Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм; смерть второстепенного персонажа... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.
Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm
chorgorr.diary.ru/p210017766.htm
chorgorr.diary.ru/p210336103.htm
chorgorr.diary.ru/p210340865.htm
chorgorr.diary.ru/p210511469.htm
Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm
12.10.16Тяжкий вздох:
— Иди-ка ты, Иули, куда она сказала. Если сможешь, возьми у Камня силу. Если нет, просто ждите нас там.
— А ты, мудрый Латира?
— А я — с ней, не распутает она одна такой клубок. Вдвоём бы управиться! — сказал и умчался следом за Вильярой.
Ромига проводил взглядом два смерча, быстро затерявшихся в снежной заверти. Щурясь от ветра, глянул вверх по склону, ругнулся и пошёл догонять Мули. Девчонка утопала уже довольно далеко, ещё чуть-чуть и спина в мохнатой куртке тоже растворится в белой мгле. Зачарованная Вильярой, Мули больше не бежала — шла, куда её послала колдунья, экономным, размеренным шагом голема. Ромига тоже не стал надсаживаться: острое чувство опасности притупилось где-то на середине подъёма, а мимо Камня они точно не промахнутся, хотя спешить туда нав совершенно не желал.
Чужой Источник фонил неровно, словно его лихорадило. Мучил головной болью, манил, дразнил силой, не давая ни капли. Повторив по третьему кругу приветственную песнь, Ромига стал чередовать её то с детскими исцеляющими и успокаивающими, то с исконными навскими формулами медитации. Какая разница: колдовать всё равно нечем, а в ритм шагов ложится — самое то…
Однако, пришли! Сперва ощущение близкого присутствия, потом силуэт в снежной мгле. Какой же он огромный! Не просто валун или обломок скалы — высокий менгир удивительного, тёпло-золотого цвета, особенно заметного на фоне окружающей холодной белизны. Ни малейшего желания прикасаться к этой красоте нав не испытывал, но каменный монолит немного защищал от ветра. Мули уже рыла снежную пещерку в наддуве у его основания.
— Копай на двоих!
Девчонка огрызнулась:
— Так помогай, помогай!
Вышла из големоподобного состояния? Значит, нужно с ней поосторожнее. Вот же придумала: на мудрую — с кулаками! И сейчас командует. Однако дело знает: очень скоро двое забились в снежную нору, прижавшись друг к другу так тесно, как не всякие любовники. Вовремя! Мороз уже кусал Ромигу за пальцы, полз под комбинезон, тянулся к сердцу и мозгу — без магической энергии даже навское тело неприятно уязвимо. А Камень, к которому они привалились спинами, словно в издёвку, холодил сильнее снега. Или то не холод — нестерпимый жар? Померещились руки убитого колдуна на плечах, ленивые толчки бёдрами… Резкий вдох-выдох прогнал наваждение, но Ромига «плыл» и ничего не мог с собой поделать. Ему нужна была его Вильяра, а Вильяре нужно было… Или не Вильяре — Голкья?
— Эй, оборотень, ты что, уже помираешь? Не помирай, пожалуйста, не помирай раньше Мули! Страшно, страшно одной! — сквозь обморочную муть.
— Я не собира…
Вот зачем они бродили по морозу туда-сюда? Можно было остаться в доме, конец один. Мир стремительно тонет в потоках ослепительного, жестокого, убивающего света. Нав — крошечная тёмная заплатка, чужеродная, никчёмная…
Руки на Камне.
— Именем Вильяры мудрой, хранительницы угодий, повелеваю, откройся!
И Камень раздаётся, разделяется надвое. Потеряв опору, Ромига падает вперёд и не может встать. Ползёт в круг на четвереньках, ранясь об острые грани ледяных кристаллов, отмечая путь чёрными пятнами крови. «Сам почувствуешь, когда дойдёшь до середины. Ляг в снег и прими силу…» Ага, щаз! Ничком в колючее белое крошево, и дух вон… Нет, странно, пока живой! Поднялся на колени, потом на ноги, дал волю рвущейся из горла песни, а с нею — силе, готовой разодрать, смять, уничтожить хрупкое двуногое существо, хотя лишь малая толика хлынула сквозь него, большая часть — мимо, будто в канале «навского аркана», и только поэтому он ещё кое-как жив, поёт и должен допеть, иначе даже начинать не стоило…
Латира был уверен: Вильяра не однажды пожалеет, что полезла спасать дом у фиорда. Однако мудрая — в своих угодьях, в своём праве, и старый колдун прекрасно понимал, почему знахаркина дочь не может поступить иначе. Оставалось помогать ей, отдавая старые долги.
— Малая, осторожно!
— Я вижу! Тут только тронь, вообще всё посыплется. Скажи, старый, как им это удалось?
— Это была защита, малая. Отличная защита от любых напастей и врагов. Вроде той, что ты наворожила вокруг охотничьего стана, только гораздо надёжнее. Возможно, в этом коконе даже «качели смерти» можно было пересидеть живыми. Только пели это вместе трое мудрых, а когда двое умерли, заклятья перекрутило вот таким узлом. Зная того, кто остался в живых, я допускаю расчет: чтобы поменьше осталось свидетелей. Но обвинять его в этом я не стану.
— Почему… А, ладно! Как ты думаешь, что эта погань делает с теми, кто сейчас внутри?
— Думаю, пока все живые просто спят: очень крепким, глухим сном. Когда узел затянется окончательно, начнёт разрушать тела, потом стены дома. Смотри, если подправить здесь и здесь, заклятье замрёт, и мы сможем распутать его позже… Или пусть распутывает, кто накрутил? Может, позовёшь его на помощь, малая?
— Нет, старый! Это мои угодья! Охотники в доме у Синего фиорда… Кто из них чист от беззакония, те станут Вилья, либо пусть уходят прочь. Домов Наритья у себя в угодьях я не потерплю!
Латира улыбнулся: знахаркина дочь в очередной раз подтвердила, что умеет не только колдовать, но и думать наперёд. Склонил голову в знак согласия.
— Ты говоришь, заклятье замрёт, старый? Но равновесие получится слишком шатким, а стихии бушуют. Я уверена, лучше порвать и развеять этот узел. Сразу и насовсем! Лучше никакой защиты, или пусть обитатели дома сами наворожат себе чего-нибудь.
— Хорошая мысль, малая. Как раз и заняты будут, и сразу увидишь, что у них за колдуны.
— Я решила, о мудрый Латира: развеиваем. До полудня мы должны успеть. Я начну вон оттуда, ты придержишь…
Некоторое время двое мудрых обсуждали будущие песни. Наконец, Вильяра выставила ладонь, Латира приложил свою. Переплели пальцы, помолчали — глаза в глаза. Чужие заклятья хуже ледяных заторов: тоньше, сложнее, опаснее…
Осторожно, мало-помалу, медленно, но ве… Нет!
Вильяра поспешила? Латира недодал капельку силы? Нагромождение заклятий рухнуло, разом захлестнув обоих колдунов. Латира даже не успел подумать, что это могло быть ловушкой: двое мудрых отчаянно сражались за жизнь уже не обитателей дома — свою и друг друга. Латира был опытен, Вильяра — сильна, но им не хватало, не хватало… Кто сумел дотянуться до Зачарованных Камней, перебросил от них тугие нити силы, дал ворожбе надёжную опору? Вильяра, но как? Не раздвоилась же она? Или…
Закончили. Тишина.
— Старый? — Вильяра сорвала голос, в лице — ни кровинки, черные от боли глаза.
— Что, малая? Хорошая новость: мы с тобой живы. Ещё новость, так себе: дом у Синего фиорда стоит целёхонек, беззаконную погань внутри можно будить, или скоро проснётся сама. Хочешь, я пошлю зов Вильгрину?
Мудрая медленно качает головой:
— Нет, старый, я — к Зачарованным Камням. Там мой Нимрин умирает. Это он дал нам опору на круг, понимаешь?
— Не понимаю, но верю: вы с ним друг друга стоите. Идём.
На первый взгляд, от Нимрина осталось немногим больше, чем от Наритьяры Среднего: сухой, обтянутый чёрным костяк. Рядом сидела Мули, подвывала, раскачивалась, грызла кулаки. Вильяра поймала взгляд племянницы: дикий, полубезумный, однако не до девчонки сейчас. Опустилась на колени возле скрюченного, вплавленного сугроб тела. Осторожно коснулась чёрной костлявой руки — пальцы медленно сжались, царапая лёд. Всё-таки, не уголь — кожа: лихорадочно горячая, шершавая, в какой-то странной чешуе. Собравшись с духом, Вильяра посмотрела в лицо. Передёрнулась, отвела взгляд. Тихо позвала:
— Нимрин! Ромига!
Он с трудом приоткрыл один глаз — дырку сплошной черноты, прошелестел что-то чёрными растрескавшимися губами. Знахаркина дочь всегда знала, что тело чужака — странное, не как у всех двуногих. Но что ей делать вот с этим, она просто не представляла. Облизнул губы чёрным раздвоенным языком… Брезгливый ужас: аж до рвотных позывов! Вильяра закрыла лицо руками, закачалась из стороны в сторону, вроде Мули.
— Малая, эй! Мудрая Вильяра! Твой целительский дар ему сейчас не поможет, но ты не отчаивайся, — голос Латиры. — Твоему Иули нужна сила, много-много подходящей ему колдовской силы, рядом, постоянно. Знаешь ли ты в своих угодьях ночные Камни, Камни глубокой зимы, Камни новолуний и затмений?
Вильяра услышала. Да, есть у неё такие. Хотя бы те, где она пела Усмиряющую Стихии. Выбрала для опаснейшей ворожбы никем не любимый круг без жилья поблизости, а Нимрину в нём оказалось хорошо.
— Знаю. Недалеко.
— Нужно поскорее доставить Иули туда и сделать для него возле Камня тёплое убежище. Позже ему понадобится много еды, но сейчас главное — колдовская сила, тепло, вода для питья. И ещё кто-нибудь, кто будет за ним присматривать. Нам с тобой, малая, некоторое время будет не до него, нас в Совете ждут… Мули, ты готова ухаживать за тем, кто спас твой дом?
— Дом? Спас? Я звала, звала, но дома все молчат, как мёртвые.
— Позови ещё раз, Мули. Позови главу дома.
Купец Вильгрин проснулся от зова дочери. Поганка Мули не разговаривала с отцом с тех самых пор, как одна, тайком сбежала в снега за добычей. В итоге, на излёте третьей осени — взрослая, воительница, ученица Великого Безымянного. Щуры свидетели, Вильгрин не желал своей милой доченьке подобной судьбы. Девушку ждал обряд совершеннолетия на четвёртое лето, красивый и безопасный, а после сразу свадьба, а дальше — всю её женскую жизнь — мужа ублажать, да деток рожать, лишний раз не покидая жилых покоев. Дома клана Наритья достаточно богаты, мужчины достаточно сильны, чтобы женщинам не приходилось охотиться и воевать… Мули выбрала сама, выбрала иное, и гнев отца на сумасбродку-дочь до сих пор не иссяк.
А всё-таки приятно услыхать спросонок: «Доброго утра тебе, батюшка, купец-колдун Вильгрин!» Приятно, не пробудившись до конца, ответить: «И тебе доброго утра, ослушница! Чем порадуешь?» Только у ленивых и бездарных ничтожеств от мысленной речи болит голова, а Вильгрин и его домашние избегают зазря языки студить. Особенно хороша безмолвная беседа тем, что недруг её не подслушает, даже если стоит бок о бок… «Прости, батюшка, ничем я тебя не порадую. Мули — горевестница. Чёрный оборотень убил в снегах Великого Безымянного. Голкья медленно гибнет. Латира с ярмарки и ведьма Вильяра сказали, что оборотень спас наш дом от ужасной скорой смерти, но я не знаю, верить ли им? Хотя оборотень, правда, ворожил, ворожил в нашем круге. Страшно ворожил, и вышел оттуда весь, как обугленный. И до того ты, батюшка Вильгрин, не отзывался, молчал, будто мёртвый, а теперь будто ожил…»
Вильгрин зарычал сквозь зубы: и от новостей, и от того, что отлежал себе всё… Ещё бы: на голом-то полу, в коридоре! Он кое-как собрал вместе руки-ноги, сел. Огляделся, соображая, где ж его так сморило? А голова тяжёлая, будто после хорошего удара по затылку. А дом... Дом больше не зачарован. Защитный кокон, связанный мудрыми, оберегавший от всего, но и вздохнуть свободно не позволявший, этот кокон исчез, будто сдуло его ночным ветром. Что же у них там на самом деле стряслось? Чьей руки теперь держаться, если Великий Безымянный убит? Мули, хоть воительница, хоть собрала колдовской дар со всех отцовских и материнских родов, а умишком-то, увы, не вышла. Вопросы нужно задавать тому, кто умён и при делах.
Двое мудрых клана Наритья оглохли и замолчали, кажется, навсегда.
«О мудрый Наритьяра Младший!» Жив, услышал, поправил: «Просто Наритьяра», — и тишина. «О мудрый Наритьяра!» — заново начал Вильгрин. «Знать не знаю тебя, беззаконник! Ты ходил путями Наритьяры Среднего, слушал его бредни, алкал солнечного посвящения. Отвечай теперь перед всеми мудрыми, перед хранительницей угодий, где вы добывали себе разумных в пищу». Вот, значит, как ты теперь запел, Младшенький?! «О мудрый Наритьяра, мой дом, дом у фиорда, полон Наритья, не преступавших никакого закона. Неужели, ты бросишь их всех на произвол судьбы?» «За них я, так и быть, замолвлю словечко. Хотя ты, глава дома Вильгрин, осквернил у себя живоедством всех, даже малых детей. Вам всем теперь лучше умереть. Но возможно, твоя единоутробная сестрица окажется милостивее меня и примет дом у фиорда под свою руку». Понятно: так прогоревший купец сбывает с рук гнилой товар. Неприятно оказаться на месте товара, да…
Жаль, нельзя послать зов той, кого ни разу в жизни не видел, даже издали. Но можно попытаться вести беседу через посредника. «Мудрый Латира! Мне сказали, ты бродишь где-то поблизости, и хранительница угодий Вилья тоже с тобой?» «Да, Вильгрин, это я попросил Мули разбудить тебя. Можешь поблагодарить нас с Вильярой за то, что твой сон и сон твоих домашних не стал смертным. А ещё больше ты должен благодарить чужака, который за ваши жизни чуть не убился в круге. Твоя дочь Мули будет ухаживать за ним, пока он не поправится или не умрёт. А ты пока позаботься о своём доме, Вильгрин. Ваш Великий Безымянный взбудоражил стихии так, что мудрым некоторое время будет не до тебя и не до твоих беззаконных дружков. Однако соседи Вилья смотрят на дом живоедов у Синего фиорда с большим неодобрением и следят за каждым шагом каждого из твоих». Вильгрин тяжело вздохнул, поднимаясь с пола: «Я понял тебя, старый. Пожалуйста, передай моей сестре Вильяре, что я встречусь с ней, как только наведу порядок в доме у Синего фиорда. И передай моей дочке Мули, что дома ей делать нечего, пусть спокойно ухаживает за раненым». «Нам понадобятся упряжки и двое саней: одни с лежанкой для перевозки раненого, другие с полным набором для зимнего стана и с провизией на десять дней для двоих. Пришли их к Зачарованному Камню, срочно». «Сделаю. Сёстры пригонят».
Латира понаблюдал, как корёжит знахаркину дочь над искалеченным Иули, мысленно плюнул и занялся чужаком сам. Нет, с его другом, прежним Иули, подобных бед не случалось, но старик неплохо изучил, что они такое. А зная, не понимал, какая сила погнала этого Нимрина-Ромигу в светлый, полуденный и осенний круг, как он исхитрился спеть там великую тёмную песнь и выползти наружу почти живым? Такие чудеса выпадают лишь тем, кто не просто слышит и направляет стихии, а дышит с ними в унисон, кого они пестуют и хранят. Но чужак? Ладно, любопытно будет послушать, что он сам скажет, когда сможет говорить.
Мули успокоилась и теперь помогала Латире строить снежное убежище вокруг пострадавшего, жечь жаркие колдовские огни. А Вильяра молча встала и ушла в круг. Старый колдун лишь проводил её взглядом, вздохнул тяжело. Некоторые вещи каждый переваривает в одиночку, ничего тут не поделаешь. Вернулась Вильяра довольно скоро: отдохнувшая, полная свежей силы, но с такими отчаянно грустными глазами — обнять и баюкать, пока не расплачется и не утешится. Но нет: хоть ученица, а взрослая, мудрая, давным-давно уже не подросток с ярмарки. Легла рядом с чужаком, обняла, прижалась тесно-тесно. Он не шевелился, не открывал глаз, не менял ритма дыхания. Нет, хуже ему не стало, Латира даже подозревал, что он в сознании, просто бережёт силы, не тратит их на общение с внешним миром. Мудрый сам пару раз так отлёживался, сильно не любил об этом вспоминать.
Вильяра грела тёмного своим дыханием, теплом своего тела и своего дара всё время, пока не приехали обещанные Вильгрином сани. Две статные рыжие охотницы затормозили упряжки на почтительном расстоянии от Зачарованного Камня, с южной церемонностью поклонились Латире, который вышел им навстречу. Старик отметил на обеих развесистые гроздья золотых серёг: только сильные колдуньи не отморозят уши с таким количеством продетого в них металла. Древний опознавательный знак мудрых несёт тот же смысл, однако выглядит куда скромнее. Латира велел подвести сани вплотную к убежищу. На скрип полозьев и повизгивание зверей выглянула Вильяра. Перед нею рыжие ведьмы едва не распластались по снегу! Мудрая сурово велела не подметать сугробы рукавами, а назвать себя.
— Я — Даруна, дочь повитухи из клана Вилья и Поджи из клана Наритья, — представилась рыжая, что повыше и побойчее. — А это Нгуна, моя родная младшая сестра. Мудрый лишил её языка, она говорит только безмолвной речью.
Знахаркина дочь упёрла руки в бока, вздёрнула подбородок, вприщур озирая новоявленных родственниц. Латира тоже разглядывал трёх женщин, с трудом выискивал черты внешнего сходства. Вильяра — белоснежная северянка. В её двоюродных сёстрах кровь отца перебила кровь матери. Вообще-то, все Наритья — помесь переселенцев-северян с исконными обитателями Марахи Голкья: рыжими, под местные пески, зеленоглазыми и раскосыми. Обликом Даруна и Нгуна удались именно в этих своих предков, будто они даже не Наритья, а какие-нибудь Джуни. Но для мудрого родство всех трёх колдуний было совершенно очевидным: яркий, сильный дар, наследие древнего знахарского рода. Беззаконный дом стоило сберечь если не ради самих рыжих, то ради возможного потомства.
— Скажи мне, Даруна, кто вы в доме у Синего фиорда? — морозу в голосе Вильяры мог позавидовать северный ветер.
— Мы знахарки и доверенные помощницы главы дома, единокровного брата нашего Вильгрина. Мы прислуживаем мудрым Наритья и их гостям.
Ледяной взгляд мудрой Вилья:
— Даруна, ты или твоя сестра когда-нибудь отнимали жизни разумных?
Даруна повинно склонила голову:
— Я — да. Сестра — нет. Нгуна с детства поклялась быть хранительницей жизни.
— Даруна, ты кого-нибудь убивала между первым снегом и первой зеленью?
Рыжая склонилась ещё ниже:
— Я дважды варила зелье беспробудного сна для тяжело раненных охотников, трижды — для неизлечимо больных стариков, они сами меня об этом просили. Других смертей на мне нет.
Немая сделала резкий отрицательный жест, Даруна перевела:
— Сестра поправляет меня. Мы с ней бывали руками Великого Безымянного, но мудрый не оставил нам памяти о сотворённом через нас. Мы иногда находили на своей одежде кровь, и вряд ли это была кровь дичи. Мы не знаем, убивали ли мы.
Вильяра медленно кивнула, перевела взгляд на Латиру:
— Я не уловила в речах Даруны прямой лжи, а ты, о мудрый Латира?
Латира чувствовал тени умолчания, бездну застарелого страха, подобострастие перед мудрыми, однако не грубое враньё. Подтвердил:
— Я думаю, Даруна сказала тебе правду. Часть правды, о мудрая Вильяра.
Знахаркина дочь снова обратилась к сестрам, уже чуть теплее:
— Я спросила, вы ответили, пока довольно. Будет время, вы подробно расскажете о жизни и порядках в доме Вильгрина. Кстати, Нгуна, разрешаю тебе обращаться ко мне напрямую, я владею безмолвной речью.
Немая поклонилась, Вильяра едва заметно поморщилась, потом сказала вслух:
— Даруна и Нгуна, сёстры мои, к сожалению, у меня не осталось времени на родственные беседы. Властью хранительницы угодий Вилья я повелеваю вам отвезти главного спасителя вашего дома в то место, куда я укажу. Помогите Мули обустроить там всё по моему слову и по слову мудрого Латиры, а после возвращайтесь домой. Вы обе — Вилья по рождению, я беру вас под свою руку и подтверждаю ваше право селиться в моих угодьях. За любое беззаконие я спрошу с вас сама и спрошу сурово. Любое небрежение в том деле, которое я вам сейчас поручила, покараю немедленной смертью. Вы меня поняли?
— Да, мы будем беречь как себя … А кого? О мудрая Вильяра, кого и куда мы должны отвезти?
Вильяра сама принесла Нимрина на руках, сама уложила в сани, Мули только откинула и запахнула обратно шкуры-одеяла. Рыжие отшатнулись, зажмурили глаза, закусили пальцы. Даруна забормотала:
— Оборотень, оборотень, опять этот чёрный оборотень!
Мудрая криво, сочувственно и виновато улыбнулась сёстрам:
— Мне тоже тяжело смотреть на его нездоровье. Он не оборотень из сказок — он чужак с другой стороны звёзд. Тем драгоценнее сотворённое им для нас всех — не по долгу, не по велению стихий…
Ветры Нари Голкья — буйные сумасброды. Раз, и сдёрнули тучи с небес. Был ненастный сумрак — стал яркий день. Солнце засияло до рези в глазах, выжимая слёзы даже у привычных охотников. Нимрин загородил лицо ладонью, попытался зарыться поглубже в шкуры. Мули заботливо укрыла его с головой, начала привязывать к саням. Упряжные звери принюхивались, недовольно фыркали, переступали лапами.
Латира хлопнул Вильяру по плечу, махнул рукой на небо — до полудня осталось чуть-чуть — и принялся давать указания рыжим. Вильяра сгребла горстями снег и сотворила путеводного побегайку. Прижала к груди, поглаживая по серебристой шерстке, будто живого. Сёстры слушали старика, заполошно кивали. Мули сидела на снегу возле саней, пела Нимрину согревающую песню. Латира уже оценил, что дара в девчонке — как бы ни больше, чем в трёх старших колдуньях, жаль, она хромает разумом. Зато новый облик Нимрина приняла спокойнее всех и заботиться о нём будет, как должно…
Вильяра провожала взглядом сани, пока те не скрылись за перегибом горы. Шумно выдохнула, умылась снегом, свирепо отряхнулась.
— Ну что за погань, старый! Я ж понимаю, он нам с тобою жизнь спас, не говоря о прочих. А воротит от него — не могу!
— А если твой Нимрин навсегда останется таким, малая?
Знахаркина дочь зябко передёрнула плечами.
— С калеками, с неисцелимыми всегда тяжело. Особенно, когда близкие… Привыкну как-нибудь.
— Вот и начинай привыкать.
— Идём на Совет, старый. Я предвижу, некоторое время нам всем будет не до чувств. А потом… Будем живы, разберусь! Мы как пойдём, учитель? Через круги или изнанкой сна?
— Сама знаешь, изнанкой сна быстрее. Или ты захотела прокатиться с Ярмарочной горы?
— В другой раз. И ну его, тот древний круг, ещё застрянем. Кстати, вот про него я не знаю, когда его ставили? Наставник меня туда не водил и ничего не рассказывал. Ты его тоже не любишь, хотя пользовался много лет.
— А никто не помнит, малая. Он ночной, это точно. Не самый тёмный из тех, что я видел, но один из самых. Любопытно будет потом сводить туда твоего Нимрина.
Вильяра молча опустилась на снег и закрыла глаза. Латира по привычке постерёг её сон и её путь, но старая ледяная ловушка не действовала, а новых пока никто не наворожил. Мудрый убедился в этом и последовал за ученицей.
Говорят про такое: глаза как два ножа. Да не два, а гораздо больше! Сколько ненавидящих взглядов пронзило Вильяру, когда она явилась в пещеру Совета? Да кто ж сосчитает! Недоброжелатели слишком быстро закопали свои чувства так глубоко, что раньше весны ни один зверь не дороется. Лишь молоденький островитянин, кажется, Аргира, внятно пробурчал на ухо соседу:
— Что, вот из-за этой белянки не будет нам большого тёплого солнышка круглый год?
Сосед, тоже с островов, обозвал Аргиру простофилей и посоветовал побольше учиться и думать, поменьше верить всяким бредням. Возникший поблизости Латира мигом присоединился к ожесточённому спору.
В зале Совета, как всегда, много галдели, но вместо привычного ровного гула Вильяре слышалось что-то вроде штормового прибоя. Все мудрые были взбудоражены и с величайшим трудом держали себя в руках.
На возвышение, предназначенное для главы Совета, вышел — нет, выполз! — Нельмара. Вильяра по себе знала, как выглядит (и как чувствует себя) мудрый после едва не сорванной великой песни. Вот именно так Нельмара и выглядел. Конечно, получше Нимрина… А ещё мудрого недавно сильно избили…
— О сёстры и братья по служению, слушайте моё слово! — хранитель знаний обошёлся без традиционных приветствий. — По моему зову собрались не все, но ждать дольше невозможно. Сообщаю тем, кто до сих пор был глух к новостям. Беззаконник Наритьяра Средний раскачал «качели смерти». Он угрожал мудрым, требовал признать себя Великим Голкирой и принести присягу подчинения. Силой или уговорами он покорил многих, но был убит после очередной песни. Мы с Наритьярой Младшим, а ныне — единственным, начали тормозить «качели». Мы знаем, как это сделать, но работа предстоит долгая, кропотливая, тяжёлая и опасная. Меня утром чуть не убило, но кто-то вовремя оттянул часть силы в другой круг. Наритьяра поёт сейчас, — Нельмара с трудом перевёл дух, скользнул взглядом по рядам мудрых, жестом пресёк чью-то попытку вставить слово. — Братья и сёстры, сегодня я собрал вас не для судов и пересудов, а для общего дела. Властью временного главы Совета я повелеваю всем, кто может, идти в круги и петь, — он плавно повёл руками, и под потолком залы повис призрачный образ Голкья, со всеми её морями и океанами, континентами и островами, облачными космами и вихрями. Малыми искорками, звёздочками замерцали на поверхности полупрозрачного шара Зачарованные Камни. — Нам нужна равномерная сеть по всей Голкья и согласованные усилия. Сейчас каждый выберет круг в своих угодьях, старейшие заполнят пустоты. Кто не готов петь великие песни, тот примет на себя повседневные обязанности своих занятых соседей. О мудрые, кто не чувствует себя в силах петь, пожалуйста встаньте и отойдите в сторону.
В зале произошло движение, около двадцати мудрых, самых дряхлых и самых молодых, сгрудились в углу. Нельмара назвал ещё полтора десятка имён и указал туда же. Спорить никто не стал, глава Совета неплохо изучил и возможности, и характеры мудрых. С Наритьярой Средним, правда, у него вышло как-то погано, но разговор об этом предстоял позже, когда они отведут от Голкья смертельную угрозу… «Когда», не «если»!
Те, кто в силах, быстро разобрали себе по искорке — Камню, потом некоторое время уравновешивали сеть и договаривались о взаимодействии. Вильяра, вместе со всеми, получила от Нельмары несколько чётких указаний, совет слушать стихии и доверять своему дару, а также пожелание удачи.
Вот и всё:
— Идите, о мудрые, и пойте в свой черёд!
16.10.16Ромиге давно не было так погано… То есть, было, и совсем недавно, но смертная схватка с неведомым врагом стёрлась из его памяти. Зато он в мельчайших деталях осознал и запомнил, как входил в круг и пел, затыкая собой дыру в ткани чуждого ему мира Голкья. Особенно отвратно, что воли у него в тот момент было примерно как у тени, следующей за хозяином… За хозяйкой — Вильярой. Ведьма мало того, что связала жизнь нава со своей, поставив его в унизительную зависимость, так ещё и слово с него взяла! Ладно, слово он дал сам. Сам пообещал помочь против беззаконников с их колдуном. В меру сил, да! А попал в замкнутый круг: можешь, значит, должен — должен, значит, можешь. Мало того, что доколдовался до боевой трансформы, хотя при его магическом уровне это почти невозможно! Мало того, что трансформа получилась кривая и полудохлая, это как раз закономерно. Ещё и застрял в ней! Как там распорядительница Тунья говорила? Стоять бы тебе в огороде пугалом? Для этого он сейчас идеально подходит, только колом подпереть, а то свалится. Вильяра глянула — чуть не блеванула. Хорошо, он сам не видит себя со стороны. Но если это выглядит так, как ощущается…
Нав родился не вчера и знал: время смоет эмоциональную пену, оставив ему опыт. В трансформе он, конечно, не удержится, не тот уровень: либо перелиняет обратно, либо помрёт. Если выживет, рано или поздно разорвёт противоестественные узы, связавшие его в Вильярой и Голкья. А пока ему предстоит выживать с таким «прицепом»: в чём-то сложнее, нежели одному, в чём-то легче и выгоднее. Он ещё поразмыслит об этом, а пока побережёт силы. Просто побережёт силы.
Латира правильно определил, что нужно пострадавшему, и всё по-быстрому организовал. Спасибо, хорошо: не надо шевелиться самому. Вильяра… Пока она честно выполняет свои обещания, на остальное Ромига готов наплевать. Греет. Тёплая. Нужна.
Дорога в снегах показалась невыносимо долгой, хотя заняла всего часа два. Девчонка Мули очень старалась, чтобы ему было удобно, но привязанного к саням нава всё равно донимали два мучительных ощущения: слишком светло и холодно.
Рыжие ведьмы Даруна и Нгуна по-прежнему боялись «оборотня» до судорог. В другое время он посчитал бы это забавным, сейчас — просто отметил про себя.
Зачарованный Камень Ромига почуял издали. Потянулся к нему всем существом — поймал ответный ток энергии, не родной, но вполне подходящей. Как же велика разница с поганым жёлтым менгиром! А Вильяра пользуется тем и этим, без разбору… Нет, о природе здешней магии Ромига тоже поразмыслит позже.
Приехали! Сейчас женщины будут обустраивать стоянку, а он полежит, потихоньку поприводит себя в порядок. Наружу из Камня энергия сочится еле-еле, а ему сейчас так и нужно: по капельке, постоянно. Латира — мудрый не только по названию, умница!
А Мули, оказывается, сильна. То Ромига её на руках носил, а теперь она его подняла, легко. Рыжие выстроили иглу, однако нав попросил не тащить его туда, а положить у Камня. Попросил, голосом: прогресс, однако. Даже Приветственную песнь спел, только тихо-тихо.
— Оборотень, ты не замёрзнешь на снегу?
— Уже нет. Особенно, если ты подстелешь мне шкуры.
Девчонка тут же уложила его обратно в сани и вместе с ними подкатила к Камню. Заботливо укутала, подоткнула меховые одеяла со всех сторон. Иногда она производила впечатление безнадёжной дурёхи, иногда проявляла завидную смекалку и сноровку, всякий раз неожиданно. Впрочем, и об этом будет время подумать. Свет-то, между прочим, уже не режет глаза. Солнце ещё высоко, а ему уже лучше, заметно лучше. Хотел глянуть на свои руки, проверить, не сходит ли с них чёрная чешуя, но угрелся и задремал. Тёмно-серая угловатая глыба Зачарованного Камня посреди снегов — лучшая печка!
В сумерках Мули затеяла варить ужин, нав сквозь дрёму учуял сытный запах походного супа, но когда девушка принесла ему котелок, отказался, попросил лишь тёплой воды. И воду-то изменённое тело приняло с трудом, всего пару глотков.
Ночью, несмотря на крепчающий мороз, остался у Камня. Мир снова лихорадило, что-то где-то происходило, отзываясь то содроганием грунта, то головокружением, то зарницами в небе, то вспышками света под закрытыми веками. Ромига с обречённой тоской ждал, когда его снова неодолимо потянет в круг, но обошлось.
К рассвету набрался сил, чтобы послать зов Вильяре. Мудрая не ответила: то ли не захотела, то ли не смогла, то ли попросту не услышала. Зато на второй зов, почти без надежды на успех, неожиданно откликнулся Латира. Сообщил, что все живы, всё идёт по плану, подробности — при встрече, и посоветовал Ромиге спокойно поправляться. Нав хотел возразить, что не болен, просто… Нет, объяснять чужому тонкости взаимодействия с родной стихией совершенно ни к чему. Здоровым-то Ромигу по-любому не назовёшь, значит, больной. И надо таки поправляться: поправлять себя.
Утро до восхода нав посвятил глубокой, по всем правилам, медитации. К тому времени, как солнце вышло из-за дальних гор, а заспанная Мули — из иглу, Ромига почувствовал голод: впервые после круга. С нетерпением ждал, когда девчонка разогреет вчерашний суп. Чуть-чуть поел: Мули кормила с ложки. Сам с трудом выпростал руку из-под шкур, но пальцы не работали, чёрное спеклось в коросту и сковало движения. Судя по мерзкому привкусу навской крови в супе, на губах та короста трескались, но боли Ромига не ощущал.
Покормив его, девчонка решительно прищурила глазища и принялась ворожить. Под её заунывные завывания будто мельчайшие иголочки начали покалывать лицо, голову, шею, плечи, руки — те места, над которыми Мули водила ладошками. Приятно и вряд ли вредно: нав не стал возражать. Так и задремал, а проснулся ближе к полудню, опять голодный и гораздо бодрее, чем утром.
Дотянулся до отставленного в снег котелка, согрел магией и с удовольствием выскреб до дна. Короста на руках трескалась, трещины кровоточили, заплывая чёрным и снова расходясь от движения. Чувствительно и неприятно, но Ромига счёл эти ощущения, скорее, хорошей новостью от приходящего в себя тела. Сел поудобнее и углубился в медитацию. А Голкья снова дрожала, мешала сосредоточиться, просила тёмной песни: не так настойчиво, как прошлый раз, но ощутимо.
«Мудрый Латира!» «Я слышу тебя, Иули. Что случилось?» Ромига искал слова, чтобы объяснить, но понятийной базы не хватало, а безмолвная речь давалась ему тяжело: «Мудрый, меня снова тянет в круг, и на этот раз я оттуда не выйду. Вы бы как-нибудь разобрались сами. А то меня ждут дома, живым.» «Я понял тебя, Иули! Спасибо, что сказал.»
Вскоре после разговора нава отпустило, а через некоторое время очертания Камня на миг затуманились, и на снегу у подножия вяло заворошился меховой ком с характерной пепельной макушкой.
— Мудрый Латира?
Старик с трудом доковылял до саней, присел на край. Устало улыбнулся наву:
— Всё хорошо, Иули. Стихии успокаиваются, ты живой, я живой, Вильяра живая, — заглянул в пустой котелок, крикнул. — Эй, Мули!
Девчонка вылезла из иглу, подбежала, скорчила недовольную гримаску:
— О мудрый, мудрый, зачем шумишь, когда можно позвать? А если бы я ловила белянок в распадке? Всех бы мне распугал!
— Сама ты белянка! — фыркнул старик. — Я тебе что велел? Приглядывать за ним в три глаза! — указал на нава.
— А чего за ним приглядывать, приглядывать? Дикие звери к Камню не ходят, кричавки не летают. Двуногие пусть сами боятся, кто Великого Безымянного победил. Я его полечила, полечила, больше пока не надо. Мули спит, ты шумишь… А теперь вот смеёшься. Почему Мули смешная, смешная?
— Потому что смешная. Тащи сюда припасы, будем варить обед, с моими приправами.
Пока собирались готовить, нав лежал с закрытыми глазами. Не в медитации — просто задумался. Между прочим, понял, что совершенно не желает никому рассказывать, как именно дурёха Мули заделалась в воительницы. Только он решил молчать, девчонка сама проболталась Латире. С тою же лёгкостью, как прежде — наву, но с более цветистыми подробностями. И как решила следовать пути, что указал её отцу и другим Наритья Великий Безымянный. И как по первому снегу удрала из дома на одиночную охоту, как скрадывала двуногую добычу, как убила, как разделывала и ела.
Надо отдать должное Латире: он слушал спокойно и внимательно, не отрываясь от стряпни. Вовремя поддакивал и задавал уточняющие вопросы. Лишь разъяснив детали, так же спокойно спросил:
— Мули, ты знаешь, что сотворила одно из худших беззаконий, и какое наказание тебе за это положено?
— Почему беззаконие, беззаконие? Мудрый моего клана объявил новый закон, Мули исполнила. Я первая, первая в нашем доме его исполнила! За это Великий Безымянный взял меня в ученицы и обещал меня, меня первую провести через солнечное посвящение.
— Какое-какое посвящение? — переспросил Латира.
— Великий обещал, обещал, все одарённые Наритья со временем примут силу, подобную мудрым. Только мы не будем отдавать стихиям свои имена и родовые ветви, за нас отдадут низшие и бездарные, вместе с ничтожными своими жизнями. Их сердца и кровь станут даром Великому Солнцу, их тела станут пищей на празднике посвящения…
Ромига узнал напевные интонации несостоявшегося Голкиры, а старик стал мрачнее тучи.
— Мули, ты, правда, готова украсть чью-то жизнь и дар, чтобы преумножить свои?
Девчонка озадачилась:
— Мне довольно, довольно моего дара, я не знаю, за-зачем больше. Но Великий говорил, так надо, надо, да.
— А кому это надо? Как ты думаешь, Мули?
Мули долго молчала, то закатывая глаза, то морща лоб умственным усилием. Латира не торопил, помешивал варево в котелке над колдовским огнём, а нав с самого начала счёл за лучшее помалкивать. Девушка неуверенно переспросила:
— С-солнцу? Ве-великому Безымянному?
— А тебе, Мули? Ты же стремилась первой пройти солнечное посвящение. Для чего оно тебе?
— Великий говорил, говорил, он испытает на мне новый обряд, и если получится, то следующим, следующим он посвятит моего отца, Вильгрина. Мули хочет, очень хочет, чтобы отец жил вечно, а не как мама.
Латира тяжело вздохнул.
— А ты сама, Мули, что ты собиралась делать, получив удесятерённый колдовской дар и долгую жизнь?
— Не-не знаю… Что велел бы мне Великий Безымянный… Служила бы ему дальше.
— А сама? Сама, чего ты желаешь? Что тебе нравится делать больше всего, Мули?
Девчонка снова надолго задумалась. Латира позволил огню под котелком почти угаснуть, прикрыл варево крышкой. От аппетитного запаха у Ромиги заурчало в животе — Мули вздрогнула, метнула испуганный взгляд на него и по сторонам, будто очнулась. Закусила губу, резко вздохнула, заговорила.
— О мудрый Латира, Мули нравится бродить в снегах и читать следы. Летом — собирать полезное, что растёт. Хоть бы и вовсе не возвращалась я ни к фиорду, ни в дом деда на Марахи Голкья… А ещё любит Мули петь целительные песни. У меня сильные, сильные песни, все говорят. Только тётки отказались учить меня.
— Почему отказались?
— Они сказали, я глупая, плохо понимаю двуногих, а без этого знахаркой быть нельзя.
Латира лишь вздохнул и покачал головой. Снял крышку с котелка, сказал:
— Готово! — и стукнул ложкой по гулкому металлическому боку.
Трапезничали, как принято среди охотников, быстро и молча, пока пряная похлёбка не остыла. Когда котелок опустел, Ромига ожидал продолжения разговора, но его не последовало. Латира прислушался к чему-то и быстро ушёл в круг. Мули долго стояла, смотрела в небо, нюхала воздух. Потом присела рядом с навом и затянула уже знакомую песенку. Знакомое покалывание под её ладонями, знакомо потянуло в сон — Ромига снова не стал противиться.
Проснулся — в небе догорала заря, а рядом сидела усталая, осунувшаяся Вильяра. Долгий взгляд глаза в глаза, потом колдунья осторожно протянула руку к его лицу. Медленно, едва касаясь, обвела кончиками пальцев брови и скулы, нос, губы, подбородок. Ромига млел от нежданной ласки и от самого факта, что ощущает эти легчайшие прикосновения. Подавался навстречу — кожа зудела и чесалась, будто стянутая слоем присохшей глины. Вильяра едва слышно выдохнула:
— Ты — это ты, Ромига. Мне всё равно, как ты выглядишь, ты — это ты.
— Сама-то себе веришь? — не без ехидства уточнил нав.
— Стараюсь поверить, — отозвалась она виновато, и тут же добавила гораздо бодрее. — Пока я стараюсь, ты поправляешься. Кажется, эти струпья скоро начнут отваливаться. Не знаю, во что ты превратишься, и насколько тяжело мне будет на это смотреть. Но ты, главное, живи! Хочешь, я пойду с тобой в круг? Из меня сейчас такой замечательный ключ получится, — она наклонилась к нему, приникла, коснулась губами губ.
Ромига вжался в шкуры, отстраняясь:
— Я ценю твоё предложение, о Вильяра мудрая, оно щедрое и от всего сердца, но давай в другой раз? Ты же понимаешь: я весь в этой коросте, с макушки до пяток. Пока она не отваливается, а больно трескается. И в круг я пока не хочу, мне достаточно силы здесь, перед Камнем, — поглядел ещё немного в мерцающие серебристые глаза, усмехнулся. — Ладно, пошли. Помоги.
Сказал и встал почти без её помощи. И пару шагов до Камня преодолел сам, припечатал ладони к шершавой тверди, опёрся. Две белые пятерни легли рядом с двумя тёмными, едва различимыми на поверхности глыбы. Два усталых, хрипловатых голоса, мужской и женский, зазвучали в унисон. Камень послушно раскрылся перед навом и колдуньей. Ромигу повело без опоры — Вильяра закинула его руку себе на плечо, помогла идти вперёд. Над кругом ярко и тревожно мерцали звёзды, похрустывал иней под ногами… Уже середина, и они уже поют поимённое приветствие всем Камням, а после — после можно прилечь, даже нужно… Ромига с удовольствием растянулся навзничь, пораскидал руки-ноги, глубоко, привольно дышал сладким морозным воздухом. А Вильяра… Когда это она наловчилась расстёгивать гарочий комбинезон? Но раз уж расстегнула и добралась…
— М-м-м… Пожалуйста, продолжай, мне нравится!
Удивительно, какой нежной умеет быть эта бестия, и как её нежность заводит. Подумать не мог, что хоть что-то у него сейчас шевельнётся, а вот же… И больно от сходящей коросты, и щекотно, и так сладко! Звёзды в небе перемигиваются с чёрными дырами, шалый ночной ветер шепчет на ухо: «Живой!»
Живой! Распалясь от искусных ласк, Ромига таки подмял колдунью под себя и получил всё, что мужчина получает от женщины. А сверх того, впервые ощутил, что обретает маг в круге Зачарованных Камней, когда другой маг становится ему ключом от силы.
Главное, не почернеть окончательно — или попросту не лопнуть. А ещё от такой восхитительной полноты, от избытка так и тянет запеть! Хочется, можется, и пожалуй, нужно. Встать спина к спине, сплести воедино два звонких, сильных голоса. И закружиться в танце, невесомой тенью ступая по хрусткому инею, повести, завертеть вокруг себя ловкую и быструю охотницу — восхититься, как она угадывает нужные движения, как отзывчива и легка. И долго петь и плясать вдвоём, вихрить чёрный туман среди синих и фиолетовых сполохов. И остановиться друг против друга, улыбаясь, жарко дыша, чуть склонив головы, поблагодарить, и неторопливо, рука об руку покинуть круг.
А вовне такая же ясная, звёздная ночь, и так же легко дышится, и тело так же полно силой. Ромига провёл руками по лицу, стряхивая остатки чёрной шелухи, глянул на ладони — свои, нормальные, только худые! Посмотрел на Вильяру: тёмные чешуйки тут и там налипли на белый мех её одежды. А сама она счастливо и пьяно улыбалась, возбуждённо посверкивая зрачками.
— Латира знал, что говорил: я сама выбрала быть ключом, я отдала тебе много, а получила от круга ещё больше. Какой же мой первый наставник был жадный и злобный дурак!
Ромига рассмеялся:
— Правильное слово — «был»! Кстати, ты ещё не ходила в горы за его трупом?
Колдунья вздохнула, поморщилась:
— Кабы он там один лежал… Нет, пока не до него. Я пела, отдыхала, снова пела. Кое-как выбралась за Юни и нашими вещами, навьючила зверя и отправила к Лембе. Мне же ещё с родственниками разбираться! Дом живоедов у Синего фиорда — как-то совсем погано звучит. Иногда я жалею, что полезла их спасать, ещё и тебя с Латирой втянула. Хорошо, ты уже в порядке.
Нав прислушался к себе:
— Я буду в порядке, когда помоюсь, почищу одежду и поем. Вернее, поотъедаюсь день, другой, третий. Но если ты хочешь попугать свою беззаконную родню…
— Нимрин, скажи, что ты думаешь о моей племяннице Мули? Латира пересказал мне всё. А ты наблюдал за ней все эти дни.
Ромига неопределённо пожал плечами.
— Я думаю, всем было бы легче, будь Мули просто безобидной дурочкой. Но она не безобидна. Доказала делом! Насколько я понимаю, за беззаконие ее следует…
Нав запнулся. В языке охотников не было глагола «казнить» — только «убить», «изгнать» и «наказать» (оно же «проучить» и «научить»).
— За убийство с живоедством полагается смерть, так?
Вильяра хмуро кивнула. Ромига снова задумался, подбирая слова. Помилования, как практики или идеи, правосудие Голкья тоже не изобрело: виноват — отвечай. Виру охотники признавали, могли и простить, замириться с обидчиком — но если оба живы. Не тот случай…
— Мули не изгладила, не искупила свою вину, это невозможно. Прощать её некому.
Вильяра нахмурилась ещё сильнее. Ромига уточнил:
— Ты ищешь способ сохранить племяннице жизнь?
Ещё один угрюмый кивок.
— У меня, страшного и злобного чёрного оборотня, тоже не поднялась рука зарубить это лохматое недоразумение. И не только потому, что Мули, в простоте, рассказывает много интересного… Знаешь, мудрая, я бы, пожалуй, приговорил её, а потом отсрочил приговор до следующего беззакония. Только с условием: она будет не сама по себе, а под рукой у кого-то, кто способен держать её в берегах. Например, у старого Латиры.
Вильяра снова кивнула — теперь с улыбкой облегчения:
— Латира сказал примерно то же самое. Если старый займётся девчонкой, я возражать не стану. А вот что делать с её папашей, моим братцем…
В доме у фиорда шёл большой совет, вернее, поганое толковище, грозящее перерасти в смертельную грызню двух стай. Пока Наритья были под покровительством Великого Безымянного, беженцы с Арха Голкья не дерзали лишний раз возвысить голос. После смерти колдуна силы одних и других примерно уравнялись. Кто возьмёт верх в доме, кто кому станет младшими слугами? Дом просторный, припасов много, хватит перезимовать всем, кто заселился. Однако Наритья — живоеды, да не с голодухи, а по убеждениям, и вряд ли откажутся от своих поганых привычек. А за беженцами — ярмарка с толпою таких же архан, мечтающих о тёплой зимовке. Все здесь так или иначе замараны беззаконием, однако извечные привычки сильны. Сражаться насмерть не на ограждённом лугу, даже не в снегах — в доме, где самим же зимовать потом, никому неохота. Две стаи вытолкали вперёд вожаков и расступились к противоположным стенам большой залы.
Вильгрин и Чунк застыли друг против друга, сжимая ножи. А ведь ещё вчера ворожили вместе, восстанавливали защиту дома. Потом обсуждали новый расклад и планы. Спорили, тогда ещё почти по-товарищески. Вроде, даже пришли к согласию, однако, расходясь, старались не показывать спины, а сегодня на совете сразу сцепились. Поединок — хороший исход их соратничества и соперничества!
Выпад — уклонение — ответный удар… Оба вожака сильны и быстры, зрители едва успевают следить… Свирепый рык, первые капли крови на полу — Вильгрина… Удар кулаком — Чунк отлетел в толпу Наритья — выпихнули обратно. Мчится бешеным рогачом, выставив вперёд клинок… Полушаг в сторону, просверк ножа… Вскрик. Чунк стоит на коленях и любуется на свои кишки. Не позволив противнику упасть ничком, Вильгрин бьёт его ножом ещё раз, под челюсть. Отступает в сторону: поединок окончен. Поднимает руку, заставляя ликующих своих замолчать. Обводит взглядом притихших архан:
— Мы сильнее не потому, что за нами кто-то из мудрых. Мы сильнее не потому, что мы из Наритья. Мы просто сильнее! Кто сомневается, закончит вот так. Смотрите и запоминайте!
Напряжённая тишина: кто-то смотрит на мертвеца, кто-то — на застывшего статуей Вильгрина. Слышно, как с его клинка капает кровь. А на нём самом ран не видно, скрыл или затянул ворожбой. Силён глава дома! Говорит дальше, голос гремит под сводами.
— Новый закон умер вместе с Великим Безымянным. Я не стану жрать эту падаль, — Вильгрин пнул труп, — и никому не дам. Раз колдун издох и не смог утвердить новый закон, раз другие мудрые новый закон не приняли, значит закон плох. А по старому закону те из нас, кто добывал разумных в пищу, повинны смерти.
— И ты тоже? — крикнул кто-то из задних рядов архан.
— И я тоже, — согласился Вильгрин. — Но я взял вас всех под свою руку и обещал тёплую зимовку в этом доме. Пока я здесь, и пока я жив, я не отказываюсь от своей власти и своего слова. После меня дом примут мои единокровные сёстры Даруна и Нгуна. Мудрая Вильяра подтвердила их право. Она желает сохранить дом у фиорда. Она совершенно точно не желает ваших смертей — тех, кто более-менее чист.
Робкий голос кого-то из своих:
— А что Наритьяра Младший? Мы же Наритья?
— А Наритьяра сбагрил всё беззаконное гнильё своей сестре по служению. Он сказал мне прямыми словами. Мол раз вы поселились в угодьях Вилья, будете Вилья. Или совсем не будете… Ну, что, есть желающие — оспорить мою власть и власть моих сестёр?
Желающих не нашлось. Вильгрин взглядом отыскал в толпе Даруну и Нгуну, бледных и решительных. «Ты сдашься мудрой Вильяре или уйдёшь в снега, брат?» — спросила Нгуна. «Я пока не решил. Сначала ты посмотришь мою рану. Чунк достал меня не так красиво, как я его. Но сильно. Может, уже и решать нечего».
Продолжение: chorgorr.diary.ru/p210835708.htm
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие, ксенофилия, каннибализм; смерть второстепенного персонажа... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.
Начало: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm
продолжения:
chorgorr.diary.ru/p209466140.htm
chorgorr.diary.ru/p209618700.htm
chorgorr.diary.ru/p209751723.htm
chorgorr.diary.ru/p210017766.htm
chorgorr.diary.ru/p210336103.htm
chorgorr.diary.ru/p210340865.htm
chorgorr.diary.ru/p210511469.htm
Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874
Скетчи-портреты охотников: chorgorr.diary.ru/p209494724.htm
12.10.16Тяжкий вздох:
— Иди-ка ты, Иули, куда она сказала. Если сможешь, возьми у Камня силу. Если нет, просто ждите нас там.
— А ты, мудрый Латира?
— А я — с ней, не распутает она одна такой клубок. Вдвоём бы управиться! — сказал и умчался следом за Вильярой.
Ромига проводил взглядом два смерча, быстро затерявшихся в снежной заверти. Щурясь от ветра, глянул вверх по склону, ругнулся и пошёл догонять Мули. Девчонка утопала уже довольно далеко, ещё чуть-чуть и спина в мохнатой куртке тоже растворится в белой мгле. Зачарованная Вильярой, Мули больше не бежала — шла, куда её послала колдунья, экономным, размеренным шагом голема. Ромига тоже не стал надсаживаться: острое чувство опасности притупилось где-то на середине подъёма, а мимо Камня они точно не промахнутся, хотя спешить туда нав совершенно не желал.
Чужой Источник фонил неровно, словно его лихорадило. Мучил головной болью, манил, дразнил силой, не давая ни капли. Повторив по третьему кругу приветственную песнь, Ромига стал чередовать её то с детскими исцеляющими и успокаивающими, то с исконными навскими формулами медитации. Какая разница: колдовать всё равно нечем, а в ритм шагов ложится — самое то…
Однако, пришли! Сперва ощущение близкого присутствия, потом силуэт в снежной мгле. Какой же он огромный! Не просто валун или обломок скалы — высокий менгир удивительного, тёпло-золотого цвета, особенно заметного на фоне окружающей холодной белизны. Ни малейшего желания прикасаться к этой красоте нав не испытывал, но каменный монолит немного защищал от ветра. Мули уже рыла снежную пещерку в наддуве у его основания.
— Копай на двоих!
Девчонка огрызнулась:
— Так помогай, помогай!
Вышла из големоподобного состояния? Значит, нужно с ней поосторожнее. Вот же придумала: на мудрую — с кулаками! И сейчас командует. Однако дело знает: очень скоро двое забились в снежную нору, прижавшись друг к другу так тесно, как не всякие любовники. Вовремя! Мороз уже кусал Ромигу за пальцы, полз под комбинезон, тянулся к сердцу и мозгу — без магической энергии даже навское тело неприятно уязвимо. А Камень, к которому они привалились спинами, словно в издёвку, холодил сильнее снега. Или то не холод — нестерпимый жар? Померещились руки убитого колдуна на плечах, ленивые толчки бёдрами… Резкий вдох-выдох прогнал наваждение, но Ромига «плыл» и ничего не мог с собой поделать. Ему нужна была его Вильяра, а Вильяре нужно было… Или не Вильяре — Голкья?
— Эй, оборотень, ты что, уже помираешь? Не помирай, пожалуйста, не помирай раньше Мули! Страшно, страшно одной! — сквозь обморочную муть.
— Я не собира…
Вот зачем они бродили по морозу туда-сюда? Можно было остаться в доме, конец один. Мир стремительно тонет в потоках ослепительного, жестокого, убивающего света. Нав — крошечная тёмная заплатка, чужеродная, никчёмная…
Руки на Камне.
— Именем Вильяры мудрой, хранительницы угодий, повелеваю, откройся!
И Камень раздаётся, разделяется надвое. Потеряв опору, Ромига падает вперёд и не может встать. Ползёт в круг на четвереньках, ранясь об острые грани ледяных кристаллов, отмечая путь чёрными пятнами крови. «Сам почувствуешь, когда дойдёшь до середины. Ляг в снег и прими силу…» Ага, щаз! Ничком в колючее белое крошево, и дух вон… Нет, странно, пока живой! Поднялся на колени, потом на ноги, дал волю рвущейся из горла песни, а с нею — силе, готовой разодрать, смять, уничтожить хрупкое двуногое существо, хотя лишь малая толика хлынула сквозь него, большая часть — мимо, будто в канале «навского аркана», и только поэтому он ещё кое-как жив, поёт и должен допеть, иначе даже начинать не стоило…
Латира был уверен: Вильяра не однажды пожалеет, что полезла спасать дом у фиорда. Однако мудрая — в своих угодьях, в своём праве, и старый колдун прекрасно понимал, почему знахаркина дочь не может поступить иначе. Оставалось помогать ей, отдавая старые долги.
— Малая, осторожно!
— Я вижу! Тут только тронь, вообще всё посыплется. Скажи, старый, как им это удалось?
— Это была защита, малая. Отличная защита от любых напастей и врагов. Вроде той, что ты наворожила вокруг охотничьего стана, только гораздо надёжнее. Возможно, в этом коконе даже «качели смерти» можно было пересидеть живыми. Только пели это вместе трое мудрых, а когда двое умерли, заклятья перекрутило вот таким узлом. Зная того, кто остался в живых, я допускаю расчет: чтобы поменьше осталось свидетелей. Но обвинять его в этом я не стану.
— Почему… А, ладно! Как ты думаешь, что эта погань делает с теми, кто сейчас внутри?
— Думаю, пока все живые просто спят: очень крепким, глухим сном. Когда узел затянется окончательно, начнёт разрушать тела, потом стены дома. Смотри, если подправить здесь и здесь, заклятье замрёт, и мы сможем распутать его позже… Или пусть распутывает, кто накрутил? Может, позовёшь его на помощь, малая?
— Нет, старый! Это мои угодья! Охотники в доме у Синего фиорда… Кто из них чист от беззакония, те станут Вилья, либо пусть уходят прочь. Домов Наритья у себя в угодьях я не потерплю!
Латира улыбнулся: знахаркина дочь в очередной раз подтвердила, что умеет не только колдовать, но и думать наперёд. Склонил голову в знак согласия.
— Ты говоришь, заклятье замрёт, старый? Но равновесие получится слишком шатким, а стихии бушуют. Я уверена, лучше порвать и развеять этот узел. Сразу и насовсем! Лучше никакой защиты, или пусть обитатели дома сами наворожат себе чего-нибудь.
— Хорошая мысль, малая. Как раз и заняты будут, и сразу увидишь, что у них за колдуны.
— Я решила, о мудрый Латира: развеиваем. До полудня мы должны успеть. Я начну вон оттуда, ты придержишь…
Некоторое время двое мудрых обсуждали будущие песни. Наконец, Вильяра выставила ладонь, Латира приложил свою. Переплели пальцы, помолчали — глаза в глаза. Чужие заклятья хуже ледяных заторов: тоньше, сложнее, опаснее…
Осторожно, мало-помалу, медленно, но ве… Нет!
Вильяра поспешила? Латира недодал капельку силы? Нагромождение заклятий рухнуло, разом захлестнув обоих колдунов. Латира даже не успел подумать, что это могло быть ловушкой: двое мудрых отчаянно сражались за жизнь уже не обитателей дома — свою и друг друга. Латира был опытен, Вильяра — сильна, но им не хватало, не хватало… Кто сумел дотянуться до Зачарованных Камней, перебросил от них тугие нити силы, дал ворожбе надёжную опору? Вильяра, но как? Не раздвоилась же она? Или…
Закончили. Тишина.
— Старый? — Вильяра сорвала голос, в лице — ни кровинки, черные от боли глаза.
— Что, малая? Хорошая новость: мы с тобой живы. Ещё новость, так себе: дом у Синего фиорда стоит целёхонек, беззаконную погань внутри можно будить, или скоро проснётся сама. Хочешь, я пошлю зов Вильгрину?
Мудрая медленно качает головой:
— Нет, старый, я — к Зачарованным Камням. Там мой Нимрин умирает. Это он дал нам опору на круг, понимаешь?
— Не понимаю, но верю: вы с ним друг друга стоите. Идём.
На первый взгляд, от Нимрина осталось немногим больше, чем от Наритьяры Среднего: сухой, обтянутый чёрным костяк. Рядом сидела Мули, подвывала, раскачивалась, грызла кулаки. Вильяра поймала взгляд племянницы: дикий, полубезумный, однако не до девчонки сейчас. Опустилась на колени возле скрюченного, вплавленного сугроб тела. Осторожно коснулась чёрной костлявой руки — пальцы медленно сжались, царапая лёд. Всё-таки, не уголь — кожа: лихорадочно горячая, шершавая, в какой-то странной чешуе. Собравшись с духом, Вильяра посмотрела в лицо. Передёрнулась, отвела взгляд. Тихо позвала:
— Нимрин! Ромига!
Он с трудом приоткрыл один глаз — дырку сплошной черноты, прошелестел что-то чёрными растрескавшимися губами. Знахаркина дочь всегда знала, что тело чужака — странное, не как у всех двуногих. Но что ей делать вот с этим, она просто не представляла. Облизнул губы чёрным раздвоенным языком… Брезгливый ужас: аж до рвотных позывов! Вильяра закрыла лицо руками, закачалась из стороны в сторону, вроде Мули.
— Малая, эй! Мудрая Вильяра! Твой целительский дар ему сейчас не поможет, но ты не отчаивайся, — голос Латиры. — Твоему Иули нужна сила, много-много подходящей ему колдовской силы, рядом, постоянно. Знаешь ли ты в своих угодьях ночные Камни, Камни глубокой зимы, Камни новолуний и затмений?
Вильяра услышала. Да, есть у неё такие. Хотя бы те, где она пела Усмиряющую Стихии. Выбрала для опаснейшей ворожбы никем не любимый круг без жилья поблизости, а Нимрину в нём оказалось хорошо.
— Знаю. Недалеко.
— Нужно поскорее доставить Иули туда и сделать для него возле Камня тёплое убежище. Позже ему понадобится много еды, но сейчас главное — колдовская сила, тепло, вода для питья. И ещё кто-нибудь, кто будет за ним присматривать. Нам с тобой, малая, некоторое время будет не до него, нас в Совете ждут… Мули, ты готова ухаживать за тем, кто спас твой дом?
— Дом? Спас? Я звала, звала, но дома все молчат, как мёртвые.
— Позови ещё раз, Мули. Позови главу дома.
Купец Вильгрин проснулся от зова дочери. Поганка Мули не разговаривала с отцом с тех самых пор, как одна, тайком сбежала в снега за добычей. В итоге, на излёте третьей осени — взрослая, воительница, ученица Великого Безымянного. Щуры свидетели, Вильгрин не желал своей милой доченьке подобной судьбы. Девушку ждал обряд совершеннолетия на четвёртое лето, красивый и безопасный, а после сразу свадьба, а дальше — всю её женскую жизнь — мужа ублажать, да деток рожать, лишний раз не покидая жилых покоев. Дома клана Наритья достаточно богаты, мужчины достаточно сильны, чтобы женщинам не приходилось охотиться и воевать… Мули выбрала сама, выбрала иное, и гнев отца на сумасбродку-дочь до сих пор не иссяк.
А всё-таки приятно услыхать спросонок: «Доброго утра тебе, батюшка, купец-колдун Вильгрин!» Приятно, не пробудившись до конца, ответить: «И тебе доброго утра, ослушница! Чем порадуешь?» Только у ленивых и бездарных ничтожеств от мысленной речи болит голова, а Вильгрин и его домашние избегают зазря языки студить. Особенно хороша безмолвная беседа тем, что недруг её не подслушает, даже если стоит бок о бок… «Прости, батюшка, ничем я тебя не порадую. Мули — горевестница. Чёрный оборотень убил в снегах Великого Безымянного. Голкья медленно гибнет. Латира с ярмарки и ведьма Вильяра сказали, что оборотень спас наш дом от ужасной скорой смерти, но я не знаю, верить ли им? Хотя оборотень, правда, ворожил, ворожил в нашем круге. Страшно ворожил, и вышел оттуда весь, как обугленный. И до того ты, батюшка Вильгрин, не отзывался, молчал, будто мёртвый, а теперь будто ожил…»
Вильгрин зарычал сквозь зубы: и от новостей, и от того, что отлежал себе всё… Ещё бы: на голом-то полу, в коридоре! Он кое-как собрал вместе руки-ноги, сел. Огляделся, соображая, где ж его так сморило? А голова тяжёлая, будто после хорошего удара по затылку. А дом... Дом больше не зачарован. Защитный кокон, связанный мудрыми, оберегавший от всего, но и вздохнуть свободно не позволявший, этот кокон исчез, будто сдуло его ночным ветром. Что же у них там на самом деле стряслось? Чьей руки теперь держаться, если Великий Безымянный убит? Мули, хоть воительница, хоть собрала колдовской дар со всех отцовских и материнских родов, а умишком-то, увы, не вышла. Вопросы нужно задавать тому, кто умён и при делах.
Двое мудрых клана Наритья оглохли и замолчали, кажется, навсегда.
«О мудрый Наритьяра Младший!» Жив, услышал, поправил: «Просто Наритьяра», — и тишина. «О мудрый Наритьяра!» — заново начал Вильгрин. «Знать не знаю тебя, беззаконник! Ты ходил путями Наритьяры Среднего, слушал его бредни, алкал солнечного посвящения. Отвечай теперь перед всеми мудрыми, перед хранительницей угодий, где вы добывали себе разумных в пищу». Вот, значит, как ты теперь запел, Младшенький?! «О мудрый Наритьяра, мой дом, дом у фиорда, полон Наритья, не преступавших никакого закона. Неужели, ты бросишь их всех на произвол судьбы?» «За них я, так и быть, замолвлю словечко. Хотя ты, глава дома Вильгрин, осквернил у себя живоедством всех, даже малых детей. Вам всем теперь лучше умереть. Но возможно, твоя единоутробная сестрица окажется милостивее меня и примет дом у фиорда под свою руку». Понятно: так прогоревший купец сбывает с рук гнилой товар. Неприятно оказаться на месте товара, да…
Жаль, нельзя послать зов той, кого ни разу в жизни не видел, даже издали. Но можно попытаться вести беседу через посредника. «Мудрый Латира! Мне сказали, ты бродишь где-то поблизости, и хранительница угодий Вилья тоже с тобой?» «Да, Вильгрин, это я попросил Мули разбудить тебя. Можешь поблагодарить нас с Вильярой за то, что твой сон и сон твоих домашних не стал смертным. А ещё больше ты должен благодарить чужака, который за ваши жизни чуть не убился в круге. Твоя дочь Мули будет ухаживать за ним, пока он не поправится или не умрёт. А ты пока позаботься о своём доме, Вильгрин. Ваш Великий Безымянный взбудоражил стихии так, что мудрым некоторое время будет не до тебя и не до твоих беззаконных дружков. Однако соседи Вилья смотрят на дом живоедов у Синего фиорда с большим неодобрением и следят за каждым шагом каждого из твоих». Вильгрин тяжело вздохнул, поднимаясь с пола: «Я понял тебя, старый. Пожалуйста, передай моей сестре Вильяре, что я встречусь с ней, как только наведу порядок в доме у Синего фиорда. И передай моей дочке Мули, что дома ей делать нечего, пусть спокойно ухаживает за раненым». «Нам понадобятся упряжки и двое саней: одни с лежанкой для перевозки раненого, другие с полным набором для зимнего стана и с провизией на десять дней для двоих. Пришли их к Зачарованному Камню, срочно». «Сделаю. Сёстры пригонят».
Латира понаблюдал, как корёжит знахаркину дочь над искалеченным Иули, мысленно плюнул и занялся чужаком сам. Нет, с его другом, прежним Иули, подобных бед не случалось, но старик неплохо изучил, что они такое. А зная, не понимал, какая сила погнала этого Нимрина-Ромигу в светлый, полуденный и осенний круг, как он исхитрился спеть там великую тёмную песнь и выползти наружу почти живым? Такие чудеса выпадают лишь тем, кто не просто слышит и направляет стихии, а дышит с ними в унисон, кого они пестуют и хранят. Но чужак? Ладно, любопытно будет послушать, что он сам скажет, когда сможет говорить.
Мули успокоилась и теперь помогала Латире строить снежное убежище вокруг пострадавшего, жечь жаркие колдовские огни. А Вильяра молча встала и ушла в круг. Старый колдун лишь проводил её взглядом, вздохнул тяжело. Некоторые вещи каждый переваривает в одиночку, ничего тут не поделаешь. Вернулась Вильяра довольно скоро: отдохнувшая, полная свежей силы, но с такими отчаянно грустными глазами — обнять и баюкать, пока не расплачется и не утешится. Но нет: хоть ученица, а взрослая, мудрая, давным-давно уже не подросток с ярмарки. Легла рядом с чужаком, обняла, прижалась тесно-тесно. Он не шевелился, не открывал глаз, не менял ритма дыхания. Нет, хуже ему не стало, Латира даже подозревал, что он в сознании, просто бережёт силы, не тратит их на общение с внешним миром. Мудрый сам пару раз так отлёживался, сильно не любил об этом вспоминать.
Вильяра грела тёмного своим дыханием, теплом своего тела и своего дара всё время, пока не приехали обещанные Вильгрином сани. Две статные рыжие охотницы затормозили упряжки на почтительном расстоянии от Зачарованного Камня, с южной церемонностью поклонились Латире, который вышел им навстречу. Старик отметил на обеих развесистые гроздья золотых серёг: только сильные колдуньи не отморозят уши с таким количеством продетого в них металла. Древний опознавательный знак мудрых несёт тот же смысл, однако выглядит куда скромнее. Латира велел подвести сани вплотную к убежищу. На скрип полозьев и повизгивание зверей выглянула Вильяра. Перед нею рыжие ведьмы едва не распластались по снегу! Мудрая сурово велела не подметать сугробы рукавами, а назвать себя.
— Я — Даруна, дочь повитухи из клана Вилья и Поджи из клана Наритья, — представилась рыжая, что повыше и побойчее. — А это Нгуна, моя родная младшая сестра. Мудрый лишил её языка, она говорит только безмолвной речью.
Знахаркина дочь упёрла руки в бока, вздёрнула подбородок, вприщур озирая новоявленных родственниц. Латира тоже разглядывал трёх женщин, с трудом выискивал черты внешнего сходства. Вильяра — белоснежная северянка. В её двоюродных сёстрах кровь отца перебила кровь матери. Вообще-то, все Наритья — помесь переселенцев-северян с исконными обитателями Марахи Голкья: рыжими, под местные пески, зеленоглазыми и раскосыми. Обликом Даруна и Нгуна удались именно в этих своих предков, будто они даже не Наритья, а какие-нибудь Джуни. Но для мудрого родство всех трёх колдуний было совершенно очевидным: яркий, сильный дар, наследие древнего знахарского рода. Беззаконный дом стоило сберечь если не ради самих рыжих, то ради возможного потомства.
— Скажи мне, Даруна, кто вы в доме у Синего фиорда? — морозу в голосе Вильяры мог позавидовать северный ветер.
— Мы знахарки и доверенные помощницы главы дома, единокровного брата нашего Вильгрина. Мы прислуживаем мудрым Наритья и их гостям.
Ледяной взгляд мудрой Вилья:
— Даруна, ты или твоя сестра когда-нибудь отнимали жизни разумных?
Даруна повинно склонила голову:
— Я — да. Сестра — нет. Нгуна с детства поклялась быть хранительницей жизни.
— Даруна, ты кого-нибудь убивала между первым снегом и первой зеленью?
Рыжая склонилась ещё ниже:
— Я дважды варила зелье беспробудного сна для тяжело раненных охотников, трижды — для неизлечимо больных стариков, они сами меня об этом просили. Других смертей на мне нет.
Немая сделала резкий отрицательный жест, Даруна перевела:
— Сестра поправляет меня. Мы с ней бывали руками Великого Безымянного, но мудрый не оставил нам памяти о сотворённом через нас. Мы иногда находили на своей одежде кровь, и вряд ли это была кровь дичи. Мы не знаем, убивали ли мы.
Вильяра медленно кивнула, перевела взгляд на Латиру:
— Я не уловила в речах Даруны прямой лжи, а ты, о мудрый Латира?
Латира чувствовал тени умолчания, бездну застарелого страха, подобострастие перед мудрыми, однако не грубое враньё. Подтвердил:
— Я думаю, Даруна сказала тебе правду. Часть правды, о мудрая Вильяра.
Знахаркина дочь снова обратилась к сестрам, уже чуть теплее:
— Я спросила, вы ответили, пока довольно. Будет время, вы подробно расскажете о жизни и порядках в доме Вильгрина. Кстати, Нгуна, разрешаю тебе обращаться ко мне напрямую, я владею безмолвной речью.
Немая поклонилась, Вильяра едва заметно поморщилась, потом сказала вслух:
— Даруна и Нгуна, сёстры мои, к сожалению, у меня не осталось времени на родственные беседы. Властью хранительницы угодий Вилья я повелеваю вам отвезти главного спасителя вашего дома в то место, куда я укажу. Помогите Мули обустроить там всё по моему слову и по слову мудрого Латиры, а после возвращайтесь домой. Вы обе — Вилья по рождению, я беру вас под свою руку и подтверждаю ваше право селиться в моих угодьях. За любое беззаконие я спрошу с вас сама и спрошу сурово. Любое небрежение в том деле, которое я вам сейчас поручила, покараю немедленной смертью. Вы меня поняли?
— Да, мы будем беречь как себя … А кого? О мудрая Вильяра, кого и куда мы должны отвезти?
Вильяра сама принесла Нимрина на руках, сама уложила в сани, Мули только откинула и запахнула обратно шкуры-одеяла. Рыжие отшатнулись, зажмурили глаза, закусили пальцы. Даруна забормотала:
— Оборотень, оборотень, опять этот чёрный оборотень!
Мудрая криво, сочувственно и виновато улыбнулась сёстрам:
— Мне тоже тяжело смотреть на его нездоровье. Он не оборотень из сказок — он чужак с другой стороны звёзд. Тем драгоценнее сотворённое им для нас всех — не по долгу, не по велению стихий…
Ветры Нари Голкья — буйные сумасброды. Раз, и сдёрнули тучи с небес. Был ненастный сумрак — стал яркий день. Солнце засияло до рези в глазах, выжимая слёзы даже у привычных охотников. Нимрин загородил лицо ладонью, попытался зарыться поглубже в шкуры. Мули заботливо укрыла его с головой, начала привязывать к саням. Упряжные звери принюхивались, недовольно фыркали, переступали лапами.
Латира хлопнул Вильяру по плечу, махнул рукой на небо — до полудня осталось чуть-чуть — и принялся давать указания рыжим. Вильяра сгребла горстями снег и сотворила путеводного побегайку. Прижала к груди, поглаживая по серебристой шерстке, будто живого. Сёстры слушали старика, заполошно кивали. Мули сидела на снегу возле саней, пела Нимрину согревающую песню. Латира уже оценил, что дара в девчонке — как бы ни больше, чем в трёх старших колдуньях, жаль, она хромает разумом. Зато новый облик Нимрина приняла спокойнее всех и заботиться о нём будет, как должно…
Вильяра провожала взглядом сани, пока те не скрылись за перегибом горы. Шумно выдохнула, умылась снегом, свирепо отряхнулась.
— Ну что за погань, старый! Я ж понимаю, он нам с тобою жизнь спас, не говоря о прочих. А воротит от него — не могу!
— А если твой Нимрин навсегда останется таким, малая?
Знахаркина дочь зябко передёрнула плечами.
— С калеками, с неисцелимыми всегда тяжело. Особенно, когда близкие… Привыкну как-нибудь.
— Вот и начинай привыкать.
— Идём на Совет, старый. Я предвижу, некоторое время нам всем будет не до чувств. А потом… Будем живы, разберусь! Мы как пойдём, учитель? Через круги или изнанкой сна?
— Сама знаешь, изнанкой сна быстрее. Или ты захотела прокатиться с Ярмарочной горы?
— В другой раз. И ну его, тот древний круг, ещё застрянем. Кстати, вот про него я не знаю, когда его ставили? Наставник меня туда не водил и ничего не рассказывал. Ты его тоже не любишь, хотя пользовался много лет.
— А никто не помнит, малая. Он ночной, это точно. Не самый тёмный из тех, что я видел, но один из самых. Любопытно будет потом сводить туда твоего Нимрина.
Вильяра молча опустилась на снег и закрыла глаза. Латира по привычке постерёг её сон и её путь, но старая ледяная ловушка не действовала, а новых пока никто не наворожил. Мудрый убедился в этом и последовал за ученицей.
Говорят про такое: глаза как два ножа. Да не два, а гораздо больше! Сколько ненавидящих взглядов пронзило Вильяру, когда она явилась в пещеру Совета? Да кто ж сосчитает! Недоброжелатели слишком быстро закопали свои чувства так глубоко, что раньше весны ни один зверь не дороется. Лишь молоденький островитянин, кажется, Аргира, внятно пробурчал на ухо соседу:
— Что, вот из-за этой белянки не будет нам большого тёплого солнышка круглый год?
Сосед, тоже с островов, обозвал Аргиру простофилей и посоветовал побольше учиться и думать, поменьше верить всяким бредням. Возникший поблизости Латира мигом присоединился к ожесточённому спору.
В зале Совета, как всегда, много галдели, но вместо привычного ровного гула Вильяре слышалось что-то вроде штормового прибоя. Все мудрые были взбудоражены и с величайшим трудом держали себя в руках.
На возвышение, предназначенное для главы Совета, вышел — нет, выполз! — Нельмара. Вильяра по себе знала, как выглядит (и как чувствует себя) мудрый после едва не сорванной великой песни. Вот именно так Нельмара и выглядел. Конечно, получше Нимрина… А ещё мудрого недавно сильно избили…
— О сёстры и братья по служению, слушайте моё слово! — хранитель знаний обошёлся без традиционных приветствий. — По моему зову собрались не все, но ждать дольше невозможно. Сообщаю тем, кто до сих пор был глух к новостям. Беззаконник Наритьяра Средний раскачал «качели смерти». Он угрожал мудрым, требовал признать себя Великим Голкирой и принести присягу подчинения. Силой или уговорами он покорил многих, но был убит после очередной песни. Мы с Наритьярой Младшим, а ныне — единственным, начали тормозить «качели». Мы знаем, как это сделать, но работа предстоит долгая, кропотливая, тяжёлая и опасная. Меня утром чуть не убило, но кто-то вовремя оттянул часть силы в другой круг. Наритьяра поёт сейчас, — Нельмара с трудом перевёл дух, скользнул взглядом по рядам мудрых, жестом пресёк чью-то попытку вставить слово. — Братья и сёстры, сегодня я собрал вас не для судов и пересудов, а для общего дела. Властью временного главы Совета я повелеваю всем, кто может, идти в круги и петь, — он плавно повёл руками, и под потолком залы повис призрачный образ Голкья, со всеми её морями и океанами, континентами и островами, облачными космами и вихрями. Малыми искорками, звёздочками замерцали на поверхности полупрозрачного шара Зачарованные Камни. — Нам нужна равномерная сеть по всей Голкья и согласованные усилия. Сейчас каждый выберет круг в своих угодьях, старейшие заполнят пустоты. Кто не готов петь великие песни, тот примет на себя повседневные обязанности своих занятых соседей. О мудрые, кто не чувствует себя в силах петь, пожалуйста встаньте и отойдите в сторону.
В зале произошло движение, около двадцати мудрых, самых дряхлых и самых молодых, сгрудились в углу. Нельмара назвал ещё полтора десятка имён и указал туда же. Спорить никто не стал, глава Совета неплохо изучил и возможности, и характеры мудрых. С Наритьярой Средним, правда, у него вышло как-то погано, но разговор об этом предстоял позже, когда они отведут от Голкья смертельную угрозу… «Когда», не «если»!
Те, кто в силах, быстро разобрали себе по искорке — Камню, потом некоторое время уравновешивали сеть и договаривались о взаимодействии. Вильяра, вместе со всеми, получила от Нельмары несколько чётких указаний, совет слушать стихии и доверять своему дару, а также пожелание удачи.
Вот и всё:
— Идите, о мудрые, и пойте в свой черёд!
16.10.16Ромиге давно не было так погано… То есть, было, и совсем недавно, но смертная схватка с неведомым врагом стёрлась из его памяти. Зато он в мельчайших деталях осознал и запомнил, как входил в круг и пел, затыкая собой дыру в ткани чуждого ему мира Голкья. Особенно отвратно, что воли у него в тот момент было примерно как у тени, следующей за хозяином… За хозяйкой — Вильярой. Ведьма мало того, что связала жизнь нава со своей, поставив его в унизительную зависимость, так ещё и слово с него взяла! Ладно, слово он дал сам. Сам пообещал помочь против беззаконников с их колдуном. В меру сил, да! А попал в замкнутый круг: можешь, значит, должен — должен, значит, можешь. Мало того, что доколдовался до боевой трансформы, хотя при его магическом уровне это почти невозможно! Мало того, что трансформа получилась кривая и полудохлая, это как раз закономерно. Ещё и застрял в ней! Как там распорядительница Тунья говорила? Стоять бы тебе в огороде пугалом? Для этого он сейчас идеально подходит, только колом подпереть, а то свалится. Вильяра глянула — чуть не блеванула. Хорошо, он сам не видит себя со стороны. Но если это выглядит так, как ощущается…
Нав родился не вчера и знал: время смоет эмоциональную пену, оставив ему опыт. В трансформе он, конечно, не удержится, не тот уровень: либо перелиняет обратно, либо помрёт. Если выживет, рано или поздно разорвёт противоестественные узы, связавшие его в Вильярой и Голкья. А пока ему предстоит выживать с таким «прицепом»: в чём-то сложнее, нежели одному, в чём-то легче и выгоднее. Он ещё поразмыслит об этом, а пока побережёт силы. Просто побережёт силы.
Латира правильно определил, что нужно пострадавшему, и всё по-быстрому организовал. Спасибо, хорошо: не надо шевелиться самому. Вильяра… Пока она честно выполняет свои обещания, на остальное Ромига готов наплевать. Греет. Тёплая. Нужна.
Дорога в снегах показалась невыносимо долгой, хотя заняла всего часа два. Девчонка Мули очень старалась, чтобы ему было удобно, но привязанного к саням нава всё равно донимали два мучительных ощущения: слишком светло и холодно.
Рыжие ведьмы Даруна и Нгуна по-прежнему боялись «оборотня» до судорог. В другое время он посчитал бы это забавным, сейчас — просто отметил про себя.
Зачарованный Камень Ромига почуял издали. Потянулся к нему всем существом — поймал ответный ток энергии, не родной, но вполне подходящей. Как же велика разница с поганым жёлтым менгиром! А Вильяра пользуется тем и этим, без разбору… Нет, о природе здешней магии Ромига тоже поразмыслит позже.
Приехали! Сейчас женщины будут обустраивать стоянку, а он полежит, потихоньку поприводит себя в порядок. Наружу из Камня энергия сочится еле-еле, а ему сейчас так и нужно: по капельке, постоянно. Латира — мудрый не только по названию, умница!
А Мули, оказывается, сильна. То Ромига её на руках носил, а теперь она его подняла, легко. Рыжие выстроили иглу, однако нав попросил не тащить его туда, а положить у Камня. Попросил, голосом: прогресс, однако. Даже Приветственную песнь спел, только тихо-тихо.
— Оборотень, ты не замёрзнешь на снегу?
— Уже нет. Особенно, если ты подстелешь мне шкуры.
Девчонка тут же уложила его обратно в сани и вместе с ними подкатила к Камню. Заботливо укутала, подоткнула меховые одеяла со всех сторон. Иногда она производила впечатление безнадёжной дурёхи, иногда проявляла завидную смекалку и сноровку, всякий раз неожиданно. Впрочем, и об этом будет время подумать. Свет-то, между прочим, уже не режет глаза. Солнце ещё высоко, а ему уже лучше, заметно лучше. Хотел глянуть на свои руки, проверить, не сходит ли с них чёрная чешуя, но угрелся и задремал. Тёмно-серая угловатая глыба Зачарованного Камня посреди снегов — лучшая печка!
В сумерках Мули затеяла варить ужин, нав сквозь дрёму учуял сытный запах походного супа, но когда девушка принесла ему котелок, отказался, попросил лишь тёплой воды. И воду-то изменённое тело приняло с трудом, всего пару глотков.
Ночью, несмотря на крепчающий мороз, остался у Камня. Мир снова лихорадило, что-то где-то происходило, отзываясь то содроганием грунта, то головокружением, то зарницами в небе, то вспышками света под закрытыми веками. Ромига с обречённой тоской ждал, когда его снова неодолимо потянет в круг, но обошлось.
К рассвету набрался сил, чтобы послать зов Вильяре. Мудрая не ответила: то ли не захотела, то ли не смогла, то ли попросту не услышала. Зато на второй зов, почти без надежды на успех, неожиданно откликнулся Латира. Сообщил, что все живы, всё идёт по плану, подробности — при встрече, и посоветовал Ромиге спокойно поправляться. Нав хотел возразить, что не болен, просто… Нет, объяснять чужому тонкости взаимодействия с родной стихией совершенно ни к чему. Здоровым-то Ромигу по-любому не назовёшь, значит, больной. И надо таки поправляться: поправлять себя.
Утро до восхода нав посвятил глубокой, по всем правилам, медитации. К тому времени, как солнце вышло из-за дальних гор, а заспанная Мули — из иглу, Ромига почувствовал голод: впервые после круга. С нетерпением ждал, когда девчонка разогреет вчерашний суп. Чуть-чуть поел: Мули кормила с ложки. Сам с трудом выпростал руку из-под шкур, но пальцы не работали, чёрное спеклось в коросту и сковало движения. Судя по мерзкому привкусу навской крови в супе, на губах та короста трескались, но боли Ромига не ощущал.
Покормив его, девчонка решительно прищурила глазища и принялась ворожить. Под её заунывные завывания будто мельчайшие иголочки начали покалывать лицо, голову, шею, плечи, руки — те места, над которыми Мули водила ладошками. Приятно и вряд ли вредно: нав не стал возражать. Так и задремал, а проснулся ближе к полудню, опять голодный и гораздо бодрее, чем утром.
Дотянулся до отставленного в снег котелка, согрел магией и с удовольствием выскреб до дна. Короста на руках трескалась, трещины кровоточили, заплывая чёрным и снова расходясь от движения. Чувствительно и неприятно, но Ромига счёл эти ощущения, скорее, хорошей новостью от приходящего в себя тела. Сел поудобнее и углубился в медитацию. А Голкья снова дрожала, мешала сосредоточиться, просила тёмной песни: не так настойчиво, как прошлый раз, но ощутимо.
«Мудрый Латира!» «Я слышу тебя, Иули. Что случилось?» Ромига искал слова, чтобы объяснить, но понятийной базы не хватало, а безмолвная речь давалась ему тяжело: «Мудрый, меня снова тянет в круг, и на этот раз я оттуда не выйду. Вы бы как-нибудь разобрались сами. А то меня ждут дома, живым.» «Я понял тебя, Иули! Спасибо, что сказал.»
Вскоре после разговора нава отпустило, а через некоторое время очертания Камня на миг затуманились, и на снегу у подножия вяло заворошился меховой ком с характерной пепельной макушкой.
— Мудрый Латира?
Старик с трудом доковылял до саней, присел на край. Устало улыбнулся наву:
— Всё хорошо, Иули. Стихии успокаиваются, ты живой, я живой, Вильяра живая, — заглянул в пустой котелок, крикнул. — Эй, Мули!
Девчонка вылезла из иглу, подбежала, скорчила недовольную гримаску:
— О мудрый, мудрый, зачем шумишь, когда можно позвать? А если бы я ловила белянок в распадке? Всех бы мне распугал!
— Сама ты белянка! — фыркнул старик. — Я тебе что велел? Приглядывать за ним в три глаза! — указал на нава.
— А чего за ним приглядывать, приглядывать? Дикие звери к Камню не ходят, кричавки не летают. Двуногие пусть сами боятся, кто Великого Безымянного победил. Я его полечила, полечила, больше пока не надо. Мули спит, ты шумишь… А теперь вот смеёшься. Почему Мули смешная, смешная?
— Потому что смешная. Тащи сюда припасы, будем варить обед, с моими приправами.
Пока собирались готовить, нав лежал с закрытыми глазами. Не в медитации — просто задумался. Между прочим, понял, что совершенно не желает никому рассказывать, как именно дурёха Мули заделалась в воительницы. Только он решил молчать, девчонка сама проболталась Латире. С тою же лёгкостью, как прежде — наву, но с более цветистыми подробностями. И как решила следовать пути, что указал её отцу и другим Наритья Великий Безымянный. И как по первому снегу удрала из дома на одиночную охоту, как скрадывала двуногую добычу, как убила, как разделывала и ела.
Надо отдать должное Латире: он слушал спокойно и внимательно, не отрываясь от стряпни. Вовремя поддакивал и задавал уточняющие вопросы. Лишь разъяснив детали, так же спокойно спросил:
— Мули, ты знаешь, что сотворила одно из худших беззаконий, и какое наказание тебе за это положено?
— Почему беззаконие, беззаконие? Мудрый моего клана объявил новый закон, Мули исполнила. Я первая, первая в нашем доме его исполнила! За это Великий Безымянный взял меня в ученицы и обещал меня, меня первую провести через солнечное посвящение.
— Какое-какое посвящение? — переспросил Латира.
— Великий обещал, обещал, все одарённые Наритья со временем примут силу, подобную мудрым. Только мы не будем отдавать стихиям свои имена и родовые ветви, за нас отдадут низшие и бездарные, вместе с ничтожными своими жизнями. Их сердца и кровь станут даром Великому Солнцу, их тела станут пищей на празднике посвящения…
Ромига узнал напевные интонации несостоявшегося Голкиры, а старик стал мрачнее тучи.
— Мули, ты, правда, готова украсть чью-то жизнь и дар, чтобы преумножить свои?
Девчонка озадачилась:
— Мне довольно, довольно моего дара, я не знаю, за-зачем больше. Но Великий говорил, так надо, надо, да.
— А кому это надо? Как ты думаешь, Мули?
Мули долго молчала, то закатывая глаза, то морща лоб умственным усилием. Латира не торопил, помешивал варево в котелке над колдовским огнём, а нав с самого начала счёл за лучшее помалкивать. Девушка неуверенно переспросила:
— С-солнцу? Ве-великому Безымянному?
— А тебе, Мули? Ты же стремилась первой пройти солнечное посвящение. Для чего оно тебе?
— Великий говорил, говорил, он испытает на мне новый обряд, и если получится, то следующим, следующим он посвятит моего отца, Вильгрина. Мули хочет, очень хочет, чтобы отец жил вечно, а не как мама.
Латира тяжело вздохнул.
— А ты сама, Мули, что ты собиралась делать, получив удесятерённый колдовской дар и долгую жизнь?
— Не-не знаю… Что велел бы мне Великий Безымянный… Служила бы ему дальше.
— А сама? Сама, чего ты желаешь? Что тебе нравится делать больше всего, Мули?
Девчонка снова надолго задумалась. Латира позволил огню под котелком почти угаснуть, прикрыл варево крышкой. От аппетитного запаха у Ромиги заурчало в животе — Мули вздрогнула, метнула испуганный взгляд на него и по сторонам, будто очнулась. Закусила губу, резко вздохнула, заговорила.
— О мудрый Латира, Мули нравится бродить в снегах и читать следы. Летом — собирать полезное, что растёт. Хоть бы и вовсе не возвращалась я ни к фиорду, ни в дом деда на Марахи Голкья… А ещё любит Мули петь целительные песни. У меня сильные, сильные песни, все говорят. Только тётки отказались учить меня.
— Почему отказались?
— Они сказали, я глупая, плохо понимаю двуногих, а без этого знахаркой быть нельзя.
Латира лишь вздохнул и покачал головой. Снял крышку с котелка, сказал:
— Готово! — и стукнул ложкой по гулкому металлическому боку.
Трапезничали, как принято среди охотников, быстро и молча, пока пряная похлёбка не остыла. Когда котелок опустел, Ромига ожидал продолжения разговора, но его не последовало. Латира прислушался к чему-то и быстро ушёл в круг. Мули долго стояла, смотрела в небо, нюхала воздух. Потом присела рядом с навом и затянула уже знакомую песенку. Знакомое покалывание под её ладонями, знакомо потянуло в сон — Ромига снова не стал противиться.
Проснулся — в небе догорала заря, а рядом сидела усталая, осунувшаяся Вильяра. Долгий взгляд глаза в глаза, потом колдунья осторожно протянула руку к его лицу. Медленно, едва касаясь, обвела кончиками пальцев брови и скулы, нос, губы, подбородок. Ромига млел от нежданной ласки и от самого факта, что ощущает эти легчайшие прикосновения. Подавался навстречу — кожа зудела и чесалась, будто стянутая слоем присохшей глины. Вильяра едва слышно выдохнула:
— Ты — это ты, Ромига. Мне всё равно, как ты выглядишь, ты — это ты.
— Сама-то себе веришь? — не без ехидства уточнил нав.
— Стараюсь поверить, — отозвалась она виновато, и тут же добавила гораздо бодрее. — Пока я стараюсь, ты поправляешься. Кажется, эти струпья скоро начнут отваливаться. Не знаю, во что ты превратишься, и насколько тяжело мне будет на это смотреть. Но ты, главное, живи! Хочешь, я пойду с тобой в круг? Из меня сейчас такой замечательный ключ получится, — она наклонилась к нему, приникла, коснулась губами губ.
Ромига вжался в шкуры, отстраняясь:
— Я ценю твоё предложение, о Вильяра мудрая, оно щедрое и от всего сердца, но давай в другой раз? Ты же понимаешь: я весь в этой коросте, с макушки до пяток. Пока она не отваливается, а больно трескается. И в круг я пока не хочу, мне достаточно силы здесь, перед Камнем, — поглядел ещё немного в мерцающие серебристые глаза, усмехнулся. — Ладно, пошли. Помоги.
Сказал и встал почти без её помощи. И пару шагов до Камня преодолел сам, припечатал ладони к шершавой тверди, опёрся. Две белые пятерни легли рядом с двумя тёмными, едва различимыми на поверхности глыбы. Два усталых, хрипловатых голоса, мужской и женский, зазвучали в унисон. Камень послушно раскрылся перед навом и колдуньей. Ромигу повело без опоры — Вильяра закинула его руку себе на плечо, помогла идти вперёд. Над кругом ярко и тревожно мерцали звёзды, похрустывал иней под ногами… Уже середина, и они уже поют поимённое приветствие всем Камням, а после — после можно прилечь, даже нужно… Ромига с удовольствием растянулся навзничь, пораскидал руки-ноги, глубоко, привольно дышал сладким морозным воздухом. А Вильяра… Когда это она наловчилась расстёгивать гарочий комбинезон? Но раз уж расстегнула и добралась…
— М-м-м… Пожалуйста, продолжай, мне нравится!
Удивительно, какой нежной умеет быть эта бестия, и как её нежность заводит. Подумать не мог, что хоть что-то у него сейчас шевельнётся, а вот же… И больно от сходящей коросты, и щекотно, и так сладко! Звёзды в небе перемигиваются с чёрными дырами, шалый ночной ветер шепчет на ухо: «Живой!»
Живой! Распалясь от искусных ласк, Ромига таки подмял колдунью под себя и получил всё, что мужчина получает от женщины. А сверх того, впервые ощутил, что обретает маг в круге Зачарованных Камней, когда другой маг становится ему ключом от силы.
Главное, не почернеть окончательно — или попросту не лопнуть. А ещё от такой восхитительной полноты, от избытка так и тянет запеть! Хочется, можется, и пожалуй, нужно. Встать спина к спине, сплести воедино два звонких, сильных голоса. И закружиться в танце, невесомой тенью ступая по хрусткому инею, повести, завертеть вокруг себя ловкую и быструю охотницу — восхититься, как она угадывает нужные движения, как отзывчива и легка. И долго петь и плясать вдвоём, вихрить чёрный туман среди синих и фиолетовых сполохов. И остановиться друг против друга, улыбаясь, жарко дыша, чуть склонив головы, поблагодарить, и неторопливо, рука об руку покинуть круг.
А вовне такая же ясная, звёздная ночь, и так же легко дышится, и тело так же полно силой. Ромига провёл руками по лицу, стряхивая остатки чёрной шелухи, глянул на ладони — свои, нормальные, только худые! Посмотрел на Вильяру: тёмные чешуйки тут и там налипли на белый мех её одежды. А сама она счастливо и пьяно улыбалась, возбуждённо посверкивая зрачками.
— Латира знал, что говорил: я сама выбрала быть ключом, я отдала тебе много, а получила от круга ещё больше. Какой же мой первый наставник был жадный и злобный дурак!
Ромига рассмеялся:
— Правильное слово — «был»! Кстати, ты ещё не ходила в горы за его трупом?
Колдунья вздохнула, поморщилась:
— Кабы он там один лежал… Нет, пока не до него. Я пела, отдыхала, снова пела. Кое-как выбралась за Юни и нашими вещами, навьючила зверя и отправила к Лембе. Мне же ещё с родственниками разбираться! Дом живоедов у Синего фиорда — как-то совсем погано звучит. Иногда я жалею, что полезла их спасать, ещё и тебя с Латирой втянула. Хорошо, ты уже в порядке.
Нав прислушался к себе:
— Я буду в порядке, когда помоюсь, почищу одежду и поем. Вернее, поотъедаюсь день, другой, третий. Но если ты хочешь попугать свою беззаконную родню…
— Нимрин, скажи, что ты думаешь о моей племяннице Мули? Латира пересказал мне всё. А ты наблюдал за ней все эти дни.
Ромига неопределённо пожал плечами.
— Я думаю, всем было бы легче, будь Мули просто безобидной дурочкой. Но она не безобидна. Доказала делом! Насколько я понимаю, за беззаконие ее следует…
Нав запнулся. В языке охотников не было глагола «казнить» — только «убить», «изгнать» и «наказать» (оно же «проучить» и «научить»).
— За убийство с живоедством полагается смерть, так?
Вильяра хмуро кивнула. Ромига снова задумался, подбирая слова. Помилования, как практики или идеи, правосудие Голкья тоже не изобрело: виноват — отвечай. Виру охотники признавали, могли и простить, замириться с обидчиком — но если оба живы. Не тот случай…
— Мули не изгладила, не искупила свою вину, это невозможно. Прощать её некому.
Вильяра нахмурилась ещё сильнее. Ромига уточнил:
— Ты ищешь способ сохранить племяннице жизнь?
Ещё один угрюмый кивок.
— У меня, страшного и злобного чёрного оборотня, тоже не поднялась рука зарубить это лохматое недоразумение. И не только потому, что Мули, в простоте, рассказывает много интересного… Знаешь, мудрая, я бы, пожалуй, приговорил её, а потом отсрочил приговор до следующего беззакония. Только с условием: она будет не сама по себе, а под рукой у кого-то, кто способен держать её в берегах. Например, у старого Латиры.
Вильяра снова кивнула — теперь с улыбкой облегчения:
— Латира сказал примерно то же самое. Если старый займётся девчонкой, я возражать не стану. А вот что делать с её папашей, моим братцем…
В доме у фиорда шёл большой совет, вернее, поганое толковище, грозящее перерасти в смертельную грызню двух стай. Пока Наритья были под покровительством Великого Безымянного, беженцы с Арха Голкья не дерзали лишний раз возвысить голос. После смерти колдуна силы одних и других примерно уравнялись. Кто возьмёт верх в доме, кто кому станет младшими слугами? Дом просторный, припасов много, хватит перезимовать всем, кто заселился. Однако Наритья — живоеды, да не с голодухи, а по убеждениям, и вряд ли откажутся от своих поганых привычек. А за беженцами — ярмарка с толпою таких же архан, мечтающих о тёплой зимовке. Все здесь так или иначе замараны беззаконием, однако извечные привычки сильны. Сражаться насмерть не на ограждённом лугу, даже не в снегах — в доме, где самим же зимовать потом, никому неохота. Две стаи вытолкали вперёд вожаков и расступились к противоположным стенам большой залы.
Вильгрин и Чунк застыли друг против друга, сжимая ножи. А ведь ещё вчера ворожили вместе, восстанавливали защиту дома. Потом обсуждали новый расклад и планы. Спорили, тогда ещё почти по-товарищески. Вроде, даже пришли к согласию, однако, расходясь, старались не показывать спины, а сегодня на совете сразу сцепились. Поединок — хороший исход их соратничества и соперничества!
Выпад — уклонение — ответный удар… Оба вожака сильны и быстры, зрители едва успевают следить… Свирепый рык, первые капли крови на полу — Вильгрина… Удар кулаком — Чунк отлетел в толпу Наритья — выпихнули обратно. Мчится бешеным рогачом, выставив вперёд клинок… Полушаг в сторону, просверк ножа… Вскрик. Чунк стоит на коленях и любуется на свои кишки. Не позволив противнику упасть ничком, Вильгрин бьёт его ножом ещё раз, под челюсть. Отступает в сторону: поединок окончен. Поднимает руку, заставляя ликующих своих замолчать. Обводит взглядом притихших архан:
— Мы сильнее не потому, что за нами кто-то из мудрых. Мы сильнее не потому, что мы из Наритья. Мы просто сильнее! Кто сомневается, закончит вот так. Смотрите и запоминайте!
Напряжённая тишина: кто-то смотрит на мертвеца, кто-то — на застывшего статуей Вильгрина. Слышно, как с его клинка капает кровь. А на нём самом ран не видно, скрыл или затянул ворожбой. Силён глава дома! Говорит дальше, голос гремит под сводами.
— Новый закон умер вместе с Великим Безымянным. Я не стану жрать эту падаль, — Вильгрин пнул труп, — и никому не дам. Раз колдун издох и не смог утвердить новый закон, раз другие мудрые новый закон не приняли, значит закон плох. А по старому закону те из нас, кто добывал разумных в пищу, повинны смерти.
— И ты тоже? — крикнул кто-то из задних рядов архан.
— И я тоже, — согласился Вильгрин. — Но я взял вас всех под свою руку и обещал тёплую зимовку в этом доме. Пока я здесь, и пока я жив, я не отказываюсь от своей власти и своего слова. После меня дом примут мои единокровные сёстры Даруна и Нгуна. Мудрая Вильяра подтвердила их право. Она желает сохранить дом у фиорда. Она совершенно точно не желает ваших смертей — тех, кто более-менее чист.
Робкий голос кого-то из своих:
— А что Наритьяра Младший? Мы же Наритья?
— А Наритьяра сбагрил всё беззаконное гнильё своей сестре по служению. Он сказал мне прямыми словами. Мол раз вы поселились в угодьях Вилья, будете Вилья. Или совсем не будете… Ну, что, есть желающие — оспорить мою власть и власть моих сестёр?
Желающих не нашлось. Вильгрин взглядом отыскал в толпе Даруну и Нгуну, бледных и решительных. «Ты сдашься мудрой Вильяре или уйдёшь в снега, брат?» — спросила Нгуна. «Я пока не решил. Сначала ты посмотришь мою рану. Чунк достал меня не так красиво, как я его. Но сильно. Может, уже и решать нечего».
Продолжение: chorgorr.diary.ru/p210835708.htm
@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья
-
-
13.10.2016 в 09:58-
-
13.10.2016 в 14:03-
-
13.10.2016 в 17:20мне ещё весь этот клубок дораспутывать!
Читатель в тебя верит и неизменно ждет.
-
-
14.10.2016 в 11:38-
-
16.10.2016 в 14:20-
-
16.10.2016 в 17:48И скоро снова станет актуальным вопрос насчет новых историй про Ромигу.-
-
16.10.2016 в 22:57-
-
16.10.2016 в 22:58-
-
17.10.2016 в 19:34А потом — перерыв. На акварель! А то замыслы толпятся, ждут, когда я их реализую. Жалко будет, если протухнут.
~Dremora~, Ну вот, наконец-то вернулся наш прежний Ромига =) Я ему тоже рада. А то всё равно не советник, а балахонов не напасёсси!
-
-
17.10.2016 в 22:12А кому это помешает спрашивать о продолжении?
-
-
26.10.2016 в 19:16