Хамло, как оно есть

Любой постоянный пользователь общественного транспорта умеет перемещаться в толпе, избегая грубых столкновений. На автопилоте, не включая мозги! Неподвижные препятствия мы огибаем, не особо различая, колонна это или человек. Если толпа слишком плотная, и обогнуть невозможно, по отношению к человеку включаются опции: окликнуть, попросить подвинуться, мягко отстранить с дороги. Всё это работает в 99% случаев, а в оставшемся 1% можно на несколько секунд притормозить.

Если кто-то кого-то грубо толкнул, это либо случайный сбой автопилота, тогда говорят: «Извините!» и, как правило, расходятся миром.

Либо – целенаправленная агрессия. Причём более сильный агрессор заведомо в выигрыше. Как минимум, он включил носорога, прошёл, толкнул. Если жертва что-то сказала или сделала в ответ – не важно, что – он с удовольствием эскалирует конфликт до драки и отмутузит более слабую жертву. Ещё и одобрение получит от таких же …удаков, но из-за трусости – чуть более законопослушных. А разумнее было бы остановить «трамвайное хамло» прежде, чем оно скинет кого-то на рельсы или забьёт до смерти. Безопаснее, если останавливать будут уполномоченные законом, специально обученные люди. Кнопка связи с машинистом – чуть в стороне от эпицентра событий, чтобы не затянуло, сообщение о драке в таком-то вагоне, просьба вызвать полицию... Старшее поколение знает, умеет, практикует (при желании) и другие варианты.

Половая принадлежность участников конфликта лично для меня мало что меняет в оценке ситуации: хамло ведёт себя опасно, неадекватно и должно быть остановлено! Если представить на месте агрессора – бывшую шпалоукладчицу, а на месте жертвы – офисного мальчика-зайчика, моё сочувствие останется на стороне жертвы. Но такой расклад встречается гораздо реже и больше шокирует зрителей именно потому, что мужчины, в среднем, сильнее и агрессивнее женщин. И не смотря на кое-какие успехи феминизма, М продолжают считать себя привилегированным первым сортом, которому прочие «унтерменши» должны уступать дорогу, молча утираться и не провоцировать.

Мерзкая история и довольно много мерзких комментариев: metroelf.livejournal.com/979312.html?view=26642...

@темы: жисть, челы

---

Мартышка и очки

Вроде, привыкаю, тьфу-тьфу-тьфу! Вблизи в очках всё равно не вижу, потому дома — бЭз них. Зато вне дома любуюсь подробностями мира, которые давно перестала различать: птицами на ветках, вывесками на другой стороне улицы, картинами на выставке, ночными огнями и звёздами. Но до хорошего окулиста всё-таки дойду, на всякий случай.

@темы: жисть

---

Все побежали, и я побежал!

Долго держалась, облизывалась — не выдержала, купила. Пробую. Теперь мало цветофф! Сплошное разорение (:

Может, когда-нибудь оно снова заработает...

A photo posted by Instagram

@темы: маркеры, почеркушки

---

Купила себе очки

Теперь читаю вывески мелким шрифтом, но не вижу то, что перед носом %ь
А ещё, очкарики со стажем, скажите: это нормально, когда на краю очков предметы как бы двоятся?

@темы: жисть

---

Десница Пращура (История с фотографией, часть 6): апрельская прода

Чуточку не успела с выкладкой на 1 число

Название: Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Цель у нава-попаданца та же: выжить и вернуться домой. Но сил и средств — всё меньше. Или ему только так кажется?
Предупреждения: попаданец, ксенофилия, смерти второстепенных персонажей.

Начало:
chorgorr.diary.ru/p215183319.htm
chorgorr.diary.ru/p215696258.htm
chorgorr.diary.ru/p216639571.htm
chorgorr.diary.ru/p216639668.htm
chorgorr.diary.ru/p216947733.htm
chorgorr.diary.ru/p217217129.htm
chorgorr.diary.ru/p217394776.htm

2.04.2019

...Ромига, забывшись, чуть не пожелал удачи в ответ, но сверкнуло, ослепило, и вот уже нав летит из асурского портала — мордой в сугроб.

Кое-как проморгался, огляделся. Асур вышвырнул его там же, где в прошлый раз. Его и Рыньи.
На холоду, возле родного Зачарованного Камня мальчишка начал быстро приходить в себя. По крайней мере, удалось поднять его на ноги. И встать самому. И добрести до калитки, держась друг за друга. Калитку Рыньи благополучно открыл и закрыл, а где-то на середине второй лестницы снова скис. Пока Ромига собирался с силами, чтобы взвалить его на спину и тащить дальше, на них наскочил один из старших слуг дома Кузнеца. Этим приключение, в общем-то, и завершилось.
Брань Туньи Ромига, по большей части, пропустил мимо ушей. На вопрос, где были, ответил, что расскажет об этом мудрой Вильяре. Дошёл до комнаты, упал на лежанку и отключился: тоже, как в прошлый раз. Ощущаешь ты вредоносную магию или нет, а она вредит! И не только она — общие условия. Когда и так-то не слишком здоров… Нав понимал: в хрустальном чертоге было слишком много света, чтобы обошлось без последствий. Но ущерб он станет оценивать, когда отлежится. Об асуре — живом и на свободе — тоже поразмыслит позже. Скорее всего, ужаснётся. Но сейчас, уплывая в горячечный бред, он знает, что поступил единственно верно, и нéчего об этом — пора птичек кормить.
Хор-рошие птички: белоснежный павлин и облезлый одноглазый индюк. Ромига отрывает от себя куски плоти и бросает им… Да ни капельки не больно! Зато птички либо подавятся, либо отравятся, либо — шутка Спящего — прикормятся и станут ему служить… Конечно же, дурь несусветная! Наву смешно с самого себя, как с клоуна на арене… Мало ли, что не похож? Зато арена — что надо! Круг из постаментов, а на них картинно, будто сторожевые львы, возлежат белые звери Голкья. Лежат — наблюдают за кормлением птиц. А постаменты-то под зверями не простые: Камни-алтари. И не те ли самые, что запомнили вкус Ромигиной крови? Но сейчас они не претендуют, довольствуются зрелищем. Ромиге же почему-то кажется жизненно важным: сосчитать их. Он считает, а птицы, знай, требуют своего — жрать! Хлопают крыльями, щиплют клювами, отвлекают. Он раз за разом сбивается, не досчитав до трёх десятков. Забывает, откуда начал, слишком уж всё одинаковое: и Камни, и звери на них… Нет, один Камень почему-то белый, в Пещере Совета такого не было. Ромига начинает новый подсчёт с него, заметного, однако птички совсем обнаглели! Индюк сшиб с ног и целит клювом в глаза, павлин налетает на индюка сбоку — драка, вопли, когти, пух и перья кружат в воздухе. Одно перо, невообразимо громадное, опускается Ромиге на лицо, загораживая обзор. Оно, внезапно, тяжелее свинцовой плиты, и под гнётом нав проваливается куда-то глубже, где нет зримых образов, вообще ничего нет…
Совсем ничего и никого! Ромига не ощущает даже присутствия поганца, который прежде обитал в этом нигде. А и правильно: сам же поганца отпустил. Зато внезапно вспоминает, что сквозь подобное нигде можно пронырнуть в любой из миров: хоть к душекраду в гости, хоть домой. Нав уже проделывал этот фокус, не отдавая себе отчёта. А когда-нибудь проделает — сознательно и целеустремлённо. Но пока ему не хватает то ли духу, то ли дыхания, то ли чего-то ещё. Пустота выталкивает из себя, словно глубокая вода, и снова арена, алтари, птицы, звери…
Птицы насытились, отстали, исчезли. Ромига смотрит в глаза твари, сторожащей белый Камень. Взгляд её — не по-звериному осмысленный, а морда — уже не совсем морда. Звериные черты плавно и красиво — на удивление! — перетекли в черты голки. Мудрая Вильяра взирает на Ромигу высокомерно и загадочно, будто статуя сфинкса… Сфинкс и есть, с поправкой на местные реалии: звериное тело, лицо разумной. Убьёт, сожрёт — или сперва станет загадки загадывать? Молчит, смотрит…

***
Вильяра задыхается от гнева и обиды. Любимая сказка обернулась вракой! Мало того, что Пращур — вовсе не пращур, а самозванец, чужак из Асми! Так ещё он по-погански воспользовался Вильярой! Вышвырнул её из её же собственного тела, говорил её устами с Альдирой и Нимрином, а она всё-всё-всё пропустила. Теперь, как последняя дура: в слезах, с битым лицом и больной головой, жмётся к Альдире. Но злое любопытство берёт верх над прочими чувствами: Вильяра жаждет знать, что именно она пропустила?
По мере того, как мудрый пересказывает ей беседу с Асми, шерсть у неё снова встаёт дыбом.
— Альдира, я не хочу исцеления такой ценой! — голос дрожит, ей ужасающе жалко себя, жалко Нимрина и до одурения страшно.
Мудрый прижимает её к себе, гладит по голове, как маленькую:
— Я тоже не рад. Но мы должны обдумать всё сказанное и погадать на разные расклады.
А Нимрин вовсе не подаёт голоса. Вот кому сейчас хуже всех! Удивительно, что он молчит… А впрочем, не удивительно: от потрясения сбежал побродить по щуровым тропам. Ну и пусть пока оттуда не возвращается.
«Альдира, нужно хорошенько усыпить Нимрина. Я не хочу, чтобы он слышал, как мы обсуждаем его судьбу.»
«Так побеседуем же безмолвно, ученица?»
«Нет, о наставник! Я собираюсь браниться вслух, рычать и метаться по стенам!»
«Ладно. Тогда пой колыбельную своему воину, а я подпою.»

Вильяра не просто насылает на чужака глухой сон, она продолжает его лечить. Она превосходит себя в осторожности: довольно ему боли на сегодня. Ласка и покой, покой и ласка! Что бы потом ни порешили…
Пока она поёт, старательно гонит прочь лишние мысли и чувства, но песнь закончена — они возвращаются гурьбой.
— Альдира, послушай, а ведь Асми предложил нам сущее беззаконие! Кровавая жертва на алтаре… Смертельная жертва разумного! Даже Наритьяры до такого не докатились!
— Не успели докатиться, — хладнокровно уточняет мудрый. — Но Скундару вдохновили.
— И где сейчас тот Скундара? Скажи мне, а? Мудрые не режут на алтарях никого, это закон!
— Да, закон. Основополагающий. Из первых наших законов, заповеданных Одиннадцатью, — подтверждает Альдира.
Как, почему, зачем он сохраняет этот каменный покой, говоря о беззаконии, которое собирается — или всё-таки не собирается — совершить? Вильяра не понимает! Вообще перестаёт понимать своего временного наставника и немного его боится. Спрашивает с надеждой.
— Так ты тоже против? Ты не хочешь этого делать? Ты не хочешь, чтобы я сделала это с Нимрином?
Он хмурит брови:
— Ученица моя Вильяра, выслушай меня внимательно! Я не стану вводить тебя в заблуждение, будто желания не важны. Наши желания всегда имеют значение! Следуем ли мы им, идём ли наперекор — во благо кланов, во благо Голкья — мы должны ясно сознавать, чего мы хотим, чего из этого добиваемся, а чем поступаемся. Итак, мы с тобой: и ты, и я, сознаём, что не желаем приносить твоего воина в жертву. В этом мы единодушны. А теперь давай отложим в сторону то, что не вызывает сомнения, и поглядим на прочий расклад. Что мы имеем, что способны сделать, а чего не способны? Я расскажу тебе, что разузнал с того дня, когда Наритьяра и Нимрин спели песнь Равновесия. А ты спрашивай меня, ищи противоречия, спорь… Или сначала споём тебе Зимнюю песенку?
— Спасибо, я обойдусь! — фыркает Вильяра. — Альдира, скажи, ты собираешься принять решение сейчас, между нами двоими, или вынесешь на Совет?
Он взирает на неё с ласковой полуулыбкой:
— Мы обсуждаем это с тобой, потому что ты помогаешь мне думать. Ты помогаешь, как никто из ныне живущих, о мудрая Вильяра! А решение, конечно же, из тех, которые следует принимать всем Советом. Но если я пойму, что время нас поджимает, я злоупотреблю властью Голкиры.
— Время?
— Асми сказал, за несколько дней не произойдёт ничего существенного. Не лун, не годов — дней.
— Альдира, насколько ты веришь его словам?
Улыбка мудрого становится шире:
— О Вильяра прекрасная, вспомни сказки! Сказители называют советы Пращура счастьем разумных и бедой дураков. Он же вечно не договаривает, а иногда и врёт в мелочах: таких, которые получатель совета можешь сам проверить и уточнить.
В тех сказках, которые слушала Вильяра, вовсе не поминали беду дураков! И снова она чувствует себя жестоко обманутой.
— Альдира, он солгал в самом главном: он не Пращур, не предок нам! Он — поганая тварь из-за звёзд! Самозванец, которому непонятно, чего здесь надо!
— Тише, Вильяра! Он сказал, что возвращает свой долг нашему миру, и Нимрин это подтвердил. Свидетельству двух заклятых врагов я верю. Я много расспрашивал Нельмару и внимал сказителям разных кланов. Я почти уверен, что Асми собирался повоевать нашими руками с Иули, когда они строили здесь Дом Иули. Собирался, но что-то у него пошло не так. Не знаю, почему он задержался здесь после того, как те Иули навсегда покинули Голкья. Однако он остался, стал нашим хранителем и продолжает им быть. Пойми, Вильяра, он же не попусту назвал себя Пращуром — или принял это прозвище. Именно он, а не кто-то другой, делал всё, что о нём сказывают. Да, он однобокий колдун, странно зависший между живыми и щурами. Его присутствие, отчасти, вредило нам, но до недавних времён польза превышала вред.
Так говорят о лекарствах: кому, как ни знахаркиной дочери, понимать. Но она всё ещё не смирилась, что Пращур из её любимых сказок — какой-то чужак.
— Польза превышала вред? А сейчас?
— Мы спорили об этом с Нельмарой, Тринарой и Ркайрой, но не пришли к единому мнению. Зато теперь, когда я узнал, где и как пребывает Асми, мне понятнее и польза, и вред. Чтобы избежать вреда, нам нужны два чужака на двух алтарях — или ни одного. Либо снять Асми с его Камня, либо уложить на второй Камень Иули. Вернее, уговорить Иули лечь туда добровольно. Если мы принудим Иули, соблюдая видимость ритуала, мы дадим опору Зачарованным Камням, однако щуры нас не поблагодарят. И сами мы не обрадуемся, если ни живой, ни мёртвый Иули проклянёт наши сны.
Стоит Вильяре вообразить, как она уговаривает Нимрина на добровольную жертву, и в каких выражениях отвечает ей недавний близнец по духу, её пробивает яростным хохотом. А при мысли, что она своего воина принуждает…
— Проклянёт сны? Ты знаешь, Альдира, я бы тоже прокляла сны убийц, которые ищут хорошей жизни за мой счёт! Да не просто приносят меня в жертву, а самым изуверским способом! Хуже Нарханы! Я же резала себя по чужому велению, я знаю, каково это!
Альдира наблюдает, как она смеётся и как ярится. Кивает ей:
— Я знаю, что ты знаешь. Я помню о твоём увечье, Вильяра. Однако я думаю, Асми верно наметил один из путей твоего исцеления. Тебе бы помогло: перенести неисцелимую рану на другого, подобного тому, кто её причинил. Помогло бы, но…
— Нет, Альдира! Ради своей шкуры я на беззаконие не пойду! Ты мне этого не прикажешь! Ни как наставник! Ни как Голкира! А и так ли уж нужны эти жертвы для благополучия Голкья!? Скажи мне, о мудрый?
Альдира горестно кривит губы, качает головой.
— Ты, Вильяра, всё ещё не поняла главного. Эти жертвы нужны не для благополучия — для существования Голкья, — он умолкает, давая ей время осознать услышанное.
Да, кажется, до неё постепенно доходит, какой неподъёмный груз они сейчас взваливают на себя…
Наставник продолжает:
— Если мы ошибёмся, мы рискуем увидеть своими глазами, как наш мир умирает. Как Голкья становится непригодной для жизни. Возможно, мы найдём охотникам новый дом и переселим их туда. Но потеряем многих, многое, и преступим наши законы гораздо хуже, чем на жизнь одного чужака.
Она поняла? Поняла. Ужаснулась? Ужаснулась. Но ещё Наритьяра Старший вбивал в неё, что страх, ужас, паника — дурные советчики. Вбивал и вбил.
— О мудрый Альдира, давай, мы всё-таки пока отложим в сторону добровольное или недобровольное жертвоприношение Иули. Ты сказал, либо два чужака на двух алтарях, либо ни одного. Давай же подумаем, как снять оттуда Асми. Это будет и по закону, и по нашим желаниям!
Альдира разводит руками:
— Ты права, о мудрая Вильяра! Да только никто из нас не знает, как добраться до убежища Асми. Мы со старейшими догадались про горы Дикой Стаи, и догадались верно. Однако как ни разыскивали мы само убежище наяву, как ни старались увидеть его во сне, а никто не преуспел.
— Зато моему Нимрину — удалось! Как ты думаешь, о наставник, почему?
— Иули и Асми связывает древняя кровная вражда, а возможно, и некое единство судьбы. Но скорее, Асми сам открыл Нимрину путь. Позволил увидеть и показать нам. Теперь, если кто-то сможет проникнуть в Солнечный Чертог и сделает для Асми то, что Нимрин сделал для жертвы Нарханы… Как ты думаешь, целительница, легко ли исцелить рану Асми? — Альдира подпитал силой рисунок на стене, чтобы Вильяра получше рассмотрела подробности.
Знахаркина дочь неуверенно пожала плечами:
— На вид, этот Асми выглядит гораздо, гораздо лучше, чем Иули — жертва Нарханы. Он даже целее, чем Нимрин после нападения Стурши. Рана Асми — небольшая и чистая, ничем не растравленная. Но ты же понимаешь, Альдира! Сложность лечения зависит от того, что именно повредил нож. Если бы подобная рана была на ком-то из нас, я бы прикинула, как её латать. Но я понятия не имею, как устроено тело Асми, и насколько они живучи…
— Предположим, как Иули? Дальше?
— В лучшем случае, достаточно вытащить нож, чтобы Камень довершил исцеление. В худшем — придётся вскрывать рёбра и зашивать повреждённые органы. В самом худшем, это не поможет, и он умрёт. На алтаре, Альдира!
— Я услышал твоё слово, целительница. Но давай исходить из того, что Асми сам нанёс себе эту рану. О Пращуре сказывают, он изворотливее сотни прошмыг! Он возлёг на алтарь обдуманно и хладнокровно. Он исхитрился задержаться на полпути между живыми и щурами. Возможно, он предусмотрел и своё возвращение к живым. Я не удивлюсь, если клинок в его груди не руками создан, а чарами, и попросту исчезнет в то самый миг, когда отпадёт нужда в жертве.
— Однако Асми так и не дождался своего счастливого мига и тянет за собой к щурам Иули.
— Он хитроумен и могуществен, но не всесилен и ошибается в мелочах. Пращур — хранитель, а не божество.
— Не… Кто?
— Прости, ученица, сейчас не время морочить тебя чужими сказками.
— А потом ты расскажешь мне? Любопытно!
— Потом — расскажу… Ладно, давай, подведём итоги. Будь выбор за нами двоими, и не встреть мы на пути непреодолимых препятствий, мы проникли бы в чертог Асми и вынули нож.
— Да, о мудрый Альдира. А если что-то пойдёт не так, я приложу все свои целительские умения, чтобы Асми выжил.
— Итак, мы с тобой отыскали возможное решение, которое нам по сердцу, по уму и не против закона. А теперь идём в логово старого прошмыги, будем гадать на все расклады. Цена ошибки слишком высока, а мы могли сгоряча упустить не только мелочи, но и нечто существенное. Фишки и камушки укажут несоответствия, помогут уточнить наши пути и выбрать среди них истинно верный. А потом — на Совет.
Обычно Вильяре нравится гадать: обдумывать и перебирать вопросы, задавая их самой судьбе, кропотливо сравнивать, толковать ответы. Но сейчас ей невтерпёж — действовать! Она ринулась бы в чертог Асми наобум, по свежему следу Нимрина, но помнит, как однажды угодила в ловушку в Доме Теней и едва не погибла. Мерзкие воспоминания остужают пыл: слегка остужают.
— Долго ли ты собираешься гадать, о мудрый Альдира?
— Ровно столько, сколько понадобится, о мудрая Вильяра. А чтоб выходило быстрее, ты, ученица, мне поможешь. Зря я, что ли, столько тебя учил? Идём! — он грозит ей пальцем. — И никуда не сворачиваем!
— Да, наставник.
«Рыньи, мы с мудрым Альдирой уходим. Я пока не знаю, когда мы вернёмся. Пригляди за Нимрином.»
«Мудрая Вильяра, что ты велишь… Что мне с ним делать, о мудрая?» — безмолвная речь подростка сбивчива и невнятна, будто Вильяра застала его врасплох за важным делом, размышлением, или попросту разбудила.
«Как обычно. Спит — не тревожь. Проснётся — покорми. Заметишь, что нужно спеть, пой. Я доверяю тебе, мой верный помощник.»
«Благодарю тебя, о мудрая, я стараюсь… Очень постараюсь, чтобы всё, как надо!»

В логове Латиры — без перемен.
Вильяру впервые посещает мысль, что старый не обрадовался бы такой неизменности. Он завещал ей жилище, чтобы она обустроилась и принимала здесь обитателей Ярмарки: как хранительница, как целительница. Мудрые не обременяют себя имуществом, это закон. Но у каждого найдутся колдовские принадлежности, оружие и снаряжение для охоты, орудия ремесла, одежда и обувь на разные времена года, бытовая утварь, запас продовольствия, мелкие памятные вещицы… Сейчас Вильярины пожитки хранятся в доме Кузнеца. Но с Лембой-то у неё — ой, не просто! Так что она перенесёт сюда основную часть, оставив там лишь то, что нужно для лечения Нимрина. Ему-то пока лучше в доме, чем в логове. А потом… Сердце стынет при мысли о некоторых возможных «потом», но Альдира прав: в эту реку вообще не следует соваться, не разведав все броды.
Мудрый растапливает очаг, мудрая набирает снегу в котёл: сидеть им долго, пригодится и тепло, и вода, и еда — позже.
Доски для раскладов, разноцветные резные фишки, мешочки с белыми, чёрными и серыми камушками, любимая Латирина металка и пара запасных — всё разложено на полу, всё готово к использованию. Альдира с Вильярой устраиваются на шкурах и приступают. Общую канву гадания они наметили беседой. Теперь Альдира скрупулёзно вычленяет вопросы, на которые судьба способна дать один из трёх простых ответов: «истина», «ложь», «неопределённость». Каждый вопрос — фишка на доске. Мудрые поют, метают камушки и постепенно заполняют ячейки напротив фишек белыми, чёрными или серыми гальками-ответами. Судя по тому, что белых пока выпадает большинство, обстоятельства прошлого Альдира оценил верно. Первая доска заполнена, изначальный расклад они прояснили.
Вильяра встаёт, разминает затёкшие ноги, проверяет, растопился ли снег в котле? Отливает воды в маленький котелок, ворожбой помогает ей закипеть и заваривает травы: для ясности ума, для бестревожной бодрости. Альдира принёс ещё дров, часть сразу подложил в очаг, часть — в поленницу у дальней стены, чтобы грелись и сохли.
Следующая череда вопросов — о настоящем. По ходу, белых камушков опять выпадает больше половины, подтверждая проницательность мудрого и мастерство гадателя. Вильяре становится скучно: как в засаде, когда и расслабиться толком нельзя, и прямо сейчас добычу не ждёшь…
Грохот! Альдира подскакивает, Вильяра тоже вздрагивает, хотя видит, что это всего-навсего рухнула часть поленницы за очагом. Мудрый бранит вертлявые сучки помахайки, которые тянутся к теплу даже порубленными. Неласковых слов достаётся и прежнему хозяину логова, который счёл помахайку за дрова. Вильяра-то знает, что вокруг Ярмарки лучше не найти: они хотя бы горят жарко, а не как водяника с бережковицей. Но вступиться за помахайку и Латиру мудрая не успевает — заметила, что вскинувшись на шум, нечаянно сбили с доски почти готовый расклад.
— Альдира, смотри!
Мудрый выдыхает резко, как от удара под ложечку. Смотрит на рассыпанные фишки, камушки — молчит. Долго молчит. Достаточно долго для того, чтобы Вильяра перестала ждать его слов, а прислушалась к стихиям. Вроде бы, ничего не происходит… Ой!
— Альдира? Ты тоже это чувствуешь? Солнце… И Тени…
— Да Вильяра, произошло нечто… Существенное. Мир изменился так, что наши вопросы к судьбе утратили смысл, и расклад сметён с доски.
— Мы… Больше не станем гадать сегодня?
— Нет, мы побежим выяснять, что произошло. Хотя… Давай зададим судьбе ещё пару-тройку вопросов. Положи-ка в металку не по одному, а по десять камушков.

Мудрые пропели гадательную песнь, и Альдира вопросил, стала ли Голкья ближе к истинному равновесию в миг недавнего изменения? Вильяра, затаив дыхание, смотрела, как он выщёлкивает из металки камушки: белый, белый, серый, ещё один белый… Восемь белых, два серых, ни одного чёрного! Мудрые дружно перевели дух, Альдира широко, радостно улыбнулся.
— Редко судьба даёт более однозначный ответ… А теперь ещё раз!
Снова спели, и мудрый вопросил, близко ли сейчас истинное равновесие? Судя по девяти белым на один серый, близко, как никогда!
Следующий вопрос: способны ли жители Голкья сохранить достигнутое без помощи Асми, Иули и прочих чужаков? Семь белых на три серых.
И следующий: сохранится ли равновесие стихий в ближайший год? Пять белых, три серых, два чёрных.
Ещё один вопрос, главный, а потому — напоследок. Останется ли Голкья в ближайшие четыреста лет пригодной для жизни охотников? Шесть белых, три серых, один чёрный.
Альдира грозно взрыкнул и ссыпал камушки в мешочки по цветам. Остановился, не затянув завязку на вместилище неопределённостей.
— Вильяра, у меня закончились вопросы к судьбе. Судьба подсказывает, что мы способны хранить равновесие стихий без посторонней помощи. А сохраним ли мы наш мир пригодным для себя, от нас же и зависит. Расклад неплох, осталось прояснить, кто или что его портит? Об этом я спрошу живых… А ты, ученица, не желаешь ли вопросить судьбу?
Она желает, да только не при Альдире.
— Нет, наставник, у меня уже маловато колдовской силы. Себе я погадаю как-нибудь в другой раз. А сейчас пойду-ка я поскорее на Ярмарочную гору, посижу под Камнем, полюбуюсь, как Стира гоняет учеников. Потом вернусь к Нимрину.
— А я — в Пещеру Совета. Туда быстрее всего стекаются новости. Дальше — по обстоятельствам.
На том они и расстались.

Окончание истории, но не цикла: chorgorr.diary.ru/p217523649.htm

Вопрос: Прочитали?

1. Да!		4	(100%)
Всего:		4

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, десница пращура, Голкья, асуры

---

Два диалога

Один — вымышленный, другой я слышала сегодня на улице. Предлагаю поиграть в угадайку.

1:
— ...прожила 124 года. Пила, курила...
— А на что она вообще жила?
— Вела развратный образ жизни.

2:
— Слушай, ну почему ты такой лентяй?
— Вовсе я не лентяй! Я трудоголик в завязке.

Думаю, пора раскрыть карты) Но спрячу под море: для тех, кто ещё захочет проголосовать.

Как же было дело?

Первый диалог произошёл во дворе моего дома, между парнями 20-30 лет, по пути от машины к подъезду. Возможно, они на два голоса пересказывали анекдот, но звучало, как живой разговор. Второй я придумала сама, лично про себя, и озвучила знакомым в порядке хохмы. То есть, правы и те, кто голосовал за п.2, и те, кто за п.4.

запись создана: 29.03.2019 в 03:12

Вопрос: Как вы думаете?

1. Первый диалог вымышленный, второй реальный.		4	(18.18%)
2. Первый реальный, второй вымышленный.		8	(36.36%)
3. Враньё, оба вымышленные.		2	(9.09%)
4. Оба реальные, люди ещё и не такое несут.		8	(36.36%)
Всего:		22

@темы: жисть, челы

---

Leonard Cohen — The Partisan

Ещё в ту же копилку: на этот раз — именно слушать, именно в этом исполнении.

vk.com/audio-2001348995_3348995

Слова на английском и французском, примерный перевод на русский

When they poured across the border
I was cautioned to surrender,
this I could not do;
I took my gun and vanished.

I have changed my name so often,
I've lost my wife and children
but I have many friends,
and some of them are with me.

An old woman gave us shelter,
kept us hidden in the garret,
then the soldiers came;
she died without a whisper.

There were three of us this morning
I'm the only one this evening
but I must go on;
the frontiers are my prison.

Oh, the wind, the wind is blowing,
through the graves the wind is blowing,
freedom soon will come;
then we'll come from the shadows.

Les Allemands e'taient chez moi,
ils me dirent, "Signe toi,"
mais je n'ai pas peur;
j'ai repris mon arme.

J'ai change' cent fois de nom,
j'ai perdu femme et enfants
mais j'ai tant d'amis;
j'ai la France entie`re.

Un vieil homme dans un grenier
pour la nuit nous a cache',
les Allemands l'ont pris;
il est mort sans surprise.

Oh, the wind, the wind is blowing,
through the graves the wind is blowing,
freedom soon will come;
then we'll come from the shadows.

(последний куплет тоже есть на французском, но Коэн его не поет, завершая английским. Вот он:
Le vent passe sur les tombes
Et la liberté reviendra
On nous oubliera!
Nous rentrerons dans l'ombre)

Видела несколько вариантов перевода на русский — ни один мне не понравился, но пусть будет этот:

Когда они сюда ввалились,
Мне было велено сдаваться,
Только я не стал.
Я взял ружье и смылся…

Я имена менял бессчетно,
Я семью свою утратил,
Но нашел друзей.
Мои друзья со мною.

Нас было трое этим утром,
Я один остался к ночи.
Мне пора идти.
Границы – как застенки.

Нам помогла одна старуха,
На чердаке у ней мы жили.
Потом они пришли...
Она погибла молча.

О, ветер вдаль и вдаль несется,
Над могилами несется.
Свобода к нам придёт.
Мы к ней шагнём из тени...

Подробнее об авторе песни, переводах, исполнителях: tikkey.livejournal.com/522701.html

@темы: музычка, пути ассоциаций

---

Куда-то в ту же сторону...

...играло фоном, когда я писала мартовскую порцию проды.

Ольга Орефьева — Станция Дно

Ольга Орефьева — Станция Дно

Я жил на станции Дно
И было мне всё равно.
На станцию Дно не идут поезда,
Оборваны провода.

Над станцией Дно — вода,
На мили и годы вода, о да,
И ежели кто-то приходит сюда —
Останется здесь навсегда.

Я жил на станции Дно
И твёрдо знал лишь одно:
Ниже чем Дно — горизонта предел,
Там нет ни времён, ни дел.

Билеты в один конец
Тяжёлые как свинец,
Когда идёшь ты ко Дну, в глубину —
Сходятся точки в одну.*

И я не стремился в путь,
Мне некуда дальше тонуть,
А всплыть невозможно тоже, мой брат, —
Дно тянет сильней во сто крат.

А там наверху тепло
И солнце светит зело,
А здесь — только мрак и протяжное зло
И те, кому не повезло.

На станции Дно темно,
Вокруг не вода, а говно,
И только лишь раз в эон словно сон
Сюда приходит вагон.

Вагон, увозящий наверх —
Он мог бы вместить нас всех,
Вагон уходящий на волю прочь, —
Никто в него сесть не хочет.

Никто не желает в путь,
Хоть здесь только муть и жуть...
Я взял — и пошел вразрез, и залез,
И в этом вагоне воскрес.

И ныне я здесь, среди вас,
Грязен, вонюч и чумаз,
Бездомный, больной и с дурной головой,
Но всё-таки я живой!

* Я ни разу не слышала эти куплеты в исполнении, но они есть в ЖЖ автора: olga-arefieva.livejournal.com/426346.html

@темы: музычка, пути ассоциаций, Голкья

---

Ноосфера принесла...

...музыкальную тему для одного хитровывернутого асурского разведчика.
Аудио с разных плееров то встраивается, то нет. Видео мне вставлять неохота. Поэтому ограничусь указанием автора и названия: для желающих погуглить-послушать, и текстом.

Кирилл Комаров — Беспозвоночный блюз

Кирилл Комаров — Беспозвоночный блюз

В этот ветреный город я вошёл без плаща.
Он обвил моё горло наподобье плюща.
Змеиные кольца сковали душу мою.
Я вижу чёрное солнце. Под ним я ни слезы не пролью.

Я выпадаю из роли. Я обнаглел и неправ.
На что надеется кролик, которого глотает удав? --
Змеиные кольца лишь поначалу тесны,
Я вижу чёрное солнце и такие же сны.

Припев:
Пороков от добродетелей мне не отличить, хоть убей.
Похоже, кто-то убирает свидетелей, превращая нас в змей.
И я согласен гнить под любым флагом,
Я готов скользить по земле зигзагом,
И даже петь о любви по кадык в рвоте,
Если так нужно моей Родине.

Мой мозг — это улей, где вместо пчёл — муравьи.
Центр тяжести пули смещён в направленьи любви.
Но змеиные кольца — это броня.
Я вижу чёрное солнце. Солнце ненавидит меня.

Я мог бы сдаться без боя, попав к дьяволу в пасть.
Но я умру стоя, — кольца не дадут мне упасть.
Змеиные кольца — мой корсет и каркас.
Я вижу чёрное солнце. Это вредно для глаз.

Припев.

Люди любят деньги, деньги не любят людей.
Сядь ко мне на колени, детка, у меня масса идей.
Змеиные кольца — татуировка души.
Я вижу чёрное солнце. Его туши — не туши.

Я не за и не против. Я не добро и не зло.
Тебе со мной, моя Родина, до фига повезло!
Твои змеиные кольца — мой дом, моя западня.
Я буду ползать под солнцем,
Под этим чёртовым солнцем,
Отсюда-досюда, отсюда-досюда,
Отсюда до Судного дня.

По фактической стороне — далеко от 100% попадания. Но настрой — очень подходящий. И в случае данного персонажа «чёрное солнце» звучит особой иронией!

@темы: музычка, пути ассоциаций, Голкья, асуры

---

Десница Пращура (История с фотографией, часть 6): мартовская прода

Бывают в жизни неожиданности! Например, прода от потонувшего в реале аффтыря (:

Название: Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Цель у нава-попаданца та же: выжить и вернуться домой. Но сил и средств — всё меньше. Или ему только так кажется?
Предупреждения: попаданец, ксенофилия, смерти второстепенных персонажей.

Начало:
chorgorr.diary.ru/p215183319.htm
chorgorr.diary.ru/p215696258.htm
chorgorr.diary.ru/p216639571.htm
chorgorr.diary.ru/p216639668.htm
chorgorr.diary.ru/p216947733.htm
chorgorr.diary.ru/p217217129.htm

25.03.2019

***
Вильяра с Альдирой не слишком торопились на зов Рыньи. Ромига как раз дорисовывал Онгу в Доме Теней: уж марать стену, так марать.
Хрустальный чертог и асура на алтаре он изобразил ещё раньше, сам удивляясь, как ярко врезалась в память картинка, и как легко, уверено ложатся угольные штрихи на шершавый песчаник. Будто некий более умелый рисовальщик слегка направляет руку нава… Или померещилось?
Уж Онгу-то — точно сам! Ромига запечатлел древнего нава таким, каким первый раз его увидел: во всём безобразии распада. И тут же, рядом — исцелившегося, торжествующего. Рисовал — снова думал, могла ли та история завершиться иначе, чем она завершилась? Нет, ни в одном из своих действий Ромига не раскаивается: ни что кинулся сородича лечить, ни что убил Повелителя Теней. Но пока рисовал, окончательно уложил в голове, что любой нав, который прожил вне Дома слишком долго, может оказаться уже не совсем навом — или совсем не навом. Вести себя с такими бродягами, будто с товарищами по арнату — опасная привычка, подлежащая искоренению. Вытравляя безусловное доверие к представителям своего генстатуса, Ромига сам идёт по пути неприкаянных, непредсказуемых одиночек. Единство с Навью больно трещит по очередному шву… Или он просто становится осторожнее и рассудительнее, чего всю жизнь желали ему старшие товарищи? Боль — роста, а не разрыва?
Так или иначе, неизвестно, встретит ли он в своих скитаниях других навов. Встретит — поглядит, кто или что они такое. А в данный момент на повестке дня — асур. С поправкой на возможную ложь, светлый тоже очень давно не бывал дома. То есть, ожидать от него можно всего, чего угодно: даже вменяемости, дружелюбия и сотрудничества… Придёт же такое в голову! Нет, разумеется, разумнее ждать от светлой твари смертельного подвоха. Но пока Ромига нужен асуру больше, чем он — Ромиге… Увы, это тоже не точно.
Нав стряхнул с пальцев раздавленный в пыль уголёк и попросил у Рыньи другой, но мальчишки в комнате не оказалось. Ромига так увлёкся рисованием и своими мыслями, что не заметил, как тот вышёл… Плохо! Но лучше, чем вчера, гораздо лучше, чем позавчера. Короткая медитация — самодиагностика…
— Нимрин?
Ну, вот и Вильяра! Ромига со вздохом открыл глаза: Вильяра и Альдира.
Мудрая, первым делом, принялась проверять состояние пациента и тоже одобрила динамику.
А мудрый уставился на рисунки, как шас — на налоговую декларацию. Да, именно с таким сложносочинённым выражением лица, способным впечатлить даже нава!

— Рыньи передал, ты хотел показать нам с Вильярой это?
— В первую очередь, вот это, — Ромига обвёл рукой пейзаж. — Знакомы ли тебе, о мудрый, эти горы?
Альдира нахмурился сильнее. Молча переглянулся с Вильярой и запел. Провёл ладонью над рисунком, потом у Ромиги перед лицом — нав тихо, угрожающе зарычал на такую бесцеремонность — снова над рисунком. Старательный, но далёкий от совершенства набросок обрёл фотографическую точность, цвет и глубину. Словно распахнулось окно в стене. Да, именно такой образ Ромига явил бы мудрым, если бы мог. Три пары глаз некоторое время созерцали горные пики над пеленой облаков.
А потом и асур на алтаре стал во всём подобен настоящему… Ромигины уши заострились не столько на объект генетической ненависти, сколько на ворожбу Альдиры. Так легко и непринуждённо голки вывернул наизнанку память нава!
Заметив Ромигину реакцию, Альдира не стал проявлять Онгу. Спросил:
— Иули, объясни, чем ты недоволен? Ты желал нам это показать. Ты приложил немалую смекалку, сноровку и упорство, чтобы мы это увидели. Мне осталось лишь наполнить образы, которые ты создал, колдовской силой, и мы их увидели. Что не так?
Ромига зарычал — теперь уже от досады, чувствуя себя идиотом. Конечно, он сам выложил им эти картинки: на блюдечке с голубой каёмочкой, как говорил один знакомый чел. Но не ощущать магию, не сознавать и не контролировать глубину вторжения в свой разум — невыносимо.
— Альдира, много ли ты видел калек, которые рады напоминанию о своих увечьях?
Вильяра ласково коснулась его руки:
— Ты не калека, Нимрин. Ты ранен, ты болеешь, но ты идёшь на поправку. Ты поправишься.
Ему бы её уверенность!
— Ладно, возвращаемся к началу. Мудрые, вы узнали эти горы?
— Это не наши Небесные, — первой ответила Вильяра. — У нас голкья другой породы, и вершины не такие острые. Может, только на севере, за угодьями Сти и Руни…
— Такие зубцы могут быть там. Или ещё в трёх-четырёх местах на Голкья, — сказал Альдира и тут же недовольно поморщился. — Если бы Повелитель Теней не уничтожил образ Голкья в Пещере Совета, мы прямо сейчас посмотрели бы и узнали наверняка, где это.
— Вы не можете повторить то, что создали ваши предшественники? — ехидно осведомился всё ещё злой нав.
— Мы можем, — спокойно ответил ему Альдира. — Мы уже спели зрячие песни. Но прежний образ Голкья жил и обрастал подробностями сотни лет, а новый едва народился. Ему нужна дюжина лун, чтобы отразить основные черты мира. А потому сейчас мы станем искать это место иначе… Мы найдём, не сомневайся.
Мудрый снова запел над изображением асура, начавшим, было, затуманиваться. Вернул картинке ясность — буркнул себе под нос.
— Белый Камень-алтарь! И где же у нас обитали такие затейники?
Ромига уточнил:
— Цвет имеет значение?
— И цвет, и порода. Вот такую — не часто встретишь. Я догадываюсь, откуда эта глыба. Камень — бродячий: мог убрести далеко от места, где его добыли и зачаровали. Но обычно Камни не пересекают моря. Я почти уверен, что белый Камень — родом с Марахи Голкья. И подходящие горы там одни: Дикая Стая.
Вильяра как-то по-детски ойкнула, Альдира усмехнулся:
— Да, горы Дикой Стаи высоки, круты и опасны. Там никто не живёт, никто не дерзает объявлять их своими угодьями. Джуни туда, мало, что не ходят, так стараются лишний раз не глядеть в ту сторону. Сказывают, те горы — не для живых. Будто бы само Солнце присаживается отдохнуть на заоблачные пики и беседует со щурами, а звери и стихии сторожат их покой. Любому незваному гостю — смерть. Но то Джуни! Наритья давным-давно добывают в предгорьях Дикой Стаи медь, золото и яркие камушки для украшений. Считают их благословением самого Пращура.
Ромига заметил, как мудрая вздрогнула и опустила глаза, а мудрый очень старательно не обратил на это внимания. Асур ведает, что между ними творится! Нав переспросил Альдиру.
— Что за Пращур?
Альдира чуть пожал плечами.
— Мы, мудрые, знаем о нём гораздо меньше, чем нам следовало бы знать. Он — единственный хранитель снов, кто не лишился голоса после заклятья Одиннадцати. Он — даритель новых, неслыханных песен, добрый советчик и надежда отчаявшихся. Сказывают, будто он обладает особой властью над жизнью, смертью и удачей тех, кого касаются его длани. Многие считают его первопредком всех охотников. Но чем дальше, тем сильнее я сомневаюсь, что это действительно так, — мудрый сделал многозначительную паузу. — Уж не почивает ли некто, именуемый Пращуром, на белом Камне-алтаре, на высочайшей из гор Дикой Стаи? Отзовись мне, о Асми!
Вильяра охнула и прижала ладони к щекам. Расширенные зрачки полыхнули не обычным её звериным огнём — отблеском Света вековечного. Ромига сморгнул и уставился на мудрую, пытаясь понять: правда, или показалось? А Вильяра пялилась на Альдиру, как пришибленная, потом вдруг встрепенулась и заговорила… Никогда её глубокий, богатый обертонами голос не звучал столь чарующе!
— Ты прав, о мудрейший из мудрых. Из всех, рождённых под солнцем Голкья, ты один догадался верно. И как ты поступишь теперь, о Голкира Великий?
Нав узнал эти вкрадчивые интонации! Асур явился на зов Альдиры, превратив Вильяру в своего медиума. Как? Почему? Не время разбираться! Только надеяться, что это ей не слишком повредит, и слушать. Очень внимательно слушать! Не упустить возможности: вовремя ввернуть своё веское слово. И так уже светлый поганец перехватил инициативу.
Альдира склонился перед Вильярой, то есть перед тем, кто говорил через неё. Склонился почтительно, но не слишком низко.
— Я поступлю, как должно, а прежде выслушаю тебя, о Асми. Почему ты, пришелец, чужак, лежишь на нашем Камне-алтаре, ни жив, ни мёртв? Кто уложил тебя туда? Зачем?
Вильяра ответила, горделиво вскинув голову, сияя глазами и улыбкой. Никогда прежде она так не улыбалась, не выглядела такой величественной, ошеломляюще красивой — и чужой.
— Никто не властен надо мною, о Голкира. Я сам возлёг на этот алтарь, сам пронзил себе сердце, чтобы спасти твой мир от ужасной, неминуемой гибели.
Мудрый глядел теперь исподлобья, угрожающе:
— А что тебе за дело до нашего мира, о чужак?
Улыбка Вильяры из ослепительной стала печальной:
— Я отдаю старый долг.
— Он подразумевает, что однажды едва не угробил Голкья, а теперь будто бы исправляет содеянное, — вклинился Ромига.
Альдира приоткрыл рот, собираясь что-то сказать…
— В словах Иули есть доля истины, — без тени смущения перебил его асур. — Но если бы не я, не моя жертва, Иули давно отравили бы Голкья своим присутствием и разрушили. Я храню равновесие.
Альдира больше не гнул шею перед собеседником, ухмыльнулся дерзко:
— Не слишком-то у тебя получается, Асми! Или ты скажешь, что миру не хватает второй, равной тебе опоры во Тьме? Ведьма Нархана случайно подсобила, но её изуверство над Иули Онгой — не совсем тот обряд, который нам всем нужен?
Вильярин голос прозвенел сталью о лёд:
— Я восхищён твоей мудростью, о Голкира! Ты снова догадался сам. А ты уже придумал, как достичь искомого?
Мудрый расхохотался, сцапал Ромигу за плечи и встряхнул так, что у того зубы лязгнули.
— Асми, ты считаешь, эта дохлятина ещё на что-то годится? Или ты знаешь, где взять другого Иули? Ты, правда, уболтаешь кого-то из них на добровольное жертвоприношение?
Вильяра посмотрела на Ромигу… Нет, это асур в силе смотрел на подранка-нава. Смотрел Вильяриными глазами, однако спутать невозможно! Ощущение присутствия ярче, чем в круге, ярче, чем во сне — и сразу же дурнотный, парализующий страх. Всё, на что Ромига оказался способен — выдержать взгляд, не зажмуриться. И то, возможно, зря.
— Он пока не убалтывается, — издевательски протянул асур. — Однако соблюдения внешней стороны ритуала будет довольно. Вильяра поможет ему лечь на алтарь и не промахнуться ножом. Заодно, она проделает с Иули то, что Иули сделал с ней самой, и тем исцелит свою рану.
— Звучит заманчиво, — хмыкнул Альдира. — Но ты не договорил чего-то важного. Ты бы не явился на мой зов и не почтил беседой, если бы не рассчитывал получить нечто от меня. Не от Иули, не от Вильяры — именно от меня. Что тебе нужно, Асми?
— Твоя догадливость продолжает восхищать меня, о Голкира! Призови алтарь Нарханы. Моя Тень подсказывает мне, что Вильяра уже пробовала, и у неё не вышло.
— Время имеет значение? — деловито уточнил мудрый, не вдаваясь в подробности.
— Для меня — уже почти не имеет. Для твоего мира — чем скорее, тем лучше. Ты же не хочешь, чтобы снова началась кутерьма с Повелителями Теней и Солнечными Владыками?
— А она начнётся?
— Непременно. Одной лишь Солнечной опоры мало для истинного равновесия.
— Я услышал и понял тебя, Асми, — сказал мудрый. — Мне нужно несколько дней, чтобы подготовиться.
— Хорошо, Голкира. За несколько дней не произойдёт ничего существенного. Я подожду.

Альдира смотрит на Ромигу: долго, пристально. У мудрого мучительно тяжёлый взгляд — и совершенно не читаемый. Лицо, тело тоже не дают никаких подсказок. Нав ждёт приговора. Ну, а чего ему остаётся ждать? Конечно, он попробует увильнуть от жертвоприношения: с Онгой же получилось. Но тогда он был в лучшей форме, и мудрые — на его стороне, а не против…
Альдира, безо всяких прелиминарий, отвешивает Вильяре мощную оплеуху. Колдунья отлетает, спотыкается, падает на лежанку. Тут же вскакивает, рыча, кидается на обидчика. Альдира больше не бьёт её, просто отшвыривает — раз, другой, третий — и что-то истошно вопит… Поёт? Вильяра останавливается посреди комнаты, пьяно пошатываясь. Трясёт головой, хлопает глазами. Опасливо проверяет, на месте ли скула и челюсть?
— Альдира, я не поняла! Что? Здесь? Сейчас? Произошло?
— Что произошло? А… Мы тут славно побеседовали с тем, кого сказители именуют Пращуром. Вильяра, ты совсем ничего не помнишь?
Колдунья берётся за голову и со стоном садится на лежанку. Альдира присаживается рядом и обнимает её за плечи: жестом, единым для всех миров и рас. Она приникает к нему так же недвусмысленно.
Ромиге убил бы их обоих, если бы мог. Не из ревности: ревновать он так и не выучился. Да и самочка голки в любовницах у нава — тот ещё анекдот. Но ядовитый сплав ярости, безнадёги, страха хочется на кого-то выплеснуть, чтобы не жёг изнутри! Больное тело едва держит накал: в ушах — звон, в глазах — круги… Ого! Здравствуй, обморок.
Он ещё слышит голоса голки, но смутно. Вильяра жалуется, что не хочет исцеления такой ценой. Альдира отвечает, мол, тоже не рад, однако нужно погадать на все возможные расклады.
И песня — на два голоса. Чьи-то ласковые пальцы гладят Ромигин лоб и виски. Нет сил отстраниться, а потом желание пропадает. Мягкие подушечки медленно обводят дуги бровей и переносицу. Скользят по скулам, вдоль челюсти — к подбородку. Касаются губ и век. Массируют уши. Безошибочно находят, где нажать, чтобы уши стали острыми, а нав подскочил, как встрёпанный… Не нажимают, плавно водят кругами, и трудно придумать что-то более расслабляющее. Он не доверяет ни голосам, ни рукам мохнатых тварей. Ещё больше опасается того, кто может явиться в сон. Но передышка не просто нужна, а жизненно необходима. И он выравнивает дыхание, замедляет суматошный стук сердца, успокаивается — засыпает.

Чья-то рука на запястье: ужасно знакомым хватом, знакомо волочит его по каким-то кочкам. Куда? Зачем? Почему?
— Рыньи?!
— Да, это я, Нимрин. Ты не просыпайся, пожалуйста! То есть, у тебя не получится. Мудрые крепко тебя усыпили, а я добавил. Но ты и не старайся. Сначала выслушай меня.
— Да, Рыньи, я тебя очень внимательно слушаю.
— Нимрин, они не зачаровали комнату! Мудрые, то есть, Вильяра с Альдирой, её не зачаровали. Забыли зачаровать, а я нарочно сел под дверью и всё подслушал. Всё-всё-всё! Как Асми говорил через Вильяру. И как мудрые потом совещались. Они, двое, убрались из тёткиной комнаты в какое-то логово. Они собираются там гадать, но я уже всё понял и всё решил. Ты, Нимрин, мой друг! Я никому не отдам тебя в жертву! Альдира объяснял Вильяре: либо две жертвы на двух алтарях, либо ни одной. Вот, пусть будет — ни одной! Ты же знаешь хрустальный чертог Асми, ты видел его во сне. А я научился ходить изнанкой сна. Я протащу туда нас обоих. Мы ведь сможем снять этого Асми с алтаря? Ну, как ты снял другого Иули?
— Рыньи, откуда ты знаешь про того Иули?
— Так Альдира же спорил с Вильярой! Говорил, что наше с тобой дело гораздо проще. Просто вынуть из Асми нож, и Камень вылечит его, а потом отпустит. Асми ранил себя чисто, не как злая ведьма — Иули.
Полёт мысли малолетнего сновидца ошеломляет нава. Тем более, Ромига сам думал о таком варианте. Но прямо сейчас, с наскоку, без подготовки?
— Ох, Рыньи, как же у тебя всё просто!
— А чего сложнить-то? — смеётся.
— Не сложнить, а усложнять.
— Да какая разница! Главное, мы уже на месте. Вот теперь, давай, Нимрин, просыпайся… У-у-у-юй!

Мальчишка заорал, и было с чего: неистово-алый, яростный свет выжигал глаза даже сквозь веки. Солнце едва взошло над облачным горизонтом, но мириады хрустальных граней множили сияние до нестерпимого. Что же будет в полдень?
Помня, как тут всё проваливается, нав откатился подальше от скорчившегося на полу Рыньи. Сел. С третьей попытки встал на шаткие ноги. Попутно обнаружил, что одет во что-то охотничье, и оно болтается на нём, как на пугале, а штаны норовят сползти. Стянул вздёржку и пояс, оправил подол куртки, тут-то и глаза немного притерпелись к свету: можно озираться, изучать обстановку.
С ночи — без перемен. Та же башенка, те же горы вокруг. Асур как лежал на своём алтаре, так и лежит. Рассветное пламя тщится перекрасить его в чуда, но увы, не тянет: само уже перецвело из алого в соломенно-жёлтый, а там и до белого недалеко. Глаза болят, слезятся… Хватит тянуть время! Если что-то делать, то сейчас.
Ромига подошёл вплотную к алтарю. Потрогал холодный мрамор, не ощущая ни следа магии. Заглянул в лицо врага. Одно в нём, пожалуй, поистине прекрасно: вот эта его каменная неподвижность. Если бы поганец спал и не отсвечивал… Смиряя отвращение и страх, нав проверил жизненные показатели твари. Напоминает окоченелый труп, но к сожалению, только напоминает.
И снова нечего тянуть время! Либо решиться, совершить то, что Ромига пообещал асуру, и зачем Рыньи привёл его сюда… Либо отступать и принимать то, что с ним самим скоро сделают мудрые. Как лучше для Голкья? Да честно говоря, уже плевать! Этот мир вымотал из нава всё, что не забрал душекрад. Всё, кроме жизни, и на неё посягает. Так пусть подавится!
Ромига вдохнул и выдохнул, размял руки. Попробовал призвать набор инструментов — впустую. Ну и ладно. Рана аккуратная, можно ничего не чистить, не шить. Регенерируют асуры почти так же хорошо, как навы. И Камень ему в помощь!
Осторожно, бережно Ромига разжал холодные пальцы асура, стиснутые на рукояти. Взялся за неё и плавно потянул вверх. Кинжал вышел, почти не оставив следа. Крохотный надрез с припухлостью по краям, да пара капель серебристой крови… Кровь! Запах! Выпустить её всю, растерзать врага, добить… Не здесь и не сейчас. Не на алтаре!
Нав глянул на клинок, пытаясь понять, из чего он? Не золото, не лунный сплав — что-то полупрозрачное, светящееся изнутри… Истаявшее вместе с рукоятью, при попытке проверить остроту на ногте. Вот же погань! Но клинок — ерунда, важнее состояние врага: пока без перемен. Убраться бы прочь, пока он не очухается, а то благодарности можно не пережить.
— Рыньи!
Нет ответа: мальчишка лежит, не шевелится. Не поворачиваясь спиной к алтарю с асуром, Ромига отступил к своему проводнику. Позвал его ещё раз, потрогал ногой, всё без толку. Сел рядом, вытеребил из комка шкур вялую, холодную и влажную руку, нащупал пульс-ниточку — ругнулся отчаянно. На это они с Рыньи не рассчитывали. То есть, Ромига не успел спросить, на что рассчитывает малолетний балбес. Например, что он думает про магическую защиту, которой в хрустальном чертоге не может не быть? Удивительно, что обоих не испепелило… Нет, вопреки здравому смыслу, в своей безопасности Ромига не сомневался. И мальчишку своей уверенностью заразил: вместо того, чтобы подумать и предостеречь.
Хорошо, что не насмерть! По крайней мере, не сразу. Возможно, юный сновидец даже оклемается без последствий. Но увы, он не уведёт нава из башенки быстро и незаметно. Ромига его тоже не утащит: выхода для не магов асурская архитектура не предусматривает.
Разве, что аварийный? Нав приник к узорчатому витражному полу, высматривая, далеко ли лететь, если тот снова провалится под ногами? Нет, совершенно не вдохновляет: с милю до облаков и неизвестно, сколько под ними. Скальные отвесы — мечта альпиниста, ветер развевает снежные шлейфы. Короче, ни зацепиться, ни пережить спуск.
Ладно! Ромига ещё раз проверил состояние Рыньи: не ухудшилось. Уложил мальчишку поудобнее, больше-то помочь нечем. Проверил асура: этому пациенту явно лучше. Даже любопытно наблюдать, как светлые выходят из регенерационного анабиоза…
Любопытно, только очень уж долго. Дело к полудню, свет режет глаза, ноги подкашиваются. Опираться на Камень-алтарь — дурная идея, хотя Ромига по-прежнему ничего не ощущает. Отошёл, сел рядом с Рыньи, облокотившись о хрустальную стенку. Усталость обволакивает, сковывает тело и разум…

Полыхнуло над алтарём, и асур встал: словно птица взлетела. Всплеснул руками-крыльями — белоснежные, струящиеся одежды облекли стройную фигуру. Коснулся волос — они сами собой перевились в жгуты, косы, и улеглись вокруг головы. Лишь после этого асур с видимым удовольствием потянулся. Посмотрел на свои руки. Огладил лицо. Расправил складочку на одежде… Полуденный свет слепит, скрадывая подробности, но такое ликование, наслаждение собственной телесностью ни с чем не перепутаешь!
И немного дежавю… Ромига зарычал, взвился на ноги, хотя минуту назад казалось, пальцем не шевельнёт. Стена лучей выросла перед ним, отрезая от хозяина чертога.
Тот, наконец, перестал охорашиваться и обратил внимание на своего гостя:
— Осторожно, нав! Будь последователен. Не пытайся испортить свою же великолепную работу. Я тебе этого не позволю, но ты поранишься.
Нав смирил инстинкты и замер в полушаге от сияющей решётки. На всякий случай, загородил собой бесчувственного Рыньи. Асур тоже подошёл вплотную: подплыл, величественно ступая, высоко держа голову. Из-за сложной причёски светлый казался выше нава, но смотрели они — враг врагу — точно в лицо. Мерили взглядами, изучали враг врага ненавистно и жадно. Удовлетворили первое любопытство — сцепились в самом бескровном из поединков, глаза в глаза. Увы, Ромиге слишком жгло, чтобы выиграть в «гляделки» у светлого. Да и жутко: страшнее, чем когда асур смотрел через Вильяру. Уж насколько нав сейчас не ощущает магию, не видит ауры, а мощь этого присутствия пробирает до печёнок!
Вытерпел, сколько смог, и отступил, признавая превосходство противника. Асур принял такую реакцию без торжества, но как должное. Позволил наву проморгаться, потом заговорил. Возможно, кто-то вечно бы наслаждался переливами его голоса, даже не вникая в слова — Ромиге генетическая ненависть мешает…
— Ты исполнил своё обещание, нав. И даже быстрее, чем я рассчитывал. Но скажи мне, зачем ты привёл в мой дом этого мохнатика? Тебе известно, что он умрёт, если останется здесь ещё немного? — в мелодичном голосе светлого прозвучала словно бы лёгкая печаль, сожаление.
— Немного — это сколько? — уточнил нав, всеми силами сохраняя нейтрально-вежливый тон.
— До заката. Может быть, до полуночи.
Нехорошо! Но просить асура отпустить их? Просить? Асура? Напускная вежливость норовила осыпаться с Ромиги, но он кое-как держался.
— Вообще-то, в наши планы не входило гостить у тебя так долго. Мы уже сделали всё, что намеревались: помогли тебе слезть с алтаря.
— Мы? — асур удивлённо приподнял белоснежную бровь.
В отличие от нава, он ни капельки не злился. Он был спокоен, как чистая стихия: ясная, совершенная, беспримесная. Заразительно спокоен, и Ромига вдруг тоже поймал этот настрой. Иметь дело со стихией, даже враждебной, легко. Опасно, жутко, но легко. Ромиге — не впервой.
— Я обещал сковырнуть тебя с алтаря, и я это сделал. Но без мохнатика я не попал бы в твой чертог во плоти. Я не настолько хороший сновидец. А вот он — достаточно хороший. Он первым предложил мне свою помощь и помог. Поэтому я говорю о нас.
— Ну что же, поговорим о вас. Или всё-таки о тебе, нав?
Ромига пожал плечами:
— А что ты желаешь сказать нам? Или мне? Что ещё, кроме: благодарю, вот ваш портал?
Асур рассмеялся. Не обидно, не оскорбительно — ему просто было весело, и реплика нава его позабавила, и он не таил это в себе.
— Благодарю. А неужели, нав, ты ни о чём не хочешь меня расспросить?
— А неужели, асур, твоя благодарность простирается так далеко, что ты ответишь мне правду, и она пойдёт мне впрок?
Глаза-солнца вспыхнули гневом: таким же мгновенным, как веселье, и таким же искренним.
— Пойдёт ли тебе впрок хоть что-то, зависит лишь от тебя самого! Или тебя этому не учили, нав?
Гнев асура подавлял. Однако Ромига нашёл в себе силы не обмереть со страху, не сгореть со стыда — ухмыльнуться:
— Жизнь учит.
Асур поморщился, будто вспомнил что-то мерзкое.
— Некоторых — не учит, — взмахом руки, словно крылом, отмёл воспоминание. — Тебе есть, чему учиться, нав. Однако ты мне нравишься. Поэтому я тоже исполню своё обещание. Я не стану вредить тебе на Голкья… Пожалуй, вовсе не стану. Моя Тень подсказывает, это слишком нездоровое занятие. А мне моя жизнь ещё пригодится: нужно предотвратить одну войну.
— Твоя Тень?
Асур указал себе под ноги:
— Конечно, я тоже отбрасываю тени. Из-за нестабильности мира, на Голкья это имеет любопытные последствия. Но ты разбираешься в них лучше меня, о ПовелительТеней. Я уверен, ты уже знаком с моей непоседой.
Ромига вспомнил задорно-глумливый голосок и смех — колокольчик… Пожалуй, что и знаком, но решил не развивать тему. Спросил другое.
— Войну? Ты сказал, предотвратить войну?
— Я долго размышлял, как отомстить тому, кто её развязал. Лучшей местью видится мне — возвратиться к истоку и сорвать его планы. Время — самая своевольная из стихий. На моём нынешнем уровне знаний, задача выглядит нерешаемой. Но кого когда интересовали простые задачи?
— Ты… Ты о той войне?
Асур кивнул. Коснулся лучей, разделяющих его с навом — они зазвенели под рукой, как струны.
— Наши Великие Дома не могли не сцепиться. Мы рождены для соперничества. Для соперничества, нав, а не для взаимного истребления! Я найду, кто стравил нас так, и сделаю с ним… Что смогу, то и сделаю.
У Ромиги сердце зашлось от восторга и ужаса: кого он опять отпустил на волю. Воскликнул:
— Ты сумасшедший, хуже Онги!
Воплощённая стихия взглянула укоризненно, качнула головой:
— Нет, нав. Я никогда не стану ломать мир. Ни этот, ни какой-либо другой. Ни под чужие приказы, ни под свои желания. Я удовлетворяюсь возможным. Ты же слышишь миры, ты это чувствуешь, как никто.
Вот тут светлый наступил на больное, и Ромига не сдержал гнева, пополам с горечью.
— Да я сейчас ничего не слышу, кроме твоих сладкозвучных речей!
Ещё один отрицательный кивок:
— Твой душекрад откусил больше рта. Он теряет власть над тобой, и не только. Дни его сочтены. Ты скоро вернёшь себе всё, что потерял, и с прибытком. Прощай, нав! Вам пора. Да пребудет моё благословение на твоём спутнике, а ты обойдёшься. Просто пожелаю тебе удачи.
Ромига, забывшись, чуть не пожелал удачи в ответ, но сверкнуло, ослепило, и вот уже нав летит из асурского портала — мордой в сугроб.

Кое-как проморгался, огляделся. Асур вышвырнул его там же, где в прошлый раз. Его и Рыньи.
На холоду, возле родного Зачарованного Камня мальчишка начал быстро приходить в себя. По крайней мере, удалось поднять его на ноги. И встать самому. И добрести до калитки, держась друг за друга. Калитку Рыньи благополучно открыл и закрыл, а где-то на середине второй лестницы опять скис. Пока Ромига собирался с силами, чтобы взвалить его на спину и тащить дальше, на них наскочил один из старших слуг дома Кузнеца. Этим приключение, в общем-то, и завершилось.
Ромиге оно обошлось в сутки горячечного беспамятства и ещё трое суток полнейшей слепоты: слишком много света было в хрустальном чертоге. Но потом нав быстро и уверено пошёл на поправку. Рыньи оклемался быстрее, всего за полдня, и отчаянно переживал за друга. Впрочем, не только он…

Продолжение: chorgorr.diary.ru/p217442035.htm

Вопрос: Прочитали?

1. Да!		7	(100%)
Всего:		7

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, десница пращура, Голкья, асуры

---

Бывает ли в природе рыба-жираф?

Не знаю, но кажется, это я (:

Знакомый народ на ЗФБ уже активно деанонится, а я только собираюсь выкладки читать-смотреть.

@темы: жисть, ЗФБ2019

---

Два в одном!

И принцессы, и сокровища

06.03.2019 в 09:32

Пишет  pani Volha:

Инстинкт на современный лад


(C) KoDa

От себя Против сущности не попрешь, но зато "коллекция" себя ведет тихо, нарядов не требует и не разбегается почем зря))

---

Нет, решительно!

Пора выходить из режима: «в интернете кто-то не прав».

Пойду лучше посмотрю новую фильму про Беззубика)

@темы: жисть

---

Художника всякий норовит обидеть!

UPD: Однако разговор обрёл продолжение в ЖЖ комментатора:
anairos.livejournal.com/99679.html?nc=23#t35083...

Поразмыслила на досуге над комментариями к посту в ЖуЖе, о «неестественности» мировосприятия художника:
t-holina.livejournal.com/364047.html?thread=121...

Нет, я не из людей Х, не какой-нибудь там генетический или кибернетический модификант! Я пользуюсь естественными возможностями человеческого организма, и даже не особо «резервными». Изощрённый взгляд художника, изощрённый слух музыканта и прочее подобное — результаты научения и труда. Это варианты нормы для homo sapiens. Это естественно человеку, насколько к нашему виду приложимо слово «естественно».

Хотя иногда ужасно хочется скроить рожу пострашнее и выдать: «Ладно, раскололи! Я — злобное мутанто! А теперь валите отсюда, пока я не изнасиловала вас тентаклями во все места!»

@темы: жисть, челы

---

Меня удивляет и немного удручает...

...когда удаляют или прячут в глухой подзамок посты, под которыми шёл итересный для меня разговор. Понимаю, когда дело доходит до холивара: тут уже прихлопнуть нафиг это безобразие — как бы единственный способ его прекратить. Но когда просто беседовали? Ладно, каждый в своём дневе — хозяин-барин

А может, я правильный линк на тот пост посеяла и не нашла.

@темы: жисть

---

Желаю всем защитникам нашего славного Отечества...

...независимо от должности, пола, возраста и прочих ТТХ, чтобы потенция защищать была у вас всегда, а надобности не было. Чтобы всю энергию — в мирных целях. Утопия, конечно, но пожелать-то можно

@темы: жисть

---

Десница Пращура (История с фотографией, часть 6): февральская прода

Немного, но есть)

Название: Десница Пращура (История с фотографией, часть 6)
Автор: chorgorr
Персонажи: нав и местные
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, экшн
Рейтинг: NC-17
Канон: практически оридж, «Тайный город» где-то очень далеко за кадром
Краткое содержание: Цель у нава-попаданца та же: выжить и вернуться домой. Но сил и средств — всё меньше. Или ему только так кажется?
Предупреждения: попаданец, ксенофилия, смерти второстепенных персонажей.

Начало:
chorgorr.diary.ru/p215183319.htm
chorgorr.diary.ru/p215696258.htm
chorgorr.diary.ru/p216639571.htm
chorgorr.diary.ru/p216639668.htm
chorgorr.diary.ru/p216947733.htm

22.02.2019

***
Лемба, внук Зуни, сидел на снегу и ворожил снег, а выходила у него, вопреки стараниям, то крупа, то град. Колючие льдинки долбили его снаружи, чёрные мысли — изнутри, сбивая колдовскую песнь с тона и ритма.
Особенно трудно сосредоточиться, слушая, как звонко смеются рядом Анта и Раска, выхваляясь перед мудрым Стирой, а больше — друг перед другом, огромными, в две ладони, снежинками. Взаимное влечение и удачная ворожба дурманят обоих, сильнее марахской травы. Счастливые! Пока не задумываются, не понимают, что посвящение пройдёт лишь кто-то один…
Крупная градина больно клюнула в лоб, и Лемба зарычал, чувствуя, как сочатся из глаз злые слёзы. Нет! Чтобы эти дурни остались вместе, а Лемба — со своей Яли, он теперь из шкуры выскочит, но станет младшим Вильярой! Раз уж судьба поманила его внезапным подарком…
Он крепко зажмурился и представил себе знахаркину дочь Яли: пришелицу с Ярмарки, младшую служанку в доме Кузнеца. Вспомнил, как дарил любезной не только свои первые поковки, но и прекрасные снежные звёзды. Голос с тех пор огрубел, дар, по словам Стиры, стал удручающе однобоким, но Лемба же не забыл ничего! Песнь, наконец-то, полилась, а в колдовской силе у него недостатка не было: не зря ученики мудрых днями напролёт сидят возле Камня…
Продолжая петь, Лемба вытянул перед собой руки и поймал на рукава сотворённую снежику: ощутимо тяжёлую, раза в два крупнее, чем у Анты и Раски. Открыл глаза. Увидел Стиру ровно там, где только что воображал себе Яли. Скривился.
Мудрый будто бы не заметил неподобающей гримасы, кивнул одобрительно:
— Холодные стихии всё-таки слушают и слушаются тебя, о кузнец. Твоя песнь была сильна. Эта снежинка — величайшая из тех, что я видел в своей жизни, — Стира помолчал, давая Лембе осознать похвалу, распробовать её на вкус. — А теперь закрепи свой успех, спой ещё раз. Сосредоточься не на величине, а на совершенстве узора. Вспомни, что ты рассказывал мне о мастерстве и тонкой работе?
Лемба кивнул — и снова зажмурился, воображением рисуя под веками образ любезной. Но едва он запел, девушка-мечта вдруг подмигнула, и глаза её, только что — серебристые, сверкнули голубизной. Уже не Яли дочь Уюни — Аю дочь Тари взирает на кузнеца, своего мужа, с недоумением. Да, голубоглазая красавица совсем не понимает подарков, которые мгновенно тают в руках, ей даже обидно такое! А из-за плеча младшей кузнецовой жены деловито хмурит брови старшая, Тунья. Вот она бы оценила: она всегда восхищалась колдовским даром Лембы, в любых его проявлениях. Только самому кузнецу никогда не приходило на ум — радовать Тунью такими нежными, хрупкими, невесомыми подарками. Иное дело, золотая гривна управительницы: заслуженный знак уважения и доверия, а заодно, новый груз забот…
Рывок за шиворот, с насиженного места, сбил и песнь, и вереницу образов. Что-то просвистело, ухнуло в снег там, где Лемба только что находился.
— Зря я похвалил тебя, — сказал Стира. — Ты, что же, не рад успеху, а желаешь теперь поскорее расстаться с жизнью?
— Почему?
— А глянь сам, что ты наворожил.
Лемба с опаской поковырял снег сапогом. Опять у него получилась градина! Вернее, ледяная глыба, с голову величиной: как раз и вмяла бы её в плечи, до самой задницы.
Стира позволил всем троим ученикам налюбоваться на сотворённое Лембой: испугаться, потом успокоиться. А после рассадил их в кружок и велел петь снова, не закрывая глаз, не вдохновляясь никакими воображаемыми образами и сложными чувствами. Просто слушать стихии, быть наполовину — ими, на вторую — волей, не ведающей колебаний.

Как непривычно, как странно: стать влажным ветром с моря, низкими тучами и растущим, цветущим в них льдом. Это уже не песенка-забава, которую смолоду умеют многие одарённые. Стира вплетает свой голос в хор учеников и ведёт их всё выше и дальше. Лемба, кажется, сам уже стал лёгким, прозрачным, на три стороны равным, будто ледяной кристалл. Путаница мыслей, сумятица чувств, разноголосица желаний остались далеко внизу и больше не гнетут его. Он уносится к горам вместе с западным ветром…
Оплеуха. Больно. Холодно.
— Лемба, ты, правда, не хочешь жить?
— Почему? Хочу!
— Так не растворяйся же в стихиях!
Запоздалый страх. Отец Лембы пугал сына сказками, как стихии заигрывают и забирают с собою сильнейших колдунов. Отец горячо и многословно объяснял мальчишке с ярким даром, почему большинство одаренных не сидят у Камней подолгу, не слагают новых песен и ворожат лишь по суровой необходимости. Отец пугал сына, да, видимо, не из своего опыта. Он не предостерёг, что холодные стихии уносят прочь из жизни так нежно и незаметно. В огонь-то запросто не шагнёшь, ни с песней, ни в полной силе…
Стира дёрнул Лембу за волосы, привлекая внимание:
— До завтра — никаких песен! Совсем никаких! Вообще никакого колдовства! — повысил голос, обращаясь ко всем троим. — О предызбранные к посвящению, довольно на сегодня учёбы, идём отдыхать, есть и спать, — снова переключился на Лембу. — Кузнец, ты на ноги-то встанешь?
Лемба удивился вопросу, однако тело, правда, заколело почти до неспособности двигаться. Он всё-таки поднялся, пошагал на месте, с трудом переставляя негнущиеся ноги, попрыгал, похлопал руками по бокам. Стира наблюдал за его попытками согреться и расшевелиться: не помогал, но готов был помочь. Лемба справился сам.
Мудрый выждал ещё немного и велел ученикам бежать к их нынешнему обиталищу — Пещере Совета. Сам припустил следом, как матёрый зверь за выводком щенят. Слыша за спиной его лёгкие шаги и размеренное дыхание, кузнец ощущал себя неловким, косолапым, безнадёжно тупым.
Однако на бегу постепенно отогрелся, ноги обрели привычную резвость, а ум — остроту. Только порадоваться этому — увы, не смог. Лишь яснее ощутил, что тело и дар, мысли и чувства больше не ладят между собой, и от их разлада, прежде неведомого, Лембе в собственной шкуре тесно и погано.
Вспомнилось и не дало себя забыть, как две луны назад мчал он с Ярмарки, наперегонки с позёмкой. Как тревожил снега ликующим кличем, от полноты силы и удали. А потом звери откопали чёрную дохлятину, и с этого мига жизнь Лембы покатилась кувырком с горы… Да нет же! По уму, Лемба зазвал к себе в гости беду ещё раньше! Бродячие архане не собирались зимовать младшими слугами, они выжидали случая, чтобы ударить в спину. И кабы не чужак… Да, по уму, бродяга Нимрин был счастливой находкой. Но вспоминать его тошно, а ещё тошнее знать (и хранить в тайне), что Светлейший круг не убил Повелителя Теней, а верная Тунья снова нашла кое-кого в снегах и выхаживает больного. При том, мужу, главе дома — ни словечка! Слухи же поползли такие, что Лемба извёл расспросами старого Зуни. Тот, нехотя, признался внуку, кого они прячут. Объяснил также, почему прячут: некоторые мудрые считают Нимрина ходячим бедствием и норовят убить.
Мудрые… Лемба сам стремится стать одним из них. Но чем больше он видит и слушает их в Пещере Совета, тем страннее ему эти могущественные колдуны-долгожители. Всё-то у них не по охотничьи! И Вильяра после посвящения стала, будто не своя. Даже в мыслях всё труднее звать её прежним, любезным сердцу именем. Лемба уже почти уверился, что Яли, его милая Яли, действительно умерла. А ту колдунью, что сотворили из её останков стихии посвящения, Вильяру мудрую, он так и не познал, сколько ни принимал в своём доме, сколько ни валял по пушистым шкурам. Может, если бы она пригласила его в круг… Стира сказал, очень хорошо, что она его туда не приглашала. Почему хорошо, объяснять не стал: мол, в своё время сам поймёшь и поблагодаришь. Стира, вообще, немногословен: больше натаскивает, чем объясняет. Но учиться-то у него здорово… Да только Лембе не учится!
Вон, купцу Тиде учёба тоже не шла впрок, так Вильяра переговорила с ним и отпустила восвояси. А на Лембу лишь глянула издали. Ни полсловечка для него не нашла: ни вслух, ни безмолвной речью. И пусть она — мудрая, то есть, заведомо лучше знает, что делает, а всё равно он на неё сердит и обижен!

Однако обрадовался, встретив её в Пещере Совета!
Обрадовался — и тут же огорчился: следам нездоровья, усталости и тревог на милом лице, во всём облике и ауре колдуньи… Снова обрадовался, что видит её — живую, потому что мог не увидеть вовсе … Сильнее ужаснулся, что едва не потерял…
Она поманила его за собой и ни разу не оглянулась, пока не завела в какую-то дальнюю комнатушку. Затворила, запечатала тяжёлую каменную дверь. Смерила Лембу пристальным, совершенно не ласковым взором и указала на груду пушистых шкур в углу. Уютное логово, мягкое ложе! Однако расценить её жест иначе, чем приглашение к деловому разговору, Лемба и не подумал: таким холодом от неё веяло. Уселись друг против друга: близко, но не вплотную.
— О предызбранный к посвящению…
Вильяра осеклась, скривилась: то ли от произнесённых слов, то ли неловко потревожила недавнюю рану. Выровняла дыхание, заговорила снова — почти пропела.
— О Лемба, друг мой любезный! — расширенные зрачки полыхнули зарницами, но бледные губы тут же снова сжались в линию. — Я, Вильяра мудрая, пообещала жене твоей, Тунье, что дам тебе то, чего не дали мне самой: право выбора. И я спрашиваю тебя, о Лемба, желаешь ли ты дальше учиться у Стиры, чтобы принять посвящение в Вильяры Младшие? Или ты желаешь остаться мастером кузнецом и вернуться в дом Кузнеца?
Лемба резко подался вперёд, не веря своим ушам:
— Что, неужели, как я скажу сейчас, так и будет?
Вильяра кивнула:
— Да, я подкреплю твоё желание, твой выбор своим веским словом, словом хранительницы клана. Так скажи мне, кто ты, о Лемба: предызбранный к посвящению или глава дома Кузнеца?
Лемба молчал, не в силах дать прямой, краткий и точный ответ. Чтобы выгадать время на раздумье, а то и получить подсказку, он переспросил.
— А ты, о Вильяра мудрая? Кем ты желаешь меня видеть?
Колдунья резко, недовольно мотнула головой:
— Я первая задала тебе вопрос. Ответ за тобой, Лемба.
Он замер, как на краю обрыва. Кто он, и чего желает?
— Хорошо, я выскажу тебе, Вильяра, чем я себе уже весь ум сломал… У себя в кузнице я каждый миг был на своём месте и счастлив этим. А в учениках у Стиры мне кажется, будто я занимаю чужое. Я желал бы вернуться домой…
Лемба собирался ещё порассуждать вслух, намотать побегайских петель, да и подвести к тому, что желает он, или нет, или сам не поймёт, чего желает, а примет посвящение, потому что…
Вильяра оборвала его речь резким, как удар бича:
— Ты сказал!
Он вскинулся:
— Что?! Я же не договорил!
Вильяра выставила руки ладонями вперёд:
— Ты сказал главное, что я должна была услышать. Ты выбрал свою судьбу, мастер Лемба. Пока я жива и храню клан Вилья, стихии посвящения не коснутся тебя, — кажется, она вздохнула с облегчением.
— То есть, я…
— То есть, ты пройдёшь обучение у Стиры до конца, потому что прерывать его сейчас — опасно для тебя, а потом вернёшься в свою кузницу. Туда, где ты пребываешь на своём месте и счастлив.
— Но почему?
Вильяра будто не расслышала, продолжая говорить:
— Ты доучишься, чтобы тебя по-прежнему считали моим преемником, пока я не найду кого-то другого. Всем так будет спокойнее. Ты доучишься, но я не позволю посвящать тебя, потому что твои расклады на исход обряда — хуже обычного.
Лемба помолчал ошеломлённо. Потом с внезапной, для самого себя, дотошностью уточнил:
— Насколько хуже?
Вильяра поморщилась:
— Я сегодня гадала: один белый камушек к трём чёрным, вместо четырёх белых к одному чёрному.
— Но почему?
— Потому что рогач сказал: «Му-у-у!» — она рассмеялась зло, обидно, совсем как девчонка с Ярмарки, шугавшая любопытных этим своим присловьем. Мазнула рукой по глазам, тряхнула головой. Вдруг добавила, тихо и устало. — Откуда я знаю, Лемба! Не петь же мне песнь Познания, чтобы разъяснить, что с тобою не так. Или не с тобой, стихии тоже чудят. А я просто ужасно не хочу терять тебя до срока, кузнец.
Раньше она непременно сказала бы — мой кузнец. И облизнулась бы зазывно, и смотрела бы на него, а не мимо… Зябко передёрнула плечами, куртку не сняла даже в логове… У Лембы аж сердце захолонуло от сочувствия и нежности, от пронзительной зимней тоски. Но всё-таки он никогда не позволял хитрющей Яли безнаказанно вязать из себя узлы.
— Значит, ты нагадала мне плохой расклад при посвящении. Но ты ничего мне об этом не сказала, а велела самому выбирать. И тут же поймала на слове, на первом произнесённом «желаю»…
Резкий, почти гневный жест отрицания, прямой тяжёлый взгляд:
— Не я тебя поймала, Лемба, а всё, наконец, сошлось. Твои слова, где ты на месте, а где — нет. Слова мудрого Стиры о тебе. Моё гадание и то, что я вижу своими глазами. Это твоя судьба, кузнец, прими её и успокойся. Но если вдруг случится так… Если и в кузнице ты теперь не обретёшь покоя — расти свой дар, блюди его равновесие и жди, когда расклады переменятся.
Не-ет, это сказала не прежняя Яли! Даже не привычная Лембе Вильяра. Изрекла хранительница: та, что стоит между охотниками и стихиями, между живыми и щурами. Это стало в ней ярче? Или предызбранный кое-чему, кое-как всё-таки научился у мудрого Стиры? Так или иначе, Лемба, без сомнения, услыхал глас судьбы. Постарался принять услышанное. Не посмел оспорить, однако же уточнил.
— Вильяра, скажи, а расклады когда-нибудь меняются? Кроме сказок?
— Меняются. Я точно знаю, я видела это сама, — она устало прикрыла глаза и откинулась на подушки, давая понять, что разговор окончен.
Лемба лёг рядом и обнял свою любезную колдунью: по-зимнему, без страсти, делясь теплом. Она прижалась к его боку и уснула мгновенно, Лембу тоже сморило.
Проснулся — один, с зажатым в кулаке ключом от комнаты. Вильяра ускользнула изнанкой сна, иначе кузнец заметил бы, как она уходит. Он тяжело вздохнул, завидуя навыку, который самому ему упорно не даётся: иначе уже побывал бы дома, посмотрел, как там и что. Но увы, ему проще увидеть миры по ту сторону звёзд, нежели знакомые места на Голкья. Потому перевернулся на другой бок, закутался плотнее в шкуры и проспал до утра.

Продолжение: chorgorr.diary.ru/p217394776.htm

Вопрос: Прочитали?

1. Да!		3	(100%)
Всего:		3

@темы: Тайный Город, тексты, навы, Ромига, десница пращура, Голкья, асуры

---

Да, йа рыбо...

...и дибил. По всем командам ЗФБ, в которые, теоретически, могла что-то принести. Увы

Как будет дальше — х. его з. Наверное, всё-таки попытаюсь вытащить на бумагу (или экран) задумки, которые копошатся в башке. Если из них получится что-то стоящее, сложу в загашник к следующему сезону.

@темы: жисть, ЗФБ2019

---

Снится дрянь...

...но в целом, у меня всё более-менее
То есть, хорошо идут дела, голова пока цела (с)
Однако не ощущаю в себе сил, с которыми можно было бы собраться для участия в ФБ. Увы

@темы: жисть

---

Приснилась «жесть»

Люди, которые добровольно соглашаются стать зомби-роботами на госслужбе. То есть, буквально: их убивают (гуманненько, укольчиком), проделывают с телом некие манипуляции, чтобы не портилось слишком быстро, потом поднимают. «Биоробот», так это называется политкорректно, или «отказник», по-простому, выглядит почти как человек при жизни, сохраняет интеллект и некоторые черты исходной личности, но своих желаний и воли у него не остаётся, их заменяет вложенная программа. Зачем городят этот сложный и недешёвый огород? Высоко цивилизованному обществу западло использовать на тяжёлых, вредных и опасных работах живых людей, а немёртвых — как бы норм.
Такое вот общество, которое сказало суициду, эвтаназии решительное: «Да!» И не просто сказало, а напрямую агитирует: «Если ты — неудачник, вечный второй сорт. Если ты чувствуешь, что твоя жизнь — сплошная боль. Если ты знаешь, что никому не нужен, и страдаешь от этого. Если ты желаешь одного: умереть. Приходи к нам, мы знаем способ прекратить все страдания и освободиться от долга перед теми, кто ещё не устал жить!»
И дли-и-инная очередь: в основном, из молодых, в основном, из парней, в Центр Биороботизации, который недавно был обычным хосписом.

Кажется, мимо пробегал Робокоп и господа магильеры. Но не совсем рядом. Хоть садись и пиши некро-био-панк-антиутопию... Нет, нафиг-нафиг!

@темы: сны, челы, Рутилуриа