Тоже мрачно и глючно— Дамус, искорка, просыпайся!
Джойнтер будит воспитанника, как давным-давно. Старается звучать ласково и бодро, только эм-поля свернуты наглухо... У обоих! Дамус на самом деле онлайн. Просто не хочет ни шевелиться, ни активировать оптику. Если верить логам и ощущениям, новые детали успешно встроились в корпус. Дамус чувствует руку Джойнтера на своей правой клешне, как чувствовал бы на руке. Ощущает тепло и лёгкую дрожь чужих пальцев. То, что у него теперь вместо рук и глаз, само по себе в порядке. Не в порядке блок трансформации. Шестерню удалили, все связанные узлы должны отключиться, но что-то там до сих пор коротит и дергает. Система раз за разом обращается к оборудованию, выдаёт ошибку, пытается запустить саморемонт, выдаёт ошибку, и так по циклу. Поломка не из тех, что заживёт, надо бы к медикам, но он сыт кибермедициной по шеврон и выше. Нудная, терпимая боль напоминает о нестерпимой: как разбирали наживую, как тонул в кислоте чужой ненависти... Вспомнил — не удержал эм-поля.
— Дамус, искорка, что же они с тобой сделали, — тихо шепчет Джойнтер, тоже не сдержав горя, ужаса и смятения. — Как же ты теперь...
— А никак! — почти кричит Дамус, садясь на платформе. — Бес-по-ле-зен! Ни в торговый зал, ни заказы возить. Бесполезный шлак! Зачем меня к вам притащили?
Голос — чужой из-за новой конфигурации резонаторов, но это поддаётся калибровке...
— Как зачем? Здесь твой дом, Дамус. Твой дом здесь, искорка. Куда ещё тебе возвращаться в беде? Мы обязательно что-нибудь придумаем, найдём тебе дело.
Дамус желал бы слышать больше уверенности от наставника. Прошлый-то раз они придумали. Когда обнаружили, что взяли в дом ходячую катастрофу, а не подмастерье. Вроде бы, умненький, бойкий, старательный, а любая работа из рук валится, вокруг постоянно что-то выходит из строя, и чем больше он из-за этого расстраивается, тем хуже. Трепан вытянул из архивов то его спаркское отчаяние, которое опекуны помогли нечувствительно перерасти, найти себя в разговорах с покупателями, потом в музыке... И прийти к полному краху и шлаку! Порченый, проклятый, Юникронова искра...
Взгляд волей-неволей липнет к новым манипуляторам. Ну это ж надо! Хоть плачь, хоть смейся! Сейчас видно: его «наградили» не самым уродливым вариантом, а «позаботились», сделали позорные клешни соразмерным корпусу, своего рода изящными штучками. И Дамус слышал анекдоты про спонтанную мутацию цветовой схемы — вот она, пожалуйста. Предплечья сохранили изначальный темно-золотой окрас, клешни — будто поверх того же золота застыла плёнка энергона. Активная краска сама так взялась, логи подтверждают. Богатый, щегольской оттенок — нарочно не подберёшь! Видимые части шлема отблескивают подобным, и вставки на корпусе... Он встаёт, подходит к зеркалу, в комнате есть: большое, аналоговое, проекторы слишком часто ломались... Джойнтер пытается заступить дорогу, продолжает что-то бубнить — Дамус не слушает. Смотрит в зеркало — видит там каонского интера. Вызывающий окрас поверх намеренного увечья, мод для особых извращенцев! Мысль, будто не вполне своя. Как следы и росписи погромщиков в разорённой лавке, мерещится издевательская лыба Трепана. Будто квинтов доктор всё ещё в голове...
— Представляешь, Дамус? Файн и твой сенатор передрались из-за тебя. Тебя же привезли в стазис-капсуле и запретили будить до полной интеграции апгрейдов. Вот на слове «апгрейды» Файна сорвало! Я его таким давно не ви... Ремонтники удрали. А сенатор тоже был злющий, как шарк, вот они и сцепились, Крус их еле раскидал.
— Было бы, за кого драться. Кому я теперь такой нужен?
Джойнтер молча обнимает воспитанника, укутывает ласковой заботой, но боль и отчаяние аутлаера — острые шипы. Опекун отшатывается, будто, правда, напоролся. Смотрит удивлённо-растеряно. Дамус зло ухмыляется ему — ухмыльнулся бы, если б мог... Эм-полей и наклона шлема достаточно, чтобы не лез с утешениями!
— Дамус, я... Шоквейв снова здесь и хочет говорить с тобой. Дал понять, не снимает ответственности... Готов оказать помощь. Файн — против, а я решил спросить тебя. Ты — хочешь его видеть?
— А пожалуй, хочу! — золотой с фиолетовым мех упирает руки в боки, дерзко вскидывает безликую голову. — Зови его сюда, пусть любуется.