Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Не чужой рекламы ради, а себе для информации

Видео из современной кузницы

Видео из современной кузницы:





Мастеру Лембе такое вполне может присниться, а что из увиденного применить наяву, он подумает)

silverhorseshoe.narod.ru/kuznets.htm на почитать и посмотреть инструмент
kuznya.kiev.ua/doc/rusaxe.htm
kuznya.kiev.ua/doc/rusknife.htm
www.artkowka.ru/index.php?option=com_content&vi...
voprosik.net/metallurgiya-drevnej-rusi/
www.kuznec.com/o_bulat_kuz.htm

@темы: матчасть, челы, Голкья

---

Из-под снега, очередная прода

Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4), продолжение
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.

Начало тут: chorgorr.diary.ru/p203760149.htm Перешла в новый пост, потому что там уже не влезает.
Всё вместе на Фикбуке: ficbook.net/readfic/3144874

14.06.16

В Рыньи как начальнике Нимрин разочаровывался всё больше. Чем там довольна Тунья, ей видней. Но сколько бы парнишка не напускал на себя важный вид, а подчинённые помыкали им, как хотели. Он поставил задачу, они не выполнили. Плюнул, спустил на тормозах. И ладно бы потому, что забоялся настаивать на своём. Понятно, что пятёрка Арайи сожрёт его, не морщась, и хорошо, если не в буквальном смысле. То есть, это Нимрину понятно, а Рыньи, кажется, нет. Даже после откровенного наезда, свидетелем которого Нимрин был, парень не начал их всерьёз бояться или опасаться. Считает «своими» и не ожидает подлянки? В принципе, доверчив? А зря!
Арайя встал из-за стола, следом потянулись его громилы. Нимрин тоже направился на выход, но Рыньи велел ему задержаться. Девочки шустро убрали со стола. Они сверлили чужака любопытными взглядами с начала ужина и вот, похоже, дозрели до расспросов. Если начнут допытываться, кто он, и откуда, он их точно покусает!
— Нимрин, а правда, что мастер Лемба нашёл тебя на тракте? — спросила одна из девочек, более старшая и серьёзная на вид.
— Мне так сказали, сам я этого не помню.
— А ты совсем-совсем ничего не помнишь, до того, как очнулся в доме мастера Лембы?
Воспоминание сохранилось единственное, и не из приятных. Нимрин поёжился. Прочёл во взглядах всех трёх подростков любопытство и сочувствие. Собственно, почему бы не рассказать им немножко безвредной, бесполезной правды?
— Ночь, метель, накатанная колея… Наверное, это был тракт. Только не спрашивайте, куда я шёл. Я не помню.
— А вокруг ты не видел ничего странного? — спросил Рыньи.
— А что я должен был видеть? Снег до окоёма, и с неба снег, — Нимрин прикрыл глаза, вздохнул поглубже, пережидая внезапную дурноту. — Знаете, помню ещё кое-что, только очень смутно. То ли наяву, то ли в бреду уже… Будто я кого-то спрашиваю, как бы мне найти мудрого. А мне отвечают, мол, ищи в неведомом клане, в бездомном доме.
Младшая девочка всплеснула руками:
— Ой, кто ж тебя к беззаконникам-то послал? Или ты сам вне закона?
Горестный вздох:
— Да не помню я!
Тут старшая девочка пихнула локтём младшую с таким видом, будто сделала невероятное открытие:
— Слушай, я поняла! Не просто дикая стая, а двуногая дикая стая. Беззаконники.
— Зимой?
Подростки переглянулись, на лицах — изумление, с примесью ужаса и восторга. Хоть бы объяснили убогому пришельцу, в чём тут дело. Но Рыньи погрузился в глубочайшую задумчивость, что-то высчитывая на пальцах, а девочки быстро сложили утварь на тележку и укатили прочь почти бегом. Рыньи на миг отвлёкся от подсчётов, буркнул раздражённо:
— Иди, работай, Нимрин. Сосульку в зад и снежок вам всем в рот, как тяжело с двуногими! Когда уже Дюран вернётся с ярмарки!
Нимрин мог бы дать парнишке совет, предупредить кое о чём. Но сам ещё не решил, на какой стороне назревающей заварухи встать, или же тихо пересидеть её в сторонке.

— Ты где застрял? — попытался ухватить его за шкирку Арайя. — О чём трепался с хозяйскими щенками?
Нимрин, ускользнув от загребущих лап, ответил:
— Любопытные дети допытывались, не видал ли я чего странного на тракте, где меня нашли.
— И?
— Снег до окоёма, и с неба снег. Что ещё, по-твоему, я мог там увидеть?
Арайя прожёг его суровым, пристальным взглядом, но отстал.

Навоз до вечера всё-таки убрали. Судя по тому, что работники не завалились сразу на боковую, никто из них особо не перетрудился. Расстелили несколько шкур в центре жилой пещеры, разложили доску для игры, уселись в кружок. Нимрин обживал свою спальную нишу, зябко кутаясь в облезлые шкуры. Мышцы ныли от непривычной работы и всепроникающего промозглого холода, но спать он пока не хотел, да и опасался. Дремал с полуоткрытыми глазами, прислушивался к разговорам, наблюдал сквозь ресницы за чужой игрой.
Игра странным образом оказалась знакомой. Подбросить камушек с ладони. Пока летит, подобрать ещё несколько. Поймать подброшенный… Игровая доска — лишняя, вместо неё должен быть горячий песок! И тёплое море неподалёку, и солнце в зените вместо свода пещеры. А самое главное, для правильной игры в камушки нужна весёлая рыжая девчонка, которая, сколько ты её ни обыгрывай, не бросает игру, упорно тренируется, надеясь на реванш.
Нимрин застонал сквозь зубы, когда всплывшая в памяти картинка померкла, не оставив почти никаких подробностей. Лишь зыбкое тепло и твёрдую уверенность, что когда-нибудь он вспомнит всё. Стряхнул дремоту, устроился поудобнее и стал разбираться, по каким правилам играют в камушки здесь. Играли на еду, на что-то вроде орехов, а он был очень голоден. Стылый камень пещер тянул из тела слишком много тепла, или он до конца не оттаял после того сугроба.
На очередном круге Нимрин подошёл и попросился в игру. Арайя пихнул в бок Руо, тот подвинулся, давая место. В общем, можно было не учить правила. Арайя показывал расклад, который нужно собрать с доски, и начинал первым. Остальные повторяли, передвигая доску по кругу. Нимрин оказался последним в очереди.
Пока фигуры были простые — Нимрин присоединился на пяти камнях в центре доски — никто не выбывал из игры. Здоровенные лапищи ловко подбрасывали, сгребали, ловили. Нимрин приглядывался к игрокам, как прежде к работникам, а пятёрка точно так же приглядывалась к нему.
Число камней на доске дошло до дюжины, и теперь их раскладывали всё дальше от центра. На тридцать втором круге Литсу не поймал подброшенный камушек и выбыл из игры, огласив пещеру обиженным рёвом.
— Это потому, что я мозоли натёр!
— Это потому, что ты спишь на ходу не только за навозной тележкой, — подколол его Арайя. — Поспи лёжа, полегчает.
На тридцать девятом круге отвалился Руо и молча утопал в свою нишу. На сороковом — рассыпал камни Фарна, но остался сидеть, наблюдая за игрой. Быстрый и резкий Му выбыл на сорок пятом круге и тоже остался смотреть. Два игрока сидели теперь друг против друга. Руки мелькали над доской со страшной скоростью: обе руки Арайи, одна — Нимрина. Он не выделывался, просто следовал памяти тела. Может, в забытых им сейчас правилах только так и можно было?
Пятидесятый круг, все камни по периметру доски. Арайя собрал их, Нимрин повторил. Настороженно замер, уставился на противника, ожидая следующего расклада. Потный, азартно блестящий глазами Арайя откинулся назад и облегчённо выдохнул:
— Фу! Ничья. Закончили. Ну, ты и шустрый!
Нимрин гибко потянулся, разминая руки и плечи. Сказал с улыбкой:
— Мне совсем нечего было вам проигрывать, а жрать хочется. Сколько твои ребята должны мне в общей сложности? Восемнадцать орехов с Литсу, одиннадцать с Руо, десять с Фарны, пять с Му. Всего сорок четыре.
— В уме сосчитал? — в голосе Арайи послышалось нечто вроде уважения.
— Ну, да.
— Сейчас я тебе отдам за всех, а потом мы сами между собой разберёмся. Пошли в кладовку.
Нашёл предлог поговорить наедине?
Двое стояли друг против друга, глаза в глаза. Арайя только что отсчитал выигрыш и передал Нимрину из рук в руки туго набитый орехами мешочек. Невзначай воспользовался неровностью пола, чтобы глядеть на собеседника сверху вниз:
— Ты понимаешь, что если бы ты обыграл меня, я бы тебя убил?
Нимрин ответил с самой безмятежной улыбкой:
— Думаю, ты попытался бы, а дальше — вопрос везения. Но у меня не было выхода. Я не поддаюсь тем, кто имеет шанс оказаться сильнее.
Арайя расхохотался, хлопая себя руками по бёдрам. Выдавил сквозь смех:
— Ну, ты и умник! Как я понимаю того, кто закинул тебя в сугроб!

15.06.16

Повеселиться бы за компанию, да как-то не смешно.
— Эх… Мне бы только узнать, кто это был! Вильяра не смогла или не захотела разбираться. Может быть, ты, Арайя, знаешь мудрого посильнее? Я больше ничего не хочу, только отомстить и вернуться домой. Сам, один не справлюсь, нужен мудрый.
— А правда, что тебе колдовством всю память отшибло? — прищурился Арайя.
— Правда. Так как насчёт мудрого?
— Когда я возьму дом под свою руку, я спрошу мудрого, захочет ли он тебя видеть.
— И долго мне ждать?
— Если не станешь путаться под ногами, доживёшь.
Нимрин согласно склонил голову:
— Договорились.

Рыньи был в смятении. Страшная догадка обрушилась на него, как снег на голову. Купцы пропали примерно в то время, когда Арайя с дружками ходили на охоту. Возвращались пустыми, хотя в начале зимы даже одиночки легко добывают дичь. Тогда Рыньи подумал, что ничего крупного горе-охотникам не попалось, а мелкое они сожрали на месте.
Но что, если слуги, присягнувшие хозяину дома, вовсе не охотятся, а беззаконно убивают и грабят на тракте? На тёплых, сытых землях клана Вилья такого не случалось уже давным-давно. Беззаконниками честили ярмарочных плутов и воришек. Конечно, бывали летние усобицы, иногда довольно кровавые. Но после первого большого снега охотники заключали Зимнее перемирие, когда все двуногие встают спина к спине против мороза, голода и диких стай. Те, кто поступал иначе, перевелись, не оставив потомства, а только страшные сказки. По крайней мере, так учили Рыньи. Потому даже высказать своё подозрение казалось ему чудовищным. Вдруг он ошибся? За такую напраслину даже родная тётка съест живьём!
Он старательно высчитал дни: сначала по пальцам, потом по календарю, и вздохнул с облегчением. Отлучки пятерых младших слуг вроде бы не попадали на то время, когда купцы должны были ехать от дома кузнеца до ярмарки. Первая охота Арайи случилась на шестой день после отъезда мастера Нгу, вторая — через три дня после отъезда мастера Усси. Нет, никак не догнали бы! Думать дальше Рыньи не стал, голова гудела от умственных усилий и схлынувшего волнения. Он ушёл в загон к шерстолапам, забрался на спину Корноухой, растянулся вдоль хребта и уснул, уткнувшись лицом в жёсткую шерсть. Матуха лишь вздыхала и двигалась осторожнее, чтобы не растрясти тёплый живой груз.

Дом Лембы готовился к большой охоте. Все понимали, что пропавших давно нет в живых, пурга замела следы, искать придётся долго. Потому охотники не спешили. Проверяли оружие, снаряжение, паковали съестные припасы. Исчертили планами побережья несколько стен. Оплевали пол, споря о тактике охоты и повадках диких стай. Снежные звери с моря или горные с материка? Белые или чёрные?
Беззаконные! Тунья расслышала слово во взволнованном перешёптывании молодняка, обдумала и повторила во весь голос на совете охотников. От гвалта чуть своды не рухнули! Но от души прооравшись, большинство согласилось, что очень даже может быть! Решили ускорить сборы и выйти не через два дня, когда Дюран приведёт обоз с ярмарки, а наутро. Двигаться основной группой по тракту навстречу Дюрану. Если нужно, прикрыть.
А ночью Дюран прислал зов, что он с обозом уже на Высоком мысу, и на них напали. Лемба с Вильярой услышали родича и друга детства, подняли дом по тревоге. Хорошо, полнолуние, и ясно. Охотники с грозным кличем уносились в ночь на лыжах, держась за постромки зверей. К рассвету добегут на Высокий мыс, лишь бы обозники там продержались. Вильяра, Лемба и Тунья летели впереди взбудораженной толпы, которая на ходу подбиралась, обретая опасное спокойствие.

Нимрин съел часть орехов и улёгся на своё место. Лежал тихо, дышал ровно, как спящий, но не спал. Он взвесил все известные факты и принял решение. Осталось дождаться, когда уснут Арайя с компанией.
К досаде Нимрина, Арайя не спал. Снова сидел над доской, хмурил лоб, бурчал, чесался, задумчиво передвигал камни по линиям разметки. Играл сам с собой в какую-то другую игру? Или, может, гадал?
Через некоторое время к вожаку, мягко, почти неслышно ступая, подошёл Руо:
— Что-то плохо спится. Давай, покараулю?
Арайя сделал отрицательный жест, указал ему на шкуры рядом с собой. Сидели, молчали. В массивных неподвижных фигурах читалась настороженность, будто оба ждали чего-то.
Нимрин тоже умел ждать, чутко балансируя между явью и дрёмой. Наверное, полночи прошло, когда он уловил шёпот:
— Лёд тронулся. Вильгрин прислал зов с Высокого мыса. Там всё по плану.
— Бужу наших?
— Сначала убедимся, что Вильяра услышала Дюрана и рванула на помощь.
— А если нет?
— Придётся вызывать и ждать нашего колдуна, сами с колдуньей в доме не справимся.
Время тянулось. Арайя, Руо и Нимрин терпеливо ждали.
— Хо-ро-шо! Вильяра повела всех сильных охотников дома к Высокому мысу. Они уже достаточно далеко… Иди-ка, Руо, глянь, где Рыньи? Ушёл наверх, или спит у шерстолапов? Не возвращайся, просто пришли мне зов. Получится, убей щенка или запри. Потом иди к нижним воротам и жди сигнала снаружи. По сигналу отворишь.
Руо ушёл. Арайя сложил доску, убрал её к себе и направился в кладовку. Услыхав оттуда приглушённый металлический лязг, Нимрин вспомнил, что видел, когда ходили за орехами. Пять длинных копий для охоты на крупного зверя, что-то вроде ледорубов, тесаки…
Прикрывшись мороком, Нимрин взметнулся со своего места. Одним рывком задвинул каменную дверь кладовки, подпёр булыжником-стопором… Хорошо бы ещё «пастуший якорь»… Да, без него никак! Арайя шарахнулся в дверь изнутри, изрыгая проклятья. Морок должен был глушить все звуки, но Нимрин недооценил противников. Они проснулись, они видели его, они шли на него с ножами в руках. Стальные клинки у Фарны и Му, обсидиановый у Литсу. Миг на оценку расклада, и завертелось. Бзынькнул о потолок, разлетаясь в осколки, обсидиановый нож. Литсу с перебитым кадыком рухнул под ноги Му. Тот запнулся о тело, прозевал захват, влетел в стену башкой и лёг. Нимрин забрал его нож и встретил Фарну. Услышал шорох за спиной. Вовремя Руо вернулся! Словил за руку, тоже с обсидианом, и буквально насадил на клинок Фарны. Распутаться им не дал, прирезал обоих. Проверил, жив ли Му? Странно, жив. Крепкая черепушка! Связал за руки и вокруг горла вздёржкой от штанов, ноги спутал штанинами. Литсу доходил в конвульсиях — добить. Арайя продолжал бушевать в кладовке, но «якорь» держал крепко.
— Тебе конец, погань! Думаешь, удержите со щенком нижние ворота?
Интересно: не видит, а сразу понял, что здесь его ребятам конец.
— Благодарю за подсказку, Арайя, я бы сам не догадался. Сядь и не дёргайся, эту дверь ты не откроешь.
Ответную ругань Нимрин слушать не стал — время не ждёт.

Корноухая шарахнулась так, что Рыньи спросонок едва не слетел наземь. Вытянула хобот, затрубила. Детёныши вставали на ноги, стадо сбивалось в защитный круг. Рыньи изо всех сил вцепился в шерсть, кое-как проморгался — увидил Нимрина на верхней галерее. Тот был в крови и какой-то чёрной дряни, в руке — нож. Часто дышал после драки и бега, но проговорил до невозможности чётко:
— Рыньи, тревога! Беззаконники в доме! Арайя и все его. Я их остановил. Другие беззаконники будут прорываться в нижние ворота. Нам надо предупредить старших и задержать врагов. Где эти ворота?
Рыньи вспомнил свои домыслы и поверил сразу. Шепнул Корноухой ласковое слово, пробежал по спинам шерстолапов, перескочил на галерею. Еле допрыгнул, рассадил коленку о край — ерунда. Махнул рукой Нимрину, мол, беги следом.
— Нижние ворота — за пещерой, которую вы чистили.

Ворота пока стояли, как ни в чём не бывало. Для разнообразия, не каменная заслонка, а деревянные створы на кованых петлях, заложенные мощным засовом. Высотой и шириной под размер шерстолапа, с небольшим запасом. Открываются вовнутрь. В одной из створок — калитка, тоже на засове. Нимрин прикинул, что без магии, хорошего тарана или взрывчатки эту конструкцию не вышибешь. Магией можно было и укрепить, однако морок и «якорь» на кладовке почти исчерпали его возможности. Подержать бы в руках чёрный брусок… Некое очень важное воспоминание едва не проклюнулось, но увы, ловить его было некогда.
— Рыньи, ты сможешь перегнать шерстолапов в эту пещеру? Они задержат, если кто-нибудь выбьет ворота? Эй, Рыньи?
Мальчишка сидел на полу и был, кажется, в отключке. Стеклянный взгляд, испарина на лбу, отсутствующее лицо.
— Рыньи?!
Парень сморгнул, раздражённо дёрнул углом губ:
— Я пытаюсь послать зов кому-нибудь из наших, не мешай. Сейчас докричусь, и пойду перегонять шерстолапов… Тунья, Лемба, Вильяра — они далеко, им сейчас не до нас. Аю не слышит, сосульки ей во все места!
— А девочек, которые привозили ужин, можешь позвать? Пусть они передадут Аю. Пусть поднимают тревогу в доме.
— Попробую…

Насью только начала задрёмывать после проводов большой охоты, после того, как подростки вволю нажаловались друг другу, что взрослые, как всегда, не взяли их с собой. Ладно, утром можно отпроситься и настрелять белянок у самого порога…
Мысленный крик Рыньи едва не расколол девочке голову. «Тревога! Беззаконники у нижних ворот! Мы караулим тут с Нимрином и шерстолапами. Поднимай всех взрослых, кто остался в доме!» Слова забились в висках Насью внезапной болью. Девочка сползла с лежанки, пошатнулась, но устояла. Повторила, что услышала, в полный голос, для всех. Побежала искать Аю или ещё кого из взрослых.

Зарлис перестал ходить на охоту с тех пор, как лишился ноги ниже колена. Он разъелся и стал почти круглым, зато с таким слоем жира не замёрзнешь, сидя на дозорной площадке. Он и сидел там обычно, кроме самой поганой погоды, когда вообще ни зги не видать. Кроме самых сильных холодов, когда плевок мёрзнет на лету.
Лунная, ясная, не слишком морозная ночь. Глаза привыкли к мерцающему сумраку и различают каждую снежинку отчётливо, будто днём. Исчезли за перегибом склона охотники и их звери, быстро промелькнули по ровной поверхности залива, ушли за Толстый мыс. Тишина: шорох дыхания, шёпот звёзд. Зарлис любит подолгу смотреть на звёзды. Он с удовольствием дарит имена самым маленьким, безымянным звёздочкам. Изучает во всех подробностях созвездия и сочиняет новые… Не сейчас. Тревожно!
Дозорный ещё раз вгляделся в озарённое луной пространство у подножия обжитой горы. Никто не помнит, сколько тысячелетий назад охотники заселили здесь самую первую самородную пещеру. И кому впервые стало тесно, кто придумал долбить мягкий камень, расширяя и углубляя, прокладывая новые ходы, возводя залы. За долгие века выдолбили целый лабиринт, со многими входами и выходами. С дозорной площадки все они — как на ладони, специально так построено. И вот у одного из входов Зарлису померещилась какая-то подозрительная возня. Вроде никого, но дымка мутноватая стелется, снег блестит как-то не так… И вроде, поскрипывает снег под чьими-то то ли ногами, то ли лапами, тихонько, на пределе слышимости. Зарлис встал, перегнулся через парапет, чтобы лучше видеть и слышать. Что там творится у нижних ворот? Движение выдало его, прежде незаметного на фоне скал. Тихий свист, тихий вскрик. Дозорный ещё пытался вырвать из глазницы стрелу, но послать зов, предупредить жителей дома уже не успел.

Аю горько плакала. Её оставили дома как малую или старую! Нет, она сама не рвалась на большую охоту. Она и диких стай побаивалась, а уж беззаконников… Да, боялась и стыдилась своего страха. И от облегчения, что осталась, ей тоже было стыдно. И мучительно беспокоилась она за всех, кто без оглядки канул в ночь. За любезного мужа, кузнеца Лембу. За его двоюродного братца Дюрана, весёлого и шумного, который где-то там сражается, ожидая подмоги. За мрачную зануду Тунью. Даже за Вильяру! Хотя, кто беспокоится о мудрых? Они на то и есть, чтобы лезть в лёд и пекло. А всё равно! Аю было страшно, стыдно, жалко всех, и тоскливо, хоть в голос вой. Она и завыла Зимнюю Песнь Умиротворения. Привычка сильна: умирять любые страсти этими звуками. Аю успокоилась, прилегла и нырнула в глухой, мёртвый сон. Ничего не слышала, пока Насью не тряхнула её за плечо.
Старые, малые, калечные толпились по коридорам с оружием. Дом быстро вставал по тревоге. Старик Зуни, дед Лембы и Дюрана, собрал полтора десятка более-менее справных бойцов, чтобы идти к нижним воротам и вообще, проверить нижние ярусы. Остальным, под началом Аю, велел запереться в жилых покоях и держать осаду. Снова обида и облегчение вперемежку…

Удалых охотников Лембы встретили за Толстым мысом. Встретили длинными оперёнными стрелами из мощных луков. Вильяра успела выставить щит, как от града над всходами сыти. Стрелы тяжелее градин, щит забирал силу и внимание, но позволил уцелеть ей самой, большинству охотников и зверей. Два залпа, а потом на них пошли в рукопашную. Кровь смешалась со снегом. Вильяра успела заметить, что нападающих в полтора раза меньше, чем охотников Лембы, обрадоваться… А потом снег обратился в лезвия и ударил в лицо. Кто-то истошно взвизгнул:
— Колдун!
Вильяра кое-как отбила атаку, сама ударила в средоточие чужой силы. Её мало учили колдовскому бою, говорили: «Мудрые едины, сражения колдунов — сказки». Мелькнуло воспоминание, и больше ни единой связной мысли. Сила ломит силу, молнии лупят сквозь снежный смерч. Не сломали: ни она, ни её, но вычерпали разом до дна. Колдун отступил, скрылся — был ли он тут во плоти? Остервенелая схватка на разбитом, расползающемся льду продолжалась. Охотники Лембы медленно брали верх.
— Отступаем к дому! На дом напали! — Крикнули одновременно два голоса, мужской и женский, Лембы и Туньи. Живы, хорошо.
Дом — самое главное. Может, и выманили оттуда специально… Вильяра послала зов — захолодела сердцем от пустоты. Когда выходили на помощь, Дюран был жив, сейчас уже нет. И те, кто с ним… Ладно, отомстить можно позже, или зима отомстит.
— Отступаем! — крикнула Вильяра.
Со скал издевательским эхом скомандовали то же самое нападавшим.

15.06.16 ещё

Участники схватки разбегались в разные стороны, огрызаясь, оглядываясь. Забрать все тела не смогли. Даже проверить, кто дышит… Люди и звери утащили с поля битвы только раненых, которые подавали явные признаки жизни. Мало кто обошёлся без царапины, многие искупались в ледяной воде. Сюда летели, обратно ползли. И что ещё ждёт дома?

Лемба посылал зов пастухам и заготовщикам дров, срочно созывал всех к дому, объясняя расклад. Многие не откликались. Хочется верить, потому, что плохо владеют мысленной речью. Он сам не шибко преуспел в этом искусстве. Некоторые мудрые способны болтать без языка и слушать без ушей днями напролёт, а у него голова болит. Даже у Вильяры болит.
Сейчас болело многое, помимо головы, и голову-то, счастье, что не снесли. Если бы не Вильяра, все они сразу полегли бы под стрелами. Ну, или колдун вывернул бы наизнанку. Жутко думать, как погиб Дюран… Как не хочется верить, что Дюран погиб! Родич, друг, подмастерье… Он, и ещё пятеро обозников… И пока не сосчитались сами… Лемба скрипнул зубами, невольно ускоряя шаг, но сразу сдерживая себя. Нет, растягиваться, делиться на условно целых и сильно битых они не будут! Большой соблазн рвануть вперёд налегке. Но если у дома столько же беззаконников, сколько было за мысом, или больше…

Рыньи не удержался и высказал Нимрину, что жалко ставить живым заслоном на пути у беззаконников матух с детёнышами, а прочие шерстолапы сейчас на пастбище. Предложил вместо шерстолапов нагнать к воротам рогачей. Они размером помельче и гораздо тупее: для мяса, шкур, шерсти. Но если хорошенько пугнуть, стадо снесёт всё. Растопчет в лепёшку, измочалит острыми копытами.
— А если беззаконники расступятся, пропустят стадо, потом вломятся? Я бы так поступил на их месте. Ты сможешь поставить ближе к воротам рогачей, а в резерве — шерстолапов?
— Попробую.
Рыньи мимолётно удивился, что воспринимает Нимрина, младшего слугу, вчерашнего чужака, как уважаемого старшего. Но тот, правда, держался с такой заразительной, спокойной уверенностью! Будто оборонять дом, вдвоём против множества врагов, для него совершенно в порядке вещей. При том он внимательно слушает Рыньи, и объясняет свои команды, будто учит.

Они с Рыньи успели провернуть половину плана, когда крепкие ворота вдруг стремительно заросли инеем и распались в снежную пыль. Кому-то надоело дожидаться на морозе, или Арайя отчаялся вылезти из кладовки и скомандовал атаку? Безмолвная речь охотников очень изумляла Нимрина. Прежде он не сталкивался с подобным колдовством. Были у него когда-то артефакты и другие штуки для дальней связи, совсем без магии…
Двое здоровенных охотников с длинными луками осторожно заглянули в открывшийся проём. Упёрлись в тесный ряд размеренно жующих рогатых морд, которым совершенно без разницы: были ворота, нету… Тихо залёгших на верхней галерее Нимрина и Рыньи пришельцы пока не заметили. Протолкнулись вглубь, скотина спокойно расступалась, пропуская двуногих и продолжая невозмутимо пережёвывать жвачку. Осмотрелись, снова ничего не заметили, дали отмашку наружу. Оттуда шустро набежало полтора десятка громил, вроде покойных дружков Арайи. На этот раз обоего пола, но женщины не уступали мужчинам ни габаритами, ни оружием. Они тихо переговаривались, распределяя боевые задачи, а Нимрин высматривал вожака, чтобы нечаянно не оставить его в живых.

Пришельцы ещё не протолкались сквозь стадо ко входам во внутренние коридоры, когда Нимрин вдруг приподнялся, набрал в грудь воздуха и зарычал так, что Рыньи едва не сиганул вниз с галереи. Был пойман за шиворот железной рукой, догадался, что у поганого оборотня всё предусмотрено! Обречённо обмяк, зажал уши руками, а звук всё нарастал.
Громовой рык — эхо — топот копыт по каменному полу. Паника охватила стадо, будто пожар — сухую траву. Рогачи снесли и вынесли пришельцев вон, будто вешняя вода — мусор. Из глаз Нимрина сверкнули две молнии, снеся голову одному из беззаконников, видимо, для пущего страху.
Рыньи спросил с благоговейным ужасом:
— Ты оборотень или колдун?
— Колдун. Бывший. Но кое-что пока могу, — Нимрин ответил сипло, и тут же закашлялся, уткнувшись лбом в пол. Кое-как отдышался. — Вот погань, упражняться надо чаще… Так, а теперь быстро, по пластунски, к коридору и вниз, пока нас тут стрелами не забросали. Кстати, ты умеешь стрелять из такого лука, как у них?
— Нет. Я его не натяну.
— А копьё поднимешь?
— Да.
— Ладно. Пошли, надо проверить и добить вон тех, — три потоптанные тела остались лежать на полу пещеры, одно из них постанывало и вяло шевелилось.
Рыньи слегка передёрнуло, никогда прежде он не отнимал жизнь у двуногого. Беззаконники, дикая стая, а всё же… Нимрин заметил его заминку, ободряюще хлопнул по спине.
— Не убивал раньше? Не бойся, я сам. Подбери копьё. Так, осторожно, вдоль стены. И встань сбоку от проёма, чтоб случайно не подстрелили. Смотри наружу в оба!
Рыньи взял большое охотничье копьё, которое ему по возрасту и статусу не полагалось, прокрался к притолоке и стал глазеть наружу. Что-что, а быть засаде он умел. И отлично понимал по звукам за спиной, что сначала там было трое живых, потом двое, потом один. Наконец, Нимрин с трофейным луком в руках и колчаном на боку скользнул вдоль стены и подпёр вторую притолоку. Стоял молча, неподвижно и, кажется, почти не дышал.
Довольно долго ничего не происходило. К выбитым воротам уцелевшие беззаконники не вернулись. Судя по шуму за выступом скалы, кто-то отчаянно дрался с ними, но кто именно, от ворот было не видно. А потом из внутренних коридоров в зал выкатились вооружённые, чем попало, старики и подростки. Командовал Зуни, переживший не одну и не две летние усобицы. Сил у старика осталось не слишком много, зато голова ясная, и вряд ли кто-то лучше него знает, как берут и как защищают дома. Рыньи облегчённо вздохнул, обменялся взглядами с Нимрином, тот улыбнулся и сказал тихо-тихо:
— Вот и смена пришла.
Зуни услышал. С большим интересом принялся рассматривать Нимрина. Спросил:
— Это ты сделал трупы в жилой комнате?
Нимрин подтвердил.
— Ловко. А в кладовой ты запер Арайю?
— Да, и почти всё их оружие. Нужно будет потом снять чары с двери…
— Уже не надо. Дверь выглядит в точности, как эти ворота. «Ледяной таран», чисто, красиво, рука мастера! И придётся теперь быстро чинить эту погань!
Рыньи охнул:
— Арайя сбежал?
Зуни охотно ответил подростку:
— Да, колдун его выпустил. Арайя ушёл сам и попытался вытащить Му, но тот издох.
Нимрин спросил важное:
— Мудрая и кузнец с женой вернулись?
— Возвращаются. Близко. Думаю, первую атаку общими усилиями мы сегодня отбили, — глаза старика сверкнули азартом.
Нимрин пошатнулся.
— Разреши нам с Рыньи немного привести себя в порядок?
Зуни рассмеялся:
— На то, чтобы перебить десяток врагов дома Лембы, ты разрешения не спросил, так?
— Вроде, было меньше. Хотя я их не считал. А вообще, я стараюсь быть вежливым.

Нимрин удалялся к умывальне под радостный смех охотников, которые выжили и отстоял свой дом. Он шёл и очень старался не мотыляться от стены к стене. Следом шлёпал Рыньи и, конечно, не смог промолчать.
— Нимрин, ты что, ранен?
— Царапины — ерунда. Жрать хочу, сейчас упаду. И погреться бы у огня хоть немного.
Рыньи заглянул ему в лицо.
— Слушай, сейчас отмоемся, и пойдём наверх, в хозяйские покои. Я тебя покормлю и дам другую одежду. Эту всё равно уже не отчистишь. А лучше было выкинуть это хлам до того, как тётка его тебе дала.
— Как скажешь, начальник. Слушаю и повинуюсь.
Нимрина всё сильнее лихорадило. Царапины-то царапины, но в них засела ядовитая дрянь, осколки разбитого обсидианового клинка. Брызнуло во все стороны, знатно прилетело по голове, спине, плечам. В умывальне Нимрин, ёжась от озноба, смыл с себя чужую и свою кровь. Где смог достать, выковырял, вырезал с мясом обсидиановую отраву. Где не смог, попросил Рыньи. Объяснил:
— Если оставлю, ранки будут гнить годами. А если вырезать, их быстро затянет, потом даже шрамов не останется. Видишь, здесь уже затягивает.
Рыньи нерешительно взял нож, прикусил губу…
— Эй, не слишком ли ты трепетный для охотника? Или боишься чёрной крови? Ну вот, бывает такая. Редкость, а встречается. Если не употреблять внутрь, совершенно безвредна. Разве что отмывается плохо.
Рыньи фыркнул:
— Просто я пытаюсь представить, что ты — шерстолап или рогач. Они вечно ранятся, а потом я чищу и уговариваю, чтоб не дёргались. А тут ты меня уговариваешь, неправильно.
— Давай наоборот. Ой больно! Ой, боюсь-боюсь-боюсь! Ой, уговаривай меня. Только, пожалуйста, не упрашивай обрасти шерстью…
Под этот бредовый трёп Рыньи, наконец, повеселел и занялся занозами. Рука у него оказалась лёгкая. Сделал всё быстро, аккуратно, Нимрину почти сразу полегчало.

Когда Тунья, сильно припадая на перебинтованную ногу, зашла в свои покои, она обнаружила на кучке шкур крепко спящих племянника и Нимрина. Две жаровни накалили воздух, как на вулкане, всюду плошки из-под еды, а на чучеле — запасная куртка и штаны Рыньи. Само собой, чучелу всё неприлично широко и коротко, зато в старые прорези новым узором наскоро продёрнут чёрный шнурок. Тунья пригляделась, читая: пережитая вместе опасность, уважение, благодарность… Она тяжело вздохнула и без сил рухнула на свою лежанку. Чуть-чуть покоя, потом она пойдёт считать потери дома. А одежду под размер эти балбесы пусть перешивают сами!

26.06.16

Вильяра взбегала, брела, карабкалась по косогору. Задыхалась, оскальзывалась на снегу, смаргивала талую воду, пот и слёзы. Внизу охотники Лембы гнали от дома беззаконную стаю. Она, колдунья, сейчас была бесполезна для своих и безвредна для чужих. Пока не восполнит силы, она даже зов никому не могла послать! Ни тем, кого хотела предупредить об опасности, ни тем, у кого надеялась спросить совета и помощи. Двое охотников провожали мудрую к Заклятым Камням. Она даже не посмотрела, кого послал с нею Лемба, она летела, как стрела к цели… Передёрнуло от воспоминания о стрелах, отражённых возле Толстого мыса. Кажется, она начала строить щит раньше, чем стрелки спустили тетивы. Почуяла опасность… Но всё-таки, поздно почуяла… Не время думать об этом, время спешить! И глядеть по сторонам, чтобы не нарваться на засаду и здесь… Ещё немного, почти дошли…
Заклятые Камни — сами по себе защита. Источник колдовской силы для всех одарённых дома Лембы, для мудрой клана Вилья, для любого из мудрых, кому Вильяра позволит, или кто сможет взять сам… Серый валун, торчащий из снега на полтора охотничьих роста, от прикосновения мудрой превратился в ворота из двух менгиров, а когда она шагнула внутрь, стал кромлехом. Колдунья шла к центру круга, и всё меньше проваливалась в снег, а ограждённое камнями пространство становилось всё обширнее. Стоп! Она крутанулась на месте, узнавая силуэты всех тридцати Заклятых Камней, напевая приветствие. Раскинула руки и упала навзничь. Небо над кругом камней было очень близким, мерцали звёзды, тихо разгорался рассвет, и так же тихо, исподволь потекла к колдунье сила.
Вильяра давно, очень давно, никогда с посвящения не была такой пустой. И дня-то не прошло, как она маялась и чудила от избытка. Одна затея с Нимрином… От воспоминания о той шалости улыбка скользнула по обветренным до кровавых трещин губам. А ещё кто-то жаловался на зимнюю скуку… Вильяра вздохнула глубоко, до ломоты в рёбрах. Запрокинула голову, расправила плечи и спину, вытянула в струнки руки и ноги — снег послушно проминался под её телом. Задержала воздух, пока искры не заплясали под зажмуренными веками, и медленно выдохнула, расслабляясь. Любые мысли, воспоминания, любое телесное напряжение были сейчас остро лишними. Заклятые Камни непременно вернут мудрой Вилья колдовскую силу, но чтобы это произошло быстро, очень быстро, как можно быстрее, она должна предельно раскрыться.
Едва дыша, Вильяра вбирала в себя вечный холод льдов и негасимый жар вулканов, текучую упругость воды, надёжную твёрдость камней и ныне затаённую под снегами буйную силу зелёной жизни — всё, чем богат мир охотников. Жутко, сладко и больно принимать в себя мир полной мерой, почти утрачивая разум и память, почти переставая быть…
Когда колдунья немного насытилась, поток силы ослаб, и вернулась способность мыслить. Не двигаясь с места, Вильяра чуть перевела дыхание и тут же послала зов Лембе. Узнала, что беззаконников частью перебили, частью прогнали от дома, но преследовать их по горячим следам кузнец не решился. Тогда она позвала ближайшую соседку Лембы, Зейри и сообщила крайне недовольной внезапной побудкой главе дома: «В угодьях клана Вилья — беззаконники. Большая стая, и с ними сильный колдун. Убивают путников на тракте, нападают на дома. Берегите себя! Я сейчас в доме Лембы, мы отразили первое нападение. Позже расскажем подробности. Если нападут на вас, зовите, я постараюсь прийти.» Зейри подтвердила, что услышала и поняла, а главное, что в её угодьях пока тишина и покой. Вильяра тут же повторила то же самое главе следующего дома, и следующего, и следующего… Солнце ещё не вышло из-за окоёма, когда мудрая оповестила весь клан о беззаконной дикой стае и убедилась, что удар по дому Лембы — действительно первый удар.
Теперь она достаточно собралась с мыслями и силами, чтобы поговорить с наставником. Смежила веки, соскользнула в тонкий сон, желая увидеть себя у него в гостях… Провалилась в ледяной лабиринт, где невозможно сделать ни шагу, только скользить по ледяной кишке куда-то вниз, всё быстрее и быстрее, под издевательский хохот, эхом гуляющий между стен. Она попыталась вцепиться в неровности льда, но только изранила руки. Увидела, куда её несёт: на оскал сосулек, длиной с охотника, в руку толщиной. Поняла, что с разлёту нанижется на них насмерть. Завизжала, до звона под черепом, пошире распахнула глаза и вырвалась из сна. Села, тяжело дыша, ошеломлённо разглядывая сорванные ногти. Сунула пальцы в снег, и он сразу окрасился розовым. Вильяра чуть не заплакала: от боли, от обиды, от пережитого ужаса. Со смертью она разминулась на волосок, никаких сомнений. Второй или третий раз за сутки!
Колдунья кое-как отдышалась и послала наставнику обычный зов. Мудрый Наритьяра ответил. Сам не пришёл, но долго, внимательно слушал сбивчивый рассказ ученицы. Когда Вильяра изложила в подробностях кошмар с ледяным лабиринтом, его возмущённое удивление сквозило даже в мысленной речи. Поймать мудрую в такую ловушку?! Самоучка-колдун редкостной, небывалой силы, или отступник, беззаконник среди мудрых? В итоге Наритьяра сказал ученице примерно то же, что она говорила главам домов: «Береги себя. Я буду выяснять подробности среди мудрых. Если станет совсем туго, зови, постараюсь прийти.»
Первые лучи красили снег во все оттенки розового и пурпурного, когда Вильяра вышла из круга Зачарованных Камней. Погладила по шершавому боку серый валун, снова один-единственный на голой, плоской макушке обжитой горы. Пропела особое заклятие-замок. Теперь беззаконный колдун вряд ли доберётся до этого источника силы. А если сможет взломать замок, Вильяра об этом сразу узнает.
Конечно, это не единственное сильное место. Свои Зачарованные Камни есть у большинства жилых домов. А кто упомнит все руины, все запечатанные или просто заброшенные круги возле них…

Лемба со своими охотниками отстоял дом, беззаконники бежали. Вернее, отступили, сохранив боевой порядок и даже исхитрившись угнать часть стада, которое кто-то на них пустил из нижних ворот… При ближайшем рассмотрении, начисто снесённых заклятием ворот… А дерева-то на новые нету, придётся клепать из железных листов. Материала хватит, но работа не на один день, даже с подручными… Дюран, братец, где ты? Поддавшись мгновенной слабости, кузнец привалился к стенке у пустого проёма и тихо, тоскливо завыл.
— А вот я тебе сейчас, на правах деда, да по загривку! — старый Зуни подкатился к понурившемуся Лембе, подпрыгивая от возмущения, размахивая прочной клюкой. — Знал бы я, что у меня такое дурное потомство, не передал бы дом твоему отцу, держал бы сам! Я думал, вы умные, зверей пустите вперёди себя. А вы, как рогачи, с разбега в яму… То есть под стрелы! Если б не знахаркина дочь… Слушать тошно!
Лемба давно и намного перерос деда, унаследовав мощное сложение от материнского рода. Однако вжал голову в плечи, протянул по-детски жалобно:
— Ну, деда! — и тут же вспомнил, кто он в этом доме, встряхнулся, приосанился. — Не ворчи, старый! Сам понимаю, великого дурака я сегодня понюхал. Лучше скажи, что ты думаешь про нынешний расклад? Как нам теперь зиму зимовать?
— Собирай совет, поговорим. Думаю, всем, кто ходил на большую охоту, всем, кто оставался в доме и вокруг него, всем есть что рассказать и послушать. Такого, как сегодня, очень, очень давно не было ни в этом доме, ни на всём Нари Голкья.

Вероятно, Нимрин должен был чувствовать себя счастливым: переоделся в чистое, наелся досыта, согрелся. Выспаться, правда, не дали. Вернувшаяся из рейда Тунья — мальчишку понесло греться-кормиться в тётушкины покои — прогрохотала дверью, потом зашуршала по комнате, ворча и вздыхая себе под нос. Нимрину не нужно было совсем просыпаться, чтобы понять: охотница ранена, очень расстроена и сердита. Нимрин уже приготовился вскочить от пинка в бок и не ударить в ответ. Однако, пронесло. Тунья долго смотрела на них с Рыньи, потом особенно тяжело вздохнула и ухромала отлёживаться. Жаль, ненадолго!
Рокот двери. Встревоженный голосок:
— Тунья, ты спишь?
Протяжный стон-зевок:
— Уже нет. Чего тебе, Аю?
— Любезный и Зуни собирают общий совет. Ты пойдёшь?
Тунья рыкнула, вставая:
— Как же иначе? Можно подумать, ты не пойдёшь.
— Ещё Зуни сказал, привести Рыньи и этого чужого, Нимрина. Хорошо, что оба у тебя, а то я не знала, где искать.
Прошелестели шаги, и Нимрин получил таки свой пинок в бок. Вернее, его очень деликатно, с опаской, потрогали мысочком.
— Эй, просыпайся!
Он резко перекатился и тоже деликатно поймал пнувшую его ногу за щиколотку. Заглянул снизу вверх в ярко-голубые, расширенные испугом глаза.
— Прекрасная Аю, ты так больше не делай, я могу ударить. И зовут меня в этом доме Нимрин, а не Эй. Запомни, пожалуйста!
Женщина даже не попыталась вырваться, сразу попросила:
— Нимрин, прости, я больше не буду! Отпусти меня, пожалуйста!
Тунья за спиной Аю зажала рот ладонью, сдерживая смех. Её Нимрин не рискнул бы хватать ни за какие части тела. А если когда-нибудь придётся бить, то сразу насмерть, как подручных Арайи. Он разжал пальцы, Аю отшагнула назад, спряталась за Тунью. От шума, наконец, проснулся Рыньи, сел, захлопал глазами.
— Чего? Куда?
Тунья сразу ответила:
— Тебя и Нимрина призвали на общий совет. Вставайте, идём.
Дарёные штаны заканчивались немногим ниже колен и не заправлялись в сапоги. Рукава кое-как прикрывали запястья, но куртка широка, гуляй, ветер. Перед тем, как отвалиться спать, Рыньи объяснял, что и как Нимрину надо перекроить по фигуре, но до практического урока шитья они не добрались, обоих сморило. Теперь Нимрину предстояло идти на совет изрядным пугалом. Нет, точно не хуже, чем в прежних обносках! Но он привык — это брезжило из прошлого — выглядеть безупречно. Подтянул вздёржку штанов, отряхнул куртку. Тунья поморщилась:
— Чужак, ты зря ходишь в тёплых покоях одетым, будто малое дитя. Так труднее согреться с мороза, и вообще, неприлично.
Нимрин скользнул заинтересованным взглядом по тяжёлым, налитым грудям обеих женщин, вообще никак не прикрытым. Аю не среагировала, только ресницами хлопнула. Тунья слегка повела плечами, мол, чего уставился? Обнажённые торсы, хоть мужские, хоть женские, местных приличий явно не нарушали. Нимрин улыбнулся, глядя теперь в жёлтые глаза хозяйки дома:
— А я и есть малое дитя. Всего-то день от роду. Что было раньше, то пурга слизнула. Какой с меня спрос?
— Да я всё забываю! — Тунья осклабилась в ответ. — Болтаешь ты слишком бойко для суточного. Пошли уже!

27.06.16

На совет охотники собирались в зале, размерами и высотой почти не уступавшей загонам для шерстолапов, но отделанной с любовью и немалым искусством. Правильный квадрат под красиво выведенным сводом, гладко отёсанный камень, яркие масляные светильники в резных нишах. Нимрин уцепился мыслью за слово «анахронизм». Диковатые охотники, сообразно своему обличью, жили в пещерах и ходили в шкурах собственноручно убитых зверей, но при том знали золото, стекло и сталь, были умелыми каменотёсами.
Нимрин впервые наблюдал их столько сразу. Обитатели дома Лембы чинно рассаживались на принесённых с собой маленьких деревянных табуретках, сплочённых из досок или долблёных из чурбачков, на войлочных подушках, на свёрнутых валиком или свободно расстеленных шкурах. Они располагались тремя группами по трём сторонам залы, оставляя свободным середину и проход от двери. Самая большая группа, двадцать шесть взрослых мужчин и девятнадцать женщин, привольно расселись напротив входа. Там уже был Лемба, туда же прошествовали Тунья и Аю. Четырнадцать подростков обоего пола и дюжина взрослых в потрёпанной одежде, видимо, младших слуг, устроились тесной кучкой по правую руку от них. Рыньи утянул в ту сторону Нимрина, и они сели рядом на одну шкуру. Напротив оказалась самая малочисленная группа: семеро стариков и двенадцать взрослых, некоторые из которых выглядели больными, а кое-кто щеголял увечьями, которые совершенно точно не позволяли им охотиться. Про двоих не ясно было, как выжили? Но не калеки бросились в глаза в первую очередь, а странная диспропорция возрастного состава присутствующих. Нимрин наклонился к уху Рыньи и шепотом попросил.
— Разреши позадавать глупые вопросы?
Рыньи кивнул, мол, задавай.
— Сколько длится год?
Подросток сочувственно покосился на беспамятного и ответил:
— Восемьдесят четыре луны.
— А зима?
— Если по календарю, то шестьдесят три луны. А если от первого большого снега до зелени, то год на год не приходится.
— А луна — это сколько дней?
— Двадцать один.
По ощущениям, местные сутки были немного длиннее привычных Нимрину. Он ещё ни разу не видел здешнего солнца, но чуял колебания тьмы и доверял своим ощущениям. Колдунья разбудила его утром, и сейчас снова утро. Часов двадцать восемь от восхода до восхода. Ничто не мешало произвести в уме дальнейшие подсчёты, но Нимрина обуяла сперва досада, потом апатия. Календарь своей родины он вспомнил, даже несколько вариантов календарей, а саму родину — практически нет. Сообразил, что теперь ему год будет за шесть, и дальше что?
Переговаривались не только Нимрин и Рыньи, залу наполнял ропот множества голосов. Сам Лемба тихо беседовал с Туньей, Аю и какими-то двумя пожилыми мужчинами. При желании, Нимрин мог бы вслушаться или прочитать по губам, но предпочёл задать мальчишке ещё один глупый вопрос.
— Мы кого-то ждём?
— Мудрую Вильяру. Странно, что её нет.
— Она пошла в Зачарованному Камню, чтобы восполнить силу после сражения, — сказала девочка рядом.
— Откуда ты знаешь, Ньями? — переспросил Рыньи.
— Мама сказала. На них напали, там был сильный колдун в снежном вихре, Вильяра с ним билась.
Мальчишка пренебрежительно фыркнул:
— Да ну, только в сказках колдуны бьются друг с другом!
— А вот и не в сказках…
Нимрин настроился послушать перепалку подростков, но тут сама Вильяра вошла — нет, влетела — в зал. Пронеслась до середины. Повела по сторонам дико блеснувшими глазами, вскинула руки и коротко взвыла. Подошла к Лембе и плюхнулась рядом. Кузнец заботливо подсунул ей свободную табуретку. Потом сам встал и зычно возгласил:
— Говорите и слушайте, о, родичи, слуги старшие и слуги младшие, отроки, старцы и калеки! Говорите в свой черёд всё, кому есть что сказать о беззаконной стае, посягнувшей на наш дом. Первое слово — моё слово, главы дома.
Нимрин тихонько спросил:
— А Вильяра?
Рыньи ответил одними губами:
— Мудрая, если будет говорить, то в конце. Помолчи, сейчас наше время слушать.
Лемба тяжело вздохнул, дождался полной тишины в зале и заговорил тише:
— Родичи и домочадцы, горе моё и вина перед вами глубоки как море. Худшей охоты не было в этом доме с тех пор, как дикие шерстолапы затоптали моего отца, дядю и ещё четверых охотников. Сегодня я оставил на льду пятерых, ещё двое умерли от ран. Из тех, кого я призвал сражаться на пороге дома, погибли четверо. Из пятерых, кто шёл обозом с ярмарки, никто не откликается на зов, и сердце моё леденеет, когда я их зову, и мудрая подтвердила смерть. За одну ночь дом потерял шестнадцатерых. Их имена умерли, и да не прозвучат отныне вслух, только в памяти. Оплачем же наше горе, родичи и домочадцы, прежде чем я продолжу мою речь, и мы продолжим совет.
Охотник с силой провёл руками по лицу, вскинул голову и взвыл, истошно и протяжно, без намёка на напев или слова. Весь зал откликнулся таким же горестным воплем-воем. Нимрин вплёл свой голос в этот дикий хор не для соблюдения ритуала — его по-настоящему накрыло вдруг чужой болью потери, тоской и яростью. Когда-то с ним уже бывало так: чужое, будто своё, драло нервы. Благо, охотники быстро провылись, и его тоже отпустило. Рядом Рыньи шмыгнул носом, Ньями украдкой вытерла мокрые глаза. Кое-кто из взрослых охотников ещё прятал лицо в ладонях, но шквал эмоций миновал.
Лемба откашлялся:
— Упомяну ещё не горе, но большую беду. Тяжело ранены Нари, Ио, Лайсанна. Неизвестно, поправятся ли они, войдут ли снова в силу, но для них хотя бы есть надежда.
Кузнец сделал паузу, охотники пришибленно молчали, и он продолжил.
— Теперь я расскажу о том, с чего всё началось, и как происходило. Все помнят, как мы с моим ныне погибшим кузеном взяли товар и передвижную мастерскую и отбыли на ярмарку по второму снегу. Ехали без спешки, трижды заночевали в прибрежных гротах. На тракте тогда было спокойно, никто нас не тронул. После нашего отъезда в доме останавливались ещё два обоза с юга. Тунья приняла их оба, оба проводила и прислала мне зов. Я ждал старых друзей на ярмарке, но не дождался. Мудрый Латира погадал на них, позвал и сказал, что ждать некого. Других больших обозов по нашей ветви тракта ни в ту, ни в другую сторону не проходило, но одиночки без препятствий сновали налегке туда-сюда. Никто не заметил ничего странного или опасного, но я решил проверить сам, разведать дорогу. Шарить по всем возможным местам стоянок в одиночку я всё-таки не рискнул. Выехал с ярмарки утром, долетел домой к вечеру, кое-кого подобрал по дороге. Его мы ещё послушаем, но к обозам моих друзей и к их пропаже он вряд ли имеет отношение.
Лемба нашёл глазами Нимрина, легко кивнул ему. Нимрин склонил голову в ответ.
— Я вернулся домой и стал собирать облаву на дикие стаи. Тунья предположила, что дикая стая может оказаться двуногой, беззаконной. Совет охотников принял её доводы. Мы все тогда решили поспешить со сборами и быть осторожнее. Но когда ночью кузен прислал мне и Вильяре отчаянный зов с Высокого мыса, разум мой помрачился. Кузен должен был отбыть с ярмарки не раньше завтрашнего дня. Мы договорились, что он сообщит мне о точном времени выезда через мудрого Латиру, так как моему кузену и остальным обозникам плохо давалась мысленная речь. Чем объяснить их молчание и ранний выезд? Я не знаю, ответ нужно искать на ярмарке. Что произошло на Высоком мысу? Кузен смог передать только чувство смертельной опасности и образ места. Мы помчались туда, не глядя по сторонам. Мне даже в голову не пришло, что беззаконная стая разделится натрое, что их так много, что с ними сильный колдун. Я был уверен, что тракт огибает скалы Толстого мыса на безопасном расстоянии, что никто не застигнет нас врасплох, не достанет на открытом льду. А нас ждало два десятка стрелков с такими дальнобойными луками, каких я в жизни не видал. Они перестреляли бы нас, как белянок, если бы не Вильяра. Она прикрыла от стрел и взяла на себя колдуна. В рукопашной враги уступали нам и числом, и силой, мы могли победить. Но тут я услышал зов из дома, что там тоже неладно. Мы отступили с потерями, они тоже оставили на льду шестерых. Когда мы вернулись, то сразу присоединились к пастухам и дровосекам, которых я призвал к дому. Мы вместе прогнали другую часть этой погани. Здесь беззаконников было особенно много, не меньше сорока. В зале у нижних ворот и в снегу они оставили тринадцать. Живых мы преследовать не стали из опасения новой засады. Но след есть, хороший след. Собравшись с силами, по нему можно найти логово… Итак, я всё сказал о том, что было. Тунья, Мыни, Нгле, Аю, вам есть, что добавить?
Кузнец обвёл взглядом четверых, с кем беседовал перед советом. Все дружно ответили отрицательными жестами.
— Тогда дальше пусть скажет слово старый Зуни.
Бодрый старичок, которому Нимрин и Рыньи сдали пост у выбитых ворот, подскочил со своего места, будто на пружинке.
— А и скажу! Внучку-наследнику я уже высказал наедине, ибо негоже позорить при всех главу дома. А тебе, знахаркина дочь, я сейчас скажу. Боевая ты девка, одарённая ведьма, сильная мудрая, а дурёха! И ты, Тунья, голову дома забыла. Лучше бы сама осталась, да расставила побольше дозорных. А то блаженный наш звездочёт стрелу словил и даже вякнуть не успел. Успел ли кого заметить, одни щуры ведают. Осталась бы ты дома, как полагается при твоей гривне, и не пришлось бы мне стариной трясти, малолеток пасти!
Нимрин наблюдал, как мнутся, жмутся и прячут глаза упомянутые стариком персоны. Не упомянутая Аю затаилась за широкой спиной кузнеца. Формальной власти у Зуни в доме, может, и не было, зато авторитета — хоть отбавляй!
Лемба всё-таки не выдержал, глухо рыкнул:
— Старый, хватит ругаться! Излагай по прядку.
— Могу и по порядку. Разбудил меня кто-то из молодняка, они бегали по дому и всех поднимали на ноги. Передавали зов Рыньи: «Тревога! Беззаконники у нижних ворот! Мы караулим тут с Нимрином». Я никак не мог спросонок сообразить, что за Нимрин? Подростки объяснили, что это твой вчерашний найдёныш. Зря ты мне его не показал, Лемба!
Многие в зале теперь с интересом посматривали в сторону Нимрина. Ничего, небось, дырку не проглядят. Зуни продолжал говорить.
— Надежды на тот караул у меня не было. Я кое-как дозвался Нгле и Мыни, они уже спешили к дому, но могли не успеть. Побитая большая охота тоже возвращалась, от Туньи я это узнал, только они были ещё дальше. Они не могли спешить из-за раненных и взялись за ум, не захотели разделяться. Потому я собрал всех, кто способен был держать оружие, и пошёл к нижним воротам сам. Молодняк разослал дозором по всему дому. Они быстро нашли труп младшего слуги в коридоре на заброшенном хозяйственном ярусе и выбитую ворожбой калитку. Позвали, я пришёл проверить следы. Понял, что кто-то один тайком бежал из дома. Второго, битого, он нёс на себе, но не дотащил живым, бросил. В пещерке для слуг при скотном дворе мы нашли ещё три трупа и следы бойни. Честно скажу, у меня шерсть встала дыбом! Сразу видно: воин убивал, а не охотник дрался. Трупы я рассмотрел, узнал рожи. Потом обратил внимание на кладовую без двери, зато с целым арсеналом внутри. Кое-чем оттуда мы даже сами разжились… По следам выходило, что троих, а то и четверых, уложил кто-то один. Либо тот, кто сбежал и пытался унести товарища, либо этот непонятный Нимрин. Ну, либо Рыньи вдруг проглотил буйного духа. Нимрина и Рыньи я, как было обещано, нашёл у нижних ворот. Вернее, у того, что от ворот осталось. Нимрин спокойно признался, что убил троих младших слуг, четвёртого оглушил и связал, а в кладовке с арсеналом запер Арайю и попытался зачаровать дверь. Позже Нимрин вдвоём с Рыньи пустили стадо на беззаконников, когда те пытались проскользнуть в дом через выбитые ворота. Одному из лазутчиков Нимрин снёс башку какими-то чарами, двух потоптанных добил, зарезал своею рукой.
Взгляды охотников из заинтересованных стали откровенно опасливыми. Ближайшие соседи заёрзали, отодвигаясь. Только Рыньи фыркнул и прижался горячим плечом плотнее. Нимрин легонько пихнул его в ответ, и во все зубы ухмыльнулся Зуни. Тот выскалил в ответ истёртые жёлтые клыки, сделал рукой какой-то жест, вроде, одобрительный. Но обратился не к Нимрину.
— Рыньи, расскажи нам, что ты видел.
Мальчишка быстро глянул на главу дома, Лемба подтвердил:
— Слушаем слово старшего слуги Рыньи.
Рыньи икнул и неловко завозился, поднимаясь на ноги. Что, не доводилось раньше говорить на большом совете? Выпрямился, набрал побольше воздуху, заметно покраснел.
— Да будет слово моё — правда! Да не исказится моё свидетельство по недомыслию или кривомыслию! — голос мальчишки напряжённо звенел под сводом зала.
Тунья и Лемба переглянулись, кузнец мягко притормозил говорящего:
— Эй, малец, не лезь в сказку! Просто расскажи по порядку, как было дело.
Рыньи осёкся и продолжил на полтона ниже:
— Мастер Лемба, распорядительница Тунья, я общался с Арайей и его дружками больше всех в доме. Эти младшие слуги очень плохо работали, шастали туда-сюда без дела, пытались меня пугать, зло шутили, но ни разу не переходили край, чтобы я побежал просить у вас помощи. Вчера я всё-таки заподозрил неладное. Когда Дини рассказала про исчезнувших и погибших купцов, я вдруг подумал, что это Арайя ходил на такую охоту из нашего дома. Я тогда ужасно испугался. Но по календарю не сошлось. Пятеро никак не догнали бы купцов, и я очень обрадовался, что зря возвёл в своих мыслях такую жуткую напраслину. Мне всё равно было не по себе, и я лёг спать не в каморке, а на спине у Корноухой. Потому я не видел, что было в жилой пещере. Глубокой ночью Нимрин разбудил меня криком, велел поднимать тревогу и бежать к нижним воротам. Мне даже в голову не пришло ему перечить. Я видел, что он после драки. Он сказал, мол, пятеро младших слуг — беззаконники, и он остановил их. А ещё, что другие беззаконники будут прорываться снаружи. Я поверил сразу, так всё сходилось одно к одному. Я позвал подмогу, а для надёжности мы выставили рогачей живым заслоном. Когда ворота рассыпались, я понял, как вовремя мы это сделали. По-моему, Нимрин совсем не ладит со скотиной, но отлично понимает в обороне дома. Если бы не он, беззаконники ворвались бы, и мне страшно подумать, что было бы со всеми нами. Я рад, что слушался Нимрина как старшего. Я подарил ему свою одежду вместо лохмотьев младшего слуги, которые он замарал кровью, защищая дом от дикой стаи. Двуногих зверей убивать… Непривычно. Я даже не знаю, смог бы я сегодня? Нет, пусть мой первый зверь будет правильный, четвероногий. И мне не пришлось… Своими руками… За это я Нимниру тоже благодарен. Я, старший слуга Рыньи, всё сказал.
Лемба кивнул, принимая свидетельство, и велел Рыньи сесть. Тунья хищно блеснула глазами и что-то шепнула мужу на ухо. Лемба ещё раз кивнул и вперил в Нимрина тяжёлый, неотрывный, испытующий взгляд. Даже не верилось, что увалень кузнец так умеет. С другой стороны, он же, правда, глава дома?
— А теперь послушаем слово чужака, именуемого Нимрином, младшего слуги дома.
Нимрин легко встал, озираясь по сторонам. Большинство охотников отводили глаза, но не Лемба. Взгляд кузнеца оставался тяжёлым, выражение лица — непроницаемым, голос — ровным.
— Прежде, чем сказать слово, выслушай меня внимательно, чужак. Любому здесь я повелеваю говорить правду, и никто этой власти не оспаривает. Кроме беззаконников, с которыми ты поступил, в общем-то, правильно. Да, я в своём доме властен повелевать любым. Но я понимаю, что по другую сторону звёзд, откуда ты пришёл, законы и обычаи Голкья не имеют силы. Поэтому я прошу, а не приказываю. Нимрин, пожалуйста, расскажи без утайки всё, что ты видел, слышал и делал после того, как Тунья отвела тебя к Рыньи. И объясни, почему ты действовал именно так, как ты действовал. Это важно! Чтобы я знал, кем тебя назвать в своём доме, и как отблагодарить.
Нимрин передёрнул плечами от повисшего в воздухе напряжения. Странно, что куртка ещё не дымится на перекрестье множества взглядов. Явной враждебности охотники не проявляли, однако чувствовал он себя не на совете — на суде. Вспомнил внезапно: те, кто проливал чёрную кровь, умирали, даже если имели на своей стороне правду. Вдруг, охотники ценят свою красную кровь не дешевле? Бояться Нимрин почти не умел, и всё же... Вильяра вдруг залихватски ему подмигнула и облизнула губы остреньким розовым язычком. Споткнувшееся время выровнялось и пошло, заминка продлилась не более вздоха.
— Мастер Лемба, ты подобрал, отогрел и накормил меня. Мудрая Вильяра обещала защиту. В том виде, как меня нашли, я не мог претендовать на более высокое место. Я благодарен вам, я согласился быть младшим слугой, и верен дому. Я делал всё, что велел мне Рыньи, так хорошо, как мог. Я видел, что другие младшие слуги не столь усердны, и Рыньи с ними не справляется. В миг нашего знакомства мне показалось, что за одно замечание они готовы, самое малое, поколотить нас обоих. Я запел Песнь Умиротворения, они угомонились и подпели. Потом Руо толкнул меня в колодец, вроде бы в шутку…
Лемба поднял руку предостерегающим жестом:
— Нимрин, не называй вслух имена мёртвых!
— Я не боялся этого навозного выползка живым и не убоюсь его мёртвого. Но не стану поминать, раз таков обычай. Позже я разговаривал с главарём, которого, увы, пока ещё можно именовать вслух. Арайя не скрывал, что собирается устроить бунт и взять этот дом под свою руку. Говорил, что у него есть сообщники за пределами дома. В том числе, колдун, или даже кто-то из мудрых. На мой счёт Арайя до самого конца колебался. Так и не решил, привлечь на свою сторону или гнать из-под ног, чтоб не путался? Я строил дурачка и подыгрывал ему, хотел разузнать побольше об их планах. Ещё любопытно было, что за бездомный дом, неведомый клан, в котором есть всё, как сказал Арайя? Со слов подростков, я понял, что так называют у вас объявленных вне закона. Знаешь, мастер Лемба, я очень хочу вспомнить себя, вернуться домой, отомстить врагу. В какой угодно последовательности! Я приму помощь от любого, за почти любую цену. Но связываться с предателями, надеяться что-то получить от них… Нет, я беспамятный, но не дурак.
Нимрин сделал паузу, ожидая от кузнеца каких-то слов или проявления эмоций, но тот был нем и бесстрастен как камень.
— Ночью они спокойно обсуждали при мне свои делишки. Думали, я сплю, или им было всё равно. Сначала Арайя сообщил подручному, что некий Вильгрин прислал зов с Высокого мыса, мол, там всё идёт по плану. Они терпеливо ждали, когда Вильяра, услышав зов о помощи, уведёт туда охотников. Через некоторое время кто-то сообщил им, что так и произошло. Арайя упомянул ещё одно имя: Чунк. Этот Чунк должен был перехватить вас по дороге. А своему подручному Арайя велел убить или запереть Рыньи, потом, по сигналу, отворить нижние ворота. Подручный ушёл, остальные трое спали. Арайя загремел оружием в кладовке. Лучшего мига, чтобы остановить их, я вряд ли бы дождался. Я подкрался и запер Арайю, он поднял шум, трое мгновенно подскочили и напали на меня с ножами. Тот, кого Арайя отослал, тоже прибежал назад. Я видел, что они готовы убивать, и не остановятся на мне и Рыньи. Только они недооценили меня, я успел первым. Одного недобитого связанного и Арайю в кладовке я оставил, чтобы позже допросить. Потом отыскал и разбудил Рыньи. Удача его любит, или чутьё хорошее, выбрал себе наилучшее место для ночёвки. Ну а дальше мне нечего добавить к его рассказу… Нет, с учётом того, что Арайя сбежал, а второй сдох, я сожалею, что добил двоих потоптанных стадом. Один всё равно умирал, а второй был отлично подготовлен для допроса. Это моя ошибка. Я, Нимрин, сказал всё.

Здесь опять не помещается. Продолжение: chorgorr.diary.ru/p209618700.htm

Пожалуйста, плюшки и тапки в комменты)

запись создана: 14.06.2016 в 15:17

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Идея вызывает некоторые вопросы...

...но Север и музыка однозначно хороши!

Оригинал взят в Мамочки! Так страшно и красиво!

Специально для этого перформанса сочинили и сыграли. Мне кажется, страшновато на такой сцене выступать. И холоднооооо! Но красиво и очень впечатляет:

По одной из ссылок — ещё много музыки, которая у меня сейчас замечательно звучит под текст

По одной из ссылок — ещё много музыки, которая у меня сейчас замечательно звучит под текст. Тот же исполнитель. Любопытно, автор — он же?


Да, автор и исполнитель: ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%B9%D0%BD%D0%B0%...

@темы: Север, музычка

---

Как-то оно так, да)

Когда дует северный ветер и тьма обгрызает дни,
В тишине между сном и явью приходят сюжеты книг.

Ты считал, что уже исцелился, и снова такой, как все,
Но опять стал прибором, который включили в сеть.
Начинается – шёпот, шелест, нет-нет, все не так, не то…
А потом с головой накрывает ревущий сплошной поток,
Заполняют галактику звезды, взрывает бетон трава,
И в тебе уже вместо крови сквозь сердце текут слова,
И все ближе черта невозврата и, вспышкой Сверхновой, миг,
Где становятся сразу неважны все сто миллиардов книг,
Что написаны до, и после, и одновременно с тобой,
Потому что внутри бушует неподвластный тебе прибой,
Распускает корабль парус, тень химеры бежит по воде,
И роднее, реальней герои всех знакомых тебе людей.
И ты знаешь - крутись как хочешь, новый мир набирает ход,
Если ты о нем не расскажешь, он, померкнув, навек умрет…

…В темноте между сном и явью приходят сюжеты книг…
Тихо, тихо, пожалуйста, не спугни!

(c) Volha
volha.livejournal.com/783601.html

---

Из-под снега (и ещё раз откопала!)

Название: Из-под снега (История с фотографией, часть 4)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Так куда же всё-таки занесло Ромигу?
Предупреждения: попаданец, амнезия, сомнительное согласие... Список будет пополняться, поскольку текст в процессе.

Ночь, мороз. Небо в облаках, ни звезд, ни месяца. Позёмка метёт по бескрайней равнине, обещая превратиться в настоящую пургу. Одинокий путник на тракте ощупью угадывает среди целины утоптанный, прикатанный след. Он не помнит, кто он. Куда идёт? Откуда? Зачем? Смутное вспоминание о чужих словах: «Не спи, замёрзнешь». Тень памяти о собственном высокомерном ответе: «Меня это не касается». Нелепое название — Яблоновый перевал, давно и страшно далеко.
Здесь и сейчас нет перевала, есть бесконечное ровное пространство, похожее на замёрзшее море. Усталость, пустота, ощущение полной бессмысленности пути. Оглушающая боль потери чего-то такого, без чего вряд ли получится жить. Он ещё дышит и кое-как переставляет ноги, но это ненадолго…

Кузнец Лемба возвращался с ярмарки. В чёрно-синем небе сияло маленькое белое солнце, и кузнец блаженно жмурился, подставляя ему лицо. Совсем бы хорошо, но ночная метель оставила после себя гряды застругов. Сани на них нещадно швыряло: пока доедешь до дому, зад отвалится. В самом деле, пора погреться, размять ноги, дать облегчение упряжным зверям. Лемба на ходу ловко соскочил с саней. Побежал рядом, громким кличем оповещая снега о своей силе и удали. Звери завыли, защёлкали, заверещали, вторя хозяину. Бежать во весь дух, сверкать живым белым мехом среди мёртвой белизны снегов — не высшее ли счастье и полнота бытия? Хозяин и его звери об этом не думали, они просто жили.
Вожак прянул в сторону, потянув с тракта всю упряжку, чуть не перевернув сани. Лемба хотел прикрикнуть, замахнулся бичом, но сам уже заметил, что привлекло внимание чуткого зверя. Из свеженаметённого сугроба, чуть повыше других, торчала чёрная палка.
Звери, азартно подвывая, рыли лапами снег. Кузнец смотрел. Он уже понял — чего тут не понять? Путник не вынес тягот пути и прилёг отдохнуть на вечный покой. Живого, тёплого звери выкапывают иначе. Из-под снега показалась фигура в чёрной одежде, не похожей на мех. Клубочком на боку, спиной к ветру. Палка, торчавшая из сугроба, оказалась одним из двух длинных, изогнутых мечей в ножнах. Лемба отогнал зверей и принялся за дело сам. Он не смог сходу определить, к какому роду-племени принадлежит воин, это было интересно. Тёмные волосы забиты снегом и смёрзлись, а перед лицом снег рыхлый, значит, не дышал уже, когда замело.
Помогая себе ножом, Лемба окончательно высвободил застывшее до каменной твёрдости тело из снега и льда. Поднял на руки, удивился лёгкости по сравнению с другими подобными находками. Положил в сани, привязал. Мёртвых людей и зверей всегда увозили домой: заботились о живых. Убирали падаль с тракта, чтобы не привлекала дикие стаи, и пополняли продовольственные запасы. В клане Лембы двуногие не питались двуногими: легко заразиться всякой гадостью. А на корм зверям находка годилась, но после того, как кузнец разморозит тело, рассмотрит и кое-кому покажет. Подумал о Вильяре. Настойчиво, так, чтобы мудрая услышала зов и пришла.

Дома кузнеца ждало множество хлопот, чад и домочадцев. Возиться с чужим покойником было некогда, Лемба только отвязал тело от саней и оттащил в чулан, иначе звери могли погрызть раньше времени. В чулане было достаточно тепло, чтобы труп до завтра оттаял, но не испортился.
Мечи Лемба с гораздо большим почтением отнёс в ближнюю мастерскую. Вынул из ножен, иначе с холода отпотеют и могут заржаветь. Подивился чёрному, без блеска, металлу и непривычной форме клинков, их остроте и упругости, которые сразу оценил. Подивился простоте ничем не украшенных рукоятей и ножен. С трудом уложил в голове идею такой вот красоты без украшательства. Однако не поспоришь: оружие было совершенно в своём роде, прекрасное и чуждое донельзя. Кузнец мог поклясться, что в жизни не видел ничего подобного. Хотя торговые караваны курсировали по всему миру. Работу собрата-кузнеца даже с противоположного континента Лемба узнал бы. «Вильяра, где ты? Я нашёл что-то очень интересное!»
Послал зов ещё раз и успокоился, чтобы воздать должное бане, сытной еде и соскучившимся жёнам.

Вильяра примчалась наутро. Всего один могучий зверь и женщина на лыжах: мудрая не боялась диких стай даже ночью.
— Отдохнул ли ты с дороги, Лемба? Ты звал меня так громко, я думала, голова лопнет. Хотела при встрече стукнуть тебя по твоей, — сказала колдунья и тут же впилась в губы кузнеца жадным поцелуем.
— Ненасытная!
— Если твоя находка хоть в половину так удивительна, как мне показалось по твоему зову, отложу утехи на потом. Малое удовольствие после большого. Куда ты положил того бродягу?
— В чулан.
Мудрая по-хозяйски направилась вглубь дома кузнеца. Лемба откатил в сторону круглую каменную дверь чулана, поднял повыше светильник.
— Этот? Лемба, в следующий раз, когда найдёшь в снегах что-то непонятное, сначала показывай мне, потом уже оттаивай. Он жив.
Чужак лежал на каменном полу неподвижно, клубочком, как был найден. Но теперь больше походил на спящего, чем на мёртвого. Опытные охотники не ошибаются в таких вещах. Лемба понял, что сглупил. Чужой воин в доме, даже без оружия, может доставить немало хлопот.
— Мне не пришло в голову. Мудрый может выйти живым изо льда, огня и воды. Но какой мудрый позволит себе заснуть в сугробе на обочине?
— Тот, который отдал своему клану всё. Или выбрал слишком опасную дичь. Или проиграл битву. Мало ли? Но я знаю мудрых всех кланов и не знаю это существо. Он не наш.
Происходило непонятное, потому кузнец остался в дверях, а Вильяра шагнула к телу, на то она и мудрая. Глухо заворчала, скаля зубы. Провела по воздуху рукой:
— На этот раз тебе повезло, кузнец. Твой найдёныш жив, но в беспамятстве.
Наклонилась, перевернула тело на спину. Кузнец поднёс поближе светильник. Теперь они могли рассмотреть чужака. Неудачливый путник оказался худым и длинным, мало похожим на массивных сородичей Вильяры и Лембы. Черты лица — странные, чужие, но не настолько, чтобы казаться отвратительными. Приснится иногда и не такое… Светлая кожа будто совсем не пострадала от мороза. Больше всего удивляли волосы. У лучших охотников они всегда белые, искристые как снег. На юге иногда родятся серо— или рыжеволосые. Мудрая и кузнец впервые встретили двуногого с угольно-чёрными волосами, бровями, ресницами. Одежда тоже удивляла. Не из шкур, как у охотников, не из тканых и вязаных ниток, как у южан. Без швов и застёжек. Чёрная: такой непроглядной чернотой, будто поглощала весь падающий на неё свет.
— Говоришь, у него было с собой оружие?
— Для войны, не для охоты. Два меча, тоже чёрных. Отличная работа, но я никогда не видел подобного. Показать тебе?
— Мне интереснее дух и плоть, чем сталь. Лемба, отнеси его в мою любимую комнату, на шкуры. Там теплее и светлее. Там подходящая обстановка для приёма гостей.

Вильяра величаво восседала на стопке шкур. Рядом Лемба положил свою странную находку, отметив про себя, как нелепо смотрится чёрное существо на белом мехе. В комнате было тепло и светло, но мудрая приказала пододвинуть поближе жаровню и принести побольше светильнкиов.
Вильяра внимательно разглядывала руку найдёныша, играла с ней, вялой и безвольной.
Приложила свою пятерню к его: пальцы колдуньи оказались на полторы фаланги короче, но сама ладонь — шире, мощнее. Вильяра вынула нож из ножен, подышала на широкое лезвие. Шепча заклинание, поймала затуманенной сталью отсвет углей. Лемба сторожко наблюдал за её действиями. Непредсказуемая ведьма могла одним движением отсечь голову чужаку. Могла, шутя, метнуть клинок в него, Лембу. Хороший охотник перехватит на лету или увернётся, плохого не жаль. Женщина не стала делать ни того, ни другого, а легонько чиркнула остриём по ладони найдёныша. Выдавила из пореза несколько капель крови — чёрной? Слизнула, поморщилась, метко сплюнула в жаровню.
— Хорошо, что твои звери были сытые, и тебе не пришло в голову их покормить. А если бы ты задержался на ярмарке денёк-другой, и дикая стая успела попировать, хвастался бы мне белыми шкурами, доставшимися даром.
Она провела пальцем по чёрной царапине:
— Гляди-ка, зарастает. Он не только жив, но здоров на зависть. Просто впал в спячку, как летние звери.
— Глупец, если надеялся долежать в том сугробе до весны. А почему он не просыпается в тепле?
Вильяра села, скрестив ноги. Подтянула к себе бесчувственное тело так, что голова найдёныша оказалась у неё на животе, будто на подушке. Стала медленно гладить, перебирать, пропускать сквозь пальцы короткие чёрные волосы. Провела ладонями по лицу мужчины, легко коснулась сомкнутых век. Потом ладони ведьмы замерли на его висках, серебряные глаза закатились, она загудела низко, утробно, жутко. Белая грива встала дыбом на спине кузнеца, как всегда, когда мудрая пела рядом с ним песню познания. Звук перешёл в вой, взлетел до раздирающего уши визга и затих. Вильяра встряхнулась, посмотрела на Лембу холодно и жёстко:
— Это странная и, возможно, опасная находка. Будь я не Вильяра мудрая, а ты — не мастер Лембола, мы отвезли бы его подальше от жилья и через пару дней честно поделили белые шкуры. Он пришёл с другой стороны звёзд. Кто-то украл у него по дороге часть души. Возможно, его специально бросили подыхать на морозе, возможно, он вырвался и упал сюда сам, случайно. Я увидела не много. Гораздо меньше, чем обычно получается. Не пойду по следу. Слишком опасная чужая охота, чтобы ввязываться из любопытства. А касается ли дело клана, не знаю. Посоветуюсь с другими мудрыми. Пусть побудет в твоём доме. В нынешнем состоянии он вряд ли в силах причинить вред. Может, пристроишь по хозяйству. А я пока поиграю с диковиной. Сейчас попробую разбудить.
— Ты говоришь, он не в силах причинить вред?
— Я чувствую: он совсем не помнит себя. В худшем случае, будет как младенец. В лучшем — тупая рабочая скотинка, вроде Румила с проломленной башкой. Но у этого мозги целы, он будет учиться заново. Мы научим: нашему языку и обычаям. Давай, пока спит, придумаем прозвище.
— Мудрая, ты ведь можешь узнать настоящее имя? И придумывать ничего не надо.
— Я узнала. Но если будем звать его по имени, он быстрее вспомнит себя и уйдёт от нас. А мне скучно, зима только началась.
— Он вспомнит?
— Когда-нибудь. Может быть. Наверняка это захватывающая история, я бы хотела её послушать… Так как насчёт прозвища? Ты нашёл, тебе и называть.
— Иуле — Тёмный?
— Не годится. Слишком близко к его сущности, всё равно, что имя. Но посмотри, какие у него волосы: будто твой лучший уголь, чёрные и блестят. Кровь такая же. Пусть будет Нимрин — Уголёк.
— Как скажешь, мудрая.
Вильяра плавным, вкрадчивым жестом взяла руки чужака в свои. Его пальцами как-то по особому сжала и расцепила пряжку широкого пояса, вытянула ремень из-под спины лежащего, бросила кузнецу. Перегибая тело как куклу, его же руками расстегнула на нём сапоги. Ногтем большого пальца найдёныша чиркнула по странной одежде от горла до паха — чёрное разошлось, будто распоротая шкура. Охотница быстро, сноровисто сняла её совсем — и принялась жадно разглядывать добычу. Лемба тоже посмотрел. Бродяга не был истощён, как подумал кузнец, когда выкапывал из снега, клал в сани и носил по дому неправдоподобно лёгкое тело. Видимо, от природы такой: поджарый, сухой. Лемба видел в подобном сложении уродство, но мудрые падки на всё необычное, особенно со скуки. Он не сомневался, как именно ведьма намерена играть с чужаком, и тоже хотел получить удовольствие, наблюдая.
Вильяра скинула с себя меховые штаны — с курткой она, по обычаю охотников, рассталась на входе в тёплую часть дома. Легла рядом с чужаком. Укрыла его и себя пушистой шкурой, обняла, прижалась.
— Лемба, возьми все его вещи и хорошенько спрячь. Чтобы не увидел, когда очнётся. Наша одежда ему широка, прикажешь кому-нибудь из женщин перешить. И пусть принесут сюда много еды, — прочитала в глазах кузнеца любопытство и лёгкую обиду, улыбнулась. — Иди спокойно. Смотреть пока не на что, он должен согреться. Жду тебя.
Лембе в голову не пришло ревновать мудрую к странному найдёнышу, как его собственные жёны не ревновали мужа к ведьме. Даже младшая: трепетная, горячая, глупенькая Аю. Кузнец готов был убить на месте другого охотника, посягнувшего на его женщин. Жены выдрали бы сперва глаза, потом сердце и печень разлучнице. Но мудрые стоят выше ревности. Они принадлежат всем и никому. Вильяра — ничья жена, ничья мать. Её объятия жарки, а кому их дарить, она решает сама. Это — закон, завещанный от предков.

Колдунья задремала в тепле под шкурой, рядом с мужчиной из неведомого племени. Сон мудрых редко бывает просто отдыхом: иногда далёким и небезопасным путешествием, иногда способом быстро повидаться с собратьями.
В этот раз мудрый Нельмара, богатый знаниями, выслушал Вильяру и рассказал о существах, похожих на кузнецова найдёныша. Тысячи зим назад суровые воины, именовавшие себя стрелами Тьмы, пришли в Снежный мир откуда-то из-за звёзд. Открыли большие врата, объявили, что ищут по всем обитаемым мирам дани и подчинения. Были встречены гостеприимно, однако убрались несолоно хлебавши. Мудрые и вожди кланов тогда убедили незваных гостей, что взять с пещерных жителей, кроме вонючих шкур, нечего. В те времена это было почти правдой. Потом, на всякий случай, мудрые надёжно запечатали врата в свой мир. Что именно помогло, неведомо, но больше тёмных здесь никто не видел.
«Будь осторожна, Вильяра, береги свой клан. Один тёмный и без памяти миру не опасен. Убить его или вышвырнуть вон нетрудно. Сама не справишься, объединим усилия. Но постарайся выяснить, как он попал к нам, не придут ли следом сородичи?»

Тёплые отсветы углей и масляных светильников играли в серебряных глазах Вильяры, на её белых волосах. Облокотившись о свёрнутую валиком шкуру, мудрая смотрела, как две жены кузнеца, Тунья и Аю, вносят в комнату низкий столик с едой. Следом важно шествовал сам кузнец. Вильяра откинула шкуру со спящего найдёныша:
— Тунья, посмотри, надо подогнать ему штаны, куртку и обучь. Самые простые, из старья, как младшему слуге. Справишься без мерок, на глаз?
— Чего бы не справиться? А кто это?
— Подарок с ярмарки, муж вам потом расскажет.
— Идите, женщины, — приказал Лемба.
У мудрой свои причуды, и власть её велика. Однако кузнец не хотел, чтобы его жёны лишний раз пялились на чужого мужчину, пусть даже тощего и некрасивого. Хотя словами об одежде Вильяра окончательно обозначила статус Нимрина. Он поселится здесь на правах одного из бродяг, прибившихся к богатому дому на зиму. Кус мяса в похлёбке — ежедневная плата младшим слугам за согласие на самую грязную работу и вечно опущенные глаза. Хозяйские жёны, если не дуры, на таких не зарятся. С дурами же разговор короткий…
Вильяра поднесла поближе светильник. Задумчиво, неторопливо разглядывала найдёныша, водила по его телу кончиками пальцев. Кузнецу мало дела было до их странной добычи, он любовался мудрой, всегда прекрасной и желанной. Однако обратил внимание: раньше кожа чужака была почти такой же светлой, как у самих охотников, теперь чуть посмуглела, приятно оттеняя снежную белизну тела Вильяры. Чёрная кровь отогрелась, побежала по жилам?
Женщина поставила светильник в нишу стены, подмигнула Лембе:
— Вот теперь, кузнец, пора смотреть.
— А не повредит ли тебе его семя? Если, говоришь, звери отравились бы мясом?
— А я — мудрая. Могу хоть целиком его сожрать, ничего мне не будет. Впрочем, именно семя у него, я думаю, не ядовитое, — рассмеялась женщина. — Какой ты, Лемба, заботливый и предусмотрительный. За то ценю, за то люблю…
Сказала, и нежно коснулась губами губ другого мужчины. Пока не поцелуй — приглашение к поцелую. Чужак глубоко вздохнул, лицо из безмятежно-расслабленного стало мрачным. Брови сошлись, челюсти сжались, по всему телу пробежала дрожь. Мудрая пропела заклинание, её горячие ладони затанцевали над кожей чужака, ласково взъерошили чёрные волосы. Мужчина приоткрыл глаза. Тоже чёрные, кто бы сомневался! Совершенно пустые, бессмысленные. Колдунья снова приникла к его губам: жадно, требовательно. Он не сразу, но ответил на поцелуй, руки неуверенно потянулись обнять. Пальцы, губы, язык Вильяры ласкали найдёныша, его тело реагировало, как должно. Вот уже колдунья насела сверху, плавно задвигалась вверх-вниз. Страстные стоны чужака вплелись в её тихое урчание, пальцы легли на белоснежные бёдра, стали задавать ритм. Кузнец сравнивал стати новой игрушки Вильяры со своими собственными, посмеивался. Подумал, мудрая расшевелит кого — или что — угодно:
— Ты на сосульки не пробовала надеваться? Или на сухие сучья?
— Не интересно… Не мешай, подожди своей очереди…
Согласное, ускоряющееся движение двух тел, рычание, вскрики — белые волосы по хребту Вильяры встала дыбом, женщина выгнулась, откинула голову назад, огласила комнату ликующим кличем.
Соскользнула с чужака, гибко склонилась к его лицу, заглянула в глаза. Пустота из них ушла, но не было там и удовлетворения мужчины, только что излившего семя в прекрасную женщину. А что было, в такой непроглядной черноте не различишь. Мудрая вроде бы чувствовала смятение, страх, тоску, но не была уверена, и после беседы с Нельмарой готовилась ко всяким сюрпризам.
Чужак мгновенно — взгляд опытной охотницы едва уловил движение — перетёк подальше от неё, в угол. Лицо так же быстро стало очень собранным. Он резко спросил что-то. Повторил вопрос, видимо, на нескольких языках. Языки были Вильяре незнакомы, но смысл понятен: «Где я? Кто вы?». Это мало походило на поведение младенца или крепко стукнутого по голове, но пока чужак не нападал, и ладно. Вильяра пропела заклинание понимания, дунула в сторону чужака, будто сдувая пух с ладони.
Указала на кузнеца:
— Мастер Лембола, кузнец, твой хозяин. Он подобрал тебя в снегах по дороге с ярмарки, отогрел. Ты в его доме.
Приложила ладонь к своей груди:
— Мудрая клана Вилья, Вильяра.
Показала на найдёныша:
— Нимрин, новый младший слуга мастера Лемболы.
Колдунья чётко, медленно выговаривала слова, точно зная: под действием заклинания звуки и смысл сразу сольются в голове чужака воедино, он всё поймёт и запомнит.
— Повтори!
— Кузнец Лембола, мудрая Вильяра, — заминка, злой взгляд исподлобья, уши из смешных круглых стали вдруг почти как у настоящего охотника. Чужак буркнул что-то на своей тарабарщине, помотал головой из стороны в сторону.
Вильяра властно повысила голос:
— Ты — Нимрин. Нимрин — это ты. Повтори!
Чужак ещё раз, резче, помотал головой, в зрачках зажглись жёлтые искры. Колдунья, сменив тон, вкрадчиво промурлыкала:
— Нет? Не нравится? Так назови своё имя, клан, и будем величать тебя правильно.
Вот тут стало очевидно, что найдёныш далеко не в порядке. Яростное сверкание глаз и злобный рык не могли обмануть мудрую. Будто чёрный зверь скалил зубы из ямы, крепко сидя на кольях.
— Не хочешь говорить?
Помотал головой.
— Не можешь?
Заминка, тот же жест.
— Не помнишь?
Кивнул.
— Да? Ты сам не помнишь? Вот и мы не знаем, кто ты. Если вспомнишь, или родня найдёт тебя, будет тебе имя, а может и почёт с уважением. Но пока станешь жить здесь, отрабатывать свою похлёбку, и прозвище твоё будет — Нимрин. Можешь выбрать дорогу от порога, да в белые снега, держать не станем. Но зима входит в силу, второй раз тебя вряд ли так удачно подберут. Ты в хороший дом попал, бродяга, не тужи. Будешь умницей, проживёшь до весны. Сыт, в тепле, не в обиде… Нимрин, повтори! — голос Вильяры обволакивал, ласкал, лился нектаром.
— Нимрин, — мёртвым, бесцветным голосом отозвался чужак. Подтянул колени к груди, обхватил руками, спрятал лицо. Его трясло, мудрая заботливо накинула на худые плечи шкуру. Сто, а может двести ударов сердца все молчали: найдёныш, мудрая, кузнец у стола в углу. Впрочем, тот молчал не просто так, а сосредоточенно вгрызаясь в кусок вяленого мяса.
— Эй, Лемба, ты там один не сожри всё. Я голодна. Да и нового слугу в первый день положено кормить за хозяйским столом, как самого дорогого гостя. Нимрин, ты хочешь есть?
Найдёныш вскинул голову и твёрдо ответил:
— Да!
Легко поднялся. Взял одну из шкур, встряхнул и намотал на себя, связав лапы. Вторую накинул на плечи. Подошёл к столику с едой, зябко поджимая пальцы босых ног на каменном полу. В следующие полчаса кузнец с колдуньей убедились, что прожорливостью чужак не уступает хорошему охотнику — и куда только всё помещается?

UPD 18.04

«Нимрин» — он так и эдак перекатывал в уме чужое слово, на которое некоторое время придётся откликаться. Имя, настоящее имя не вспомнить… «Пока не вспомнить!»
За чужим словом благодаря чужой магии вставал очень внятный образ чёрного камушка на широкой мозолистой ладони. И угольная черта, уверенно проведённая по каменной стене. И целая галерея рисунков охоты на каких-то странных животных и… Что это рядом, посреди и поверх охотничьих сцен? Схемы? Чертежи? Какие-то зубчатые колёса, шкивы и блоки? Нимрин совершенно точно видел подобное прежде, и оно плоховато сочеталось между собой: пещерная роспись и наброски инженера. Обрывки образов и представлений из прошлой жизни путались со вновь внушёнными колдуньей. От попыток разобраться у него кружилась голова. А главное, ему совсем не было любопытно, не хотелось разбираться, но привычка, и надо… Ладно, позже!
Он рвал зубами вяленное мясо, старательно жевал, наедаясь за прошлое и впрок. Хотя сосущую пустоту внутри не заполнить ни едой, ни информацией. Возможно ли её вообще заполнить? Волна тоскливого, бессильного ужаса, волна апатии…
— Нимрин, с тобой случилась большая беда. Но ты живой, и ты будешь жить, я за этим прослежу, — горячая рука на плече, волна ласкового тепла по всему телу, участливый взгляд серебристых глаз из-под густых белых бровей.
Восприятие двоилось. Нимрин видел перед собой двух существ, не слишком-то похожих на него самого. Их массивные фигуры производили впечатление несокрушимой мощи и некоторой неповоротливости, пока не начинали двигаться. А когда начинали… Драться с такими врукопашную, без магии и оружия, будет плохой идеей. Пока незачем, он просто прикинул по привычке… А лица — или морды? Нет, всё-таки лица, гармоничные по-своему. Мощные надбровья и челюсти, крупные, широкие носы с вывернутыми по-звериному ноздрями, большие заострённые уши. Волосы — искристый белый мех. Самый густой и длинный мех на голове и вокруг шеи, эдакая грива. При том лица у женщины и мужчины одинаково открытые, и у обоих чистая, упругая, атласно-белая кожа, признак здоровья и благополучной жизни... Ослепительная красавица и мужчина в расцвете сил, которого ценят не за внешность (заурядную), а за ум, характер и мастерство. Колдунья с титулом «мудрая» и кузнец, глава дома, оба молодые да ранние.
Во что ему обойдётся их покровительство? Отчасти уже понятно, и не радует. Но тварь, которая покалечила и едва не убила его, гораздо хуже. Нужно опомниться и собраться с силами…
Нимрин, чуть склонив голову, поблагодарил мудрую Вильяру и мастера Лемболу за кров, стол и заботу, за обещание защиты. Местные формы вежливых обращений сами прыгали на язык, оставалось следить, чтобы речь не звучала подобострастно или фамильярно, а непростые местные звуки выговаривались, как следует. Судя по заинтересованным взглядам обоих, он справился с задачей. Пожалуй, даже слишком хорошо.
— На какую работу тебя поставить, Нимрин? — спросил кузнец. — Ухаживать за скотом, топить печи, долбить камень, колоть лёд, грести снег? Что ты умеешь делать?
— Мне кажется, я был воином, собирателем и хранителем знаний. Только я, увы, ничего не помню. Я готов делать любую работу. Если позволишь выбирать, то в тепле.
— Будет тебе тепло, — добродушно осклабился кузнец. — Небось, на всю жизнь намёрзся, бродяга?
Улыбнуться в ответ, пожать плечами. На всю, не на всю, а намёрзся крепко.

UPD 24.04

— Кому ты так узко ушиваешь, Аю? — спросила любопытная Дини.
— Да вот, любезный привёз с ярмарки вместо подарков тварь чёрную, страшную и костлявую, как поганый сон, — посетовала младшая жена кузнеца, сноровисто орудуя швейной иглой. — Им с госпожой Вильярой любопытно, видишь ли. А всему дому — страх.
— Погань и есть: от саней отвязали труп трупом. А в тепле отлежался — задышал, — округлив глаза, подтвердила малышка Жуна, одна из кузнецовых племянниц, — Мы с Вяхи заглядывали в чулан, видели.
Вяхи, дочка кузнеца от старшей жены, сердито зыркнула на кузину, жестом показав, будто укорачивает чей-то болтливый язык.
— Почему никому не сказали? — рявкнула на девочек Тунья. — Хорошим охотницам пристало быть любопытными. Но молчать, когда заметили неладное, нельзя! А ну, пошли обе грести снег! Чтоб до ночи в тёплых покоях ноги вашей не было! И ты, Дини, не рассиживайся, брысь на кухню.
Девчонки удрали, радуясь, что дёшево отделались: рука у Туньи тяжёлая. Когда затихли торопливые шаги, старщая жена начала журить младшую.
— Ума у тебя нет, Аю, одна жадность на побрякушки! Мало тебе золотых серёг и бус из синего жемчуга? Всё «подарков любезный не привёз»! Летнюю луну тебе подавай?
— Не луну! Я зеркало просила. Стеклянное, какие делают в доме Арна.
— Смотрись хоть в воду, хоть в зеркало, краше знахаркиной дочки всё равно не станешь, — скривившись, буркнула Тунья.
— Да неужто ты ревнуешь, любезная? — рассыпала смех колокольцами Аю.
Саму её считали очень красивой. Гораздо красивее худой, угловатой, нескладно длинной Туньи. Тунья — почти уродина. Сговор двух богатых домов привел Тунью в дом кузнеца, жениха и невесту особо не спрашивали. Вот родит Тунья мальчика, непременно когда-нибудь родит, исполнит долг, и сразу выгонит её любезный. Как снегом умыться, выгонит!
Сану Аю кузнец брал уже по любви, став главой дома. Говорили ей многие, брал за внешнее сходство с той самой знахаркиной дочкой, прежде — первой красавицей клана Вилья, ныне — его одушевлённым талисманом.
— К мёртвым и мудрым не ревнуют, — отрезала Тунья. — А всё-таки тебе до неё — как зимней луне до летней.
Аю ловко перекусила нитку и взялась за следующий шов. Пусть Тунья хмурится каждый раз, когда в доме гостит мудрая Вильяра. Пусть делается от этого ещё некрасивее, чем обычно. Пусть ворчит на любезного, вместо того, чтобы хорошенько приласкаться к ним с мудрой. Не хочет знать, как хорошо на пушистых шкурах втроём...
Однако на этот раз кузнец выставил за дверь обеих жён. Остался в лучших покоях с Вильярой и чёрной поганью. Это — главный повод для недовольства Аю. Сходятся над переносьем прекрасные, густые белые брови, яростно втыкается в потрёпанную шкуру игла.
Тунья не перестаёт ворчать:
— Опять заболтала, дурёха, своими подарками-зеркалами. А не смей пугать детей новым слугой!
— А ты сама не боишься?
— Чего там бояться? — передёргивает плечами Тунья.

UPD 03.05

Аю — дурёха. Родилась глупенькой, а познав мужа, но так и не зачав ребёнка за лето и осень, растеряла последний ум. Будет теперь маяться до зимнего сна, а то и до светлых лун, стелиться подо всех и вся.
Тунья презрительно кривит губы: ей даже весной удавалось сохранять здравомыслие. За трезвый ум и хозяйственную смётку кузнец научился ценить нелюбимую, навязанную ему жену. Теперь говорит, уезжая, и повторяет, возвращаясь: «Пока ты ведёшь дом, Тунья, моё сердце спокойно». Незадолго до ярмарки сам выковал и надел жене на шею золотую гривну — доверенность на ведение всех дел. Редкая женщина может похвастать, что получила такое не от матери...
Аю всё талдычит о своём:
— Тёмный он насквозь, этот пришелец! Ярость и смерть на нём — чужая и его собственная. Неужели не ты видишь, Тунья?
— Я не смотрю в ту сторону. Пусть знахаркина дочь думает о таких вещах!
— Она-то подумает, а наш любезный?
Тунье всё труднее делать вид, будто ничто не задевает её. Она безмерно гордится своим кузнецом! Сны мастера Лемболы пронзают миры, руки его творят небывалое наяву. Любое дитя знает: именно такие мастера меняют мир, остаются в легендах и сказаниях. Увы, не всегда они меняют мир к лучшему. Мудрые стоят на страже жизни и равновесия, но посвящённая клана Вилья слишком молода и любопытна сама. Знахаркина дочь скорее втянет друга детства в какие-нибудь безрассудства, чем предостережёт... Казалось бы, при чём здесь странный новый слуга?
— Я думаю, у любезного ума больше, чем у нас обеих. Но я тоже за этим прослежу.
Тунья закрепила последний узел на куртке, забрала у Аю штаны и отправилась вручать слуге его новую одежду.

Нимрин дремал в коконе шкур. Сладострастная возня кузнеца и колдуньи, их стоны, рыки и взвизги мешали ему уснуть крепче, но это хорошо, ведь где-то в глубине сна подстерегал враг. Присоединиться к утехам хозяев хотелось всё больше, и в этом тоже было нечто неправильное. Навязанное извне? Слишком трудно провести границу между собой и миром, чтобы сказать наверняка... Слишком лень шевелиться... Вот же неугомонные!
Видимо, в какой-то момент он всё-таки погрузился в сон, потому что когда высунул голову из-под шкур, кузнеца в комнате не было, а колдунья спорила с одной из женщин, приносивших еду.
О чём спорили, Нимрин спросонок не разобрал, а стоило шевельнуться, обе замолчали и уставились на него. Колдунья смотрела тепло и благожелательно, взгляд её собеседницы не обещал ничего хорошего.
— Это твоя хозяйка, Нимрин. Старшая жена мастера Лемболы, распорядительница Тунья. Её ты будешь слушаться так же, как кузнеца, — Вильяра слегка поморщилась, или показалось?
Нимрин склонил голову и бесстрастно-вежливо уточнил:
— А если хозяин и хозяйка дома велят разное, кого я должен буду слушаться?
Вильяра улыбнулась, Тунья оскалилась, разница разительная! На вопрос ответила Вильяра:
— Веление хозяина выше веления хозяйки, моё веление — выше их обоих. Но если случится противоречие, ты сразу скажешь об этом тому, кто велел позже.
— А кого ещё я должен слушаться, кроме вас троих?
Вильяра не успела рта раскрыть, как Тунья резанула:
— Всех! Ты младший из младших слуг в этом доме. Здесь нет никого ниже тебя.
Теперь уже колдунья выскалила зубы, и отнюдь не на Нимрина:
— Он мой, Тунья. Мой и других мудрых. Я доверяю его вам с кузнецом. На время, чтобы вы позаботились о нём. Ты хорошо поняла меня, женщина?
Как ни странно, слова колдуньи остудили пыл хозяйки дома. Тунья низко склонила голову:
— Да, я услышала тебя, мудрая Вильяра.
— Посмотри мне в глаза, Тунья!
Жена кузнеца нехотя повиновалась. Колдунья тихо, на грани слышимости, завыла. Нимрин не взялся бы сходу воспроизвести этот звук, но знал: примерно так, заунывным воем без слов, звучат здешние песни и заклинания. Через миг обе женщины завывали в унисон, положив друг другу руки на плечи. Потом они вспомнили о третьем в комнате, разом оглянулись, и Нимрина будто подтолкнуло встать в круг и подпеть. Это оказалось легко, тянуть хором Зимнюю Песнь Умиротворения. Была ли в звуках магия, Нимрин не разобрал, но они действительно умиряли страсти. Тунья теперь смотрела на нового слугу вполне доброжелательно. Вопрос, долго ли продержится эффект? Но думать о плохом Нимрину не хотелось. Вообще думать не хотелось, и это было неправильно. Может быть, он подумает об этом позже.

UPD 10.06

Вильяра слушала неумелую, но действенную песнь найдёныша без удивления. Она вложила в заклятие понимания многовато себя, не соизмерила силу. И когда будила — тоже. А, не беда, тем интереснее коротать зиму!
Мудрая отослала Тунью прочь и жаром своим поманила к себе чужое существо. Голосом тоже позвала:
— Нимрин!
Он отбил зов, будто летящий в лицо снежок, не раздумывая. Похоже, его учили таким вещам, хорошо учили. Уставился исподлобья:
— Чего ты хочешь от меня, мудрая Вильяра?
— Ты желаешь завалить меня на шкуры. Ты очень сильно этого желаешь.
Он упрямо мотнул головой, сглотнул и ответил:
— Это ты желаешь во мне. А я не знаю. Я опасаюсь прикасаться к твоему жару, прежде чем разберусь с собой.
— Ты живёшь одним моим жаром, Нимрин. Пока — только им. Это единственная защита от врага, идущего по твоему следу. Ты хочешь согреться, я хочу согреть тебя. Иди ко мне, Нимрин.
— Кувыркаться с тобой — единственный способ?
— Для тебя сейчас — да.
Вильяра не стала дожидаться новых вопросов. Она знала, что делает, знала, чего хочет. А у разодранного на части духа — откуда силы на сопротивление? Да и зачем сопротивляться-то?

Жар, ласковый и щедрый, наполнил тело Нимрина жизнью. Жар неистовый, неудержимо влекущий. Нимрин падал в пропасть, зажмурив глаза от блаженства и страха. Почему страха? Падал? Ну да, колдунья облапила его и опрокинулась навзничь, увлекая за собой. А губы её он нашёл сам, и груди, и… Вошёл туда, куда настойчиво приглашали. Смутно помнил привычку осторожничать, беречь женщину, а делал ровно наоборот. Вломился грубо и резко, зачастил. Вместо недовольства Вильяры, едва не растаял в её свирепом наслаждении. Окончательно потерял края, верх и низ, желанное и нежеланное, своё, чужое…
После лежал, пустой и лёгкий, на груди колдуньи. Ощутил, как её горячий язык ласково щекочет ухо, потом шею. Кое-как выдернул себя из забытья, приподнялся, посмотрел в глаза — утонул в двух мерцающих серебристых омутах. Нет прошлого, нет будущего, лишь настоящее. Нет силы, нет воли… А что тогда вообще есть?
— Вильяра, кто я?
— Нимрин, — она ласково улыбнулась и снова притянула его к себе. — Не спеши, бродяга, ты ещё недостаточно согрелся. Твоя весна ещё не скоро.
Слова сказались сами:
— Ты — моя весна! Ты — моё близкое солнце и светлейшая луна. Ты — тепло моего дома и пламя моего горна…
Нимрин осёкся. Дом у него, наверное, где-то был, а горна не было точно. Что он несёт? И колдунья, разом напрягшись, перекатилась, подмяла его под себя, зарычала в лицо. Сперва нечленораздельно, потом словами:
— Спрашиваешь, кто ты? Зеркало кривое! Эхо в пустой башке! Одевайся, и пусть тебе покажут твоё место. Дерьмо талое!

И снова прода! 03.06.16

Укусит? Ударит? Нет. Встала, подобрала штаны, ловко скользнула в них, рывком затянула пояс. Пошарила на столике со снедью, рванула зубами найденный кусок. Скалила клыки, прожигала злым взглядом, пока он разбирался с обновками из чужих обносков.
Хозяева дома не ходили в жилых комнатах обутыми и в куртках. Может, им жарко, а ему холодно. Без прямого приказа Нимнин не собирался мёрзнуть. Шнуруя завязки меховых сапог, отметил: руки знают, что делать, словно не в первый раз. Как Вильяра ухитрилась запихнуть ему в голову не толко язык, но и эти бытовые навыки, и умиротворяющую песню-заклинание-завывание? Кстати, не пора ли повыть самому? Но свирепая гримаса на лице Вильяры уже сменилась задумчиво-печальной. Интересно, на какую больную мозоль Нимрин ей наступил?
Если подумать, горн — атрибут кузнеца, и здешний хозяин — кузнец. Зеркало, эхо — Нимрин случайно повторил речи Нельмары? А чего злиться-то? Кузнец и колдунья вместе. Они делают друг с другом, что хотят, к полному взаимному удовлетворению. И не стесняются никого. Что не так? Загадку было бы любопытно разрешить, кабы в Нимрине сохранилась хоть капелька любопытства. Но кое-что он решил прояснить для себя сразу.
— Вильяра, я прошу прощения за опрометчивые слова.
Бросила тяжёлый взгляд сверху вниз, но не разъярилась. Значит, можно продолжать.
— Я не знаю, чем и как сильно я тебя задел. Но я надеюсь, ты не отказываешься защищать и оказывать покровительство, как обещала?
Вильяра сморщила нос, фыркнула.
— Не отказываюсь. Иначе ты сдохнешь, а я хочу видеть тебя живым. Вся зима впереди, скучно.
Нимрин встал со шкур, поклонился — то ли колдунье, то ли столику с едой.
— Я благодарен тебе, о, Мудрая.
— Повторишь ещё раз, когда в самом деле будешь благодарен. Иди. По коридору направо, вторая дверь по правой стороне.
Взгляд Вильяры неприятно сверлил спину, пока Нимрин откатывал каменный блин, перекрывающий выход из комнаты. Каменная дверь с гулким рокотом прошла по аккуратно выдолбленным каменным пазам.
— За собой закрой! — донеслось вслед.
Нимрин не стал нарываться, молча закатил тяжёлую каменюку обратно. Похоже, слабаков в этом доме не водится. Нимрину дверь была по силам, но в прежней позабытой жизни он явно привык, что большинство окружающих не просто слабее, а намного слабее него. Здесь подобные привычки могли повредить. Сделал вывод, запомнил.
В коридоре оказалось заметно холоднее, чем в комнате. Свод и стены обработаны грубее, пол истёрт до гладкости и чисто выметен. Нимрин коснулся камня над головой, поскрёб ногтем. Песчаник или туф: плотный, однородный, но не слишком твёрдый. Самое то, чтобы долбить катакомбы. Выдолбили низковато и узковато, кузнецу Нельмаре — еле-еле пройти, не цепляясь макушкой и плечами. Однако не сыро и не душно. Запахи гари, нечистот, чего-то аппетитно-кухонного присутствовали, но не шибали в нос. В стенной нише мерцал зелёным маленький светильник. Нимрин наклонился рассмотреть — в мутноватом стеклянном пузыре среди тёмного и рассыпчатого копошились мелкие светящиеся черви. Света они давали чуть-чуть, следующий светильник — за изгибом коридора. Сам Нимрин обошёлся бы вовсе без подсветки, а вот те, среди кого он жил раньше…
Пророкотала дверь, колыхнулся воздух, прошуршали шаги.
— Эй, ты всё ещё здесь? Светляков никогда не видел?
Вильяра задала вопрос скорее удивлённо, чем рассержено, потому Нимрин спокойно и честно ответил:
— Таких не видел. Или не помню.
— Иди уже, пустоголовый. Или забыл, куда?
— Вторая дверь по правой стороне.
— Вот и иди.

04.06.16

Тунья злилась и скоблила большую белую шкуру. Перелинявший на зиму зверь был прекрасен, силён и не желал становиться новой курткой охотницы. Ха, кто бы его спрашивал! Тунья тогда управилась со зверем в одиночку, и сейчас продолжала. Лучшую одежду, самую почётную, правильную, надёжную, охотник создаёт собственными руками, от начала до конца. Сам украшает простым и строгим, заповеданным от предков узором или оставляет вовсе без украшений, кому как больше нравится. Нет, охотнику не зазорно принять одежду в дар, подарить, обменяться, но это особые, редкие случаи. Малые, старые и слабые ходят во всём дарёном, щедро изукрашенном в знак заботы. Целое послание можно составить, украшая одёжку того, кто тебе дорог. А уж разгадывать узоры – любимая забава. Ещё некоторые мастера придумали выделывать шкуры и шить одежду на продажу. Бесприютные неудачники покупают себе это на ярмарках. Но самое последнее дело – обноски с чужого плеча. Вытертые, драные, перешитые, со споротым узором, если был. Новому слуге Тунья отдала самую истрёпанную рванину, какую нашла…
Дверь открывается, и вот оно, пугало, на пороге. Пялится своими дурацкими чёрными угольками, сообщает, зачем явилось.
— Распорядительница Тунья, мудрая Вильяра прислала меня сюда, чтобы мне указали моё место.
Голос без выражения, нелепая рожица, то ли страшная, то ли смешная, и тощая долговязая фигура.
— Лучшее место для тебя – стоять на меже и гонять кричавок от сыти. Жаль, сейчас не лето!
Согласно склоняет голову:
— Жаль, не лето.
— Будешь грести снег, возить навоз, кидать уголь?
Говорит тем же ровным голосом:
— Мастер Лемба обещал мне работу в тепле.
— Ну, раз обещал… Навоз или уголь?
Пугало вдруг встряхивается, подмигивает, скалит мелкие зубы:
— Нимрин та нимри, — уголёк к углю.
Вот так прямо и сказал, Тунья ушам не поверила. «Уголёк к углю, пар в туман, озноб к морозу» — слова из погребального причитания. Не для простых похорон, по охотникам воют без слов. Со словами хоронят мудрых и не поминают всуе. Тунья фыркнула:
— Нет уж, младший из младших слуг! Навоз к навозу! Пошли. Надеюсь, шерстолапы тебя не затопчут.
— Кто?
Тунья не стала отвечать. Отложила скребок, взяла светильник и пошла впереди, показывая дорогу. Слуга потянулся следом молча и настолько бесшумно, что показалось, отстал. Оглянулась – пробрало жутью, будто узрела нежить из детских страшилок, тень во плоти. Дальше погнала его впереди себя, подсказывая повороты. А в хлеву слуга вылупился на скотину, будто, правда, первый раз увидел. Поймал удивлённый взгляд Туньи, сглотнул и сообщил:
— Распорядительница Тунья, имей в виду, я ничего, совсем ничего не помню и не умею. Я ничего не знаю про этих ваших шерстолапов. Что едят, куда гадят, повадки, как управлять… Дети знают, а я нет. Научусь или вспомню, но пока могу только самую простую работу. Я сейчас сильный, но глупый.
Тунью передёрнуло ознобом от его слов. Нелепое пугало, да. А если представить, что с хорошим, правильным охотником случилась такая беда? Например, с ней самой? Или, хуже, с Лембой?
Тунья набрала побольше воздуха и рявкнула:
— Эй, Рыньи, ты тут?
Подбежавшего подростка наградила подзатыльником, сгребла в охапку, стиснула до возмущённого писка:
— Ну, тёть!
Отстранила от себя, держа за плечи, заглядывая в хитрющие жёлтые глаза.
— Рыньи, я привела тебе новенького. Его кто-то стукнул по башке, и он забыл всё, кроме как дышать, есть, ходить. Вильяра научила его словам, болтает он бойко, иногда даже слишком. Но что понимает, а что нет, я не знаю. Хвастается, что глупый, но сильный. Проверь. Поставь его на самую простую работу, чтобы по дурости не нагадил и сам не угробился. Глаз не спускай первое время. Учи всему.
Тут же оглянулась — новичок не слушал разговора, стоял столбом, рассеяно смотрел на серые спины в загоне. Племянничек тем временем вывернулся из цепких лап Туньи.
— Ну, тёть! Сколько можно ковыряться в навозе и пасти дураков? Я в кузницу хочу, подмастерьем. Ты обещала!
— Зима длинная, Рыньи. Сперва докажи, что по праву жуёшь мясо в этом доме. Пока у тебя получается. Говорю не от нашего с тобой родства, а от гривны, — Тунья со значением коснулась золотого обруча на шее, — А новичка, чтоб ты знал, нашёл и привёз сам мастер Лемба. Новичок зачем-то нужен мудрым и лично Вильяре. Позаботишься о нём хорошо, тебя заметят и поблагодарят.
— Ладно, — буркнул подросток, оборачиваясь к новенькому и разглядывая его в упор. – Ну и ну! Я таких, как ты, даже во сне не видел. Звать-то тебя как?
Новенький ответил:
— Не помню. Мудрая Вильяра и мастер Лемба назвали меня Нимрин.
— А я – Рыньи. Я здесь главный. Единственный старший слуга среди младших. Будешь меня слушаться. Сейчас походишь за мной, посмотришь, поучишься. Что непонятно, сразу спрашивай. Потом поставлю работать.

10.06.16

Уточнила кое-какие имена.

На самом деле, Рыньи просился в кузницу не слишком искренне. Глава дома Рамуи отправил внука учиться в дом Лембы, чтобы у них потом тоже был свой кузнец. А тётка приставила к делу, которое получалось у племянника лучше всего. Да, ухаживать за скотиной Рыньи умел и любил. Шерстолапы слушались его, как никого другого. Своенравные и опасные гиганты позволяли вычёсывать себя во всех местах, кататься верхом и даже таскать за хоботы. Рыньи видел малейшие перемены в их настроении ясно, как раскрытую ладонь… Так вот, шерстолапам Нимрин не понравился! Как пришёл вместе с Туньей, как уставился, так они забеспокоились, будто почуяли хищника. То ли привыкнут к странной твари и примут, то ли нет. Проводя Нимрина по пещерам-загонам, объясняя, что здесь к чему и почему, Рыньи пристально наблюдал за своими подопечными. Шерстолапы буравили Нимрина взглядами, переставали кормиться, матухи прятали за собой сеголетков.
— Не маши руками и не подходи близко к краю, могут сдёрнуть хоботом, — на всякий случай предупредил Рыньи новичка.
— Понял, — коротко отозвался Нимрин.
Обзорная галерея была выдолблена под потолком огромного пещерного зала так, чтобы снизу не достали хоботом. Кое-где высоты не хватало: Рыньи слышал, будто раньше шерстолапы не росли такими большими. Нимрин без подсказок определял опасные места и мягко, плывуче скользил вдоль самой стены. Вылитая горная зверюга, честное слово! Шарил вокруг диковатым взглядом, что-то варил у себя в башке, а вопросов не задавал. Тогда Рыньи спросил сам.
— Эй, Нимрин, тебя вся скотина боится?
— Не знаю, не помню. А разве они меня боятся?
— Да, и это плохо, потому что шерстолапы стараются затоптать всё, что их пугает. Они умные и памятливые, могут долго ждать удобного случая. Запомни, если видишь такой изгиб хобота хотя бы у одного, близко не подходи.
— Близко – это сколько? Как они атакуют?
Рыньи мог рассказывать о повадках скотины до позеленения – своего и слушателя. Но стадо в пещере совсем перестало кормиться и сбилось в тесную кучу, хоботами и бивнями наружу.
— Пошли отсюда, быстро, — велел Рыньи. – Потом попробую приучить их к тебе. Если не привыкнут, пусть Тунья ищет тебе другую работу.
Нырнули с галереи в узкий коридорчик с лестницей, вышли в соседнем зале, на нижнем уровне. Здесь шерстолапов не было, пятеро слуг выгребали из загона водорослевую сечку с навозом, грузили в тележки и увозили к мусорному колодцу. Рыньи оценил объём работы, сделанной в его отсутствие, привычно прикрикнул:
— Имейте в виду, дармоеды, пока не заменим подстилку в этом загоне, спать никто не пойдёт.
Вместо того, чтобы зашевелиться шустрее, слуги насупились, сдвинулись плечом к плечу, сжимая тяжёлые кулаки. Самый мелкий из горе-работничков был выше Рыньи на голову и вдвое тяжелее. За Рыньи стояла власть дома, потому он не испугался сразу, только опешил. Приоткрыл рот, ища верное слово, чтобы окоротить подчинённых. Да что ж за день такой! Шерстолапы бузят, и эти туда же! Нимрин молча встал рядом, готовый к драке. Пятеро громил мерзко заухмылялись, глядя на подростка и тощее нечто в обносках. Ясно же, в чью пользу расклад сил! Но когда Рыньи похолодел от страха, Нимрин вдруг положил руку ему на плечо и затянул Зимнюю Песнь Умиротворения. Рыньи поскорее подхватил напев. Пятеро бузотёров, нехотя, медленно, но всё-таки разжали кулаки и замкнули круг. Когда допели, Рыньи осталось перезнакомить всех и выдать Нимрину грабли, вилы, тележку. Рыньи подождал немного, убедился, что здесь дела пошли на лад, и отправился успокаивать скотину.
Самого его тоже потряхивало, несмотря на Песнь. Неразлучная пятёрка теряла края. Как далеко они могли зайти сегодня? Что взбредёт им в голову завтра? Стыдно жаловаться Тунье, мол, не справляюсь с подчинёнными, а делать-то что?
Матёрые охотники, назвавшие себя Арайя, Руо, Фарна, Литсу и Му, объявились в доме кузнеца уже по снегу. Поклонились Лембе и попросились в услужение, хотя бы младшими слугами. Рассказали про снесённый оползнем дом. Сами, якобы, ездили на ярмарку, потому выжили, но без крова – это ненадолго. Зима мела на порог, кузнец пожалел живые души, принял, пустил. Беда в том, что живые души никогда не знали или напрочь забыли, каково быть младшими слугами. От грязной и нудной работы они быстро начали звереть. Отпросились на охоту раз, другой. В незнакомых угодьях ничего не добыли, вернулись пустыми. Или такие же охотники, как работники? Да чтоб их дикая стая взяла!
А шерстолапы до сих пор жались в круг. Вот же скальный оборотень Нимрин! Но Песнь он запел очень, очень вовремя. Досада, что Рыньи сам не сообразил, стоял и язык жевал.
Старшая матуха, Корноухая, потянулась хоботом навстречу Рыньи, обдала теплом дыхания. Он нырнул под бивни, обнял неохватную шею, прижался к косматому плечу. Корноухая изогнула хобот и ласково потрепала по спине ещё одного напуганного детёныша, раздула ему пушистую шерсть на затылке. Рыньи рассмеялся и принялся начёсывать скотине подмышку. Рядом с шерстолапами ему всегда было хорошо и спокойно. Он уже не понимал, как мог испугаться бузотёров? С чего решил, будто они нападут? Нет, конечно! Брали на испуг, проверяли, каков он, старший слуга. Но ничего не сделали бы! Не спятили же они совсем, нарываться, чтобы мастер Лемба отказал им от дома?

12.06.16

Нимрин работал с размеренностью голема.
Едва хозяева дома обозначили его статус, едва он осознал своё плачевное состояние, так сразу и решил: рвать жилы, выслуживаясь, он не будет, бунтовать — тоже. По крайней мере, сначала разберётся с собой, с врагом, с тем, как здесь всё устроено.
Он грёб навоз, кидал в тачку, возил, сбрасывал в колодец, гнал порожняк обратно, с каждым кругом двигаясь всё точнее и экономнее. Память тела не отозвалась на работу, как на знакомую. Интересной и приятной её тоже не назовёшь. Однако освоить легко, и сил хватает. А голова свободна — хорошо. Было бы хорошо, кабы не болезненная пустота на месте воспоминаний и жизненных планов. Разум барахтался, тонул в этой пустоте, дух изнывал от отчаяния, а тело исправно зарабатывало себе на ужин.
И так же исправно оно ответило на тычок в спину на краю колодца. Шаг в сторону, поворот, немного подправить чужое движение — толкавший сам чуть не загремел вниз. Загремел бы, но Нимрин придержал. Заглянул в расширенные мгновенным страхом зрачки, ласково улыбнулся:
— Ой, извини, напугал, я такой неуклюжий. Ты — Руо?
— Выползок навозный! — рявкнул Руо, отступая от края и заодно оттесняя подальше Нимрина.
— Ой, я не понял, это тебя так звать? — Нимрин открыл рот, поднял брови, рисуя на лице выражение запредельной тупости.
— Ты — выползок навозный! Будешь выделываться или защищать хозяйского щенка, прибьём вместе с ним.
— А? — тупее некуда, но Нимрин превзошёл себя. — Я это… Я не выделываюсь. Я работаю.
— Вот и работай дальше, целее будешь.
— А ты не подкрадывайся сзади, а то испугаюсь и зашибу, — Нимрин постарался, чтобы прозвучало не угрожающе, а как бы даже виновато. Однако если что, он честно предупредил.
Руо скроил брезгливую гримасу и больше ничего говорить не стал. Опорожнил тачку, покатил следом за Нимрином.
В пещере-загоне очень медленно, но верно воцарялась чистота. Нимрин исподволь наблюдал за пятёркой громил, явно гнушавшихся работой, делавших её «на отвяжись», спустя рукава. Совершенно квадратный Арайя филонил больше всех, зато постоянно пенял товарищам, чтобы не спали на ходу. На него почти не огрызались, явно признавая за вожака. Ему же Руо шепнул на ухо, мол, поосторожнее с новеньким, чуть в колодец не столкнул. Нимрин был далеко, на пределе слышимости, но разобрал шёпот и стал прислушиваться.
— Ты его, или он тебя? — вполголоса переспросил Арайя.
— Взаимно, станцевали на краю. Ловкий, погань. А потом прикинулся тупым: пожа-а-алуйста, не подкрадывайся со спины, а то испугаюсь и зашибу.
— А я тебе говорил, не лезь. Может он вообще на нашей стороне будет.
— Зачем тебе эта образина, Арайя?
— Например узнать, почему он тебя в колодец не скинул. Я бы на его месте… Эй, Му, скоро привезут ужин. Пойди послушай, о чём поварята будут сплетничать с нашим маленьким шерстолапиком.
Му бросил инвентарь и смылся, остальные продолжали вяло ковыряться в навозе. Что-то здесь зрело, возможно, бунт. Смердело грядущими неприятностями сильнее, чем дерьмом из того колодца.
Нимрину было плевать на внутренние разборки в доме кузнеца, но лишь до тех пор, пока они не задевали его самого. Вильяра обещала ему защиту от врага, Лемба — тёплую зимовку и еду за работу. Может ли кто-то здесь предложить больше? Сомнительно, но хорошо бы разъяснить напрямую. Он догнал Арайю возле колодца.
— Эй, Арайя, поговорить надо.
— Чего тебе? — резко обернулся Арайя.
— Я слышал, ты сказал, «на нашей стороне». Это то, про что я думаю? Вы тоже не хотите зимовать здесь младшими слугами?
— Тоже? — Арайя смерил Нимрина оценивающим взглядом с головы до ног, потом с ног до головы, презрительно скривился.
Нимрин расправил плечи, вздёрнул подбородок:
— Я крепко влип и потерял всё. Но я воин, а не скотник. Мне вот это, — пнул тачку, — Поперёк горла. Деваться было некуда. Но если за вами сила…
Арайя наморщил низкий лоб, поскрёб в затылке, ещё раз смерил собеседника взглядом.
— Не путайся под ногами, чужак, будешь жив. Младшие слуги в этом доме нужны всегда. О чём-то большем поговорим, когда я к тебе пригляжусь. Уж больно ты тёмный. То ли сожрёшь во сне, то ли растаешь как тень. Иди, работай, воин!
Нимрин сдержал рвущуюся с языка резкость и задал ещё один животрепещущий вопрос:
— А мудрые на вашей стороне есть?
Арайя на миг удивлённо расширил глаза, потом сощурился, поджал губы. Не ответит? Выдержав паузу, всё-таки сказал с гордостью:
— В бездомном доме, неведомом клане найдётся всё. Но только для тех, кто очень хорошо ищет. Пошли уже, чужак, работа не зверь, в снег не зароется.
— Извини за напоминание, Арайя, я лучше всего отзываюсь на Нимрина.
Арайя панибратски хлопнул его по плечу:
— Бери тележку, Нимрин, и вперёд.
А рука-то тяжела. Плечо загудело, и стоило некоторых усилий, чтобы не пошатнуться.

Поговорив со скотиной, успокоившись и успокоив, Рыньи засел чинить старую сбрую. Шорничать он тоже умел, руки росли, откуда надо. Эх, может и в кузнецах с него когда-нибудь будет толк.
Дважды отвлекался, ходил проверить, как работают пятеро и один. На пятерых, как обычно, смотреть было тошно, на новичка — неожиданно приятно. Вроде, не спешил, не рвался, а дело спорилось. Можно подумать, трудится так всю жизнь. Хотя кто его знает, беспамятного? Где он раньше жил, что делал? Как забрался в тот сугроб, где мастер Лемба его откопал?
Дини и Насью прикатили с кухни тележку с ужином. Пока расставляли утварь в трапезной пещерке, Дини тараторила так, что в ушах звенело. Про странного чужака из сугроба она рассказала ещё утром, а теперь делилась другими новостями, привезёнными кузнецом с ярмарки.
— Наш мастер — самый бесстрашный! Вернулся впереди обоза, один. А дикая стая, говорят, сожрала уже двух купцов.
— Да ну! — удивился Рыньи. — Зима только началась, снега мало, еды полно. Не время зверью жаться к жилью и тракту. Да и облава недавно была, кого не перебили, тех отогнали далеко.
— Вовсе не «ну»! — фыркнула Дини. — Лемба рассказал Тунье, та обсуждала с охотниками и старшими слугами. Мол, купцов ждали на ярмарке, да не дождались. Вопросили Мудрого. Он послал зов, потом смотрел на огонь, на воду, на снег. Сказал, нет в живых.
— А почему решили, что это стая?
— А кто? — расширила глаза Дини.
— В пурге заблудились, замёрзли.
— Тогда как раз пурги долго не было. Помнишь, это же те купцы, которые у нас отдыхали? До ярмарки с грузом — два-три дня. Отсюда выехали, туда не добрались.
Рыньи присвистнул:
— По набитому тракту, в тихую погоду? Два обоза?
— Так я о чём!
— И на тракте никто ничего не видел? Стая сожрала их вместе с санями, вместе с товаром?
— Лемба сказал, их могли взять на ночёвке, в стороне от тракта. Где-нибудь в прибрежных гротах. Лемба и Тунья через два-три дня собирают большую облаву. Будут купцов искать, стаю гонять. И Вильяра с ними, — вступила в разговор обычно молчаливая Насью.
Рыньи поймал краем глаза какое-то движение в коридоре, обернулся.
— Му, ты чего припёрся? Хочешь сказать, вы там всё закончили?
— Брюхо подвело, похлёбка стынет. До ужина никак не закончим, а после… Ты не бойся, Рыньи! Мы спать не ляжем, пока не перекидаем всё, — ухмыльнулся Му. Ухмылочка вышла самая паскудная, но Рыньи, конечно же, не собирался морить работников голодом.
— Хорошо, доделаете после ужина. Зови всех за стол.

На залихватский посвист Му с верхней галереи все его товарищи дружно побросали уборочный инвентарь и куда-то побежали. Нимрин решил не отставать. Он слишком плохо знал лабиринт, именуемый домом кузнеца, чтобы ходить тут без провожатых. Где уже побывал, запомнил дорогу, но этого мало.
Очередная извилистая нора привела в умывальню. Вода несколькими струями била в жёлоб на полу. Кому мало воды, в плошке нашлись куски мыльного корня, которые нужно было с усилием выкручивать и растирать в руках. Навык всплыл в памяти так же, как хитрая шнуровка обуви, Нимрин помянул Вильяру тихим незлым словом. Сок от корешков не давал пены, но грязь отъедал хорошо, оставалось только сполоснуть. Работники оттёрли руки, умыли лица, напились. Вода была тёплой и солоноватой, пощипывала язык пузырьками газа. Вкусная.
Ещё один коридор наверх. Небольшая, по сравнению с загонами для шерстолапов, прямоугольная зала. Длинный стол посередине уже накрыт к ужину. Скромненько, по сравнению с первым угощением у кузнеца, но Нимрин проголодался так, что не до разносолов. По одной стороне стола уже сидели две девочки и Рыньи. Пятёрка громил плюхнулась напротив, тесным рядком. Места на длинных скамьях осталось ещё на двадцатерых, садись, куда хочешь. Рыньи заметил стоящего Нимрина, показал глазами место рядом с собой. А почему бы и нет?
Нимрин присел за стол последним, и девочки тут же встали. Сняли крышку с котла и стали большими поварёшками разливать похлёбку по глазированным керамическим мискам. Быстро раздали порции, начиная с Рыньи, обойдя всех по кругу. Нимрин получил свою еду раньше пятёрки, что бы это ни значило. Возможно, ничего? Есть пока никто не начинал, даже старший по статусу Рыньи. Нимрин принюхался к супчику: должно быть съедобно. В густом зеленоватом вареве плавал изрядный кусок мяса и мелко нарубленные травы. Есть это предлагалось большой деревянной ложкой, вприкуску с белым овощем, нарезанным пластинами, в отдельной миске посреди стола.
Раздав похлёбку всем поровну, девочки присели на свои места. Рыньи стукнул по опустевшему котлу, и не успело затихнуть эхо, как все дружно зашуровали ложками. Сочное мясо легко разделялось на волокна. Сомнительное на вид зелёное варево оказалось довольно вкусным и сытным. Белый овощ смачно хрустел на зубах. Неплохо.
Трапеза началась первым блюдом, им же закончилась. Нимрин насытился, но не сказать, чтобы отяжелел. Соседи по столу откладывали ложки, довольно облизывались. Поражало полное безмолвие и то, как чинно вели себя все. Только когда последний закончил есть — последняя, одна из девочек — только тогда Арайя обратился к Рыньи.
— Рыньи, может быть, мы дочистим загон завтра? Там осталось немного, и потом новую подстилку настелить.
— Правда, Рыньи, неохота всю ночь корячиться. Давай завтра? — подхватил Фарна.
Рыньи нахмурился.
— Дармеды! Ладно, так и быть, новую подстилку набросаете завтра. Но старую чтоб дочистили сегодня. Я сказал! — и ещё раз стукнул по котлу в знак окончания трапезы.

14.06.16 Вышла за лимит, продолжение в новом посте: chorgorr.diary.ru/p209466140.htm

Кому любопытно дальше, отмечайтесь в комментах, не молчите. Тапки — туда же.

запись создана: 18.04.2015 в 00:35

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, из-под снега, Голкья

---

Да, именно так! (-:

@темы: коты

---

Долгострой

Подняла старый текст, выложила проду... Интересно, кто-нибудь ещё помнит, с чего всё начиналось?
А продолжать хочется. А получается какой-то дурной ромфан с пострадаем вместо нормального приключалова, но аффтар не теряет надежды %Р
Иногда так завидую авторам, у которых с самого начала всё просчитано и распланировано!

Кстати, для тех, кому неудобно здесь, ссыль на фикбук: ficbook.net/readfic/3144874 Версии могут немного отличаться, потому что правлю в процессе. Ашипки и очепятки стараюсь ловить, но с переменным успехом.

---

Сделал гадость - на сердце радость (с)

Не могла не...

01.06.2016 в 13:41

Пишет  подвальный кот:

Извините, но я не могу не перепостить

01.06.2016 в 19:36

Пишет  daily_kitten:

Котоподлянка!


via  Antonio di

@темы: коты

---

Выползая из офлайна...

Всех праздновавших — с Пасхой! Христос Воскресе!
Не забудем также про Первомай и День Совка и Лопаты: поздравляю всех причастных)

Продолжаю собирать рамы для будущей персональной выставки. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и можно начинать искать зал...

А это у меня сейчас цветёт на подоконнике, не могла пропустить. Цвет передаётся с трудом, но тем интереснее: «Гиппеаструм Limona», 38x58, бумага, акварель.

2016-13Flamber.ru

Крупнее

2016-13Flamber.ru

@темы: цветы, акварель, рисунки

---

Кажется, в прошлой жизни эта рыба была котэ)

Никогда не думала, что они могут так гладиться!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

...

Джеймс Бонд ехал по центральной улице Владикавказа и что-то выдавало в нем английского шпиона...
Нет, не Aston Martin DB9, Северный Кавказ видел и не такие машины... Нет, не автомат АК-47 на переднем сидении, здесь автоматы на каждом дне рождения, на каждой свадьбе...
Он тупо останавливался на красный...

Потырила из комментов: dpmmax.livejournal.com/466623.html#comments

---

Моя прелес-с-сть)

А это уже я сама себе купила.
Кстати: с удовольствием приму в дар, куплю, обменяю на что-нибудь, буду рада информации о местах, где продают, меняют, раздают...
Wanted гиппеаструмы: Apple Blossom, Papillio, Picotee, другие интересные сорта.
Как вариант, приду в гости с бумагой и красками)

Гиппеаструм Red Lion, 32 х 50 см, бумага, акварель.

2016-11Flamber.ru

Крупнее

2016-11Flamber.ru

@темы: цветы, акварель, рисунки

---

У нас их ещё много)

Там же, другой цветок. Распускается. Куплен сестрой в Ашане с незатейливой бирочкой «амариллис розовый», по описанию и фото похож на Rosalia.
«Гиппеаструм Rosalia», 32 х 50 см, бумага, акварель.

2016-10Flamber.ru

Крупнее

2016-10Flamber.ru

@темы: цветы, акварель, рисунки

---

Она подкралась незаметно...

У меня весеннее обострение цветянки (она же огородная болезнь). Форма несколько атипичная, поэтому некоторое время буду радовать (ну, или наоборот) читателей дневника продолжением серии «Занимательная ботаника». Это цвело у сестры, я просто не смогла пройти мимо!
Гиппеаструм, в просторечии амариллис. Сорт неизвестен, передаётся между родственниками, друзьями и знакомыми, минимум, лет тридцать. У меня тоже есть такой, но в этом году цвести не стал. Зато написался: «Розовый гиппеаструм», 40 х 60 см, бумага, акварель.

2016-09Flamber.ru

Крупнее

2016-09Flamber.ru

@темы: цветы, акварель, рисунки

---

Репетиция весны в Аптекарском огороде

Как-то так, да)
Очень много цветов на уровне глаз — очень красиво. А когда это тюльпаны «бальзаковского возраста», да при хорошем свете — вообще незабываемое впечатление. Респект тем, кто эту красоту собирал, растил и поддерживал!

2016-03-15 15.09.53Flamber.ru

Большая картинка

2016-03-15 15.09.53Flamber.ru

@темы: цветы

---

Выставка таки открылась!

Выставочный зал Тушино, бульвар Яна Райниса, 19, к.1, проезд до ст. метро Сходненская (или 7-8 быстрым шагом).
Режим работы:
вторник-воскресенье — с 11.00 до 21.00, понедельник — выходной день.
Входной билет на все выставки 80 р., льготный — 40 р.

Отхожу от хлопот по подготовке, ещё немножко, и отвечу всем на почту, и вообще буду доступна для общения)

запись создана: 12.03.2016 в 21:49

@темы: выставка, жисть