привычку вошло.
— По коже дерёт, как в зимний шторм у моря. А дышать нечем. Затхло, будто в склепе, и на голову давит…
Скара осёкся: это же не его, это всё из ярких снов! Оттуда усвоил, как бывает, но сам-то ни разу не испытал. Ловил отзвуки в катакомбах под Слободой, очень смутные… Сегодня ночью встретил первого своего демона — удивился, что ничего такого не чувствует.
И Ло удивилась: светлые брови взлетели — тут же сошлись над переносицей. Глянула по сторонам.
— Жу, Элаи, оставьте нас со Скарой вдвоём. Пожалуйста!
Ребята вымелись тихо и быстро, и шестерёнщик предпочёл бы убраться, но Маманя вцепилась ему в запястья. Глаза в глаза, так близко, что дыхание колышет волосы. Во взгляде уже ни следа мути, два ясных огонька: зелёный и голубой, прожигают насквозь.
— Мама Мелло! — Скара наметил движение, но не решился сбросить захват. Его пробирало дрожью с головы до пяток и мутило от дурного, обессиливающего страха.
— Откуда. Ты. Меня. Знаешь? Кто ты, Скара?
— Я был.., — из антимага дробью посыпались имена. На втором десятке он оборвал себя и пояснил. — Раньше я видел тебя во сне. Их глазами. Самое начало Общины… Если правда.
— Вот даже как…
Хватка ослабла, глаза-огоньки на миг затуманились, Ло вздохнула.
— Зря ты молчал об этом, Скара.
— Прости, Ло, я не хотел выглядеть полным психом!!!
Она невесело усмехнулась и отпустила его. Провела рукой по лицу, с удивлением глянула на мокрую ладонь.
— Я сама помню не всё и не всех. Но имена мне знакомы, — и она этому ничуть не удивилась, а только сырости на щеках! — Я послушала бы истории из твоих снов. Когда-нибудь потом… Значит, ты не чуял демона, как демона?
— Нет. Ночной Ветер принёс его на своих крыльях, а мы осадили. Не расшибся, не смяло: приземлился мягонько. Но высушило его до дна. Сел на скамейку и потерял сознание. Ну, это обычно… Вихрей тоже срубает.
— Я знаю, Скара. Только вихри не летают с Ночным Ветром. А демоны не летали ни с каким. Вот кого сюда занесло, а?
Расширенные глаза, зелёный и голубой, тревожно мерцают, и Скара не понимает уже, за кого и от чего ему настолько жутко?
— Мама Мелло, мы с тобой два психа, да? — спрашивает он жалобно, Малышу впору.
— Нет, Скара. Мы-то как раз нормальные, — она хихикает и осторожно гладит его по голове. — Одни из самых нормальных в этой тухлой больничке! Прости, Скара, что я тебя напугала. Я сама боюсь, а тебя кроет за компанию. Но я разберусь, и мы как-нибудь всё починим.
— Что починим?
Она разводит руки широким, плавным жестом — Скара узнаёт «объятия миру» из снов… С фресок в заброшенных храмах Милосердной!
— Мама Мелло! Скажи, ты ведь та же, что была тогда? Или переродилась?
Она смеётся:
— Какая разница, Скара! Не задавай женщинам… и божествам неприличных вопросов!
Шестерёнщик молча склоняет голову, складывает ладони в жесте почтения. Даже если божество обезумело от ран… Сколько вы себя помните, и ещё четверть того… Он, Скара, верен слову: третьей матери у него не будет.
— Но кого же к нам всё-таки занесло? — бормочет она себе под нос. — Скара, а может, этот пришелец — не демон вовсе?
— А кто же? Кровь у него чёрная, мы проверили. И дерётся, как демон из легенд.
Она вздрагивает, прижимает антимага к себе.
— Я рада, что ты живой, Скара!
— Ищейки дали нам сетку-парализатор, и мы замотали его, пока он был без сознания. А всё равно: у Злавы — грудина и рёбра, у Мейни — рука. А я стоял далеко. Сетка успела сработать.
— Повезло. Повезло, если все твои живы, — шепчет она, дрожа.
— Не бойся, Мама! Мы бы умерли, но не пустили демона в дом. Он не убьёт тебя! Ищейки вывернут его наизнанку, потом сожгут и развеют прах.
— Да, так положено.
Её голос звучит устало и безрадостно, но жуть понемногу отпускает антимага… И её, наверное, тоже?
— Отодохни, Скара, у тебя была тяжёлая ночь и… Называй меня, пожалуйста, как мы привыкли. Мне нравится быть Маманей Ло.
Нравится, так нравится: эту малость он ей дарит, не раздумывая. Он подарит ей, что угодно, лишь бы не видеть маски безумия на прекрасном лице! Но кто исцелит целительницу?