Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.
Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm
chorgorr.diary.ru/p210017766.htm
chorgorr.diary.ru/p210336103.htm
Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm
07.09.16Обрадовался незваный гость ярко, искренне, вопрос только, для чего он искал мудрую? Воскликнул и лишь после этого обратил внимание на нава, как на нечто мелкое и несущественное.
— Эй, а ты кто?
— Да в общем, никто, — Ромига улыбнулся, снизу вверх разглядывая новое лицо. — Случайный путник.
— Не тебя ли в доме кузнеца прозвали Нимрином? — раскатистый бас легко перекрывал ветер, да и пурга с появлением гостя заметно поутихла.
— Всё может быть. А сам-то ты кто?
Охотник Ромиге не понравился. Огромный, с ног до головы в наимохнатейшем белом мехе без единого украшения, внешне он являл собою живой эталон своей расы, эдакое суровое и прекрасное снежное божество, которое хочется изваять в мраморе, написать маслом на холсте или хотя бы заснять для обложки глянцевого журнала. На Голкья так не делают, но сами мысли показательны: уж насколько наву чужда была идея обожествления кого бы то ни было, а при виде могучего красавца сразу вспомнились этого человские заморочки! Незваный гость был очень сильным колдуном и под завязку полон энергией: такой мощной ауры Ромига не наблюдал даже у двух знакомых мудрых, или она не так давила. Но главное, сквозь первую радость от встречи с Вильярой всё отчётливее проступала старательно сдерживаемая неприязнь, спасибо ещё, не прямая угроза.
— Я — мудрый, — незнакомец подошёл вплотную, навис над сидящим навом и лежащей пластом колдуньей. — Тебя, Нимрин, я тоже хотел увидеть, мне про тебя рассказывали много любопытного.
Гарку учили, что неудобных позиций для атаки не бывает. Ромига готов был внезапно атаковать и, вероятно, убить этого типа. Вероятно, потому что у мудрого могут оказаться свои хитрости. Главный вопрос, враг ли это? Тот ли враг, которого позволительно уничтожать на месте, без разговоров? В случае ошибки, нав рисковал пополнить собой ряды беззаконников, а их тут и так развелось, не протолкнёшься. Да и Вильяру он мог подставить под обвинение, а то и сразу под ответный удар. Ромига решил тянуть время, пока мудрая не очнётся, не заговорит, не подаст хоть какой-то знак.
— Любопытно, кто рассказывал? И всё-таки, как мне к тебе обращаться, о мудрый без имени?
— Так и обращайся: «мудрый». Моё имя — имя моего клана. Не вежливо поминать имена других кланов в благословенных угодьях Вилья, пока их хранительница временно пребывает в обителях щуров.
Ловко выкрутился! Милостью Вильяры, Ромиге знаком был сей странноватый выверт местного этикета. Знакомо было и наплевательское отношение колдуньи к этикету, когда он встаёт поперёк безопасности и здравого смысла. Но другой мудрый имел право на иную позицию по вопросам вежливости, тут уж не подкопаешься.
Мудрый аноним склонился над Вильярой, впрочем, не слишком низко, и трогать её не стал. Сказал наву:
— Моя сестра по служению изнурила себя непосильной ворожбой, а теперь нуждается в тепле и покое. Властью мудрого, повелеваю тебе, Нимрин: возьми её на руки и пойдём отсюда.
Ромига не двинулся с места: за Вильярой и Лембой он признал право собою командовать, Тунью, Рыньи, Зуни готов был слушаться — анонимный хрен с горы пока обойдётся.
— Мудрый, она тяжёлая, далеко я её не утащу.
— Далеко и не надо, — осклабился аноним. — Вы с ней так надоели этому кругу, что он с удовольствием спровадит вас, и меня заодно, куда я укажу.
Нав подобрал ноги, будто готовясь встать, но подниматься и идти неведомо куда не спешил.
— Мудрый, скажи, Вильяре удалось усмирить стихии?
Анонимный мудрец, определённо, начал раздражаться:
— Ты всё равно не слышишь их зова, чужак, тебя это не должно заботить.
— Раньше я слышал, и мне не понравилось. Мудрый, разве ты не обязан довести до конца дело, начатое твоей сестрой по служению? Защитить клан Вилья от страшного, беззаконного колдовства?
— А с чего ты взял, что она не закончила? Тебя-то, я вижу, она очень надёжно защитила.
— Мне показалось, у неё что-то пошло не так.
— Тебе показалось. Но если ты не желаешь ещё раз испытать нечто подобное, скорее бери Вильяру, и прочь из этого круга. Или я сейчас ухожу один и бросаю вас здесь. Это не мои угодья, я здесь тоже случайный путник и обязан беречь себя для своего клана.
Ромига не знал, чем именно ему грозят, насколько серьёзна угроза, но очевидно, аноним всё сильнее нервничал и сам спешил убраться подальше. Нав сгрёб колдунью в охапку, медленно встал. Тяжёлое вялое тело безвольно повисло у него на руках, неприятно напоминая труп. Да нет, жива, конечно… Ромига поцеловал, тихонько позвал колдунью по имени — никакой реакции. Аноним, не теряя времени, властным жестом возложил свою тяжкую длань наву на плечо, вцепился, будто когтями, и затянул незнакомую заунывную песнь. Полыхнуло фиолетово-синим, ослепило, нав сморгнул — увидел вокруг совсем другие камни, огромный незнакомый круг. А мгновением позже всё тело вдруг скрутила боль, да так, что не продохнуть. Ноги подкосились, Ромига осел на колени, из последних сил прижимая к груди свой драгоценный груз. Не терял сознания: после некоторых тренировок в Цитадели было кое-как терпимо. Аноним попытался уволочь его за шиворот, вместе с Вильярой в охапке, но за комбинезон — поди, ухвати. Мог бы забрать и унести одну колдунью, однако не стал. Просто скомандовал:
— Нимрин, за мной! Прочь из круга, иначе умрёшь!
На этот раз нав не нашёл ни единого повода для спора и проволочек. Тяжело встал и, шатаясь, потащился следом. Боль подгоняла, а мысль о том, куда их с колдуньей ведут, и нужно ли им туда, замедляла шаги. Круг сжался до пяти камней, значит, выход уже близко, а что делать дальше, не ясно.
— Вильяра, очнись, пожалуйста! — ноль реакции. — Вильяра!
Ромига подкинул её, перехватывая поудобнее, и вдруг его ноша полегчала, туманом утекла из рук. От неожиданности он потерял равновесие, чуть не завалился назад, потом с удвоенной скоростью рванул за анонимом. Нагнал его в каменных воротах, выскочил из круга первым, встретил лицом к лицу.
— О мудрый, теперь, когда хранительница клана Вилья по собственной воле нас покинула, у тебя не осталось ни единого повода скрывать своё имя.
Ромига не был уверен, что Вильяра ушла сама, а не затянуло её куда-то. Зато аноним не усомнился и пришёл в ярость.
— Проклятая девчонка! Да сколько ж я буду за ней гоняться! Развела полные угодья беззаконников, а у самой — одни забавы на уме! — искреннее возмущение, что добыча сбежала, и нотки фальши на фразе о беззаконниках заставили Ромигу разом позабыть недавнюю боль и собраться.
— Мудрый, имя!
— Да кто ты такой, чтобы требовать, безродный приблуда! Повелеваю, молчи и следуй за мной.
Наву Ромиге из Великого Дома Навь было, что возразить на безродного, и совершенно не хотелось подчиняться абы кому. Однако если анонимный мудрец упорно не желал представляться, то и Ромиге совершенно ни с руки было выдавать лишнюю информацию о себе. Интересно ещё, кто и что наплёл анониму про Нимрина?
Идти на прямую конфронтацию нав поостерёгся. Уж если мудрая Вильяра, со всей своей силой и выучкой, почла за благо тихо слинять, бросив его тут… Точного хода Вильяриной мысли Ромига угадать не мог, но предполагал, что в первую очередь мудрая станет решать неотложные проблемы своего клана, оберегая, по возможности, собственную жизнь, а затем уже постарается вызволить чужака, которому обещала покровительство и защиту. Значит, его дело — выкарабкаться самому или дожить до подмоги: с минимальными потерями, а лучше, с каким-нибудь прибытком. Ромига чуть склонил голову и посторонился, пропуская анонима вперёд.
— Следую за тобою, о мудрый!
А кстати! Превосходящего противника гораздо удобнее бить исподтишка в спину. Мысль мелькнула и тут же отразилась на лице бедовой улыбкой, сверкнула искорками в глазах. Мудрый аноним скривился, будто от кислятины:
— Следуй впереди, Нимрин!
Ой, как ожидаемо и быстро!
— А куда?
Аноним указал — плавным, отточенным жестом, исполненным величия. Краткая песнь проложила чистый и будто бы даже немного подсвеченный коридор в снегопаде. Эффектно! Нав ещё раз поклонился — на сотую дюйма ниже прежнего — и будто человский турист на экскурсии, заинтересованно глазея по сторонам, зашагал по тропе между скальных клыков, серпантином — вниз по склону. Идти было легко, радужно искрящийся снег не проваливался и не скользил. А ещё он противоестественным образом не скрипел, не хрустел под ногами, оттого нав не слышал шагов анонима за спиной, и это слегка нервировало. Колдун поспешил сквитаться, или в этом месте так принято? Впрочем, магу достаточно ауры другого мага, воину — шума дыхания: шорох одежды, звук шагов — необязательные дополнения.
Спуск стал круче, волшебная тропа подстелила под ноги удобную лесенку. Впереди и внизу смутно замаячили какие-то огни. Резкий поворот, и нав упёрся в дверь в скале, ярко освещённую двумя горящими плошками. Деревянная створка сама собой отворилась с тихим мелодичным скрипом, будто пропела: «Добро пожаловать!». У входа в дом Ромига старательно отряхнул с себя снег. Аноним тоже встряхнулся по-звериному: озарённый трепещущими на веру огнями, он ещё сильнее напоминал грозное божество. Свет снизу превратил крупное, угловатое лицо в гротескную маску, глаза мерцали и вспыхивали своим собственным холодным пламенем. Наву не часто доводилось запрокидывать голову, чтобы встретить чей-то взгляд, и это был тот самый случай.
Ещё один величавый, исполненный самолюбования приглашающий жест:
— Добро пожаловать в дом у фиорда, Нимрин! Проходи смелее, не бойся, не стой на пороге.
Ромига не боялся, но ощущение захлопнувшейся ловушки неприятно сжало сердце, когда дверь ещё раз пропела, затворяясь за спиной.
Коридоры здесь были такие же, как в доме Лембы: длинные, извилистые, скупо подсвеченные склянками со светлячками. И комната, куда анонимный мудрец привёл Ромигу, походила на гостевые покои, где нав познакомился с колдуньей и кузнецом. Каменные стены и свод, пол, застланный шкурами, куча шкур, побелее и попушистее, на низкой лежанке, жаровня для тепла, масляные лампы для света. Аноним снял и небрежно зашвырнул в угол свою роскошную меховую куртку, будто бы нарочно красуясь литыми мышцами; вальяжно развалился на куче шкур и указал наву на свободное место рядом с собой. Ромига прикинул доступные варианты: примоститься на самом краю лежанки или сесть вплотную, тело к телу? Нет, пока ни то, ни другое. Прошёлся по комнате, изучая обстановку в той же манере праздного, но любопытного туриста, исподволь ловя на себе жадные взгляды, в которых исследовательский интерес спорил с откровенно сексуальным и как бы не кулинарным.
Две молчаливые женщины, насторожённо косясь на чужака и с явным страхом — на мудрого, внесли столик со снедью и тут же вышли. Ромига утянул с лежанки шкуру, свернул и уселся по другую сторону стола: так и есть будет удобно, и смотреть в бесстыжие, прозрачно-льдистые глаза анонима. Тот протянул руку к одному из блюд, ловко подцепил толстыми пальцами тончайший ломтик копчёного мяса, свернул в трубочку, надкусил, смакуя. Улыбнулся.
— Угощайся, Нимрин, в доме у фиорда дивно готовят!
По старой шасской пословице, мясо наву дважды не предлагают. Ромига попробовал — вкусно и не отравлено, однако набрасываться на угощение не стал. Ел медленно, церемонно, словно на приёме у важной особы, да собственно, так оно и было. Через некоторое время важная особа соблаговолила поинтересоваться:
— Нравится?
Ромига честно ответил:
— Да.
— А знаешь ли ты, что мы сейчас едим?
Нав светски улыбнулся:
— Я не силён в кулинарии Голкья. Но судя по твоему вопросу, мудрый, мы едим либо что-то особенно изысканное и редкое, либо что-то запретное для большинства охотников. Рискну предположить, что при жизни оно ходило на двух ногах и умерло не само, а его добыли в пищу намеренно? Я угадал?
Слишком густые и широкие, даже для уроженца Голкья, белые брови удивлённо поползли верх.
— Да, Нимрин, ты угадал. И я вижу, тебя совершенно не смущает участие в такой беззаконной трапезе.
— Странно, что оно не смущает тебя, о мудрый.
Аноним горделиво расправил необъятные плечи:
— Мудрому дозволено всё, что не вредит его клану. Это — закон! Моему клану сия трапеза не вредит и даже приносит некоторое благо. Потому мне нечего смущаться и стыдиться, в отличие от тебя.
— А я — не охотник, если ты ещё не заметил, мудрый. Я существо иной крови. Себе подобных я не ем ни под каким соусом, но уверен, этого ты мне и не предложишь. Сам я воздержался бы убивать на еду любого разумного, пока в снегах полно белянок и прочей дичи, но это ваши дела. Я здесь недавно, и многого не понимаю. Может, хоть ты разъяснишь мне, что за история с беззаконниками? Что и откуда вдруг взялось?
Мудрый аноним издал нечто среднее между коротким смешком и сытой отрыжкой:
— Такова, Нимрин, участь любого ничтожества: сражаться на войне, меняющей лик мира, не понимая её сути. Ныне в муках рождается новая Голкья, старая в муках умирает. Мы следуем по пути всех обитаемых миров, как бы ни противились слепые стихии и закосневшие в древних предрассудках разумные. Лучшие из охотников неизбежно достигнут блага и процветания…
А худших, видимо, съедят, во славу прогресса! Ромига иронично изломил бровь.
— О мудрый, неужели ты так низко пал, что усадил с собою за стол ничтожество?
Анонимный мудрец расхохотался:
— Забавно сказано, но не верно! Я стою высоко, ибо непреклонна моя воля, неисчерпаема сила и непреложна власть. Захотел, усадил ничтожество с собою за стол, — толстый палец уставился наву в грудь. — Захотел, выставил его на стол, — широкий жест над блюдами. — Захотел, спустил в навозный колодец, познавать низость падения. Но это, конечно, далеко не сразу, а если не захочу, так и никогда. Ты ведь желаешь длить свою ничтожную жить, Нимрин, значит, неизбежно покоришься. Кстати, я велел тебе сесть вот сюда, рядом, ты что, не понял? И сними с себя эту странную шкуру, мне любопытно, что нашла в тебе блудливая девчонка.
Нав, не двигаясь с места, смерил анонима долгим оценивающим взглядом. Скорчил разочарованную гримаску:
— Прости, мудрый, ничего не получится. Мне доводилось брать мужчин как женщин, однако твоя мохнатая белая задница совершенно не в моём вкусе.
Аноним ковырнул ногтём мясо из зубов, приподнявшись, вытянул ручищу через стол — Ромига уклонился от попытки взять себя за подбородок и тут же разъяснил, подпустив в голос толику угрозы:
— Не твоё, не лапай!
Сытая, довольная улыбка, с которой аноним неторопливо убрал руку, отозвалась в груди нава мерзким холодком. Ромига знавал разных маньяков, с одним даже дружил, потому досконально изучил правила подобных игрищ. Кажется, сейчас это знание работало против него: роль заведомо обречённой жертвы навязчиво липла к шкуре, сковывая воображение и разум, лишая свободы манёвра. Вопреки первоначальному замыслу — исследовать ещё одного представителя элиты Голькья и потянуть время — Ромига всё настойчивее нарывался на агрессию, чтобы подороже продать свою жизнь и побыстрее отмучиться. Самое поганое, вероятность победы он ощущал близкой к нулю. Худшего настроя что для беседы, что для драки, пожалуй, не придумаешь. На счастье или на беду, аноним был сыт, благодушен и лениво игнорировал Ромигины провокации. Вот и сейчас он покачал крупной головой в роскошной белой гриве и задумчиво протянул:
— Я тоже пока не решил, в моём ли ты вкусе, Нимрин. Ты слишком тощий, злой и некрасивый. Пожалуй, я возьму тебя в круг, там любая подстилка кажется мягкой. А Камням — чем диковина чуднее, тем лучше. Но всё-таки я желаю рассмотреть тебя прямо сейчас. Встань и разденься!
Приказ был подкреплён чем-то, вроде лёгкого «заговора Слуа», который нав без особых усилий отразил и ответил:
— Ну, хоть кому-то здесь любопытны диковины. Скажи, мудрый, почему охотники так равнодушны к появлению чужаков, которые валятся на Голкья, не пойми откуда, и совершенно на вас на всех не похожи?
— Да потому, что любой мало-мальски одарённый сызмальства бродит дорогою сна по иным обитаемым мирам. Каких только удивительных уродцев там ни встретишь! Чужих одарённых тоже иногда заносит на Голкья. Во плоти, как тебя, не слишком часто, да и не заживаетесь вы у нас…
На этот раз Ромига даже не ощутил прикосновения магии — просто вдруг обнаружил себя голым посреди комнаты. Аноним стоял за спиной и, крепко придерживая нава за плечо, другой рукой ощупывал его левую лопатку. Кожу холодило и покалывало, смутно напоминая какой-то не слишком приятный и напрочь позабытый эпизод. Дёргаться было глупо, да кажется, и бесполезно, оставалось поинтересоваться.
— Эй, мудрый, чего ты там нашёл?
— Занятные у тебя шрамы, Нимрин. Тень зачарованного узора, который наложил один сильный колдун, а другой, ещё сильнее, выдрал с мясом. И колдуны были с разных миров. Пожалуй, любопытная девчонка могла польститься на твою историю, а не на твои мослы, — аноним брезгливо потыкал нава пальцем в рёбра, ущипнул за мышцы возле хребта, потом за ягодицу. — Да уж, такое сгодится только в круге.
Вопреки собственным словам, он сграбастал Ромигу за плечи, прижал к себе всей спиной и пару раз лениво толкнулся бёдрами, словно примериваясь. Сквозь мех штанов ничего особо не выпирало, но жару от огромного, мощного тела — будто от печки. Обычного тепла разгорячённой кожи — и того самого, живительного, которым щедро делилась с навом Вильяра. Ромига поймал себя на желании притиснуться плотнее и греться, греться… Тут же зарычал:
— А ну, пусти!
Аноним с коротким самодовольным смешком развернул его лицом к себе:
— Знаешь, ничтожный, почему я позволяю тебе дерзить и не беру силой? Ты ведь уже испытал мою власть и понимаешь, что я делаю с тобой всё, что захочу.
— А чего не хочешь, того не делаешь. Просто, как палец показать, — Ромига для наглядности подкрепил слова жестом.
Оттопыренный средний на Голкья не означал ничего, аноним согласно кивнул:
— Верно, но не полно. Я знаю, в чём ты нуждаешься, подранок. Я подожду, пока ты сам запросишься ко мне на шкуры или в круг. Вот тогда я подумаю, оказать ли тебе эту милость. А пока можешь одеться и доесть тут всё. Возможно, позже с тобой придёт побеседовать кто-то из обитателей дома у фиорда. Не обижай их, иначе я разгневаюсь и накажу тебя. До встречи, Нимрин… Если доживёшь.
Эффектным пассом аноним приманил сброшенную куртку. Каменная дверь сама собой, без привычного рокота, откатилась перед ним, и, выпустив из комнаты, так же бесшумно вернулась обратно.
Ромига остался один и тут же засадил в стену «эльфийскую стрелу». Как и ожидал, на чужой энергии получилось убого. Поспешно натянутый комбинезон не добавил ни тепла, ни уверенности в своих силах. Аноним легкомысленно оставил наву оружие, но даже верные катаны казались бесполезными подвесками к поясу. Ромига присел на лежанку, потом лёг, свернувшись клубком. Он чувствовал себя едва ли не хуже, чем в сугробе у тракта, хотя объективно, был гораздо целее. Попытался уснуть, но почему-то не смог, впал в странное полузабытье без эмоций и мыслей. Пребывал в нём несколько часов, пока не почуял голод. Поднялся и доел остатки бедолаги, которого угораздило после смерти достаться не белым зверям, как принято среди охотников, а пойти на закуску в доме у фиорда.
Кстати, не здесь ли когда-то родилась Вильяра? Дом у Синего фиорда, да. Конечно, аноним мог утащить Ромигу с колдуньей вовсе на другой континент, но наву показалось, что время суток и пурга у обоих Зачарованных Камней были одинаковые, значит, скорее всего, не слишком далеко.
Дожёвывая последний кусок, Ромига пронзительно-ярко вспомнил совет в доме кузнеца, обезумевшую от горя женщину с окровавленной головой в руках, выражение лица Лембы… Возможно, анонимному мудрецу и его гостю подали, красиво сервировав на нескольких блюдах, того самого охотника... Аппетит у нава от этой мысли не исчез, зато злость и воля к сопротивлению, наконец, пробудились.
Ромига встал и попробовал откатить дверь — тщетно. Заперто было каким-то заклятием, и запечатано надёжно: вся комната — внутри замкнутого контура. Делать было нечего, и нав принялся методично опробовать все взломщицкие приёмы, которым его учили. Начал с простого механического воздействия: навская сталь не пострадала, камень, к сожалению, тоже. Быстро дошёл до весьма изощрённых арканов и понял, что энергия закончится раньше, чем он испытает все. Решил приберечь силу до встречи с анонимом или другими визитёрами. Дверь-то они сами откроют, никуда не денутся…
Когда из коридора донеслись шаги, дыхание, шорох по камню и короткая песенка, нав насторожился. Шебуршали там, минимум, трое. По рокоту откатываемой двери Ромига сразу понял: пришёл не аноним, тот предпочитает обходиться без пошлых бытовых шумов. Неприятным сюрпризом стало то, что сторожевое заклятье не разомкнулось, а сжалось вокруг Ромиги, сковав движения едва ли не до полной неподвижности. Нав как встал настороже у притолоки, так и застыл столбом. И магия оказалась связана, будто кто-то предусмотрительно нацепил на пленника брошку с акулой, зря он только энергию берёг.
В комнату с опаской зашли две уже знакомые женщины. Сейчас ничто не мешало рассмотреть их во всех подробностях, и нав с интересом вглядывался в немолодые, угрюмые, напряжённые лица. Вероятно, зиму-другую назад они были, на местный вкус, весьма хороши. Разрез глаз, форма носа и губ, лёгкая рыжина по ости пышных белых грив отличали обеих охотниц ото всех виденных прежде, но не настолько, чтобы с уверенностью решить, племенные это черты, или яркие фамильные. А сёстрами эти две вполне могли оказаться, слишком много общего в облике и повадках.
Встречаться взглядами с чужаком женщины упорно избегали, даже искоса и мельком. Если переговаривались, то только безмолвной речью. Прибирая после трапезы, на ровном месте развели такую бестолковую суету, что аж смотреть противно. Скорее всего, женщины занимали в своём доме далеко не последнее место. Добротные меховые штаны на обеих были щедро изукрашены бисерными висюльками вдоль швов и у пояса — это не считая сложносочинённых ожерелий, тяжёлых серёг, забавно оттягивающих уши, браслетов на запястьях. Но подо всей богатой мишурой сами охотницы выглядели измотанными и зашуганными, у Лембы даже младшие служанки держались бодрее. Когда женщины уже подхватили столик и двинулись на выход, Ромига спросил:
— Хорошо ли живётся в доме у фиорда, красавицы? Не тревожат ли дурные сны?
17.09.16 Исправленный и дополненный эпизод с АрайейЭффект вышел, как если бы вдруг заговорила посуда. Стол уронили — с грохотом и дребезгом разлетевшихся черепков — и остолбенели, вытаращив одинаковые изжелта-зелёные глаза, зажав себе ладонями рты. Потом одна женщина заполошно всплеснула руками и опрометью сбежала, вторая выскользнула в коридор с оглядкой, по стеночке. Там случился короткий разговор на повышенных тонах, после чего в комнату вразвалочку зашёл очень знакомый на рожу охотник. С прошлой встречи эта рожа украсилась двумя роскошными фингалами, перебитым носом и рассечённой, грубо зашитой бровью, однако не узнать Арайю было трудно. И как не заполировать красоту (даже любопытно, кто беззаконника так отделал?) парой «эльфийских стрел»: в лоб и в сердце?
Увы, затея пустая, даже не сверкнуло. Арайя криво ухмыльнулся, продемонстрировав дырку от недавно выбитого клыка. Выволок в коридор стол, вернулся, распинывая из-под ног черепки вместе с устилающими пол шкурами и недвусмысленно поддёргивая рукава обтрёпанной куртки:
— Вот ты и попался в силок, никчёмный колдунишка! Хорошо помнишь, погань, за что я тебе сейчас всыплю? Или опять всё забыл?
Ромига ничего не забыл, но убитых беззаконников ему было ничуточки не жаль: не полезли бы они обманом захватывать чужой дом, все жили бы! Он ответил широкой, нахальной улыбкой, глядя в заплывшие глазки беззаконника.
— Да неужто, за тарелки, разбитые двумя трусихами?
Хрясь! Нав попытался уклониться от прямого в челюсть и вмазать в ответ, но еле дёрнулся. Град ударов, стремительных, сильных, хлёстких, ни увернуться, ни заблокировать, только терпеть, изображая тренировочный манекен. Ромига быстро «поплыл», несмотря на высокий болевой порог, хвалёную навскую живучесть и то, что колотили его не смертным боем, а скорее, чесали кулаки. Наконец, Арайя выдохся, отступил, зализывая сбитые костяшки, отплёвываясь от чёрной и красной крови. С удовольствием осмотрел дело своих рук — незримая сеть так и держала избитого нава в вертикальном положении. Арайя ещё раз брезгливо сплюнул:
— Вот же погань! Жаль, мудрый запретил убивать тебя до смерти, а то выпустить бы тебе кишки, да ими же удавить, — пустая угроза, беззаконник боялся анонима куда сильнее, чем ненавидел нава.
— Как зовут-то твоего мудрого? Кому кланяться за спасение? — трудно говорить, губы разбиты, а говорить внятно — почти невозможно, однако Ромига старался изо всех сил. Он хотел знать имя, это казалось важным, важнее боли.
Арайя поморщился, передёрнул плечами:
— Его зовут мудрый, просто мудрый.
Вытянул из ножен чёрный в рыжую прожилку обсидиановый нож, подул на лезвие, примерился к неподвижному наву так и эдак, будто перед разделкой туши.
— У-у-у, каких же охотников ты загубил, навозный выползок! За единого из них всей твоей поганой жизни не хватит расплатиться, а уж за всех…
Сиплый голос Арайи дрогнул, и прорвалось вдруг наружу такое горе, такая дикая, невыносимая тоска и отчаяние, что Ромига позабыл даже о неприятном соседстве обсидиана. Нет, наву по-прежнему не жаль было ни убитых, ни выжившего, он с удовольствием воссоединил бы их… А нож мелькнул в опасной близости от лица, намечая удары в глаза, потом, ощутимо царапая, подпёр подбородок:
— Знай, погань! Когда мудрый позволит, я спрошу с тебя за них, как за весь мой дом. Дом Арайи, славный мастерами, дом каменных клинков! До сих пор вся Арха Голкья пользуется нашими изделиями, а дома — дома больше нет. Поганый сосунок Рийра гостил у нас полторы луны, жрал за четверых, валял женщин по шкурам. Он был там в ночь, когда всё рухнуло, и даже не вывел никого, выскочил один. Я потом поднял его на нож, но мудрые, погань, ужасно живучие. Он даже простил меня, не стал объявлять вне закона, когда выздоровел… Мои четверо были последние, понимаешь? Больше у меня никого и ничего не осталось в мире!
Возможно ли от всего сердца посочувствовать тому, кто бьёт, тычет в тебя ножиком и грозится убить? Да запросто, если приглушить одни эмоции, дать волю другим и чуть ослабить контроль рассудка. Можно ли обратить себе на пользу это вредное и опасное, разлагающее волю сочувствие к мучителю, сделать его обоюдоострым оружием? Ромига тяжело, горестно вздохнул, откашлялся, харкнув в сторону чёрными хлопьями крови. Магическая сеть не препятствовала.
— Арайя, я не в силах исправить содеянное, ты в праве мне отомстить. Но поверь, я сожалею, что так вышло с твоими друзьями, — нав скорбел сейчас вместе с беззаконником и сам себе почти верил. — Я здесь тоже один, как былинка на ветру. Когда мы с тобой встретились, я был не в себе и долго выбирал, на чью сторону встать. Тебе достаточно было сказать десяток слов, и я был бы с вами, а не с кузнецом.
Беззаконник глухо зарычал, муки запоздалых сожалений гримасой перековеркали лицо. Ловя его настроение, старательно подстраиваясь, Ромига не сразу заметил, что обсидиан больше не врезается в кожу, а потом Арайя вовсе спрятал клинок. Ромига продолжал говорить:
— Не знаю, что было бы дальше со всеми нами, и что ты собирался делать с захваченным домом…
Арайя яростно мотнул головой, будто пытался вытрясти оттуда какие-то нежеланные, назойливые мысли.
— Что-что! Взял бы под свою руку, встал бы вровень с поганцем Вильгрином! Нет, я встал бы выше, потому что клятый выскочка получил пустой дом из рук своего мудрого, а я взял бы сам. Веришь ли, эти чуровы Наритья с самого начала принимали нас только младшими слугами — или зимуйте в норах у ярмарки. Вилья мне хотя бы на макушку не плевали, даже когда посылали от порога в белые снега, один за другим.
Теперь охотника корёжил жгучий, из последних сил подавляемый стыд. Ромига напомнил:
— Ага! Лемба всего-навсего поставил нас грести навоз.
Нет, Арайе не полегчало, и он внятно объяснил, почему:
— Я в своём доме поступал с новичками ровно так же. Потом уже, если хорошо себя покажут, давал работу почище, ставил над другими работниками. А если кто на охоте отличится, тех принимал в старшие слуги. Иные мне потом любезнее кровной родни…
Заплывшие, обведённые синяками глазки Арайи затуманились, заблестели непрошенной слезой. Он люто тосковал по дому, по своим охотникам и не думал этого скрывать. Он уже почти не боролся с ужасом осознания, что беззаконная авантюра, попытка завоевать себе новый дом, стала фатальной ошибкой, которая отняла у него последнее. Он раскис от сочувствия собеседника и безоглядно выворачивал душу, напрочь позабыв, что перед ним недруг. Ромига вспомнил рассказ Лембы: с каким достоинством бездомный беженец Арайя просился в младшие слуги, какое впечатление произвёл тогда на умного и проницательного, хотя, местами, простоватого кузнеца. Сам нав запомнил младшего слугу Арайю хитрым, хватким и предельно собранным вожаком маленькой, но смертельно опасной стаи. Сейчас от прежнего остались какие-то жалкие руины: очередная неудача Арайю так подкосила, гибель последних из его дома, или что-то ещё? Кто и за что его бил: гораздо сильнее, чем он — нава? Ответов на вопросы пока не было, но Ромига надеялся их получить, а если особенно повезёт, так и завербовать себе в доме у фиорда какого-никакого союзника. Сказал:
— Мне говорили, Лемба принимает слуг так же, как ты принимал. Слушай, а зачем тогда было беззаконничать, бить в спину хозяевам дома? Ну, перетерпели бы луну-другую, зима длинная…
Арайя выщерил свои три клыка, но оскал получился страдальческий, а не грозный.
— Да затем, что всё равно все эти Вилья уже не хозяева своим домам и угодьям, а многие — не жильцы! Мудрый так сказал! Ну и зачем гнуть спину перед каким-то Рыньи, когда решалось, кто возьмёт дом кузнеца: я, или Чунк, или Вильгрин опять поставит кого-то своего, из Наритья? Мы и заключили между собою договор. Если я займу дом, мне им владеть, а Чунку с братом — трудиться старшими слугами в кузнице, они знают железо и сталь. Если же меня убьют, а другим повезёт больше… Ладно, чего уж теперь, оборачивать дни вспять не умеют даже мудрые, — беззаконник закончил фразу тихо и смертельно устало.
Ромига поддакнул:
— Правда, не умеют, но иногда так хочется! Помог бы я тебе в доме Лембы, может, не сидели бы мы с тобой сейчас оба в навозном колодце! Уж точно — не бросила бы меня Вильяра в зубы твоему мудрому, которого нельзя называть по имени. Кстати, а почему? Он что, покойник?
Арайя вяло мотнул головой:
— Нет, это мы с тобой покойники, Нимрин. В неведомом клане, в бездомном доме ошибок не прощают. А уж в доме у фиорда.., — беззаконник почесал шов на брови, поморщился.
Ромига нашёл повод уточнить:
— У Синего фиорда?
— Да, говорят, Вилья, которые жили тут раньше и все передохли, называли эту нору — дом углежогов у Синего фиорда.
Нав отметил, что история вымершего дома совсем не радует беззаконника, бередит боль его собственной потери. Кто бы мог подумать, что Арайя способен жалеть не только своих! Жалеет, и тут же сам на себя злится. Вообще никакой магии не нужно, чтобы его читать — всё на лице и в языке тела.
— Арайя, а от чего они передохли-то?
— Вильгрин хвастал, будто бы от проклятия, которое его папаша наложил на его мамашу, когда она сбежала, а после вышла замуж за главу углежогов. Мудрый услыхал — смеялся так, что стены тряслись. Потом вмазал Вильгрину по уху и велел не болтать ерунды. Сказал, что старый Поджа, конечно, одарён, но не настолько. А беглая знахарка сама уморила тут всех: нечаянно или по умыслу, кто её разберёт. Сама-то она выжила, хотя спятила и сгинула потом. И отродье её от углежога выжило. То самое, которое теперь — Вильяра мудрая.
Вот Ромига и услышал историю Вильяриного семейства с другой стороны. Интересно, как среагирует мудрая, узнав про такую свою родню? Единоутробный братец — беззаконник и живоед… Или Вильгрин добывает и готовит двуногих исключительно для анонима, а сам — ни-ни?
— Арайя, слушай, получается, Вильяра, как и ты, последняя из своего дома?
— Дурак ты, Нимрин! Она — мудрая. Поганая порода! Без них — пропадёшь, а с ними — тем более. Ты говорил, она кинула тебя нашему в зубы? Скажи-ка, а брала ли она тебя в круг Зачарованных Камней?
На последних словах беззаконника так перекорёжило ужасом и отвращением, что Ромига не усомнился: Арайю — брали, и лучше не спрашивать, в каких именно позах, и какие следы, помимо синяков от побоев, прячет он под курткой. Аноним же ясно сказал: «В круге — любая подстилка кажется мягкой!» Видать, немало разных успел перепробовать. Опасения насчёт собственного будущего Ромига заглушил приятными воспоминаниями, протянул с мечтательной улыбкой:
— Вильяра красивая, сладкая и горячая, с ней везде хорошо, а в круге — особенно. Плохо без неё!
Совсем было потухшие глазки Арайи полыхнули вдруг лютой ненавистью, он мигом собрался и закрылся. Всё-таки нав недостаточно хорошо знал охотников вообще и этого конкретного: как ни старался держаться с собеседником «на одной волне», а допустил ошибку. Однако, это не повод для прекращения разговора! Даже если беззаконник снова пустит в ход кулаки, попутно может выболтать ещё немало интересного.
— А как думаешь, Арайя, сможет Вильяра заломать этого вашего безымянного? Вот выгонит она его из своих угодий, а то и убьёт. И где окажется тогда вся ваша беззаконная стая?
Арайя расправил плечи, глянул свысока, как на дурного.
— Даже не надейся! Сеголетка не сдюжит против матёрого зверя, а уж против двоих — тем более. Я думаю, не увидишь ты её больше. Если только мудрый поймает её и захочет как-нибудь особенно проучить, с твоим участием. Он — может! Живоеды из сказок того не делали, что он делает и чему учит, а иных — заставляет.
Беззаконника передёрнуло, Ромигу — тоже. Арайя, заметив это, зло ухмыльнулся, Ромига ответил таким же оскалом:
— И что же он заставлял тебя делать, о глава вымершего дома каменных клинков?
— Ничего! — выкрикнул Арайя, побагровев лицом, и спешно сменил тему. — Ты всё допытываешься, чужак, как его зовут. Наш мудрый — он мудрый над всеми мудрыми, над всеми кланами. Назовёшь его Голкирой, не ошибёшься. Только он сам не велит, говорит, пока рано. Прежнего главу Совета никто не видел мёртвым, и сроки не вышли.
Нав фыркнул, не сдержав иронии:
— А мне казалось, быть скромным и соблюдать закон — это не про нашего мудрого. И какой же клан породил будущего великого Голкиру? Не твои ли горячо любимые Наритья? Небось, ради них он и старается, а прочие, вроде тебя, налипли им снегом на сапогах? Он — Наритьяра, да? Скажи, Арайя, который из трёх? Младший? Средний?..
Беззаконник ощерился, схватил нава за шею, встряхнул:
— Вот же ты болтливая, живучая чёрная зверина! Мало я тебе вломил? Ну, да, Сред…
Резкая судорога скрючила пальцы, сжатые на Ромигином горле, так что наву стало временно больше ни до чего. Гортань смята, ещё чуть-чуть, и захрустят позвонки. А беззаконник забился, дико выпучив глаза, пуская изо рта пену. Бросил Ромигу, вцепился обеими руками себе в голову, завертелся волчком и рухнул, содрогаясь в конвульсиях.
Когда Арайя, наконец, затих на сбитых шкурах, кто-то спешно закатил дверь, и сразу после этого магическая сеть отпустила нава, замкнув контур по границам комнаты. Ромига осел на пол: полуживой рядом с облёванным, обгадившимся трупом, и некоторое время собственное состояние заботило его гораздо сильнее зловонного соседства, а также всех чувств и мыслей по поводу разговора.
Но всё-таки, крепко же аноним — а если верить последним словам покойника, Наритьяра Средний — заклинает своих на молчание! Неужели, он ещё надеется утаить в мешке шило таких размеров, как претензия на мировое господство? Хотя, когда Арайя в доме кузнеца скрывал имя мудрого, стоящего за беззаконниками, это имело смысл. Да и сейчас… Ромига призадумался о своих шансах остаться живым свидетелем. Нет, от побоев и последней хватки Арайи он скоро оклемается, но как бы это ни наименьшая его неприятность в доме у фиорда. А всё равно проблемы следует решать по очереди! Побыстрее привести себя в порядок, обыскать труп — не найдётся ли чего полезного — и терпеливо, вдумчиво ковырять сторожевое заклятье. Пока рядом нет живых, оно слабеет, не блокирует магию наглухо, а значит, у пленника есть надежда. Тот не нав, кто в заточении просто садится ждать подмоги. Вильяре с Латирой Ромига, конечно, пожелает удачи, но рассчитывать, что мудрые придут и спасут его, не будет. Вот сейчас он ещё немного отдышится, и…
17.09.16Вильяра выжгла себя едва не дотла, и всё же не смогла исполнить долг мудрой. Она не усмирила стихии. Она уступила беззаконному колдуну в магическом противостоянии. Она бросила Нимрина, которому обещала защиту и покровительство. Она сбежала от врага, не убившего её сразу, вероятно, лишь потому, что он понадеялся что-то с неё получить — или просто не захотел осквернять Зачарованные Камни. Она узнала поганого беззаконника и готова была обвинить его перед Советом Мудрых. Она была жива!
Она обещала Латире явиться в его убежище — и вывалилась ему под ноги с изнанки сна. Как висела, сомлевшая, у Нимрина на руках — всё вокруг сознавала, но не в силах даже пальцем шевельнуть — так битой тушкой и распласталась на полу пещерной залы. «Старый, я не справилась сама, мне нужна твоя помощь!» — небо поменялось местами с голкья, говорить безмолвно стало проще, чем вслух.
— Я знаю, мудрая Вильяра. Ты спела песнь, но стихии бушуют пуще прежнего. Потерпи, сейчас будет легче. А потом ты мне всё расскажешь, и мы вместе что-нибудь придумаем.
Пламя гудит в очаге, льётся в горло горячий пряный отвар. Вкус знаком по первому лету на ярмарке, и кажется, время повернуло вспять, вот-вот где-то рядом зазвучит мамин голос… Вмёрзшая в лёд фигура, рисунок на куртке, который ни с чем не перепутаешь… Знахаркина дочь чувствует, как бегут по щекам слёзы, и слишком слаба, чтобы остановить их… Нет, это тело сдало, а колдовская сила в избытке, значит, ничто не мешает мудрой Вильяре действовать в призрачном обличии. Великую песнь так не споёшь, а поговорить с Латирой — запросто. Она открывает глаза, садится прямо. Старик улыбается:
— Малая, не двоись или отойди в сторонку. Мешаешь.
Она легко встаёт и отступает на несколько шагов, глядит сама на себя со стороны: удручающее зрелище. Целительница молча наблюдает и одобряет всё, что Латира делает с её бесчувственным телом. Заодно, оценивает состояние самого старика: рана от стрелы почти затянулась и больше не угрожает жизни, похоже, древний Камень был щедр к нему. Мудрая озирается по сторонам: интересное логово, все стены расписаны, и даже потолок. Почитать бы рисунки, разгадать заметки собрата по служению, некогда жившего здесь. Жаль, времени не осталось совсем!
Вильяра начинает рассказ с того мгновения, как рассталась с Латирой, старик слушает и кивает.
— Значит, один отвлекал тебя безмолвной речью, пока второй будоражил стихии? Пересилил твою ворожбу, но понял, что ты выжила, и тут же явился за тобою во плоти?
— Именно так, старый.
— Ты говоришь, он наяву перетащил вас с Нимрином из одного круга в другой?
— Да, как в сказках. От наставника я даже не слышала про такую песнь.
— Твой наставник… Короче, есть такая песнь, очень удобная. Будет время, научу тебя. Между прочим, это куда проще, чем завершить Усмиряющую Стихии, когда тебе мешают два сильных и умелых колдуна… А знаешь, чему я больше всего рад, малая? Ты вовремя сбежала, и он не заклял тебя на молчание, ты спокойно называешь имена. Если позволишь дать тебе совет…
— Позволю, старый, за тем и пришла. Давай!
— Думаю, сейчас самое время оповестить всех мудрых, кого ты сможешь дозваться, начиная с хранителя знаний Нельмары и твоих ближайших соседей. Зови на помощь, но не удивляйся, если никто не придёт.
— То есть, как не придут? Почему?
— Обычаи дозволяют отказать в помощи мудрому, который не справляется с чем-то в своих угодьях. Каждый из нас отвечает за собственный клан, это закон. Ты скажешь им, малая, что беззаконники — угроза не только для Вилья, и будешь совершенно права. Но страх перед твоими врагами многим помешает признать твою правоту. Вспомни расклад в Совете Мудрых: глава Совета — неизвестно где уже третью зиму, Нельмара за него. Половина Совета — старейшие, и большинство из них так давно бродят по иным мирам, что их уже почти никто не помнит в лицо. А среди действующих хранителей кланов — много ли тех, кто обрёл опыт, но ещё не начал терять силу? И сама прикинь, сколько среди вас учеников твоего наставника и учеников его учеников? Я не к тому, что все такие непременно станут подпевать твоему врагу. Ты же не подпеваешь! Я к тому, что твой наставник скверно учил, и все вы недоучки, малая. Слыхала, за последнюю дюжину зим в пяти кланах Арха Голкья сменилось девять мудрых?
В иное время Вильяра разозлилась бы на старика за «недоучку». В иное, не сейчас. С неотвратимостью морского прилива на неё накатывало осознание всего происшедшего. Что она сделала, чего сделать не смогла, и какими последствиями — не для неё, тут всё ясно, смерть — а для хранимого ею клана грозила малейшая ошибка. Вильяра впервые в жизни ужаснулась собственной самонадеянности. Если держать в расчёте одну-единственную колдовскую пургу, лечение грозило стать хуже болезни, и едва не стало! Беззаконники могли строить свой план именно на этом: якобы, Латира растревожил стихии, Вильяра неудачно попыталась их усмирить, а совместными усилиями беззаконник и хранительница разнесли половину домов и угодий Вилья. А дальше закономерно: Средний Наритьяра является, милосердный и прекрасный (или суровый и грозный, как захочет!), героически спасает, кого успевает. Истерзанные Вилья уходят в зиму, а до весны доживают жалкие остатки. Селитесь, Наритья на землях своих далёких предков, наследуйте выморочное, плодитесь и размножайтесь! Просто, как умыться снегом, и этот поганый план ещё может осуществиться. Вильяра должна действовать предельно осторожно, как мама ей всегда говорила: «Не навреди!» Но как? Как действовать?
По первому разу Вильяра не боялась запевать Усмиряющую Стихии, крепко верила в свою силу и удачу. От мыслей о второй попытке ей жутко до одури. Её трясёт даже в призрачном обличьи, а телесная половинка стонет, плачет, мечется в тяжёлом сне. Мудрая и целительница с неумолимой ясностью понимает: раньше рассвета она никаким сверхусилием не соберёт себя, чтобы ещё раз начать и закончить великую песнь. Просто не сможет, и всё. Что же сейчас в её власти? Потратить время на размышления, на поиск выхода из ловушки, куда беззаконники загоняют её клан.
Она смотрит Латире в глаза и отвечает на заданный им вопрос:
— Я слышала, я думала и никак не могла понять, отчего мудрые на Арха Голкья всё время мрут, не успевая войти в силу. Отчего стихии там то и дело бушуют, охотники гибнут или разбегаются, как рогачи от пожара. Неужели, Наритья это нарочно устроили там, а теперь начали здесь?
Латира отводит взгляд, сокрушённо склоняет голову:
— Я опасаюсь преступить запрет и выболтать то, что меня убьёт, но ты догадлива, малая. Надеюсь, Рунира и Стира умеют думать и делать выводы не хуже тебя.
Вильяра вспоминает двух могучих, величественных старцев, которые помогали наставнику в обряде посвящения, и невольно ёжится. Именно Рунира и Стира провели знахаркину дочь сквозь огонь, воду, а потом оставили во льдах. Посвящённой ясна суть и смысл обряда, а всё равно не легче — она до сих пор побаивается этих двоих, не доверяет им. Наставник объяснял, у многих так бывает, и с годами пройдёт. Но, любопытно, почему самая неблагодарная роль в обряде досталась именно тем мудрым, с которыми ей жить и служить бок о бок? Почему наставник дал им именно такую роль, а они приняли? Раньше Вильяра об этом не задумывалась, а зря.
— Уж кого не назовёшь неопытными недоучками, так это моих соседей!
Латира кивает:
— Да, они из среднего поколения мудрых, ныне редкого и драгоценного. Но скажи, малая, они хоть раз помогли тебе, хотя бы советом?
— Я ни разу их ни о чём не просила. Понимаешь, старый, я до сих пор никак не прощу им боль и страх посвящения. Я думаю, мой наставник, чтоб его чуры драли, нарочно так задумал! Но сейчас я просто скажу Рунире и Стире, что если они понадеются отсидеться в стороне, пока беззаконники губят мой клан, то сами станут следующими.
Старик щурится, кривит губы:
— Имей в виду, они могут быть в сговоре с твоим врагом. Вспомни старые претензии Руни и Сти к Вилья. Старший Наритьяра поддерживал Руниру и Стиру, они вместе давили на твоего предшественника. Кстати, именно тогда твой материнский род лишился собственного дома.
Знахаркину дочь, как и всех детей Нари Голкья, учили: достойный охотник никогда не возводит напраслину на другого, не подозревает в поганых делах без очень веских на то оснований. У южан иначе, мысли и языки у них грязные, даже у лучших из них. Как же это иногда раздражает!
— Слушай, старый, зачем ты сейчас мне всё это говоришь? Сам-то ты собираешься помогать, или будешь только злословить всех и вся?
— Помогаю и буду помогать, малая. Я должен тебе и твоему предшественнику. Я должен твоей матери. Я должен Иули, а через него — твоему Нимрину. Я — враг твоих врагов. Но не жди от меня слишком многого. Станешь рассчитывать только на свои силы, точно не ошибёшься.
Вот же вывернул! Вильяре надоело это склизкое и зловонное, будто гнилые рыбьи потроха, словоблудие:
— Мудрый Латира, скажи, на рассвете ты пойдёшь со мною в круг усмирять стихии?
— Пойду, о мудрая Вильяра. Я стар для великих песен, но даже если круг возьмёт меня совсем, я всё равно спою с тобой. Только сперва ты вернёшься в себя, и мы поужинаем. Гляди-ка, похлёбка поспела. Потом ты пошлёшь зов всем, кому мы с тобой только что обговорили, и ты дашь им понять, что слаба, неуверенна в своих силах и очень боишься петь второй раз, — всё-то он про неё понимает, прошмыга серый! — Нет, а вдруг, я ошибся в наших братьях и сёстрах по служению? Вдруг, тебе дружно кинутся помогать? Знаешь, как я обрадуюсь, если ошибся в эту сторону, малая? А ну-ка, собирайся, вставай и ешь!
Ох! В призрачном обличьи хотя бы ничего не болело! Но что она за колдунья и что за потомственная знахарка, если не сумеет заговорить собственную боль?
А похлёбка оказалась навариста, вкусна и пахла всё теми же пряными, целебными травами. Вильяра хлебала её молча и быстро, ложка почти не дрожала в руке. Латира прав: подкрепиться — жизненно необходимо. Но время текло, и чтобы не тратить впустую драгоценных мгновений, Вильяра позвала Нельмару. В ответ — глухая, мёртвая тишина и холод.
— Старый, я тоже надеюсь ошибиться… Но как бы Совет Мудрых не остался без хранителя знаний!
Латира сосредоточился, посылая зов, отрицательно качнул головой.
— Возможно, малая. Но по моему опыту, мёртвые отзываются на зов чуть по-другому. Я почти уверен, что Нельмара жив и прячется. Или его спрятали. Может, против воли, заперли где-то. Сделать какое-то место мёртвым для мысленной речи очень не просто, но у нас и противники не простые… Что, тоже не слышала, что такое возможно? Однако если твой наставник учил твоего врага не как тебя, а как следует… Скажи, твой Иули владеет мысленной речью?
— Слышит, но сам пока не говорит.
— Это не важно. Если дозовёшься, ободришь его. Не дозовёшься, проверишь отклик.
Вильяра позвала — и снова упёрлась в ледяную пустоту. Мгновенный ужас, и сердце пропустило удар. Когда мудрая успела так привязаться к странному чужаку? Тогда ли, когда от скуки и от избытка сил залатала искалеченный дух частицей своего — или позже, в совместных приключениях? Но именно благодаря тому, что однажды Вильяра щедро поделилась собою с чужаком, теперь, сосредоточившись и успокоившись, она почуяла со всей определённостью: её Нимрин жив. И она готова была нащупать едва уловимую разницу откликов, о которой говорил Латира. Три зова подряд: безусловно мёртвый Дюран, пропавший Нельмара, безусловно живой Нимрин. Пусть голова раскалывается от боли, пусть холодеет и щемит сердце, но колдунья знает: двое из троих — живые. А мама, ну вдруг? Нет, увы. Наставник, на всякий случай? Нет, не воскрес, и пусть его чуры до жаркой и зелёной зимы гнилой рыбой кормят! А с главой Совета и не так, и не эдак, как-то иначе. Проверить бы по кому-нибудь, кто покинул Голкья, но таких знакомых у Вильяры нет.
— Малая, эй!
— Здесь я! Нимрин не слышит и не отзывается, но он жив. Нельмара, кажется тоже. Сейчас я ещё кое-что попробую.
Вильяра порылась в поясном кармашке, добыла оттуда крохотный свёрточек, а из него — несколько коротких чёрных волосков. Специально приберегла с того раза, когда Нимрин учил Вильяру с Лембой искать по-своему, вот они и пригодились. Прикинула расстояние от истоков Кривого ручья до Синего фиорда, набросила ещё половину сверх — силы-то хватит — и запела.
Силы хватило не только определить направление и расстояние, но и ясно увидеть. Комната — ой, какой знакомый скол камня над дверью, это точно её старый дом! Нимрин на лежанке: одетый, при всей своей воинской сбруе, спит поверх шкур. Или не спит? Глаза открыты, зрачки наполовину закатились под веки, а выражение лица как тогда, когда Вильяра только собиралась будить находку кузнеца — неприятно пустое. Послала зов –пустота и холод, а видение, между тем, начало таять. Вильяра невольно потянулась к Нимрину — её сдёрнуло в колдовской сон: резко, неодолимо...
— Куда?! — окрик и удар ложкой по лбу вернули в действительность.
Вильяра проследила, как с жалобным дребезгом катится по полу котелок из-под похлёбки — миг назад Латира доскребал гущу со дна. Сейчас старик шипел и кривился от боли в спине: рана хоть и подживала со свойственной мудрым быстротой, но дня три бы ещё воздержаться от резких движений… Однако успел! Вытащил!
— В чуров котёл, под чёрным солнцем, на холодном пламени, с сухою водой…
— Не ругайся, малая, расскажи, во что ты вляпалась. Судя по твоему лицу, ты начала проваливаться туда, куда совершенно не хотела попадать, иначе я бы не вмешался. Что там, ловушка? С наживкой?
— Да. Я зашла со стороны, где меня вряд ли могли ждать, и я всё равно попалась в неё…
Вильяра изложила подробности своего приключения, Латира только головой качал.
— Ну и мастера вырастил поганец, твой наставник! Умел же, когда хотел! Знаешь что, малая, давай-ка заканчивать со всякими выкрутасами, пока оба целы. Зовём и оповещаем мудрых: я — старейших, насколько смогу рассказать им с моею клятвой, ты — действующих хранителей…
Стира отозвался Вильяре сразу. Внимательно выслушал новости из соседнего клана и приглашение в круг — усмирять стихии. Ответил вежливым отказом и обещанием, если Вильяра погибнет, донести её свидетельство Совету. Вильяра кое-как упросила его не откладывать, сразу передать новости дальше, всем собратьям по служению.
Рунира сначала отказывался верить в беззаконие одного из самых могущественных и уважаемых мудрых, потребовал доказательств. Потом согласился, что кто бы на самом деле ни растревожил стихии, усмирить их нужно, и как можно скорее. Сказал, что постарается к полудню закончить дела в своих угодьях и придёт разбираться на месте.
Дальние соседи один за другим либо обещали помочь, но позже, либо наотрез отказывались рисковать ради чужого клана. После десятого по счёту зова Вильяра плакала, и даже слёз с лица не смахивала. После двадцатого сказала в сердцах:
— Хватит! Только время зря теряем!
Латира, сидевший с закрытыми глазами и тоже совершенно не радостным выражением лица, встрепенулся:
— Нет, не зря! Мы с тобой теперь не сгинем безвестно, а беззаконники не смогут творить свои дела тайком. Новость разлетается во все стороны. Двое из семи, кому я дозвался, уже знали, им уже сказали те, кого мы с тобой оповестили первыми.
— Из семи? Я поговорила с двумя десятками, и многие ещё мучили меня вопросами!
— Прости, малая! Я передал тайну, которую хранил, тому, кому смог её быстро объяснить. Мы с Альдирой учились у одного наставника и всегда пели в унисон. Альдира умён, осторожен и терпеть не может Наритья. Мы с ним давным-давно не друзья, но это уже не важно. Если выживем, малая, тебе я тоже обязательно всё расскажу. Если выживешь одна, растряси Альдиру… Ну, что, попробуем сами наполнить водой дырявый кувшин? Или подождём Руниру?
Вильяра поёжилась, вспомнив запредельное напряжение великой песни, и сколько давал ей круг, и как всё это проваливалось в никуда.
— Тебе тоже пришёл в голову дырявый кувшин? Как думаешь, старый, сможем мы справиться с невыполнимой задачей?
— Наплескать с верхом, больше, чем вытекает? Думаю, сможем. Здешние Камни истосковались по разумным, они так и сочатся силой. Не раскрывая круг, просто положив руки на Камень, я получил столько, сколько из Ярмарочного не вытянешь даже с ключом.
Колдунья нервно усмехнулась:
— Я не стану делать тебя ключом, мудрый Латира, и сама им становиться не желаю. Так и знай! Хотя, иногда Камни не спрашивают, и ради клана…
— Нет, малая. Ты, конечно, хороша, но я-то уже слишком стар для таких игрищ. Мы просто зайдём в круг, держась за руки, и споём песенку, которой тебя твой наставник совершенно точно не учил. А потом споём Усмиряющую Стихии… Если не придумаем к тому времени чего-нибудь получше! Скажи-ка, малая, как проще всего наполнить водой дырявый кувшин?
— Обычный кувшин? Сперва заткнуть и замазать дыру. Но наша дыра — беззаконный колдун. Вообще-то, если его убить, большинство заклятий быстро и без последствий рассеются. Лишь великие песни опасно прерывать на середине: сам понимаешь, старый, я не хочу обрушить свои первые Зачарованные Камни на дом у Синего фиорда, кто бы там сейчас ни жил. Да и всё побережье может тряхнуть.
— Малая, что бы он ни пел, он не поёт постоянно. Нашёл же он время ловить тебя. Судя по отголоскам, что я слышу, он бередит стихии, потом отдыхает, потом опять бередит. Через равные промежутки времени, будто раскачивает качели. Ты сбила его своею песнью, а дальше он опять держит ритм. Мне это очень не нравится! Для «проклятья пурги», «гласа моря», «ропота голкья» и всей подобной погани мудрому в круге достаточно спеть один раз. Так, как сейчас, накачивают силу слабые колдуны, но он-то — мудрый в круге! Что он накачает, я даже предполагать боюсь. Как бы падение Лати Голкья не показалось рядом с его задумкой мелким сезонным извержением!
Продолжение: chorgorr.diary.ru/p210511469.htm
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.
Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm
chorgorr.diary.ru/p210017766.htm
chorgorr.diary.ru/p210336103.htm
Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm
07.09.16Обрадовался незваный гость ярко, искренне, вопрос только, для чего он искал мудрую? Воскликнул и лишь после этого обратил внимание на нава, как на нечто мелкое и несущественное.
— Эй, а ты кто?
— Да в общем, никто, — Ромига улыбнулся, снизу вверх разглядывая новое лицо. — Случайный путник.
— Не тебя ли в доме кузнеца прозвали Нимрином? — раскатистый бас легко перекрывал ветер, да и пурга с появлением гостя заметно поутихла.
— Всё может быть. А сам-то ты кто?
Охотник Ромиге не понравился. Огромный, с ног до головы в наимохнатейшем белом мехе без единого украшения, внешне он являл собою живой эталон своей расы, эдакое суровое и прекрасное снежное божество, которое хочется изваять в мраморе, написать маслом на холсте или хотя бы заснять для обложки глянцевого журнала. На Голкья так не делают, но сами мысли показательны: уж насколько наву чужда была идея обожествления кого бы то ни было, а при виде могучего красавца сразу вспомнились этого человские заморочки! Незваный гость был очень сильным колдуном и под завязку полон энергией: такой мощной ауры Ромига не наблюдал даже у двух знакомых мудрых, или она не так давила. Но главное, сквозь первую радость от встречи с Вильярой всё отчётливее проступала старательно сдерживаемая неприязнь, спасибо ещё, не прямая угроза.
— Я — мудрый, — незнакомец подошёл вплотную, навис над сидящим навом и лежащей пластом колдуньей. — Тебя, Нимрин, я тоже хотел увидеть, мне про тебя рассказывали много любопытного.
Гарку учили, что неудобных позиций для атаки не бывает. Ромига готов был внезапно атаковать и, вероятно, убить этого типа. Вероятно, потому что у мудрого могут оказаться свои хитрости. Главный вопрос, враг ли это? Тот ли враг, которого позволительно уничтожать на месте, без разговоров? В случае ошибки, нав рисковал пополнить собой ряды беззаконников, а их тут и так развелось, не протолкнёшься. Да и Вильяру он мог подставить под обвинение, а то и сразу под ответный удар. Ромига решил тянуть время, пока мудрая не очнётся, не заговорит, не подаст хоть какой-то знак.
— Любопытно, кто рассказывал? И всё-таки, как мне к тебе обращаться, о мудрый без имени?
— Так и обращайся: «мудрый». Моё имя — имя моего клана. Не вежливо поминать имена других кланов в благословенных угодьях Вилья, пока их хранительница временно пребывает в обителях щуров.
Ловко выкрутился! Милостью Вильяры, Ромиге знаком был сей странноватый выверт местного этикета. Знакомо было и наплевательское отношение колдуньи к этикету, когда он встаёт поперёк безопасности и здравого смысла. Но другой мудрый имел право на иную позицию по вопросам вежливости, тут уж не подкопаешься.
Мудрый аноним склонился над Вильярой, впрочем, не слишком низко, и трогать её не стал. Сказал наву:
— Моя сестра по служению изнурила себя непосильной ворожбой, а теперь нуждается в тепле и покое. Властью мудрого, повелеваю тебе, Нимрин: возьми её на руки и пойдём отсюда.
Ромига не двинулся с места: за Вильярой и Лембой он признал право собою командовать, Тунью, Рыньи, Зуни готов был слушаться — анонимный хрен с горы пока обойдётся.
— Мудрый, она тяжёлая, далеко я её не утащу.
— Далеко и не надо, — осклабился аноним. — Вы с ней так надоели этому кругу, что он с удовольствием спровадит вас, и меня заодно, куда я укажу.
Нав подобрал ноги, будто готовясь встать, но подниматься и идти неведомо куда не спешил.
— Мудрый, скажи, Вильяре удалось усмирить стихии?
Анонимный мудрец, определённо, начал раздражаться:
— Ты всё равно не слышишь их зова, чужак, тебя это не должно заботить.
— Раньше я слышал, и мне не понравилось. Мудрый, разве ты не обязан довести до конца дело, начатое твоей сестрой по служению? Защитить клан Вилья от страшного, беззаконного колдовства?
— А с чего ты взял, что она не закончила? Тебя-то, я вижу, она очень надёжно защитила.
— Мне показалось, у неё что-то пошло не так.
— Тебе показалось. Но если ты не желаешь ещё раз испытать нечто подобное, скорее бери Вильяру, и прочь из этого круга. Или я сейчас ухожу один и бросаю вас здесь. Это не мои угодья, я здесь тоже случайный путник и обязан беречь себя для своего клана.
Ромига не знал, чем именно ему грозят, насколько серьёзна угроза, но очевидно, аноним всё сильнее нервничал и сам спешил убраться подальше. Нав сгрёб колдунью в охапку, медленно встал. Тяжёлое вялое тело безвольно повисло у него на руках, неприятно напоминая труп. Да нет, жива, конечно… Ромига поцеловал, тихонько позвал колдунью по имени — никакой реакции. Аноним, не теряя времени, властным жестом возложил свою тяжкую длань наву на плечо, вцепился, будто когтями, и затянул незнакомую заунывную песнь. Полыхнуло фиолетово-синим, ослепило, нав сморгнул — увидел вокруг совсем другие камни, огромный незнакомый круг. А мгновением позже всё тело вдруг скрутила боль, да так, что не продохнуть. Ноги подкосились, Ромига осел на колени, из последних сил прижимая к груди свой драгоценный груз. Не терял сознания: после некоторых тренировок в Цитадели было кое-как терпимо. Аноним попытался уволочь его за шиворот, вместе с Вильярой в охапке, но за комбинезон — поди, ухвати. Мог бы забрать и унести одну колдунью, однако не стал. Просто скомандовал:
— Нимрин, за мной! Прочь из круга, иначе умрёшь!
На этот раз нав не нашёл ни единого повода для спора и проволочек. Тяжело встал и, шатаясь, потащился следом. Боль подгоняла, а мысль о том, куда их с колдуньей ведут, и нужно ли им туда, замедляла шаги. Круг сжался до пяти камней, значит, выход уже близко, а что делать дальше, не ясно.
— Вильяра, очнись, пожалуйста! — ноль реакции. — Вильяра!
Ромига подкинул её, перехватывая поудобнее, и вдруг его ноша полегчала, туманом утекла из рук. От неожиданности он потерял равновесие, чуть не завалился назад, потом с удвоенной скоростью рванул за анонимом. Нагнал его в каменных воротах, выскочил из круга первым, встретил лицом к лицу.
— О мудрый, теперь, когда хранительница клана Вилья по собственной воле нас покинула, у тебя не осталось ни единого повода скрывать своё имя.
Ромига не был уверен, что Вильяра ушла сама, а не затянуло её куда-то. Зато аноним не усомнился и пришёл в ярость.
— Проклятая девчонка! Да сколько ж я буду за ней гоняться! Развела полные угодья беззаконников, а у самой — одни забавы на уме! — искреннее возмущение, что добыча сбежала, и нотки фальши на фразе о беззаконниках заставили Ромигу разом позабыть недавнюю боль и собраться.
— Мудрый, имя!
— Да кто ты такой, чтобы требовать, безродный приблуда! Повелеваю, молчи и следуй за мной.
Наву Ромиге из Великого Дома Навь было, что возразить на безродного, и совершенно не хотелось подчиняться абы кому. Однако если анонимный мудрец упорно не желал представляться, то и Ромиге совершенно ни с руки было выдавать лишнюю информацию о себе. Интересно ещё, кто и что наплёл анониму про Нимрина?
Идти на прямую конфронтацию нав поостерёгся. Уж если мудрая Вильяра, со всей своей силой и выучкой, почла за благо тихо слинять, бросив его тут… Точного хода Вильяриной мысли Ромига угадать не мог, но предполагал, что в первую очередь мудрая станет решать неотложные проблемы своего клана, оберегая, по возможности, собственную жизнь, а затем уже постарается вызволить чужака, которому обещала покровительство и защиту. Значит, его дело — выкарабкаться самому или дожить до подмоги: с минимальными потерями, а лучше, с каким-нибудь прибытком. Ромига чуть склонил голову и посторонился, пропуская анонима вперёд.
— Следую за тобою, о мудрый!
А кстати! Превосходящего противника гораздо удобнее бить исподтишка в спину. Мысль мелькнула и тут же отразилась на лице бедовой улыбкой, сверкнула искорками в глазах. Мудрый аноним скривился, будто от кислятины:
— Следуй впереди, Нимрин!
Ой, как ожидаемо и быстро!
— А куда?
Аноним указал — плавным, отточенным жестом, исполненным величия. Краткая песнь проложила чистый и будто бы даже немного подсвеченный коридор в снегопаде. Эффектно! Нав ещё раз поклонился — на сотую дюйма ниже прежнего — и будто человский турист на экскурсии, заинтересованно глазея по сторонам, зашагал по тропе между скальных клыков, серпантином — вниз по склону. Идти было легко, радужно искрящийся снег не проваливался и не скользил. А ещё он противоестественным образом не скрипел, не хрустел под ногами, оттого нав не слышал шагов анонима за спиной, и это слегка нервировало. Колдун поспешил сквитаться, или в этом месте так принято? Впрочем, магу достаточно ауры другого мага, воину — шума дыхания: шорох одежды, звук шагов — необязательные дополнения.
Спуск стал круче, волшебная тропа подстелила под ноги удобную лесенку. Впереди и внизу смутно замаячили какие-то огни. Резкий поворот, и нав упёрся в дверь в скале, ярко освещённую двумя горящими плошками. Деревянная створка сама собой отворилась с тихим мелодичным скрипом, будто пропела: «Добро пожаловать!». У входа в дом Ромига старательно отряхнул с себя снег. Аноним тоже встряхнулся по-звериному: озарённый трепещущими на веру огнями, он ещё сильнее напоминал грозное божество. Свет снизу превратил крупное, угловатое лицо в гротескную маску, глаза мерцали и вспыхивали своим собственным холодным пламенем. Наву не часто доводилось запрокидывать голову, чтобы встретить чей-то взгляд, и это был тот самый случай.
Ещё один величавый, исполненный самолюбования приглашающий жест:
— Добро пожаловать в дом у фиорда, Нимрин! Проходи смелее, не бойся, не стой на пороге.
Ромига не боялся, но ощущение захлопнувшейся ловушки неприятно сжало сердце, когда дверь ещё раз пропела, затворяясь за спиной.
Коридоры здесь были такие же, как в доме Лембы: длинные, извилистые, скупо подсвеченные склянками со светлячками. И комната, куда анонимный мудрец привёл Ромигу, походила на гостевые покои, где нав познакомился с колдуньей и кузнецом. Каменные стены и свод, пол, застланный шкурами, куча шкур, побелее и попушистее, на низкой лежанке, жаровня для тепла, масляные лампы для света. Аноним снял и небрежно зашвырнул в угол свою роскошную меховую куртку, будто бы нарочно красуясь литыми мышцами; вальяжно развалился на куче шкур и указал наву на свободное место рядом с собой. Ромига прикинул доступные варианты: примоститься на самом краю лежанки или сесть вплотную, тело к телу? Нет, пока ни то, ни другое. Прошёлся по комнате, изучая обстановку в той же манере праздного, но любопытного туриста, исподволь ловя на себе жадные взгляды, в которых исследовательский интерес спорил с откровенно сексуальным и как бы не кулинарным.
Две молчаливые женщины, насторожённо косясь на чужака и с явным страхом — на мудрого, внесли столик со снедью и тут же вышли. Ромига утянул с лежанки шкуру, свернул и уселся по другую сторону стола: так и есть будет удобно, и смотреть в бесстыжие, прозрачно-льдистые глаза анонима. Тот протянул руку к одному из блюд, ловко подцепил толстыми пальцами тончайший ломтик копчёного мяса, свернул в трубочку, надкусил, смакуя. Улыбнулся.
— Угощайся, Нимрин, в доме у фиорда дивно готовят!
По старой шасской пословице, мясо наву дважды не предлагают. Ромига попробовал — вкусно и не отравлено, однако набрасываться на угощение не стал. Ел медленно, церемонно, словно на приёме у важной особы, да собственно, так оно и было. Через некоторое время важная особа соблаговолила поинтересоваться:
— Нравится?
Ромига честно ответил:
— Да.
— А знаешь ли ты, что мы сейчас едим?
Нав светски улыбнулся:
— Я не силён в кулинарии Голкья. Но судя по твоему вопросу, мудрый, мы едим либо что-то особенно изысканное и редкое, либо что-то запретное для большинства охотников. Рискну предположить, что при жизни оно ходило на двух ногах и умерло не само, а его добыли в пищу намеренно? Я угадал?
Слишком густые и широкие, даже для уроженца Голкья, белые брови удивлённо поползли верх.
— Да, Нимрин, ты угадал. И я вижу, тебя совершенно не смущает участие в такой беззаконной трапезе.
— Странно, что оно не смущает тебя, о мудрый.
Аноним горделиво расправил необъятные плечи:
— Мудрому дозволено всё, что не вредит его клану. Это — закон! Моему клану сия трапеза не вредит и даже приносит некоторое благо. Потому мне нечего смущаться и стыдиться, в отличие от тебя.
— А я — не охотник, если ты ещё не заметил, мудрый. Я существо иной крови. Себе подобных я не ем ни под каким соусом, но уверен, этого ты мне и не предложишь. Сам я воздержался бы убивать на еду любого разумного, пока в снегах полно белянок и прочей дичи, но это ваши дела. Я здесь недавно, и многого не понимаю. Может, хоть ты разъяснишь мне, что за история с беззаконниками? Что и откуда вдруг взялось?
Мудрый аноним издал нечто среднее между коротким смешком и сытой отрыжкой:
— Такова, Нимрин, участь любого ничтожества: сражаться на войне, меняющей лик мира, не понимая её сути. Ныне в муках рождается новая Голкья, старая в муках умирает. Мы следуем по пути всех обитаемых миров, как бы ни противились слепые стихии и закосневшие в древних предрассудках разумные. Лучшие из охотников неизбежно достигнут блага и процветания…
А худших, видимо, съедят, во славу прогресса! Ромига иронично изломил бровь.
— О мудрый, неужели ты так низко пал, что усадил с собою за стол ничтожество?
Анонимный мудрец расхохотался:
— Забавно сказано, но не верно! Я стою высоко, ибо непреклонна моя воля, неисчерпаема сила и непреложна власть. Захотел, усадил ничтожество с собою за стол, — толстый палец уставился наву в грудь. — Захотел, выставил его на стол, — широкий жест над блюдами. — Захотел, спустил в навозный колодец, познавать низость падения. Но это, конечно, далеко не сразу, а если не захочу, так и никогда. Ты ведь желаешь длить свою ничтожную жить, Нимрин, значит, неизбежно покоришься. Кстати, я велел тебе сесть вот сюда, рядом, ты что, не понял? И сними с себя эту странную шкуру, мне любопытно, что нашла в тебе блудливая девчонка.
Нав, не двигаясь с места, смерил анонима долгим оценивающим взглядом. Скорчил разочарованную гримаску:
— Прости, мудрый, ничего не получится. Мне доводилось брать мужчин как женщин, однако твоя мохнатая белая задница совершенно не в моём вкусе.
Аноним ковырнул ногтём мясо из зубов, приподнявшись, вытянул ручищу через стол — Ромига уклонился от попытки взять себя за подбородок и тут же разъяснил, подпустив в голос толику угрозы:
— Не твоё, не лапай!
Сытая, довольная улыбка, с которой аноним неторопливо убрал руку, отозвалась в груди нава мерзким холодком. Ромига знавал разных маньяков, с одним даже дружил, потому досконально изучил правила подобных игрищ. Кажется, сейчас это знание работало против него: роль заведомо обречённой жертвы навязчиво липла к шкуре, сковывая воображение и разум, лишая свободы манёвра. Вопреки первоначальному замыслу — исследовать ещё одного представителя элиты Голькья и потянуть время — Ромига всё настойчивее нарывался на агрессию, чтобы подороже продать свою жизнь и побыстрее отмучиться. Самое поганое, вероятность победы он ощущал близкой к нулю. Худшего настроя что для беседы, что для драки, пожалуй, не придумаешь. На счастье или на беду, аноним был сыт, благодушен и лениво игнорировал Ромигины провокации. Вот и сейчас он покачал крупной головой в роскошной белой гриве и задумчиво протянул:
— Я тоже пока не решил, в моём ли ты вкусе, Нимрин. Ты слишком тощий, злой и некрасивый. Пожалуй, я возьму тебя в круг, там любая подстилка кажется мягкой. А Камням — чем диковина чуднее, тем лучше. Но всё-таки я желаю рассмотреть тебя прямо сейчас. Встань и разденься!
Приказ был подкреплён чем-то, вроде лёгкого «заговора Слуа», который нав без особых усилий отразил и ответил:
— Ну, хоть кому-то здесь любопытны диковины. Скажи, мудрый, почему охотники так равнодушны к появлению чужаков, которые валятся на Голкья, не пойми откуда, и совершенно на вас на всех не похожи?
— Да потому, что любой мало-мальски одарённый сызмальства бродит дорогою сна по иным обитаемым мирам. Каких только удивительных уродцев там ни встретишь! Чужих одарённых тоже иногда заносит на Голкья. Во плоти, как тебя, не слишком часто, да и не заживаетесь вы у нас…
На этот раз Ромига даже не ощутил прикосновения магии — просто вдруг обнаружил себя голым посреди комнаты. Аноним стоял за спиной и, крепко придерживая нава за плечо, другой рукой ощупывал его левую лопатку. Кожу холодило и покалывало, смутно напоминая какой-то не слишком приятный и напрочь позабытый эпизод. Дёргаться было глупо, да кажется, и бесполезно, оставалось поинтересоваться.
— Эй, мудрый, чего ты там нашёл?
— Занятные у тебя шрамы, Нимрин. Тень зачарованного узора, который наложил один сильный колдун, а другой, ещё сильнее, выдрал с мясом. И колдуны были с разных миров. Пожалуй, любопытная девчонка могла польститься на твою историю, а не на твои мослы, — аноним брезгливо потыкал нава пальцем в рёбра, ущипнул за мышцы возле хребта, потом за ягодицу. — Да уж, такое сгодится только в круге.
Вопреки собственным словам, он сграбастал Ромигу за плечи, прижал к себе всей спиной и пару раз лениво толкнулся бёдрами, словно примериваясь. Сквозь мех штанов ничего особо не выпирало, но жару от огромного, мощного тела — будто от печки. Обычного тепла разгорячённой кожи — и того самого, живительного, которым щедро делилась с навом Вильяра. Ромига поймал себя на желании притиснуться плотнее и греться, греться… Тут же зарычал:
— А ну, пусти!
Аноним с коротким самодовольным смешком развернул его лицом к себе:
— Знаешь, ничтожный, почему я позволяю тебе дерзить и не беру силой? Ты ведь уже испытал мою власть и понимаешь, что я делаю с тобой всё, что захочу.
— А чего не хочешь, того не делаешь. Просто, как палец показать, — Ромига для наглядности подкрепил слова жестом.
Оттопыренный средний на Голкья не означал ничего, аноним согласно кивнул:
— Верно, но не полно. Я знаю, в чём ты нуждаешься, подранок. Я подожду, пока ты сам запросишься ко мне на шкуры или в круг. Вот тогда я подумаю, оказать ли тебе эту милость. А пока можешь одеться и доесть тут всё. Возможно, позже с тобой придёт побеседовать кто-то из обитателей дома у фиорда. Не обижай их, иначе я разгневаюсь и накажу тебя. До встречи, Нимрин… Если доживёшь.
Эффектным пассом аноним приманил сброшенную куртку. Каменная дверь сама собой, без привычного рокота, откатилась перед ним, и, выпустив из комнаты, так же бесшумно вернулась обратно.
Ромига остался один и тут же засадил в стену «эльфийскую стрелу». Как и ожидал, на чужой энергии получилось убого. Поспешно натянутый комбинезон не добавил ни тепла, ни уверенности в своих силах. Аноним легкомысленно оставил наву оружие, но даже верные катаны казались бесполезными подвесками к поясу. Ромига присел на лежанку, потом лёг, свернувшись клубком. Он чувствовал себя едва ли не хуже, чем в сугробе у тракта, хотя объективно, был гораздо целее. Попытался уснуть, но почему-то не смог, впал в странное полузабытье без эмоций и мыслей. Пребывал в нём несколько часов, пока не почуял голод. Поднялся и доел остатки бедолаги, которого угораздило после смерти достаться не белым зверям, как принято среди охотников, а пойти на закуску в доме у фиорда.
Кстати, не здесь ли когда-то родилась Вильяра? Дом у Синего фиорда, да. Конечно, аноним мог утащить Ромигу с колдуньей вовсе на другой континент, но наву показалось, что время суток и пурга у обоих Зачарованных Камней были одинаковые, значит, скорее всего, не слишком далеко.
Дожёвывая последний кусок, Ромига пронзительно-ярко вспомнил совет в доме кузнеца, обезумевшую от горя женщину с окровавленной головой в руках, выражение лица Лембы… Возможно, анонимному мудрецу и его гостю подали, красиво сервировав на нескольких блюдах, того самого охотника... Аппетит у нава от этой мысли не исчез, зато злость и воля к сопротивлению, наконец, пробудились.
Ромига встал и попробовал откатить дверь — тщетно. Заперто было каким-то заклятием, и запечатано надёжно: вся комната — внутри замкнутого контура. Делать было нечего, и нав принялся методично опробовать все взломщицкие приёмы, которым его учили. Начал с простого механического воздействия: навская сталь не пострадала, камень, к сожалению, тоже. Быстро дошёл до весьма изощрённых арканов и понял, что энергия закончится раньше, чем он испытает все. Решил приберечь силу до встречи с анонимом или другими визитёрами. Дверь-то они сами откроют, никуда не денутся…
Когда из коридора донеслись шаги, дыхание, шорох по камню и короткая песенка, нав насторожился. Шебуршали там, минимум, трое. По рокоту откатываемой двери Ромига сразу понял: пришёл не аноним, тот предпочитает обходиться без пошлых бытовых шумов. Неприятным сюрпризом стало то, что сторожевое заклятье не разомкнулось, а сжалось вокруг Ромиги, сковав движения едва ли не до полной неподвижности. Нав как встал настороже у притолоки, так и застыл столбом. И магия оказалась связана, будто кто-то предусмотрительно нацепил на пленника брошку с акулой, зря он только энергию берёг.
В комнату с опаской зашли две уже знакомые женщины. Сейчас ничто не мешало рассмотреть их во всех подробностях, и нав с интересом вглядывался в немолодые, угрюмые, напряжённые лица. Вероятно, зиму-другую назад они были, на местный вкус, весьма хороши. Разрез глаз, форма носа и губ, лёгкая рыжина по ости пышных белых грив отличали обеих охотниц ото всех виденных прежде, но не настолько, чтобы с уверенностью решить, племенные это черты, или яркие фамильные. А сёстрами эти две вполне могли оказаться, слишком много общего в облике и повадках.
Встречаться взглядами с чужаком женщины упорно избегали, даже искоса и мельком. Если переговаривались, то только безмолвной речью. Прибирая после трапезы, на ровном месте развели такую бестолковую суету, что аж смотреть противно. Скорее всего, женщины занимали в своём доме далеко не последнее место. Добротные меховые штаны на обеих были щедро изукрашены бисерными висюльками вдоль швов и у пояса — это не считая сложносочинённых ожерелий, тяжёлых серёг, забавно оттягивающих уши, браслетов на запястьях. Но подо всей богатой мишурой сами охотницы выглядели измотанными и зашуганными, у Лембы даже младшие служанки держались бодрее. Когда женщины уже подхватили столик и двинулись на выход, Ромига спросил:
— Хорошо ли живётся в доме у фиорда, красавицы? Не тревожат ли дурные сны?
17.09.16 Исправленный и дополненный эпизод с АрайейЭффект вышел, как если бы вдруг заговорила посуда. Стол уронили — с грохотом и дребезгом разлетевшихся черепков — и остолбенели, вытаращив одинаковые изжелта-зелёные глаза, зажав себе ладонями рты. Потом одна женщина заполошно всплеснула руками и опрометью сбежала, вторая выскользнула в коридор с оглядкой, по стеночке. Там случился короткий разговор на повышенных тонах, после чего в комнату вразвалочку зашёл очень знакомый на рожу охотник. С прошлой встречи эта рожа украсилась двумя роскошными фингалами, перебитым носом и рассечённой, грубо зашитой бровью, однако не узнать Арайю было трудно. И как не заполировать красоту (даже любопытно, кто беззаконника так отделал?) парой «эльфийских стрел»: в лоб и в сердце?
Увы, затея пустая, даже не сверкнуло. Арайя криво ухмыльнулся, продемонстрировав дырку от недавно выбитого клыка. Выволок в коридор стол, вернулся, распинывая из-под ног черепки вместе с устилающими пол шкурами и недвусмысленно поддёргивая рукава обтрёпанной куртки:
— Вот ты и попался в силок, никчёмный колдунишка! Хорошо помнишь, погань, за что я тебе сейчас всыплю? Или опять всё забыл?
Ромига ничего не забыл, но убитых беззаконников ему было ничуточки не жаль: не полезли бы они обманом захватывать чужой дом, все жили бы! Он ответил широкой, нахальной улыбкой, глядя в заплывшие глазки беззаконника.
— Да неужто, за тарелки, разбитые двумя трусихами?
Хрясь! Нав попытался уклониться от прямого в челюсть и вмазать в ответ, но еле дёрнулся. Град ударов, стремительных, сильных, хлёстких, ни увернуться, ни заблокировать, только терпеть, изображая тренировочный манекен. Ромига быстро «поплыл», несмотря на высокий болевой порог, хвалёную навскую живучесть и то, что колотили его не смертным боем, а скорее, чесали кулаки. Наконец, Арайя выдохся, отступил, зализывая сбитые костяшки, отплёвываясь от чёрной и красной крови. С удовольствием осмотрел дело своих рук — незримая сеть так и держала избитого нава в вертикальном положении. Арайя ещё раз брезгливо сплюнул:
— Вот же погань! Жаль, мудрый запретил убивать тебя до смерти, а то выпустить бы тебе кишки, да ими же удавить, — пустая угроза, беззаконник боялся анонима куда сильнее, чем ненавидел нава.
— Как зовут-то твоего мудрого? Кому кланяться за спасение? — трудно говорить, губы разбиты, а говорить внятно — почти невозможно, однако Ромига старался изо всех сил. Он хотел знать имя, это казалось важным, важнее боли.
Арайя поморщился, передёрнул плечами:
— Его зовут мудрый, просто мудрый.
Вытянул из ножен чёрный в рыжую прожилку обсидиановый нож, подул на лезвие, примерился к неподвижному наву так и эдак, будто перед разделкой туши.
— У-у-у, каких же охотников ты загубил, навозный выползок! За единого из них всей твоей поганой жизни не хватит расплатиться, а уж за всех…
Сиплый голос Арайи дрогнул, и прорвалось вдруг наружу такое горе, такая дикая, невыносимая тоска и отчаяние, что Ромига позабыл даже о неприятном соседстве обсидиана. Нет, наву по-прежнему не жаль было ни убитых, ни выжившего, он с удовольствием воссоединил бы их… А нож мелькнул в опасной близости от лица, намечая удары в глаза, потом, ощутимо царапая, подпёр подбородок:
— Знай, погань! Когда мудрый позволит, я спрошу с тебя за них, как за весь мой дом. Дом Арайи, славный мастерами, дом каменных клинков! До сих пор вся Арха Голкья пользуется нашими изделиями, а дома — дома больше нет. Поганый сосунок Рийра гостил у нас полторы луны, жрал за четверых, валял женщин по шкурам. Он был там в ночь, когда всё рухнуло, и даже не вывел никого, выскочил один. Я потом поднял его на нож, но мудрые, погань, ужасно живучие. Он даже простил меня, не стал объявлять вне закона, когда выздоровел… Мои четверо были последние, понимаешь? Больше у меня никого и ничего не осталось в мире!
Возможно ли от всего сердца посочувствовать тому, кто бьёт, тычет в тебя ножиком и грозится убить? Да запросто, если приглушить одни эмоции, дать волю другим и чуть ослабить контроль рассудка. Можно ли обратить себе на пользу это вредное и опасное, разлагающее волю сочувствие к мучителю, сделать его обоюдоострым оружием? Ромига тяжело, горестно вздохнул, откашлялся, харкнув в сторону чёрными хлопьями крови. Магическая сеть не препятствовала.
— Арайя, я не в силах исправить содеянное, ты в праве мне отомстить. Но поверь, я сожалею, что так вышло с твоими друзьями, — нав скорбел сейчас вместе с беззаконником и сам себе почти верил. — Я здесь тоже один, как былинка на ветру. Когда мы с тобой встретились, я был не в себе и долго выбирал, на чью сторону встать. Тебе достаточно было сказать десяток слов, и я был бы с вами, а не с кузнецом.
Беззаконник глухо зарычал, муки запоздалых сожалений гримасой перековеркали лицо. Ловя его настроение, старательно подстраиваясь, Ромига не сразу заметил, что обсидиан больше не врезается в кожу, а потом Арайя вовсе спрятал клинок. Ромига продолжал говорить:
— Не знаю, что было бы дальше со всеми нами, и что ты собирался делать с захваченным домом…
Арайя яростно мотнул головой, будто пытался вытрясти оттуда какие-то нежеланные, назойливые мысли.
— Что-что! Взял бы под свою руку, встал бы вровень с поганцем Вильгрином! Нет, я встал бы выше, потому что клятый выскочка получил пустой дом из рук своего мудрого, а я взял бы сам. Веришь ли, эти чуровы Наритья с самого начала принимали нас только младшими слугами — или зимуйте в норах у ярмарки. Вилья мне хотя бы на макушку не плевали, даже когда посылали от порога в белые снега, один за другим.
Теперь охотника корёжил жгучий, из последних сил подавляемый стыд. Ромига напомнил:
— Ага! Лемба всего-навсего поставил нас грести навоз.
Нет, Арайе не полегчало, и он внятно объяснил, почему:
— Я в своём доме поступал с новичками ровно так же. Потом уже, если хорошо себя покажут, давал работу почище, ставил над другими работниками. А если кто на охоте отличится, тех принимал в старшие слуги. Иные мне потом любезнее кровной родни…
Заплывшие, обведённые синяками глазки Арайи затуманились, заблестели непрошенной слезой. Он люто тосковал по дому, по своим охотникам и не думал этого скрывать. Он уже почти не боролся с ужасом осознания, что беззаконная авантюра, попытка завоевать себе новый дом, стала фатальной ошибкой, которая отняла у него последнее. Он раскис от сочувствия собеседника и безоглядно выворачивал душу, напрочь позабыв, что перед ним недруг. Ромига вспомнил рассказ Лембы: с каким достоинством бездомный беженец Арайя просился в младшие слуги, какое впечатление произвёл тогда на умного и проницательного, хотя, местами, простоватого кузнеца. Сам нав запомнил младшего слугу Арайю хитрым, хватким и предельно собранным вожаком маленькой, но смертельно опасной стаи. Сейчас от прежнего остались какие-то жалкие руины: очередная неудача Арайю так подкосила, гибель последних из его дома, или что-то ещё? Кто и за что его бил: гораздо сильнее, чем он — нава? Ответов на вопросы пока не было, но Ромига надеялся их получить, а если особенно повезёт, так и завербовать себе в доме у фиорда какого-никакого союзника. Сказал:
— Мне говорили, Лемба принимает слуг так же, как ты принимал. Слушай, а зачем тогда было беззаконничать, бить в спину хозяевам дома? Ну, перетерпели бы луну-другую, зима длинная…
Арайя выщерил свои три клыка, но оскал получился страдальческий, а не грозный.
— Да затем, что всё равно все эти Вилья уже не хозяева своим домам и угодьям, а многие — не жильцы! Мудрый так сказал! Ну и зачем гнуть спину перед каким-то Рыньи, когда решалось, кто возьмёт дом кузнеца: я, или Чунк, или Вильгрин опять поставит кого-то своего, из Наритья? Мы и заключили между собою договор. Если я займу дом, мне им владеть, а Чунку с братом — трудиться старшими слугами в кузнице, они знают железо и сталь. Если же меня убьют, а другим повезёт больше… Ладно, чего уж теперь, оборачивать дни вспять не умеют даже мудрые, — беззаконник закончил фразу тихо и смертельно устало.
Ромига поддакнул:
— Правда, не умеют, но иногда так хочется! Помог бы я тебе в доме Лембы, может, не сидели бы мы с тобой сейчас оба в навозном колодце! Уж точно — не бросила бы меня Вильяра в зубы твоему мудрому, которого нельзя называть по имени. Кстати, а почему? Он что, покойник?
Арайя вяло мотнул головой:
— Нет, это мы с тобой покойники, Нимрин. В неведомом клане, в бездомном доме ошибок не прощают. А уж в доме у фиорда.., — беззаконник почесал шов на брови, поморщился.
Ромига нашёл повод уточнить:
— У Синего фиорда?
— Да, говорят, Вилья, которые жили тут раньше и все передохли, называли эту нору — дом углежогов у Синего фиорда.
Нав отметил, что история вымершего дома совсем не радует беззаконника, бередит боль его собственной потери. Кто бы мог подумать, что Арайя способен жалеть не только своих! Жалеет, и тут же сам на себя злится. Вообще никакой магии не нужно, чтобы его читать — всё на лице и в языке тела.
— Арайя, а от чего они передохли-то?
— Вильгрин хвастал, будто бы от проклятия, которое его папаша наложил на его мамашу, когда она сбежала, а после вышла замуж за главу углежогов. Мудрый услыхал — смеялся так, что стены тряслись. Потом вмазал Вильгрину по уху и велел не болтать ерунды. Сказал, что старый Поджа, конечно, одарён, но не настолько. А беглая знахарка сама уморила тут всех: нечаянно или по умыслу, кто её разберёт. Сама-то она выжила, хотя спятила и сгинула потом. И отродье её от углежога выжило. То самое, которое теперь — Вильяра мудрая.
Вот Ромига и услышал историю Вильяриного семейства с другой стороны. Интересно, как среагирует мудрая, узнав про такую свою родню? Единоутробный братец — беззаконник и живоед… Или Вильгрин добывает и готовит двуногих исключительно для анонима, а сам — ни-ни?
— Арайя, слушай, получается, Вильяра, как и ты, последняя из своего дома?
— Дурак ты, Нимрин! Она — мудрая. Поганая порода! Без них — пропадёшь, а с ними — тем более. Ты говорил, она кинула тебя нашему в зубы? Скажи-ка, а брала ли она тебя в круг Зачарованных Камней?
На последних словах беззаконника так перекорёжило ужасом и отвращением, что Ромига не усомнился: Арайю — брали, и лучше не спрашивать, в каких именно позах, и какие следы, помимо синяков от побоев, прячет он под курткой. Аноним же ясно сказал: «В круге — любая подстилка кажется мягкой!» Видать, немало разных успел перепробовать. Опасения насчёт собственного будущего Ромига заглушил приятными воспоминаниями, протянул с мечтательной улыбкой:
— Вильяра красивая, сладкая и горячая, с ней везде хорошо, а в круге — особенно. Плохо без неё!
Совсем было потухшие глазки Арайи полыхнули вдруг лютой ненавистью, он мигом собрался и закрылся. Всё-таки нав недостаточно хорошо знал охотников вообще и этого конкретного: как ни старался держаться с собеседником «на одной волне», а допустил ошибку. Однако, это не повод для прекращения разговора! Даже если беззаконник снова пустит в ход кулаки, попутно может выболтать ещё немало интересного.
— А как думаешь, Арайя, сможет Вильяра заломать этого вашего безымянного? Вот выгонит она его из своих угодий, а то и убьёт. И где окажется тогда вся ваша беззаконная стая?
Арайя расправил плечи, глянул свысока, как на дурного.
— Даже не надейся! Сеголетка не сдюжит против матёрого зверя, а уж против двоих — тем более. Я думаю, не увидишь ты её больше. Если только мудрый поймает её и захочет как-нибудь особенно проучить, с твоим участием. Он — может! Живоеды из сказок того не делали, что он делает и чему учит, а иных — заставляет.
Беззаконника передёрнуло, Ромигу — тоже. Арайя, заметив это, зло ухмыльнулся, Ромига ответил таким же оскалом:
— И что же он заставлял тебя делать, о глава вымершего дома каменных клинков?
— Ничего! — выкрикнул Арайя, побагровев лицом, и спешно сменил тему. — Ты всё допытываешься, чужак, как его зовут. Наш мудрый — он мудрый над всеми мудрыми, над всеми кланами. Назовёшь его Голкирой, не ошибёшься. Только он сам не велит, говорит, пока рано. Прежнего главу Совета никто не видел мёртвым, и сроки не вышли.
Нав фыркнул, не сдержав иронии:
— А мне казалось, быть скромным и соблюдать закон — это не про нашего мудрого. И какой же клан породил будущего великого Голкиру? Не твои ли горячо любимые Наритья? Небось, ради них он и старается, а прочие, вроде тебя, налипли им снегом на сапогах? Он — Наритьяра, да? Скажи, Арайя, который из трёх? Младший? Средний?..
Беззаконник ощерился, схватил нава за шею, встряхнул:
— Вот же ты болтливая, живучая чёрная зверина! Мало я тебе вломил? Ну, да, Сред…
Резкая судорога скрючила пальцы, сжатые на Ромигином горле, так что наву стало временно больше ни до чего. Гортань смята, ещё чуть-чуть, и захрустят позвонки. А беззаконник забился, дико выпучив глаза, пуская изо рта пену. Бросил Ромигу, вцепился обеими руками себе в голову, завертелся волчком и рухнул, содрогаясь в конвульсиях.
Когда Арайя, наконец, затих на сбитых шкурах, кто-то спешно закатил дверь, и сразу после этого магическая сеть отпустила нава, замкнув контур по границам комнаты. Ромига осел на пол: полуживой рядом с облёванным, обгадившимся трупом, и некоторое время собственное состояние заботило его гораздо сильнее зловонного соседства, а также всех чувств и мыслей по поводу разговора.
Но всё-таки, крепко же аноним — а если верить последним словам покойника, Наритьяра Средний — заклинает своих на молчание! Неужели, он ещё надеется утаить в мешке шило таких размеров, как претензия на мировое господство? Хотя, когда Арайя в доме кузнеца скрывал имя мудрого, стоящего за беззаконниками, это имело смысл. Да и сейчас… Ромига призадумался о своих шансах остаться живым свидетелем. Нет, от побоев и последней хватки Арайи он скоро оклемается, но как бы это ни наименьшая его неприятность в доме у фиорда. А всё равно проблемы следует решать по очереди! Побыстрее привести себя в порядок, обыскать труп — не найдётся ли чего полезного — и терпеливо, вдумчиво ковырять сторожевое заклятье. Пока рядом нет живых, оно слабеет, не блокирует магию наглухо, а значит, у пленника есть надежда. Тот не нав, кто в заточении просто садится ждать подмоги. Вильяре с Латирой Ромига, конечно, пожелает удачи, но рассчитывать, что мудрые придут и спасут его, не будет. Вот сейчас он ещё немного отдышится, и…
17.09.16Вильяра выжгла себя едва не дотла, и всё же не смогла исполнить долг мудрой. Она не усмирила стихии. Она уступила беззаконному колдуну в магическом противостоянии. Она бросила Нимрина, которому обещала защиту и покровительство. Она сбежала от врага, не убившего её сразу, вероятно, лишь потому, что он понадеялся что-то с неё получить — или просто не захотел осквернять Зачарованные Камни. Она узнала поганого беззаконника и готова была обвинить его перед Советом Мудрых. Она была жива!
Она обещала Латире явиться в его убежище — и вывалилась ему под ноги с изнанки сна. Как висела, сомлевшая, у Нимрина на руках — всё вокруг сознавала, но не в силах даже пальцем шевельнуть — так битой тушкой и распласталась на полу пещерной залы. «Старый, я не справилась сама, мне нужна твоя помощь!» — небо поменялось местами с голкья, говорить безмолвно стало проще, чем вслух.
— Я знаю, мудрая Вильяра. Ты спела песнь, но стихии бушуют пуще прежнего. Потерпи, сейчас будет легче. А потом ты мне всё расскажешь, и мы вместе что-нибудь придумаем.
Пламя гудит в очаге, льётся в горло горячий пряный отвар. Вкус знаком по первому лету на ярмарке, и кажется, время повернуло вспять, вот-вот где-то рядом зазвучит мамин голос… Вмёрзшая в лёд фигура, рисунок на куртке, который ни с чем не перепутаешь… Знахаркина дочь чувствует, как бегут по щекам слёзы, и слишком слаба, чтобы остановить их… Нет, это тело сдало, а колдовская сила в избытке, значит, ничто не мешает мудрой Вильяре действовать в призрачном обличии. Великую песнь так не споёшь, а поговорить с Латирой — запросто. Она открывает глаза, садится прямо. Старик улыбается:
— Малая, не двоись или отойди в сторонку. Мешаешь.
Она легко встаёт и отступает на несколько шагов, глядит сама на себя со стороны: удручающее зрелище. Целительница молча наблюдает и одобряет всё, что Латира делает с её бесчувственным телом. Заодно, оценивает состояние самого старика: рана от стрелы почти затянулась и больше не угрожает жизни, похоже, древний Камень был щедр к нему. Мудрая озирается по сторонам: интересное логово, все стены расписаны, и даже потолок. Почитать бы рисунки, разгадать заметки собрата по служению, некогда жившего здесь. Жаль, времени не осталось совсем!
Вильяра начинает рассказ с того мгновения, как рассталась с Латирой, старик слушает и кивает.
— Значит, один отвлекал тебя безмолвной речью, пока второй будоражил стихии? Пересилил твою ворожбу, но понял, что ты выжила, и тут же явился за тобою во плоти?
— Именно так, старый.
— Ты говоришь, он наяву перетащил вас с Нимрином из одного круга в другой?
— Да, как в сказках. От наставника я даже не слышала про такую песнь.
— Твой наставник… Короче, есть такая песнь, очень удобная. Будет время, научу тебя. Между прочим, это куда проще, чем завершить Усмиряющую Стихии, когда тебе мешают два сильных и умелых колдуна… А знаешь, чему я больше всего рад, малая? Ты вовремя сбежала, и он не заклял тебя на молчание, ты спокойно называешь имена. Если позволишь дать тебе совет…
— Позволю, старый, за тем и пришла. Давай!
— Думаю, сейчас самое время оповестить всех мудрых, кого ты сможешь дозваться, начиная с хранителя знаний Нельмары и твоих ближайших соседей. Зови на помощь, но не удивляйся, если никто не придёт.
— То есть, как не придут? Почему?
— Обычаи дозволяют отказать в помощи мудрому, который не справляется с чем-то в своих угодьях. Каждый из нас отвечает за собственный клан, это закон. Ты скажешь им, малая, что беззаконники — угроза не только для Вилья, и будешь совершенно права. Но страх перед твоими врагами многим помешает признать твою правоту. Вспомни расклад в Совете Мудрых: глава Совета — неизвестно где уже третью зиму, Нельмара за него. Половина Совета — старейшие, и большинство из них так давно бродят по иным мирам, что их уже почти никто не помнит в лицо. А среди действующих хранителей кланов — много ли тех, кто обрёл опыт, но ещё не начал терять силу? И сама прикинь, сколько среди вас учеников твоего наставника и учеников его учеников? Я не к тому, что все такие непременно станут подпевать твоему врагу. Ты же не подпеваешь! Я к тому, что твой наставник скверно учил, и все вы недоучки, малая. Слыхала, за последнюю дюжину зим в пяти кланах Арха Голкья сменилось девять мудрых?
В иное время Вильяра разозлилась бы на старика за «недоучку». В иное, не сейчас. С неотвратимостью морского прилива на неё накатывало осознание всего происшедшего. Что она сделала, чего сделать не смогла, и какими последствиями — не для неё, тут всё ясно, смерть — а для хранимого ею клана грозила малейшая ошибка. Вильяра впервые в жизни ужаснулась собственной самонадеянности. Если держать в расчёте одну-единственную колдовскую пургу, лечение грозило стать хуже болезни, и едва не стало! Беззаконники могли строить свой план именно на этом: якобы, Латира растревожил стихии, Вильяра неудачно попыталась их усмирить, а совместными усилиями беззаконник и хранительница разнесли половину домов и угодий Вилья. А дальше закономерно: Средний Наритьяра является, милосердный и прекрасный (или суровый и грозный, как захочет!), героически спасает, кого успевает. Истерзанные Вилья уходят в зиму, а до весны доживают жалкие остатки. Селитесь, Наритья на землях своих далёких предков, наследуйте выморочное, плодитесь и размножайтесь! Просто, как умыться снегом, и этот поганый план ещё может осуществиться. Вильяра должна действовать предельно осторожно, как мама ей всегда говорила: «Не навреди!» Но как? Как действовать?
По первому разу Вильяра не боялась запевать Усмиряющую Стихии, крепко верила в свою силу и удачу. От мыслей о второй попытке ей жутко до одури. Её трясёт даже в призрачном обличьи, а телесная половинка стонет, плачет, мечется в тяжёлом сне. Мудрая и целительница с неумолимой ясностью понимает: раньше рассвета она никаким сверхусилием не соберёт себя, чтобы ещё раз начать и закончить великую песнь. Просто не сможет, и всё. Что же сейчас в её власти? Потратить время на размышления, на поиск выхода из ловушки, куда беззаконники загоняют её клан.
Она смотрит Латире в глаза и отвечает на заданный им вопрос:
— Я слышала, я думала и никак не могла понять, отчего мудрые на Арха Голкья всё время мрут, не успевая войти в силу. Отчего стихии там то и дело бушуют, охотники гибнут или разбегаются, как рогачи от пожара. Неужели, Наритья это нарочно устроили там, а теперь начали здесь?
Латира отводит взгляд, сокрушённо склоняет голову:
— Я опасаюсь преступить запрет и выболтать то, что меня убьёт, но ты догадлива, малая. Надеюсь, Рунира и Стира умеют думать и делать выводы не хуже тебя.
Вильяра вспоминает двух могучих, величественных старцев, которые помогали наставнику в обряде посвящения, и невольно ёжится. Именно Рунира и Стира провели знахаркину дочь сквозь огонь, воду, а потом оставили во льдах. Посвящённой ясна суть и смысл обряда, а всё равно не легче — она до сих пор побаивается этих двоих, не доверяет им. Наставник объяснял, у многих так бывает, и с годами пройдёт. Но, любопытно, почему самая неблагодарная роль в обряде досталась именно тем мудрым, с которыми ей жить и служить бок о бок? Почему наставник дал им именно такую роль, а они приняли? Раньше Вильяра об этом не задумывалась, а зря.
— Уж кого не назовёшь неопытными недоучками, так это моих соседей!
Латира кивает:
— Да, они из среднего поколения мудрых, ныне редкого и драгоценного. Но скажи, малая, они хоть раз помогли тебе, хотя бы советом?
— Я ни разу их ни о чём не просила. Понимаешь, старый, я до сих пор никак не прощу им боль и страх посвящения. Я думаю, мой наставник, чтоб его чуры драли, нарочно так задумал! Но сейчас я просто скажу Рунире и Стире, что если они понадеются отсидеться в стороне, пока беззаконники губят мой клан, то сами станут следующими.
Старик щурится, кривит губы:
— Имей в виду, они могут быть в сговоре с твоим врагом. Вспомни старые претензии Руни и Сти к Вилья. Старший Наритьяра поддерживал Руниру и Стиру, они вместе давили на твоего предшественника. Кстати, именно тогда твой материнский род лишился собственного дома.
Знахаркину дочь, как и всех детей Нари Голкья, учили: достойный охотник никогда не возводит напраслину на другого, не подозревает в поганых делах без очень веских на то оснований. У южан иначе, мысли и языки у них грязные, даже у лучших из них. Как же это иногда раздражает!
— Слушай, старый, зачем ты сейчас мне всё это говоришь? Сам-то ты собираешься помогать, или будешь только злословить всех и вся?
— Помогаю и буду помогать, малая. Я должен тебе и твоему предшественнику. Я должен твоей матери. Я должен Иули, а через него — твоему Нимрину. Я — враг твоих врагов. Но не жди от меня слишком многого. Станешь рассчитывать только на свои силы, точно не ошибёшься.
Вот же вывернул! Вильяре надоело это склизкое и зловонное, будто гнилые рыбьи потроха, словоблудие:
— Мудрый Латира, скажи, на рассвете ты пойдёшь со мною в круг усмирять стихии?
— Пойду, о мудрая Вильяра. Я стар для великих песен, но даже если круг возьмёт меня совсем, я всё равно спою с тобой. Только сперва ты вернёшься в себя, и мы поужинаем. Гляди-ка, похлёбка поспела. Потом ты пошлёшь зов всем, кому мы с тобой только что обговорили, и ты дашь им понять, что слаба, неуверенна в своих силах и очень боишься петь второй раз, — всё-то он про неё понимает, прошмыга серый! — Нет, а вдруг, я ошибся в наших братьях и сёстрах по служению? Вдруг, тебе дружно кинутся помогать? Знаешь, как я обрадуюсь, если ошибся в эту сторону, малая? А ну-ка, собирайся, вставай и ешь!
Ох! В призрачном обличьи хотя бы ничего не болело! Но что она за колдунья и что за потомственная знахарка, если не сумеет заговорить собственную боль?
А похлёбка оказалась навариста, вкусна и пахла всё теми же пряными, целебными травами. Вильяра хлебала её молча и быстро, ложка почти не дрожала в руке. Латира прав: подкрепиться — жизненно необходимо. Но время текло, и чтобы не тратить впустую драгоценных мгновений, Вильяра позвала Нельмару. В ответ — глухая, мёртвая тишина и холод.
— Старый, я тоже надеюсь ошибиться… Но как бы Совет Мудрых не остался без хранителя знаний!
Латира сосредоточился, посылая зов, отрицательно качнул головой.
— Возможно, малая. Но по моему опыту, мёртвые отзываются на зов чуть по-другому. Я почти уверен, что Нельмара жив и прячется. Или его спрятали. Может, против воли, заперли где-то. Сделать какое-то место мёртвым для мысленной речи очень не просто, но у нас и противники не простые… Что, тоже не слышала, что такое возможно? Однако если твой наставник учил твоего врага не как тебя, а как следует… Скажи, твой Иули владеет мысленной речью?
— Слышит, но сам пока не говорит.
— Это не важно. Если дозовёшься, ободришь его. Не дозовёшься, проверишь отклик.
Вильяра позвала — и снова упёрлась в ледяную пустоту. Мгновенный ужас, и сердце пропустило удар. Когда мудрая успела так привязаться к странному чужаку? Тогда ли, когда от скуки и от избытка сил залатала искалеченный дух частицей своего — или позже, в совместных приключениях? Но именно благодаря тому, что однажды Вильяра щедро поделилась собою с чужаком, теперь, сосредоточившись и успокоившись, она почуяла со всей определённостью: её Нимрин жив. И она готова была нащупать едва уловимую разницу откликов, о которой говорил Латира. Три зова подряд: безусловно мёртвый Дюран, пропавший Нельмара, безусловно живой Нимрин. Пусть голова раскалывается от боли, пусть холодеет и щемит сердце, но колдунья знает: двое из троих — живые. А мама, ну вдруг? Нет, увы. Наставник, на всякий случай? Нет, не воскрес, и пусть его чуры до жаркой и зелёной зимы гнилой рыбой кормят! А с главой Совета и не так, и не эдак, как-то иначе. Проверить бы по кому-нибудь, кто покинул Голкья, но таких знакомых у Вильяры нет.
— Малая, эй!
— Здесь я! Нимрин не слышит и не отзывается, но он жив. Нельмара, кажется тоже. Сейчас я ещё кое-что попробую.
Вильяра порылась в поясном кармашке, добыла оттуда крохотный свёрточек, а из него — несколько коротких чёрных волосков. Специально приберегла с того раза, когда Нимрин учил Вильяру с Лембой искать по-своему, вот они и пригодились. Прикинула расстояние от истоков Кривого ручья до Синего фиорда, набросила ещё половину сверх — силы-то хватит — и запела.
Силы хватило не только определить направление и расстояние, но и ясно увидеть. Комната — ой, какой знакомый скол камня над дверью, это точно её старый дом! Нимрин на лежанке: одетый, при всей своей воинской сбруе, спит поверх шкур. Или не спит? Глаза открыты, зрачки наполовину закатились под веки, а выражение лица как тогда, когда Вильяра только собиралась будить находку кузнеца — неприятно пустое. Послала зов –пустота и холод, а видение, между тем, начало таять. Вильяра невольно потянулась к Нимрину — её сдёрнуло в колдовской сон: резко, неодолимо...
— Куда?! — окрик и удар ложкой по лбу вернули в действительность.
Вильяра проследила, как с жалобным дребезгом катится по полу котелок из-под похлёбки — миг назад Латира доскребал гущу со дна. Сейчас старик шипел и кривился от боли в спине: рана хоть и подживала со свойственной мудрым быстротой, но дня три бы ещё воздержаться от резких движений… Однако успел! Вытащил!
— В чуров котёл, под чёрным солнцем, на холодном пламени, с сухою водой…
— Не ругайся, малая, расскажи, во что ты вляпалась. Судя по твоему лицу, ты начала проваливаться туда, куда совершенно не хотела попадать, иначе я бы не вмешался. Что там, ловушка? С наживкой?
— Да. Я зашла со стороны, где меня вряд ли могли ждать, и я всё равно попалась в неё…
Вильяра изложила подробности своего приключения, Латира только головой качал.
— Ну и мастера вырастил поганец, твой наставник! Умел же, когда хотел! Знаешь что, малая, давай-ка заканчивать со всякими выкрутасами, пока оба целы. Зовём и оповещаем мудрых: я — старейших, насколько смогу рассказать им с моею клятвой, ты — действующих хранителей…
Стира отозвался Вильяре сразу. Внимательно выслушал новости из соседнего клана и приглашение в круг — усмирять стихии. Ответил вежливым отказом и обещанием, если Вильяра погибнет, донести её свидетельство Совету. Вильяра кое-как упросила его не откладывать, сразу передать новости дальше, всем собратьям по служению.
Рунира сначала отказывался верить в беззаконие одного из самых могущественных и уважаемых мудрых, потребовал доказательств. Потом согласился, что кто бы на самом деле ни растревожил стихии, усмирить их нужно, и как можно скорее. Сказал, что постарается к полудню закончить дела в своих угодьях и придёт разбираться на месте.
Дальние соседи один за другим либо обещали помочь, но позже, либо наотрез отказывались рисковать ради чужого клана. После десятого по счёту зова Вильяра плакала, и даже слёз с лица не смахивала. После двадцатого сказала в сердцах:
— Хватит! Только время зря теряем!
Латира, сидевший с закрытыми глазами и тоже совершенно не радостным выражением лица, встрепенулся:
— Нет, не зря! Мы с тобой теперь не сгинем безвестно, а беззаконники не смогут творить свои дела тайком. Новость разлетается во все стороны. Двое из семи, кому я дозвался, уже знали, им уже сказали те, кого мы с тобой оповестили первыми.
— Из семи? Я поговорила с двумя десятками, и многие ещё мучили меня вопросами!
— Прости, малая! Я передал тайну, которую хранил, тому, кому смог её быстро объяснить. Мы с Альдирой учились у одного наставника и всегда пели в унисон. Альдира умён, осторожен и терпеть не может Наритья. Мы с ним давным-давно не друзья, но это уже не важно. Если выживем, малая, тебе я тоже обязательно всё расскажу. Если выживешь одна, растряси Альдиру… Ну, что, попробуем сами наполнить водой дырявый кувшин? Или подождём Руниру?
Вильяра поёжилась, вспомнив запредельное напряжение великой песни, и сколько давал ей круг, и как всё это проваливалось в никуда.
— Тебе тоже пришёл в голову дырявый кувшин? Как думаешь, старый, сможем мы справиться с невыполнимой задачей?
— Наплескать с верхом, больше, чем вытекает? Думаю, сможем. Здешние Камни истосковались по разумным, они так и сочатся силой. Не раскрывая круг, просто положив руки на Камень, я получил столько, сколько из Ярмарочного не вытянешь даже с ключом.
Колдунья нервно усмехнулась:
— Я не стану делать тебя ключом, мудрый Латира, и сама им становиться не желаю. Так и знай! Хотя, иногда Камни не спрашивают, и ради клана…
— Нет, малая. Ты, конечно, хороша, но я-то уже слишком стар для таких игрищ. Мы просто зайдём в круг, держась за руки, и споём песенку, которой тебя твой наставник совершенно точно не учил. А потом споём Усмиряющую Стихии… Если не придумаем к тому времени чего-нибудь получше! Скажи-ка, малая, как проще всего наполнить водой дырявый кувшин?
— Обычный кувшин? Сперва заткнуть и замазать дыру. Но наша дыра — беззаконный колдун. Вообще-то, если его убить, большинство заклятий быстро и без последствий рассеются. Лишь великие песни опасно прерывать на середине: сам понимаешь, старый, я не хочу обрушить свои первые Зачарованные Камни на дом у Синего фиорда, кто бы там сейчас ни жил. Да и всё побережье может тряхнуть.
— Малая, что бы он ни пел, он не поёт постоянно. Нашёл же он время ловить тебя. Судя по отголоскам, что я слышу, он бередит стихии, потом отдыхает, потом опять бередит. Через равные промежутки времени, будто раскачивает качели. Ты сбила его своею песнью, а дальше он опять держит ритм. Мне это очень не нравится! Для «проклятья пурги», «гласа моря», «ропота голкья» и всей подобной погани мудрому в круге достаточно спеть один раз. Так, как сейчас, накачивают силу слабые колдуны, но он-то — мудрый в круге! Что он накачает, я даже предполагать боюсь. Как бы падение Лати Голкья не показалось рядом с его задумкой мелким сезонным извержением!
Продолжение: chorgorr.diary.ru/p210511469.htm
@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья
-
-
07.09.2016 в 11:57Очень отдельными моментами обидно за Ромигу
и Навь в лице оного
но, на самом деле, он как попаданец очень выгодно отличается от безликой мЭгакрутой толпы тех, кто всех построил в чужом мире, едва успев туда попасть.-
-
07.09.2016 в 13:20-
-
07.09.2016 в 14:00-
-
07.09.2016 в 14:06А я где-то говорила, что он в виде самого крутого был бы интереснее?)
-
-
07.09.2016 в 18:23А меня вот категорически не устроит только уничтожение любой из разумных рас - без всякой надежды на возрождение, даже "из архива". Я вот все еще асуров жду... А поражения - это нормально.
-
-
07.09.2016 в 22:42есть, например, поклонники ТГ, которым не нравится, когда автор подыгрывает челам =)
Да, это я, но здесь я вообще ни одного чела не наблюдаю, и меня это устраивает))
А !внизапное тотальное уничтожение челов меня бы тоже не устроило - ибо безобоснуйно).
-
-
07.09.2016 в 22:54Двойственное чувство - с одной стороны, хочется читать и читать, с другой не терпится уже "раскрыть" все главные интриги, поскольку все интересней и интересней.
+1
-
-
08.09.2016 в 15:30блин, как неудобно с телефона комментить! И хочется пофлудить, и никакой возможности. Зайду позже и всем отвечу)
-
-
17.09.2016 в 19:35Tashka_, Очень отдельными моментами обидно за Ромигу и Навь в лице оного Мне тоже! Но Навь таки далеко, а попаданец один и не в форме. Так что пусть посрадает
по произволу злобного аффтарав силу особой неблагоприятности места попадалова.Ну, а мне как-то не была бы интересна всесильная раса. А потому почему бы наву не побыть не самым крутым? =) На мой взгляд, даже в ТГ навы доминируют, но отнюдь не всесильны. Про всесильных мне самой и читать и писать скучно.
ЮЭ-ТУ, блин, я тоже! И пока чем дальше, тем сильнее... Но автор героя в Ж заведёт, автор и выведет)
~Dremora~, Tashka_, в предыдущих трёх частях у меня были челы, и скорее всего, ещё будут. Но обещаю не разводить среди них всесильных читеров)))
Тотальное уничтожение рас я тоже ОЧЕНЬ не люблю. Особенно своей собственной, пусть и в параллельном мире!
-
-
17.09.2016 в 20:03*
вообразил себя хваном с веерами, гоняющим бабочек к цветущему ЗК,старательно машет помпонами, подгоняя лучи вдохновения в сторону автора*-
-
17.09.2016 в 20:15-
-
17.09.2016 в 22:31Насчет навов... Ну вот мне трудно сочувствовать этакой мартистьюшной расе, которая и вся такая умная, и вся такая красивая, и вся такая неубиваемая и живет тысячелетия. А сочувствовать хочется. потому что я сочувствую сильным и умным как правило. Так что мне хочется, чтобы они... иногда немножко помучились. Тогда они становятся чуть более настоящими. В случае с Ромигой баланс на мой вкус идеальный.
Полное уничтожение рас на мой вкус ужасно. Потому что умирает тогда очень мощная сущность, коллективная душа. Я вот все думаю, может, асуры откуда-нибудь все же вынырнут? Хотя и они были далеко не ангелы. И я еще думаю. что такое "ключ трех рас" и боюсь развития этой темы. Похоже, это асуры, таты и еще одна раса на букву Б, полностью истребленная =( Может, они знали, как уничтожить Навь? И блин, не хочу уничтожения ни Нави, ни других рас...
-
-
18.09.2016 в 01:36Насчет навов... Ну вот мне трудно сочувствовать этакой мартистьюшной расе, которая и вся такая умная, и вся такая красивая, и вся такая неубиваемая и живет тысячелетия. А сочувствовать хочется. Однако же после отступления в ТГ их осталась горстка. Сезон Истинных Чудес для них был вчера, и они до сих пор не восстановили численность. А тут ещё недавно Ярга вылез... На мой взгляд, не трудно найти, чему посочувствовать)
Я вот все думаю, может, асуры откуда-нибудь все же вынырнут? Даже если не вынырнут, где-то они есть. А насчёт «ключа трёх рас» мне даже гадать неохота, но как бы это не провокация Галла, который всех стравил.
-
-
23.09.2016 в 23:14