Название: Брокенчип
Автор: chorgorr
Персонажи: трансформеры
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: 12+ (пока так, а дальше — куда кривая вывезет)
Канон: Трансформеры: IDW-верс, «Потаённый Свет»
Краткое содержание: похождения Дамуса с функционистского Кибертрона, пропущенные сцены LL
Предупреждения: если не ограничусь одним драбблом, это явно будет нехронологическое повествование. Но после бешеных скачек «канона» — кого я этим напугаю?
25.07.2024 Первая встреча очень молодого Дамуса из Айакона с сенатором Шоквейвом25.07.2024 Первая встреча очень молодого Дамуса из Айакона с сенатором Шоквейвом
Золотые искорки Золотого Ворна: красивые, яркие, беспечные. Мелкие колёсные без явных специализаций, любители скорости — и лёгкости бытия. Из них прекрасные курьеры, посыльные, но их же много, слишком много! Поэтому даже функционисты не особо против, чтобы «хорошенькие машинки» иногда создавали то, что возят, своими руками. Пусть делают что-нибудь такое же красивое, яркое, безобидное, как они сами. Для роскошной жизни сенаторов и прочих столичных воротил. Декоративный класс — звучит как бы немного обидно… Но собственно, почему?
Дамус умеет пока только гонять на своих четырёх, зато он прибился к хорошей команде, к умелым мастерам. Первый делает светильники, второй — музыкальные инструменты, а магазинчик роскоши у них один на двоих. Дамус очаровывает покупателей в торговом зале и развозит заказы. Его хвалят за расторопность, милую улыбку и приятный голосок.
Зачем кибертронцу держать в своей кварте торшеры и люстры цветного стекла? А красиво. Зачем музыкальные инструменты тем, кто может извлечь любую мелодию из собственного вокалайзера? Да вот Первопроходцы завезли от органиков такую забавную моду. Дамус трогает струны большой, в половину его роста, йильгры и вторит их звону собственным голосом. Играть на этой штуковине, правда, забавнее, чем просто напевать мелодию: звук объёмнее и сложнее… А мог бы он сам так звучать, без инструмента?
— Эй, меха!
Увлёкся настолько, что не заметил покупателя. Белая с серебром броня, крылья за плечами, пронзительный взгляд ярко-голубой оптики…
— Как называется то, на чём ты сейчас музицировал?
— Йильгра.
— А ты знаешь, кто будет музицировать на этой йильгре завтра, у меня на вечеринке? — и чуть подмигивает.
Спарков пугали нехорошими историями, которые начинались примерно так же. Незнакомый джет красивый и важный, но его слишком пристальный взгляд — не на товары, на продавца — тревожит. Дамус держит лицо невозмутимым, сворачивает эм-поля, вежливым голосом отвечает.
— Я позову мастера: он делает инструменты, он же играет на них. Как мне вас ему представить?
— Сенатор Шоквейв. Я старый клиент, Джойнтер помнит меня.
О, целый сенатор! Про этих рассказывают особенно…
— Я не обижаю спарклингов, — мягко улыбается Шоквейв. — И другим в обиду не даю. Твой мастер подтвердит. Как тебя зовут?
— Дамус, сат.
— Дамус, будь добр, позови сюда Джойнтера. А пока он идёт, порадуй меня ещё какой-нибудь мелодией.
Юный курьер из магазинчика роскоши не смеет отказать «целому сенатору» и не желает перед ним опозориться. Зря ли он подглядывал за мастером и тренировал пальцы — учился играть на чуднóй придумке органиков? А петь ему нравилось всегда. «Зов трассы» — простая мелодия, и ловкие, чуткие руки не заплутают в струнах йильгры. Он играет, поёт — сенатор слушает и улыбается, довольный. Джойнтер тихо подошёл, встал рядом: тоже с улыбкой, но поуже.
— Вы оценили наше молодое дарование, сат? — спрашивает мастер, едва мелодия отзвучала. — А ведь я его даже не учил. Сам, всё сам.
— Похоже, это у него в искре. И я думаю, Джойтер, ты научишь его всему, что знаешь о кибертронской и органической музыке. Всему, что умеешь сам. Этому месту, — Шоквейв властным жестом обводит торговый зал, — Музыка идёт больше, чем тишина. Сюда будут приходить не только посмотреть, но и послушать. Вы ещё расширитесь. С этого цикла твой ученик Дамус — больше не курьер.
— Но я же могу… У нас же не так уж много доставок, — Дамус сам не понял, зачем влез в разговор старших. Это невежливо и непрофессионально! Однако кататься, с грузом или без, он любит не меньше, чем играть музыку. А в четырёх стенах, наверное, загрустит и заржавеет…
Шоквейв смотрит... С интересом? Раньше тоже смотрел, и от этого было тревожно. Сейчас взгляд стал ещё острее.
— Дамус, у тебя не только руки музыканта и красивый тембр голоса, но и характер? Яркая искорка!
Джойнтер отступил назад и жестами из-за спины Шоквейва приказывает заткнуться. Дамус улыбается, глядя сенатору в оптику, и это, наверное, больше похоже на оскал, чем на дежурную гримаску продавца. Искра у него не простая, а зелёная. Почему «однопроцентник» выковался в мелкого колёсного, каких на улицах Айакона — каждый третий? Даже кузнецу неведомо, только Праймасу единому.
— Я буду играть музыку, мне это, правда, по искре. Но я не буду игрушкой! Ни вашей, ничьей!
Сенатор смеётся, выставляет раскрытые ладони, небрежно задвигает назад сердитого Джойнтера.
— Ты не игрушка, Дамус. И я позабочусь о том, чтобы не стал.
09.08.2024 О продолжении знакомства с Шоквейвом и «Письмах мертвых шахтёров»09.08.2024 О продолжении знакомства с Шоквейвом и «Письмах мертвых шахтёров»
В функционистской вселенной не было своего, местного Мегатрона, но местный Терминус был и не бездействовал...
— Дамус, ты же понимаешь, что это не стихи? — сенатор Шоквейв возвращает инфорамку. Смотрит, не улыбается.
Обидно! Ещё чуть-чуть, и хлынет омыватель. А ведь Дамус был уверен, что сочинил нечто стоящее, иначе не стал бы показывать.
— Раз в рифму, значит, стихи, — взгляд исподлобья и улыбка-оскал не скроют его истинные чувства от старшего меха, но молчаливое согласие — не в характере Дамуса.
— Рифма-то у тебя есть, но избитая. Размер примитивный, вокабуляр убогий, да и тематика …
— Что-что-что у меня убогое? Сат, поясните, пожалуйста, я записываю.
— Дамус, не прикидывайся дроном! Я знаю результаты твоих интеллектуальных тестов. И теорию стихосложения ты изучал, я точно знаю.
Конечно, он знает: сам же давал литературу. С Шоквейвом всегда… Непросто. Сенатор игнорирует формальный этикет, общается как бы на равных. И настроен благожелательно, и не позволяет себе лишнего, и говорить с ним захватывающе интересно. А всё равно давит!
— Послушайте, сат, я же это буду петь, и все будут слушать, и я…
— Конечно, все будут слушать! В твоём исполнении, Дамус, — скупая мимолётная улыбка. — Твоим особенным голосом. Но ты же нарочно показываешь мне написанные стихи. О них мы и говорим.
Шоквейв обезоруживающе серьёзен и честен. Он не хвалит то, что ему не понравилось, но и не глумится, как многие бы на его месте. И вообще, именно благодаря ему Дамус однажды поверил в себя — музыканта. И взлетел, пусть даже в переносном смысле. Сам понимает теперь, что в исполнительстве он сильнее, чем в сочинении, а в музыке сильнее, чем в стихах. Стихи… Ему с ними трудно. Слова либо несут смысл, либо ходят строем, а вместе у него не получается. Но он отчаянно хочет научиться. Стать поэтом.
— Сат Шоквейв, а какие рифмы, вы считаете, ну… Чтобы были не примитивные?
— Из твоих? Например, в том стихотворении, где «закон — энергон — стон — вон». Жаль, ты его никогда не поёшь, а я бы послушал.
— Но оно же… Оно же о «Письмах мёртвых шахтёров». Мрак и жуть. Пробирает до искры.
Дамус не представляет, как петь такое на весёлых посиделках столичных повес? Айаконец жил гораздо счастливее, пока вообще не знал о тех, кому не повезло — как ему с приятелями — активироваться чистенькой, яркой столичной машинкой! Откуда-откуда берётся энергон? Из куба? Да нет, Юникроновы потроха, из шахт! Страшных и опасных, как те самые потроха. Кибертронцы, кому не повезло, живут прямо там: если это можно назвать жизнью. Работают до изнеможения, гибнут от аварий, гаснут от износа всех систем и от голода… Голода? В энергоновых шахтах? Да, такова величайшая несправедливость, и её надлежит исправить...
— Именно так, Дамус. Тебя пробрало этими «Письмами», и ты написал нечто, похожее на стихи. Так обычно и становятся поэтами.
— Да меня три цикла трясло, когда я узнал про эти… Инсталляции на дезактивах! Сат, скажите, кем надо быть, чтобы до такого додуматься?
— Чтобы писать на броне мертвецов их биографии и отправлять на Кибертрон? Думаю, кем-то, доведённым до отчаяния, но не лишённым ума, воображения и творческой дерзости. Тех качеств, которые наше общество признаёт лишь за интеллектуальным классом. Хотя, писатель из неизвестного шахтёра примерно такой же, как из тебя — поэт. Но экстремальная подача компенсирует безыскусную посредственность его текстов. Как у тебя — твой голос.
— Подача? Посредственность? Сат, да как вы можете такое говорить? Это же кибертронцы, и они погибли!
Смятые, изломанные корпуса и корявые, от руки, письмена на безжизненно сером металле застряли в процессоре: не сотрёшь, раз увидев. Да он не хочет стирать! Он снова и снова вглядывается в застывшие лица, в погасшую оптику. Вглядывается с мучительным и жадным любопытством. Что там, за роковой чертой, которую любой рано или поздно перешагнёт? Будь ты выкован или подделан, без разницы. Смерть — величайший уравнитель, как писал тот шахтёр…
— Дамус, не передёргивай. Я говорю лишь о качестве текстов, как текстов. Не о самих погибших, не об их биографе. По крайней мере, этот достойный меха грамотен и даже образован. Он излагает свои мысли логично, связно, последовательно, хотя и суховато. Обращается больше к процессору, чем к искре. Жаль, мне не удалось разыскать его и дать ему слово. Я попрошу тебя зачитать «Письма» на встрече, которую мы с Зетой организуем послезавтра. И спеть песню на те твои стихи. Надеюсь, это поможет нам донести до некоторых кибертронцев, что сложившуюся ситуацию пора менять. Пока не жахнуло, как говорит дружище Зета!
А сенатору-то не по себе! Щурит оптику, поджимает губы, будто перед дракой, и эм-поля мерцают тревожными сполохами. В начале знакомства Дамус побаивался его самого, но убедился: Шоквейв не из тех, кем пугали спарков. А сейчас холодок опасности бежит по системам от обычной, не в первый раз, просьбы сенатора. Сколько было таких мероприятий и выступлений? Таких, да не таких! Будто подарив свой голос мёртвым шахтёрам, Дамус сам перешагнёт роковую черту, о которой всё чаще думает. Страшновато, но… Правильно, справедливо, угодно Праймасу? Те шахтёры — или их биограф — уверены были, что Создатель от них отвернулся, и смерть подвела итог. Но другие, живые… Пока живые!
— Сат Шоквейв, вы уверены, что нас услышат?
— Уверен. Услышат. А будет ли польза — не попробуем, не узнаем.
11.07.2024 Знакомство с Мегатроном и Терминусом, путь к логову Ориона Пакса11.07.2024 Знакомство с Мегатроном и Терминусом, путь к логову Ориона Пакса
Тайное сборище Лиги под Нова-Пойнт принимает, как здесь говорят, двух посланцев Праймаса, из другой Вселенной. Насчёт Праймаса — Брокенчип избразил бы скептическую гримасу, если б ему было, чем…
Один гость — шахтёр. Таких, как он, давным-давно называли «подделками», а потом депортировали по приказу Совета. Или тихо убили и расплавили? Тогда функционисты ещё стеснялись убивать кибертронцев в открытую… А вообще, много ли осталось меха, кто помнит Кибертрон до «массовых отзывов»? Тоскливо-неуютно чувствовать себя старшим почти в любой компании… Но не в этот раз, спасибо гостям. Древний шахтёр из другой вселенной активен, бодр и отлично выглядит. Заинтересованно озирается, посверкивает голубой оптикой, садится позади справа.
А второй, который будет говорить… Абрисом он тоже напоминает шахтёра, «холодного», из более поздних серий. Но усиленная броня и ствол пушки за плечом? Военный апгрейд? Аутлаерское восприятие странно глючит, смазывая подробности в тёмный, грозный угловатый силуэт. Оптика — два озера лавы. И зелёная искра, мощная, как ядро галактики! Вокруг неё — тенета, облака тьмы, но яростное сияние прорывается насквозь, вовне, опаляя — и окрыляя...
Пришелец говорит с импровизированной кафедры нечто, безусловно, важное, но Брокенчип едва различает слова. Он совсем не знает этого меха, а уже пошёл бы за ним хоть в Юникронов выхлоп! Его собственная зелёная искра дрожит и мерцает, готовая раскрыться: прямо здесь и сейчас, при всём собрании. И он бы охотно спутался с пришельцем всеми проводами и шлангами, какие найдёт. Хорошо, что у него нет лица: никто не увидит дурацкой лыбы от края до края шлема. Оптика, наверное, полыхает, как у психа…
Пригасить оптику! Свернуть эм-поля! Брокенчип здесь не затем, чтобы… Он опускает взгляд на руки, прогоняет цикл усиленной вентиляции. Вот теперь он хотя бы слышит — и даже понимает, что говорит пришелец… Мегатрон, так его представили. Хорошо говорит, складно: цепляет и за процессор, и за искру. Так и надо. Брокенчип сам так умел когда-то. Давным-давно, когда у него было лицо и руки — изначальные, выкованные, а не от погибшего… Своими клешнями, сдуру, по неосторожности убитого друга. Брокенчип медленно, с напряжением сгибает и разгибает пальцы. Ему до зуда в ти-коге хочется трансформировать кисть в крюк лебёдки и обратно, но он не хочет привлекать лишнее внимание… А Рэтчет за бесцельные трансформации просто лупил ключом по шлему!
Мегатрон и так-то, обводя взглядом собравшихся, каждый раз будто спотыкается на нём. Не в эмпурате дело: «плоскоголовый» слева не привлекает такого внимания. Аутлаер умеет быть тихим, умеет — незаметным, но прячься, не прячься за спинами, алые линзы задерживаются на нём, зелёная искра гостя выстреливает в его сторону обжигающие протуберанцы. Брокенчип ей не нравится, и не спросишь, почему. Не сейчас…
— Простите, что я услышал ваш разговор. Я отведу вас к Ориону Паксу, я знаю дорогу.
Пришелец заинтересовано склоняет голову в серебристом шлеме, щурит алую оптику:
— Как тебя зовут, проводник?
— Брокенчип. Допустимое сокращение: Чип. Зря вы тут стоите, фоните сигнатурой на пол-Кибертрона. И камеры иногда летают. Пойдёмте.
Углы серебристых губ подрагивают и кривятся: то ли вверх, то ли вниз. Взгляд становится ещё острее.
— Чип? Не Глитч?
Старое прозвище — внезапное от пришлого меха — обжигает, как удар электрохлыста.
— Откуда? Кто вам сказал? Все, для кого я Глитч, давно мертвы… Либо не ходят нашими тоннелями.
— Никто не говорил. Я знал одного… похожего на тебя, — отвечает так, что не тянет расспрашивать. А тянет — представиться настоящим именем. Чтобы вот этот, с алым взглядом, с ядром галактики под серебристой бронёй, знал.
Брокенчип прижимает руку к нагруднику над собственной искрой:
— Моё имя Дамус. Дамус из Айакона.
— Мегатрон из Тарна, будем знакомы. Ты всегда такой болтливый?
Брокенчип глядит снизу-вверх и не находит слов для ответа. Эмпурату он себе наболтал, это правда. А в подполье болтуны не заживаются, и он давно не болтун — молчун. Однако разобрало. Со скрежетом брони передёргивает плечами.
— Пойдём. Время дорого.
И — ко входу в тоннель, подавляя желание обернуться. Тяжёлые, но тихие шаги следом, хорошо. Под сводом тоннеля ожидает второй: шахтёр с голубой оптикой. Пристраивается следом, и Мегатрон вполголоса говорит ему, что Орион вышел на связь, ждёт их, а вот этот меха, Брокенчип, проводит до нужного места.
Брокенчип слушает разговор, слышит, как Мегатрон произносит имя шахтёра: Терминус. А тот зовёт его по-простому: Мегз. Брокенчип гадает, кто они друг другу? Конджанксы, амика, наставник с учеником? Странно: танк выглядит и ощущается старше шахтёра, а ведут себя, будто наоборот… Вот думать-то больше не о чем! Дорога впереди опасная, а он давно не ходил в ту сторону.
Хаотичные царапины на стене сложились в знак для своих: «Внимание!»
Ну, что там опять? Брокенчип скользнул пальцами по мелким рискам на подёрнутом ржой металле… А, ничего серьёзного: патрули сменили график обхода.
— Привал, — объявляет он и поясняет. — Мы скоро ненадолго выйдем в общий тоннель. Но сначала переждём функционеров.
— А сюда они не заходят? — спрашивает Терминус.
— Нет, даже в большие облавы. Маскировка, — не вдаваясь в детали. — Отдыхайте спокойно. Можно в офф, я разбужу.
Шахтёр тут же усаживается спиной к стене, пригасив оптику. Вряд ли он устал: древние «холодные» выносливы, и он в отличном состоянии. Привык экономить силы?
А Мегатрон тихо шагает обратно по тоннелю, аккуратно трогает стены, внимательно их разглядывает. Спрашивает, не оборачиваясь к проводнику, но зная, что тот увязался следом:
— Ты нашёл какой-то знак. Какой? Покажи?
— Знак? — переспрашивает Брокенчип, якобы не понимая, о чём речь. Он-то Мегатрону, мало, что имя своё раскрыл, он бы и самоё искру… Однако существуют чужие тайны и общие выстраданные правила. — Я не знаю. Дойдём, Орион Пакс сам научит вас всему. Здесь его норы.
— Тогда давай, что ли, немного разомнёмся? — огромный меха уже лицом к Брокенчипу и принял боевую стойку. Как тот же Пакс, мгновенно!
Брокенчип отшагивает назад, склоняет шлем, подтверждая готовность — и прыгает. Не на Мегатрона: коротким разбегом на стену, оттуда, с половины высоты, летит тому в лицо, трансформируя руки в клинки… Встречное движение, наклон головы. Острия, нацеленные в оптику, не успев сложиться, высекают искры из серебристого шлема. Как в монолит вмазал: аж прижгло шарниры! Рикошетом — от грудной брони, отскочить, уйти от обманчиво ленивого взмаха ладонью… Новая серия головоломных прыжков и кульбитов, атаки в шейные магистрали… Мимо, снова в броню, которую Мегатрон подставляет под удары лёгкими доворотами корпуса.
Но раз за разом отшвыривая меньшего меха, больший только добавляет тому азарта и скорости! Брокенчип обожает сложных противников. Типичного функционера он уложил бы с пары ударов и перескочил на следующего — они поодиночке не ходят…
Рыжий метеор мечется вокруг серебристой глыбы, атакует, где проще достать: в сочленения конечностей. Но и там клинки неизменно натыкаются на вовремя подставленную броню! Пока не затупил их, метнулся ещё раз верх — огромная рука с маху припечатала к стене. Как инсекта, молниеносно! Ударь Мегатрон кулаком, вмял бы нейроствол в камеру искры. Нет, прихлопнул раскрытой ладонью, грудью в стену, и держит… Аккуратно. Но не вывернешься, даже закидывая ноги назад, цепляясь и упираясь… Давит, как промышленным прессом, ещё немного — броня захрустит.
Спрашивает с непонятной интонацией.
— Это всё, на что ты способен? Беготня по потолку и два маленьких ножичка?
— Ты же сказал, разомнёмся, а не поломаемся! День пути до медбея. Я ваш проводник, — и, понижая голос до опасной ноты. — Пусти! Хватит!
Рука-пресс ослабла, «отстегнулась», и Брокенчип выкрутился, выскользнул, обернулся лицом… Мегатрон перехватил его второй рукой за шею, сминая вокалайзер и шейные магистарли. Да сколько ж у него дурной мощи!
Хмурится:
— Ага, значит, ты тоже так умеешь.
Глядя в полыхающую алым оптику, Брокенчип уже не рад, что согласился на разминку… Ни квинта себе разминка! То ли экзамен, то ли у дорогого гостя процессор сплавился?! Горло передавлено, звука нет, но есть контакт корпусов: достаточно, чтобы пустить волну. Сейчас обоим меха будет очень-очень больно. Очень… Да!
Мегатрон рычит, но не отпускает. Кривится в оскале.
— А вон так он не умел, — и пытается стиснуть пальцы на шее. Усилие — дрожью по приводам, но волна, наконец, «отстёгивает» и эту руку.
Брокенчип вырывается, кувырком отлетает на несколько шагов. Вскакивает на ноги, выставляет раскрытые ладони.
— Х-х-хватит! Довольно! — прикладывает голосом едва не в полную силу. Обе зелёных искры полыхают неистовыми протуберанцами, и что за юникроновщина между ними творится, Брокенчип уже не понимает…
Колени огромного меха подкосились и грохнули об пол. Двое почти сравнялись ростом: оптика в оптику.
— Мегатрон, хватит! Я же так и убить могу. Не ломай меня! Я не хочу поломать тебя.
— Хорошо. Закончили, — горячий выдох вентиляции, кривая ухмылка. Поводит плечами. — Это вот надолго?
Конечности парализованвы, но он не растерян, не напуган, будто готов был к такому повороту… Эм-поля трудно читать, зелёная искра — ядро галактики — слишком слепит.
— Отпустит. Скоро должно отпустить.
Жаль, Брокенчип так и не научился отменять свои воздействия. Только немного успокаивать жертв, покуда не пройдёт само… Четыре шага вперёд, синие с красным ладони ложатся на серебристый нагрудник: просто невозможно было удержаться.
— Мегатрон, тебе говорили, что ты — космос? Твоя зелёная искра — ядро галактики. Так странно, что ты танк, а не крылатый!
Мегатрон щурится, щерится, тяжко роняет слова:
— У лучшего из моих корпусов, изделия сумасшедшего мастера, были крылья и свой «космический мост». Но я не удержался в небесах. Мой новый корпус собрали… Ну, как сумели, так и собрали. Теперь я почти моноформер… Брокенчип, квинтова искра, прекрати меня лапать. Назад!
…Отскочил прежде, чем осознал команду процессором. Будто не у того меха здесь особенный голос! Да нет, просто Мегатрон умеет командовать, приказывать. Брокенчип застывает перед ним почти на вытяжку: ждёт дальнейших распоряжений.
— Ты, аутлаер, больше не тронешь меня ни грабками, ни голосом, ни как ещё ты умеешь. Договорились?
— Договорились, обещаю... Ой! А петь в твоём… вашем присутствии можно?
Мегатрон с лязгом закрывает лицо руками — их уже отпустило, так быстро — и неистово хохочет. Отсмеявшись, пересаживается с колен, спрашивает.
— Давай уже на «ты», боец. У тебя тоже есть любимая мелодия на все случаи жизни?
— Почему — тоже?
— Потом скажу. Есть или нет?
— Ну, есть. Спеть?
— Давай, — внезапно из-за спины, это Терминус вышел из оффа или глубоких раздумий и решил напомнить о себе. Или он глазел с самого начала? Не до него было. — Пусть споёт. Вот обязательно вам было энергон друг другу пускать?
Энергон? Они не ранили друг друга — исцарапали и слегка помяли. Серьёзных травм и утечек нет, остальное саморемонт поправит.
— Пой, Брокенчип, — приказывает Мегатрон.
Шея ещё болит, но не станет помехой. Он встряхивается, расправляет плечи и звучит первыми тактами. Просто поёт. Ведёт мелодию, вплетает слова, глядя, как разгорается алая лава одной оптики и синяя плазма другой. Эти двое сейчас такие красивые и так похожи друг на друга! Как бы ни называлась их связь, видно: две искры вместе — до Колодца… Песня стихает, эхо уносит отзвуки.
Мегатрон улыбается:
— Шагнём из тени, значит? Вот чего он точно не умел своей музыкой, так это снимать тяжесть с искры и разгибать усталые спины. Хорошо, Брокенчип. Я убедился, что не знал тебя до сего дня. Нам с тобой лишь предстоит познакомиться. Но имей в виду. Твоего двойника из родного мира я убил. За дело. Не спрашивай. У вас много общего, но ты не отвечаешь за «близнеца».
— Но ты не ручаешься, что будешь помнить разницу каждый клик? — переспрашивает Брокенчип.
— Ты меня понял, меха. Держи дистанцию и не делай глупостей.
В продолжение предыдущего поста.
02.07.2024 Что творилось внутри функционистского Кибертрона, когда лост лайтовцы перезагрузили Вектор Сигма?
02.07.2024 Что творилось внутри функционистского Кибертрона, когда лост лайтовцы перезагрузили Вектор Сигма?
…С размаху впечатать растопыренные пятерни в лихорадочно горячий металл, вплести голос в натужный, стонущий гул огромного корпуса… Свой звук слишком тихий, и мало контакта? Упасть ничком, плашмя, раскинуть конечности, обнимая. Примагнититься насмерть, чтобы не сорвало с места очередной встряской, и звучать, звучать, звучать! Как раньше он подбирал модуляции — «отстёгивал» приводы, отключал чувствительность разным меха… Имеет ли значение размер? Нет, если голос раздаётся прямо в аудиосенсоре титана. Не зря Скраплеты вычислили место и проложили путь, а Брокенчип сюда забрался. Не совсем туда, куда планировал — не успел. Но, выходя из шоковой перезагрузки, титан отчётливо слышит аутлаера. Титану худо, как любому живому меха после такого. Брокенчип голосом придерживает его, гасит судороги, глушит боль. Собственная проводка искрит от бушующих вокруг эм-полей, вокалайзер плавится от перенапряжения, но это не важно. Он шёл сюда — в один конец. Планировал нанести удар и сгореть за компанию с Советом, засевшим у Вектора Сигмы… Перезагрузку запустили раньше, извне — он не знает, кто и чем. Никакая связь, естественно, не работает, но в глубине искры Брокенчип уверен: без Мегатрона там не обошлось. Два крыла Лиги делали одно дело, заходили на цель с разных сторон, и старый шарк успел первым. Брокенчип улыбается: фантомным движением под глухой маской эмпураты. Обстоятельства поменялись, все планы — в Юникронов выхлоп, но аутлаеру есть чем заняться. Он продолжает звучать, складывает модуляции в слова, шепчет, нашёптывает: «Страшное позади, терпи, всё будет хорошо. Мы живы. Мы будем жить. Я с тобой. Я не оставлю тебя». Самому в процессор не лезет, кого он эдак уговаривает, словно пациента в подпольном медбее! С чего взял, будто страшное — позади? Что Совет не завёл его родной Кибертрон в квинтову дыру? Что, оглушив титана, их не распылят здесь, беспомощных? Но искру отпустила привычная ржа — безнадёга, и в эм-полях аутлаер не чувствует угрозы. Кибертрон приходит в себя? Вспоминает, что он древняя обитаемая планета, а не буйный спарк с паразитами в мозговом модуле? Их отпускает, и теперь уже Брокенчип обессиленно проваливается в офф: под затухающее эхо собственного голоса, видя себя будто со стороны. Оранжевый с синим корпус, наискось примагниченный к стене — после трансформации это стена, а не пол — заметно тускнеет. Нехорошо, но уже не его забота… «А чья? Сам говорил, будешь жить и не оставишь меня. Солгал?» — доносится по внутренней связи. Ох, нет, так лгать он не посмеет…
Его несут, перекинув через плечо. Знакомая бесцеремонная манера, знакомый цвет брони, знакомые голоса — его Скраплеты уцелели? По крайней мере, эти двое мусорщиков: Крашер и Смелтер…
— А он мне по внутренней связи, мол, вы больше не скраплеты! Вы мои защитные антитела и ремонтные нанниты.
— Вот так прям и сказал?
— Ага.
— А ты?
— А я, ну… Командир очнётся, у него много умных слов, он ответит, как надо.
— И название нам придумает, чтобы глоссы не ломать. Новое.
— Хорошо, что мы его нашли…
30.07.2024 Кое-что о зелёных искрах и «нулевых точках». Воспоминание30.07.2024 Кое-что о зелёных искрах и «нулевых точках». Воспоминание
Желание быть вместе: ближе, чем позволяет броня, тонуть в алой лаве взгляда, слышать, осязать, соприкасаться искрами. Желание не прошло за долгие орны, и безнадёжная невзаимность не остудила.
Единственный раз Мегатрон касался его искры, когда выводил из «нулевой точки». Не то, не так, как желалось Брокенчипу! Но воспоминание — сокровище. До окончательного дезактива или до коллапса Вселенной, как получится.
Ему тогда повезло… То есть, не повезло нарваться на новое оружие функционеров. Выстрел из несерьёзной, на вид, «пукалки» ослепил, оглушил взрывной болью в искре, скрутил в комок и оставил на полу кучкой металлолома. Искра... Не угасла, но что же это с ним? Вал сообщений о фатальных ошибках и отказах, при вроде бы целом корпусе. Он умирает? А похоже... Проваливается в офф, едва держится за остатки сознания. Звуки боя — как сквозь изолетик.
Кто-то убегает с места стычки, перекинув его через плечо. Плечо большое, крепкое, надёжное. Тепло от брони.
Зачем скинули обратно на пол? А, это Мегз уволок с собой не одного, а двоих, и теперь «ласково» беседует с пленным функционером.
Шум, ругань, вопли. Бывший десептикон обычно избегает гасить искры. Говорит, наубивался в другой вселенной, хватит. Но пленник этого не знает, а запугивать Мегз умеет, как никто из живых...
— Это оружие не убивает на месте и не повреждает корпус. Значит, по замыслу, оно не летальное. Отвечай, что оно делает? Быстро!
— Новое... Говорят, это Кварк придумал… Искру — в «нулевую точку».
— Верная смерть, но медленная? Зачем?
— Чтобы мы успели допросить.
— А я тебя сейчас...
Скрежет металла, придушенный вскрик, срывающаяся скороговорка:
— Есть штука... Ключ отмены... Если по своим... Возьмите... У меня в сабспейсе.
— Этот брелок? Как он работает?
— Вскрыть броню... Нажать на кнопку... Как можно ближе к искре...
— Сейчас опробуем. На тебе.
Умоляющее:
— Не надо! Я же правду...
Треск выстрела и захлёбывающийся вой.
— И что с тобой делать дальше? Эй, ты меня слышишь?
Болезненный стон.
— Да, я сейчас... Нужно...
Какая-то возня, ещё один истошный крик. После мучительно долгой паузы — довольный голос Мегатрона.
— Не соврал. Молодец. Отдохни, — глухой удар и хруст.
Ближе, громче:
— Брокенчип! Эй, Чип! Дамус! Юникрон тебя забодай, ты меня слышишь?
Получается только застонать. Огромные, горячие руки шарят по броне, тыкают острым в стыки — ищут защёлки пластин. Рэтчет хорошо потрудился, чтобы до медицинских разъёмов и потрохов нельзя было добраться легко, бесследно и без воли владельца.
— Доступ к камере искры! Дамус, живо!
Приказ! Были бы губы, была бы счастливая улыбка, несмотря на шлаковое состояние. Брокенчип едва чует свой корпус, но пластины на груди и створки эндоскелета покорно расходятся, а следом и створки-лепестки камеры искры. Жаль, оптика отказала. Жаль, он не увидит отблеск своего сияния на лице Мегатрона.
Искра взрывается болью снова — он встречает боль молча, как привык... Да. Это. Не. Больнее. Волны. И даже быстрее отпускает.
Брокенчип всё-таки видит свой свет: заново подключающейся оптикой. Фокусирует взгляд на лице Мегатрона. Блики в линзах мешают зелень с алым, и Мегз улыбается: сдержано, будто с некой горечью.
— Дамус, уже всё. Закройся, не надо. Чистая искра. Не для моей, меченой, — в движении губ угадывается ещё одно слово: «прости». Или мерещится?
Брокенчип, наверное, мог бы поискать слова для ответа. По ощущениям и самодиагностике он уже почти в порядке: говорить сможет. Может, но молчит. Зелёный свет дрожит на серебристом металле, бьётся о несокрушимую броню, рвётся к такому же за бронёй… Ослепительно и желанно полыхает ядро галактики, но клубится тьма, закрывает путь.
— Мегз, ты же объяснял. У десептиконов… Только камера меченая. Не искра. И знак твой сейчас другой, — находит он какие-то пустые слова. Голос хриплый, бессильный.
Мегатрон осторожно, кончиком пальца касается хрупкой внутренней створки. Это должно быть неприятно, даже больно, но это — блаженство! Лепестки «сентио металлико» разворачиваются ещё шире, искра дрожит и тянется кверху, навстречу...
— А твоя — не меченая. И не будет. Закройся! — вот это уже приказ. Для особо непонятливых, дублирован с медицинского подключения.
Грубо и действенно: зелёное сияние быстро угасает, прячась за слоями металла. Последние щелчки смыкающейся брони... Темно. Пусто. Сейчас Брокенчип точно взвоет, и никакая привычка к боли его не спасёт.
— Дамус, жить ты будешь. А идти сможешь? Давай, проверим? Вставай! Пока не набежали новые функционеры…
Кучка металлолома кое-как трансформируется в меха, встаёт на непослушные ноги. Озирается, встряхивается, прогоняя калибровочные тесты. Да он в порядке. Полном, если не считать настроения, а кто его считает?
Двое уходят по туннелю, унося трофейную «пукалку» и ключ отмены. На полу сереет корпус функционера с головой, расплющенной в тонкий блин, и Брокенчип не спросит, почему Мегатрон сегодня не воздержался от убийства? Почему сделал это своей рукой? Почему именно так? Хотелось бы верить в личные мотивы, в чувства, но на уме — одна целесообразность. Может, следует затащить дезактив подальше и спрятать его получше?