Что ещё принёс 2018

Приятная неожиданность года

Постановление от 8 февраля 2018 года №130.
Национальный парк «Хибины» общей площадью 84 804 гектара будет создан в Мурманской области. Цель создания национального парка — сохранение малонарушенных хозяйственной деятельностью природных комплексов горных тундр и северной тайги Хибинского и Ловозёрского горных массивов западной части Кольского полуострова, имеющих большое природоохранное, научное и рекреационное значение. Принятое решение создаст правовые основания для обеспечения режима особой охраны природных комплексов и объектов на землях, включённых в границы национального парка.
government.ru/docs/31338/

Честно говоря, после вырубок 2012 года в центральной долине Хибин я уже не надеялась на хорошие новости с той стороны. Перестала ездить, почти не смотрела картинок оттуда — было слишком больно и грустно. Однако я люблю ошибаться ТАК! Судя по новостям в Фейсбучной группе, создание парка идёт не гладко, но это «не гладко» — большой прогресс от намечавшегося «полного п-ца».

@темы: Хибины

---

2018, некоторые итоги

Традиционно я не гоню их к Последнему Дню Года, а без спешки подвожу между Новым и Старым Новым. Заодно и планы набрасываю.
2018 вместил в себя много личного, о чём я пока не собираюсь писать.

Текстовое:
В марте 2018 я закончила «Тень ищет своё место» («История с фотографией», 5), начатую в феврале 2017.
В апреле начала следующую, 6 часть: «Десница Пращура». Сейчас написана примерно половина, и я продолжаю.
Увы, но переделка «Там где цветут фракталы» для официального сборника пошла у меня настолько против шерсти, что я решила себя не насиловать. Больно, противно, непродуктивно. Нафиг!
На летнюю ФБ не писала и на ЗФБ не собираюсь, а там — как пойдёт.

Акварельное:
Практически ничего не писала. Можешь не писать, не пиши (с)
Замечательно отпраздновала своё 48-летие выставкой старых пейзажных акварелей в центре «Покровские ворота» — тоже подбила некоторые итоги.

Я на открытии, фото Дмитрия Нежданова...

Я на открытии, фото Дмитрия Нежданова:


Фотографическое:
Фотохостинг Фламбер сдох вместе с двумя моими аккаунтами и кучей альбомов. Альтернативы я пока не нашла, картинки не перевыложила, ссылки не восстановила(
Много фотографировала в Инстаграм. Отказалась от попыток строить идеально выверенные кадры и вылизывать их в Фотошопе — в пользу беглого взгляда. Сменила средний формат и зеркалку на планшет со смартфоном. Полёт нормальный, мне нравится!
Что касается старых фото, разбежавшихся по сети, то меня внезапно порадовала выдача Пинтереста на слово «Хибины». Первая фотка — моя, хотя и утратила ссылки на авторство. Оставлю скрин здесь:

Сама фотка, крупнее...

Крафтовое:
С подачи Seppia я вспомнила, что обожаю низать бусы. И носить их мы обе любим. Так родился совместный проект «Бусы по пятницам».

Кусочек рабочего процесса, с котиком...

Кусочек рабочего процесса и котэ Марысенька на заднем плане:


Собирательское:
Не прошло и... даже не знаю, сколько лет уже существует Пинтерест, но я, внезапно, прониклась и нырнула туда с головой. Собираю несколько досок и наслаждаюсь цветущим многообразием мира.

Преподавательское:
Внезапно, по странной траектории возвращаюсь к своей первой специальности. Страшно или страшно интересно? Сама пока не поняла.

Ну и как бы всё — из лично наработанного за год. А радости и разочарования года я, возможно, вынесу отдельными постами.
 

запись создана: 09.01.2019 в 03:07

@темы: жисть

---

Виш-лист на Новый год и далее, со всеми остановками)

1. Ленточная струбцина с уголками, типа этой (для сборки рам):


2. Сумка для переноски фото света.

3. Бусы на нитках и россыпью, на перенизку: старые, надоевшие, рваные — из любых материалов.

4. Конвертик или перевод на яндекс-кошель
money.yandex.ru/to/41001202493381

Акварель для привлечения внимания: «Зимний сон» 1999. 38 × 29 см

запись создана: 29.08.2018 в 18:07

@темы: акварель, жисть

---

Десница Пращура (История с фотографией, часть 6) - новогодняя прода

Название: Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Цель у нава-попаданца всё та же: выжить и вернуться домой. Но сил и средств — всё меньше. Или ему только так кажется?
Предупреждения: попаданец, ксенофилия, смерти второстепенных персонажей.

Начало:
chorgorr.diary.ru/p215183319.htm
chorgorr.diary.ru/p215696258.htm
chorgorr.diary.ru/p216639571.htm
chorgorr.diary.ru/p216639668.htm

08.01.2019

***
Плохо, ему всё ещё очень плохо.
Вообще, можно ли отыскать что-нибудь хорошее в нынешнем положении Ромиги?
Ну… Он почти перестал сомневался, что выживет и на этот раз.
А что плохого, кроме самочувствия? По пунктам? Слишком длинный список! Даже непонятно, какой пункт ставить вторым, после однозначно первого: асура на Голкья.
Ну, вот, к примеру: больной, изувеченный нав отчаянно нуждается в Вильяре. Опять и снова, как в самом начале их знакомства! Вильярины песни, буквально, воссоздают его тело, пожёванное светлым кругом, почти переваренное его собственной, Ромиги, жаждой небытия… Не бытия: асур знает, кем, где и как, поправка важна! Ромига — нуждается, а колдунья ловит очередных беззаконников.
От песенок Рыньи, по сравнению с Вильяриными, проку мало. То есть, не то, чтобы совсем нет: нав и от малого не отказывается, не в его положении — привередничать!
А ещё мальчишка Рыньи — замечательный сказитель. В его устах прошлое Голкья занимательнее, живее и ярче свежих новостей. Все эти истории о могущественных колдунах, искусных мастерах, удачливых купцах, о прочих обитателях холодного мира, сотворивших — или натворивших — в своей жизни нечто достаточно неординарное, чтобы остаться в памяти поколений. Для внимательного исследователя все эти сказки могли бы стать кладезем информации о быте, нравах, образе мышления голки. Они и становятся, только иначе, чем обычно. Они бередят Ромигину память, поднимая из её глубин обрывки, клочья от былого всеведения Повелителя Теней. Что осталось от того всеведенья, а что ушло, наву ещё предстоит выяснять. Океан сырой, неструктурированной информации смутно и угрожающе плещется за хрупкой преградой из «я пока не в состоянии об этом думать». Однако Ромига уже способен, слушая сказки Рыньи, вышелушивать истинные факты из вранья очевидцев и позднейших домыслов. Он ясно ощущает грань, его увлекает игра ума…

Тунья принесла еду. С чувством времени у Ромиги сейчас примерно так же, как с ночным зрением, поэтому он не уверен, завтрак это, обед или ужин? Не важно: еда. Ему наконец-то всерьёз захотелось есть. Он глотает бульон с перетёртыми волоконцами мяса, облизывается и просит добавки, потом ещё добавки. Рыньи переспрашивает, уверен ли он? Может, позже? И не пора ли перестелить морской мох? Тунья, отворачиваясь, морщит нос, в глазах мелькает брезгливая жалость.
— Тунья, дай мне зеркало, — требует Ромига тоном, не терпящим возражений.
Охотница фыркает, роется в стенной нише и достаёт просимое. Придерживает тяжёлую серебряную пластинку, чтобы он не уронил… Н-да! Болезненно-тощая, рябая рожа в зеркале не имеет ничего общего с холёным «мистером Безупречность». Кожу стянуло рубцами. Волосы, брови, ресницы сгорели в буйстве стихий и не торопятся отрастать. Белки глаз — в густой сетке кровеносных сосудов: выглядит жутко, будто трещины от зрачков…

— А я тебе говорила, незачем тебе на это смотреть!
Голос Вильяры прозвучал так внезапно и резко, что Тунья выронила зеркало. Ромига вцепился в резные края всё ещё не слишком послушными пальцами — удержал.
— Оплакиваешь свою гладенькую шкурку? Дурень! — рявкнула на него колдунья. — Жив будешь, отрастишь новую.
Она заглянула в котелок с остатками похлёбки, выхватила у Рыньи ложку и жадно накинулась на еду. Выскребая гущу со дна, велела Тунье принести ещё. Та, кажется, охотно воспользовалась предлогом, лишь бы убраться подальше от голодной и злой хранительницы клана. Рыньи тоже притих, насторожённо поблескивая зрачками. Ромига решил избавить его — заодно и себя — от мук любопытства. Спросил.
— Вильяра, ты поймала ту погань?
Мудрая проворчала сквозь зубы:
— Мы поймали. Я изгнала.
Лишённый магии нав не способен заглянуть в её память, не видит даже ауры, но судя по тону, дальнейшие расспросы неуместны, как если бы над головой колдуньи полыхала неоновая вывеска: «Не влезай, убью!» С поразительно мерзким дребезжанием колдунья отставила пустой котелок. Метнулась туда-сюда по комнате, встряхивая, потирая и разминая кисти рук. Прижала пальцы к собственной щеке — поморщилась.
Почему она морщилась, Ромига понял сразу, едва Вильяра начала ворошить этими руками его уютное гнёздышко из морского мха. Не руки — ледышки! Но не успел он возмутиться вслух, как Вильяра уже подхватила и вытащила его из короба со мхом. Переложила на свободную часть лежанки, принялась деловито осматривать, ощупывать… Хмурила брови, негромко напевая в тревожном, дёрганном ритме. То ли от песни, то ли от ледяных пальцев, бесцеремонно проминающих тело, Ромигу пробрала дрожь. Он ещё ни разу не наблюдал Вильяру такой отстранённой и сосредоточенной одновременно. Когда колдунья перевернула его со спины на живот, он едва ли не обрадовался возможности не встречать её взгляда.
— Рыньи, выйди! Следующая песнь — не для тебя. Почую, что ты подслушиваешь, вырву язык вместе с горлом. И Тунье скажи, чтобы не заходила, пока я не позову.
Мальчишка не посмел возразить: выскочил из комнаты и дверь за собой закатил.
— Вильяра, что ты собираешься делать? — с опаской уточнил нав.
— Я не собираюсь, я делаю. Я лечу тебя. Лежи смирно и терпи. Кричать, смеяться или плакать я тебе разрешаю. Шевелиться — не разрешаю, — сказала и, не дожидаясь ответа, запела в полный голос.
Поначалу, никаких ощущений: Ромига успел вздохнуть и расслабиться, смиряя озноб. Потом… Сколько нервов в организме нава? Вот если бы он раньше не интересовался этим вопросом, то узнал бы прямо сейчас, но вряд ли запомнил: отключился от боли почти мгновенно.

Пришёл в себя под тот же голос, под новую песнь, совершенно точно — не в доме Кузнеца. Открыл глаза — подумал, что окончательно ослеп. Но нет, наверное, здесь просто темно. Холодно, сыро, капает вода. И Вильяра завывает так, что хочется заткнуть уши… А почему бы, собственно, ему их не заткнуть? А потому что… Руки-ноги отнялись!
Он думал, что в полной мере познал бессилие и беспомощность? Нет, кажется, предстоят очередные открытия.
— Вильяра?! — изо рта не вылетело ни звука. Ромига попытался позвать колдунью ещё раз, с тем же результатом.
Она выла уже на каких-то совсем запредельных низах, едва слышно, скорее — ощутимо. Капли с потолка звонко падали в большую лужу или маленькое озеро, порождая причудливое многоголосое эхо. Нав по-прежнему ничего не видел, но узнавал ритм этой капели. Или ему показалось? Ну не затащила же его Вильяра в Дом Теней, в место тысячелетних мучений Онги? Ну, нет же?
Ладно, по крайней мере, Ромига не привязан к алтарю. Он просто лежит, завёрнутый… Закатанный в большую рогачиную шкуру, как в ковёр, одна голова снаружи. Да, он более-менее ощущает своё тело, но шевелиться не может… Паника — не выход из ситуации! Да, иногда она пробуждает скрытые резервы… Увы, не в этот раз!

Вильяра допела.
Несколько мгновений совершенной, оглушающей тишины. Разочарованный вздох, и вот уже в темноте затеплился огонёк, освещая лицо колдуньи и — Ромига не ошибся — прежнее обиталище Онги.
Вильяра подошла к лежащему наву, прищёлкнула пальцами, бросила устало:
— Теперь ты можешь говорить.
Зарычать он смог, наброситься на неё — нет.
— Что! Мы! Делаем! В этой щуровой заднице?
Колдунья молча села, потом легла рядом: впритирку, однако спиной к Ромиге.
— Я звала Камень-алтарь. Увы, он не пришёл, — она то ли усмехнулась, то ли всхлипнула, предваряя следующий вопрос. — Нет, Ромига, не для жертв. Ты однажды лежал на этом Камне, и Камень лечил тебя. Он помнит тебя. Он вылечил бы тебя и сейчас, если бы явился на зов. А потом ты призвал бы остальные бродячие алтари, что были в Пещере Совета, и вы бы исцелили меня. А потом мы вместе придумали, как доисцелить Голкья.
— Умопомрачительный замысел! — только и нашёлся ответить нав. Его колотило от бессильной ярости и пережитого страха, но он старался говорить тихо, ровно, внятно. — Что ты намерена делать теперь, когда твои расчёты ухнули в навозный колодец?
— Мы вернёмся в дом Кузнеца, я продолжу петь над тобой, как пела прежде. Я больше не стану спешить. Это было жестоко и необдуманно — призывать на тебя изначальную стихию, в полноте и силе. Прости меня, Ромига. Как бы я ни устала ждать весны, мы с тобой не будем спешить.
— Ты звала Тьму?
— Да. Поэтому я выгнала Рыньи.
Ромига заметил, что трясёт здесь не его одного: Вильяра тоже мелко дрожит.
— Как мы попали в эту пещеру?
— Ты уже бывал здесь, и я — немножко, вместе с тобой. Я легко нашла этот Дом Теней, ведь чары Иули больше не скрывают его. Мы с тобой явились сюда изнанкой сна и так же уйдём… Прости, Ромига, я очень испугалась за тебя, — она всхлипнула и теснее прижалась к его боку.
— Я умирал?
— Мне показалось, что да. Поэтому я рискнула принести тебя сюда и позвать Камень. Это тоже дурость, но я больше не повторю её. Песнь призыва можно спеть единственный раз в жизни.
— А песнь Равновесия?
Вильяра не ответила, трясло её всё сильнее.
— Ты нарочно заколдовала меня, чтобы я не шевелился?
— Да. Чтобы ты сгоряча не проломил мне башку. Как только вернёмся в дом Кузнеца, я сниму все чары.
— Тогда возвращай нас туда… Нет, сперва погаси огонёк и подожди.
Одинокий «светляк» мигнул и покорно сгинул.
Ромига закрыл глаза. Досчитал до десяти — открыл. Снова закрыл. Повторил несколько раз, сравнивая ощущения. Увы, подземный мрак оставался для него абсолютно непроглядным. То есть, нав обошёл бы пещеру, не бодая лбом сталактиты и не спотыкаясь о сталагмиты. Тьма оставила своему непутёвому чаду достаточно подсказок: эхо, запахи, движение воздуха. Однако ночное зрение не возвращалось, и Теней в их обиталище Ромига не чуял. Ну, в общем, за что боролся…
— Ромига?
— Да, Вильяра.
— Тени пробуждаются. Они недовольны тем, что мы здесь. Нам пора уходить.
Нав по-прежнему не ощущал ничего: ни пробуждения Теней, ни их недовольства.
— Пора, значит, веди.

А не так уж долго они отсутствовали в доме Кузнеца! Тунья едва успела до кухни и обратно. Вильяра сама откатила перед нею дверь, забрала котелок с горячим, парящим варевом и отослала охотницу прочь.
Рыньи объявился, когда нав и колдунья доедали похлёбку. Ложку Ромига держал сам, хватит уже валяться тряпочкой!
Как здорово было бы влезть к Вильяре в мозги или учинить ей допрос с пристрастием! Выяснить, что происходит с навом, с ней самой, со всем её щурами и асурами драным миром? Что она знает и думает об этом? Но пока Ромигины возможности, мягко говоря, ограничены: он способен лишь смотреть, слушать, задавать вопросы… Тоже не мало, если умеючи.
Тем более, Вильяра не уклоняется от беседы. Наоборот, она явно ищет возможности выговориться. Снова прогнала Рыньи и, кажется, зачаровала комнату от подслушивания.
— Нимрин… Ромига, скажи, ты слышал, как я звала Камень?
Нав отметил, что сытная еда и тепло жилого дома так и не уняли дрожь Вильяриных пальцев, глаза колдуньи — солнца в День Владыки, и запах страха сочится из пор.
— Слышал. Не всё, но кое-что… А что, я не должен был?
Она отрицательно мотнула головой, понимай, как знаешь. Спросила, требовательно заглядывая ему в глаза:
— Ты запомнил песнь? Ты сможешь повторить её, если колдовской дар вернётся к тебе?
Ромига постарался улыбнуться ей мягко, успокаивающе. Хотя, как это смотрится на его обжжённой роже — асур знает.
— Пусть сначала вернётся! Скажи-ка, Вильяра, а ты надеялась, что Камень возвратит мне дар вместе со здоровьем?
— Я надеялась… Вернее… Ромига, я хочу, чтобы ты знал: никто не учил меня призывать бродячие алтари. Никто из живых или недавно умерших. Никто из моих наставников. Никто, ты понимаешь!?
Он понимал, что очень могущественная, прежде не замеченная в трусости колдунья смертельно напугана. Но что именно её напугало?
— Никто не учил тебя? Так может, поэтому ты и не смогла?
Вильяра отчаянно замотала головой:
— Если бы! Но я уверена, моя песнь была действенной. Я не знаю, откуда, но я совершенно точно это знаю. Просто Камень не пожелал идти на мой зов. Так бывает. А вот чего я не знаю, так это повезло нам с тобой, или нет, что Камень не явился.
Нав фыркнул:
— Терпеть не могу подарков из ниоткуда, с ними вечно какие-то неприятности! Поэтому я предпочту думать, что нам повезло.
— А ещё… Ромига, я… Сейчас мне кажется, что я не вполне сознавала себя, когда затащила нас с тобою в Дом Теней и запела там песнь Призыва, — она осеклась, ужас плеснул из расширенных зрачков.
Вот теперь — страшно. По-настоящему. Потеря контроля для мага её уровня — как правило, смерть. Вопрос только, чья? Теперь понятно, почему Вильяра в Доме Теней остерегалась схлопотать от нава по башке и приняла меры предосторожности. Контроль-то она теряла, а соображалку — не вполне, значит, была втройне опасна… Опасна до сих пор?
Магических возмущений Ромига не ощущает совсем, это сбивает ему все старательно отработанные реакции. Потому он держится гораздо спокойнее, чем должен. А с другой стороны… Что ещё он может противопоставить идущей вразнос колдунье, кроме этого своего не вполне естественного спокойствия? Ведь даже в идеальной форме гарка Ромига, не факт, что справился бы с мудрой Вильярой: сумел её безопасно скрутить или уничтожить. А сейчас решать проблему силовым путём — как доходяге-челу переть на гарку. Зато и полуживой Ромига вполне в состоянии затянуть простую, «детскую» песенку, которая действует на всех голки: без приложения колдовства, на одной привычке.
Вильяра охотно подхватила Зимнюю песнь умиротворения, и ей-то было, что туда вложить! Если она не экранировала комнату, небось, хватило на весь дом Кузнеца…
Допели. Помолчали.
— Вильяра, а ты можешь рассказать, что с тобою происходит, кому-то из мудрых? Посоветоваться с тем, кому доверяешь? Кого уважаешь?
Она кивнула:
— Я должна. Я расскажу всё Альдире. Я назвала его наставником, и он сейчас временный глава Совета Мудрых. Ему следует знать. С тех пор, как я ранила себя в Пещере Совета, со мной творится неладное. Я не знаю, какой вихрь подхватит меня завтра, и куда понесёт. А я не желаю становиться чем-то вроде Великого Безымянного. Нимрин, пожалуйста, выздоравливай скорее!
— Вильяра, а как ты думаешь, когда ты призывала ко мне Тьму, тебя тоже несло?
— Нет. Я просто надеялась ускорить твоё исцеление, но я переборщила. Хотя… Нет, вряд ли… Возможно, песнь старшей стихии странно наложилась на мой искажённый дар? Я не знаю.
— Вильяра, попробуй ещё раз. Осторожно. Медленно.
— Нимрин, ты спятил! Без присмотра Альдиры — ни за что!
Он вздохнул с облегчением:
— Я рад, что ты это сказала. А споёшь, как пела раньше?
— Да, если ты настаиваешь.
— Да, настаиваю.
Волны тепла и холода, мурашки, лёгкое покалывание — ничего экстремального. Кажется, Вильяра осторожничала, Ромига не возражал.
А потом колдунья переместила его в купальню или баню: небольшую пещерку, где полно горячей воды и пара. Там уже хозяйничал Рыньи, смешивая воду в огромных кувшинах. Колдунья с мальчишкой помогли Ромиге смыть с кожи всю накопившуюся за время болезни дрянь. Облегчение — неимоверное! Слабость — тоже, но вопреки обстоятельствам, Ромига внезапно ощутил себя почти довольным жизнью.
Так он и уснул: чистый, укутанный в чистые шкуры. Лёгкий, как дуновение ветерка, как лунные блики на снегу…

Сияющий чертог, свет полной луны — искрами сквозь мириады граней. Камень-алтарь: Ромига повидал их достаточно, чтобы не обознаться. Тело на алтаре — асур. Их-то Ромига не встречал во плоти, но сие немыслимое совершенство ни с чем не перепутаешь. Ненавистный враг лежит на спине, руки сжаты на рукояти кинжала, клинок — в сердце. Лицо с закрытыми глазами спокойно, как у статуи. Враг не шевелится и не дышит, но считать его мёртвым преждевременно.
Три шага вперёд, провернуть клинок в ране, выдернуть и полоснуть по горлу, одним ударом отсекая голову от тела…
Нав даже не начал движения, как пол ушёл из-под ног, лавиной обломков увлекая в пропасть. Было ли там дно, Ромига так и не узнал — просто оказался в исходной точке.
Скользящий шаг вперёд и в сторону: без мыслей, без намерений, просто чтобы не стоять, где однажды провалился.
А теперь, нав Ромига, придержи-ка свои инстинкты, осмотрись и подумай. Где ты? Как ты сюда попал? По чьей воле ты здесь?
Не по своей — точно. Засыпая в доме Кузнеца, Ромига не думал об асуре: насколько способен не думать об этой белой обезьяне. По крайней мере, нав не горел желанием немедленно повидаться с тварью. Однако они оба здесь, в этом чертоге.
Реально ли происходящее? Колдовать Ромига не может, магию не ощущает. Поэтому для начала он быстро осмотрел себя, как смог без зеркала. Цел, не истощён. Одет по-охотничьи. Никакого оружия или артефактов. Итого: отличия от предыдущего момента, где он себя помнит, очевидны и существенны. Вряд ли у него выпало из памяти, как он выздоравливал. Скорее, это сон или наваждение… Ладно, допустим.
Лёгчайшим, плывучим шагом нав приблизился к алтарю — пол держал, не проваливался. Что имеем здесь, кроме объекта генетической ненависти и острейшей личной неприязни?
Беломраморная глыба: грубо отёсанная, с проушинами для ремней, но сами ремни отсутствуют. Привязи не нужны, лежащий на алтаре принёс себя в жертву сам. Асур смертельно ранил себя… Или нет? Маловато Ромига интересовался физиологией Первых, кто же знал, что пригодится… Несомненно, рана — тяжёлая, и оставленный в ней клинок не способствует заживлению. Ключевой вопрос: алтарь вытягивает жизнь из жертвы или, наоборот, хранит её и поддерживает, как было с Онгой?
Нав сделал ещё один малюсенький шаг вперёд и коснулся Камня. Не ощутил ничего, кроме прохладной шероховатости мрамора: магическая составляющая мира недоступна, хоть разорвись! Набрался решимости, смирил отвращение и дотронулся до врага. Асур не среагировал ни на первое, сторожкое прикосновение к плечу, ни на беглую проверку кое-каких медицинских показателей. Насколько Ромига смог определить без сканирующих арканов, враг — в глубочайшем анабиозе.
На крепнущее желание — добить гада — пол под ногами отвечает многозначительным потрескиванием. Впрочем, Ромига и так не спешит осуществлять желаемое, вспоминая, что мудрые говорили о ситуации с Онгой. Здесь ритуал, несомненно, другой, но… Пока асур на алтаре, его смерть может быть чревата. И совершенно не ясно, получится ли снять его с алтаря живым?
Как же не хватает магии! Хотя… Неизвестно, смог бы нормальный нав попасть в это место и безнаказанно находиться в нём?
Кстати, а что за место-то? Даже в лунном свете оно слепит бликами, до головокружения раздражает, будоражит своей чуждой сияющей гармонией. Ромиге трудно сфокусировать взгляд, оценить форму помещения и расстояние до стен. Ему кажется, он попал внутрь искусно огранённого бриллианта. А впрочем, натёки льда немного пригасили свет, смягчили и сгладили идеальную геометрию… Это круглая башенка с заострённым куполом, ярдов двадцати в диаметре. Прозрачные грани стен позволяют любоваться окрестным пейзажем: лунно-звёздным небом, волнистой пленой облаков — далеко внизу, торчащими из облаков горными пиками. Похоже, что алтарь — вершина высочайшего из них, башенка надстроена сверху.
Вид ночного заоблачного высокогорья до тоски похож на земные Гималаи, и Ромига замирает, прильнув к холодной стене. Злобно косится на откровенно иномирную серую луну, бьётся лбом о хрусталь: не в полную силу, но ощутимо. Асур, падаль неупокоенная, за свидетеля: нав не готов вернуться домой таким, какой он сейчас.
Резко оборачивается, будто бы услышав короткий смешок… Показалось. Асур на алтаре неподвижен, словно изваян из глыбы, на которой лежит. Лунные блики обрисовывают совершенное существо, прекраснейшее творение Спящего. Кожа — белее мрамора, белые волосы туманными струями ниспадают с Камня и растекаются по хрустальному полу.
Кажется, эти бесконечно длинные пряди — единственное, что роднит врага с Онгой. Нет, ещё то, что и тёмный, и светлый, в не очень-то ясном сознании пребывая на алтарях неисчислимые года, волосам своим позволяли расти, а ногтям — нет. Ромига фыркает, представив, как выглядело бы обратное. Онге — всё равно: хуже некуда. А вот если Ромига примет предложение врага и уляжется на алтарь сам, то придётся внести поправку в мелкие бытовые привычки… Тьфу! Магию бы сначала вернуть!
Он передёрнул плечами, всё отчётливее ощущая себя не у хрустальной стены над горной высью, а в Доме Теней, навзничь на Камне. В руках — обсидиановый клинок, вроде тех, что делал Арайя, и надо воткнуть это в себя. Благодаря Стурши, Ромига представляет, что его ждёт. Однако почему-то решил, что так будет лучше для всех. Остриё предвкушающе покалывает кожу: решил — не тяни. Резкий вздох, короткое напряжение мышц, хруст разрезаемой плоти — боль ожидаемо захлёстывает, но не убивает быстро, а растягивается в бесконечность. Становится привычкой. Оставляет пространство для ещё более невыносимой мысли-ощущения: всё зря…
Ромига закашлялся, не сразу вспомнив, как дышать. Отлип от стены, в несколько шагов преодолел расстояние до алтаря. Упёр ладони в Камень по обе стороны от лежащего там. Рявкнул ему в лицо:
— Нет! Не дождёшься! — чуть сбавил тон. — И тебя тоже я отсюда сковырну. Найду способ. Потом продолжим войну где-нибудь в другом месте. Не на Голкья.
Лицо врага осталось каменно неподвижным, но нав услышал его ответ в своих мыслях. Неожиданно безнадёжное, вымученное: «Попробуй, нав. Вдруг у тебя получится. Вдруг, нам действительно пора уходить отсюда. Тогда я тоже не стану вредить тебе на Голкья.»
— Поклянись, что не станешь вредить.
«Клянусь! Свет, Тьма и все стихии Голкья да будут мне свидетелями.»
Асур, призывающий Тьму в свидетели — это стоило услышать! Хотя веры врагу всё равно нет и не будет.
Предельно осторожно и бережно, чтобы не стронуть клинок в ране, Ромига начал разжимать стиснутые на рукояти пальцы, но в этот самый миг и асур, и нож сделались для него призрачными, как давешние образы Первой Войны. Видеть — видел, коснуться не мог.
«Не так быстро, нав. И вообще, тебя здесь нет, ты не настолько хороший сновидец. Да, ты спишь, и тебе снится! Просыпайся, выздоравливай, разыщи мой дом наяву.»

Он, и правда, проснулся. И тут же выпросил у Рыньи уголёк, чтобы набросать на стене панораму горных вершин, которые виднелись из той башенки.
Мальчишка молча наблюдал за Ромигиными стараниями, а дождавшись результата, восхищённо воскликнул:
— Ты зарисовываешь свои сны на стене, совсем как мастер Лемба. Кто это? Зверь-рыба скрадывает добычу на мелководье?
Нав ещё раз присмотрелся к своему рисунку: да, если сменить масштаб, изображённое похоже на ряд спинных плавников, режущих водную гладь.
— Нет, Рыньи, это горы над облаками. Возможно, высочайшие горы Голкья, или просто очень высокие и острые.
Мальчишка приоткрыл рот в изумлении:
— Разве можно так рисовать горы? Даже наш мастер так не делает!
— А я делаю, — рассмеялся нав, хотя ему было совсем не весело. — Делаю, чтобы лучше запомнить место, которое явилось мне во сне. И чтобы показать его другим, ведь я больше не могу сплетать видения. Вильяра ушла давно?
— Незадолго до заката, а сейчас уже стемнело. Она обещала вернуться ближе к полуночи.
— Позови её? Лучше, вместе с Альдирой. Хочу показать мудрым этот вид.

Продолжение: chorgorr.diary.ru/p217217129.htm

Вопрос: Прочитали?

1. Да!		5	(100%)
Всего:		5

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, десница пращура, Голкья, асуры

---

Погадала на Яндексе

что сделать чтобы мыслить позитивно
топ 10 идиотских поступков
дружба с медведями человека
как сделать самому татами
как нарисовать высь
цвет творческих людей
давай будем искренними друг с другом
максимум сколько отжался человек
как добраться от масложирокомбината до седьмого неба
институты для троишников в воткинске
...

На этом месте мне стало совсем страшно, так что хватит (:
Пожамкать кнопочку можно здесь: yandex.ru/company/researches/2018/best-queries?...

@темы: жисть

---

Наблюдение наблюдателя за наблюдателем

Подумала, что готова сказать о какой-либо вещи: "Хороша!" если удовольствие — держать её в руках — сопоставимо с погладить котика

---

Еще А. Архиповский - Поезд (дорога?) домой

Не могу, залипаю:

@темы: музычка

---

Диалог из жизни художников

— Так вы принесёте работы к нам на выставку?
— Да, например, вот эту и эту.
— Простите, но эти нам не подойдут. У нас новогодняя выставка: про яркую, праздничную, позитивную зиму. У вас есть такие работы?
— Э-э-э, — озирая свои картины. — Видимо, в этот раз я ничем не смогу вас порадовать. У меня зима получается или меланхолическая, или хтоническая, или два-в-одном.
Про себя: «Ну и ладно, те пять килорублей, что вы просите за одно картиноместо, я с удовольствием потрачу на подарки.»

@темы: акварель, жисть, рисунки, челы

---

Алексей Архиповский, балалайка

Я редко притаскиваю сюда музыку, но это божественно! Не могла не поделиться \_^--^

@темы: музычка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вторая декабрьская прода...

...и тишина. То ли не выкладывать такими маленькими кусочками?

То ли Последний День Года близится и не даёт отвлекаться на фикло?

---

Десница Пращура (История с фотографией, часть 6): третий кусок и обновление

В один пост ноябрьская прода не поместилась... И ещё одно обновление... И ещё одно.

Название: Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Цель у нава-попаданца всё та же: выжить и вернуться домой. Но сил и средств — всё меньше. Или ему только так кажется?
Предупреждения: попаданец, ксенофилия, смерти второстепенных персонажей.

Начало:
chorgorr.diary.ru/p215183319.htm
chorgorr.diary.ru/p215696258.htm
chorgorr.diary.ru/p216639571.htm

20.11.2018 - 3

***
Вильяра с Альдирой сидят у Зачарованного Камня.
В этот раз колдунья даже не пыталась войти в круг, и на предложение Альдиры — провести её туда — ответила отказом. Серый Камень удивительно щедр, а Вильяра не готова рисковать. Камень дарит ей не только силу: время на отдых и размышления, на беседу с наставником. Она многое пропустила, а теперь спешно навёрстывает. Альдира рассказывает ей о делах в Совете. Перечисляет, кто кого взялся учить из Наритяриных недоучек…
И тут же возвращается к случаю с Рыньи. Нет, Альдира не стал возить Вильяру лицом по насту, как сделал бы Наритьяра. Новый наставник обстоятельно разбирает, что пошло не так, а что Вильяре всё-таки удалось, и что — Рыньи.
Потом вдруг говорит:
— Имей в виду, Вильяра: я не лучший сновидец среди мудрых. Но я тоже заглянул в сон твоего Иули. Битва, ужасающая битва! К счастью, она разразилась давно и не у нас. Все схватки Солнечных Владык с Повелителями Теней, едва не сгубившие Голкья — слабое эхо той битвы. Давным-давно, по ту сторону звёзд чужаки Иули сцепились с равными им по силе Асми, солнечными. Иули победили и едва не истребили Асми. Но не истребили — те спрятались. А я сейчас ищу след Асми на Голкья. Я почти уверен, что один или несколько из них — где-то здесь. Думаю, именно Асми вышвырнул твоего Нимрина у этого Камня. Солнечному чужаку зачем-то понадобился живым его кровный враг, и мне это ужасно не нравится. Истинное равновесие не настанет, пока все эти однобокие колдуны, любимцы старших стихий, топчутся по Голкья. Они же так и не закончили свою древнюю свару! Они втягивают в неё всё живое и стихии миров, которых касаются.
— Асми? Солнечные чужаки? Я никогда ничего не слыхала про таких.
Вообще-то, Вильяра и про Иули ничего не знала, пока кузнец не показал ей свою находку, а она не начала расспрашивать Нельмару. В сказках охотников чужаки Иули давным-давно смешались до неразличимости с Тенями и чёрными оборотнями. Но про Теней с оборотнями знахаркина дочь хотя бы слышала, и не раз. А про озарённых солнцем в сказках не сказывали.
Альдира хитро улыбнулся:
— Память Нельмары глубока и обширна, словно океан. Марахские травы сделали нашего хранителя знаний чрезвычайно болтливым. Мы с ним и ещё несколькими мудрыми вчера славно посидели в трактире. Я послушал и задал старейшим кое-какие вопросы. Расклад сходится. Сон Нимрина — ещё одно подтверждение. Нимрин сам не воевал в ту войну, он гораздо моложе. Скорее всего, кто-то наслал ему видения.
— Став Повелителем Теней, Нимрин получил память того Иули, которого нашли на алтаре. Возможно, тот Иули был достаточно стар. При чём здесь какие-то Асми?
— Возможно, не при чём! Ты знаешь своего воина лучше меня. Как ты думаешь, Вильяра, почему Нимрину снилась древняя война? Почему — она, а не стычка в Пещере Совета, не путь в круг, не Великая песнь, которая далась ему так тяжело и так дорого? Ты помнишь сказку про страшные сны Канрары?
— Помню. Да, возможно, ты прав, Альдира. А ещё я доверяю свидетельствам своих охотников. Тунье не померещилась вспышка у Камня. Зуни почуял солнечный след. Кто-то здесь побывал, правда. Удивительно, что раньше мы никогда не встречали подобных следов!
— Вовсе не удивительно, если древний Иули на алтаре был, в некотором роде, противовесом Асми. И знай, Вильяра, я очень не хочу увидеть на том же алтаре нашего Нимрина.
Вильяра возмущённо фыркнула: конечно, она не желает своему воину такого ужаса. Она… Тряхнула головой, отгоняя жутковато-навязчивую мысль: не об этом ли толковал ей Пращур? Знобко передёрнула плечами, представив себя на месте Нарханы… Фыркнула совсем сердито.
— Скажешь тоже!
Однако как же ей свербит — обсудить с Альдирой свои сны! А Пращур не велел болтать! И в сказках сказывают, ослушников ждёт недоброе. Пращур не мстит, он просто не является больше. Зато удача покидает нарушителей его воли навсегда.
Альдира смотрит на свою временную ученицу очень пристально, чуть исподлобья. Будто он тоже что-то про неё понимает и помалкивает… Резко сворачивает разговор на приёмы счёта: упражнения в вычислениях занимают двух мудрых до темноты.

Солнце село, похолодало и завьюжило, пора уходить от Камня. Поесть, отдохнуть — снова петь над больным. Вильяра начинает подниматься, но Альдира придерживает её за руку:
— Погоди, Вильяра. Старый прошмыга завещал тебе своё логово при Ярмарке. Уходя, он просил, чтобы я обязательно проводил тебя туда. По-моему, сейчас самое время. А от себя я скажу: хранительнице Вилья не помешает убежище вблизи Пещеры совета, на перекрёстке трактов и морских путей. Можешь потом поселить в логове кого-нибудь из старейших, как твой предшественник — старого прошмыгу. Но пока пусть оно будет твоим.
Вильяра приоткрывает рот, чтобы ответить. Мол, дорогу в то логово я и сама найду… Но нет, в самом деле, она не желает идти туда одна. Она рада любому живому спутнику, Альдире — особенно. Она говорит:
— Пойдём.
А вынырнув с изнанки сна, первым делом поднимает крышку сундука. Достаёт снизку бусин — заготовок для ключей. Находит среди них пёструю морскую гальку. Выплетает чёрный шнурок из узора на запасной куртке Латиры, сиротливо висящей на стене. Нанизывает бусину на шнурок и вешает себе на шею. Никаких чар в шнурке и гальке нету, не ощущается. Но подвеска — такая же, как старый прошмыга подарил Вильяре во сне… Знахаркина дочь уверена: подвеска — та самая! Чуть слабее боль безвозвратной потери, чуть теплее в груди. Слёзы текут из глаз, Вильяра их не сдерживает. Альдира тихо присутствует, не смущая скорбящую ученицу ни словом, ни взглядом, ни вздохом. Удивительно он умеет молчать…
— Мудрый Альдира, я хочу, чтобы это логово было и твоим тоже. Если тебе вдруг надоест твоя каморка в Пещере Совета…
— То я с радостью загляну к тебе в гости, о прекрасная Вильяра. А пока нас ждут дела. Если понадобится помощь или совет — зови меня в любое время дня и ночи.
— Мудрый Альдира, пожалуйста, погоди уходить! Позволь спросить прямо сейчас, по праву ученицы. Скажи мне, ты знаешь, кто утвердил закон: не поминать мёртвых по именам? Или это знает только Нельмара?
Мудрый удивлённо приподнял брови, однако ответил:
— Это не закон, это обычай, который вырос на моих глазах. В доме, откуда меня призвали, каждый охотник знал имена предков и мог вслух, без запинки перечислить их. Я помню пятьдесят восемь колен отцовского рода и шестьдесят три — материнского, а у кого-то выходило и побольше. Дураки кичились, умные просто хранили память и передавали детям. За беззаконие мы тогда почитали — призывать умерших обратно на пути живых. Заклинать их наяву, искать встречи с ними на изнанке сна, а не просто называть по имени!
— А потом? Что случилось потом? — настойчиво переспросила Вильяра.
— Да вроде бы, ничего не случилось. Как-то постепенно охотники перестали обучать своих детей родословию. Насколько я замечал, в одних кланах это произошло раньше, в других — позже. Большинство Альди по сей день не забывают предков, только стали заменять имена прозвищами.
— Насколько замечал — ты?
— Я нарочно не любопытствовал. С тех пор, как я отсёк собственную родовую ветвь, мне стало невместно копаться в чужих корнях. Дело каждого рода, кого и как им поминать. Мудрые в такое не вмешиваются. Насколько я знаю, даже беззаконным Наритьярам не было дела до охотничьих родословий.
— То есть, запрет на имена исходил не от мудрых? Не от Совета, не от старейших?
— Нет, — твёрдо припечатал Альдира. И раздумчиво добавил. — Возможно нам, мудрым, предстоит искоренить этот обычай, как поганый, вредный. Тем, кто уходит к стихиям, им уже всё рано. А верные и надёжные хранители наших снов не заслужили забвения. Мы же лишь ругаемся безымянными щурами, и всё.
— Да уж, как-то неловко!
Любительница помянуть предков заковыристой бранью впервые задумалась, как это выглядит с их стороны. Хотя, Пращур утверждал, будто живые и мёртвые желают разного и совсем не понимают друг друга. Но Вильяра с Латирой даже без слов договорились. И мама…
— Альдира, скажи мне, давно ли хранители снов стали немы? Ведь в сказках охотники, зачастую, беседуют со щурами, а щуры — с охотниками. Они говорят и понимают друг друга. Или это не сказки — враки?
— Нет, не враки. Так было, только очень давно. Основатели Совета Мудрых прочертили борозду, отделяющую живых от умерших. Борозда росла и постепенно стала пропастью… Спасибо, ученица, что спросила меня об этом. Позже я постараюсь ответить на твои вопросы так, как пристало учителю. А за ужином мне будет, о чём расспросить Нельмару… Или пойдём вместе, сама его спросишь? В трактире Ласмы и Груны тебе будут рады.
— Не сейчас! — мотнула головой Вильяра. — Мне пора к Нимрину.
Конечно, Вильяра очень скоро объявится на Ярмарке! Лучшее место, чтобы показаться на глаза сразу многим охотникам. После они разъедутся по домам, расскажут, что их мудрая жива и бодра. Клан перестанет чувствовать себя сиротой… Но не сегодня.

Ночь Вильяра провела рядом с больным. Песни, очевидно, шли Нимрину впрок: смертной безнадёгой от него больше не веяло. До выздоровления, как до весны, но колдунье уже не надо петь над ним непрерывно, выкладываясь в полную силу. Чужак вернулся со щуровых троп, его тело припоминает, как лечить самоё себя. Теперь Вильярина задача: поддержать его, не сбивая с толку излишним целительским рвением.
Так что между заботами о Нимрине мудрая успела позаботиться о себе: поесть, ненадолго сходить к Камню, отоспаться на лежанке Туньи. Лениво, медленно пробуждаясь, Вильяра с удовольствием слушала, как Рыньи развлекает Иули сказкой про похождения Канрары. Мальчишка ловко сплетал слова, подыгрывая голосом. Приятно послушать, жаль прерывать.

В ту страшную зимовку знахарка Уюни совсем не рассказывала дочери сказок: вдалбливала ей все премудрости своего ремесла, заставляла учить, без конца переспрашивала, проверяла. В пустом, вымершем доме им отчаянно не хватало, на ком оттачивать целительские навыки. Но мать ловко плела видения, и к весне маленькая Яли знала о лечении двуногих больше, чем иные взрослые знахари. Летом на ярмарке она быстро добрала недостающий опыт…

А вот сказок — сказок ей до сих пор ужасно не хватает, хотя на ярмарке их тоже немало сказывали! Это ведь не только удовольствие слушать. Это общая память всех охотников. Это прошлое Голкья, из которого тянутся следы в будущее. Досадно не различать следов, которые узнаёт любой зверь. Для мудрой — не просто досадно: опасно. Предания мудрых точнее охотничьих сказок, но ýже, как вершина горы ýже её подножия… Эх, жаль, за собственной хворью и лечением Иули Вильяра упустила возможность: застать старейшего Нельмару в говорливом настроении! Или ещё не совсем упустила?
Поручив Нимрина заботам Рыньи, Вильяра отправилась завтракать в трактир к Ласме и Груне. Изнанкой сна — в логово Латиры, оттуда — пешком по замёрзшему заливу.
Тропинки, лыжни и санные следы от береговых пещер быстро сплелись в утоптанную колею, которая почти не уступала тракту, проложенному мористее. Снежные стены выросли вдоль колеи, заслонили окоём, загородили от промозглого ветра, несущего с моря запахи открытой воды.
Над правой стеной, всё ближе и ближе, высились самые большие в селении купола: тот самый трактир. Вильяра поспешила свернуть в переулок — через пару поворотов поняла, что заплутала. Снежный посёлок на льду залива каждую осень отстраивали заново. В этом году мудрая здесь не бывала, ногами не мерила, не запомнила. Ну, да ничего, сейчас попадётся кто-нибудь навстречу, подскажет дорогу.
Колдунья пошла медленнее и едва не споткнулась о вытянутые поперёк проулка ноги. Двое рослых, добротно одетых архан дрыхли, облокотившись друг о друга и о стену. Странное место они выбрали для отдыха! Конечно, здоровый охотник переночует под открытым небом и не кашлянет… Если перед тем не перебрал марахской травы! Вильяра наклонилась над ближайшим засоней: проверить, всё ли с ним хорошо. Арханин тут же приоткрыл ярко-золотые глаза, смерил женщину острым, не одурманенным взглядом, лениво махнул рукой в толстой рукавице, мол, проходи мимо.
— Я иду к Ласме и Груне, в трактир. Это туда? — спросила его Вильяра.
— Обратно, до второго поворота, направо, потом налево, — буркнул арханин, щурясь на неё против света.
— В Снежных норах вам было бы теплее и удобнее, — подсказала Вильяра в качестве ответной любезности.
— Нам и тут хорошо. Иди уже, красавица… Ой, прости, о мудрая! Не приметил сразу твою серёжку. Наверное, ты — сама Вильяра, хранительница сих угодий? Позволишь нам с братом подремать тут?
Вильяра коротко кивнула, подтверждая и позволяя. Конечно, охотник ведёт себя не слишком почтительно, но не настолько, чтобы наказывать: она же не Наритьяра Старший! Арханам на ярмарке мудрая не рада, велела убираться в родные угодья. Но эти двое не выглядят бродягами, скорее — почтенными купцами. Такие легко находят дом, где зазимовать… Тем более, странная прихоть: спать на снегу в переулке, ну да ладно. Второй арханин так и дрыхнет, даже ухом не повёл. Может, это он нагрузился дурманом? Вроде, не пахнет… Вообще, оба почти не пахнут, будто недавно чистились ворожбой… Колдуны, крепкие, одеты тепло, один — несомненно трезвый: их здоровье — точно не Вильярина забота. Мудрая развернулась и побрела назад, высматривая нужные повороты.

Путь ей указали верный. Зажатая между стен тропа нырнула под арку: лесенка вниз, лесенка вверх — первая зала. Самая холодная, обычно она давала приют всякому бездомному и калечному сброду, но сейчас пустовала. Во второй тоже сидело не больше двадцатки охотников. Мудрую узнавали, вставали и кланялись, наперебой желали здоровья. Вильяра коротко отвечала и шла мимо. Прошла трактир почти насквозь, завершив путь в относительно небольшой зале со столом посередине. Пятеро мудрых приветствовали сестру по служению, не вставая. Хозяева трактира поднялись и поклонились, Ласма придвинула к столу ещё один стул. Вильяра уселась, бросив взгляд на пустое место и полупустую плошку рядом с Нельмарой. Принюхалась, фыркнула, велела принести ей разваренную сыть и немного мясной похлёбки. Без пряностей! Альдира с другой стороны стола одобрительно подмигнул.
Нельмара скользнул по Вильяре отрешённым, плывущим взглядом, откинулся на спинку стула и с полуслова продолжил предание об одиннадцати основателях Совета Мудрых.

И голос сказителя подобен был вою метели, и плетение слов его подобно сплетению корней, и образы сказуемого, подобно морским валам, вставали перед ошеломлённо внимающими слушателями…

Вообще-то, мальчишка Рыньи сказывал живее. Зато хранитель знаний излагал стародавние события в таких подробностях, каких Вильяра отродясь ни от кого не слыхала. Она развесила уши, и даже еду, принесённую Груной, заметила не сразу. Лишь когда в животе громко заурчало, и Нельмара смолк, озираясь по сторонам, будто разбуженный.
Мудрый упёрся взглядом в плошку давно отсутствующего соседа, недоумённо хлопнул ладонью по сиденью пустого стула:
— Что-то я не припоминаю, Наритьяра не говорил, куда он пошёл?
— Говорил. По нужде, — отозвался Тринара. — Давненько его нет, однако!
Мудрые переглянулись, Альдира встал и раскатисто рявкнул:
— Всё! Волею временного главы Совета, повелеваю! Больше никакой марахской травы! Мудрый, уснувший в отхожем месте, это уже полное поганство.
— Чтобы не сказать, беззаконие, — усмехнулся Гунтара, старейший, которого Видьяра сегодня увидела впервые в жизни.
— Сейчас я за ним схожу, и.., — прорычал Альдира.
Нельмара, внезапно побледнев, начал судорожно выдираться из-за стола, путаясь в ногах и ножках.
— Альдира, он не спит, он…
— Что? — резко обернулся глава Совета уже с порога залы.
— Он… Я послал ему зов… Его больше нет среди живых.
— Что!? — вскричали все.
— Мудрый, утонувший в навозной яме, это, уж точно, полное беззаконие, — протянул Гунтара, берясь за голову. — Стоило ли возвращаться на Голкья, чтобы застать здесь такой разор!?
Альдира с Вильярой обменялись быстрыми взглядами, и хранительница угодий сорвалась вслед за главой Совета. Её угодья, что бы здесь ни случилось! Она догнала Альдиру в длинном коридоре, прорытом в снежной толще, молча побежала следом.
В закуток с дырой в полу двое мудрых ввалилсь вместе. Наритьяра был здесь. Он не уснул, не утонул. Его убили. Скрюченное тело в приметной рыжей куртке — на коленях, из-под лопатки торчит рукоять ножа. А широкий стальной топор на длинном топорище убийцы прислонили к стене… После того, как отрубили им голову и сбросили в яму, на кучу мёрзлого дерьма. Кровь тоже схватилась ледком.
От смешанной вони нечистот, крови, дурной травы и дурной смерти Вильяру замутило. Она оперлась на стену, судорожно сглатывая, переводя дыхание:
— А я-то думала, не увижу ничего отвратительнее голов друзей на колах!
Альдира что-то пробурчал про осквернённые Камни и предел беззакония.
— Но кто же сумел? Мудрого! — не желая верить собственным глазам и носу, вопросила Вильяра
— Дурного. От марахской травы, — отозвался Альдира. Присмотрелся к оружию, спел пару коротких песенок. — Отравленным ножом. Заговорённым топором. Они отлично подготовились и выгадали время.
— Кто — они? — прохрипел от входа в закуток подоспевший Нельмара.
Вильяра посторонилась, пропуская старейшего, но тот застрял на пороге, шатаясь от горя, гнева и остатков дурмана. Застрял — или не стал путаться у Альдиры под ногами, пока тот, угрюмый и спокойный, будто лавинный склон, изучает следы?
— Это сделали архане. И они были уверены, что творят не беззаконие — правосудие, — заключил, наконец, Альдира.
— Правосудие? Это? — скорбно вопросил Нельмара.
— На Арха Голкья примерно так изгоняют… Например, за детоубийство. Я вижу разницу. Но здесь не всем домом — на беззаконника, а двое непосвящённых колдунов вышли на мудрого. Они убили его без оглашения вины, мгновенно, иначе не справились бы. Но для живых, кто найдёт тело, оставили ясные знаки.
Вильяра в очередной раз задавила тошноту и спросила:
— Альдира, я не пора ли нам вернуться в залы? Поискать этих щурами зацелованных мстителей? Если они уверены, что правы, может, они до сих пор там и сидят?
— Может. Идём.
Вышли в коридор. Альдира замуровал вход в закуток короткой, злой снежной песнью. Благо, это не единственное в трактире отхожее место, а чистое, для почётных гостей… Было.

Мстители не стали никого дожидаться. Однако завсегдатаи трактира запомнили арханских купцов, которые сидели вот в этой зале, вот с этого краю и в полный голос обсуждали, как бы половчее утопить в навозном колодце рыжего Наритья. За всех, кого поганый клан обездолил и погубил! И чтобы тоже остались без мудрого, а потом несколько вёсен маялись с недоучками! Да ещё, чтобы всем посвящённым напомнить: они не бессмертны! Пусть не забывают, всесильные выскочки, кто кому призван служить!
Охотники слушали дерзкие речи, некоторые поддакивали. Никто не думал, что купцы перейдут от слов к делу! Мудрых клянут чаще, чем погоду. Но покуситься на хранителя, даже чужого клана — всё равно, что звезду с неба сорвать и затоптать ногами…
— Они, что, правда? Убили? Рыжего? Который нам тут сказки сказывал и плясал? Певца Великой песни? — шерсть дыбом, потрясение в глазах всех охотников, даже самых бывалых.
— Мы пока выясняем, что произошло, — с каменным лицом ответил Альдира.
Вильяра добавила:
— Кто снова заметит этих архан, шлите мне зов, не медля… И расскажите-ка нам все их приметы! И кто что про них знает?
Охотники загомонили наперебой. Нет, никто из присутствующих не припомнил, чтобы эти купцы появлялись здесь раньше. Самая яркая сегодняшняя примета — огромный топор работы мастера Лембы, с которым не расставался желтоглазый арханин. Но и узоры на одежде у них были прелюбопытные. Некоторые даже прочитать никто не смог.
Молодая охотница протянула Вильяре связку шнурков:
— Вот такие у них обоих были узлы на груди. Я близко сидела, рассматривала и вязала, чтобы запомнить. Желтоглазый, с топором, хмурился, а второй, сероглазый, улыбнулся и подправил моё плетение. Я его спросила, что значит узор? Тут оба рассмеялись, мол, мы не скажем, но ты сама скоро узнаешь.
Вильяра расправила узор на ладони — громко и крайне не ласково помянула щуров. Она сегодня видела такой же! Значит, вот об кого она споткнулась? Вот кто ей дорогу к трактиру указывал?

Зверь Груны, обученный искать потерянное и украденное, легко взял след из залы, где завтракали купцы. Мимо замурованного Альдирой отхожего места, длинным запасным ходом зверь выбежал в тот самый проулок. Покрутился у двух подтаявших лунок в снегу — лёг в одну из них, прикрыв нос пушистым хвостом.
— Конец следа, — подытожил трактирщик.
Альдира с Вильярой осмотрели всё вокруг, переглянулись.
«Отсюда они ушли изнанкой сна», — сказала Вильяра.
«Или спели «морозную дымку» и потопали дальше ногами?» — предположил Альдира.
«Нет. Я же их видела! Они не заметали следы, только почистились от крови. Они дрыхли на снегу, как у себя дома, на лежанке. Я немного помешала им, но желтоглазый не испугался, даже признав мудрую. Спровадил меня и уснул снова, куда им было нужно».
— Поищем, откуда эти поганцы заявились? — напомнил о себе Груна.
Чуткий зверь взял обратный след и, сделав круг, вывел к тем же лункам. Двое архан пришли на ярмарку с изнанки сна и туда же потом убрались.
— Щуровы сновидцы! — сплюнул в снег Груна, донельзя раздосадованный, злой и напуганный. Ведь беззаконие приключилось не где-нибудь, а в его трактире! Что дальше-то будет?
— Щуровы купцы! — ругнулся Альдира. — Бездомный дом, неведомый клан! Подкаменники ползучие, скользкохвостые! Чтоб вас валуном придавило да лавой накрыло!
— Щуровы архане! Запрещу появляться в моих угодьях, закляну и прокляну…
— Эй, Вильяра, остынь!
— Для тебя и твоих Альди я сделаю исключение. А все эти Скунда, Рийи, Тхи… Погань беззаконная!
— Даже если окажется, что эти двое — из Скунда, Рийи или Тхи, имей в виду: они — купцы. Сами по себе, себе на уме. В родных угодьях их по полжизни не видят… Однако, солнце к полудню, а тебе, Вильяра, даже позавтракать не удалось. Иди-ка ты, ученица, к своему Иули.
— А ты, Альдира?
— А я — за старейшими, в Пещеру Совета.
И добавил безмолвной речью: «Нельмара совсем плох. Не хватает нам потерять ещё и хранителя знаний.»
«Погоди, Альдира! Я хочу найти этих выползков по горячим следам и я их найду. Если они обронили здесь хоть шерстинку… Помнишь поисковую песню, которой Нимрин всех нас научил?»
Вслух она велела трактирщику:
— Груна, возьми зверя и обойди селение. Все улицы и жилые пещеры! Вдруг подсечёшь более старый след. Пошли кого-нибудь к Уми, пусть расскажет, кто и когда купил самый большой топор мастера Лембы? Расспроси ещё: вдруг, кто-то знает этих архан? Что бы ты ни нашёл, пришли мне зов.
Трактирщик тяжело вздохнул, свистнул зверю и отправился выполнять поручение мудрой. Проводив его взглядом, Вильяра присела на пятки, лицом к снежной стене, где виднелся чуть подтаявший отпечаток спины желтоглазого. Вот налипли шерстины с его белоснежной куртки, а здесь была голова… Пышная грива, с едва заметной рыжиной на самых кончиках ости…
«Нашла! Альдира, я их нашла!»
С горячечной поспешностью колдунья принялась обирать со стены волоски: один, другой, третий… А вот и немного посерее, от второго арханина! Один, два… В общей сложности, набралось семнадцать штук. Один Вильяра тут же сожгла: увы, впустую. На день пути от ярмарки искомых архан не было.
«Дай мне!» — велел Альдира. — «Искать надо не здесь, а на Арха Голкья и островах. Растягивать сеть с опорой на Камни».
«Ты уверен?»
«Нет. Но предполагаю, откуда растёт хвост. У кого уже хватало поганства — покушаться на певца Великой песни.»
«У тех, кто ловил Нимрина? Ты же сказал, им больше не до глупостей!»
«Возможно, я ошибся, недополоскал кое-кого в океане. Но эту ошибку я буду исправлять сам. А ты побереги Иули и поищи след купцов в доме у Синего фиорда.»
«Их там нет, я только что проверила.»
«Архан там сейчас нет. Но их могут знать, как знали синеглазого.»
На том и договорились. Вильяра отдала Альдире свою добычу, закрыла глаза — миг спустя открыла их на Ярмарочной горе, возле Чёрного камня. Потратилась на поиск, нужно скорее восполнить силу. Какая разница, где? А и любопытно взглянуть, как изменила знакомый Камень песнь Равновесия…

Кто же знал, что тихо посидеть под Камнем ей не дадут? Стира привёл на гору всех своих подопечных!
Мудрые приветствовали друг друга: сосед был церемонен, суров и невозмутим, как всегда. Смерил Вильяру взглядом, который прежде казался ей сердитым, но нет, просто изучающим. Слегка поморщился на её встрёпанный вид, но ничего не сказал, даже безмолвной речью. Лемба, Тида, Анта и Раска дружно поклонились хранительнице клана. Выпрямились — остались стоять рядком. Вильяра медленно переводила взгляд с лица на лицо. Следуя примеру наставника, предызбранные к посвящению старались сохранять невозмутимость. С разным успехом! Лучше всех получалось у Тиды, хуже всех — у Лембы. Противоречивые чувства терзали кузнеца, ужасно противоречивые! Вильяра думала оттянуть эту встречу, отложить окончательный выбор. Камень свёл её с предызбранными, когда она сердита, голодна и спешит. Зачем?
— Мудрый Стира, позволь мне переговорить наедине с учеником твоим Тидой?
Лемба нахмурился, парень с девчонкой весело переглянулись, Тида продолжал хранить бесстрастие, лишь на миг взблеснул глазами из-под нависших бровей.
— Говорите, — позволил Стира. — Если заберёшь его куда-то, потом верни.
— Нет, мы просто посидим в сторонке, — сказала Вильяра.

Они молча обошли Камень и сели друг против друга на снег. Вильяра смотрела в глаза тому, чьё место она заняла три года назад. Тида держал взгляд, привычно, умело скрывая малейшие проявления чувств. Не знает, чего от неё ждать? Не торопится произвести впечатление на мудрую, кроме того, что завидно владеет собой?
Вильяре, первой, надоели молчаливые «гляделки». Она улыбнулась: легонько, краешками губ, и спросила:
— Тида, счастлив ли ты в купцах?
Он ответил мгновенно:
— Не жалуюсь, порожняком обозы не гоняю.
Выпустил наружу капельку самодовольства — вновь укрылся за непроницаемой завесой. Ну, не петь же над ним песнь Познания!
— Тида, а желаешь ли ты посвящения в мудрые?
На этот раз он долго медлил с ответом, что-то про себя обдумывая и решая. Вильяре даже неуютно стало под его взглядом: пристальным, холодным, расчётливым… На тех, кого почитают выше себя, так не пялятся! Да, знахаркина дочь младше купца Тиды по годам. Насчёт жизненного опыта она могла бы поспорить, однако спор выйдет, очевидно, дурацкий. Перебить неблагоприятный для неё расклад колдовским могуществом? Обломать силой, как поступал недоброй памяти наставник?
Тида, наконец-то, заговорил — Вильяра навострила уши, напрягла колдовское чутьё до предела.
— Желал. Как жених — свадьбы, Но те снега давно утекли в море, — тень сожаления, — Если ты выберешь меня, о мудрая Вильяра, и если я переживу обряд, я стану тебе верным помощником, — кисловатый привкус лжи. — А если ты отпустишь Тиду гонять обозы, я буду благодарен тебе до конца жизни. — чистейшая, незамутнённая правда.
Вильяра улыбнулась шире, тоже принимая решение:
— Я отпущу тебя, Тида. Только не сей миг: мне нужна помощь купца-колдуна.
Он сдержал вздох облегчения, лишь чуть расслабил напряжённые плечи.
— Будто бывают купцы — не колдуны! — почти усмешка. — Что за помощь тебе нужна, о мудрая?
— Я желаю разыскать этих двоих. — Вильяра сплела видение дремлющих под снежной стенкой охотников. — Скорее всего, архан. Скорее всего, купцов.
— А давно ли ты видела их, о мудрая?
— А это важно?
— Сама решай, важно, или нет. Последнее, что я слыхал об этих удалых братцах, будто весной они угодили под лавину. Из большого обоза уцелели единственные сани, и это были не их сани.
— Я встретила их сегодня, на ярмарке.
— Значит, повезло. Откопались, — пожал плечами охотник, не выказывая ни радости, ни огорчения.
— Как их зовут, Тида?
— Ракта и Ташта. Кто есть кто, я не помню.
— Откуда они?
— Из Рийи, но торговать предпочитали в угодьях Наритья, Джуни и малых марахских кланов.
— Чем они торговали?
— По преимуществу тем, что можно унести в котомке за спиной. Редкими травами и снадобьями, колдовскими и просто красивыми побрякушками, зачарованным оружием. Зачаровывали всё сами.
— А где они зимуют, ты не знаешь?
— Нет. А зачем они тебе, о мудрая Вильяра?
— А это имеет значение?
— Если мудрая желает совета, то лучше не имей с ними дела.
— Торгуют гнильём?
— Нет, товары у них безупречные. Они сами… странные.
— Вот за одну «странность» я и желаю с ними рассчитаться! — негромко, но грозно рыкнула Вильяра.
Тида впервые за разговор открыто ухмыльнулся:
— Многие ищут их именно за этим! Где братцы ни объявятся, жди какого-нибудь поганства. Если бы не лавина, то Джуни ещё весной объявили бы их вне закона.
— Я услышала тебя, Тида. Благодарю! Ещё один вопрос: желаешь ли ты учиться у Стиры мудрого? Или отпустить тебя прямо сейчас?
Он пожал плечами:
— Мудрый Стира повторяет то, чему меня учили прежний Вильяра и хранитель ярмарки. Что пригодилось мне в жизни, то не нуждается в повторении. Прочее я позабыл за ненадобностью и не рвусь вспоминать. Отпусти.
— Иди. Пришли мне зов, если ты встретишь этих двоих или что-нибудь узнаешь о них.
— Благодарю тебя, о мудрая.
Тида низко, почтительно поклонился Вильяре на прощание, и его почтительность больше не вызывала сомнений. Упругим шагом, лёгкой побежкой Тида припустил с горы, по тропе к ярмарке. До перегиба склона он ни разу не оглянулся.
Вильяра тяжело вздохнула и послала зов Стире: «Я отпустила Тиду. Он не годится.»
Стира не замедлил с ответом.
«Он был хорош три года назад, — Вильяре померещилось недосказанное «лучше тебя», — Но перезрел, перегорел.»
«А что ты скажешь об остальных, мудрый Стира?»
«Если Тида не годится, то не годится никто из них. Твой любезный кузнец слишком привязался к огню и железу. Его дар ярок, но удручающе однобок. Выправить можно, да хватит ли тебе на это власти, а ему — терпения?»
«Я поговорю с ним… Не сейчас. А подростки?»
«Вспомни себя и Лембу три года назад. Одарённые, схватывают всё на лету, но не хотят учиться, а хотят пожениться. Прости, я не уследил, как они прикипели друг к другу. Заметил — погадал на них: дружная была бы семья.»
«Надеюсь, будет.»
«Ты их тоже отпускаешь, Вильяра?»
«Пока нет. Никому из них не помешает твоя наука, однобокому — особенно. Но мы не станем спешить с посвящением. Я отпущу всех троих, если найду кого-то более подходящего. Прости меня, Стира, что я взвалила на тебя этот груз…»
«Так не ты же его на меня взвалила, а глава Совета. Погоняю твоих, со своим потом будет легче. Мне же тоже положен Младшенький, а я давно никого не учил.»
«Спасибо тебе, Стира.»
«А скажи-ка мне, соседушка, на твоё спасибо. Что у тебя случилось, прежде чем ты выскочила к нам с изнанки сна?»
«Не только у меня. На ярмарке убили Наритьяру. За подробностями — к Альдире, а я — за едой, пока остатки кишок в узел не завязались!»
Даже любопытно взглянуть, сохранил ли Стира видимую невозмутимость после такого известия? Но Вильяра поблагодарила Камень, свернулась клубочком на снегу и поскорее нырнула в колдовской сон.

Ложку мясного отвара себе, ложку — Нимрину.
С ночи чужак ещё немного оклемался. Глотает похлёбку, не отказывается. И взгляд стал живее, осмысленнее, острее.
— Хватит, Вильяра. Спасибо. Остальное доешь сама.
Колдунья не стала отнекиваться, выхлебала остатки и с сожалением отставила пустую плошку. Нимрин заворошился в россыпи морского мха, попробовал приподнять руку — уронил её обратно.
— Что?
— Ничего, взглянуть хочу. Есть у меня руки, или совсем отвалились?
Вчера Вильяра отказалась давать ему зеркальце. Но краса — дело преходящее, а вот без рук нет ни мастера, ни воина! Колдунья бережно взяла чужака за запястья, подвела кисти к лицу. Кажется, он попытался шевельнуть пальцами — не преуспел. Полежал, зажмурив глаза.
— Ладно, Вильяра, отпусти. Убогое зрелище! Но выглядит немного лучше, чем ощущается. Будешь сегодня петь?
— Буду. Вот прямо сейчас и начнём.
И она запела, сосредоточившись на его руках. Погнала волну силы от плеч к кончикам пальцев: чёрных, сухих и скрюченных, но всё же чуть тёплых, значит, не вполне омертвелых. Нимрин заскрипел зубами. Он уже говорил Вильяре, что ощущает ворожбу, не как привык её ощущать, а то — будто зуд и щекотку, то как жар, то как боль. Сегодня ему явно не повезло. Но пока терпит и не просит остановиться, Вильяра поёт… Ой, нет, хватит!
— Дурень! До слёз-то зачем терпеть!?
Он перевёл дыхание и вроде как ухмыльнулся:
— Большая ценность. Соберёшь — пустишь на снадобья.
— Дурень ты дурной!
Не ответил. Вильяра сложила его кисти ладонь к ладони, осторожно сжала в своих и запела, ослабив поток силы. На этот раз Иули дышал глубоко и ровно, зубами не скрипел, слёзы не текли. Значит, терпимо.
Закончив с лечением, мудрая попросила Рыньи принести ещё еды, а сама завалилась на лежанку и зарылась в шкуры. Полежала, собираясь с мыслями — послала зов Нгуне.

«Ты говоришь, Ракта и Ташта?» — переспросила безъязыкая болтушка после многословного взаимного приветствия. — «Были у нас с братом такие знакомые. Весной якобы погибли под лавиной в угодьях Джуни. Услыхав эту новость, мы посочувствовали щурам. Уж больно шебутные то были братцы! Но три луны назад померещилось мне, будто щуры поганцев таки не забрали. Пара очень похожих спин мелькнула в толпе на ярмарке. Здесь, в твоих угодьях, Вильяра! Я заметила — позвала одного, потом второго. Тишина и холод. Но что-то сомневаюсь я с тех пор, что братцы подохли под лавиной. Сами-то они не однажды хвастали, будто умеют зачаровывать амулеты ложной смерти. А прятаться им было, от кого.»
«От кого?» — спросила Вильяра и долго внимала сказу о похождениях плутоватых архан на Нари Голкья, словно затейливой и страшноватой сказке. — «Нгуна, скажи, а где они обычно зимовали?»
«То тут, то там. Они же сновидцы. Меняли лёжки даже глубокой зимой. Думаю, и среди Джуни осталось немало домов, где им были бы рады. Братцы с первого взгляда располагали к себе. А главное, они умели оказывать поистине драгоценные услуги. Но только если их не злить, а им самим не припадёт покуролесить.»
«А всё-таки, Нгуна, где бы ты их искала?»
«Не знаю, о мудрая. Расспрошу знакомых.»
«Да, расспроси. Разузнаешь что-нибудь, пришли мне зов.»

«Мудрый Альдира, ты слышишь меня?»
«Да, Вильяра.»
«Убийц Наритьяры зовут Ракта и Ташта. Они из Рийи, но торговали на Марахи Голкья. С весны прикидываются умершими… Мне дальше рассказывать? Или ты сам спросишь Джуниру, за что он собирался их изгонять?»
«Спрошу сам. Пять шерстинок из твоих шестнадцати я потратил. Мы наскоро сплели сети, но на Арха Голкья и островах мы этой погани не нашли. Готовимся искать по всему миру. Если ты не занята, присоединяйся».
«Пока занята.»

Вильяра ещё немного поела сама и покормила Нимрина. Уловив её настроение, чужак смотрел насторожено.
— Вильяра, что-то происходит?
Она ответила с горечью:
— Да у нас всё время что-то происходит, будто весной! Но у тебя, Иули, забота сейчас одна: выздоравливай скорее. Хотя бы на ноги встань!
— А ты поворожи мне на ноги, как ворожила на руки, — он распрямил пальцы, пошевелил ими, сжал кулаки, комкая подстилку.
Колдунья тяжело вздохнула — придётся потом ещё раз сидеть у Камня — и запела.

***
Ромига безо всякой магии чувствовал разлитое в воздухе напряжение. Ночью было спокойно, утром опять что-то случилось. Вызнавать в деталях, что именно, он не видел смысла. А вот напроситься на лишний сеанс лечения, пока Вильяра не умчалась тушить очередной пожар — очень даже!
Рукам было больно, а ногам оказалось щекотно: тоже едва не до слёз. Зато теперь он не сомневался, что конечности у него есть.
Вильяра допела и выдала указания Рыньи: что делать, если она не вернётся до ночи или до следующего утра.
Мальчишка внимательно слушал, потом вдруг спросил:
— Мудрая, а правда ли, будто последнего Наритьяру зарубили топором, побросали куски в навозную яму и сверху нагадили?
Колдунья зарычала:
— Уже болтают!?
Рыньи даже слегка шарахнулся от неё. Пояснил виновато:
— На кухне болтали, только я не поверил. Неужели, не врака?
Вильяра медленно, с расстановкой, выговорила, не прекращая скалиться:
— Мудрого Наритьяру действительно убили. Сегодня утром на ярмарке. Рыньи, я запрещаю тебе.., — на миг призадумалась, — досочинять подробности и разносить слух дальше!
Мальчишка опешил. До сего момента он не принимал известие всерьёз, а теперь расширил глаза и тихо спросил:
— Кто? Кто посмел?
— Какие-то беззаконники, — припечатала Вильяра. — Я иду их ловить.
Ромига разминал непослушные пальцы и с тоской вспоминал последний свой разговор с рыжим, на пути в круг: «Выживем — побратаемся». Песнь Равновесия пережили оба. Побрататься не успели. Холодок под сердцем — и бессильный гнев. На неизвестных беззаконников. А пуще того — на светлую погань, которая зачем-то спасла от убийц нава, своего злейшего врага, но не защитила бывшего Солнечного Владыку… Эхом Ромигиных мыслей, вкрадчивым шепотком: «Бывшего. Какое нам дело до бывших. А ты, нав, мне ещё пригодишься, потому ты в деснице моей.»
Нав зарычал, чувствуя, как вонзаются ногти в ладони, как трескается короста на заострившихся ушах. Вильяра и Рыньи разом обернулись к нему:
— Что?
— Поймай их, Вильяра! Изгони к щурам! Пусть жизнь их будет короткой, а смерть — долгой! Жаль, я пока не могу помочь тебе в этом.
Оскал колдуньи перетёк в жуткую, яростную ухмылку. А потом мудрая в пару вздохов успокоилась, прилегла на лежанку и исчезла.
Остался растерянный, перепуганный Рыньи. Кажется, мир для него только что немного рухнул. Суровый, но по-своему уютный мир, где не убивают мудрых и, вообще, редко и неохотно отнимают жизнь у двуногих.
— Ты уже сталкивался с беззаконниками, Рыньи, — подсказал нав. — Ты знаешь, что с ними надлежит делать. Мудрая Вильяра — тем более знает. Давай, пожелаем ей удачи?

03.12.2018

***
Ракту и Ташту поймали прежде, чем Вильяра присоединилась к охоте. И даже раньше, чем Альдира созвал достаточно мудрых, чтобы растянуть поисковую сеть на весь мир.
А вот не зря Тринару зовут величайшим сновидцем из ныне живущих! Он подхватил тающие, ускользающие следы на изнанке сна и выдернул беззаконников из их логова: где-то аж на Лима Голкья*. Застал обоих врасплох, скрутил и приволок в Залу Совета.
Когда Вильяра явилась туда по зову Альдиры, Ракта и Ташта уже сидели спина к спине, накрепко зачарованные, чтоб не удрали. Двадцатка мудрых вокруг — словно голодная стая, и Вильяра присоединилась к этой стае, желая урвать кусочек. Не плоти, нет! Знания: как додумались купцы до убийства мудрого? Как дерзнули? Сами, или кто подговорил? А может, вовсе заставил, подчинив запретной ворожбой? Вильяра поспешила поделиться этим предположением с Альдирой, он отрицательно качнул головой. Чужих чар, или следов таковых, на поганцах не нашлось. Всё — сами!
Чары мудрых тоже не ломали пока волю пленников, не туманили им рассудок, не потрошили память. Только не позволяли арханам шевелить руками-ногами, призывать стихии, сбежать тропою сна.
Неужели, Альдира даёт убийцам возможность высказаться в свою защиту? Неужели кровь мудрого, пролитая на снег и смешанная с нечистотами, может быть чем-то оправдана? Даже мысль отдаёт беззаконием! Впрочем, Вильяра сама отпустила убийцу Мули, чтобы добраться до подстрекателя… Ой, не время вспоминать то, что уже завершилось. Всё внимание — на происходящее.
Желтоглазый пленник щерит зубы на мудрого Джуниру, повествующего о воровском промысле братьев-купцов. Как они торговали не только честно добытым, сделанным своими руками или перекупленным, а содержимым чужих кладовок, чужих заветных сундучков. Двум хитрым колдунам — никакие замки не помеха! Желтоглазому Таште благосклонно внимали стихии, а сероглазый Ракта чувствовал себя на изнанке сна уверенней, чем наяву…
Э, да он и сейчас сидит с закрытыми глазами! Неужели, всё ещё надеется отыскать слабину в заклятиях мудрых, скрыться самому и выдернуть брата? Похвальное упорство… Вильяра склонилась над пленником, дважды прищёлкнула пальцами, заставляя его разжать веки — и больше не сомкнуть. По себе она знает: глаза без моргания мучительно сохнут, но убийца мудрого заслужил наказание похуже!
«Вильяра, не мельтеши! Присядь и слушай,» — одёрнул её Альдира. — «Право скорого суда — за тобой. Но властью временного главы Совета я повелеваю: обожди.»
А Джунира, между тем, продолжает рассказывать. Как с середины прошлой зимы вороватые купцы начали торговать не только чужим товаром, но и чужой смертью. К ним тайком обращались Джуни, обиженные соседями Наритья: слишком слабые или трусливые, чтобы мстить своими руками, недостаточно терпеливые, чтобы дождаться лета, законного времени мести. Ракта и Ташта ловко подстраивали гибель обидчиков: вроде бы от естественных причин, от стечения обстоятельств. Обидчик умирал — они получали заранее оговоренное вознаграждение. Братья очень умело заметали следы, Наритьяры их не поймали, не заметили даже, что происходит. И Джунира не заподозрил бы, не проболтайся ему один из покупателей «услуг».
Услыхав имя болтуна, желтоглазый Ташта сплюнул:
— Щурова пропасть! Дурень Акуна — первый, с кого мы взяли награду за мертвеца. Вернее, мы с Акуной просто побились об заклад, что выродок Наритья, который снасильничал его дочку, не доживёт до весны. Я-то просто-напросто знал, что урод заедается со Стурши, а такие долго не живут. Щурам ведомо, сам он загремел с лестницы, или серый свернул ему шею? А я-то в тот раз просто выиграл спор, — Ташта довольно ухмыльнулся, — Вот в следующий раз мы уже поспорили… Наверняка, — ухмылка стала шире. — Так что, пока ты, Джунира, поджавши хвост, ползал на брюхе перед Наритьярами и не слушал ничьих жалоб, мы вершили справедливый и беспристрастный суд. Поганью меньше, мир светлее!
Джунира сморщился, будто от песка на зубах, и не сразу нашёл слова для ответа. Альдира резко развернулся к нему, спросил:
— Охотники, убитые Рактой и Таштой действительно заслуживали изгнания?
Джунира скривился сильнее:
— Некоторые… Многие! Именно поэтому я не доискивался никаких следов сам и ничего не сообщил Наритьярам… Пока эти поборники справедливости не тюкнули по башке моего Джуни. Просто за то, что он застал их у себя в кладовке, с полными мешками краденного.
— Неловко вышло! — фыркнул Ташта, перебив мудрого. — Ракта не хотел его убивать. Но кто же знал, что у этого драчливого жадины окажется такая слабая черепушка!
— Мы заплатили бы виру, по закону, — хрипло проговорил Ракта.
— Или весной приняли бы вызов на поединок, от любого из родни, — добавил Ташта. — Мы без тебя разобрались бы, Джунира! А ты… Пока поганые Наритья били-грабили всех, кого видели, ты прицепился к нам за труп неудачника и пару мешков сыти!
— За девятнадцать трупов, непрерывное воровство и неслыханную наглость, — поправил Джуни. — И чтобы вашему примеру не последовали другие сновидцы…
Жёлтые глаза Ташты блеснули торжеством:
— Ага! Нашему примеру уже следуют и будут следовать! Мы-то спровадили к щурам всего пятнадцать Наритья, считая сегодняшнего. А ты, Джунира, даже следы не способен различать, не то что судить праведно! Все вы, недомудрые, сбились с тропы, следуя за беззаконными Наритьярами! Нет вам больше ни веры, ни доверия! Да извергнут вас стихии посвящения!
— Однако ты, ворюга, сидишь здесь и пальцем не шевельнёшь, пока мы тебе не позволим, — напомнила Вильяра, срываясь на рык.
— О, я и моргнуть не могу без твоего позволения, недомудрая! — издевательски протянул Ракта. — Однако правда-то не в силе! Сила в правде! И ты тоже познаешь это очень скоро. Ты будешь вздрагивать от любого шороха за спиной. Ты станешь трястись, как прошмыгин хвост в страхе справедливого, беспристрастного суда…
Вильяра начала набирать воздух для ответа, но тут Альдира рявкнул так, что прижали уши все присутствующие:
— Хватит! — глава Совета позволил эху отгулять по зале и продолжил. — Ракта и Ташта, с кем вы сговорились, что убьёте мудрого Наритьяру?
Ташта ответил легко, не задумываясь:
— С кем? Да мне же не хватит рук**, сосчитать всех, кто при мне вслух пожелал рыжему выползку поганой смерти!
Вильяра не усомнилась в правдивости его слов. Что уж там, она сама не единожды посылала Наритьяр кувырком ко щурам. Всех! Да, позже случились «качели смерти», песнь Равновесия, и Младший показал себя наособицу от Старшего и Среднего…
Альдира быстро задал убийцам следующий вопрос:
— Кто пообещал вам награду за смерть мудрого?
— Никто. Это наш прощальный дар Голкья, — не сказал, а прямо-таки провозгласил Ракта.
Колдунья снова не почуяла лжи. Ей ужасно не нравилась, как держатся братья: даже не нагло — уверено, с достоинством. Будто закон, обычаи и правда действительно на их стороне.
— Вы собирались умереть? — спросил Альдира, не давая никому времени на размышления.
— Мы собирались на ту сторону звёзд, — улыбнулся Ракта, и добавил, не сдержав досады. — Мы просто не успели туда уйти. Жаль! Там тепло, и много дичи. Там ни одна зверюга не вынюхала бы наш след.
Вильяра обменялась взглядами с Тринарой, тот поморщился: «Да, они уже уходили и возвращались. В их логове много чужого. Щуровы сновидцы, не ведают ни страха, ни стен, ни берегов!»
«Сновидцы… Мудрый, а ты сам-то кто?»
«И я такой же! Живу дольше, успел немного поумнеть.»
— Вы ошиблись, — припечатал Альдира. — И вы ошиблись не единожды… Мудрый Рийра, у тебя есть, что сказать о Ракте и Таште из клана Рийи?
Рийра выглянул из-за спин других мудрых, как белянка из норы:
— Нет, я не знаю этих двоих. Они покинули угодья Рийи прежде, чем я принял посвящение мудрого. Я их не знаю, и до рассказа Джуниры не знал об их делах. Поэтому я отказываюсь от права убежища и от права суда над этими Рийи.
— Мудрый Рийра, ты совсем ничего о них не знал? — уточнил Альдира.
Хранитель Рийи замялся и, нехотя, добавил к сказанному:
— Я слышал кое-что, но не поверил слухам и не обратил внимания. Мало ли, что болтают охотники, пережидая пургу.
— Мы услышали тебя, о Рийра. Мудрый Джунира, желаешь ли ты судить Ракту и Ташту из Рийи за их беззаконные дела в твоих угодьях?
Джунира внимательно посмотрел на пленников, прошёлся взглядом по лицам мудрых, задержавшись на Вильяре, и ответил главе Совета:
— Я уступаю право суда хранительнице Вилья, в чьих угодьях Ракта и Ташта сотворили своё последнее и самое страшное беззаконие.
— Мы услышал тебя, о Джунира, — тяжело вздохнув, сказал глава Совета. — Мудрая Вильяра, желаешь ли ты судить Ракту и Ташту из Рийи за убийство, совершённое в твоих угодьях? Или передашь убийц мудрого на суд Совета Мудрых?
Вильяра подобралась, как перед прыжком. Альдира давал ей понять, что готов избавить её от выбора, от ответственности за выбор. Поганый выбор, на самом деле! Она сама достаточно пробыла под рукой Старшего Наритьяры и успела насмотреться на Среднего, чтобы понимать, что двигало убийцами Младшего. В то же время, Вильяра не желала, чтобы охотники так вот запросто изгоняли мудрых. Особенно не желала она вечно стеречь свою спину даже не от тех, кто лично затаил на неё обиду, а от ловких и дерзких торговцев чужой смертью.
— Я пока не приняла решение, о мудрый Альдира. Я желаю ещё расспросить у этих двоих. Ракта и Ташта, скажите, что означали узлы на ваших куртках? — колдунья коснулась своей груди примерно там, где заприметила на одежде купцов незнакомый узор.
— Какие именно узлы? — переспросил Ракта. — Наши куртки были щедро изукрашены. Жаль, они остались дома! Может, позволишь мне сходить за ними, о мудрая? Я принесу — ты покажешь, о чём спрашиваешь?
Его ухмылка, в сочетании с вытаращенными, слезящимися глазами, смотрелась жутковато. Убийца, в общем, и не надеялся, что его отпустят, но время тянул изо всех сил. Вильяра порылась в карманах — вытащила связку шнурков, которую отдала ей молодая охотница в трактире:
— Незачем далеко ходить. Вот такой узор.
— О, ты немножечко умеешь связывать концы с концами, — усмехнулся Ракта. — А теперь положи-ка рядом эти шнурки, свою серёжку мудрой и сравни. Или тебя не учили, что означает каждое из её плетений?
Вильяра рыкнула, не находя слов. Наставник Наритьяра, правда, не вдавался в подобные мелочи. А вот старый прошмыга Латира, любопытной знахаркиной дочке — да, показывал и объяснял. Она просто не сообразила соотнести одно с другим.
— Молчишь и яришься? Значит, не знаешь! — восторжествовал убийца. — А я тебе подскажу! Право суда, справедливого и беспристрастного, вот что означает такой узор! Стародавние мудрые взяли право суда себе, а вы, недомудрые, упустили. Ну, раз упустили, так упустили. Кто смог, тот подобрал.
Вокруг невнятно ворчали, переглядывались и, наверняка, обсуждали услышанное безмолвной речью. А Вильяра, припомнив Латиру, разом обрела спокойствие. Она проговорила мягко, почти ласково.
— Я услышала тебя, о Ракта. Однако вы с братом — большие молодцы, что повязали себе шнурки, но не стали вдевать серебро в уши! А то охотники могли подумать, будто вы и весной их защитите. От паводка, от урагана, от лавы… А вы — шасть на ту сторону звёзд, и нету. Неловко бы вышло, правда?
Колдунья прищёлкнула пальцами перед лицом Ракты, ослабляя заклятие, а то уже смотреть больно, как он вращает глазами, лишь бы краешком закатить их под веки. Убийца, злобно зашипев, зажмурился: теперь, пока не проморгается, немного помолчит.
Второй беззаконник молчать не стал:
— Так это же ваш долг — хранить кланы от стихий! Вам за это уплачено вперёд: бесконечной жизнью и колдовским могуществом. А вы мир шатаете, вместо того, чтобы его хранить!
— Мы храним мир и судим всех, кто его шатает, — Вильяра хотела сказать, мол, так было, есть и будет, но осеклась, со стыдом и горечью. Так должно быть, но… Встопорщила гриву, сжала кулаки. — Я, хранительница Вилья, всю жизнь и могущество своё отдаю служению, храня равновесия стихий и благо охотников!
Ташта подмигнул ей так, будто заигрывал в плясовом кругу:
— Вот и славно, красавица! Все бы вы делали так, как ты сейчас говоришь! Может, не пришлось бы охотникам вязать на себе давно забытые узоры.
Вильяра, наконец-то, вспомнила ярмарочное присловье: «пойди и переспорь купца». Фыркнула, встряхнулась:
— О мудрые, я, хранительница Вилья, услышала всё, что хотела. Желает ли кто-то ещё задать вопросы Ракте и Таште из Рийи? — Молчание в ответ. — Или споём над ними песнь Познания?
Первым отозвался Нельмара: тихо, будто тростник прошелестел:
— Пой, Вильяра, я тебе подпою.
— И я. Любопытно, чего ещё я про них не знаю? — присоединился Джунира.
— И я. Любопытно, по каким мирам их носило, — Тринара.
Альдира немного обождал, но других желающих не нашлось. Тогда глава Совета спросил:
— А ты, о мудрый Рийра, не желаешь ли познакомиться ближе с выходцами из твоего клана?
Молодой хранитель Рийи сверкнул глазами:
— Нет, я не желаю знать эту бродячую погань… Но я подпою Вильяре.
— И я спою с вами, — подытожил Альдира.
— Песнь познания? Над нами? Да от неё же с ума сходят! — начал громко возмущаться Ташта.
— А ты думаешь тебе ещё пригодится то, что у тебя вместо ума? — зарычал на него Рийра. — Не надо было попадаться!
Альдира лишил голоса обоих убийц, не дожидаясь ответа.

Песнь Познания поётся не быстро и не легко, ведь тот, над кем её поют, как бы заново проходит весь путь: от рождения, по сей миг. Когда поют над обморочным, сонным или одурманенным, видения его прошлого — добыча только поющих. Когда начинают петь над бодрствующим, он тоже впадает в транс и проживает свою жизнь заново, будто наяву. Песнь поднимает со дна памяти глубоко зарытое и накрепко забытое: болезненное, страшное, стыдное. Кое-кто трогается умом, не выдержав новой встречи со старыми кошмарами. Однако сновидцу, который поладил со своим даром, безумие обычно не грозит, и никто не позаботился поднести Ракте чашу с зельями. А Таште…
— Мудрая Вильяра, я не вижу смысла петь второй раз: эта двойня с рождения неразлучна. Желаешь ли ты увидеть те же события ещё одними глазами? Желаешь ли ты знать мысли второго брата, как знаешь — первого?
— Нет, Альдира, я не желаю. Я увидела всё, что хотела. И я решила: я не стану передавать этих двоих беззаконников Совету. Я изгоню Ракту и Ташту из клана Рийи сама, не откладывая. К щурам!
— Да будет так.

10.12.2018

Хранительница Вилья вывела Ракту и Ташту на лёд и погнала их к ярмарочному селению. Негоже засорять жилое место падалью, только поэтому колдунья не приморозит их в стенке прямо там, где повстречала прошлым утром. Однако все обитатели Ярмарки увидят явный и несомненный конец беззаконного пути.
Над горами уже занимается заря: зелёноватыми полыньями среди чёрных туч. Зачарованные убийцы нехотя, но быстро переставляют ноги. По-над льдом свистит позёмка, время от времени свиваясь в вихри: числом — четыре, если хорошо приглядеться. Вильяра знает, не приглядываясь, что Альдира, Нельмара, Джунира и Рийра идут рядом, а Тринара сторожит на изнанке сна. Беззаконные братцы из Рийи не заслужили такой чести, но хорошо бы изгнать их за один раз, а не как Стурши.
Сама Вильяра переставляет ноги со всё бóльшим трудом. Шрам тянет и ноет, в животе ворочается боль. Мудрой ужасно хочется тёплого питья, поесть, свернуться клубочком под пушистой шкурой, закрыть глаза и уснуть. И чтобы никто не будил до низкого солнцестояния…
— Хватит, пришли.
Повинуясь её окрику и чарам, Ракта и Ташта встали спиной к спине. Вильяра обошла их кругом, заглянула обоим в глаза. Откашлялась и запела, вмораживая ступни беззаконников в снег, в лёд.
Вообще-то она собиралась убивать поганцев долго и затейливо, по совету Нимрина. Пусть бы замерзали до полудня! Пусть бы хорошенечко прочувствовали, как прорастают сквозь тело ледяные иглы! Но увы, она слишком устала, чтобы столько времени продержать в подчинении двух умелых колдунов, не смирившихся с собственной участью. И как ни гневается она на этих беззаконных перевёртышей, а боль их не приносит ей ни облегчения, ни радости. Значит, пусть катятся скорее к щурам!
Проталины в тучах едва сменили зелень на желтизну, а всё уже кончено. Два тела слились в единый ледяной столп, только лица остались узнаваемыми: Вильяра нарочно об этом позаботилась.

Усталая колдунья отошла в сторону и присела на снег: спиной к поганым мертвецам, лицом к Ярмарке… Оттуда уже спешат на лыжах. Двое… Четверо… Небольшая толпа…
Так и должно быть! Выводя убийц из Пещеры Совета, Вильяра послала зов трактирщику Ласме, чтобы он оповестил охотников. Вот, подождали на безопасном расстоянии, пока мудрая доворожит, теперь бегут смотреть.
А и не только смотреть, однако. Все, кто не поленился выйти на мороз в такую несусветную рань, явились с подношениями для покойных. Ласма первым «почтил» мертвецов, помочившись им под ноги. Его жена Груна прикатила на салазках здоровенный горшок помоев — выплеснула.
Тухлое мясо… Прокисшая сыть… Гнилая рыба… Дерьмо… Ещё рыба… Надо бы разузнать потом, кто додумался до таких посмертных даров? Вильяра поспешила встать и выбраться из-под вонючего ветра.
Уважив по заслугам Ракту и Ташту, охотники старательно обтирали руки снегом, кто умел, чистился ворожбой. Ласма и Груна подошли к мудрой, с низким поклоном поблагодарили её за скорое возмездие поганцам, осквернившим кровью мудрого и трактир, и всё поселение.
Вильяра ответила, что исполнила свой долг: вместе с хранителями других кланов и старейшими. Исполнила сейчас — намерена исполнять впредь. Поблагодарила всех присутствующих и отсутствующих за посильную помощь в розыске убийц. Отдала кое-какие распоряжения на будущее. Тут бы самое время спеть «летучую», да вихрем позёмки умчаться прочь… Ладно: скрыться на изнанку сна — тоже неплохо.
И скорее к серому Камню, где когда-то отлёживался Нимрин. Ведь она потратила на Ракту и Ташту гораздо больше колдовской силы, чем рассчитывала. Опасно много! А именно у этого Камня имеется уютное, уединённое логово — иглу. Вход замело наглухо, но чтобы расчистить его, силы хватит. И чтобы согреть, подсушить перемёрзшие шкуры. И на привычные с детства обережные песенки… Нет-нет, спать до низкого солнцестояния Вильяра не станет. Но хоть восьмушку солнечного круга ! Пить и есть, долечиваться самой и лечить других — всё потом.

Она желает уснуть глухо, без снов. А снится ей Пращур: молчаливым присутствием. Нет, даже в той пустоте, что ему — дом, она — слишком усталая, чтобы заговаривать первой.

Разбудил её запах целебного травяного отвара. Странно… А, впрочем, нет, не странно: Альдира решил позаботиться об ученице. Ужасно вовремя: её до сих пор мутит и знобит. Чтобы изгнать Ракту и Ташту к щурам, чтобы не вернулись с полдороги, ей далековато пришлось их провожать.
Вильяра села, приняла из рук Альдиры горячую кружку, глубоко вдохнула душистый пар и начала пить, смакуя каждый глоток, привычно разбирая, что мудрый туда намешал. Альдира молчаливо присутствовал, в точности как… Ой, не помянуть бы нечаянно того, кто запрещает болтать о себе.
— Мудрый Альдира, пожалуйста, ответь ученице. Доволен ли ты, как я распорядилась моим правом скорого суда?
Альдира улыбнулся краешками губ: то ли есть улыбка, то ли нету.
— И да, и нет, о мудрая Вильяра. Я доволен, что беззаконные братцы отправились к щурам, что они больше никого не убьют, не ограбят. Я доволен, что именно ты изгнала их, и я доволен, как ты это сделала. Я очень доволен, что охотники с Ярмарки обрадовались изгнанию беззаконников и поспешили проявить свою радость самым наглядным образом. Но я ужасно недоволен, как ворожба вымотала тебя.
Вильяра резко мотнула головой:
— Не только ворожба, Альдира. Мне тошно и погано от того, как далеко зашло всеобщее беззаконие. Если уж дикие перевёртыши вяжут на себе узлы справедливого суда… Они же искренне пытались занять место, которое мы, мудрые, оставили пустым! А при том они сами, да, они сами — поганые перевёртыши! Я решила их судьбу, едва узнала, что лавину на свой обоз они спустили нарочно. Они погубили пятерых своих товарищей ради того, чтобы скрыться от Джуниры. Нет, такая погань не должна топтать Голкья! Даже если бы они не Младшего убили, и не после Величайшей песни. Даже если бы они добрались до Среднего, вместо Нимрина!
Альдира слушал и кивал, соглашаясь. Дождался, пока она замолчит, тихо и грустно сказал:
— Да, Вильяра, эта рана ещё долго будет гноиться. Одной песней и парой примочек её не исцелишь. Но вспомни: «подарочки» поганцам поднесли не только твои Вилья. Я заметил там двоих Рийи и одного Тхи. Даже эти бродяги — на здоровой законной стороне, а твои не гоняют всех архан, без разбору. Мы исцелим эту рану, или я — не глава Совета Мудрых.
Вместо ответа Вильяра вернула ему пустую кружку и закопалась обратно в шкуры.
— Мудрая Вильяра, давай я проведу тебя в круг, как наставник? Рыньи прислал мне зов, они с Нимрином ждут тебя.
— Нет, Альдира, увы. Серый Камень нам с тобой не откроется. И другие — тоже. Меня примет один-единственный круг. Тот, в котором я ранила себя. Если всё сложится удачно, в нём же я найду своё полнейшее исцеление.
Сказала — сама опешила, откуда взяла столько уверенности. Пращур ли вложил ей это знание? Серый ли Камень?
— А если сложится неудачно? — как ни в чём ни бывало, переспросил Альдира.
— Я останусь в круге, — и этого Вильяра не знала мгновение назад, а теперь узнала.
— Щуры ещё не нашептали тебе, что именно ты должна сложить удачно? — кажется, спокойствие мудрого было напускным, будто каменная корка над лавой.
— Нет, больше ничего такого мне не думается, не говорится, — она повнимательнее прислушалась к себе. — Нет, ничего! Альдира, но кто же это сможет — заново собрать тот круг из бродячих алтарей?
Мудрый пожал плечами:
— Можем погадать: на тебя, на меня, на твоего Нимрина.
— На тебя-то почему?
— По праву и долгу твоего временного наставника, о прекрасная Вильяра. А также по праву и долгу главы Совета.
— Погадаем вечером. Ты ещё поучишь меня? Приходи на закате в логово старого прошмыги?
— Договорились: если не случится какой-нибудь новой погани. А не возражаешь, если сейчас я немного подремлю вот в этом самом логове?
— Нет, я только порадуюсь! Ты большой и тёплый, позволь мне чуточку погреться об тебя, прежде чем я пойду лечить Нимрина?

Примечания:

* Лима Голкья - континент на другом боку мира. В отличие от Нари, Арха и Марахи Голкья, вытянутых цепочкой и разделённых неширокими проливами, Лима со всех сторон омывается океаном, сухого пути туда нет ни в какое время года.

** Купеческим счётом на одной руке считают до двадцати, на обеих – до четырёхсот.

*** Примерно три с половиной часа.

запись создана: 20.11.2018 в 22:59

Вопрос: Прочитали?

1. Да!		5	(100%)
Всего:		5

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, десница пращура, Голкья, асуры

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Н-дя...

Выложила проду «Истории с фотографией»
На Дайри два три прочтения, включая моё собственное. На фикбуке кто-то один прошёл по всем главам. Ряды редеют!

Кстати, объява. На ЛитЭре, она же ЛитНет, я новых вещей выкладывать не буду, и размышляю, не убрать ли старые? Владельцы ресурса напрочь долбанулись( То есть, наверное, они всегда такими были, но сейчас это стало видно невооружённым взглядом.

@темы: жисть

---

Десница Пращура (История с фотографией, часть 6): прода после очень большого перерыва

Наверное, уже не ждали? А тёмное время года располагает

Название: Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Цель у нава-попаданца всё та же: выжить и вернуться домой. Но сил и средств — всё меньше. Или ему только так кажется?
Предупреждения: попаданец, ксенофилия, смерти второстепенных персонажей.

Начало:
chorgorr.diary.ru/p215183319.htm
chorgorr.diary.ru/p215696258.htm

20.11.2018 - 1

***
Звери терпеть не могут ходить к Зачарованным Камням, но ездовых никто не спрашивает: их дело — слушать погонщика. Талари правит твёрдой рукой, а мудрая Вильяра, лёжа на санях, ещё и песенку поёт, чтобы бодрее им всем бежалось вверх по тропе.
Как же Вильяра хочет сама встать на лыжи! По дому-то она уже ковыляет без посторонней помощи, однако подъём на Рыбью гору — не для хвороб и подранков. А мудрой нужно к Зачарованным Камням, очень нужно! Пусть, «летучая» больше не для неё, но и целительские песни лучше действуют в круге, в полноте силы. Вильяра войдёт в круг больной и слабой, а выйдет уже почти здоровой. Достаточно здоровой, чтобы вернуться к своему клану. Пора! Целители мастерски зашили рану, помогли колдунье восстановиться телесно, а дальше недоумевают и помочь ей ничем не могут. Напускают уверенный вид, но знахаркину дочь не обманешь. Послала зов Альдире, он обещал при встрече разъяснить ей всё, что понимает сам. И тут же — пошутил или нет — предложил временное ученичество. Иначе, мол, не разберёшься, очень уж издалека надо заходить: от мирового равновесия. Вообще, сказал, учись-ка ты, Вильяра, премудростям старейших. Ты умная, ты вместишь! Вильяру редко хвалили за ум, чаще за яркий дар, бойкий нрав и девичью красу. Один Латира ценил… «Эх, старый! А ведь я помню, как ты говорил: колдуны берутся за ум лишь тогда, когда теряют силу. Часто повторял, пересказывал слова своего учителя. А учитель-то у вас с Альдирой — общий. Значит, мне пора браться за ум, потому что…» Нет, знахаркина дочь никогда не страдала мнительностью! Но сейчас голкья уходит из-под её ног. Только-только Вильяра освоилась после посвящения и ученичества, едва привыкла быть сильной мудрой…
Талари рассказала, здешний Камень был осквернён рождением Тени, но после песни Равновесия мудрый Альдира проверил его и признал очищенным. Великая радость для всего дома Травников: до соседнего Зачарованного Камня — день пути в хорошую погоду. И свой-то поставлен далековато от жилых пещер, но охотники, травники, целители давно привыкли. Вон какая натоптанная, наезженная тропа в гору: что твой тракт. Дом большой, одарённых много, колдуют часто. Очень умело колдуют, с умом и пониманием! Знахаркина дочь нашла, чему здесь поучиться. Ей и радостно, что дальний отросток материнского рода обильно плодоносит в угодьях Альди. И досадно, что в клане Вилья родни почти не осталось, а кто остался — не дружны между собой. Нет, Вильяра обязательно возродит в своих угодьях целительский дом! Или такой дом уже нечаянно возродился: у Синего фиорда? Сестрицы Даруна и Нгуна знают толк в излечении болезней и ран, а бывшие беззаконники — колдуны, все до единого. Вот только пригляд за ними нужен! Пока перебродит в их головах дурная закваска от Наритьяр… Ох, скорее, скорее надо хранительнице Вилья поправляться и возвращаться домой!
Талари останавливает сани в отдалении от Камня, помогает Вильяре подняться на ноги. Мудрая благодарит за помощь и просит не провожать её. Две колдуньи обмениваются испытующими взглядами, целительница склоняет голову в знак согласия. Погода хороша, наст твёрдый. Вильяра стоит уже почти ровно: подрезанные мышцы зажили достаточно, чтобы держать тело. Она прямит спину, дышит, собирает внимание для знакомства с Зачарованным Камнем.
В прошлый раз, когда Вильяра так неудачно спела «летучую», Альдира носил её в другое место: это всем повезло. Кровь из открывшейся раны пролилась не на Камень, но близко…
Первый шаг: под привественную песнь. Вильяра неторопливо, плавно ступает навстречу току силы, тёплому и мощному. Шаг, ещё шаг… С последним звуком её ладони привычно ложатся на шершавую поверхность: «Откройся!»
…И ничего! Зачарованный Камень не оттолкнул колдунью, не обжёг её гневным отказом, но и не стал воротами в круг. Вильяра приникла к иссиня-серой глыбе, ровно и неизменно источающей силу: «Слышишь меня? Отворись, пожалуйста!» И снова — ничего. Будто никогда не была она мудрой, будто отвергли её стихии посвящения! Изумлённая, потрясённая колдунья позвала-попросила в третий раз, с усилием толкнула Камень, но он остался твёрд и неколебим.
Вильяра застыла на месте. Зачарованные Камни своенравны, но чтобы вовсе никакого ответа на приветствие посвящённой!? Да не бывает! Даже в сказках такого не сказывают!
А с ней вот — случилось! Слёзы обиды и бессильной злости хлынули из глаз Вильяры. Долго стояла: не могла смириться, принять происходящее — да просто перестать плакать. Не желала показываться Талари в слезах, даром, что целительница свою подопечную уже во всяких видах повидала… Вильяра плакала и медленно вбирала силу, текущую из-под Камня: как любая, мало-мальски одарённая охотница. Ну, хоть так!
А сможет ли другой мудрый провести её в круг? А выйдет ли из этого что-то хорошее, или такая же погань, как из «летучей»?
Когда ноги устали стоять, а слёзы иссякли, Вильяра поблагодарила Камень и захромала прочь. У саней её ждали двое. Мудрый Альдира вскочил, прянул навстречу, раскрыл объятия. Колдунья осекла его злым безмолвным: «Стой! Я сама дойду!» Доковыляла, упрямо стиснув зубы, и таки очутилась у него на руках. Альдира подхватил крупную взрослую женщину легко, как ребёнка, нежно прижал к груди, заглянул в лицо… Уютные объятия! Надёжные, как жилая гора! Но Вильяра ни на кого сейчас не желала смотреть. Она уткнулась в Альдирину куртку, вцепилась руками в пышный мех — заплакала снова. Альдира так и понёс её по тропе вниз: не пытаясь утешать, ни о чём не расспрашивая.
Неторопливые шаги, ровное дыхание, размеренный стук сердца успокаивают, не хуже песни умиротворения… Вильяра перестала всхлипывать и запела её себе: тихонько, еле слышно. Альдира подпел, так же тихо. Он по-прежнему ничего не говорил, и Вильяра была ему за это очень благодарна. Однако потрясение миновало, и к мудрой возвращалась способность мыслить. Да, Зачарованный Камень на Рыбьей горе отверг её, но это не значит, что так будет всегда и везде! Камни своевольны: в сказках не пересказать все их шуточки, у каждого Камня — наособицу! Вильяра вспомнила, как первый раз водила в круг Нимрина, как их помотало в тумане, и что она сама говорила чужаку, не получившему от Зачарованных Камней ничего. С каким завидным достоинством принял он тогда свою неудачу… Сейчас Вильяре мучительно стыдно: за бессильные слёзы, за страх и растерянность, за нелепо испоганенный дар. Но она соберёт себя, как умеет собираться с детства, со страшной зимы в вымершем доме. Она отыщет путь к полноте силы, к полноте служения! Однако без разумного совета, без помощи других мудрых ей не обойтись.
Вот с ближайшего мудрого она и начнёт, прямо сейчас, не откладывая!
«О мудрый Альдира, Камень не принял меня, я не вошла в круг. Я испугалась, я страшно испугалась, что стихии посвящения отвергли меня!»
Альдира отвечает поспешно, перебив её на стыке мыслей. Молчал, терпел, дожидался пока она заговорит первой — прорвало: «Да, о мудрая Вильяра, я подозревал, что так может быть, потому пришёл посмотреть своими глазами. Мне жаль, что мои опасения сбылись. Но я не думаю, что стихии посвящения вовсе тебя отвергли. Мы найдём круг, который примет тебя. Рано или поздно такой круг обязательно отыщется.» Говорит и прижимает её к себе крепче, ускоряет шаг.
«Но почему так?» — простого ответа, очевидно, не существует, и всё же Вильяра задаёт Альдире этот детский вопрос.
Печальный вздох:
«Твоя аура искажена, Камни не узнают в тебе одну из нас.»
«Я ощущаю неправильное течение силы, но искажений не вижу: для ауры нет зеркал. Талари отказывается разговаривать со мной об этом. Альдира, скажи, насколько со мной всё плохо?»
Ещё один вздох, и Альдира очень бережно перехватил свою живую ношу поудобнее. Даже любопытно, когда он устанет нести её на руках и пересадит на сани? Талари с упряжкой тянутся следом, не обгоняя, не отставая.
«Вильяра, ты очень молодая мудрая. Ты покалечилась впервые, поэтому тебе так страшно. Наверняка, оба твоих наставника говорили, что в нашем служении не обойтись без увечий. Прыгая по лаве, трудно не обжечь пятки. Ныряя — не нахлебаться воды. Каждый мудрый время от времени терпит ущерб здоровью и дару, болеет, зализывает раны. Вспомни старого прошмыгу! И со мной бывало всякое… Я уверен, ты непременно поправишься! Я вижу, как ты уже поправляешься. Медленнее, чем нам хотелось бы, но вся зима впереди.»
«Скажи ещё, вся жизнь!» — фыркает Вильяра. Не то, чтобы Альдира сказал ей что-то новое, однако она больше не прячет лицо в воротнике его куртки и даже чуть улыбается. — «Мудрый, ты обещал мне кое-что разъяснить при встрече.»
«А ещё я предлагал тебе стать моей временной ученицей. Старого прошмыгу я тебе, увы, не заменю, но дело, начатое им, я надеюсь продолжить и привести к достойному завершению.»
«Это к какому же?»
«Выпрямить всё, что искривил Наритьяра. Мы, старейшие и опытные хранители кланов, уговорились доучить всех его учеников. Совет решил так. Для меня будет честью, если ты изберёшь меня, о Вильяра, во временные учителя. Я буду счастлив встать между тобой и стихиями, поберечь тебя, особенно сейчас. Чтобы потом, в полноте знания и силы, ты вошла со мною в круг уже не как ученица. Моё сердце горит по тебе, прекрасная белая охотница! Самые сладкие мои сны — о тебе. Я открываюсь тебе сейчас не потому, что жду ответного влечения, а просто не надеюсь утаить от тебя этот жгучий уголь. Но я не спешу и не тороплю тебя. Я не прикоснусь к тебе, как мужчина к женщине, пока ты сама того не пожелаешь.»
Примет ли Вильяра покровительство и благосклонность самого главы Совета Мудрых? Глупый вопрос! Альдира вправе повелеть ею, а он спрашивает согласия. Конечно, её ответ — да! Вильяра и прежде не отказала бы ему, стоя обеими ногами на голкья. А уж теперь, когда Альдира носит её на руках… Она прижимается к широкой груди мужчины и тихонько жалуется:
«Однако, трудно тебе будет меня учить, а мне — учиться, о мудрый Альдира! Старый прошмыга был мне вроде старшего родича. Беззаконные Наритьяры подминали под себя, кого попало, не спрашивая согласия. А иного-то я и не видела. Сама не знаю, как стану учить кузнеца, которого прежде звала женихом, и сердце моё по нему ещё не остыло. Хоть смейся, хоть плачь, а вы с ним, о мудрый Альдира, ужасно похожи! Только он — скала, ты — гора. А я сейчас — бледный вьюн, ищущий опору. Я буду твоей ученицей, о мудрый Альдира, но я сомневаюсь, много ли толку — учить такую, какой я стала? Я и ключом-то в круге не знаю, смогу ли теперь быть!»
Во всём сказанном Альдира услышал главное — слово согласия, и его радость окутала Вильяру тёплым облаком: прежде, помимо любых слов. А поразмыслив несколько шагов, мудрый ответил: «Прекрасная Вильяра, если мы с тобой вместе разгадаем величайшую загадку Голкья, толк будет! Сдаётся мне, ты — один из ключей к загадке. Другой ключ — твой Нимрин.»
Любопытный поворот разговора! Вильяра тут же переспросила: «Вы отыскали нашу пропажу?!»
«Увы, пока не отыскали. В Пещере Совета и в тайных логовах Латиры следов Нимрина нет. А с песни Равновесия прошло уже девять дней, чужаку нужно что-то есть, как-то греться. Умеет ли он добывать себе дичь и ночевать в снегу, как один из нас? Что ты скажешь об этом, Вильяра?»
«Нимрин не из тех чужаков, кто сразу гибнет в снегах. Но и не из тех, кому снега — дом родной. Ты же знаешь, как Лемба нашёл его?»
«Знаю: замёрзшим в ледышку. Думаешь, он снова так же заледенел?»
«Хорошо, если так, а не насмерть!» — вырвалось у Вильяры. — «Но зверям-то всё равно, какую мерзлятину грызть. Если Нимрин не спрятался в достаточно надёжное убежище…»
«Я думал об этом, и мы очень хорошо поискали вокруг всех Зачарованных Камней, откуда он мог выйти. Замороженных тел не нашёл никто. Зато мудрый Стира заметил очень приметный следок, и знаешь, где? Над домом твоего Лембы, по тропе от Зачарованного Камня!»
«След!? Ты говоришь, след?» — едва не выкрикнула Вильяра.
«Да, след, ведущий прямиком в дом. И след кто-то замёл, но не настолько умело, чтобы Стира не разглядел отпечатки босых ступней.»
«Почему босых?» — самый глупый вопрос, который можно задать, но все умные куда-то разбежались. Вильяра рада, так рада следу живого Нимрина, да ещё в своих угодьях! Так-то она знает: с поющими песнь Равновесия случается всякое. Сказывают, мудрый Канрара вышел из круга нагим, будто из чрева матери…
Альдира улыбается: «Увидишь своего воина, расспроси его об этом сама. Кто-то из охотников спрятал его в доме, и даже Лембе ничего не сказал. Стира не стал доискиваться, я не велел ему.»
«Но почему?»
«Твой воин, твои охотники, ты с ними и разбирайся, о мудрая Вильяра! Разговоры разговаривать тебе уже по силам. Ты же сможешь сходить туда изнанкой сна? Или я провожу?»
Вильяра закрыла глаза, стремительно проваливаясь в колдовской сон… Её резко встряхнули, потревожив рану — разбудили: «Эй, ну зачем же так спешить! Талари ещё не отпустила тебя, о мудрая Вильяра. День-другой терпит…»
«А если Нимрин болеет? Подобно Канраре, или хуже?»
«Нимрин пришёл в дом своими ногами и уговорил, чтоб его там спрятали. Подранок в логове — не суйся, пока не вылезет сам.»
«А если он там умрёт?»
«А у тебя есть для него лекарство?»
«Я не знаю, но… Вдруг, за ним придут те, кто искал его смерти?»
«Вот об этом ты, Вильяра, можешь вовсе не беспокоиться! Тем поганцам сейчас не до глупостей, а за домом кузнеца приглядывает Стира,» — пристальный взгляд. — «Ты всё ещё рвёшься к своему воину?»
Вильяра поспешно кивает: «Да, о мудрый Альдира, я не хочу откладывать до завтра. Давай, ты быстро отнесёшь меня в дом Травников. Я поем и отдохну, целители ещё раз осмотрят меня, а вечером я навещу дом Лембы.»
«Одна?»
«Да, так мне будет проще расспрашивать охотников и говорить с Нимрином, если он сможет говорить. И хорошо бы, к моему приходу Стира с Лембой отбыли куда-нибудь из дома, если они ещё там.»
«Я позабочусь об этом,» — хитро улыбается Альдира.
«А ты будешь приглядишь за нами с изнанки сна?» — отвечает ему Вильяра такой же улыбкой.
«Непременно, о моя временная ученица!»
«Благодарю тебя за заботу, о мой временный наставник!»
Альдира подмигивает, потом оглядывается, окликая знахарку:
— Талари, мы будем ждать тебя в доме! — а сам уносит Вильяру на изнанку сна, чтобы зря не топтать длинную, извилистую тропу к подножию Рыбьей горы.

Кто баюкает Вильяру на огромной горячей ладони? Чей взгляд пронзает насквозь, но не ранит? Чей бесплотный голос ласково зовёт её?
«Приветствую тебя, о Пращур!» — отзывается колдунья.
«Ты умница, беляночка, что так спешишь к своему воину! Хотя он и поганое отродье Тьмы, но заслужил благодарность и очень нуждается в твоей помощи. А если ты, беляночка, вспомнишь, что подобное лечится подобным, то, возможно, и ты найдёшь через Иули своё совершенное исцеление.»
«Я знаю, некоторые знахари лечат подобное подобным. Но моя мама не жаловала этот подход, и в доме Травников ему не следуют,» — ой, Вильяра не хотела спорить, но для Пращура все её мысли — мысленная речь, и он спокойно отвечает.
«Иули изувечили тебя, беляночка. Но Иули может стать и лекарством. Главное, правильно то лекарство приготовить и применить. Слушай, беляночка, моё слово, слово Пращура, да пребудешь ты в моей деснице несчётные года, да послужишь ты достойно своему клану,» — голос ласков, но даже ласка причиняет боль, проходясь по свежей ране!
«И что же ты посоветуешь мне делать, о Пращур?»
Спрашивать у него совета — страшновато. Вильяра с убийственной отчётливостью понимает: закон и обычаи ныне живущих — не указ первопредку. Пращур помнит времена, когда одичалых колдунов ежегодно резали на алтарях, и многое другое творили, от чего у нынешних — шерсть дыбом. Пращур может такое ей подсказать… Однако если у Вильяриного исцеления имеется цена, колдунья желает знать эту цену!
«Помоги своему Иули поскорее оправиться, поставь его на ноги. А когда он встретит свой Камень и получит обратно колдовской дар и силу, тогда ты узнаешь, что делать дальше.»
Ну, вот, и даже ничего ужасного… Пока?
«А ты подскажешь мне, что делать дальше, о Пращур?»
«Я подскажу, или ты сама догадаешься.»
«Но почему ты не говоришь мне этого прямо сейчас?»
Лёгкая усмешка в ласковом голосе: «Пусть Альдира научит тебя гадательным раскладам старейших. Если ты станешь прилежной ученицей, ты поймёшь, что до поры, до времени, никакого «дальше» просто не существует. Когда встаёт солнце, тогда и рассвет.»
«Да, о Пращур, мудрый Латира рассказывал мне про неопределённые расклады.»
«Ты запомнила со слов наставника, а когда выучишься, поймёшь сама… Будь здорова беляночка! Тебя сейчас разбудят. И напоминаю, никому-никому не говори о наших беседах…»

***
Альдира принёс Вильяру в дом Травников и не захотел будить, пока не подадут предписанную целителями еду. Колдунья так крепко и сладко почивала в кольце его рук: любовался бы ею и любовался.
Больше не страшно, что жизнь покинет прекраснейшую от единого неловкого прикосновения. Мудрый рад, что белая охотница уже не глядит на щуровы тропы, а уверено выздоравливает, по крайней мере, телесно. И всё же Альдире мерещится, будто он залюбовался свежим снежком поверх гиблой трясины. Блестит, искрится снег на солнце, манит проторить стёжку по сияющей белизне…
Мудрый сморгнул, прогоняя видение вместе с непрошено накатившей дремотой. Он, конечно, устал, но спать будет тогда и так, как сочтёт нужным… А солнце-то ему, однако, не померещилось: лицо спящей словно озарено изнутри.
— Вильяра! Вильяра!
Она мгновенно распахнула глаза — солнечные искры вспыхнули и угасли в зрачках.
— Вильяра, скажи мне, что тебе сейчас снилось? — спросил Альдира и сразу понял: зря. Спугнул.
Колдунья прищурилась, отвела взгляд:
— А? Ничего… Я не помню, Альдира.
— Ладно, значит, мне просто показалось.
— И что же? Что тебе показалось, о мудрый Альдира?
Прошмыги и прошмыгины воспитанницы отлично ловятся на любопытство! Но Альдира пока опасается тянуть из ученицы тайну её снов. Потому он, в свою очередь, щурится и отводит глаза.
— Ничего. Просто показалось.
Миг — обижено надутые губы, взгляд исподлобья, и тут же Вильяра сделала спокойное лицо, а в следующий миг успокоилась внутренне: быстрая, как блики на воде.
— Мудрый Альдира, ты научишь меня гадательным раскладам старейших? Наритьяра наставник говорил, будто женская голова для такого вовсе не годна, а ты сказал, я умная и вмещу.
— Думаю, вместишь: рано или поздно. Но начинать мы с тобой будем со счёта. Купеческим владеешь? А на пальцах? А на доске? А знаками?

К тому времени, как охотники принесли мудрым еду, Альдира выяснил, что Вильяра ловко считает по-купечески: складывает, вычитает, умножает и делит. О счёте мудрых она слышала лишь краем уха, но без сомнения, выучит и его: Альдира обзавёлся толковой ученицей. Но почему её вдруг именно сейчас потянуло на сложные гадания? Она не объяснила. И главная загадка: солнечные отметины на её затенённой ауре. Самая свежая отметина появилась во время сна, о котором Вильяра промолчала.

20.11.2018 - 2

***
Хранительница Вилья открыла глаза и несколько мгновений созерцала знакомый до последней выбоинки потолок. Наконец-то она вернулась в свои угодья, в дом Лембы, в гостевую комнату, которую привыкла считать любимым логовом. Колдунья потянулась на лежанке, потом осторожно встала, оправила одежду, прошлась по комнате. Свежий шрам болит и тянет, сковывает движения, но явной слабостью Вильяра своих охотников сходу не смутит, и это хорошо. Мудрая откатила дверь, вышла в коридор, размышляя, с кого начать расспросы? Кто здесь достаточно своеволен, чтобы спрятать чужака, не оповестив даже главу дома?
Подросток по имени Рыньи вывернулся ей навстречу из покоев старшей жены кузнеца, распорядительницы Туньи. Вильяра повела носом и решительно шагнула в дверь, которую мальчишка не успел закатить за собой. Ну, вот и пропажа, долго искать не пришлось…
Щурова сыть!
— Рыньи! — громовым голосом.
— Я здесь, о мудрая Вильяра, — почтительный поклон от двери, с явным сожалением, что не успел удрать.
— Скажи-ка мне, Рыньи, давно ли чужак Нимрин находится здесь?
— Восемь дней, о мудрая. Он ждал тебя, очень ждал, а от других мудрых просил его спрятать. И мастеру Лембе мы не сказали, потому что мастер Лемба нынче не дома, а при мудром Стире. А ему на пятый день получшало, потом опять стало хуже. Два дня уже в себя не приходит, а вчера и питьё перестал принимать. Мы с тёткой смотрим за ним, старый Зуни пытается лечить его песнями, но всё без толку.
— Спасибо, Рыньи. Иди, куда шёл.
— Я… Мне… Позволь мне остаться здесь, о мудрая? — видно, как подросток трепещет перед Вильяриным гневом, но забота о больном пересиливает страх.
Колдунья бросила:
— Позволяю, — и тут же спросила, со злой досадой. — Рыньи, почему никто из вас не послал мне зов?
— Нам сказали, ты сама чуть жива. Распорядительница Тунья не стала беспокоить тебя и мне не велела, а я не посмел нарушить её волю.
Ладно, с подростка — мало спросу, а бранить Тунью — что валун пинать. У знахаркиной дочери есть дело поважнее… Справится ли?
Кабы ни речи Пращура, она усомнилась! Песнь Равновесия ранила чужака сильнее, чем душекрад, смертельнее, чем нож беззаконника. Даже когда Иули в прошлый раз выполз из светлого круга — головня головнёй — он был здоровее! Да, он превратился тогда во что-то жуткое, но потом быстро перелинял обратно. А теперь замечательно живучее тело, способное без следа заращивать любые раны, словно позабыло, как должно быть устроено. И дух его больше не удерживает, плутает где-то по щуровым тропам. Будто Нимрину нечем и незачем жить дальше, будто он устал, отчаялся, сдался. Знахаркина дочь слишком хорошо знает привкус этой предсмертной безнадёги и мало что ненавидит сильнее! Нет, даже если бы Пращур не дразнил её невнятными обещаниями, она не отпустила бы своего воина без борьбы!
Она помнит, каким её Нимрин-Ромига был, каким он должен быть. В первую встречу, здесь же, в доме кузнеца, Вильяра пела над чужаком песнь Познания, потом связала чарами его и себя. Связь они разорвали недавно, след ещё не простыл. Станет ли колдунья для своего Иули путеводной побегайкой в мир живых? Волшебным зеркальцем, возвращающим лицо? Совладает ли?
Песня за песней, вслушиваясь в отзвуки, вглядываясь в ауру, направляя течение силы… Пращур сказал, подобное лечится подобным? Да, лишь меченная Тенями колдунья, возможно, убедит тело Иули прекратить внутреннюю усобицу, не пожирать самоё себя. Вильяра способна помочь, помогает… Только не за раз, конечно! Голос охрип, колдовская сила иссякла.
А рискнёт ли мудрая сунуться в свой любимый круг?

***
Глядя на поющую Вильяру, Тунья все губы сгрызла от зависти. Говорили, мудрая чуть не померла, а на вид — бела и свежа. Осунулась, похудела, но даже это её не портит… От странных созвучий, от грозной силы её песен охотницу мутит и корёжит: зря прибежала на зов Рыньи, побросав все дела! Не на что здесь смотреть, и слушать нечего, всё равно ни запомнишь, ни повторишь. Тунья как с детства выучила колдовские песни, известные всем охотникам, так и поёт их с опаской, лишь бы не переврать: чутья-то нету. А знахаркина дочь слушает стихии и отвечает им. Даже до посвящения она так могла, потому избрали. Любезный Лемба тоже беседует с огнём и железом, нету в клане Вилья лучшего кузнеца. И мудрый Стира признал…
Окончив песнь, Вильяра озирается, будто спросонок. Взгляд плывёт — останавливается на охотнице:
— Тунья, проводи меня к Зачарованному Камню.
Голос мудрой звучит глухо, надтреснуто, будто не она только что визжала кричавкой, рокотала прибоем, выла ветром в скалах.
Тунья, приподняв брови, переспрашивает:
— Неужели, ты хочешь взять меня в круг, о Вильяра мудрая?
Резкий отрицательный кивок:
— Нет, просто проводи меня наверх, поговорим по дороге.
На ноги Вильяра поднимается без обычной резвости. И шаги укорачивает, кривится на один бок. А главное, куртку в доме она не сняла, скрывая повязку или свежий шрам. Тунья не то, чтобы злорадствует, не то, чтобы рада видеть приметы нездоровья в хранительнице своего клана… Охотнице тревожно и муторно, она извелась, тайком ухаживая за больным чужаком и, одновременно, удерживая дом. Больной — при смерти, в доме неспокойно. Второй распорядитель — старик Зуни — смотрит на будущую отречённую вдову всё более косо…
— Вильяра, скажи, Нимрин поправится? Ты вылечишь его? — спрашивает Тунья.
— Вылечу, если ещё не поздно.
Тунья ждёт вопроса, почему она не позвала мудную раньше? Ждёт укора, быть может, наказания. Но Вильяра только вздыхает и хмурится, трёт лоб тыльной стороной ладони… И просит охотницу рассказать, как Нимрин явился в дом: в малейших подробностях.

— Значит, ты говоришь, на следующую ночь после Великой песни ты пошла к Камню, а там — вспышка?
— Как молния! Я рукой прикрылась, потом гляжу — бежит. А утром пошла заметать следы, увидела: след-то чудной. Будто чужак не из Камня вышел, а в двадцати шагах от него свалился в снег: с изнанки сна или с неба. Побарахтался, встал, потому уже сунулся к Камню. Чуть потоптался возле и побежал к дому. Я его сперва не признала, испугалась, стрельнула…
Вильяра слушает и расспрашивает на ходу, а сама дышит всё тяжелее, замедляет шаги, на лице блестит испарина. Мудрая устала, выдохлась и больше не пытается — или не может — этого скрывать.
— Ты бы, что ли, оперлась на меня? — подставляет ей плечо охотница и слегка дерзит. — А то ведь, гляди, не дойдёшь!
Вместо того, чтобы осадить Тунью, мудрая благодарит — и принимает помощь! То есть, конечно, она не повисла на Тунье всем весом, но опора ей нужна, правда. Хозяйке дома уже не до злорадства, не до зависти: растеряла их где-то по пути. А сочувствие — осталось. И чего бы двум женщинам ни поплакаться друг другу, ни поделиться сомнениями и тревогами?

***
Знакомые коридоры, лестницы: всё вверх и вверх. Вильяра еле ноги волочит, да ещё Тунья под боком, как больной зуб: приходится заговаривать её прямо на ходу. Расклады-то в доме невесёлые, старшей кузнецовой жене есть, отчего тревожиться и злиться. Если подумать, обе женщины получили от судьбы вовсе не те дары, о которых мечтали. А едва освоились, едва вошли во вкус — судьба норовит отобрать дарёное. Посмеяться бы, да больно уж плакать хочется!
Мудрая опирается на плечо Туньи не потому, что ей совсем уж невмоготу идти самой, а для пущей доверительности беседы. Тело к телу, и пусть охотница ощущает себя более сильной. Побольше хрипоты в голос, и тоже плакаться, не скрывая трудностей служения… Да, Лемба любезен им обеим! Именно поэтому Вильяра никогда не оскорбит его принуждением. Она подарит кузнецу то, чего не было у неё самой: право выбора. Чуть больше выбора, чем обычно! Раз уж хранительница клана выжила и вернулась, Совет оставит за ней последнее слово, кого посвящать. А решение она примет, лишь заглянув в глаза предизбранным, поговорив с каждым. Лемба сам ступит на путь мудрого — или останется в доме, со своими жёнами и кузницей…
— Ты же примешь его выбор, о почтенная Тунья?
Охотница кивает, успокоенная, почти убаюканная журчанием Вильяриой речи. Тунья умна и любит жить умом, одним умом и живёт, гордится своим здравомыслием. Только вот о Нимрине она помалкивала, вместо того, чтобы давным-давно послать Вильяре зов. Почему? Мудрая задаёт вопрос, резко и неожиданно.
— Так я же позавчера пробовала тебя позвать, а ты не услышала. Я подумала, ты ещё плоха. Ты же знаешь, Вильяра, я не сильна в безмолвной речи, — смущённо оправдывается Тунья и даже почти не лжёт. Разок-другой она точно попробовала.
— Значит, отныне я буду слать тебе зов каждый день. Будем беседовать, пока ты не выучишься, как следует!
Тунья фыркает:
— Пощади, о мудрая! Будто мало мне соседушек, Даруны и Нгуны! Больная, больная моя голова!
— А моя голова уже перестала от этого болеть, и у Лембы — тоже. И ты привыкнешь.
— Вот, Лемба тоже велел нам всем учиться. Мол, все, кто мало-мальски слышат мысленную речь, должны говорить свободно и легко. Чтобы не полагались на других, как несчастный жених Ирими. Чтобы могли сразу предупредить, случись где какая погань.
— Правильно он велел, и я его слово подтверждаю, властью мудрой!

Лестница перед верхней калиткой особенно крута, Вильяре становится не до разговоров. А потом две женщины выходят на снег, под звёздное небо. Дышится здесь легче, и Вильяра больше не опирается на охотницу. Просит показать, где Тунья встретила Нимрина, и где он с неба свалился.
Увы, за восемь дней и след, и все чары, какие тут ни были, совершенно изгладились. Стира ещё что-то разобрал, а Вильяра — уже нет.
Мудрая отправляет Тунью обратно в дом, а сама идёт к Камню. Поёт приветствие, просит открыться… Увы! Любимый Камень дарит ей силу щедро, но в круг не пускает. Ну и ладно. Вильяра сворачивается клубком у его подножия, отдыхает, дремлет.
Шлёт зов Альдире, пересказывая всё, что разузнала у Туньи. Очень уж удивительно и непонятно ей это: «как с неба свалился». Нимрин не умеет ходить изнанкой сна, это точно. Вильяра помнит, как он закручивал вихри мрака и через них перемещался на довольно большие расстояния. Но светлый круг выжег колдовской дар Иули дотла, так что даже на жизнь ему сейчас не хватает. А ещё эта вспышка, подобная молнии… У Альдиры тоже нет объяснений.
О нынешнем состоянии Нимрина колдунья сообщает скупо: плох, совсем плох, помогаю, как могу. Альдира просит позволения явиться и поглядеть на чужака своими глазами, своими ушами послушать Вильярины песни. Колдунья снова невольно сравнивает Альдиру с Наритьярой Старшим. Тот не церемонился бы: захотел — явился без предупреждения. Конечно, Вильяра позволяет, и Альдира не мешкает. К дому они спускаются рука об руку.

У калитки караулит Зуни, дед Лембы: заметно напрягся, увидев незнакомца. Вильяра, как должно, представляет охотнику своего пришлого брата по служению. Старик низко склоняется перед мудрыми, пряча недовольство. Он явно хотел поговорить с хранительницей наедине.
«Почтенный Зуни, у меня нет тайн от моего временного наставника Альдиры.»
Старик медленно распрямляет спину, меряет обоих мудрых взглядом исподлобья.
— О чём ты хотел поговорить со мной, о почтенный Зуни? — спрашивает Вильяра вслух.
— О делах дома Кузнеца и соседних. О внуке моём, Лембе. О чужаке Нимрине.
— Зуни, заботу о чужаке я беру на себя. Нимрин пока останется в вашем доме. Подросток Рыньи будет мне подручным, пусть скотники найдут ему замену на ближайшие десять дней. Возможно, мне потребуются ещё руки и снадобья, тогда я скажу. А вы с Туньей занимайтесь делами дома, как всегда, когда Лемба в отъезде. Нужна ли дому Кузнеца колдовская помощь мудрой?
На «делах дома» старик тяжело вздохнул, но промолчал. На последнем вопросе кинул отрицательно, мол, не нужна. Выждав, но так и не дождавшись, пока Зуни заговорит снова, Вильяра спросила сама.
— Что ты хотел сказать мне о своём внуке, о Лембе?
— Мудрая Вильяра, прости старому Зуни дерзновенное вмешательство в дела мудрых! Но обычай не велит охотнику молчать, если он знает в избранном для посвящения некие изъяны, которые помешают тому стать достойным хранителем клана.
Зуни удалось удивить обоих мудрых.
— Изъяны?! — резко переспросила Вильяра, Альдира молча вскинул брови.
— Поверь, о мудрая, мне нестерпимо горько говорить так о моём единственном выжившем внуке! Но его родовая ветвь может оказаться сухой, мёртвой. Он взял в жены Аю дочь Тари и перемял с нею немало пушистых шкур. Однако за всё лето она так и не понесла. Сведущие знахарки осматривали Аю и сочли здоровой. Мудрый Стира осмотрел их обоих и ничего не сказал, только хмурился.
— Тунья родила этим летом дочерей-двойняшек, — напомнила Вильяра.
— Никто не сомневается, что родовая ветвь Туньи исключительно сильна, за то её и брали в дом! Но даже Тунья за три лета не родила Лембе ни одного сына.
Старый Зуни замолчал, угрюмо и смущённо. Молчал и Альдира, будто его тут не было.
— Я услышала тебя, о Зуни, — сказала Вильяра. — Благодарю. Мудрые учтут твои слова. Что ещё ты желаешь сказать мне?
Но старик жевал губами, задумчиво качал головой, пока Вильяра ещё раз не переспросила сама:
— Зуни, скажи мне, ты осмотрел следы Нимрина у Камня, прежде чем Тунья замела их?
— Я побывал у Камня после Туньи.
— Ты — колдун лучше неё. Ты не заметил там следов какой-нибудь странной ворожбы?
— Нимрин точно не ворожил там, он лишился дара и силы. Но мне показалось, кто-то вышвырнул его недалеко от Камня, и этот кто-то был светлее солнца. Никогда прежде я не ощущал ничего подобного.
— Зуни, почему ты сразу не послал мне зов?
— Я посылал, но ты не услышала, о мудрая. Солнечный след очень быстро изгладился, и сейчас я уже не уверен, что мне не показалось.
«Ему не показалось,» — сказал Вильяре Альдира, — «Стира тоже заметил.»
«Щурово зелье вам на язык и щуровым пестом по башке! Почему я обо всём узнаю последней?»
«Потому что ты болела, о прекрасная Вильяра. Встала на ноги — вот, теперь узнаёшь.»
— Зуни, а почему ты не позвал меня, когда Нимрину стало совсем худо? Вчера или позавчера?
— Вчера я поговорил с Лембой, Лемба поговорил со Стирой, а тот велел нам всем дожидаться тебя, но не тревожить.
«Альдира, щурову клюку тебе под ноги! Стира же наверняка передал всё тебе! Почему ты не поторопил меня?»
«Потому что я ценю твою жизнь и здоровье выше, чем чужака. И не спорь, ученица: я гадал на тебя и на него. Сейчас ещё не поздно лечить Иули, а тебе это уже не повредит.»
«Ну, пойдём же, Альдира, скорее! Я покажу тебе, как выглядит это не поздно!»

***
Рыньи в очередной раз менял больному подстилку из морского мха. Нимрин никак не помогал ему и не мешал: перекатывался с боку на бок, будто вязанка хвороста. Чужак совсем не слышал обращённых к нему слов, не отвечал даже сквозь бред. Однако после Вильяриных песен страшные язвы на его теле начали подсыхать, затягиваться чёрной смолой. И Рыньи тоже пел теперь: тихонечко, повторяя за мудрой, иначе ему оставалось только плакать от сочувствия. Но слезы у Рыньи — не целебные, а песни… Шерстолапам иногда помогают.
Рыньи так увлёкся своим делом, что пропустил, как мудрая вошла в комнату. Заметил лишь, когда её голос, её сила исподволь влились в его песенку, подхватили, будто волна ночного прилива… Рыньи смутился, испугался, хотел, было, замолчать, но песнь не отпускала его, вела, несла за собой. Созвучие за созвучием, два голоса, нет, уже три, третий — чей-то незнакомый… Рыньи не оглянулся посмотреть, кто пришёл: песнь важнее. Он осмелел, звуча всем собой и чувствуя, как надо!
А потом тёмная волна вдруг накрыла его, потянула вглубь, но страха уже не было, лишь тень удивления. Оказывается, он мог дышать в этой странной воде, и ему нужно было дальше, в глубину. Он грёб изо всех сил руками и ногами, а вода сопротивлялась, выталкивала, давила всё сильнее. Рыньи уже видел, за кем ныряет: долговязое тощее тело ни с кем не перепутаешь. Нимрин падал на дно, безвольно раскинув руки и ноги. Вот уже видно бледное пятно лица, широко раскрытые остановившиеся глаза… Рыньи нагнал тонущего и крепко ухватил его за запястье…
Их обоих тут же рвануло вверх, дышать стало нечем, хотя вокруг была уже не вода… Огонь! Безумная, жестокая, яростная драка. Рыньи чуть не обделался от ужаса, но руку друга не выпустил, потащил его за собой прочь, прочь отсюда. Не бросил, даже когда клинок одного из дерущихся вонзился в грудь…

— Вильяра, ты спятила! По праву временного наставника я запрещаю тебе творить подобное с непосвящёнными. Ты хоть понимаешь, что едва не сгубила мальчишку? — властный незнакомый голос. Или знакомый? Кажется, они только что пели вместе?
— Рыньи услышал свой дар и сам… Но… Да, я поняла тебя, учитель, — сквозь звон в ушах Рыньи кажется, будто голос мудрой звучит виновато и растерянно. В точности, как у Дини, расколотившей большой горшок с похлёбкой. — Альдира, я не подумала, что чужой пустой сон может быть опасен для Рыньи. Мне всегда говорили, что отзвуки и отражения пугают, но не ранят. Хотя, мама…
Рыньи закашлялся: за грудиной у него неприятно саднило, но ни настоящей боли, ни вкуса крови во рту. Приснилось? Просто приснилось? Он открыл глаза, садясь на тёткиной лежанке, куда его заботливо уложили и прикрыли шкурой.
— Мудрая Вильяра, что со мной?
— Уже ничего, Рыньи, — ответил ему сидящий в ногах коренастый мужчина, немного похожий на мастера Лембу, только старше, темнее волосом и лицом, одетый по-южному.
Внимательные глаза, цвета жара под пеплом, очень яркая колдовская аура. Вильяра назвала его Альдирой, значит, тоже из мудрых. Выдерживать взгляд незнакомого колдуна — тяжело, Рыньи виновато потупился. Кажется, он натворил чего-то не того?
— Рыньи, расскажи мне, что с тобой приключилось? — спросил мужчина спокойно и участливо.
— Да, расскажи нам с мудрым Альдирой, — поддержала его Вильяра от лежанки Нимрина.
Рыньи всё им рассказал, насколько нашёл слова. Про песнь, про глубокую воду, про огонь, про страшную драку светлых и тёмных чужаков, про клинок… Прижал к груди ладонь, всё ещё немного не веря, что жив и цел. Мудрый Альдира подмигнул ему и улыбнулся. Протянул длинную руку, потрепал по голове:
— А будешь знать, сновидец, как без оглядки нырять в чужие сны! Считай, тебе повезло, а не окажись рядом Вильяры, мог бы не вынырнуть.
Мудрая переспросила:
— Так как же, Альдира, Рыньи сам нырнул, или я его подтолкнула?
— В этот раз ты его немного подтолкнула. А в другой раз он может и сам. Учить его надо, пока не упустили, как одного серого, синеглазого. Парнишка ещё не охотник, а уже сны, стихии, чутьё на песни и целительский дар. Да не простой целительский — на чужаков. Хорошего подручного ты себе выбрала, теперь береги его. А вы с ним вместе — берегите Нимрина. Надеюсь, он хотя бы заметил, что его попытались вытянуть из его кошмаров, и сделает встречное усилие.

***
Ромига заплутал в Первой Войне. Давно отгремевшие битвы и смолоду, бывало, снились ему. Но прежде нав находил себя в этих снах активным участником событий. Среди атакующих гарок, разведчиком-одиночкой, а иногда и пленником, подопытным в асурских лабораториях… Думал, хуже лабораторий — некуда. Ошибался!
Не желая сопереживать врагу, он выбрал роль отстранённого наблюдателя — и намертво застрял в ней. Влачился теперь по полям сражений: невидимый ни своим, ни врагам, неуязвимый ни для магии, ни для оружия. Бессильный, безвредный и бесполезный. Всё наблюдал, но никого, ничего не мог коснуться, будто призрак, будто неупокоенный дух. Хотя сам себя ощущал живым и телесным, изнывал от жажды, голода, усталости. Но принять воду и пищу из прошлого был не способен. А прикорнув подремать, вместо желанного отдыха тут же оказывался вновь на ногах, посреди очередной бойни. Попытки медитации заканчивались аналогично. Противоестественность происходящего подтачивала разум, быстрее всех наблюдаемых ужасов тотальной войны. И никакого выхода! Сколько времени прошло, прежде чем он захотел сгинуть не просто куда-нибудь прочь, а совсем? Может, день, может, год, может, век. Даром, что Первая Война — для всех её участников — не длилась столько! Для наблюдателя, замкнутого в кольце этой безумной «кинохроники», она стала бесконечной.
Да, кажется, вечность минула, прежде чем наблюдатель захотел умереть. И ещё одна, пока он созрел и решился. Жажда с голодом только мучили его, не убивали. И он не нашёл при себе никакого оружия. И не сумел сосредоточился, чтобы пресечь жизнь усилием воли…
С ужасом осознал: Тьма не берёт его к себе! А во тьме под закрытыми веками — неистово хохочет растянутый на алтаре, вывернутый наизнанку Онга. Скалит зубы, мотает головой, бьётся затылком о Камень. Слёзы разлетаются брызгами из глаз, текут по костлявому лицу. «Ты говорил, проще простого — убить себя! Вот, теперь ты понимаешь! Теперь ты тоже в западне, маленький глупый нав!»
«Онга, прости меня! Я вылечил и освободил тебя, но не спас, а убил. Ты вынудил меня сделать это, и всё равно мне жаль. Но если ты стал Повелителем Теней не сам по себе, а из-за светлого выродка…»
«Что? Найдёшь его и отомстишь за меня? Пустое, Ромига, пустое! Меня-то ты благополучно спровадил во Тьму, за это я тебе искренне благодарен. А тебя и Тьма не примет, ты теперь — уродец, хуже химер Купола.»
«Я спровадил тебя во Тьму… А с кем я сейчас разговариваю?»
Новый приступ хохота едва не разорвал изувеченный навский остов напополам. «Ты отослал во Тьму нава Онгу, но память об убитом — при тебе. Этого более чем достаточно для нашей приятной беседы.»
Ромига распахнул глаза, тряхнул головой, и Онга расплылся клоком дыма, больше не заслоняя картину очередного сражения, ужасающе прекрасного в своей первобытной ярости.
У наблюдателя не осталось ни сил, ни желания двигаться. Он больше не шарахался от бегущих воинов, не пытался уклониться или заслониться от боевых арканов, от чёрных и белых росчерков клинков. Он опустился наземь посреди поля битвы, лёг на спину, раскинув руки и ноги, уставился в небо. Среди облаков и клубов дыма неистово сражались драконы, он больше не хотел их видеть. На него наступали ногами, лапами, копытами, но затоптать не могли, и ему было всё равно.
А потом чьи-то пальцы сомкнулись на запястье и куда-то его потянули… Наблюдатель настолько привык быть бесплотным для всех вокруг, что не сразу поверил своим ощущениям. Но тянули упорно, и он с трудом повернул голову, перефокусировал взгляд… Лохматое создание: вообще-то двуногое и прямоходящее, но в данный момент опасливо пригнувшееся к земле, зыркающее по сторонам жёлтыми глазищами. На поле битвы существо смотрелось нелепо. Настолько неуместно, что нав его не сразу узнал. А узнав — испугался. Не его, не за себя…
Мальчишка Рыньи тоже разглядел кругом достаточно, чтобы перепугаться всерьёз. Но от этого он только крепче вцепился в руку нава и потянул сильнее. Не впустую тянул: они двигались куда-то: довольно стремительно, хотя Ромига так и не встал на ноги…
Э, нет! Ромига не желает волочиться за Рыньи, как падаль! Он пойдёт сам, чтобы легче, чтобы быстрее. Подскочил, и даже силы нашлись…
Рослый гарка со свежим шрамом через всё лицо встретил его взгляд, и прежде, чем наблюдатель осознал: его видят, шрамолицый сделал молниеносный выпад обоими клинками. Ромига за бесплотную вечность слишком отвык уворачиваться. А Рыньи никогда не умел…
Больно! Чёрная сталь режет больно. Ещё больнее: воин Нави не признал в Ромиге своего. Худшее: пальцы на запястье слабеют и больше не тянут наблюдателя к выходу из бесконечной Первой Войны. Мальчишка Рыньи хрипит, захлёбываясь кровью, но так и не падает наземь, а исчезает. Шрамолицый щерит зубы и бьёт Ромигу в висок рукоятью освободившегося клинка.

Сознание — или то, что у Ромиги сейчас за него — как бы возвращается под негромкий разговор на навском:
— Кого ты мне приволок, Чиртанга?
— Сам разбирайся, Руга. Ты — дознаватель, а я не понял, что это за тварь. По виду, будто из наших. Но я взял его на поле сражения безоружным, и магии в нём нету: ни нашей, ни вражьей. Ещё с ним был второй, но исчез, как только я его проткнул.
— Как исчез?
— Будто морок. Даже крови на клинке не оставил.
— А когда ты его проткнул, кровь была?
— Была: красная, звериная.
Ромига слушает разговор двух навов с величайшей тоской. Бесплотным он для окружающих быть перестал, но Первая Война вокруг никуда не делась. Особенно тоскливо Ромиге от того, что его уже зафиксировали для жёсткого допроса. «Это мой бред, это мой дурной сон», — уговаривает он себя, но что толку, если проснуться по собственной воле он по-прежнему не может. Значит, предстоит объяснять одному из Яргиных дознавателей, кто Ромига такой, и откуда взялся. Правду из него непременно вытрясут, нет ни малейшего резона запираться. Сообразить бы самому, как придать правде хотя бы видимость правдоподобия? Думать тяжело: разбитая башка болит, ей вторит сквозная рана под рёбрами. Надоело быть наблюдателем — ну, побудь теперь… Как это называют челы? Есть у них словечко такое дурацкое…
Жёсткие прохладные пальцы берут его за подбородок, приподнимают голову:
— Хватит прикидываться дохлым, ты уже очнулся. Имя?
Ромига разлепляет веки, смотрит в чёрные, странно знакомые глаза сородича. Отвечает:
— Ромига.
— Настоящее имя?
— Ромига.
Дознаватель улыбается ласковейшей улыбочкой, становясь до ужаса похожим на своего коллегу из будущего, Идальгу. Ромига смаргивает и отвечает, со всей доступной убедительностью.
— Руга, ты же чувствуешь, я говорю тебе правду.
— Твоё настоящее имя, тварь!
— Ромига.
— Где ты родился?
— В Тайном Городе, в Цитадели Нави.
— Где? Повтори?
— Это место ещё не построено. Я родился …, — Ромига называет дату по сквозному летоисчислению Нави.
Дознаватель смеётся:
— Такими баснями меня ещё не кормили! Не мог сочинить чего-нибудь поубедительнее?
— Прости, Руга, у меня нет сил сочинять. Я, правда, провалился в далёкое прошлое… И больше мне нечего тебе сказать.
Ладони на висках, пристальный взгляд в глаза:
— А ты ведь уверен, что говоришь правду! Но да не коснётся нас вероятность будущего, где навы превратятся в слизь, подобную тебе. Умри! Сгинь! Попаданец щуров!
Руга каменеет лицом и начинает медленно, мучительно, очень грязно убивать своего пленника. Всё самое болезненное и отвратительное, что можно сделать с навом, Руга творит, не задавая больше никаких вопросов. Искры и слёзы из глаз смазывают его черты, Ромиге чем дальше, тем навязчивее мерещится, будто не древний нав Руга терзает его, и даже не Идальга в самом мерзопакостном из настроений, а точная копия Ромиги, зеркальное отражение, двойник. Почему так страшно?
Ещё недавно Ромига жаждал смерти… Не такой! Истязание с навязчивым привкусом абсурда страшнее, чем просто истязание. А он-то всего лишь пожелал выбраться из дурной бесконечности Первой Войны… Любой ценой, всё равно куда…

Нет, лучше туда, где за стенами дознавательской палатки ветер так призывно завывает, поёт! Трудно сосредоточиться на посторонних звуках, когда боль и ужас рвут сознание в клочья. А надо! Ветер — или не ветер? — набирает силу, треплет зачарованное полотно палатки. Руга слишком занят своим делом, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. А буря крепнет, всё отчётливее звучит голосами голки. В какой-то миг особенно сильный порыв сдувает палатку вместе с дознавателем, они уносятся в небо чёрными хлопьями, кружатся там среди облаков и драконов, потом истерзанное небо проливается дождём…
Вода на губах, и её удаётся слизнуть, проглотить. Ещё воды, ещё… Ромига открывает глаза — разве они были закрыты? — кое-как фокусирует взгляд, видит над собою двух голки… Знакомых голки.
— Вильяра, Альдира, а где Рыньи?
Они не разобрали его слов, не поняли вопроса, но скосив глаза, Ромига сам заметил мальчишку: живого и целого.
Вздохнул поглубже — болит всё так, будто над ним продолжает трудиться Руга. Прислушался к ощущениям: всё плохо, даже ещё хуже. Но хотя бы очнулся!

Вильяра дала ему немного воды, потом присела рядом и запела. Стала гладить, водить рукам вдоль тела. Тело ответило на эту ворожбу, обычно приятнейшую, таким фейрверком ощущений… Нав сдержал вопль, только зубами скрипнул — колдунья испуганно оборвала песнь.
Он отдышался и попросил:
— Вильяра, пожалуйста, продолжай. Я вытерплю. Поверь, лучше ощущать твои чары так, чем совсем не чувствовать никакого колдовства.
Вильяра снова запела, немного сменив тональность. Стало легче. Он терпел, довольно долго. Главное, не закрывать глаза и не проваливаться туда, где Руга рвёт его на куски пыточными крючьями… Да нет никакого Руги! Скорее всего, не было никогда. Ромигино воображение слепило образ из черт знакомых навов, включая того, кого привык видеть в зеркале…
— Вильяра, пожалуйста, дай мне твоё зеркальце.
— Не дам. Незачем. Смотри мне в глаза, там правильное отражение. И думать забудь, что ты в чём-то виноват перед своей стихией. Не наказывай себя за то, что выжил в светлом круге. Выжил — живи.
Кажется, эта ведьма с Голкья слишком много понимает про него, нава Ромигу! Недопустимо много. Но она права… Была бы права, кабы асурский ублюдок ни ожидал с нетерпением, когда Ромига выздоровеет… Однако и сдохнуть, не попытавшись разобраться с врагом, будет не по навски! Ромига старательно выговаривает.
— Я живу. Я стараюсь. Я жив и буду жить… Дай отдохнуть.
— Отдохни, Нимрин. Мне тоже пора к Зачарованному Камню. Рыньи пока приглядит за тобой.
Вильяра и второй мудрый уходят, Рыньи присаживается на край лежанки и пытается напоить Ромигу бульоном. К горлу тут же подкатывает тошнота.
— Нет, Рыньи, пока не могу. Дай ещё немного воды, и хватит.
— Нимрин, скажи… Мудрые говорят, я нырнул в твой сон. Там было много-много похожих на тебя Иули. И другие чужаки: солнечные — аж смотреть больно. Они все так свирепо дрались друг с другом, — мальчишка поморщился и потёр грудь: ровно там, где его пронзил клинок Чиртанги.
— Не дрались — сражались, — поправил Ромига.
— А какая разница?
— Разница, как между шнырьком и наиматёрейшим зверем, какого ты сможешь себе вообразить. Ты, Рыньи, подсмотрел самую беспощадную войну обитаемой вселенной.
— Нимрин, а ты сражался там?
— Нет. Это было очень давно, я тогда ещё не родился. Мне тоже дали подсмотреть, и меня затянуло.
— Кто — дал?
— Я не знаю, Рыньи. Говоришь, ты видел в моём сне солнечных чужаков. А у вас ничего не сказывают о таких?
Рыньи отрицательно качнул головой и снова потёр грудь.
— Болит? — спросил нав.
— Нет, даже странно. И следа никакого не осталось.
— Ну и хорошо, что не осталось.
— Хорошо, — согласился мальчишка, — но странно. Проткнули-то совсем по-настоящему. Знаешь, как больно было?
— Знаю, — улыбнулся Ромига.
После Вильяриных песен ему здорово полегчало. Достаточно, чтобы дышать, разговаривать, улыбаться. Но от запаха бульона всё равно тошнит. А ещё он чувствует себя в долгу перед мальчишкой, и желает прямо сейчас уточнить размер этого долга.
— Рыньи, прости меня! Кажется, я помешал тебе вытащить меня из кошмара тихо и незаметно. Дёрнулся не вовремя, нас и заметили…
Рыньи только головой мотнул:
— Тебя было очень тяжело волочить. Я обрадовался, когда ты встал на ноги, сразу стало легче. И мы же проснулись, оба. Значит, всё хорошо, всё к лучшему.
Спорить со сновидцем-голки Ромига не стал. Пусть, опыта у того сновидца… Но раз Рыньи уверен, что всё к лучшему, и не держит обиды — то и хорошо.
— Рыньи, я подремлю ещё немного.
— А ты… Ты не утонешь обратно в той вашей войне?
Ромига прислушивается к себе и отвечает:
— Нет, уже не утону.
Он чутко дремлет, временами выныривая туда, где Рыньи снова что-то над ним поёт-ворожит. Неугомонный мальчишка, бесстрашный! Другой, получив катаной, сразу бы присмирел: надолго или навсегда. Охотник…

Продолжение: chorgorr.diary.ru/p216639668.htm

Вопрос: Прочитали?

1. Да!		4	(100%)
Всего:		4

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, десница пращура, Голкья, асуры

---

Ещё один вариант

Зарегилась на Фликре. Эта зараза хотя бы разрешает разные размеры превьюх! Но за большой картинкой отправляет к себе. Тоже, на мой вкус, не слишком удобно(


1990-16 by Татьяна Холина, on Flickr

Ряд более крупных превью той же картинки

1990-16 by Татьяна Холина, on Flickr


1990-16 by Татьяна Холина, on Flickr


1990-16 by Татьяна Холина, on Flickr

Вопрос: Традиционный вопрос, видно?

1. Да		7	(63.64%)
2. Нет		0	(0%)
3. Грузится медленно и печально		0	(0%)
4. Неудобно ходить по ссылке на Фликр		4	(36.36%)
5. В комментариях		0	(0%)
Всего:		11

---

Поглядим, как в библиотеке Дайри генерятся миниатюры картинок

По-моему, мелковато. Не всегда разглядишь, стОит ли разворачивать? Хотя, юзверям с мобильным интернетом, наверное, удобно...
Оно ещё и криво вставляется! Ссылка должна вести на большую картинку, а ведёт на такую же маленькую. Чтобы открывалась большая, надо дополнительно изгаляться.
Как я люблю программистов!

@темы: жисть

---

Вдруг, кому интересно)

UPD: Изменила размер с 800 на 600 пикселей по ширине.

Затащила в библиотеку и альбом Дайри все свои акварели, которые были на Фламбере. Будет время, подпишу в альбоме названия и прочую атрибуцию. И расставлю по постам, где я эти картинки показывала. С фотками и мелкими почеркушками сложнее: они были, частью, разложены кучками по тематике, частью - болтались россыпью на двух аккаунтах Фламбера.



Кстати, вопрос:

Вопрос: Удобен ли такой размер картинок в постах?

1. Да		9	(64.29%)
2. Хочется крупнее		2	(14.29%)
3. Хочется мельче		1	(7.14%)
4. Лучше бы вообще все картинки под моря		1	(7.14%)
5. Другое в комментариях		1	(7.14%)
Всего:		14

---

А так?

Вопрос: Видно картику?

1. Да		13	(100%)
2. Нет		0	(0%)
3. Да, но очень медленно грузится		0	(0%)
Всего:		13

---

А если, например, так?

UPD: Кому не видно, напишите, пожалуйста, с какого устройства и браузера смотрели?

Со своего хостинга:

запись создана: 13.10.2018 в 18:11

Вопрос: Видно картинку?

1. Да		10	(58.82%)
2. Нет		7	(41.18%)
3. Видно, но очень медленно грузится		0	(0%)
Всего:		17