Девочка-маугли, воспитанная книгами, кошками и деревьями
UPD: Начиналось всё хорошо: с 5/7 от Белого, но потом Зелёный вкатил 2 за замысел, а под завязочку Жёлтый «осчастливил» замечательной оценкой 0/0 и резолюцией: «Грубейшие противоречия канону. Этот рассказ не следовало вообще допускать в конкурс».
Ессно, во 2 тур рассказ не прошёл. Ну и ладно. Будет настроение, немного перепишу и расширю эту историю. Пусть живёт с пометкой AU.
НеобращённыйНеобращённый
Он явился в монастырским воротам в полдень. Ему не были рады, но ждали. Демон пришёл забрать своё. Тяжёлая створка, надсадно скрипнув, выпустила двоих. Пожилой монах смерил воина Тьмы взглядом прямым и бесстрастным. Юноша в светской одежде узнал, радостно воскликнул, прянул навстречу – монах остановил его жестом, как птица крылом прикрывает птенца:
– Чадо Андрей, ты знаешь этого демона?
– Да, он мой хороший старый друг.
Год назад это была истинная правда.
– Если так, Тьма жестока не только к тебе, чадо, – в голосе монаха послышалась горечь, он сочувственно заглянул в чёрные, будто сажа, глаза пришельца.
Тот легко, холодно улыбнулся в ответ:
– Тьма соблюдает Договор, в отличие от вас, церковников. Зачем ты вышел с ним? Надеешься мне помешать?
Монах отрицательно качнул головой. Опустил руку, отступая в сторону:
– Прощай, крестник. Да пребудет на тебе благодать и милость Господня. Помолись за меня, когда предстанешь перед престолом Его.
Юноша сложил ладони лодочкой для благословения:
– И ты молись за меня, отче.
Размашистое крестное знаменье, лёгкое касание губами руки, и ещё несколько долгих секунд эти двое смотрели друг другу в глаза. Потом монах шагнул обратно к воротам, юноша – навстречу своей судьбе.
Судьба не спешила. Мягкими, плывучими шагами отступала спиной вперёд из-под свода надвратной башни, манила за собой. Полуденное солнце обрисовало гибкий силуэт в проёме арки, облило светом волосы и плечи, смывая Тьму в кляксу тени у ног. Юноша вздохнул, зажмурился и нырнул в свет, как ныряют в омут. Выдохнул:
– Слава тебе, Господи Иисусе Христе, ныне, и присно, и во веки веков! – отчаянная улыбка, бледное до прозрачности лицо: Андрэ Малкавиан «купался в лучах славы» второй раз в жизни.
Хороший старый друг… Не слишком и старый!
Так всегда. Сначала ты бережно принимаешь на ладони пищащий розовый комочек, которому только предстоит стать разумным существом. Не успеваешь оглянуться, а на тебя уже пытливо и радостно смотрят вверх, зовут «дядей навом». Совсем немного лет, и вы общаетесь почти на равных, как думает твой визави. Вместе пускаетесь в рискованные приключения и путешествия, спите на холодной земле под одним плащом, прикрываете друг другу спину в бою… Ты с интересом ждёшь: в какой момент юное существо станет зрелым? Достаточно укрепится волей, узнаёт о себе и мире довольно, чтобы начать торить в жизни собственный путь? Каким будет этот путь? Проляжет параллельно с твоим? Вывернет поперёк?
Бывает по-разному. Ты уже не раз проходил это, хотя сам ещё молод…
Гарка предоставил масану выбор, как ему умереть: от солнца или от чёрной стали. Масан выбрал, нав бестрепетно ожидал того, что бывает всегда. Не дождавшись, не выказал видимого удивления. Мягко усмехнулся:
– Да, Андрэ, только с тобой могла приключиться такая история. Как тебя угораздило? Расскажешь?
Солнце не сжигало масана, лишь заставляло щурить рубиновые глаза:
– Мы охотились за пищей, и заигрались. Это долгая история…
– Про похождения вашей весёлой банды, и как вы нарвались на удар Инквизитора, можешь пропустить, я это знаю. Расскажи, как выжил?
– Бог челов пощадил меня и привёл сюда. Отец Николай, тот самый инквизитор, принял, крестил и просвещает в вере. Я знаю теперь: Единый Господь и Создатель – это тот, кого мы именуем Спящим. Он почил от дел, сотворив мир и всех живущих в нём. Ныне день седьмой, время наших деяний, потому Он как бы спит. Однако с челами разговаривает, и однажды Сам воплотился среди них, дабы спасти от смерти всех верующих в Него. Не только челов! Всех, способных слышать и принять благую весть Евангелия. Понимаешь меня, нав? – в голосе масана звучало ликование, глаза сверкали.
Гарка видел, что Андрэ искренне верит каждому своему слову и не выглядит жертвой внушения. Восторг плещет через край, но это обычно: юный Малкавиан всегда был увлекающейся натурой. Нав не понимал главного. Почему сила инквизитора, безжалостно уничтожавшая нелюдей, этого масана не просто пощадила, а, похоже, хранит. До какого предела будет хранить? Внешне спокойный, посланец Нави был до предела собран и насторожен.
– Спасти от смерти? Ты стал бессмертным, и я не смогу казнить тебя, Андре? – гарка иронично приподнял бровь. – Но разве челы перестали умирать после той странной истории в Иерусалиме?
– Даже если ты убьёшь моё тело, дух будет жив и вознесётся к Господу. Тело тоже воскреснет, когда волею Создателя мир обновится, будто феникс в огне.
Гарка слышал это раньше, но впервые – не от чела.
- Ты, масан, веришь в человские побасенки? Мы так и не выяснили пока, откуда у инквизиторов эта странная сила, перед которой наша магия и сами наши жизни – ничто. Но то, что челы говорят, а ты взялся повторять, слишком уж абсурдно звучит.
– Да, я верю. Как ты веришь своим глазам, нав. Смотри, я стою перед тобой, хотя уже десять раз должен был рассыпаться в пепел.
– Это серьёзный аргумент, не поспоришь, – кивнул головой тёмный. – Ты совсем перестал бояться солнца?
– Пока Господь со мной, я ничего не боюсь. Он один знает, навсегда ли изменил меня Своею благодатью, или это временный дар. Отец Николай думает, что временный. Силой Святого Духа челы, ученики Христовы, тоже обретали способности, не свойственные их расе. Воскрешали мёртвых, исцеляли неисцелимых, проповедовали на чужих языках. Они делали всё это, но оставались обычными челами и даже не превращались в магов. Так и я, выходя на свет, помню, кто я такой. Каждый раз может оказаться последним, но Солнце Правды пока хранит меня. Как же я счастлив, как люблю Господа и весь этот прекрасный мир – ты не представляешь себе, нав!
Нав не представлял – просто чувствовал эмоции Андрэ, с удовольствием купался в этом тёплом потоке. Однако не был бы навом, не задав следующий вопрос:
– А давай я чуточку отложу исполнение приговора? Пойдём в Цитадель, исследовать, что в тебе изменилось? Может получиться неприятно, и к финалу исследования от тебя мало что останется. Но ты же, правда, ничего не боишься?
Вместо того, чтобы испугаться, масан возликовал:
– Ожидая посланца Тайного Города, я приготовился к смерти. Теперь любая отсрочка – возможность проповедовать и свидетельствовать о Господе. Какая разница, где. Я буду делать это и в ваших подвалах, пока найдутся слушатели.
– Пока сможешь говорить, – жёстко усмехнулся нав, однако запугать этого масана было, в самом деле, невозможно. – Андрэ, как ты думаешь, почему это случилось именно с тобой? Многие попадали под удары инквизиторов, но только тебя церковники пощадили, подобрали и обратили в свою веру.
Андрэ склонил голову чуть набок, улыбнулся истинно Малковиановской улыбкой:
– Возможно, мне одному хватило безумия – уверовать в Бога, которому поклоняется пища? Сам не пойму, по какому наитию я первый раз взмолился Христу челов, когда инквизитор мешал нас с землёй. Второй раз, сознательно, я молился Ему перед рассветом, когда очнулся без сил и надежды уползти с открытого места. А в третий раз молился, когда челы нашли меня. Монахи услышали, что я славлю и благодарю их Бога за сохранённую жизнь, и сказали: «Раз Он тебя пощадил, мы тоже не тронем». И крестьянам не велели. Игумен Николай стал моим крёстным отцом, – масан оглянулся через плечо.
Гарка проследил этот безгранично преданный, полный люби и восхищения взгляд. Монах до сих пор торчал у ворот, молился по чёткам, низко склонив голову.
Нав на мгновение прикрыл глаза, вглядываясь во Тьму, которая всегда с собой. Родная стихия настороженно молчала, ожидая, когда он исполнит приказ. Обращаться к Творцу миров тёмный не привык, не умел, никогда не видел смысла. Однако сейчас старательно сложил в уме короткую простую молитву: «Спящий, если Ты хочешь, чтобы Навь приняла человскую веру, сохрани жизнь Андрэ Малкавиана ещё раз. Останови мой клинок». А вслух обратился к масану:
– Я не поведу тебя в Цитадель, Андрэ. Мы решим дело здесь.
– Почему? – ни печали, ни страха – чистейшее, неомрачённое любопытство.
– Потому что ты – мой Андрэ. Если в моей власти подарить тебе быструю и лёгкую смерть.., – нав, не договорив, крепко обнял масана.
Андрэ на мгновение приник к нему – совсем как в детстве. Потом упёрся ладонями в грудь гарки, мягко, но решительно отстраняя от себя.
– Прости, но я теперь не твой, а Божий, - Андрэ заглянул в глаза нава, тихо, виновато добавил. – Я не думал, что пришлют тебя. Мне жаль. Прости.
- Я вызвался сам, - спокойно ответил нав.
- Почему?
- Потому что ты вырос на моих глазах, был моим другом и напарником. Потому что ушёл от меня. Сначала в Саббат, потом к церковникам.
- Ты зол на меня? Хочешь отомстить?
- Нет. Тьме любопытно, что с тобой происходит и почему. Я видел начало твоей жизни, сейчас, вероятно, увижу финал, - тёмный очень тихо, почти про себя добавил. - Или очень любопытное продолжение.
Глаза Андрэ вспыхнули.
- Послушай, нав, у нас ведь есть немного времени. Ты тоже можешь попросить отца Николая крестить тебя. Сам узнаешь какая это радость – быть верным Господа. А потом мы вместе пойдём в Тайный Город, проповедовать Иисуса распятого и воскресшего…
Краткий жест отрицания: нав никогда не пойдёт по этому пути без сородичей. Он здесь сейчас – глаза и уши Нави, но решение примет князь, и оно будет верно. Гарка призвал катану, шагнул назад для лучшего замаха. Немного помедлил, будто ждал чего-то. Андрэ вытянулся в струнку, подставил шею под удар так же бесстрашно и радостно, как всегда шагал навстречу неизведанному:
– Пойду к Богу, за всех молиться. И за тебя, друг…
Чёрная сталь не дала закончить фразу. Обезглавленное тело начало оседать наземь, а голову нав поймал за волосы на лету. Вглядывался в рубиновые зрачки, пока там не угасла последняя искра разума. Продолжал ощущать это странное ликование, которое не заглушила даже боль агонии. Самому наву было горько: на миг почти заразился Малкавиановским безумием, понадеялся на ещё одно чудо. А зря. Своих старших детей Спящий никогда не баловал чудесами и, видимо, впредь не будет. Даже если допустить, что тот чел, Иисус, правда, был Его аватарой… А откуда инквизиторы берут свою силу, и при чём тут вера – вообще отдельный вопрос… Тихо выдохнул:
– Ты чокнутый, Малкавиан. Как был, так и остался. Зачем человскому богу сумасшедший масан? Прощай, Андрэ.
Слышал ли умирающий эти слова, трудно сказать. Жизнь ушла, и то, что хранило масана до сих пор, перестало действовать. Солнечный свет, будто опомнясь, совершал свою обычную работу. Тело стремительно рассыпалось пеплом и, неожиданно, горкой сухих, выбеленных костей. Нав второй раз подхватил в падении череп, завернул в быстро сотворённый лоскут ткани – отнести странный трофей в Цитадель. Собрался вызвать портал, но его остановили:
– Подожди, демон. Я не помешаю тебе забрать его голову, раз ты смог взять её и завернуть в свой колдовской плат. Но позволь мне прочитать отходные молитвы, – монах подошёл и склонился над останками Андрэ Малкавиана.
– Любопытно, как бы ты смог мне помешать? – угрюмо поинтересовался нав.
Если верить Андрэ, перед ним был не простой монах, а тот самый инквизитор. Но гарка не чувствовал от него опасности. Даже обычной неприязни знающего чела к нелюдю – и то не ощущал.
– На всё воля Божия, – спокойно ответил монах. Он скорбел о крестнике, сильно грустил о чём-то ещё, но скорбь и грусть мешались с отблеском всё того же непонятного, нелепого ликования.
– Читай свои молитвы, игумен Николай, я не буду мешать, – гарка положил узелок с черепом на седую от пепла траву. – После хочу поговорить с тобой. Согласишься ответить на вопросы?
– Да. Подожди меня вон там, – монах указал на сломанную ракиту на берегу большого пруда, ярдах в сорока от монастырских ворот.
– Мне любопытно послушать и посмотреть, как ты молишься. Не помешаю?
– Нет. Хочешь – слушай, – монах извлёк из недр просторного облачения потрёпанную пергаментную тетрадь, полистал и начал вполголоса, нараспев читать из неё.
Нав узнавал лишь отдельные слова, но замер в безмолвном карауле, наблюдая и запоминая всё. Стоило посмотреть вблизи на инквизитора, который рискнул нарушить главный постулат Договора с нелюдями: «Церковь создана челами и для челов». Тем более, скоро смотреть станет не на кого. Крёстный не должен пережить крестника дольше, чем на сутки. Челы поклялись «выжечь осиное гнездо, чтоб и памяти не осталось об укоренившейся здесь ереси».
Монах закрыл свой молитвослов, вздохнул, сказал тихо, раздумчиво:
– Вот и проводили раба божия Андрея в путь всея Земли. Светлая душенька, мученик Христов, и не важно, что упырём родился. Крепко проклял Господь весь их род, но благодать призванному даровал в избытке. Скажу я тебе, демон: великое это счастье, читать отходную праведнику. Хоть и горько, что стал Андрей мучеником, а не апостолом всея нелюди, как мог бы. Как мнилось мне недостойному. Но на всё воля Божия.
Нав рыкнул:
– Андрэ был масаном, а не упырём. Мой народ зовётся – навы. Запомни… Хотя, зачем тебе? Ты всё равно скоро умрёшь, инквизитор, и вряд ли кто-то станет читать над тобой отходные молитвы.
Монах ответил спокойно, с лёгкой печалью:
– В Пустыни поминают всех, – отошёл к воротам, гулко бухнул в них кулаком. – Эй, Антипка, поди сюда!
Створка приоткрылась, из щели выглянул парнишка в подряснике. Зыркнул на нава, на останки Андрэ, хотел утечь обратно, но был пойман за ухо. Николай дал ему короткие указания и отпустил. Скрип и хлопанье воротины, топот быстрых ног…
– Пока братия готовят всё для погребения, я поговорю с тобой, нав. Посидим на той раките. Хорошее место и для рыбалки, и для беседы, – монах, не оглядываясь, шёл к воде, гарка следовал за ним.
Молния расколола старое дерево напополам. Одна часть, живая, вздымалась в небо и нависала далеко над водой. Вторая, почти засохшая, лежала на берегу и служила теперь удобной скамейкой. Игумен Николай помнил ветлу целой, образ могучего дерева явственно всплывал из его памяти. А ещё его одолевали сомнения и страх, которым он упрямо не поддавался и не показывал виду. Пожалуй, монах владел собой лучше всех челов, кого гарка знал.
– Как ты решился нарушить Договор? – спросил нав, не слишком рассчитывая на внятный, исчерпывающий ответ. Однако чувствовал желание чела выговориться и был готов слушать.
Они сидели друг против друга… Враг против врага? Глаза в глаза: чел не отводил пытливого взгляда, силясь разглядеть что-то в навской черноте. Гарка привычно скрывал все чувства, кроме самого сильного – любопытства. Монах заговорил тихо, медленно, на удивление доверительно:
- За моей спиной была беззащитная паства, а в храм ломились жадные до крови ночные твари. Мы все знали: дверь рухнет, или они просочатся в окна, как умеют, и нас ждёт лютая смерть. Мы все, едиными устами, единым сердцем, молили Господа о спасении. Он услышал и ответил, когда первые упыри ворвались в храм. Их попалило и смело, а мы до рассвета дрожали в ужасе.
- Почему в ужасе? – удивлённо спросил нав. – Осада же закончилась хорошо для вас.
Монах резко перебросил чётки – первый нервный жест, который воин Тьмы заметил у него.
- Мы люди грешные, а Господь страшен в гневе. Я слышал от деда, что истинная вера творит истинные чудеса, но думать не смел, что однажды сам призову эту огненную силу, и она пройдёт сквозь меня, - теперь старый игумен с каким-то детским недоумением рассматривал свои руки. Тяжко вздохнул. – По грехам моим, я должен был тоже сгореть в том огне, но Господь долготерпелив и многомилостив.
- Жители окрестных деревень говорят, что ты святой. И события той ночи подтверждают.
Чел поморщился, хлестнул себя чётками по ноге:
- Не льсти мне, демон. Господь знает моё недостоинство.
Гарка пожал плечами и сменил тему:
- В храме были только монахи?
- Селяне – тоже. Со всей округи, кого не обескровили и не растерзали за полмесяца упыри. Мы собирались в храм перед закатом, молились до рассвета. Храм тесный, самые слабые и усталые засыпали стоя, но не падали – некуда, - так плотно стояли.
Нав, как воочию, увидел тех челов: сбившихся в кучу, воняющих страхом, ошалевших от бессонницы. Игумен смог превратить перепуганное стадо в войско, сплотить и повести за собой к победе. Спас всех, кроме себя, но таковы условия Договора.
- Ты выиграл немало жизней, инквизитор. Гордись!
Игумен упрямо свёл косматые брови над переносицей:
– Я слуга Христов. Мне не пристало гордиться тем, что Господь сотворил через меня.
Нав видел перед собой достойного противника, по-воински спокойного и собранного, даром, что у них сейчас перемирие. Не слишком понимал, зачем монах прибедняется, низводя себя в слуги? Ну да ладно.
- Ладно, меня не слишком интересуют челы. Расскажи, что произошло с Андрэ? Почему всех масанов попалило и смело, а этот остался?
– Един Господь ведает. Вероятно, за искорку веры и искреннее покаяние в упырских злодействах?
- Андрэ был ужасно непостоянен, - покачал головой нав. – Сколько раз он жаловался мне, что устал жить чужими смертями и кровожадным безумием. Иногда его накрывало – просто до нежелания жить таким, как есть. Говорил, что отдал бы всё, лишь бы избавить свою семью от проклятия жажды. Или, хотя бы, самому избавиться. А потом вдруг раз, и по собственной воле окунулся в безумие с головой. Сколотил эту банду, убивал всё, что подвернётся под иглы и просто под руку.
Монах ответил с печалью:
- Он ненавидел своё окаянство и отчаянно жаждал измениться. Так искренне и горячо, что Господь принял. Ты спрашиваешь, почему я нарушил Договор? Но как я мог не крестить водой того, кого сам Господь уже крестил благодатью и светом?
Теперь нав пристально вглядывался в прозрачные, как вода, глаза чела, силясь понять, что происходит у того в голове:
- Инквизитор подлежит казни один. Призвав благодать в безвыходной ситуации, ты действовал разумно и благородно. Крестив масана – нет. Ты подставил своих монахов из-за чужака и врага. За ересь вас истребят всех. Сородичей, над которыми ты, игумен, властен, за которых отвечаешь перед своим богом.
Слова гарки явно ударили по больному месту. Монах не изменился в лице, не отвёл взгляда, но из глаз выкатились крупные слезинки. Быстро канули куда-то в густую бороду, и ответ нашёлся мгновенно. Высказал вслух, о чём размышлял давно?
- Братия приняли Андрея по доброй воле. Мы все воины Христовы, и негоже нам отступать от своего долга страха ради человек. Когда мы нашли Андрея, мы сперва подумали, что спасем заблудшую, замороченную упырями человеческую душу. Но он объяснил нам, кто он такой. Рассказал, не тая, историю своего народа и других нелюдей, живущих в мире. Волею Божьей, я давно был посвящён в историю Договора с нашей стороны. Увидел с другой – сердце преисполнилось скорбью и смятением. Нам ведь было велено: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всякой твари», а мы решили обращаться только к себе подобным. Когда опасность нависла над всем родом человеческим, обрели от Господа великую силу. Могли говорить, как власть имущие. Но не стали нести Благую Весть никому, кроме сородичей. Заградили путь ко Христу другим разумным созданиям. Да ещё многих своих отвергли, убили и выбросили во внешнюю тьму. Скрыли истину и замутили её ложью. Это страшный грех, и расплата за него грядёт.
– Это была простая политика, – усмехнулся нав. – Условие для равновесия сил. Мы не лезем в некоторые человские дела, вы не лезете к нам. Не знаю, говорил ли тебе дед - ты не первый, кто пытался обращать нелюдей в свою веру. И Андрэ не первый из нас, кто принял крещение. Возможно, он первый, кто сделал это на волне чувств, а не ради выгоды. Но скажи: чего, по-твоему, нам всем не хватает, чтобы искать этого в вашей церкви?
– Церковь Христова приводит народы ко спасению.
– «Спасение». Непонятное слово, которое я уже слышал от Андрэ. Несчастный говорил, будто ваш бог спасает от смерти. Иногда – может быть, но в целом что-то незаметно, - нав бросил взгляд туда, где белели на траве кости казнённого масана.
– Он спасает падшие создания от власти смерти, греха и пагубных страстей, - быстро ответил монах.
- Как-то не заметно, чтобы от господства твоей Христианской веры челы стали меньше убивать, грабить и насиловать себе подобных. Не говоря уже о пагубных пристрастиях, вроде неумеренной выпивки. При том, вы все прекрасно знаете внутри себя, что такое хорошо, что такое плохо. Подводите разные объяснения, подкрепляете авторитетом мудрецов, богов, да хоть самого Спящего. А делаете ровно наоборот.
- Мы называем это первородным грехом. Повреждение воли и разума, которое только Господь может исцелить. Он исцеляет. Тех, кто сам сильно этого хочет. Ты ведь знаешь, чем была для твоего друга жажда. Приняв крещение, причащаясь святых Христовых тайн, Андрей обрёл власть над собой.
На бесстрастном лице гарки отразилось лёгкое удивление:
– Он перестал пить кровь? Вы живёте в глуши, на вас обратили внимание почти случайно и не скоро. За то время, что Андрэ просидел у тебя в монастыре, он просто обязан был высушить кого-нибудь. Может, он заметал следы, а ты не знаешь?
– Кровь была необходима ему для жизни, увы. Но он избавился от безумия. На моих глазах Андрей держал пост, пока не слёг. Это плохо, неправильно, и я поделился с ним, – монах приподнял рукав, показал заживающий след игл на предплечье. – Я, потом ещё двое братьев.
Нав фыркнул:
– Андрэ избавился от безумия? Нет, похоже, вы спятили тут все, дружно. Буйный Малкавиан рехнулся до такой степени, что стал беречь жизни пище. Кому рассказать, не поверят!
– Но это истинная правда, – пожал плечами монах. – И тебе самому сегодня явлено великое чудо. Ты видел то, чего никогда не бывает, но по Божьей милости случилось. Значит, Господь и тебя призывает, нав.
– Мне думается, я вполне хорошо живу без твоего бога и его странных чудес. Не нуждаюсь в спасении от смерти через смерть. Однако я готов послушать тебя ещё, Николай, если ты расскажешь мне об Андрэ.
Монах в который раз попытался что-то разглядеть в черноте навских глаз. Спросил:
– Он был сильно дорог тебе?
– Был.
– И ты, не веруя в спасение и вечную жизнь, так легко убил его?
– Он умер для меня, когда по глупости или от скуки ушёл к мятежникам Саббат. Потом ты, инквизитор, убил его на деревенской площади вместе со всеми сообщниками. В третий раз он умер на утро после той ночи. Четвёртый – когда морил себя жаждой. Пятый – шагнув на солнцепёк сегодня. Это лишь то, что я знаю. Но, по-моему, многовато для одного безумца. Знаю: кто ищет гибели, всегда её находит. У меня был приказ казнить его. Я, воин Нави, выполнил приказ. Рад, что в моей власти было подарить ему лёгкую кончину. Скажи, искать смерти – по-вашему, грех?
– Грех. Андрей не умел жить иначе и не успел научиться. Возможно, я ошибся, не отправив его из монастыря сразу после крещения. Но я не мог отпустить его, не наставив в вере…
За монастырской стеной ударили в колокол. Монах встрепенулся:
– Мне пора идти.
– Интересно было поговорить с тобой, игумен.
– Мы можем продолжить беседу после службы. А если захочешь увидеть нашу жизнь, идём со мной.
Нав всегда отличался неуёмным любопытством. Он провёл в монастыре остаток дня и часть ночи. Челы явно и откровенно пытались обратить его в свою веру. Не только игумен, все семеро монахов и юный послушник Антипка. Терять им было нечего, они это прекрасно знали. Реагировали по-разному, но в целом – удивительно спокойно для челов, которых вот-вот убьют.
Игумен Николай был из них самым умным и дальновидным, его сильнее прочих терзали сомнения. Пуще смерти, опасался не угодить своему богу. Всё ещё колебался между послушанием церковным авторитетам, которые заключали Договор, и тем, что вычитал в своей главной священной книге, принял умом и чувствами. Воину Тьмы трудно было понять эти метания. Выбрал цель, ощущаешь её верной – лети и не сворачивай.
Гарка много спрашивал, внимательно слушал, кое-что рассказывал сам о жизни нелюдей, но в итоге ушёл необращённым. Вернулся в Цитадель, отдал комиссару узелок с черепом Андрэ и подробный отчёт о казусе с масаном, пережившим удар инквизитора и не боявшимся солнца.
Через несколько лет нав ещё раз побывал там, где всё произошло. Монастырские стены не изменились, внутри теплилась такая же бедная, скудная и суровая жизнь, но был другой игумен и другие монахи. Память о прежних насельниках хранили лишь угли, заросшие иван-чаем, на месте старого братского корпуса.
В соседней деревне рассказывали страшные сказки про упырей и совсем не помнили фактов. Но тайком чтили то пепелище едва ли не больше монастырского храма. Поговаривали, покоятся под углями святые мученики, а ещё один лежит на кладбище под простым, наскоро сколоченным деревянным крестом. Приходили, кланялись, просили молитв, помощи и утешения. «Человская молва – как тот иван-чай. Растёт буйно, цветёт пышно, а плодов не приносит, только пылит», – размышлял нав, слушая у деревенского колодца дряхлую старуху, лет сорока от роду, которая всё это ему рассказывала.
– Ты, барин, поди, знал кого из них, раз спрашиваешь? – крестьянка снизу вверх смотрела на высокого молодого господина.
– Кое-кого знал.
– Значит, есть у тебя, барин, крепкие заступники и молитвенники на небесах.
«Барин» усмехнулся, прищурил чёрно-агатовое око:
– Эти – намолят…
Кому удобнее читать на Самиздате, там тоже выложила:
samlib.ru/editors/h/holinadzhemardxjan_t_j/neob...
Ессно, во 2 тур рассказ не прошёл. Ну и ладно. Будет настроение, немного перепишу и расширю эту историю. Пусть живёт с пометкой AU.
НеобращённыйНеобращённый
Он явился в монастырским воротам в полдень. Ему не были рады, но ждали. Демон пришёл забрать своё. Тяжёлая створка, надсадно скрипнув, выпустила двоих. Пожилой монах смерил воина Тьмы взглядом прямым и бесстрастным. Юноша в светской одежде узнал, радостно воскликнул, прянул навстречу – монах остановил его жестом, как птица крылом прикрывает птенца:
– Чадо Андрей, ты знаешь этого демона?
– Да, он мой хороший старый друг.
Год назад это была истинная правда.
– Если так, Тьма жестока не только к тебе, чадо, – в голосе монаха послышалась горечь, он сочувственно заглянул в чёрные, будто сажа, глаза пришельца.
Тот легко, холодно улыбнулся в ответ:
– Тьма соблюдает Договор, в отличие от вас, церковников. Зачем ты вышел с ним? Надеешься мне помешать?
Монах отрицательно качнул головой. Опустил руку, отступая в сторону:
– Прощай, крестник. Да пребудет на тебе благодать и милость Господня. Помолись за меня, когда предстанешь перед престолом Его.
Юноша сложил ладони лодочкой для благословения:
– И ты молись за меня, отче.
Размашистое крестное знаменье, лёгкое касание губами руки, и ещё несколько долгих секунд эти двое смотрели друг другу в глаза. Потом монах шагнул обратно к воротам, юноша – навстречу своей судьбе.
Судьба не спешила. Мягкими, плывучими шагами отступала спиной вперёд из-под свода надвратной башни, манила за собой. Полуденное солнце обрисовало гибкий силуэт в проёме арки, облило светом волосы и плечи, смывая Тьму в кляксу тени у ног. Юноша вздохнул, зажмурился и нырнул в свет, как ныряют в омут. Выдохнул:
– Слава тебе, Господи Иисусе Христе, ныне, и присно, и во веки веков! – отчаянная улыбка, бледное до прозрачности лицо: Андрэ Малкавиан «купался в лучах славы» второй раз в жизни.
Хороший старый друг… Не слишком и старый!
Так всегда. Сначала ты бережно принимаешь на ладони пищащий розовый комочек, которому только предстоит стать разумным существом. Не успеваешь оглянуться, а на тебя уже пытливо и радостно смотрят вверх, зовут «дядей навом». Совсем немного лет, и вы общаетесь почти на равных, как думает твой визави. Вместе пускаетесь в рискованные приключения и путешествия, спите на холодной земле под одним плащом, прикрываете друг другу спину в бою… Ты с интересом ждёшь: в какой момент юное существо станет зрелым? Достаточно укрепится волей, узнаёт о себе и мире довольно, чтобы начать торить в жизни собственный путь? Каким будет этот путь? Проляжет параллельно с твоим? Вывернет поперёк?
Бывает по-разному. Ты уже не раз проходил это, хотя сам ещё молод…
Гарка предоставил масану выбор, как ему умереть: от солнца или от чёрной стали. Масан выбрал, нав бестрепетно ожидал того, что бывает всегда. Не дождавшись, не выказал видимого удивления. Мягко усмехнулся:
– Да, Андрэ, только с тобой могла приключиться такая история. Как тебя угораздило? Расскажешь?
Солнце не сжигало масана, лишь заставляло щурить рубиновые глаза:
– Мы охотились за пищей, и заигрались. Это долгая история…
– Про похождения вашей весёлой банды, и как вы нарвались на удар Инквизитора, можешь пропустить, я это знаю. Расскажи, как выжил?
– Бог челов пощадил меня и привёл сюда. Отец Николай, тот самый инквизитор, принял, крестил и просвещает в вере. Я знаю теперь: Единый Господь и Создатель – это тот, кого мы именуем Спящим. Он почил от дел, сотворив мир и всех живущих в нём. Ныне день седьмой, время наших деяний, потому Он как бы спит. Однако с челами разговаривает, и однажды Сам воплотился среди них, дабы спасти от смерти всех верующих в Него. Не только челов! Всех, способных слышать и принять благую весть Евангелия. Понимаешь меня, нав? – в голосе масана звучало ликование, глаза сверкали.
Гарка видел, что Андрэ искренне верит каждому своему слову и не выглядит жертвой внушения. Восторг плещет через край, но это обычно: юный Малкавиан всегда был увлекающейся натурой. Нав не понимал главного. Почему сила инквизитора, безжалостно уничтожавшая нелюдей, этого масана не просто пощадила, а, похоже, хранит. До какого предела будет хранить? Внешне спокойный, посланец Нави был до предела собран и насторожен.
– Спасти от смерти? Ты стал бессмертным, и я не смогу казнить тебя, Андре? – гарка иронично приподнял бровь. – Но разве челы перестали умирать после той странной истории в Иерусалиме?
– Даже если ты убьёшь моё тело, дух будет жив и вознесётся к Господу. Тело тоже воскреснет, когда волею Создателя мир обновится, будто феникс в огне.
Гарка слышал это раньше, но впервые – не от чела.
- Ты, масан, веришь в человские побасенки? Мы так и не выяснили пока, откуда у инквизиторов эта странная сила, перед которой наша магия и сами наши жизни – ничто. Но то, что челы говорят, а ты взялся повторять, слишком уж абсурдно звучит.
– Да, я верю. Как ты веришь своим глазам, нав. Смотри, я стою перед тобой, хотя уже десять раз должен был рассыпаться в пепел.
– Это серьёзный аргумент, не поспоришь, – кивнул головой тёмный. – Ты совсем перестал бояться солнца?
– Пока Господь со мной, я ничего не боюсь. Он один знает, навсегда ли изменил меня Своею благодатью, или это временный дар. Отец Николай думает, что временный. Силой Святого Духа челы, ученики Христовы, тоже обретали способности, не свойственные их расе. Воскрешали мёртвых, исцеляли неисцелимых, проповедовали на чужих языках. Они делали всё это, но оставались обычными челами и даже не превращались в магов. Так и я, выходя на свет, помню, кто я такой. Каждый раз может оказаться последним, но Солнце Правды пока хранит меня. Как же я счастлив, как люблю Господа и весь этот прекрасный мир – ты не представляешь себе, нав!
Нав не представлял – просто чувствовал эмоции Андрэ, с удовольствием купался в этом тёплом потоке. Однако не был бы навом, не задав следующий вопрос:
– А давай я чуточку отложу исполнение приговора? Пойдём в Цитадель, исследовать, что в тебе изменилось? Может получиться неприятно, и к финалу исследования от тебя мало что останется. Но ты же, правда, ничего не боишься?
Вместо того, чтобы испугаться, масан возликовал:
– Ожидая посланца Тайного Города, я приготовился к смерти. Теперь любая отсрочка – возможность проповедовать и свидетельствовать о Господе. Какая разница, где. Я буду делать это и в ваших подвалах, пока найдутся слушатели.
– Пока сможешь говорить, – жёстко усмехнулся нав, однако запугать этого масана было, в самом деле, невозможно. – Андрэ, как ты думаешь, почему это случилось именно с тобой? Многие попадали под удары инквизиторов, но только тебя церковники пощадили, подобрали и обратили в свою веру.
Андрэ склонил голову чуть набок, улыбнулся истинно Малковиановской улыбкой:
– Возможно, мне одному хватило безумия – уверовать в Бога, которому поклоняется пища? Сам не пойму, по какому наитию я первый раз взмолился Христу челов, когда инквизитор мешал нас с землёй. Второй раз, сознательно, я молился Ему перед рассветом, когда очнулся без сил и надежды уползти с открытого места. А в третий раз молился, когда челы нашли меня. Монахи услышали, что я славлю и благодарю их Бога за сохранённую жизнь, и сказали: «Раз Он тебя пощадил, мы тоже не тронем». И крестьянам не велели. Игумен Николай стал моим крёстным отцом, – масан оглянулся через плечо.
Гарка проследил этот безгранично преданный, полный люби и восхищения взгляд. Монах до сих пор торчал у ворот, молился по чёткам, низко склонив голову.
Нав на мгновение прикрыл глаза, вглядываясь во Тьму, которая всегда с собой. Родная стихия настороженно молчала, ожидая, когда он исполнит приказ. Обращаться к Творцу миров тёмный не привык, не умел, никогда не видел смысла. Однако сейчас старательно сложил в уме короткую простую молитву: «Спящий, если Ты хочешь, чтобы Навь приняла человскую веру, сохрани жизнь Андрэ Малкавиана ещё раз. Останови мой клинок». А вслух обратился к масану:
– Я не поведу тебя в Цитадель, Андрэ. Мы решим дело здесь.
– Почему? – ни печали, ни страха – чистейшее, неомрачённое любопытство.
– Потому что ты – мой Андрэ. Если в моей власти подарить тебе быструю и лёгкую смерть.., – нав, не договорив, крепко обнял масана.
Андрэ на мгновение приник к нему – совсем как в детстве. Потом упёрся ладонями в грудь гарки, мягко, но решительно отстраняя от себя.
– Прости, но я теперь не твой, а Божий, - Андрэ заглянул в глаза нава, тихо, виновато добавил. – Я не думал, что пришлют тебя. Мне жаль. Прости.
- Я вызвался сам, - спокойно ответил нав.
- Почему?
- Потому что ты вырос на моих глазах, был моим другом и напарником. Потому что ушёл от меня. Сначала в Саббат, потом к церковникам.
- Ты зол на меня? Хочешь отомстить?
- Нет. Тьме любопытно, что с тобой происходит и почему. Я видел начало твоей жизни, сейчас, вероятно, увижу финал, - тёмный очень тихо, почти про себя добавил. - Или очень любопытное продолжение.
Глаза Андрэ вспыхнули.
- Послушай, нав, у нас ведь есть немного времени. Ты тоже можешь попросить отца Николая крестить тебя. Сам узнаешь какая это радость – быть верным Господа. А потом мы вместе пойдём в Тайный Город, проповедовать Иисуса распятого и воскресшего…
Краткий жест отрицания: нав никогда не пойдёт по этому пути без сородичей. Он здесь сейчас – глаза и уши Нави, но решение примет князь, и оно будет верно. Гарка призвал катану, шагнул назад для лучшего замаха. Немного помедлил, будто ждал чего-то. Андрэ вытянулся в струнку, подставил шею под удар так же бесстрашно и радостно, как всегда шагал навстречу неизведанному:
– Пойду к Богу, за всех молиться. И за тебя, друг…
Чёрная сталь не дала закончить фразу. Обезглавленное тело начало оседать наземь, а голову нав поймал за волосы на лету. Вглядывался в рубиновые зрачки, пока там не угасла последняя искра разума. Продолжал ощущать это странное ликование, которое не заглушила даже боль агонии. Самому наву было горько: на миг почти заразился Малкавиановским безумием, понадеялся на ещё одно чудо. А зря. Своих старших детей Спящий никогда не баловал чудесами и, видимо, впредь не будет. Даже если допустить, что тот чел, Иисус, правда, был Его аватарой… А откуда инквизиторы берут свою силу, и при чём тут вера – вообще отдельный вопрос… Тихо выдохнул:
– Ты чокнутый, Малкавиан. Как был, так и остался. Зачем человскому богу сумасшедший масан? Прощай, Андрэ.
Слышал ли умирающий эти слова, трудно сказать. Жизнь ушла, и то, что хранило масана до сих пор, перестало действовать. Солнечный свет, будто опомнясь, совершал свою обычную работу. Тело стремительно рассыпалось пеплом и, неожиданно, горкой сухих, выбеленных костей. Нав второй раз подхватил в падении череп, завернул в быстро сотворённый лоскут ткани – отнести странный трофей в Цитадель. Собрался вызвать портал, но его остановили:
– Подожди, демон. Я не помешаю тебе забрать его голову, раз ты смог взять её и завернуть в свой колдовской плат. Но позволь мне прочитать отходные молитвы, – монах подошёл и склонился над останками Андрэ Малкавиана.
– Любопытно, как бы ты смог мне помешать? – угрюмо поинтересовался нав.
Если верить Андрэ, перед ним был не простой монах, а тот самый инквизитор. Но гарка не чувствовал от него опасности. Даже обычной неприязни знающего чела к нелюдю – и то не ощущал.
– На всё воля Божия, – спокойно ответил монах. Он скорбел о крестнике, сильно грустил о чём-то ещё, но скорбь и грусть мешались с отблеском всё того же непонятного, нелепого ликования.
– Читай свои молитвы, игумен Николай, я не буду мешать, – гарка положил узелок с черепом на седую от пепла траву. – После хочу поговорить с тобой. Согласишься ответить на вопросы?
– Да. Подожди меня вон там, – монах указал на сломанную ракиту на берегу большого пруда, ярдах в сорока от монастырских ворот.
– Мне любопытно послушать и посмотреть, как ты молишься. Не помешаю?
– Нет. Хочешь – слушай, – монах извлёк из недр просторного облачения потрёпанную пергаментную тетрадь, полистал и начал вполголоса, нараспев читать из неё.
Нав узнавал лишь отдельные слова, но замер в безмолвном карауле, наблюдая и запоминая всё. Стоило посмотреть вблизи на инквизитора, который рискнул нарушить главный постулат Договора с нелюдями: «Церковь создана челами и для челов». Тем более, скоро смотреть станет не на кого. Крёстный не должен пережить крестника дольше, чем на сутки. Челы поклялись «выжечь осиное гнездо, чтоб и памяти не осталось об укоренившейся здесь ереси».
Монах закрыл свой молитвослов, вздохнул, сказал тихо, раздумчиво:
– Вот и проводили раба божия Андрея в путь всея Земли. Светлая душенька, мученик Христов, и не важно, что упырём родился. Крепко проклял Господь весь их род, но благодать призванному даровал в избытке. Скажу я тебе, демон: великое это счастье, читать отходную праведнику. Хоть и горько, что стал Андрей мучеником, а не апостолом всея нелюди, как мог бы. Как мнилось мне недостойному. Но на всё воля Божия.
Нав рыкнул:
– Андрэ был масаном, а не упырём. Мой народ зовётся – навы. Запомни… Хотя, зачем тебе? Ты всё равно скоро умрёшь, инквизитор, и вряд ли кто-то станет читать над тобой отходные молитвы.
Монах ответил спокойно, с лёгкой печалью:
– В Пустыни поминают всех, – отошёл к воротам, гулко бухнул в них кулаком. – Эй, Антипка, поди сюда!
Створка приоткрылась, из щели выглянул парнишка в подряснике. Зыркнул на нава, на останки Андрэ, хотел утечь обратно, но был пойман за ухо. Николай дал ему короткие указания и отпустил. Скрип и хлопанье воротины, топот быстрых ног…
– Пока братия готовят всё для погребения, я поговорю с тобой, нав. Посидим на той раките. Хорошее место и для рыбалки, и для беседы, – монах, не оглядываясь, шёл к воде, гарка следовал за ним.
Молния расколола старое дерево напополам. Одна часть, живая, вздымалась в небо и нависала далеко над водой. Вторая, почти засохшая, лежала на берегу и служила теперь удобной скамейкой. Игумен Николай помнил ветлу целой, образ могучего дерева явственно всплывал из его памяти. А ещё его одолевали сомнения и страх, которым он упрямо не поддавался и не показывал виду. Пожалуй, монах владел собой лучше всех челов, кого гарка знал.
– Как ты решился нарушить Договор? – спросил нав, не слишком рассчитывая на внятный, исчерпывающий ответ. Однако чувствовал желание чела выговориться и был готов слушать.
Они сидели друг против друга… Враг против врага? Глаза в глаза: чел не отводил пытливого взгляда, силясь разглядеть что-то в навской черноте. Гарка привычно скрывал все чувства, кроме самого сильного – любопытства. Монах заговорил тихо, медленно, на удивление доверительно:
- За моей спиной была беззащитная паства, а в храм ломились жадные до крови ночные твари. Мы все знали: дверь рухнет, или они просочатся в окна, как умеют, и нас ждёт лютая смерть. Мы все, едиными устами, единым сердцем, молили Господа о спасении. Он услышал и ответил, когда первые упыри ворвались в храм. Их попалило и смело, а мы до рассвета дрожали в ужасе.
- Почему в ужасе? – удивлённо спросил нав. – Осада же закончилась хорошо для вас.
Монах резко перебросил чётки – первый нервный жест, который воин Тьмы заметил у него.
- Мы люди грешные, а Господь страшен в гневе. Я слышал от деда, что истинная вера творит истинные чудеса, но думать не смел, что однажды сам призову эту огненную силу, и она пройдёт сквозь меня, - теперь старый игумен с каким-то детским недоумением рассматривал свои руки. Тяжко вздохнул. – По грехам моим, я должен был тоже сгореть в том огне, но Господь долготерпелив и многомилостив.
- Жители окрестных деревень говорят, что ты святой. И события той ночи подтверждают.
Чел поморщился, хлестнул себя чётками по ноге:
- Не льсти мне, демон. Господь знает моё недостоинство.
Гарка пожал плечами и сменил тему:
- В храме были только монахи?
- Селяне – тоже. Со всей округи, кого не обескровили и не растерзали за полмесяца упыри. Мы собирались в храм перед закатом, молились до рассвета. Храм тесный, самые слабые и усталые засыпали стоя, но не падали – некуда, - так плотно стояли.
Нав, как воочию, увидел тех челов: сбившихся в кучу, воняющих страхом, ошалевших от бессонницы. Игумен смог превратить перепуганное стадо в войско, сплотить и повести за собой к победе. Спас всех, кроме себя, но таковы условия Договора.
- Ты выиграл немало жизней, инквизитор. Гордись!
Игумен упрямо свёл косматые брови над переносицей:
– Я слуга Христов. Мне не пристало гордиться тем, что Господь сотворил через меня.
Нав видел перед собой достойного противника, по-воински спокойного и собранного, даром, что у них сейчас перемирие. Не слишком понимал, зачем монах прибедняется, низводя себя в слуги? Ну да ладно.
- Ладно, меня не слишком интересуют челы. Расскажи, что произошло с Андрэ? Почему всех масанов попалило и смело, а этот остался?
– Един Господь ведает. Вероятно, за искорку веры и искреннее покаяние в упырских злодействах?
- Андрэ был ужасно непостоянен, - покачал головой нав. – Сколько раз он жаловался мне, что устал жить чужими смертями и кровожадным безумием. Иногда его накрывало – просто до нежелания жить таким, как есть. Говорил, что отдал бы всё, лишь бы избавить свою семью от проклятия жажды. Или, хотя бы, самому избавиться. А потом вдруг раз, и по собственной воле окунулся в безумие с головой. Сколотил эту банду, убивал всё, что подвернётся под иглы и просто под руку.
Монах ответил с печалью:
- Он ненавидел своё окаянство и отчаянно жаждал измениться. Так искренне и горячо, что Господь принял. Ты спрашиваешь, почему я нарушил Договор? Но как я мог не крестить водой того, кого сам Господь уже крестил благодатью и светом?
Теперь нав пристально вглядывался в прозрачные, как вода, глаза чела, силясь понять, что происходит у того в голове:
- Инквизитор подлежит казни один. Призвав благодать в безвыходной ситуации, ты действовал разумно и благородно. Крестив масана – нет. Ты подставил своих монахов из-за чужака и врага. За ересь вас истребят всех. Сородичей, над которыми ты, игумен, властен, за которых отвечаешь перед своим богом.
Слова гарки явно ударили по больному месту. Монах не изменился в лице, не отвёл взгляда, но из глаз выкатились крупные слезинки. Быстро канули куда-то в густую бороду, и ответ нашёлся мгновенно. Высказал вслух, о чём размышлял давно?
- Братия приняли Андрея по доброй воле. Мы все воины Христовы, и негоже нам отступать от своего долга страха ради человек. Когда мы нашли Андрея, мы сперва подумали, что спасем заблудшую, замороченную упырями человеческую душу. Но он объяснил нам, кто он такой. Рассказал, не тая, историю своего народа и других нелюдей, живущих в мире. Волею Божьей, я давно был посвящён в историю Договора с нашей стороны. Увидел с другой – сердце преисполнилось скорбью и смятением. Нам ведь было велено: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всякой твари», а мы решили обращаться только к себе подобным. Когда опасность нависла над всем родом человеческим, обрели от Господа великую силу. Могли говорить, как власть имущие. Но не стали нести Благую Весть никому, кроме сородичей. Заградили путь ко Христу другим разумным созданиям. Да ещё многих своих отвергли, убили и выбросили во внешнюю тьму. Скрыли истину и замутили её ложью. Это страшный грех, и расплата за него грядёт.
– Это была простая политика, – усмехнулся нав. – Условие для равновесия сил. Мы не лезем в некоторые человские дела, вы не лезете к нам. Не знаю, говорил ли тебе дед - ты не первый, кто пытался обращать нелюдей в свою веру. И Андрэ не первый из нас, кто принял крещение. Возможно, он первый, кто сделал это на волне чувств, а не ради выгоды. Но скажи: чего, по-твоему, нам всем не хватает, чтобы искать этого в вашей церкви?
– Церковь Христова приводит народы ко спасению.
– «Спасение». Непонятное слово, которое я уже слышал от Андрэ. Несчастный говорил, будто ваш бог спасает от смерти. Иногда – может быть, но в целом что-то незаметно, - нав бросил взгляд туда, где белели на траве кости казнённого масана.
– Он спасает падшие создания от власти смерти, греха и пагубных страстей, - быстро ответил монах.
- Как-то не заметно, чтобы от господства твоей Христианской веры челы стали меньше убивать, грабить и насиловать себе подобных. Не говоря уже о пагубных пристрастиях, вроде неумеренной выпивки. При том, вы все прекрасно знаете внутри себя, что такое хорошо, что такое плохо. Подводите разные объяснения, подкрепляете авторитетом мудрецов, богов, да хоть самого Спящего. А делаете ровно наоборот.
- Мы называем это первородным грехом. Повреждение воли и разума, которое только Господь может исцелить. Он исцеляет. Тех, кто сам сильно этого хочет. Ты ведь знаешь, чем была для твоего друга жажда. Приняв крещение, причащаясь святых Христовых тайн, Андрей обрёл власть над собой.
На бесстрастном лице гарки отразилось лёгкое удивление:
– Он перестал пить кровь? Вы живёте в глуши, на вас обратили внимание почти случайно и не скоро. За то время, что Андрэ просидел у тебя в монастыре, он просто обязан был высушить кого-нибудь. Может, он заметал следы, а ты не знаешь?
– Кровь была необходима ему для жизни, увы. Но он избавился от безумия. На моих глазах Андрей держал пост, пока не слёг. Это плохо, неправильно, и я поделился с ним, – монах приподнял рукав, показал заживающий след игл на предплечье. – Я, потом ещё двое братьев.
Нав фыркнул:
– Андрэ избавился от безумия? Нет, похоже, вы спятили тут все, дружно. Буйный Малкавиан рехнулся до такой степени, что стал беречь жизни пище. Кому рассказать, не поверят!
– Но это истинная правда, – пожал плечами монах. – И тебе самому сегодня явлено великое чудо. Ты видел то, чего никогда не бывает, но по Божьей милости случилось. Значит, Господь и тебя призывает, нав.
– Мне думается, я вполне хорошо живу без твоего бога и его странных чудес. Не нуждаюсь в спасении от смерти через смерть. Однако я готов послушать тебя ещё, Николай, если ты расскажешь мне об Андрэ.
Монах в который раз попытался что-то разглядеть в черноте навских глаз. Спросил:
– Он был сильно дорог тебе?
– Был.
– И ты, не веруя в спасение и вечную жизнь, так легко убил его?
– Он умер для меня, когда по глупости или от скуки ушёл к мятежникам Саббат. Потом ты, инквизитор, убил его на деревенской площади вместе со всеми сообщниками. В третий раз он умер на утро после той ночи. Четвёртый – когда морил себя жаждой. Пятый – шагнув на солнцепёк сегодня. Это лишь то, что я знаю. Но, по-моему, многовато для одного безумца. Знаю: кто ищет гибели, всегда её находит. У меня был приказ казнить его. Я, воин Нави, выполнил приказ. Рад, что в моей власти было подарить ему лёгкую кончину. Скажи, искать смерти – по-вашему, грех?
– Грех. Андрей не умел жить иначе и не успел научиться. Возможно, я ошибся, не отправив его из монастыря сразу после крещения. Но я не мог отпустить его, не наставив в вере…
За монастырской стеной ударили в колокол. Монах встрепенулся:
– Мне пора идти.
– Интересно было поговорить с тобой, игумен.
– Мы можем продолжить беседу после службы. А если захочешь увидеть нашу жизнь, идём со мной.
Нав всегда отличался неуёмным любопытством. Он провёл в монастыре остаток дня и часть ночи. Челы явно и откровенно пытались обратить его в свою веру. Не только игумен, все семеро монахов и юный послушник Антипка. Терять им было нечего, они это прекрасно знали. Реагировали по-разному, но в целом – удивительно спокойно для челов, которых вот-вот убьют.
Игумен Николай был из них самым умным и дальновидным, его сильнее прочих терзали сомнения. Пуще смерти, опасался не угодить своему богу. Всё ещё колебался между послушанием церковным авторитетам, которые заключали Договор, и тем, что вычитал в своей главной священной книге, принял умом и чувствами. Воину Тьмы трудно было понять эти метания. Выбрал цель, ощущаешь её верной – лети и не сворачивай.
Гарка много спрашивал, внимательно слушал, кое-что рассказывал сам о жизни нелюдей, но в итоге ушёл необращённым. Вернулся в Цитадель, отдал комиссару узелок с черепом Андрэ и подробный отчёт о казусе с масаном, пережившим удар инквизитора и не боявшимся солнца.
Через несколько лет нав ещё раз побывал там, где всё произошло. Монастырские стены не изменились, внутри теплилась такая же бедная, скудная и суровая жизнь, но был другой игумен и другие монахи. Память о прежних насельниках хранили лишь угли, заросшие иван-чаем, на месте старого братского корпуса.
В соседней деревне рассказывали страшные сказки про упырей и совсем не помнили фактов. Но тайком чтили то пепелище едва ли не больше монастырского храма. Поговаривали, покоятся под углями святые мученики, а ещё один лежит на кладбище под простым, наскоро сколоченным деревянным крестом. Приходили, кланялись, просили молитв, помощи и утешения. «Человская молва – как тот иван-чай. Растёт буйно, цветёт пышно, а плодов не приносит, только пылит», – размышлял нав, слушая у деревенского колодца дряхлую старуху, лет сорока от роду, которая всё это ему рассказывала.
– Ты, барин, поди, знал кого из них, раз спрашиваешь? – крестьянка снизу вверх смотрела на высокого молодого господина.
– Кое-кого знал.
– Значит, есть у тебя, барин, крепкие заступники и молитвенники на небесах.
«Барин» усмехнулся, прищурил чёрно-агатовое око:
– Эти – намолят…
Кому удобнее читать на Самиздате, там тоже выложила:
samlib.ru/editors/h/holinadzhemardxjan_t_j/neob...
@темы: Тайный Город, масаны, тексты, навы, челы
-
-
18.06.2013 в 10:09-
-
18.06.2013 в 11:52