Тоже мрачно и глючно.
08.02.2025
— Дамус, искорка, просыпайся! — Дамус, искорка, просыпайся!
Джойнтер будит воспитанника, как давным-давно. Старается звучать ласково и бодро, только эм-поля свернуты наглухо... У обоих! Дамус на самом деле онлайн. Просто не хочет ни шевелиться, ни активировать оптику. Если верить логам и ощущениям, новые детали успешно встроились в корпус. Дамус чувствует руку Джойнтера на своей правой клешне, как чувствовал бы на руке. Ощущает тепло и лёгкую дрожь чужих пальцев. То, что у него теперь вместо рук и глаз, само по себе в порядке. Не в порядке блок трансформации. Шестерню удалили, все связанные узлы должны отключиться, но что-то там до сих пор коротит и дергает. Система раз за разом обращается к оборудованию, выдаёт ошибку, пытается запустить саморемонт, выдаёт ошибку, и так по циклу. Поломка не из тех, что заживёт, надо бы к медикам, но он сыт кибермедициной по шеврон и выше. Нудная, терпимая боль напоминает о нестерпимой: как разбирали наживую, как тонул в кислоте чужой ненависти... Вспомнил — не удержал эм-поля.
— Дамус, искорка, что же они с тобой сделали, — тихо шепчет Джойнтер, тоже не сдержав горя, ужаса и смятения. — Как же ты теперь...
— А никак! — почти кричит Дамус, садясь на платформе. — Бес-по-ле-зен! Ни в торговый зал, ни заказы возить. Бесполезный шлак! Зачем меня к вам притащили?
Голос — чужой из-за новой конфигурации резонаторов, но это поддаётся калибровке...
— Как зачем? Здесь твой дом, Дамус. Твой дом здесь, искорка. Куда ещё тебе возвращаться в беде? Мы обязательно что-нибудь придумаем, найдём тебе дело.
Дамус желал бы слышать больше уверенности от наставника. Прошлый-то раз они придумали. Когда обнаружили, что взяли в дом ходячую катастрофу, а не подмастерье. Вроде бы, умненький, бойкий, старательный, а любая работа из рук валится, вокруг постоянно что-то выходит из строя, и чем больше он из-за этого расстраивается, тем хуже. Трепан вытянул из архивов то его спаркское отчаяние, которое опекуны помогли нечувствительно перерасти, найти себя в разговорах с покупателями, потом в музыке... И прийти к полному краху и шлаку! Порченый, проклятый, Юникронова искра...
Взгляд волей-неволей липнет к новым манипуляторам. Ну это ж надо! Хоть плачь, хоть смейся! Сейчас видно: его «наградили» не самым уродливым вариантом, а «позаботились», сделали позорные клешни соразмерным корпусу, своего рода изящными штучками. И Дамус слышал анекдоты про спонтанную мутацию цветовой схемы — вот она, пожалуйста. Предплечья сохранили изначальный темно-золотой окрас, клешни — будто поверх того же золота застыла плёнка энергона. Активная краска сама так взялась, логи подтверждают. Богатый, щегольской оттенок — нарочно не подберёшь! Видимые части шлема отблескивают подобным, и вставки на корпусе... Он встаёт, подходит к зеркалу, в комнате есть: большое, аналоговое, проекторы слишком часто ломались... Джойнтер пытается заступить дорогу, продолжает что-то бубнить — Дамус не слушает. Смотрит в зеркало — видит там каонского интера. Вызывающий окрас поверх намеренного увечья, мод для особых извращенцев! Мысль, будто не вполне своя. Как следы и росписи погромщиков в разорённой лавке, мерещится издевательская лыба Трепана. Будто квинтов доктор всё ещё в голове...
— Представляешь, Дамус? Файн и твой сенатор передрались из-за тебя. Тебя же привезли в стазис-капсуле и запретили будить до полной интеграции апгрейдов. Вот на слове «апгрейды» Файна сорвало! Я его таким давно не ви... Ремонтники удрали. А сенатор тоже был злющий, как шарк, вот они и сцепились, Крус их еле раскидал.
— Было бы, за кого драться. Кому я теперь такой нужен?
Джойнтер молча обнимает воспитанника, укутывает ласковой заботой, но боль и отчаяние аутлаера — острые шипы. Опекун отшатывается, будто, правда, напоролся. Смотрит удивлённо-растеряно. Дамус зло ухмыляется ему — ухмыльнулся бы, если б мог... Эм-полей и наклона шлема достаточно, чтобы не лез с утешениями!
— Дамус, я... Шоквейв снова здесь и хочет говорить с тобой. Дал понять, не снимает ответственности... Готов оказать помощь. Файн — против, а я решил спросить тебя. Ты — хочешь его видеть?
— А пожалуй, хочу! — золотой с фиолетовым мех упирает руки в боки, дерзко вскидывает безликую голову. — Зови его сюда, пусть любуется.
27.04.2025
Сенатор Шоквейв: угрюмый прищур из-под шлема, губы в линию. Излучает гнев и решимость, это хорошо!***
Сенатор Шоквейв: угрюмый прищур из-под шлема, губы в линию. Излучает гнев и решимость, это хорошо! Мерит быстрым взглядом, еле заметно морщится, «зеркалит» позу... Нет, если он сейчас начнёт жалеть и утешать, Дамус точно опробует когти на чьей-то лицевой!
— Дамус, с тобой сотворили недолжное, а я не смог ни предотвратить, ни отбить тебя у них, — прямой взгляд в оптику, предельно сухая констатация факта.
Дамус молчит, держит взгляд, чуть склонив шлем. Не дождавшись ответа, сенатор продолжает.
— Но я по-прежнему на твоей стороне, друг. Я помогу тебе исправить... Всё, что поддаётся исправлению.
Дамус молчит. По корпусу гуляет мерзкая вибрация, отзывается резонансами в системах — до слышимого гула и дребезга, будто у развинченного мусорного дрона.
— Ты намерен добиваться обжалования, отмены приговора и реконструкции? — спрашивает Шоквейв.
Дамус молчит. Ноет Искра, коротит блок трансформации, сводит челюсти — фантомно.
— Или, хочешь, я отправлю тебя на Парадрон, оплачу клинику и чистые документы? Чтобы ты начал жизнь в колониях заново?
Даже так? Дамус отвлекается от унылой самодиагностики на щедрое и неожиданное — в процессор такое не приходило — предложение. Молчит, думает. Сенатор не торопит.
— Я бы хотел, — проклятие, дальше его речь льётся мимо воли, тем самым голосом, что уже стоил Дамусу — почти всего. — Я намерен остаться собой, на Кибертроне.
Ну, да, это правда: чего Искра просит. И очередь Шоквейва молча склонять шлем, а что ему остаётся? Дамуса отпускает, он уже не вещает — спрашивает с робкой надеждой.
— Как ты думашь, Шоквейв, отмена приговора возможна? Ты вообще-то знаешь восстановленных после эмпураты?
Сенатор морщится.
— Да, я видел такие отмены и восстановления. Давно. А получится ли у нас с тобой? Не попробуем, не узнаем. Предвижу сложности, поэтому насчёт Парадрона — по-любому остаётся в силе.
— Спасибо, но...
После Трепана во всём видится подвох, и Дамус не сдерживает горечь.
— Зачем тебе это, Шоквейв? Я был нужен тебе как часть твоей агитационной программы. Все эти концерты по городам, чтения... И что ещё группа поддержки мутила за моей спиной? А теперь мне запретили публичные выступления, запретили говорить и петь — и зачем я тебе?
Сенатор впервые за разговор позволяет себе улыбнуться, чуть смягчает тон:
— Да мало ли, зачем? Пригодишься! — тихо смеётся. — Станем ли мы чинить тебя законным путём или не совсем законным, а это потребует времени. Предлагаю провести его с пользой и в безопасном месте. Да, я уже понял, что с Кибертрона мне тебя не услать... Двери Академии имени Джиаксуса открыты для тебя. Запишу по квоте на подготовительные курсы. Согласен?
Шоквейв уже звал его в свою Академию, но не настойчиво, вскользь. Все понимали: с концертной деятельностью учёба там не сочетаестя. Теперь — другое дело. И это, наверное, правильно: освободить Джойнтера и Файна от заботы о себе? От изобретения работ, посильных для эмпуратника? От неудобного, а то и опасного соседства с глючным аутлаером? Дамус обводит взглядом комнату, где прожил большую часть спаркства. Эти стены давно ему тесны, и даже после ошеломительного краха он не желает замыкаться в них. Но есть одно «но». Он не желает — а согласно приговору и права не имеет — объяснять поклонникам айаконского музыканта, за что приговорили. Почему он больше не поёт... Сенатор только что подал одну хорошую идею.
— Шоквейв, ты можешь записать меня в Академию под псевдонимом?
— Ты хочешь именно псевдоним, а не полную смену личности?
— Да, псевдоним. Я всё-таки хочу оправдаться по суду.
— Устав Академии позволяет учиться инкогнито. Ты уже придумал, как тебя будут звать?
— Глитч... Глитч из Тарна!
— Глитч? Дамус, ты уверен, что это хорошая.., — надлинзовые щитки сенатора ползут под шлем.
Да, было время, Дамус лез в драку за прозвище-обзывалку! Но когда его ломали, от тех, кто ломал, ругательное словечко звучало внезапной отрадой. Когда у Трепана и Лоуба один за другим горели ремонтные дроны...
— Да, я уверен.
— А почему из Тарна? Ты же совсем не похож на тарнийца?
— Подальше от Айакона... Ну не из Каона же? — Дамус жеманно изворачивается, подносит кончики когтей к несуществующим губам, смотрит через плечико. Ого! Сенатору хватило выдержки не очень сильно от этого шарахнуться.
— Дамус...
— Глитч. Зови меня так, иначе запутаемся.
— Друг мой! Я знаю, в чьих руках ты побывал, и мне намекали, что они могут. Но... Я уверен, твоей искре хватит жара, чтобы перековать этот металл, как нужно тебе. Тебе, Дамус... Глитч... Как тебе нужно, а не оплавкам, кто напихал тебе скраплетов под шлем.
Всё-таки Шоквейв — мастер формулировок. Трепан именно что «напихал скраплетов под шлем», и паразиты не остановят свою разрушительную работу, пока не...
— Глитч! Мало ли на Кибертроне городов? Почему ты выбираешь именноТарн?
Вот же зануда, докопался!
— Ах, да, ты сам оттуда. И ты, кстати, тоже не похож на типичного... Но я — не поэтому, — встает опять руки в бока, прогоняет цикл усиленной вентиляции. — А потому что Дамуса, которого ты знал, в Тарне убили. Запытали насмерть, чтобы выведать твои, Шоки, грязные секретики! Казнили и растворили в кислоте, так что ни болтика от него не осталось... Его убили, а меня выковали. И ни ты, ни я ни квинта не знаем пока этого меха. А перекраситься-то — перекраситься ерунда, это ты сам знаешь. Как думаешь, тарнийские ржавчина и пепел пойдут мне больше золота с энергоном?
На словах про пытки и секреты оптика Шоквейва расширяется. Но он даёт собеседнику договорить, не перебивая. Кажется, ни разу Дамус не видал сенатора таким сдержанным и в таком гневе одновременно.
— Значит, не только эмпурата? Я сотру их в порошок!
Дамус ухмыльнулся бы, Глитчу — нечем.
— Не тронь Трепана и Лоуба, они мои должники. Займись Советом, Шоквейв. Я не знаю, как, но лиши их права судить от лица Праймаса! А если оплавкам это право дороже жизни...
Глитч не договаривает: «Убей их всех!» Для законопослушного музыканта, каким он был вчера, это за гранью. Для будущего студента Академии... Шоквейв медленно кивает: услышал, понял недосказанное, согласен. А сможет ли? Трепан посеял сомнения в силе и влиянии сенатора. Сеял — в искренности, но в ней-то Дамус-Глитч не сомневается. Он с активации обострённо чувствовал ложь, фальшь. Тоже одно из его проклятых аутлаерских свойств. Полуосознанно избегал тех, чья сокровенная музыка лажала — вероятно, уклонился от многих неприятностей. Пока не влетел, как в стену, в невыносимо прекрасного, кристальной цельности фанатика — Девятого... А с Шоквейвом хорошо: его ноты пронзительно чисты. То есть, не то, чтобы Шоквейв Дамусу никогда не врал, не крутил, не умалчивал о важном! Трепан поднял из архивов всё. Но по большому счёту музыка Искры, высказанные намерения и дела сенатора Шоквейва не расходятся друг с другом. А ещё только сейчас дошло: сенатор и Совет лютые враги уже давно. Суд, эмпурата, все издевательства над протеже Шоквейва — удар, который сенатор пропустил. Оттого он в бешенстве, но сдерживатся при пострадавшем...
Шоквейв осторожно, будто может обжечь или обжечься, кладёт ему руку на плечо:
— Глитч, мне потребуется несколько циклов, чтобы соблюсти все формальности и заселить тебя в кампус Академии. Файн и Джойнтер приглядят за тобой. Пожалуйста, не создавай лишних проблем ни себе, ни им. А если тебе понадобится медик...
Медик нужен, но Глитч решил пока на это забить.
— Я очень благодарен тебе, сенатор Шоквейв. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Мне надо побыть одному, — голосом, и сенатор выходит вон, оптикой не мигнув!
Глитч тупо пялится ему в спину и ещё несколько кликов — на закрывшуюся дверь. Потом садится на платформу и хохочет, как безумный, навзрыд, заливая новенький фейсплейт ручьями омывателя. Сила, живущая в нём... Инквизитор жаждет прибрать её к рукам, а как? Если Дамус сам ею не владеет, скорее, она — им? Он пытается сжать кулаки — команда не проходит, эмпуратные клешни так не складываются.
Он встаёт, подходит к зеркалу и раскрывает грудной отсек. У него, дурацкого Юникронова уродца, не было и не будет ни конджанкса, ни амика эндура. Но он достаточно любопытный, чтобы давным-давно проверить, как запускаются эти протоколы, как выглядит и ощущается раскрытие камеры Искры. Тогда-то у него не было острых когтей и пояснения от Трепана: зачем они. Медленно, плавно расходятся слои металла, обнажая сокровенный зеленоватый свет. Слепит! Сквозь непросохшие потеки омывателя на единственной оптике...
Когтями в это сияние, и всё? Нет.
Он боится последней вспышки боли и того, что за гранью? Нет. Ему трудно преодолеть базовую директиву самосохранения? Нет. Он не хочет умереть так легко, глупо и бессмысленно? Да.
Он кое-что пообещал доктору Трепану — и не сольётся, не солжёт. Наверное, чтобы исполнить обещанное, ему придётся обуздать проклятые аутлаерские способности, а не как сейчас. Надо — он сделает, а Шоквейв со своей Академией, наверное, ему в этом поможет. Но чтобы не забыть, не замотать обещание, не свихнуться с намеченного себе пути... Увидеть — вспомнить, если кто опять залезет в мозги и что-нибудь там, например, сотрёт или перепишет... Глитч сворачивает нежные лепестки сентио металлико, смыкает их вокруг Искры, и сияние немного меркнет. Примеряется к лепесткам-створкам кончиком когтя. Маловато места для имён должников, но два глифа... Цифра 9 и два глифа — поместятся. Царапнул на пробу — Праймас с Юникроном, как же больно-то! Поустойчивее расставил ноги, локтем упёрся в стену с зеркалом, шлемом — в предплечье. И рабочую руку тоже зафиксировал, чтобы не дрожала. Вот так, теперь один лишь коготь двигается: глубоко, отчётливо гравируя штрих за штрихом.
«Ауч! Ауч-ауч-ауч!» — вентиляция истошно гудит, оптику снова заливает омываетелем... Но вот и всё. Несколько нетвердых шагов от зеркала, и Глитч валится спиной на платформу. Плачет, смеётся и будто кому приказывает, голосом:
— Да не изгладится начертанное, пока этот металл обнимает мою Искру!